– Нет, сам узнал. Не спрашивай как.
   На другом конце провода помолчали.
   – Бог с ним, диктуй ее полное имя.
   Я продиктовал.
   – Итак, мы ищем плохую девочку?
   – Не утверждаю, – отрезал я. – Мне известно только то, что она танцевала стриптиз.
   Майло никак не среагировал на мое внезапное раздражение.
   – Это было четыре года назад. Чем она еще занималась?
   – Отучилась семестр в университете. На "отлично", если верить матери.
   – Мама замечает только лучшие стороны своей дочки?
   – Матерям это свойственно.
   – А в данном случае?
   – Я не знаю. Говорю же, Майло, это было давно.
   – Твои собственные раскопки?
   – Что-то вроде.
   Майло обещал перезвонить в ближайшее время. Я поблагодарил и повесил трубку. Побегал дольше обычного, вернулся домой насквозь пропотевший, помылся, оделся, спустился к пруду. Сегодня меня почему-то не радовала его спокойная красота. Вернувшись в кабинет, я занялся делами об опеке. Некоторое время спустя поймал себя на том, что думаю о Лорен.
   От стриптиза к учебе на "отлично" в университете... Неплохой скачок. Я решил позвонить Джейн Эббот и сказать об исполнении ее просьбы. Возможно, на том все и закончится.
   На этот раз сработал автоответчик. Мужской механический голос, одна из тех готовых записей, которые женщины приобретают по соображениям безопасности. Я оставил сообщение и поработал еще несколько часов. Вскоре после полудня поехал в Вествуд, купил итальянский сандвич с пивом и вернулся в парк Холмби. (Я здесь обычно ем на скамейке, стараясь не привлекать внимания пожилых людей, наслаждающихся зеленой травкой, а также нянь, выгуливающих богатых деток.) Когда вернулся, лампочка на автоответчике мигала с немым укором.
   Звонок от Майло, голос которого казался еще более усталым, чем утром: "Привет, Алекс. Я насчет Лорен Тиг. Позвони, как только сможешь".
   Я схватил телефон. Ответил другой детектив, так что пришлось подождать, пока найдут Майло.
   – Мать все-таки подала вчера заявление. Ребята проверили биографию Лорен. На нее есть кое-что, Алекс. Они, правда, пока не говорили матери. Может, и вообще не станут.
   – Что на нее есть?
   – Проституция.
   Я промолчал.
   – Пока все.
   – Это каким-то образом повлияет на то, будут ее искать или нет?
   – Дело в том, Алекс, что еще не с чем работать. Они попросили у матери список друзей дочери, но она никого не знает. У детектива сложилось впечатление, что Лорен не особенно посвящала мать в свою личную жизнь. И ее отъезд не такое уж из ряда вон выходящее событие. Ее арестовывали даже в Неваде.
   – В Вегасе?
   – Нет, в Рино. На том направлении много девочек работает. Надеются подцепить водителей, перевозящих скот, покататься с дальнобойщиками денек-другой и поскорее заработать деньжат. Это исчезновение, возможно, часть ее образа жизни. Несмотря на то, что она стала студенткой.
   – Лорен отсутствует уже неделю, не "денек-другой".
   – Значит, осталась поиграть в казино. Или подцепила выгодного клиента, которого можно доить подольше. Понимаешь, дело в том, что мы ищем не мисс Сьюзи Сама Невинность, которая пропала из церковного автобуса.
   – Когда ее в последний раз арестовывали?
   – Четыре года назад.
   – Здесь или в Неваде?
   – Старый добрый Беверли-Хиллз. Она была одной из девочек Гретхен Штенгель, которых накрыли в отеле "Беверли монарх".
   Тот отель, в котором Фил Харнсбергер устраивал мальчишник. Фасад отеля в стиле рококо промелькнул у меня в памяти.
   "Мне всегда платят хорошие чаевые", – сказала тогда Лорен.
   – В каком месяце четыре года назад?
   – Какая разница?
   – В последний раз я ее видел четыре года назад в ноябре.
   – Подожди, я проверю... Девятнадцатого декабря.
   – Гретхен Штенгель, – повторил я.
   – Вестсайдская Мадам собственной персоной. По крайней мере, Лорен работала не на улице.
   Я сжал телефонную трубку так, что у меня пальцы заболели.
   – А наркотиками она не баловалась?
   – В досье ничего нет. Только сопротивление при аресте. Но девочки Гретхен были известны своими вечеринками. Послушай, Алекс, вообще-то не в моих правилах лезть в сексуальную жизнь людей. Я даже не имею ничего против травки, если только из-за нее кто-нибудь не превращается в труп. И все же надо считаться с тем, каким образом Лорен зарабатывала себе на жизнь. Может быть, поссорилась с клиентом, а сосед по квартире покрывает ее ради мамаши. Я действительно не вижу серьезных причин для беспокойства.
   – Вероятно, ты прав. А мать, видимо, не в курсе. Хотя кое-что она все-таки знает. Сказала, у Лорен раньше были неприятности. Согласись, вполне возможно, что после того ареста четырехлетней давности девушка решила изменить свою жизнь. И поступила в университет.
   – Всякое бывает, – неохотно отозвался Майло.
   – Знаю, знаю. Как всегда, необоснованный оптимизм с моей стороны.
   – Он придает тебе юношеское очарование... Значит, ты лечил ее четыре года назад?
   – Десять лет назад. А тогда было что-то вроде завершения терапии.
   – Вот как? Десять лет – большой срок.
   – Целая вечность.
   Длинная пауза.
   – Тем не менее ты до сих пор защищаешь ее.
   – Просто выполняю свою работу. – Я удивился сухости, прозвучавшей в моем голосе. Поэтому решил избежать дальнейшего обсуждения и поблагодарил Майло за помощь.
   Он сказал:
   – Парень из розыскного пообещал обзвонить больницы.
   – А морги?
   – Морги тоже. Алекс, я знаю, тебе неприятно выслушивать грязь об этой девушке, но у нее наверняка был повод скрыться, никому не сказав. Лучше посоветовать матери, чтобы набралась терпения. В девяти случаях из десяти люди находятся.
   – А если нет, то уже поздно что-либо делать.
   Майло не ответил.
   – Извини, – сказал я. – Ты и так сделал больше, чем мог бы.
   Он засмеялся.
   – Все нормально, не бери в голову.
   – Может, пообедаем вместе?
   – Конечно, как только разгребу это старье.
   – Что там у вас?
   – Да всего хватает. Убийство десятилетнего мальчика. Подозреваем родителей, но доказательств нет. Ограбление магазина двенадцатилетней давности. Без свидетелей. Даже заключение баллистической экспертизы отсутствует, потому что подонки стреляли из ружья. Пьянчуга, окочурившийся в парке восемь лет назад. И наконец, мое любимое: старушка, задушенная в собственной кровати еще при Никсоне; Не пора ли мне получить степень по античной истории?
   – Или по английской литературе.
   – То есть?
   – В каждом деле есть свой сюжет.
   – Это верно. Только придется забыть о хеппи-энде.

Глава 5

   "Сосед по квартире покрывает ее".
   Сосед, который ведет такую же жизнь, что и Лорен? Если это правда, то ему, конечно, нет смысла рассказывать все Джейн. Или полиции. Или кому бы то ни было.
   Джейн Эббот утверждает, будто Лорен восхищалась мной. Верится с трудом, но если так, возможно, она упоминала обо мне в разговорах. Тогда я смогу выяснить что-нибудь у ее друга.
   Я позвонил по номеру, который дала Джейн. Снова автоответчик с механическим голосом. Повесил трубку, не оставив сообщения.
   Меня опять поразило, как резко изменилась жизнь Лорен. Хотя... Я ведь так мало знал о ее семье. Наверное, не стоит слишком удивляться. В душе зашевелилась мысль об отступлении. Все-таки это было десять лет назад, и я провел всего лишь два сеанса...
   Я слишком легко согласился на прекращение терапии. Правда, Лайл Тиг никогда не принимал эту затею всерьез. Даже если бы я смог до него дозвониться, вряд ли бы он изменил свое решение.
   Я старался успокоить себя тем, что в случившемся нет моей вины. И все же исчезновение Лорен не выходило у меня из головы. Когда бездействие стало совершенно невыносимым, я сел в свою "севилью" и направился к бульвару Сансет, а затем через Беверли-Хиллз и Стрип по дороге, идущей вдоль гребня Ла-Синега.
   Проехав по Третьей улице через центр Беверли, я свернул на Шестую и скоро оказался возле палеонтологического музея. Пластиковые мастодонты вставали на дыбы, а школьники таращились на них во все глаза. Ежедневно кто-нибудь крал кости из скелетов в качестве сувениров. Как ни печально, главная туристическая достопримечательность Лос-Анджелеса – братская могила динозавров.
   Дом, в котором жила Лорен, находился где-то между Шестой улицей и Уилширом. Он состоял из шести корпусов и был настолько старым, что здесь еще сохранились пожарные лестницы. Я прошел по растрескавшейся цементной дорожке к стеклянной двери. Сбоку висели таблички с длинным списком жильцов. Фамилии "Тиг/Салэндер" стояли напротив квартиры номер четыре.
   Я нажал кнопку домофона, и, к моему удивлению, дверь сразу же открылась. В коридоре пахло тушеной говядиной и моющими средствами. На полу лежал ковер, когда-то ярко-розовый, а сейчас истертый многочисленными подошвами до невразумительного коричневатого цвета. Деревянные двери покрывал слишком толстый слой лака. Из-за них не доносилось ни музыки, ни разговоров. В конце коридора я заметил терракотового оттенка лестницу, по которой и поднялся наверх.
   Постучал в четвертую квартиру, и дверь открылась еще до того, как я опустил руку. На меня смотрел молодой парень с белой мочалкой в руке.
   Он был невысокого роста, светловолосый и худощавый, одет в белую майку и голубые джинсы с черным кожаным ремнем. Из кармана выглядывала тяжелая металлическая цепочка.
   – Ой, я думал, это... – Высокий, с хрипотцой, голос.
   – Нет, это не тот, о ком вы думали. Извините, если оторвал от дел. Меня зовут Алекс Делавэр.
   В карих глазах промелькнуло легкое удивление. Светлые волосы парня гладко зачесаны назад, в фигуре нет и намека на жир, но и спортсменом его тоже трудно назвать. В ухе – маленькая золотая серьга, на левом плече татуировка "Не паникуй", на правом бицепсе выколот терновый браслет. Примерно одного возраста с Лорен. На круглом розовощеком лице еще не появились морщинки, а чуть приподнятые брови придавали лицу детское выражение. Пока он осматривал меня с головы до ног, удивление уступило место подозрению. Парень непроизвольно сжал мочалку и отступил назад.
   – Я старый знакомый Лорен. Точнее, ее доктор. Ее мать позвонила мне. Она очень волнуется, так как ничего не слышала от Лорен уже неделю.
   – Доктор? Ах да, психолог, она говорила о вас. Помню, у вас фамилия как название штата. Вы что, чистокровный американец?
   – Скорее помесь.
   Он улыбнулся, потянул за цепочку, торчащую из кармана, и вынул громадные часы.
   – Господи, сейчас только два сорок. Я задремал, услышал звонок и подумал, что уже три сорок.
   – Извините, что разбудил.
   – Не извиняйтесь. Ко мне должен старый приятель заскочить, поэтому все равно нужно привести себя в порядок. – Он посмотрел на мочалку. – Да, кстати, что это мы в коридоре разговариваем? – Парень протянул руку: – Эндрю Салэндер, сосед Лорен. – Рукопожатие у него оказалось на удивление твердым.
   Салэндер распахнул дверь и впустил меня в просторную гостиную. Тяжелые, красные с золотом, гардины загораживали окна, из-за чего в комнате царил полумрак. В нос ударил запах одеколона, каких-то курений и яичницы.
   – Да будет свет, – сказал Эндрю, раздвигая шторы на окнах. Обои в гостиной оказались лимонно-желтые, с позолоченным прессованным рисунком. Балки на потолке тоже покрывал тонкий слой позолоты. Французские эстампы на стенах странным образом соседствовали с безвкусными морскими пейзажами в поблекших рамах. Мебель в стиле арт деко перемежалась с викторианскими комодами и офисными шкафами. Комната напоминала лавку барахольщика. Но умелая рука придала обстановке некоторое очарование.
   – Значит, миссис Э. и вам звонила. Мне уже три раза. Сначала я думал, это у нее из-за климакса, но теперь, на шестой день, я сам стал волноваться за Ло. – Салэндер скинул с велюрового дивана шелковую накидку. – Пожалуйста, садитесь. И извините за бардак. Хотите выпить чего-нибудь?
   – Нет, спасибо. И у вас тут совсем не бардак.
   – Да бросьте. Мы с Ло работаем над этой комнатой с тех пор, как я сюда переехал. Воскресенья проводим на блошиных рынках, иногда там еще попадаются интересные экземпляры. Проблема в том, что ни у нее, ни у меня не хватает времени, чтобы довести комнату до ума. И все же по крайней мере здесь теперь можно жить. До моего переезда комната была практически пустой – я еще подумал, Ло из людей, у которых полностью отсутствуют вкус и художественное чутье. Оказалось, у нее превосходный вкус – его просто нужно было обнаружить и вытащить на свет божий.
   – Сколько вы живете вместе?
   – Полгода. Раньше я жил в этом же доме, но этажом ниже, во второй квартире.
   Эндрю нахмурился, сел на тахту, затянутую покрывалом с леопардовым узором, скрестил ноги и продолжил:
   – Мне уже несколько месяцев предлагали съехать. Потом хозяин просто сдал квартиру кому-то еще, и я оказался на улице. У нас с Ло всегда были хорошие отношения, мы часто болтали, когда встречались в прачечной. С ней приятно поболтать. Узнав, в какую я попал передрягу, она предложила переехать к ней. Я сначала отказался, не люблю благотворительности. В конце концов Ло доказала, что две спальни для нее одной многовато. И кроме того, она сэкономит на аренде, если мы будем платить пополам. – Салэндер погладил выщипанную бровь. – Если честно, я хотел, чтобы меня убедили. Жить одному так... уныло. У меня тогда никого не было... Ло – замечательная девушка, а сейчас она куда-то упорхнула. Доктор Делавэр, вы считаете, нам действительно есть о чем беспокоиться? Я не хочу волноваться, но, признаюсь, озадачен.
   – Лорен не намекнула, куда собирается?
   – Нет, и машину не взяла – я видел ее на заднем дворе. Так что, может, она в буквальном смысле упорхнула? На самолете? Она вообще всегда торопится, не терпит промедления. И работает как заведенная – учится, исследования проводит.
   – Исследования для университета?
   – Нуда.
   – А в какой сфере?
   – Она мне никогда не говорила. Просто упомянула как-то, что разрывается между занятиями и исследовательской работой. Вы думаете, исчезновение связано с ее изысканиями?
   – Все может быть. А она не говорила, для кого конкретно1 проводит исследования?
   Салэндер покачал головой.
   – Мы, конечно, друзья, однако не вмешиваемся в личную жизнь друг друга. У нас разные биоритмы – она "жаворонок", я "сова". Кстати, очень удобно – Ло бодрая и свежая на занятиях, а я прихожу в норму к началу работы. Когда я встаю, ее обычно уже нет дома. Поэтому я только через пару дней понял, что кровать Ло не тронута. – Он поежился. – Вообще-то мы не заходим в спальни друг друга, но миссис Э. казалась такой взволнованной... Поэтому я и согласился заглянуть к Ло в комнату.
   – И правильно сделали.
   – Надеюсь.
   – А где вы работаете, мистер Салэндер?
   – Можно просто Эндрю. Изучаю различные химические соединения. – Он улыбнулся. – Я бармен в одном заведении в западном Голливуде. "Отшельники" называется.
   Майло и Рик иногда заглядывали в этот бар.
   – Да, я знаю это место.
   Эндрю удивился:
   – Правда? Что же я вас раньше не видел?
   – Просто проезжал мимо.
   – Ясно. Имейте в виду, мой бомбейский мартини – произведение искусства. Так что добро пожаловать. – Его лицо внезапно помрачнело. – Нет, вы только послушайте! Лорен пропала, а я сижу тут и треплюсь о всякой ерунде!.. Нет, доктор, она не намекала, куда могла отправиться. Хотя не могу сказать, что до звонка миссис Э. я беспокоился. Лорен и прежде время от времени уезжала.
   – На неделю?
   – Да нет, на денек-другой, на выходные.
   – Как часто?
   – Может, раз в два месяца или один раз в шесть недель – точно не скажу.
   – А куда?
   – Однажды сказала, что была на пляже в Малибу.
   – Одна?
   Он кивнул.
   – Рассказывала, что сняла номер в мотеле. Ей нужно было расслабиться, а шум океана действует успокаивающе. Что касается остальных случаев, то я не знаю.
   – На те выходные она обычно брала свою машину?
   – Да, всегда... Значит, в этот раз что-то не так, правда? – Эндрю потер татуировку, морщась, словно только что ее сделал и она все еще болела. – Вы действительно думаете, что-то случилось?
   – Я еще слишком мало знаю, чтобы делать выводы. Но миссисЭббот всерьез обеспокоена.
   – Может, миссис Э. всех просто накрутила. Так бывает с матерями.
   – Вы с ней встречались?
   – Однажды, пару-тройку месяцев назад. Она зашла к Ло, чтобы пойти вместе пообедать, и мы болтали, пока Лорен приводила себя в порядок. В общем, она мне понравилась, типичная дамочка пятидесятых годов. Так и видишь ее в "крайслер-империале" с ворохом покупок на заднем сиденье. Понимаете, что я имею в виду?
   – Она показалась вам консервативной.
   – Такая вся положительная. Театрально печальная. Из тех женщин, которые борются с приближающейся старостью с помощью туши, туфель под цвет костюма и всяческих диет.
   – Да, с Лорен никакого сходства.
   – Верно. Ло совсем другая – естественная, искренняя. – Он снова сжал мочалку, которую до сих пор держал в руке. – Уверен, что с ней все в порядке. С ней просто должно быть все в порядке.
   Эндрю вздохнул, опять помассировал татуировку. Я спросил:
   – Значит, в тот день они ходили обедать?
   – Да, причем обед явно затянулся – Лорен отсутствовала часа три. А когда вернулась, было не похоже, что она хорошо провела время.
   – Расстроилась?
   – Расстроилась. И не в себе, словно ее по голове стукнули. Я понял, произошло что-то неприятное. Поэтому сделал ее любимый коктейль и спросил, не хочет ли она поговорить. Ло поцеловала меня сюда, – он показал на розовую щеку, – и сказала, что ничего серьезного. Правда, потом выпила коктейль до последней капли, а я сидел с видом внимательного слушателя... Короче, она со мной поделилась... – Он остановился. – Ничего, что я вам рассказываю?
   – Мне можно доверять. Это часть моей профессии.
   – Да, верно. Кроме того, Лорен говорила, что вы ей нравитесь. Ладно. Тем более тут нет ничего такого. Лорен рассказала, как все детство пыталась выйти из-под опеки родителей, поступать по-своему, а теперь ее мать стремится делать то же самое.
   – Контролировать ее?
   Эндрю кивнул.
   – А она не сказала, каким образом?
   – Нет. Извините, доктор. Мне просто не по себе из-за происходящего. Да и нечего больше добавить. Я и так рассказал все, что знал, и лишь потому, что вы нравились Лорен. Она однажды наткнулась на ваше имя в газете, в статье о полицейском расследовании, и сказала: "Послушай, Эндрю, я знаю этого парня. Он старался вытащить меня". Я ответил что-то вроде: "Ему это не удалось". Она засмеялась и сказала: возможно, такие пациенты, как она, и заставили вас отказаться от практики и начать работу с копами. А я, – его щеки зарделись, – сострил насчет того, что мозгоправы сами частенько съезжают с катушек. Ло возразила, сказала, что вы прикольный и надежный, кажется, так. Тогда я сказал: "Какая скукотища", а она: "Нет, иногда надежность – как раз то, что нужно". Она терзалась, думала, сама все испортила и не использовала свой шанс с терапией, но, оглядываясь назад, поняла, что все было подстроено.
   – То есть?
   – Родители пытались использовать вас как оружие против нее, а вы не стали играть по их правилам. В вас была целостность. Вы точно не хотите выпить?
   Я почувствовал, что в горле у меня пересохло.
   – Не отказался бы от колы.
   – А что-нибудь покрепче? – Он усмехнулся. – Или доктора не употребляют?
   – Нет, просто рановато для меня.
   – Поверьте моему опыту, для этого не бывает рано. Ладно, вам колу с лимоном или с лаймом?
   – С лаймом.
   Он поспешил на кухню и скоро вернулся с колой и бокалом белого вина для себя. Снова сел на тахту, облокотился на колено, подпер рукой подбородок и посмотрел мне прямо в глаза.
   Я продолжал:
   – Итак, Лорен чувствовала, что мать пытается ее контролировать, но не сказала как?
   – А на следующий день Лорен вела себя как ни в чем не бывало и ни словом не обмолвилась о матери. Я вообще думаю, миссис Э. играла не особо важную роль в жизни Ло. Они уже долгое время жили отдельно. Больше мне нечего рассказать о ее отношениях с семьей. Так что допивайте колу.
   Эндрю опять вытащил из кармана часы.
   – Ваш друг должен вот-вот подойти? – спросил я.
   Он слегка вздрогнул.
   – Да.
   – А у Лорен есть друзья, с которыми я бы мог поговорить?
   – Нет.
   – Вообще ни одного?
   – Ни одного, она ни с кем не встречалась. И с девчонками тоже не дружила. Мы оба – социальные одиночки. Еще одно качество, которое нас сближает.
   – Кроме того, что вы "сова", а Лорен – "жаворонок"?
   – Да, у нас тут маленький уютный птичник – и наилучшее соседство, какое у меня когда-либо было. Лорен просто прелесть, и я действительно не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось. Ну а сейчас, если хотите, могу перелить колу в одноразовый стаканчик, и вы выпьете ее по дороге.
   Так вежливо меня никогда не выпроваживали. Я поставил стакан на столик и встал.
   – Последний вопрос. Миссис Эббот упомянула, что Лорен не взяла вещи. Это так?
   – Да, я ей сказал. Я знаю все вещи Ло – у нее классная одежда. Переехав сюда, я соорудил ей гардеробную. У нее два чемодана марки "Самсонит", которые мы почти задаром взяли на блошином рынке в Санта-Монике. Оба здесь. И рюкзак, с которым Ло ходит в университет. И книги. Так что она явно планирует вернуться.
   Эндрю начал потягивать вино, но вдруг взволнованно спросил:
   – Это ведь неправильно – сбегать вот так, без багажа?
   – Если только у Лорен не импульсивный характер.
   – В том смысле, что, встретив горячего парня, она махнула с ним в жаркие края? Было бы очень мило.
   В его голосе слышалось сомнение.
   – Хотя маловероятно?
   – Просто Лорен... Если бы она влюбилась, я бы знал. Ока все делала по порядку: вставала, шла на пробежку, училась, приходила, ложилась спать, потом вставала, и все заново. Сказать по правде, она была немного зубрилой.
   – Все делала по распорядку, кроме тех случаев, когда уезжала на выходные?
   – Получается так.
   – У нее сейчас перерыв в занятиях. Чем Лорен занималась на каникулах?
   – Работала.
   – Над исследовательским проектом?
   – Я же говорю, зубрила. Ло бы каждую свободную минутку занималась, если бы я не вытаскивал ее время от времени на поиски антиквариата.
   – Должно быть, старательность приносила свои плоды. Миссис Эббот говорит, у Лорен сплошные "отлично".
   – Ло очень этим гордится. Даже показывала мне зачетку. Это выглядело забавно.
   – Что именно?
   – Взрослая девушка, а радуется оценкам, словно ребенок. Она изучает психологию, хочет стать психотерапевтом. Без вашего влияния тут не обошлось. – Он снова посмотрел на меня в упор. – Вы что-то не дотронулись до колы. Не нравится?
   Я взял стакан и отпил немного.
   – Потрясающе вкусно.
   – Это мексиканские лаймы, с более насыщенным вкусом.
   Я сделал еще глоток.
   – А исследовательская работа приносила какие-нибудь деньги?
   – Может быть, но у Ло есть сбережения.
   – Сбережения?
   – Она откладывала на черный день, пока работала. Говорит, может побездельничать еще несколько лет, прежде чем придется зарабатывать на хлеб насущный. Надо отдать ей должное: не каждый бросит выгодное занятие ради учебы.
   – А кем она была?
   – Моделью. Конечно, для обложки "Вог" ее никто не снимал... Тем не менее Ло была манекенщицей на показах моды. Неплохо получала, но ей не нравилось быть безмозглой куклой. А сейчас, доктор, боюсь показаться невежливым, только тот, с кем я встречаюсь, обидел меня. Я долго собирался с духом и сейчас готов встретиться с ним лицом к лицу. Поэтому, пожалуйста...
   Эндрю кивнул на дверь и проводил меня к выходу. Я сказал:
   – Большое спасибо, что уделили мне время. Если не возражаете, я взгляну на машину Лорен. Какая у нее марка?
   – Серая "мазда-миата". Только не угоняйте.
   Салэндер нервно засмеялся. Я сделал вид, что перекрестился.
   – Клянусь сегодня этим не заниматься. Кроме того, сейчас я не в форме.
   Он опять засмеялся, на этот раз более расслабленно. Мы пожали друг другу руки.
   – Я не собираюсь волноваться. Уверен, нет причин, – сказал Энди.
   – Мне тоже так кажется.
   – Только представьте: я тут места себе не нахожу, переживая за нее, а Ло сейчас впархивает через дверь, пританцовывая от счастья. Вот я ей устрою за то, что заставила нас пройти через такие мучения!
   Он вышел в коридор вслед за мной, глянул на лестницу.
   – Знаете, а вы умеете слушать. Если надумаете сменить работу, могу пристроить вас в "Отшельниках".
   Я улыбнулся:
   – Буду иметь в виду.
* * *
   На заднем дворе я увидел навес для машин, за ним начиналась аллея. "Миата" была единственным припаркованным там автомобилем. Не новая, кое-где виднелись щербинки и царапины, покрыта пылью. Машина заперта, брезентовый верх аккуратно натянут. На заднем бампере наклейка университетской стоянки. В кармашке водительской дверцы виднелся дорожный атлас, рядом с рычагом переключения передач лежали солнцезащитные очки. Больше я ничего не заметил.
   Я вернулся к своей машине, обдумывая все сказанное Салэндером.
   Ни подруг, ни парня. Зубрила.
   Ее соседство с голубым говорило о том, что она ценила общение, а не секс.
   Может быть, оттого, что за секс ей все еще платили?
   Работала манекенщицей с восемнадцати лет. Возможно, она и в самом деле подрабатывала на подиуме, но скорее всего это лишь отговорка.
   Выходные, проводимые в одиночестве. Однажды на пляже в Малибу, в остальных случаях – неизвестно где. Специально напускала туману, чтобы скрыть встречи с клиентами?