Страница:
— Фуса-тян, — обратился к ней Усуда, — пригласи ко мне в кабинет господина Муцикаву и Кото.
Обоих? Фуса-тян обомлела от удивления. Любопытным взглядом она скользнула по своей молодой хозяйке. Ах, как она красива, ее барышня, особенно когда взволнована!
Маленькими ножками Фуса-тян засеменила в сад.
Молодых людей она нашла в разных концах сада — правда, всего лишь в двадцати шагах друг от друга.
У крыльца дома, снимая обувь, они смотрели в разные стороны.
В одной из комнат они встретились с проходившей Кими-тян. Оба низко поклонились. Она улыбнулась обоим.
Усуда принял молодых людей в своем темном кабинете. Он вежливо, но сухо поздоровался с ними и предложил сесть.
— Я пригласил вас, господа, по делу, имеющему решающее значение в судьбе каждого из вас.
Оба молодых человека опустили головы в знак согласия. Еще бы! Каждый из них уже сделал формальное предложение.
— Вы, вероятно, знаете, какую благоприятную позицию занимал я всегда в вопросе строительства русско-американского полярного плавающего туннеля? — неожиданно сказал Усуда.
Оба молодых человека удивленно уставились на непроницаемое лицо профессора.
— Я счастлив, что строительство благополучно завершается. Мужественные строители, и русские и американцы, с достойной подражания настойчивостью преодолевают все трудности.
Муцикава разглядывал циновки на полу. Кото детскими немигающими глазами смотрел на Усуду.
— Трудности остались позади. Все как будто хорошо, однако…
Муцикава поднял голову.
— В Америке судоходные компании чувствуют свои грядущие потери. Их перевозки значительно уменьшатся, когда новый туннель будет готов.
— Это так, конечно, Усуда-сударь, извините, но… но какое это все имеет отношение к нашей судьбе?
Усуда строго посмотрел на Муцикаву и продолжал, словно тот ничего не сказал.
— В противовес туннелю выдвинут встречный проект трансконтинентального сообщения. Воздух! Вот та трасса, которая может, по мнению американских судоходных компаний, конкурировать с туннелем, даже сделать его нерентабельным. В связи с этим сейчас предпринимается интересный опыт — создать постоянную торговую трассу через Полярный бассейн, с Алеутских островов в Европу. Не только для пассажирских экстраэкспрессов, которые уже существуют. Нет. Обыденную грузовую трассу с промежуточными ледовыми базами. Само собой разумеется, что до Алеутских островов грузы должны доставляться на судоходах компании.
— Все это очень интересно, извините, Усуда-сударь, но, право, я… не могу подыскать объяснений.
— Как? — поднял брови профессор. — Разве летчика Муцикаву не интересует проблема такой воздушной трассы?
— Да… пожалуй, но…
— Американские газеты шумят, — продолжал Усуда, — об организации специальных ледовых аэродромов. Можно предполагать, что этот проект удержит падающий курс судоходных акций и собьет цену туннельных. Насколько мне известно, господа, уже предпринимаются конкретные шаги. Недавно меня посетил один из моих американских пациентов и просил порекомендовать ему опытных летчиков, могущих принять участие в экспедиции, отправляющейся в ближайшее время с Алеутских островов для организации в Полярном бассейне ледового аэродрома. — Усуда проницательно посмотрел на молодых японцев. — По ряду причин он заинтересован в иностранных сотрудниках и просил меня порекомендовать ему японских летчиков. Он ссылался при этом на прославленные нашими поэтами национальные черты японцев. Но, господа, я отнюдь не настаиваю, чтобы кто-либо из вас принял участие в этом опасном предприятии, так как дорожу жизнью каждого из вас. Кроме того, все мои симпатии на стороне плавающего туннеля.
Муцикава и Кото в первый раз сегодня переглянулись.
— Я прошу не расценивать мои слова как приглашение, я лишь прошу, чтобы вы поговорили об этом со своими товарищами-летчиками и радистами, которые не остановились бы перед опасностями такого предприятия. Как старший я советую вам не настаивать ни на чем. Слишком велики опасности. Нельзя заставлять людей рисковать собой. И если даже кто-либо проявит колебания, не совсем, может быть, по-вашему, достойные, то…
— Усуда-си, — вскочил Муцикава, — извините, но… я как летчик, которого еще никто не упрекал в трусости, прошу оказать мне честь и познакомить меня с представителем американской судоходной компании.
Усуда внимательно и чуть насмешливо посмотрел на Муцикаву.
— О, я никогда не сомневался в вашей храбрости, сударь!
Усуда крепко пожал руку Муцикаве. Он даже не оборачивался в сторону пунцового и дрожащего Кото.
— Усуда-сударь, — наконец пролепетал юноша, — я не летчик, но… вы, кажется, говорили о радистах.
— Да-да, и о радистах, — обернулся к нему Усуда.
— Я прошу поговорить и обо мне, сударь… Я буду обязан вам своей честью.
Усуда улыбнулся:
— Я рад, что встретил в вас истинных храбрецов. И мне так хотелось бы видеть участниками такого дела людей, которым я безгранично верю.
— Мы согласны, — нестройно проговорили оба претендента.
Усуда откинулся на спинку кресла.
— Мой пациент рассказал мне об очень интересном способе устройства ледовых аэродромов. Если вы не измените своего решения принять участие в этом предприятии, то вас могут заинтересовать некоторые детали.
— О да, Усуда-сударь, мы, конечно, с восторгом выслушаем все, что вы скажете нам, извините.
— Охотно. Это очень интересное изобретение. Оно почти гениально по своей простоте. Эти американцы прямо чародеи в области техники. Выбрать в Полярном бассейне достаточно большую льдину для аэродрома не представляет труда, но, к сожалению, нет никакой гарантии, что сжатие льдов не разрушит такой аэродром. И вот выдвинут проект создать аэродром на гигантском айсберге.
— Позвольте, Усуда-сударь, я очень извиняюсь, но мне кажется, простите меня, что в этом районе не встретишь нужных айсбергов.
Усуда улыбнулся:
— Это будет искусственный айсберг, мой юный друг. Американцы уже изготовили холодильное оборудование. Они предполагают перебросить его в район ледового аэродрома. И, может быть, сделают это с вашей помощью. Там, под выбранную льдину, спустят каркас, состоящий из металлических труб, по которым будет пропущен воздух, сжижаемый холодильной установкой. Трубы обмерзнут, образовав под льдиной искусственную ледяную гору, которой, конечно, не будут страшны никакие сжатия.
— Очень интересно, — мрачно заметил Муцикава.
— О да! Я думаю, что мы могли бы здесь кое-чему научиться.
— Несомненно, Усуда-си, — еще мрачнее сказал Муцикава.
Усуда поднялся и протянул короткую руку:
— Доброго пути вам, господа. Если хотите, я напишу вам записку к своему пациенту.
Оба японца стояли, понурив головы.
Когда они, выйдя из комнат, надевали свои ботинки, Кото сказал:
— Он решил испытать нас.
— Нет, просто сплавить! — огрызнулся Муцикава…
О'Кими с неопределенной, блуждающей улыбкой стояла перед маленьким серебристым прудом, обсаженным карликовыми деревьями. Все казалось нереальным, игрушечным вокруг: маленькие лужайки, дорожки, чащи для лилипутов, мостики для гномов, домики для фей, море для кораблей из ореховой скорлупы.
Кими-тян, глядя на весь этот созданный ее руками и вместе с тем такой загадочный и нереальный мир, шептала:
С тех пор как узнала,
Что жизнь
Совсем нереальна,
Как думать могу я,
Что сны — только сны?
Обоих? Фуса-тян обомлела от удивления. Любопытным взглядом она скользнула по своей молодой хозяйке. Ах, как она красива, ее барышня, особенно когда взволнована!
Маленькими ножками Фуса-тян засеменила в сад.
Молодых людей она нашла в разных концах сада — правда, всего лишь в двадцати шагах друг от друга.
У крыльца дома, снимая обувь, они смотрели в разные стороны.
В одной из комнат они встретились с проходившей Кими-тян. Оба низко поклонились. Она улыбнулась обоим.
Усуда принял молодых людей в своем темном кабинете. Он вежливо, но сухо поздоровался с ними и предложил сесть.
— Я пригласил вас, господа, по делу, имеющему решающее значение в судьбе каждого из вас.
Оба молодых человека опустили головы в знак согласия. Еще бы! Каждый из них уже сделал формальное предложение.
— Вы, вероятно, знаете, какую благоприятную позицию занимал я всегда в вопросе строительства русско-американского полярного плавающего туннеля? — неожиданно сказал Усуда.
Оба молодых человека удивленно уставились на непроницаемое лицо профессора.
— Я счастлив, что строительство благополучно завершается. Мужественные строители, и русские и американцы, с достойной подражания настойчивостью преодолевают все трудности.
Муцикава разглядывал циновки на полу. Кото детскими немигающими глазами смотрел на Усуду.
— Трудности остались позади. Все как будто хорошо, однако…
Муцикава поднял голову.
— В Америке судоходные компании чувствуют свои грядущие потери. Их перевозки значительно уменьшатся, когда новый туннель будет готов.
— Это так, конечно, Усуда-сударь, извините, но… но какое это все имеет отношение к нашей судьбе?
Усуда строго посмотрел на Муцикаву и продолжал, словно тот ничего не сказал.
— В противовес туннелю выдвинут встречный проект трансконтинентального сообщения. Воздух! Вот та трасса, которая может, по мнению американских судоходных компаний, конкурировать с туннелем, даже сделать его нерентабельным. В связи с этим сейчас предпринимается интересный опыт — создать постоянную торговую трассу через Полярный бассейн, с Алеутских островов в Европу. Не только для пассажирских экстраэкспрессов, которые уже существуют. Нет. Обыденную грузовую трассу с промежуточными ледовыми базами. Само собой разумеется, что до Алеутских островов грузы должны доставляться на судоходах компании.
— Все это очень интересно, извините, Усуда-сударь, но, право, я… не могу подыскать объяснений.
— Как? — поднял брови профессор. — Разве летчика Муцикаву не интересует проблема такой воздушной трассы?
— Да… пожалуй, но…
— Американские газеты шумят, — продолжал Усуда, — об организации специальных ледовых аэродромов. Можно предполагать, что этот проект удержит падающий курс судоходных акций и собьет цену туннельных. Насколько мне известно, господа, уже предпринимаются конкретные шаги. Недавно меня посетил один из моих американских пациентов и просил порекомендовать ему опытных летчиков, могущих принять участие в экспедиции, отправляющейся в ближайшее время с Алеутских островов для организации в Полярном бассейне ледового аэродрома. — Усуда проницательно посмотрел на молодых японцев. — По ряду причин он заинтересован в иностранных сотрудниках и просил меня порекомендовать ему японских летчиков. Он ссылался при этом на прославленные нашими поэтами национальные черты японцев. Но, господа, я отнюдь не настаиваю, чтобы кто-либо из вас принял участие в этом опасном предприятии, так как дорожу жизнью каждого из вас. Кроме того, все мои симпатии на стороне плавающего туннеля.
Муцикава и Кото в первый раз сегодня переглянулись.
— Я прошу не расценивать мои слова как приглашение, я лишь прошу, чтобы вы поговорили об этом со своими товарищами-летчиками и радистами, которые не остановились бы перед опасностями такого предприятия. Как старший я советую вам не настаивать ни на чем. Слишком велики опасности. Нельзя заставлять людей рисковать собой. И если даже кто-либо проявит колебания, не совсем, может быть, по-вашему, достойные, то…
— Усуда-си, — вскочил Муцикава, — извините, но… я как летчик, которого еще никто не упрекал в трусости, прошу оказать мне честь и познакомить меня с представителем американской судоходной компании.
Усуда внимательно и чуть насмешливо посмотрел на Муцикаву.
— О, я никогда не сомневался в вашей храбрости, сударь!
Усуда крепко пожал руку Муцикаве. Он даже не оборачивался в сторону пунцового и дрожащего Кото.
— Усуда-сударь, — наконец пролепетал юноша, — я не летчик, но… вы, кажется, говорили о радистах.
— Да-да, и о радистах, — обернулся к нему Усуда.
— Я прошу поговорить и обо мне, сударь… Я буду обязан вам своей честью.
Усуда улыбнулся:
— Я рад, что встретил в вас истинных храбрецов. И мне так хотелось бы видеть участниками такого дела людей, которым я безгранично верю.
— Мы согласны, — нестройно проговорили оба претендента.
Усуда откинулся на спинку кресла.
— Мой пациент рассказал мне об очень интересном способе устройства ледовых аэродромов. Если вы не измените своего решения принять участие в этом предприятии, то вас могут заинтересовать некоторые детали.
— О да, Усуда-сударь, мы, конечно, с восторгом выслушаем все, что вы скажете нам, извините.
— Охотно. Это очень интересное изобретение. Оно почти гениально по своей простоте. Эти американцы прямо чародеи в области техники. Выбрать в Полярном бассейне достаточно большую льдину для аэродрома не представляет труда, но, к сожалению, нет никакой гарантии, что сжатие льдов не разрушит такой аэродром. И вот выдвинут проект создать аэродром на гигантском айсберге.
— Позвольте, Усуда-сударь, я очень извиняюсь, но мне кажется, простите меня, что в этом районе не встретишь нужных айсбергов.
Усуда улыбнулся:
— Это будет искусственный айсберг, мой юный друг. Американцы уже изготовили холодильное оборудование. Они предполагают перебросить его в район ледового аэродрома. И, может быть, сделают это с вашей помощью. Там, под выбранную льдину, спустят каркас, состоящий из металлических труб, по которым будет пропущен воздух, сжижаемый холодильной установкой. Трубы обмерзнут, образовав под льдиной искусственную ледяную гору, которой, конечно, не будут страшны никакие сжатия.
— Очень интересно, — мрачно заметил Муцикава.
— О да! Я думаю, что мы могли бы здесь кое-чему научиться.
— Несомненно, Усуда-си, — еще мрачнее сказал Муцикава.
Усуда поднялся и протянул короткую руку:
— Доброго пути вам, господа. Если хотите, я напишу вам записку к своему пациенту.
Оба японца стояли, понурив головы.
Когда они, выйдя из комнат, надевали свои ботинки, Кото сказал:
— Он решил испытать нас.
— Нет, просто сплавить! — огрызнулся Муцикава…
О'Кими с неопределенной, блуждающей улыбкой стояла перед маленьким серебристым прудом, обсаженным карликовыми деревьями. Все казалось нереальным, игрушечным вокруг: маленькие лужайки, дорожки, чащи для лилипутов, мостики для гномов, домики для фей, море для кораблей из ореховой скорлупы.
Кими-тян, глядя на весь этот созданный ее руками и вместе с тем такой загадочный и нереальный мир, шептала:
С тех пор как узнала,
Что жизнь
Совсем нереальна,
Как думать могу я,
Что сны — только сны?
Глава четвертая. АКЦИИ
Мутные пятна фонарей отражались в мокром тротуаре. Под ногами хлюпало. Дождь сочился не переставая. Стены домов с темными проемами окон уходили ввысь, где сливались со мглой. Щель улицы казалась дном глубокого сырого ущелья.
Скрюченные, ссутулившиеся люди жались под карнизами и выступами стен. До утра было еще далеко. Готическая церковь, запиравшая собой улицу, чернела мрачным силуэтом. Серыми полосами казались колонны на здании биржи, около которой толпились люди, боясь упустить минуту открытия. Кто знает, какие потрясения может принести новое утро?
— Они упадут, опять упадут, помяните мое слово, джентльмены! Туннель съест их.
— За один вчерашний день они упали на пятьдесят три пункта.
— Будь он проклят, этот туннель, он разоряет нас! Кто мог думать, что судоходное дело пойдет ко дну? Что могло быть вернее судоходных акций? Разве мог пересохнуть Атлантический океан?
— Ничего не было вернее, дядя Бен! Ничего! Но вот строительство туннеля перевалило за половину, и…
— …и судоходные акции полетели ко всем чертям, словно океан вытек через дырку в земной скорлупе.
— А вместе с ним и наши кровные доллары, горбом заработанные.
— Надо думать, что сегодня акции упадут еще пунктов на пятьдесят.
Дядя Бен, такой же грузный, как и прежде, но совсем не такой добродушный, рассердился:
— Не каркайте! Я сорок лет копил деньги и все до последнего цента вложил в судоходные акции. Будь он проклят, этот туннель! Он отнял у меня младшего сына. Он хочет еще отнять у меня мои доллары…
— …от которых осталась едва половина.
— С радостью отдал бы и эту половину, если бы тем мог вернуть своего Генри!
— Да… Я знал вашего сына. Такой симпатичный был парень.
Лицо дяди Бена налилось краской:
— Мерзавцы! Негодяи! Заманили моего мальчика под воду и там убили! Они едва не потопили всех рабочих.
— Действительно, проклятое сооружение! Но где же туннельное просперити? Где же это процветание? Где? Я спрашиваю губернатора.
— Просперити! — горько усмехнулся дядя Бен. — У меня было два сына и одна дочь. Теперь у меня остался один сын, а дочь должна ехать на Аляску, чтобы выйти замуж за простого монтера. Дела плохи в Нью-Йорке. Вот я имел службу на судостроительном заводе мистера Элуэлла, а теперь завод закрылся. Никто не хочет заказывать суда. И старый Бен без работы. А его сбережения тают, как снег, положенный в боковой карман.
— Конечно, джентльмены, совсем невыгодно сейчас держать у себя судоходные акции. Что касается меня, то я предпочитаю продать все три свои судоходные акции, чтобы купить одну туннельную.
— Если вы что-нибудь получите за свои судоходные, — пробурчал старый Бен.
— Да, — вздохнул кто-то в толпе, — я думаю, что в кармане Джона Рипплайна поубавится миллионов.
— Он просто вылетит в пароходную трубу.
— Я бы сказал, в трубу Арктического моста.
— А с ним вместе и мы, — рассмеялся кто-то горько.
Разговор замолк. Люди зябко ежились, отряхиваясь от дождевых капель.
К моменту открытия биржи и Брод-стрит и Уолл-стрит были запружены взволнованными людьми. Спекулятивная лихорадка овладела Нью-Йорком. Если всю ночь здесь продежурили злополучные владельцы судоходных акций, то к утру явились люди, чтобы купить хотя бы одну акцию Туннельного концерна или Стального синдиката, акции которых неизменно ползли вверх. При некоторой ловкости в несколько дней можно было удачной сделкой создать себе состояние. Золотая лихорадка овладела людьми. В подземке, в трамвае, на улице, на службе, в клубе и в кафетерии — везде говорили только об акциях, о пунктах, об онкольных счетах и дивидендах. Начатая месяц назад игра на повышение, игра, как ее называли, «больших быков», уже приносила свои плоды. Первой жертвой оказалась Атлантическая судоходная компания. Ее акции под влиянием бешеной агитации газет, носившихся с идеей скорого окончания трансконтинентального туннеля, покатились вниз.
— Покупайте железнодорожные акции! Никогда железнодорожное дело не было таким выгодным, как теперь, когда заканчивается подводный туннель! Покупайте железнодорожные!
— Дик Ольдстэд, тот, который женился в прошлом году на богатой вдове, в неделю заработал сто тысяч долларов на стальных акциях. У Стального треста снова предвидятся поставки для туннеля. Его акции летят вверх.
— Я продал на прошлой неделе пять акций и заработал неплохо, но теперь жалею. Сегодня я заработал бы на них вдвое.
— Счастлив тот, кто может совершать сам сделки на бирже. Он снимает все сливки. За место на бирже платят несколько сот тысяч долларов.
— А зарабатывают миллионы!
— Говорят, мистер Игнэс загребает каждый день по миллиону.
— Теплоходам пришел конец!
— Я не дал бы свой старый автомобиль за пачку судоходных акций.
— Туннель! Туннель! Мистер Кандербль скоро достроит его. Уже поговаривают о прокладке трубы вдоль западного берега, чтобы соединить Аляску с Сан-Франциско.
— Я с удовольствием вложил бы свои свободные деньги в это дело.
— Покупайте железнодорожные!
— Интересно, как будут котироваться с утра судоходные?
Люди напирали. Всем хотелось первыми ворваться в здание биржи, чтобы узнать котировку и скорее совершить сделки.
— Идите к дьяволу! Не пробуйте пробраться раньше меня! — кричал дядя Бен. — Вы хотите заработать на моих потерях! Дайте сначала мне продать свои акции!
— Не толкайтесь, старина. Если у вас судоходные, то вы зря торопитесь. Подождите еще два дня, и вам уже не надо будет приносить свои акции: за ними на вашу квартиру придут мусорщики.
— Идите к дьяволу! Тише, не толкайтесь! Сейчас откроют.
Если бы двери не открыли через несколько минут, их, несомненно, выломали бы. Спотыкаясь, падая, люди бросились по широким ступеням. В одно мгновение толпа заполнила главный зал, стараясь пробиться к барьеру, чтобы завладеть маклером, производящим сделки. На огромной матовой доске зажглись названия основных акций. Все ахнули: акции подводного туннеля подскочили небывало высоко. Можно было подумать, что завтра уже начнется движение по туннелю. Но нет, работа по завершению гигантского строительства будет длиться еще несколько лет. В чем же дело? Чем объяснить этот небывалый ажиотаж? Почему обесцениваются реальные ценности и вздуваются еще не существующие?
— Туннельные! Туннельные! Дайте мне туннельные!
— Нет предложений, сэр. Нет в продаже.
— Акции Туннельного концерна! Купите мне по любой цене!
— Нет в продаже. Нет предложений, сэр.
На светящейся ленте под потолком бежали надписи биржевого телеграфа.
— Смотрите! Туннельные! Туннельные! Кто-то продал. Но по какой небывалой цене! Смотрите! Акции подскочили против вчерашнего еще на пятнадцать пунктов.
Дядя Бен, перегнувшись через барьер, тормошил уже вспотевшего маклера, которого рвали со всех сторон:
— Парень, парень! Вы должны поскорее продать мои судоходные. Парень, я вас очень прошу, в них все мои сбережения!
— Да, сэр, при первой возможности. Но никто их не покупает. Простите, сэр, вы просите туннельных акций? Нет, сэр, нет в продаже. Какую вы предлагаете цену?
— Смотрите, смотрите! Опять совершена сделка на туннельные. Они подскочили еще на пять пунктов!
— Боже мой, маклер! Продайте мои судоходные!
— Только за бесценок, сэр. Мне стыдно предложить вам цену, которую согласен дать один из моих клиентов.
Узнав сумму, дядя Бен разразился проклятиями. Он беспомощно оглянулся вокруг. Люди бегали взад и вперед как сумасшедшие. Они то смотрели на зажигающиеся цифры, то бросались к телефонам, за пользование которыми платили невероятные суммы, то осаждали биржевых маклеров. Деньги на покупку акций занимались под огромные проценты в расчете, что еще сегодня акции снова будут проданы, а прибыль, несмотря на эти проценты, чистая, огромная прибыль, звенящим золотом остается в кармане.
— Десять стальных акций! Мистер брокер, устройте мне эту сделку немедленно!
— Да, сэр, я уже оформляю.
— Кто просил туннельные акции? Есть предложение… Что? Цена слишком велика? Тогда, простите, у меня есть другой клиент.
— Смотрите, опять кто-то купил туннельные, но еще более высокой цене.
— Ну, как дела, дядя Бен? Все раздумываете, расстаться ли вам с судоходными акциями?
— Послушайте, — говорил недоумевающий дядя Бен, — как же так? Корабли, настоящие корабли плавают по Атлантическому океану, перевозят грузы и пассажиров. Они будут перевозить их еще несколько лет до окончания строительства туннеля и, несомненно, будут плавать и после окончания. Я как владелец нескольких акций являюсь хозяином какой-то части теплохода, мне хотят заплатить за мои акции гроши. Куда же делись мои деньги? Куда? Я не понимаю.
— Бросьте, дядя Бен! К тому времени, когда вы поймете, за ваши акции не дадут ни цента.
— Но куда же девались мои деньги? Я их заработал за станком.
— Хе, старина! Они переходят в карманы того, кто купил вчера туннельные дешевле, а сегодня продал дороже. Это куда лучше, чем работать у станка.
Рядом кричали:
— Туннельные, стальные! Они опять поднялись! Кто-то играет на повышение и скупает акции на огромную сумму.
— Дайте мне туннельных, мистер брокер!
Дядя Бен все еще стоял и думал. Как может уступить он свое право владеть хотя бы несколькими винтиками атлантических гигантов за бесценок! Ведь он когда-то отдал за это право собственности свои сорокалетние сбережения.
Наконец он собрался с духом и опять обратился к маклеру:
— Сэр, очень прошу вас…
— Что? Судоходные? — отмахнулся маклер. — Едва ли кто купит…
— Смотрите, смотрите! Огромная сделка!
Биржевой телеграф отметил новое понижение курса судоходных акций.
Дядю Бена толкали, ругали, отпускали по его поводу самые нелестные замечания, а он стоял посредине зала и держал в руках ничтожную сумму, которую получил взамен своих сорокалетних сбережений.
Ограбили! Это было ясно для него. Но кто ограбил и как, этого он понять не мог.
Вспотевшие люди с блуждающими глазами, куда-то спешившие, хрипло переругивавшиеся с брокерами, сновали мимо него, неизменно задевая его огромную тушу.
Кто же ограбил? Куда делись его деньги? Что смотрит правительство? Как может существовать легально такой несомненный грабеж? Ведь у него были деньги, а теперь нет. В то же время он ничего не сделал плохого. Корабли же, владельцем которых он гордо себя считал, продолжают плавать. В чем же дело?
У дяди Бена в руке тоненькая пачка долларов. У низенького соседа с усиками топорщатся карманы. Он только что продал акции железнодорожной компании Бильта. Теперь он покупает туннельные. Каким же образом деньги Бена перешли в карман этого пронырливого биржевика? Ведь он не запускал своих рук в кошелек старого мистера Смита! Где же полиция? Где?..
Бен вышел на улицу и понуро побрел по мокрому тротуару.
Биржевой телетайп, хотя и запаздывал на двадцать три минуты, все же разносил по всему миру известия о небывалой пляске акций.
Мистер Медж, прислушиваясь к ровному постукиванию телетайпа, следил за появляющимися строчками.
Еще три пункта… еще два… Прекрасно! Они летят вниз, как нераскрывшийся парашют.
Мистер Медж никого не принимал в этот день, но тем не менее, видимо, был очень занят. Пиджак висел на плечиках позади кресла, жилетка его была расстегнута, а пополневший, ставший более рыхлым мистер Медж непрестанно вскакивал и бегал в волнении по кабинету. То и дело он срывал телефонную трубку и отдавал какие-то распоряжения, называя акции и стоимость. Потом надевал на голову наушники и слушал на короткой волне передачу своего специального агента, посланного с передающей установкой в зал биржи.
Ах, как запаздывает биржевой телетайп. На разнице показаний в двадцать три минуты можно потерять или составить миллионное состояние.
Кто-то постучал в дверь. Мистер Медж поспешно спрятал наушники, прикрыл бумагами телетайп и, недовольный, тяжеловатой походкой подошел к двери.
— В чем дело? Хэлло! Я же просил никого…
Дверь открылась. Мистер Медж посторонился.
— Хэллоу, дэди! — воскликнула Амелия, подставляя щечку для поцелуя.
Мистер Медж подошел к столу, а его дочь стала бегать по кабинету, как разъяренная пантера. Сквозь стиснутые зубы она выбрасывала короткие, отрывистые фразы:
— Да, дэди, я здесь… Самолетом. Как я его ненавижу! Я разорвала бы ее собственными руками! Я делала все, чтобы привлечь его к себе, а она… она… Я старалась быть заметной, дэди! — уже плачущим голосом продолжала Амелия. — Я делала все в течение всей моей жизни, чтобы быть заметной… Я ненавижу все эти приемы… Хочу, чтобы он просто любил меня! Я пробовала быть всякой… Дэди, я несчастна!
Амелия упала в кресло и зарыдала. Плечи ее вздрагивали. Чтобы глаза не покраснели, она не вытирала слез, катившихся по ее нарумяненным щекам.
Мистер Медж подошел к дочери и, гладя ее волосы, спросил:
— Бэби, в чем дело? Что-нибудь с Гербертом?
Амелия вскочила, отбросив руку отца:
— Я его ненавижу! Я его всегда ненавидела… Какая-то русская женщина занимает его значительно больше, чем я. А она совсем ничего собою не представляет. Грубая, неизящная, глаза выцветшие, фи! Я бы не взглянула. А Герберта я ненавижу! О, как я хотела бы ему отомстить! Чтобы он страдал, мучился. Я готова уничтожить то, к чему он так привязан… Пусть ему станет больно! Пусть!
Мистер Медж улыбнулся:
— О, бэби, я очень рад… Мне хотелось предупредить вас о некоторых действиях… действиях… — мистер Медж замялся, — которые я предпринял.
Мистер Медж наклонился к дочери и стал ей что-то рассказывать.
Амелия вскочила и большими, испуганными глазами, которые сразу высохли, смотрела на возбужденного мистера Меджа, размахивавшего пухлыми руками.
Биржевой телетайп продолжал сообщать о прыгающем курсе акций. Туннельные продолжали неизменно подниматься, судоходные катились в пропасть.
Мистер Ричард Элуэлл нервно расхаживал между столом и зеркалом, наблюдая за лентой телетайпа. Несомненно, он разорялся. Акции Атлантической компании тащили за собой и акции его заводов.
Что делать? Что делать?.. Неделю назад он вынужден был закрыть четыре завода. Два еще работали, но сегодняшние биржевые операции — они окончательно разоряют Элуэлла. В следующую субботу ему уже нечем будет выплатить рабочим их заработок. Что делать? Заказов нет. Старые аннулированы из-за неустойчивой деловой обстановки.
Проклятый туннель!
Арктический мост победил его на политическом поприще и теперь уничтожает на деловом. Кто этот авантюрист Медж, которому улыбнулось счастье на выборах, который теперь, играя из-за угла, сбрасывает вниз судоходные и его, элуэлловские, акции? О, мистер Элуэлл прекрасно понимает, что все это только ловкая игра Меджа! Он искусственно раздувает успехи строительства. Вероятно, туннелю нужно привлечь новые капиталы. И вот серия статей в газетах — и тысячи дураков и любителей легкой наживы спешат отдать свои деньги мистеру Меджу для его туннеля взамен выпущенных Меджем бумажек, которые тот назвал акциями. А завтра эти бумажки будут перепродаваться, и кое-кто наживет на этом огромные деньги. Судоходные же и судостроительные акции ничего теперь не стоят, и он, Ричард Элуэлл, инженер, политик и предприниматель, разорен.
Тщетно искал Ричард Элуэлл выхода. Ему нужна была финансовая поддержка. Но кто, кто мог оказать ее? Джон Рипплайн? Но он и сам потерял добрую половину своих миллионов.
Вошел слуга, которому мистер Элуэлл уже третий месяц не платил жалованья.
— Сэр, мистер Кент просит принять его.
Мистер Элуэлл оживился. Кент? Его бывший импресарио, работавший когда-то у него на жалованье в пятьсот долларов в неделю…
Мистер Кент вошел, как всегда, развязной походкой, жизнерадостный и энергичный. По его лицу нельзя было определить ни его возраста, ни настроения. Это было добродушное и довольное лицо делового американца.
— Хэлло, мистер Элуэлл!
— Хэлло, мистер Кент!
Кент бесцеремонно уселся на край стола и протянул руку к коробке с сигарами. Откусив кончик и выплюнув его на ковер, он начал:
— У меня к вам дело, мистер Элуэлл. Не правда ли, ведь вы не являетесь владельцем своих заводов?
Мистер Элуэлл покраснел.
— Откуда вам это известно, сэр? — выпрямился он, гордо откинув назад голову.
— Деб, сэр. Мне сообщил об этом новый владелец вашего бывшего завода.
Мистер Элуэлл опустился в кресло:
— Кто же? Кто?
— Это лицо, сэр, кроме вашего завода, приобрело также и огромное большинство акций Атлантической судоходной компании.
— Джон Рипплайн? — воскликнул Ричард Элуэлл.
— О нет, сэр, — усмехнулся Кент. — Мистер Рипплайн не в лучшем положении, чем вы, сэр.
Элуэлл овладел собой и, приняв обычный солидно-респектабельный вид, сухо спросил:
— Чем же я обязан вашему посещению?
— У меня к вам дело, сэр, как к инженеру с именем. Надо будет возглавить в газетах кампанию о нецелесообразности эксплуатации заканчиваемого туннеля. Нужно будет выдвинуть новый проект трансконтинентального дешевого грузового сообщения по воздуху через Полярный бассейн. Вы предложите от своего имени воздушную трассу с Алеутских островов через Полярный бассейн в Европу — экономичную грузовую трассу. По всей этой трассе должны быть организованы промежуточные, перевалочные, заправочные ледовые аэродромы, оборудованные по последнему слову техники, обеспечивающие полеты в любую погоду, аэропорты на айсбергах, циркулирующих близ полюса по замкнутым кривым.
Элуэлл внимательно смотрел в ничего не говорящее лицо Кента и старался понять эту новую для него идею.
— Ледовые аэродромы должны быть организованы на искусственных айсбергах. Мне поручено передать вам вот эти чертежи. Из них вы поймете, каким способом будет создан айсберг под ледовым аэродромом.
Скрюченные, ссутулившиеся люди жались под карнизами и выступами стен. До утра было еще далеко. Готическая церковь, запиравшая собой улицу, чернела мрачным силуэтом. Серыми полосами казались колонны на здании биржи, около которой толпились люди, боясь упустить минуту открытия. Кто знает, какие потрясения может принести новое утро?
— Они упадут, опять упадут, помяните мое слово, джентльмены! Туннель съест их.
— За один вчерашний день они упали на пятьдесят три пункта.
— Будь он проклят, этот туннель, он разоряет нас! Кто мог думать, что судоходное дело пойдет ко дну? Что могло быть вернее судоходных акций? Разве мог пересохнуть Атлантический океан?
— Ничего не было вернее, дядя Бен! Ничего! Но вот строительство туннеля перевалило за половину, и…
— …и судоходные акции полетели ко всем чертям, словно океан вытек через дырку в земной скорлупе.
— А вместе с ним и наши кровные доллары, горбом заработанные.
— Надо думать, что сегодня акции упадут еще пунктов на пятьдесят.
Дядя Бен, такой же грузный, как и прежде, но совсем не такой добродушный, рассердился:
— Не каркайте! Я сорок лет копил деньги и все до последнего цента вложил в судоходные акции. Будь он проклят, этот туннель! Он отнял у меня младшего сына. Он хочет еще отнять у меня мои доллары…
— …от которых осталась едва половина.
— С радостью отдал бы и эту половину, если бы тем мог вернуть своего Генри!
— Да… Я знал вашего сына. Такой симпатичный был парень.
Лицо дяди Бена налилось краской:
— Мерзавцы! Негодяи! Заманили моего мальчика под воду и там убили! Они едва не потопили всех рабочих.
— Действительно, проклятое сооружение! Но где же туннельное просперити? Где же это процветание? Где? Я спрашиваю губернатора.
— Просперити! — горько усмехнулся дядя Бен. — У меня было два сына и одна дочь. Теперь у меня остался один сын, а дочь должна ехать на Аляску, чтобы выйти замуж за простого монтера. Дела плохи в Нью-Йорке. Вот я имел службу на судостроительном заводе мистера Элуэлла, а теперь завод закрылся. Никто не хочет заказывать суда. И старый Бен без работы. А его сбережения тают, как снег, положенный в боковой карман.
— Конечно, джентльмены, совсем невыгодно сейчас держать у себя судоходные акции. Что касается меня, то я предпочитаю продать все три свои судоходные акции, чтобы купить одну туннельную.
— Если вы что-нибудь получите за свои судоходные, — пробурчал старый Бен.
— Да, — вздохнул кто-то в толпе, — я думаю, что в кармане Джона Рипплайна поубавится миллионов.
— Он просто вылетит в пароходную трубу.
— Я бы сказал, в трубу Арктического моста.
— А с ним вместе и мы, — рассмеялся кто-то горько.
Разговор замолк. Люди зябко ежились, отряхиваясь от дождевых капель.
К моменту открытия биржи и Брод-стрит и Уолл-стрит были запружены взволнованными людьми. Спекулятивная лихорадка овладела Нью-Йорком. Если всю ночь здесь продежурили злополучные владельцы судоходных акций, то к утру явились люди, чтобы купить хотя бы одну акцию Туннельного концерна или Стального синдиката, акции которых неизменно ползли вверх. При некоторой ловкости в несколько дней можно было удачной сделкой создать себе состояние. Золотая лихорадка овладела людьми. В подземке, в трамвае, на улице, на службе, в клубе и в кафетерии — везде говорили только об акциях, о пунктах, об онкольных счетах и дивидендах. Начатая месяц назад игра на повышение, игра, как ее называли, «больших быков», уже приносила свои плоды. Первой жертвой оказалась Атлантическая судоходная компания. Ее акции под влиянием бешеной агитации газет, носившихся с идеей скорого окончания трансконтинентального туннеля, покатились вниз.
— Покупайте железнодорожные акции! Никогда железнодорожное дело не было таким выгодным, как теперь, когда заканчивается подводный туннель! Покупайте железнодорожные!
— Дик Ольдстэд, тот, который женился в прошлом году на богатой вдове, в неделю заработал сто тысяч долларов на стальных акциях. У Стального треста снова предвидятся поставки для туннеля. Его акции летят вверх.
— Я продал на прошлой неделе пять акций и заработал неплохо, но теперь жалею. Сегодня я заработал бы на них вдвое.
— Счастлив тот, кто может совершать сам сделки на бирже. Он снимает все сливки. За место на бирже платят несколько сот тысяч долларов.
— А зарабатывают миллионы!
— Говорят, мистер Игнэс загребает каждый день по миллиону.
— Теплоходам пришел конец!
— Я не дал бы свой старый автомобиль за пачку судоходных акций.
— Туннель! Туннель! Мистер Кандербль скоро достроит его. Уже поговаривают о прокладке трубы вдоль западного берега, чтобы соединить Аляску с Сан-Франциско.
— Я с удовольствием вложил бы свои свободные деньги в это дело.
— Покупайте железнодорожные!
— Интересно, как будут котироваться с утра судоходные?
Люди напирали. Всем хотелось первыми ворваться в здание биржи, чтобы узнать котировку и скорее совершить сделки.
— Идите к дьяволу! Не пробуйте пробраться раньше меня! — кричал дядя Бен. — Вы хотите заработать на моих потерях! Дайте сначала мне продать свои акции!
— Не толкайтесь, старина. Если у вас судоходные, то вы зря торопитесь. Подождите еще два дня, и вам уже не надо будет приносить свои акции: за ними на вашу квартиру придут мусорщики.
— Идите к дьяволу! Тише, не толкайтесь! Сейчас откроют.
Если бы двери не открыли через несколько минут, их, несомненно, выломали бы. Спотыкаясь, падая, люди бросились по широким ступеням. В одно мгновение толпа заполнила главный зал, стараясь пробиться к барьеру, чтобы завладеть маклером, производящим сделки. На огромной матовой доске зажглись названия основных акций. Все ахнули: акции подводного туннеля подскочили небывало высоко. Можно было подумать, что завтра уже начнется движение по туннелю. Но нет, работа по завершению гигантского строительства будет длиться еще несколько лет. В чем же дело? Чем объяснить этот небывалый ажиотаж? Почему обесцениваются реальные ценности и вздуваются еще не существующие?
— Туннельные! Туннельные! Дайте мне туннельные!
— Нет предложений, сэр. Нет в продаже.
— Акции Туннельного концерна! Купите мне по любой цене!
— Нет в продаже. Нет предложений, сэр.
На светящейся ленте под потолком бежали надписи биржевого телеграфа.
— Смотрите! Туннельные! Туннельные! Кто-то продал. Но по какой небывалой цене! Смотрите! Акции подскочили против вчерашнего еще на пятнадцать пунктов.
Дядя Бен, перегнувшись через барьер, тормошил уже вспотевшего маклера, которого рвали со всех сторон:
— Парень, парень! Вы должны поскорее продать мои судоходные. Парень, я вас очень прошу, в них все мои сбережения!
— Да, сэр, при первой возможности. Но никто их не покупает. Простите, сэр, вы просите туннельных акций? Нет, сэр, нет в продаже. Какую вы предлагаете цену?
— Смотрите, смотрите! Опять совершена сделка на туннельные. Они подскочили еще на пять пунктов!
— Боже мой, маклер! Продайте мои судоходные!
— Только за бесценок, сэр. Мне стыдно предложить вам цену, которую согласен дать один из моих клиентов.
Узнав сумму, дядя Бен разразился проклятиями. Он беспомощно оглянулся вокруг. Люди бегали взад и вперед как сумасшедшие. Они то смотрели на зажигающиеся цифры, то бросались к телефонам, за пользование которыми платили невероятные суммы, то осаждали биржевых маклеров. Деньги на покупку акций занимались под огромные проценты в расчете, что еще сегодня акции снова будут проданы, а прибыль, несмотря на эти проценты, чистая, огромная прибыль, звенящим золотом остается в кармане.
— Десять стальных акций! Мистер брокер, устройте мне эту сделку немедленно!
— Да, сэр, я уже оформляю.
— Кто просил туннельные акции? Есть предложение… Что? Цена слишком велика? Тогда, простите, у меня есть другой клиент.
— Смотрите, опять кто-то купил туннельные, но еще более высокой цене.
— Ну, как дела, дядя Бен? Все раздумываете, расстаться ли вам с судоходными акциями?
— Послушайте, — говорил недоумевающий дядя Бен, — как же так? Корабли, настоящие корабли плавают по Атлантическому океану, перевозят грузы и пассажиров. Они будут перевозить их еще несколько лет до окончания строительства туннеля и, несомненно, будут плавать и после окончания. Я как владелец нескольких акций являюсь хозяином какой-то части теплохода, мне хотят заплатить за мои акции гроши. Куда же делись мои деньги? Куда? Я не понимаю.
— Бросьте, дядя Бен! К тому времени, когда вы поймете, за ваши акции не дадут ни цента.
— Но куда же девались мои деньги? Я их заработал за станком.
— Хе, старина! Они переходят в карманы того, кто купил вчера туннельные дешевле, а сегодня продал дороже. Это куда лучше, чем работать у станка.
Рядом кричали:
— Туннельные, стальные! Они опять поднялись! Кто-то играет на повышение и скупает акции на огромную сумму.
— Дайте мне туннельных, мистер брокер!
Дядя Бен все еще стоял и думал. Как может уступить он свое право владеть хотя бы несколькими винтиками атлантических гигантов за бесценок! Ведь он когда-то отдал за это право собственности свои сорокалетние сбережения.
Наконец он собрался с духом и опять обратился к маклеру:
— Сэр, очень прошу вас…
— Что? Судоходные? — отмахнулся маклер. — Едва ли кто купит…
— Смотрите, смотрите! Огромная сделка!
Биржевой телеграф отметил новое понижение курса судоходных акций.
Дядю Бена толкали, ругали, отпускали по его поводу самые нелестные замечания, а он стоял посредине зала и держал в руках ничтожную сумму, которую получил взамен своих сорокалетних сбережений.
Ограбили! Это было ясно для него. Но кто ограбил и как, этого он понять не мог.
Вспотевшие люди с блуждающими глазами, куда-то спешившие, хрипло переругивавшиеся с брокерами, сновали мимо него, неизменно задевая его огромную тушу.
Кто же ограбил? Куда делись его деньги? Что смотрит правительство? Как может существовать легально такой несомненный грабеж? Ведь у него были деньги, а теперь нет. В то же время он ничего не сделал плохого. Корабли же, владельцем которых он гордо себя считал, продолжают плавать. В чем же дело?
У дяди Бена в руке тоненькая пачка долларов. У низенького соседа с усиками топорщатся карманы. Он только что продал акции железнодорожной компании Бильта. Теперь он покупает туннельные. Каким же образом деньги Бена перешли в карман этого пронырливого биржевика? Ведь он не запускал своих рук в кошелек старого мистера Смита! Где же полиция? Где?..
Бен вышел на улицу и понуро побрел по мокрому тротуару.
Биржевой телетайп, хотя и запаздывал на двадцать три минуты, все же разносил по всему миру известия о небывалой пляске акций.
Мистер Медж, прислушиваясь к ровному постукиванию телетайпа, следил за появляющимися строчками.
Еще три пункта… еще два… Прекрасно! Они летят вниз, как нераскрывшийся парашют.
Мистер Медж никого не принимал в этот день, но тем не менее, видимо, был очень занят. Пиджак висел на плечиках позади кресла, жилетка его была расстегнута, а пополневший, ставший более рыхлым мистер Медж непрестанно вскакивал и бегал в волнении по кабинету. То и дело он срывал телефонную трубку и отдавал какие-то распоряжения, называя акции и стоимость. Потом надевал на голову наушники и слушал на короткой волне передачу своего специального агента, посланного с передающей установкой в зал биржи.
Ах, как запаздывает биржевой телетайп. На разнице показаний в двадцать три минуты можно потерять или составить миллионное состояние.
Кто-то постучал в дверь. Мистер Медж поспешно спрятал наушники, прикрыл бумагами телетайп и, недовольный, тяжеловатой походкой подошел к двери.
— В чем дело? Хэлло! Я же просил никого…
Дверь открылась. Мистер Медж посторонился.
— Хэллоу, дэди! — воскликнула Амелия, подставляя щечку для поцелуя.
Мистер Медж подошел к столу, а его дочь стала бегать по кабинету, как разъяренная пантера. Сквозь стиснутые зубы она выбрасывала короткие, отрывистые фразы:
— Да, дэди, я здесь… Самолетом. Как я его ненавижу! Я разорвала бы ее собственными руками! Я делала все, чтобы привлечь его к себе, а она… она… Я старалась быть заметной, дэди! — уже плачущим голосом продолжала Амелия. — Я делала все в течение всей моей жизни, чтобы быть заметной… Я ненавижу все эти приемы… Хочу, чтобы он просто любил меня! Я пробовала быть всякой… Дэди, я несчастна!
Амелия упала в кресло и зарыдала. Плечи ее вздрагивали. Чтобы глаза не покраснели, она не вытирала слез, катившихся по ее нарумяненным щекам.
Мистер Медж подошел к дочери и, гладя ее волосы, спросил:
— Бэби, в чем дело? Что-нибудь с Гербертом?
Амелия вскочила, отбросив руку отца:
— Я его ненавижу! Я его всегда ненавидела… Какая-то русская женщина занимает его значительно больше, чем я. А она совсем ничего собою не представляет. Грубая, неизящная, глаза выцветшие, фи! Я бы не взглянула. А Герберта я ненавижу! О, как я хотела бы ему отомстить! Чтобы он страдал, мучился. Я готова уничтожить то, к чему он так привязан… Пусть ему станет больно! Пусть!
Мистер Медж улыбнулся:
— О, бэби, я очень рад… Мне хотелось предупредить вас о некоторых действиях… действиях… — мистер Медж замялся, — которые я предпринял.
Мистер Медж наклонился к дочери и стал ей что-то рассказывать.
Амелия вскочила и большими, испуганными глазами, которые сразу высохли, смотрела на возбужденного мистера Меджа, размахивавшего пухлыми руками.
Биржевой телетайп продолжал сообщать о прыгающем курсе акций. Туннельные продолжали неизменно подниматься, судоходные катились в пропасть.
Мистер Ричард Элуэлл нервно расхаживал между столом и зеркалом, наблюдая за лентой телетайпа. Несомненно, он разорялся. Акции Атлантической компании тащили за собой и акции его заводов.
Что делать? Что делать?.. Неделю назад он вынужден был закрыть четыре завода. Два еще работали, но сегодняшние биржевые операции — они окончательно разоряют Элуэлла. В следующую субботу ему уже нечем будет выплатить рабочим их заработок. Что делать? Заказов нет. Старые аннулированы из-за неустойчивой деловой обстановки.
Проклятый туннель!
Арктический мост победил его на политическом поприще и теперь уничтожает на деловом. Кто этот авантюрист Медж, которому улыбнулось счастье на выборах, который теперь, играя из-за угла, сбрасывает вниз судоходные и его, элуэлловские, акции? О, мистер Элуэлл прекрасно понимает, что все это только ловкая игра Меджа! Он искусственно раздувает успехи строительства. Вероятно, туннелю нужно привлечь новые капиталы. И вот серия статей в газетах — и тысячи дураков и любителей легкой наживы спешат отдать свои деньги мистеру Меджу для его туннеля взамен выпущенных Меджем бумажек, которые тот назвал акциями. А завтра эти бумажки будут перепродаваться, и кое-кто наживет на этом огромные деньги. Судоходные же и судостроительные акции ничего теперь не стоят, и он, Ричард Элуэлл, инженер, политик и предприниматель, разорен.
Тщетно искал Ричард Элуэлл выхода. Ему нужна была финансовая поддержка. Но кто, кто мог оказать ее? Джон Рипплайн? Но он и сам потерял добрую половину своих миллионов.
Вошел слуга, которому мистер Элуэлл уже третий месяц не платил жалованья.
— Сэр, мистер Кент просит принять его.
Мистер Элуэлл оживился. Кент? Его бывший импресарио, работавший когда-то у него на жалованье в пятьсот долларов в неделю…
Мистер Кент вошел, как всегда, развязной походкой, жизнерадостный и энергичный. По его лицу нельзя было определить ни его возраста, ни настроения. Это было добродушное и довольное лицо делового американца.
— Хэлло, мистер Элуэлл!
— Хэлло, мистер Кент!
Кент бесцеремонно уселся на край стола и протянул руку к коробке с сигарами. Откусив кончик и выплюнув его на ковер, он начал:
— У меня к вам дело, мистер Элуэлл. Не правда ли, ведь вы не являетесь владельцем своих заводов?
Мистер Элуэлл покраснел.
— Откуда вам это известно, сэр? — выпрямился он, гордо откинув назад голову.
— Деб, сэр. Мне сообщил об этом новый владелец вашего бывшего завода.
Мистер Элуэлл опустился в кресло:
— Кто же? Кто?
— Это лицо, сэр, кроме вашего завода, приобрело также и огромное большинство акций Атлантической судоходной компании.
— Джон Рипплайн? — воскликнул Ричард Элуэлл.
— О нет, сэр, — усмехнулся Кент. — Мистер Рипплайн не в лучшем положении, чем вы, сэр.
Элуэлл овладел собой и, приняв обычный солидно-респектабельный вид, сухо спросил:
— Чем же я обязан вашему посещению?
— У меня к вам дело, сэр, как к инженеру с именем. Надо будет возглавить в газетах кампанию о нецелесообразности эксплуатации заканчиваемого туннеля. Нужно будет выдвинуть новый проект трансконтинентального дешевого грузового сообщения по воздуху через Полярный бассейн. Вы предложите от своего имени воздушную трассу с Алеутских островов через Полярный бассейн в Европу — экономичную грузовую трассу. По всей этой трассе должны быть организованы промежуточные, перевалочные, заправочные ледовые аэродромы, оборудованные по последнему слову техники, обеспечивающие полеты в любую погоду, аэропорты на айсбергах, циркулирующих близ полюса по замкнутым кривым.
Элуэлл внимательно смотрел в ничего не говорящее лицо Кента и старался понять эту новую для него идею.
— Ледовые аэродромы должны быть организованы на искусственных айсбергах. Мне поручено передать вам вот эти чертежи. Из них вы поймете, каким способом будет создан айсберг под ледовым аэродромом.