Самый толстый и краснолицый из гостей, финансист по имени Беквик, вышел на середину комнаты с пивной кружкой в руках. Его очки съехали на кончик мясистого носа, он попытался их поправить, в результате вылил пенящееся пиво на ковер.
   – Давай, Джим! – закричал кто-то.
   – Нервишки пошаливают, Джим!
   – Вот почему писаки не могут быть хирургами!
   Беквик немного покачивался и улыбался во весь рот.
   – Ладно, ладно, джентльмены. Это вечеринка или как?
   Послышались смех, гиканье и крики.
   – Ты-то точно на вечеринке, Джим!
   Беквик потер глаза и нос, попытался отдать честь одной рукой и пролил еще пива.
   – Поскольку все мы здесь такие серьезные, деловые граждане, у нас никогда и в мыслях нет оставить Господа Бога, жену, страну и моральные обязательства, кроме тех случаев, когда обстоятельства вынуждают. (Взрыв хохота.) Слава Богу, что как раз сейчас и сложились такие обстоятельства, братья! А именно – грядет женитьба нашего достопочтенного, крайне взволнованного друга – доктора Фила Харнсбергера Непобедимого. Да, это он – гроза раковых клеток, известный под именем Терминатор, или Тот, Кто Скрывается За Стальной Дверью! Давай же, Фил, выходи, парень!
   Жениха нигде не было видно. Беквик сложил руки наподобие рупора и произнес:
   – Вызываю доктора Смертельный Луч! Доктор Смертельный Луч – на сцену. Выходи же, Фил, покажись нам.
   Все начали скандировать: "Фил, Фил, Фил, Фил..." И тут кто-то крикнул:
   – Да вот же он!
   Под шум аплодисментов толпа расступилась, и Фила Харнсбергера со стаканом мартини в руках вытолкнули на середину комнаты.
   Лысеющий, с рыжеватыми усиками, обычно бледный радиотерапевт сейчас побагровел от смущения. Его улыбка больше напоминала оскал параноика; казалось, он вот-вот упадет в обморок. Врач был одет в черную футболку такого огромного размера, что она доходила до колен. На ней красовалось изображение здоровенной невесты, которая держала на цепи крохотного жениха, распростертого перед судьей на фоне виднеющейся вдалеке виселицы. Надпись гласила: "Ваша честь, я никого не убивал! За что же пожизненное?"
   Беквик похлопал Харнсбергера по плечу. Тот вздрогнул и попробовал отхлебнуть мартини. Большая часть содержимого бокала вылилась на подбородок, и врач утерся рукавом.
   – А как же стерильность? – закричал кто-то. – Срочно позвоните чертовым дезинфекторам!
   – Гребаные микробы.
   Беквик хлопнул Харнсбергера по спине, и тот с усилием улыбнулся.
   – Ну что, Фил, старик, – и я не шучу насчет старика. Пришло и твое время потерять девственность.
   Улюлюканье из толпы. Харнсбергер улыбнулся и опустил голову.
   – Фил, – сказал Беквик, – это может показаться высокопарным, но знай, мы любим тебя, парень!
   Харнсбергер ничего не ответил.
   – Терминатор, ты ведь знаешь это?
   Тот пробормотал:
   – Конечно, Джим.
   – Что ты знаешь?
   – Вы меня любите.
   Беквик отпрянул.
   – Не так быстро, Одинокий Рейнджер! Может, это и принято среди нас, "морских котиков", только известно ли о твоих пристрастиях невесте?
   Радиотерапевт густо покраснел, в толпе захохотали. Финансист продолжал:
   – Нет, серьезно, Фил. Ты действительно хорошо проводишь время?
   – Да, да, конечно...
   Беквик в очередной раз хлопнул Харнсбергера, да с такой силой, что тот выронил стакан. Финансист наступил на него, с хрустом вдавливая осколки в ковер.
   – Надеюсь, ты и правда доволен твоей последней холостяцкой вечеринкой, Фил. Жратва тебе по вкусу?
   Харнсбергер кивнул.
   – Выпивки достаточно?
   – Да...
   – Это хорошо. Потому что нам бы не хотелось, чтобы ты разозлился и направил свой смертельный луч на нас.
   Присутствующие поддерживали речь Беквика согласным улюлюканьем. Жених глупо улыбался. Его приятель продолжал:
   – По той же причине никто из нас не хотел бы оказаться рядом, когда ты получишь счет за все это великолепие!
   В глазах Харнсбергера мелькнула паника. Беквик снова его хлопнул:
   – Что, испугался? Не волнуйся, все схвачено – за счет наших пациентов. К сожалению, они не дождутся в этом месяце почечных трансплантатов.
   Гиканье и веселье среди гостей. Беквик взял радиотерапевта за руку.
   – А сейчас piece de resistance[2], Фил. Уверен, что досыта поел?
   – Уверен, Джим.
   – Ну, – Беквик усмехнулся, – сейчас увидим.
   Он сделал витиеватый жест рукой. Какое-то время ничего не происходило. Затем погас свет и послышалась музыка в стиле диско, заглушившая саундтрек к порнофильму.
   Толпа расступилась, две девушки в длинных черных плащах вышли на середину комнаты. Беквик незаметно удалился, а девушки, танцуя, встали по обе стороны от Харнсбергера.
   Обе были довольно молоды – высокие, с красивыми фигурами, грациозно двигавшиеся на высоких каблуках-шпильках. Они широко улыбались, крутили бедрами, извивались всем телом и делали прочие движения профессиональных танцовщиц. У одной – угольно-черные длинные волосы, вторая была блондинкой с короткой мальчишеской стрижкой.
   Они синхронно прижимались к бедолаге Харнсбергеру, ласкали его шею, покусывали уши, которые стали алыми, целовали щеки, поглаживали бедра. На лице радиотерапевта отражались одновременно возбуждение и страх.
   Девушки стонали, касаясь промежности Фила, потом сделали вид, что расстегивают ширинку, откинули головы и изобразили смех. Начали слегка пихать врача – так щенки шакала играют с кроликом.
   Темп музыки ускорился. Девушки скинули плащи – на них были одинаковые лифчики из черной кожи, черные подвязки и ажурные чулки. В руках – черные плетки.
   Раздалось несколько ударов плетьми. Я подался вперед вместе со всеми, ловя каждое движение стриптизерш, каждый издаваемый ими звук. Они продолжали дразнить несчастного Фила. Черноволосая девушка потрепала его за подбородок, прижалась к нему телом, взъерошила редкие волосы. Блондинка притянула врача к себе и крепко поцеловала, пока он пытался вырваться, размахивая руками. Вдруг Харнсбергер стал отвечать на поцелуй и потянулся к ее ягодицам. Девушка оттолкнула радиотерапевта, встала на четвереньки, а затем начала опять медленно приближаться к врачу. Она немного отодвинула лифчик, чтобы был виден сосок, затем снова скрыла его.
   Брюнетка присоединилась к напарнице, и они принялись уже более откровенно ласкать друг друга. Оба бюстгальтера были сброшены и полетели в толпу.
   Упругие груди танцовщиц двигались в такт музыке. Девушки щипали себя за соски, плавно изгибались, играли трусиками, все более раззадоривая наблюдавших за этим зрелищем мужчин.
   Стриптизерши подошли к Харнсбергеру, но на этот раз отвели его в сторону и вернулись вдвоем, держась за руки. Они приподнимали трусики, на мгновение показывая упругие, гладкие лобки, а потом резко отпускали их, от чего резинка хлопала по бедрам.
   Эта игра в прятки продолжалась еще какое-то время, затем брюнетка опустилась на четвереньки и стала крутить ягодицами, одновременно держа за лодыжку блондинку. Ее напарница изображала сопротивление, качая головой и делая недовольные гримасы. Послышались подбадривающие возгласы из толпы. Внимание всех было приковано к происходящему в центре комнаты.
   И вот в мгновение ока обе девушки почти обнажились. На них оставались только подвязки и чулки. Музыка стала более медленной, и танцовщицы принялись соблазнять друг друга: ласкать, поглаживать, целовать, лизать.
   Черноволосая девушка легла на спину и приподняла бедра. Партнерша села между ее ног на колени, наклонила голову, словно для молитвы, и начала гладить живот. Наклонилась ниже и языком поласкала пупок. Брюнетка застонала от удовольствия.
   Блондинка подняла глаза, прижала палец к губам, будто раздумывая, что делать дальше. Она протянула руки к толпе, изображая невинность и как бы прося совета.
   Зрители ободряюще зашумели. Девушка нагнулась к промежности подруги, потом подняла голову и обвела взглядом находящихся в комнате людей. Когда она повернулась ко мне, я смог лучше рассмотреть ее.
   Овальное лицо. Светлые глаза под нарисованными бровями. Немного выступающий, но идеальной формы подбородок. Внезапно я узнал эту девушку. И она меня. Лукавство исчезло с ее лица, уступив место неуверенной улыбке.
   Лорен неподвижно сидела между извивающимися бедрами подруги. Мне показалось, она слегка покачала головой, будто пытаясь оправдаться.
   Музыка продолжала звучать. Темненькая девушка поняла: что-то идет не так, и положила руку на шею Лорен.
   Та сначала заупрямилась, затем все-таки наклонилась. А в следующий момент я уже направлялся к выходу.

Глава 3

   Я ехал домой, сгорая от стыда. За окнами машины проносились холодные улицы, но я не замечал ничего вокруг.
   У меня нет детей, и все же я привык относиться с заботой к пациентам. Благодаря встрече с Лорен я почувствовал, через что проходят родители шлюх и преступников.
   Выражение неуверенности, вспыхнувшее в глазах, когда она узнала своего бывшего врача, не было присуще ей в подростковом возрасте. Я подсчитал: теперь Лорен двадцать один год. Она вправе зарабатывать на жизнь чем хочет. Кроме того, танцевать стриптиз – вполне законное занятие.
   Какого черта я вообще приперся на эту вечеринку? Почему не ушел, когда стало ясно, чем все закончится?
   Потому что во мне, как и во всех особях мужского пола, находившихся в том номере, разыгралась эротическая фантазия.
   Робин не спала, дожидаясь меня, однако в тот вечер я оказался не самой веселой компанией.
* * *
   Ночь я провел плохо и проснулся на следующий день, обдумывая мучительный вопрос: как я должен реагировать, и должен ли вообще, на эту встречу? В восемь часов обратился в службу телефонных сообщений, и там сказали, что Лорен звонила в полночь и просила записать на прием.
   – Она казалась взволнованной, – заявила оператор. – Я знаю, что у вас отменен сеанс в два часа, поэтому назначила ей на это время. Все правильно, док?
   – Конечно, – ответил я, внезапно похолодев от страха. – Спасибо.
   – Это моя работа, док.
   Ровно в два часа раздался дверной звонок, и мое сердце учащенно забилось. Пациенты, приходившие впервые, обычно ждали у ворот. Звонок в дверь означал, что Лорен открыла щеколду и самостоятельно прошла через сад. Собака не лаяла – Робин уехала за покупками и взяла Спайка с собой.
   Я поставил кофе, к которому даже не притронулся, и поспешил к двери.
   Лорен я узнал с трудом. Лицо девушки казалось незнакомым без косметики, а светлые волосы были просто расчесаны на пробор.
   Правда, голубые глаза остались прежними, но их выражение изменилось, стало более жестким.
   В двадцать один год Лорен выглядела моложе, чем в пятнадцать. Белая джинсовая рубашка и джинсы свободного покроя скрывали фигуру от шеи до лодыжек. Рубашка застегнута на все пуговицы. Джинсы подчеркивали тонкую талию и мягкую линию бедер. На ногах белые парусиновые тапочки. На плече у девушки висела большая кожаная сумка прекрасной выделки, явно дорогая.
   – Привет, Лорен.
   Глядя куда-то мимо меня, она протянула руку. Ладонь оказалась холодной и сухой. Я был в не слишком радостном настроении, но, когда она все же посмотрела мне в глаза, изобразил улыбку.
   Лорен не улыбнулась в ответ.
   – Теперь работаете дома? У вас мило.
   – Спасибо. Проходи.
   Я повел ее в кабинет. Она шла очень быстро – торопилась на сеанс так же, как раньше спешила сбежать с него.
   – Приятная обстановка, – сказала Лорен, когда мы вошли. – По-прежнему лечите детей и подростков?
   – Я сейчас почти не занимаюсь частной практикой.
   Она застыла в дверях.
   – Ваша помощница не упомянула об этом.
   – Моя работа в основном связана с консультированием. Уголовные дела, судебные разбирательства. Однако для бывших пациентов мои двери всегда открыты.
   – Да, я видела ваше имя в газете. Что-то связанное с перестрелкой на школьном дворе. Получается, вы – известная личность.
   Она продолжала смотреть словно сквозь меня.
   – Ну что ж, проходи.
* * *
   – Та же самая, – сказала Лорен, кивая на старую кожаную кушетку.
   – Это вроде антиквариата.
   – Чего не скажешь о вас. Вы почти не изменились.
   Я не ответил.
   – А я изменилась?
   – Ты повзрослела.
   – Точно?
   Она потянулась было к сумке, но вдруг остановилась. На лице появилась улыбка.
   – Вы все еще не курите?
   – Извини, нет.
   – Грязная привычка. От матушки унаследовала. Ее тут напугали несколько лет назад. Нашли затемнение в легких. А потом выяснилось, что это просто пятно на снимке – врач оказался идиотом. Курить она, правда, все равно бросила, поэтому хоть какая-то вышла польза. А вот меня это не остановило. Люди вообще слабые существа. Да вы сами знаете, на том и зарабатываете.
   – Люди склонны делать ошибки.
   Лорен начала качать ногой.
   – Тогда, на приеме, я задала вам жару, не так ли?
   – Ничего такого, с чем бы я не встречался раньше.
   – Я, наверное, этого не показывала, но мне начала нравиться идея терапии. Психологически я была готова к ней. Только они решили прервать сеансы.
   – Твои родители?
   Удивление в моем голосе заставило ее покраснеть.
   – Выходит, они вам не сказали, – произнесла Лорен ледяным тоном. – А заверяли меня, что сообщили. Я не поверила и оказалась права.
   – Мне лишь позвонили, чтобы отменить сеанс. Без всяких объяснений. Я звонил вам домой несколько раз, никто не ответил.
   – Скотина, – бросила она с внезапной яростью. – Вот задница.
   – Твой отец?
   – Лгун несчастный. Он обещал, что все объяснит. Это было его решение. Лайл не переставал жаловаться на дороговизну сеансов. В день, когда я должна была к вам прийти, он забрал меня после школы. Думала, он хочет удостовериться, что я вовремя прихожу на прием. Решила, вы все-таки настучали про мои опоздания, и жутко разозлилась. Но он не повез меня к вам, а направился в другую сторону – в Долину, на поля мини-гольфа в семейном центре развлечений. Припарковался, заглушил двигатель и сказал: "Вместо того чтобы сидеть с нянькой, которая берет сто баксов в час, будешь проводить свободное время с папочкой". – Лорен закусила губу. – Правда, это звучало так, словно он приревновал меня к вам?
   Пока я обдумывал ответ, она спросила:
   – Тем не менее соблазнительное предложение, вам не кажется?
   Я продолжал размышлять. Предположил:
   – Лорен, он не пытался...
   – Нет, он меня и пальцем не тронул. Ни по-отцовски, ни из каких-либо грязных побуждений. Если честно, я вообще не помню, чтобы Лайл ко мне прикасался. Он скользкий тип. Кстати, они с мамой все же разбежались. Завел себе какую-то бабу – подцепил на работе. Значит, родители так и не сказали вам, что это не я решила прервать сеансы. Они всегда мне врали.
   – О чем?
   Наши глаза встретились. Ее взгляд сразу стал суровым.
   – Уже не важно.
   – Что произошло в тот день, когда вы играли в гольф?
   – Что произошло? Да ничего особенного. Сыграли несколько лунок, мне все надоело, и я начала ныть, чтобы меня отвезли домой. Он постарался переубедить меня. Тогда я села на газон и отказалась трогаться с места. Лайла это взбесило, хотя в итоге он сдался. Мать торчала в своей комнате, было видно, что плакала. Я решила – из-за меня. Я тогда думала, что все проблемы дома из-за меня. Эта мысль сидела в мозгах, будто заноза. Теперь-то я знаю, что у них и без того забот хватало.
   Она скрестила ноги.
   – Через несколько недель он ушел. Подал на развод, ничего ей не сказав. Она пыталась потребовать с него алименты, но Лайл заявил, что бизнес в упадке, и не дал нам ни цента. Я посоветовала подать на него в суд, только мать не стала. Она никогда не была борцом.
   – Значит, ты жила с матерью?
   – Некоторое время. Если называть это жизнью. Пришлось переехать на квартиру в Панорама-Сити. Настоящая дыра – стрельба по ночам и тому подобное. Нас засасывало все глубже и глубже, мы были разорены, мама постоянно плакала. А я начала новую жизнь, потому что Джейн уже не пыталась меня воспитывать. Я могла делать все, что захочу. Иными словами, со мной она тоже не стала бороться.
   Лорен взяла салфетку из коробки, которую я всегда держу наготове, и смяла ее.
   – Мужики – скоты, – сказала она, глядя в упор. – Давайте поговорим о вчерашней ночи.
   – Прошлая ночь была недоразумением.
   Ее глаза сверкнули.
   – Недоразумением? И все? Вы знаете, в чем проблема этого долбаного мира? Никто не может просто сказать, что ему очень жаль.
   – Лорен...
   – Забудьте. – Она махнула салфеткой. – Не надо было вообще приходить.
   Лорен начала рыться в сумочке.
   – Конец сеанса. Сколько вы берете сейчас, когда ваше имя упоминается в газетах?
   – Пожалуйста, Лорен...
   – Нет, – сказала она, вскакивая. – Это мое время, и не говорите, как им распоряжаться. Никто больше не указывает, что я должна делать. Это мне и нравится в моей работе.
   – Контроль над ситуацией, – кивнул я.
   Она положила руки на бедра и посмотрела на меня сверху вниз.
   – Я знаю, это обычный психоаналитический треп, но вы правы. Вчера вы, вероятно, были слишком возбуждены, чтобы заметить: все же мы контролировали ситуацию – Мишель и я. А парни вокруг стояли с отвисшими челюстями и набухшими членами. Так что нечего держать меня за безмозглую шлюху.
   – Я ни за кого тебя не держу.
   Ее ладони сжались в кулаки, она пододвинулась ближе.
   – Тогда почему вы сбежали, почему вам было стыдно за меня?
   Пока я думал, что ответить, она всезнающе ухмыльнулась.
   – Вы меня захотели, и это вывело вас из себя.
   Я сказал:
   – Если бы ты была незнакомкой, возможно, я бы остался. Но я ушел, потому что мне стало стыдно за себя.
   Она еще раз ухмыльнулась:
   – "Возможно, остался бы"?
   Я не ответил.
   – Мы ведь не знакомы, разве не так?
   – Ты находишься здесь...
   – Ну и что?
   – Лорен, когда ты пришла за помощью, тогда, в первый раз, я был обязан тебе помочь. Словно приемный отец. Вчера я почувствовал, что мое присутствие смущает тебя. Однако ушел я по другой причине.
   – Как благородно. Да это у вас все перепуталось в голове! Как и другие парни, вы... Ладно, я получила то, за чем пришла. И хочу заплатить.
   – Не за что платить.
   – О, есть за что. У вас и степень, и уважение, и в ваших глазах я всего лишь грязная стриптизерша. А если я заплачу, мы будем на равных.
   – Лорен, я не осуждаю тебя.
   – Вы только так говорите.
   Она достала пачку денег из кармана.
   – Какова такса, док?
   – Давай лучше побеседуем о...
   – Сколько? – потребовала Лорен. – Сколько вы берете за час?
   Я назвал сумму. Она присвистнула.
   – Неплохо.
   Пересчитала банкноты, протянула мне:
   – Вот, пожалуйста. Даже декларировать не надо. Не провожайте, я найду выход.
   Я все равно направился за ней. Подойдя к двери, Лорен повернулась и сказала:
   – Заметили пачку, из которой я вам заплатила? Это мои чаевые. Мне всегда платят хорошие чаевые.

Глава 4

   И вот теперь, четыре года спустя, я должен был говорить с ее матерью.
   Миссис Джейн Эббот.
   Значит, она снова вышла замуж. Может, ее жизнь наладилась? Или затемнение в легких опять появилось? Мне было любопытно, но я не умру, не зная ответы на эти вопросы...
   И вообще жизнь шла бы намного проще, если бы я не отвечал на все телефонные звонки.
   Напыщенная фраза о приемном отце, сказанная Лорен, теперь звенела у меня в ушах. И я откладывал разговор с Джейн сколько можно. Сварил кофе, убрался в и без того чистой кухне, проверил запасы в кладовке. Вернувшись на кухню, заметил, что забыл вставить фильтр в кофеварку Поэтому пришлось варить кофе заново – еще несколько минут отсрочки. Когда я все же сел, чтобы выпить чашечку, то плеснул в кофе бренди, не торопясь выпил, просмотрел газеты, которые уже прочитал от первой до последней страницы.
   Наконец тянуть дальше было невозможно. Уставясь на громадную сосну, почти полностью закрывавшую вид из кухонного окна, я набрал номер.
   После двух гудков раздалось "Алло?".
   – Миссис Эббот?
   – Да, кто говорит?
   – Доктор Делавэр.
   На несколько секунд повисла тишина.
   – Я не знала, позвоните ли вы. Вы меня помните?
   – Вы – мать Лорен.
   – Мать Лорен, – горько повторила она. – Я звоню из-за нее, доктор. Моя девочка пропала. Ее нет уже неделю. Я знаю, вы работаете с полицией, видела ваше имя в газетах. Лорен тоже видела. Это ее потрясло. А вы ей всегда нравились. Мой муж – бывший муж – запретил ей ходить к вам. Он был очень скупым человеком и, думаю, сейчас тоже не изменился. Лорен не виделась с ним много лет. Но я звоню не из-за этого. Она живет отдельно, только теперь что-то не так. Я позвонила в полицию на третий день после ее исчезновения, а там сказали, раз Лорен совершеннолетняя и нет признаков уголовного преступления, они ничего не могут поделать. Мне дали понять, что не воспринимают мое беспокойство всерьез. Посоветовали написать заявление и ждать. Но я знаю, Лорен не уехала бы вот так, ничего не сказав.
   – Она раньше уезжала куда-нибудь?
   – Иногда. И ненадолго.
   – Значит, вы постоянно поддерживаете связь? – спросил я, гадая, занимается ли Лорен до сих пор стриптизом и знает ли об этом ее мать.
   – Да, конечно. То я позвоню, то она. Мы стараемся поддерживать связь, доктор Делавэр.
   Тут она добавила: "Я теперь живу в Долине", словно это объясняло, почему они созванивались, а не встречались.
   – Где живет Лорен?
   – В городе. Недалеко от "Мили чудес". Она не уехала бы просто так, не сказав мне, доктор. И соседу по квартире Лорен тоже ничего не сообщила. Кроме того, не похоже, чтобы она собирала вещи. Мне очень страшно.
   – Уверен, этому найдется какое-нибудь объяснение.
   – Пожалуйста, доктор Делавэр. У вас ведь есть знакомые в полиции, они вас послушают. Вы знаете, к кому можно обратиться за помощью.
   – Дайте мне адрес Лорен.
   Она назвала номер дома на Хаузер-стрит.
   – Это недалеко от Шестой улицы, рядом с музеем Ла-Бреа. Я водила ее туда, когда она была маленькой. Пожалуйста, доктор, позвоните своим друзьям-полицейским, чтобы они отнеслись к этому серьезно.
   Моим ближайшим знакомым копом был Майло. Только он служил в дивизионе полиции Западного округа Лос-Анджелеса, а Хаузер относилась к округу Уилшир. Петра Коннор, еще одна моя знакомая, работала в отделе по расследованию убийств в Голливуде. Пара детективов, разыскивающих убийц. Но я не стал сообщать об этом Джейн Эббот.
   – Позвоню, – пообещал я.
   – Огромное спасибо, доктор.
   – Как дела у Лорен?
   – Вы будете гордиться ею. Она... То есть мы пережили несколько ужасных лет после ухода отца. Лорен бросила школу... А вот потом смогла взяться за ум, получила аттестат, посещала неполный колледж[3], окончила его с отличием и осенью поступила в университет. Она только отучилась первый семестр, занимается психологией, хочет быть психиатром. Я знаю, это вы на нее повлияли. Лорен восхищается вами, доктор. Всегда говорила, какой вы заботливый.
   – Спасибо, – сказал я, несколько ошарашенный. – Сейчас каникулы в университете, студенты часто путешествуют в это время.
   – Нет. Лорен никуда бы не поехала, не предупредив меня и без багажа.
   – Я сделаю все, что в моих силах.
   – Вы хороший человек, я и раньше не сомневалась. Вы очень повлияли на нее, доктор. Лорен видела вас лишь два раза, но и этого оказалось достаточно. И однажды заявила, что лучше бы вы были ее отцом, а не Лайл.
* * *
   Я позвонил Майло домой и услышал автоответчик, говоривший голосом Рика Силвермана. Тогда я набрал номер отдела по расследованию убийств Западного округа Лос-Анджелеса.
   – Майло Стерджис слушает.
   – Доброе утро. Звоню тебя разбудить.
   – На это есть рассвет, парень.
   – Работаем в выходные?
   – А что, разве выходной?
   – Вроде количество убийств снизилось.
   – Так и есть, – ответил Стерджис. – И теперь мы прикованы к старью, которое не удалось раскрыть по горячим следам. Я чувствую себя археологом на раскопках. Что случилось?
   – Можно попросить об одолжении?
   Я рассказал ему о происшедшем, а также о том, что Лорен – моя бывшая пациентка. Майло понял и не стал задавать лишних вопросов.
   – Сколько ей лет?
   – Двадцать пять. В отделе по розыску пропавших матери сказали: единственное, что она может сделать, это написать заявление.
   – Она написала?
   – Я не спросил.
   – Значит, мать хочет, чтобы делу дали ход... По правде говоря, ребята из розыскного абсолютно правы. Она совершеннолетняя, не инвалид, признаков насилия нет, навязчивых поклонников тоже. Первые несколько недель такие заявления просто лежат в столе.
   – А если бы она была дочкой мэра?
   Длинный вздох.
   – А если я завтра исчезну, стартовав на легком самолете с мыса Код? Хорошо, если меня отправятся искать два пьянчуги в гребной шлюпке. Эскадрильи истребителей и вертолетов поднимать уж точно не будут. Ладно, позвоню ребятам из отдела. Ты больше ничего не хочешь рассказать о девушке?
   – Она только-только поступила в университет, однако, вполне вероятно, занимается кое-чем менее пристойным.
   – Это чем же?
   – Четыре года назад она работала стриптизершей на частных вечеринках. Возможно, продолжает подрабатывать.
   – Это тебе ее мама рассказала?