Кэнхем Марша. Меч и роза

   – Но ведь я была бы не одна! Со мной ничего не случилось бы, как с леди Морой и Джинни...
   – Об этом мы уже говорили. – Он вздохнул. – Мора, Джинни и даже Роуз знают, что им предстоит. Они привыкли к насилию и кровопролитию, они выросли в укрепленном замке. Джинни в горах как дома, она легко способна месяцами прятаться в пещерах, если понадобится.
   – Ты говоришь так, будто Ахнакарри в осаде. Но принц уже завоевал Шотландию. Зачем так опасаться пары английских фортов?
   Алекс провел ладонью по ее шелковистым волосам и нежно поцеловал в губы.
   – Милая моя девочка! Пока принц находится в Англии, его победы в Шотландии ничего не значат. Расстановка сил может измениться мгновенно, и разве я смогу спать спокойно, зная, что оставил свою овечку на растерзание волкам? А в Дерби тебе ничто не угрожает. Ты пробудешь здесь, пока не закончится война.
   – Но...
   – Никаких «но», мадам. И довольно споров. Я уже объяснял, что мне не нужна капризная и непослушная жена.
   Кэтрин приподнялась, сжала кулаки, и в ее голосе зазвенел сарказм:
   – Да, всемогущий и всезнающий муж. Если вы считаете, что я настолько слаба и беспомощна, что без вас не способна сделать ни шагу, значит, пусть будет по-вашему.
   Алекс нахмурился:
   – Я не сомневаюсь, что ты смогла бы вернуться в Ахнакарри и вынести все испытания – будь то набег Кэмпбеллов или осада англичан. Ты наверняка научишься отражать атаки противника, перевязывать открытые раны, зашивать вспоротые животы и даже перерезать глотки, спасая тяжелораненых от медленной и мучительной смерти. – Он помедлил, давая Кэтрин осознать ужасный смысл его слов. – Ты способна и на это, и на многое другое, но дело в том... – он взял ее за подбородок и заглянул в глаза, – что я этого не хочу. Тебе незачем видеть боль, страдания и кровь.
   – Значит, я нужна тебе только для того, чтобы развлекаться, когда ты в настроении?
   Долгую минуту Алекс молчал.
   – В таком случае меня устроила бы любая женщина, и я не стал бы жениться.
   – Тогда объясни: чего ты хочешь? Ты говоришь, что любишь меня и стремишься защитить – но, Бог свидетель, спокойнее всего я чувствую себя рядом с тобой. Брак – это не только обладание и защита. Я хочу, чтобы ты доверял мне, делился со мной мыслями, надеждами, опасениями. Я не желаю вести с тобой вежливые, но бессодержательные беседы, как с каким-нибудь Гамильтоном Гарнером. Я мечтаю о большем, Алекс. Хочу знать, что радует и печалит тебя, тревожит и вызывает гнев...
   Приподнявшись, она бережно отвела со лба Алекса густую смоляную прядь.
   – Я знаю, что ты любишь меня, Алекс. Доказательство тому – твой взгляд, твои прикосновения. Я слышу любовь в твоем голосе, даже когда слова звучат странно и принужденно. Ты сам говорил, что ты не поэт, но поэт мне и не нужен. Я полюбила смелого и честного человека, язвительного и вспыльчивого, непоколебимо уверенного в себе. С этим человеком я хочу провести всю жизнь. А если бы я стремилась к другому – например, найти филантропа или галантного кавалера, единственное желание которого – уберечь меня от суровой действительности, – я боялась бы тебя как чумы. И уж конечно, я не стала бы загонять тебя в угол, вынуждать тебя взять меня с собой в Шотландию.
   Темные глаза блеснули.
   – Ты говоришь так, будто тщательно продумала наш брак.
   – О Господи, нет! – воскликнула она и густо покраснела. – Ничего подобного... разве что в самом начале я хотела заставить Гамильтона ревновать...
   – И тебе это удалось, – негромко заметил Алекс.
   Кэтрин наклонила голову, стараясь поймать потерянную мысль.
   – Я пытаюсь объяснить другое: в то время я не сознавала, что делаю, даже сопротивлялась – ты казался мне символом хаоса, пришедшего на смену упорядоченности и предсказуемости моей жизни. – Она устремила на него взгляд огромных сияющих глаз. – Но вместе с тем ты оживил меня, Александер Камерон. Ты уничтожил все жеманство и... пустоту. Ты показал мне, как пуста была моя жизнь без тебя, как обманчиво то, что я ценила, доказал, насколько я была эгоистична. Кэтрин Эшбрук была богатой, капризной, избалованной девчонкой, имела все и в то же время не имела ничего. А Кэтрин Камерон, которая провела два чудесных дня в сырой хижине на краю болота, не имела ничего, но вместе с тем ей принадлежал весь мир. Я могла бы провести там с тобой всю жизнь. Потому что мы были вместе, Алекс. У нас была общая истина, боль и реальность. Ты непредсказуем и вспыльчив, немыслимо упрям и горд, порой ты приводил меня в бешенство. Но ты всегда оставался честным, прямым, преданным, внимательным и отзывчивым, а я ценю эти качества.
   Алекс молчал так долго, что Кэтрин испугалась. А если она ошиблась? Если ему нужна только красивая игрушка и мягкое, податливое тело в постели? Значит, она потеряет его. Если он погладит ее по голове и покровительственно улыбнется – все кончено.
   Первыми шевельнулись его руки. Он осторожно приложил ладони к щекам Кэтрин. Его глаза стали серьезными, непроницаемыми, но уголки губ приподнимались в улыбке. На этот раз он поцеловал ее не страстно и не торопливо, как ночью. Поцелуй стал простым заверением в любви.
   – А ты уверена, что в тебе нет примеси шотландской крови? – спросил он. – У тебя врожденный дар вести словесные поединки.
   Кэтрин прикусила губу, ожидая продолжения.
   – Конечно, ты права, – признал он со вздохом. – Заполучив тебя, поначалу я не знал, что с тобой делать. Я сомневался в том, что ты привыкла к долгим поездкам и трудностям, не надеялся, что ты по-настоящему любишь меня. Я отослал тебя из Шотландии ради твоей же безопасности. И заодно... словом, я решил испытать тебя. И себя.
   – И что же?
   Он легко провел большими пальцами по ее щекам.
   – Теперь я считаю, что мне несказанно повезло: моя жена знает мои недостатки и не боится возражать мне. Но это еще не значит, что я отказываюсь от своих законных прав и привилегий! – спохватился он.
   – Конечно, – прошептала Кэтрин.
   – Последние несколько месяцев я был плохим мужем, меня вряд ли удастся приучить к тихой домашней жизни, но... я попробую стать другим, – продолжал он. – Я хочу состариться рядом с тобой. Стать тучным, добродушным стариком, как мой брат. Я всегда считал любовь Дональда к Море одной из его самых досадных слабостей, но теперь понял, что в этой любви его сила.
   Кэтрин попыталась ответить ему улыбкой, но у нее задрожал подбородок, а глаза обожгли слезы. Алекс притянул ее к себе, крепко обнял, и она вскоре успокоилась.
   – Есть и другая причина, по которой я отослал тебя из Шотландии, – негромко продолжал он, целуя ее в макушку.
   – Какая?
   – Если бы ты осталась в Ахнакарри, сейчас ты была бы там, а я – здесь. А если принцу и впредь будет сопутствовать удача, через месяц он войдет в Лондон и расстояние между мной и замком станет еще больше. – Он улыбнулся и провел ладонями по ее гладкому телу. – Как видишь, я поступил очень мудро, отправив тебя сюда.
   – Чрезвычайно мудро, – сухо подтвердила она. – Но я не верю ни единому слову.
   Растаяв от прикосновения горячих губ, она вновь нырнула под теплое одеяло, отдаваясь ласкам любимых рук, губ, сильного тела. На время она совсем забыла о войне, забыла и о том, что через несколько часов Алекс уедет, а в ее сердце вновь поселится страх.
   – Алекс!
   – Что?
   – Ты спишь?
   Он пошевелился, и она почувствовала, что его грудь и плечи по-прежнему влажны от пота.
   – Сплю? – Он зевнул. – С чего ты взяла?
   – Не важно, – перебила она.
   Он глубоко вздохнул и зашевелился, перекладывая голову с живота Кэтрин на ее плечо, обнимая ее покрепче, кладя ногу поверх ее ног. Через несколько минут его дыхание стало ровным, тело расслабилось.
   – Алекс! Ты засыпаешь?
   Он медленно открыл глаза.
   – Кажется, нет. А в чем дело?
   – Я думала о твоих словах – о том, что я здесь, а ты скоро будешь в Лондоне. Это правда? Чарльз Стюарт решил дойти до самой столицы?
   Алекс потер ладонью слипающиеся глаза и опять потянулся.
   – Не знаю. Но у него есть армия, он направляется к Лондону.
   – И он может дойти до Лондона?
   – Никто, кроме его ближайших советников, не рассчитывал, что принц доберется хотя бы до границы Шотландии, а вспомни, где он сейчас!
   Он ловко уклонился от ответа, подумала Кэтрин.
   – Отец говорит, что юному претенденту на престол придется разгромить королевскую армию, прежде чем он сумеет войти в Лондон.
   – Так он и говорит?
   – Да, и еще многое другое: если принц все-таки войдет в столицу, ему не выстоять против орудий королевского флота. Адмирал Верной ни за что не согласится служить Стюарту, а под его командованием пятьсот кораблей.
   – Твой отец – проницательный человек. А что, по его мнению, предпримет правительство?
   – Он считает, что несколько членов парламента соберут собственную армию и попробуют отразить натиск Стюартов.
   – Значит, гражданская война... – спокойно отозвался Алекс.
   – А ведь еще есть церковь. Кентербери ни за что не допустит возвращения папистов в Англию, в стране слишком мало католиков, чтобы отнять власть у англиканских священников.
   – Для человека, открыто заявляющего о своей неприязни к политике и войне, ты на редкость хорошо осведомлена.
   – У меня есть глаза и уши.
   – Это верно, – подтвердил Алекс, задумчиво глядя ей в глаза. – Прекрасные глаза и очаровательные ушки.
   – Ты не ответил на мой вопрос, – напомнила Кэтрин.
   Он перевел взгляд на ее обнаженную грудь.
   – Знаешь, почему-то я не расположен разглагольствовать об армиях и политических стратегиях...
   – А также отвечать искренне и честно? Или ты и впредь намерен поступать так же: уклоняться от ответов, избегать неприятных разговоров, юлить и уворачиваться?
   Черные ресницы медленно поднялись. После пристального взгляда в упор Алекс вздохнул, приподнялся, подложил под спину подушки, удобно устроился на них и скрестил руки на груди.
   – Хорошо. Если ты хочешь знать правду, ты ее услышишь. Задавай вопросы.
   Кэтрин уловила досаду в его голосе и постаралась смягчить свой.
   – Значит, принц все-таки намерен дойти до Лондона?
   – Если у него будет выбор – да.
   – Достаточно ли сильна его армия, чтобы разгромить войска короля Георга?
   – Если корабли Камберленда потопят в Ла-Манше, а голландцы передумают, шансы у нас равные. Я бы даже рискнул заявить, что горцам достаточно одной отваги, чтобы победить самого дьявола.
   – Одной отваги? Значит, других преимуществ у них нет?
   – Англичане считают иначе. Генерал Коуп бросил на поле боя артиллерию, оружие и боеприпасы.
   Внимание Кэтрин привлек свежий шрам возле левого уха Алекса. Он не упоминал о том, как был ранен, а она не спрашивала, но любой при виде этого шрама сразу понял бы, что Алекс мог лишиться слуха, зрения и даже жизни.
   Невольно она перевела взгляд на другой висок, на тонкий белый шрам – след раны, оставленной шпагой Гамильтона Гарнера в поединке. Еще один шрам находился на бедре Алекса. Кэтрин вдруг вспомнилось, как он стоял в гостиной сразу после дуэли, стирая пот со лба, в окровавленных бриджах и высоких сапогах, повторяя брачную клятву. На лице Алекс сохранял привычную маску непроницаемости. Помня о том, как ловко он умеет скрывать чувства, Кэтрин осторожно продолжала:
   – Отец приписал поражение при Престонпансе неопытности наших солдат. Даже дядя Лоуренс утверждал, что армия генерала Коупа состояла преимущественно из необученных новобранцев.
   – Это верно, – согласился Александер. – Но армию принца составляют крестьяне и пастухи, никогда в жизни не видевшие мушкета и не слышавшие артиллерийских залпов. С другой стороны, солдаты Коупа успели пройти подготовку в лагере и были вооружены не только мушкетами, но и таким количеством пушек, чтобы изрешетить дома во всей округе.
   – А еще говорили, что вы застигли Коупа врасплох.
   – У Коупа было огромное преимущество: место для сражения выбирал он. За спиной у него находилось море, с обоих флангов широкие открытые равнины, а прямо перед ним – обширное болото. Такую позицию мог бы с успехом оборонять мальчишка, вооруженный рогаткой. Коуп заслужил позор.
   Он проверяет, насколько велико ее желание узнать правду, догадалась Кэтрин. Он пытается что-то объяснить ей... но что?
   – У Коупа не набиралось и трех тысяч солдат, – с расстановкой возразила она. – А у принца было в четыре раза больше.
   – Пытаешься найти Коупу оправдания? – Алекс насмешливо приподнял черную бровь. – Притом любые? Ты говоришь, в четыре раза? Еще недавно сплетники уверяли, что у принца было втрое больше солдат, чем у Коупа. Удар был отражен.
   – Ты сказал, что если у принца будет выбор, он наверняка двинется в сторону Лондона. Значит ли это, что ты предпочел бы другое решение?
   – Некоторые из вождей кланов с самого начала возражали против планов вторжения, – честно признался Алекс. – Другие же хотели предпринять попытку – при условии, что английские якобиты их поддержат.
   – И что же?
   – Как видишь, нас никто не поддержал, – сухо сообщил Алекс.
   – Ты намекаешь, что принц постепенно теряет сторонников?
   – Даже слепец способен вовремя повернуть обратно, если перед ним стена.
   – Стена? Может, хватит говорить загадками?
   Алекс вздохнул:
   – Это была метафора. Наши вожди понимают, что войско шотландских крестьян марширует по дорогам страны, в которую чужеземные армии не вторгались со времен Вильгельма Завоевателя. Слева их подстерегает маршал Уэйд с пятью тысячами солдат, которым давно не терпится отомстить за смерть товарищей при Престонпансе. Однако они не станут спешить, опасаясь такой же участи. Справа – семитысячная армия сэра Джона Лигонье, рвущаяся в бой. К тому же нам известно, что сын короля Георга, герцог Камберлендский, спешит на подмогу с несколькими тысячами закаленных в боях ветеранов, которым пришлось оторваться от веселой, похожей на игру войны во Фландрии, чтобы прогнать с родной земли орду завоевателей в юбках. И наконец, несколько тысяч драгунов и королевская гвардия, расквартированная в Финчли-Коммонс, не слишком рады тому, что им выпала честь одним защищать столицу от несметных орд. Однако они приняли благородное решение – погибнуть за короля и родину, если герцог не подоспеет вовремя. Я был в столице, когда король Георг обратился к своим бравым гвардейцам с речью – а в это время королевскую казну тайно грузили на корабль, стоящий у берега Темзы. Видимо, король не слишком доверяет своим подданным.
   Кэтрин быстро произвела подсчеты в уме.
   – Не считая флота адмирала Вернона и ополчения по всей стране, численность правительственных войск составляет всего двадцать тысяч человек. Неудивительно, что король встревожен.
   В глазах Александера появился странный блеск.
   – В Престонпансе наши шансы были еще меньше, но мы не испытывали подобной... тревоги.
   – Не понимаю...
   Он слабо улыбнулся:
   – Вопреки всем слухам в тот день мы вывели на поле боя менее двух тысяч человек, а у Коупа было почти три тысячи. Вот почему мы отпустили почти всех пленников – численностью они превосходили нас.
   – Но... почему же принц отправил в первый серьезный бой всего две тысячи человек? Ведь он рисковал потерять их!
   – У него не было выбора. Он мог пожертвовать только этими двумя тысячами. Присутствие остальных нескольких сотен требовалось в Перте и Эдинбурге, чтобы удержать то, что мы уже завоевали.
   – Нескольких сотен? Но мы слышали, что в битве при Престонпансе участвовали десять тысяч мятежников и что с каждым днем их численность растет!
   Алекс осторожно провел пальцем по ее щеке.
   – Кэтрин, – тихо произнес он, – будь в нашей армии десять тысяч горцев, мы захватили бы не только Лондон, но и все столицы Европы. Но у принца никак не больше пяти тысяч солдат.
   Изумленное выражение на лице Кэтрин напомнило Алексу, как был удивлен он сам, когда месяц назад услышал от Дональда Камерона, что принц отказался от намерения зимовать в Шотландии и решил начать вторжение незамедлительно.
   – Чарльз Стюарт вторгся в Англию с пятью тысячами солдат? – недоверчиво переспросила она. – Пять тысяч – против двадцати, и это по самым скромным подсчетам? Да ты шутишь!
   – Если бы! – с горечью отозвался Алекс. – Ну, что ты теперь скажешь?
   – А что я могу сказать? – прошептала она. – Принцу известно, как он рискует?
   – Как ни удивительно, да. Он хорошо осведомлен, в то время как благодаря искусству лорда Джорджа наши противники не располагают даже приблизительными сведениями о численности и местонахождении наших сил.
   – Но чем он оправдывает необходимость сражаться с таким мощным противником?
   – Наш принц считает, что справедливость на его стороне, – объяснил Алекс. – А еще он всецело убежден, что на сторону его отца, короля Якова, перейдут не только все простолюдины, но и английские солдаты. Он считает, что армия охотно сложит оружие и с радостью воспримет реставрацию Стюартов.
   – Он спятил! – ахнула Кэтрин.
   – Как и все мы, – печально улыбнулся Алекс, – иначе нас бы сейчас здесь не было.
   – А что будет завтра? Что, если на подмогу Уэйду и Лигонье подоспеет армия герцога Камберлендского? И если кто-нибудь узнает всю правду?
   – Этого я и опасаюсь, – признался он, касаясь губами ее плеча. – Но как прикажешь мне поступить – дезертировать?
   – Да! – не задумываясь, выкрикнула Кэтрин, но тут же спохватилась: – Нет! – И после томительной паузы пробормотала: – Не знаю...
   – Ты перечислила все возможные пути, – заметил он. – Теперь ты представляешь, какое настроение царит на военных советах в армии принца.
   – А твой брат? Что думает Дональд?
   Алекс провел ладонью по своим густым волнистым волосам и вздохнул:
   – Дональд давно уже умоляет принца вспомнить об осторожности, но тот слушает его вполуха. Конечно, принц не пренебрегает мнением Дональда, зная, что Камероны Лохиэла составляют треть его армии, а несколько кланов открыто выражают недовольство с тех пор, как мы переправились через реку Эск. Стоит им только почуять, что запахло бунтом, и они удерут обратно в Шотландию раньше, чем принц успеет моргнуть глазом.
   – Но чем принц удерживает их? Какими доводами можно убедить твоего брата, заставить его пренебречь истиной и логикой? Почему Дональд по-прежнему с принцем, если он не рассчитывает на успех? Только, ради Бога, не говори мне о шотландской гордости, чести и преданности, иначе я не выдержу!
   – Ладно, я не стану говорить о них, – согласился Алекс. – Лучше поговорим о последствиях. Все горцы, собравшиеся в Гленфиннане, знали, что обратного пути у них не будет. Мы либо победим, либо потеряем все. Ты сама недавно напомнила, что мы отвоевали Шотландию, и спрашивала, зачем опасаться двух гарнизонов армии Ганновера. Да, Шотландия и вправду принадлежит нам, и я считаю, что нам следовало бы в течение шести месяцев укреплять границы, восстанавливать крепости, вооружаться и готовиться к ответной атаке. И она последовала бы, в этом не может быть сомнений. Англия не потерпела бы такого оскорбления ее имперской гордости. Что станет с ее остальными владениями, если она не сумеет удержать даже никчемные горы и болота у собственной границы? Североамериканские колонии наверняка воспользуются таким преимуществом, как и враги Англии – Испания и Франция, сражающиеся с британцами за право торговать в Вест-Индии и Персии. Королю Георгу пришлось бы послать армию на север, чтобы покорить горцев не важно, хочет он этого или нет. На карту была бы поставлена честь страны, а не самого короля.
   – Но вы бы выиграли время, чтобы собрать армию, – возразила Кэтрин.
   – Да, и тогда, возможно, сражаться за свободу согласились бы не пять-шесть, а двадцать – тридцать тысяч человек. Но промедление было бы выгодно не только нам. Англичане не стали бы терять даром эти полгода: они обратились бы за помощью к заграничным союзникам, вымуштровали бы всю армию, чтобы больше не допустить позора, как в Престонпансе, устроили бы нам блокаду со стороны моря, да такую, чтобы даже рыба не проплыла. Пришел бы конец ошибкам, случайностям, просчетам туповатых генералов. Англия обрушила бы на нас всю свою мощь, мы захлебнулись бы в крови.
   Заметив, как нахмурилась Кэтрин, Алекс зажал в ладонях ее похолодевшую маленькую руку.
   – Нам не оставили бы ничего. Англичане покорили бы нас, уничтожили раз и навсегда – в назидание другим колониям, которые вздумают взбунтоваться. Но пострадали бы не пять тысяч одураченных смелых, но простодушных людей, а тридцать тысяч, их жены, дети и дома. У нас отняли бы все имущество. Шотландия перестала бы существовать.
   Он надолго замолчал. Кэтрин разглядывала его лицо при утреннем свете: под глазами залегли круги,, которыхраньше не было, на лбу обозначились морщины, губы сжимались сильнее, чем в те времена, когда она считала его шпионом и убийцей, у которого нет совести.
   – Я люблю тебя, Александер Камерон, – произнесла она. – И буду любить, что бы ни случилось, где бы мы ни поселились – в замке или хижине.
   – Возможно, у нас, Камеронов, не останется даже хижины, если мятежники потерпят поражение и имущество их вождей будет конфисковано.
   – Значит, Дональд может лишиться Ахнакарри?
   – Однажды он чудом избежал этого – в 1715 году, когда его отец возглавлял восстание в поддержку Стюартов. Вождям предложили выбирать между виселицей или изгнанием, если они откажутся принести присягу королю Георгу. Когда вождь оказывался особенно упрямым и решительным, он мог приказать принести присягу сыну или брату и таким образом сберечь земли и титулы, несмотря на наказание.
   – Твой отец, кажется, до сих пор во Франции?
   – В Италии, вместе с королем Яковом. Многие вожди позднее подали прошения о помиловании и с разрешения Стюарта вернулись в Шотландию, но, как ты уже догадалась, мы, Камероны, упрямы. Старый Лохиэл то и дело заявляет, что не вернется на родину, пока на английский престол не взойдет Стюарт.
   – Клан львов... – пробормотала Кэтрин и была награждена удивленным взглядом мужа. – Леди Мора рассказывала мне, как шотландцы преданы своим вождям.
   – Но на этот раз передать земли и титул будет некому. У младшего Лохиэла не осталось ни сыновей, ни братьев.
   – Но ведь твой брат Джон отказался поддержать принца.
   – Джон не якобит, – возразил Александер, – но и не сторонник Ганновера. Если ветер переменится, он ради собственного спасения может послать отряд воевать против нас, но в этом случае он потеряет всякое уважение клана. Его никогда не признают вождем.
   – А Арчибальда или тебя? Темные глаза ярко блеснули.
   – Мы с Арчи не станем даже думать о титуле, пока жив Дональд, к тому же такое решение принимать не нам. Если нам придется отступить в Шотландию, то пробудем мы там недолго. Нас ждут изгнание, тюрьма, а может, и виселица.
   – Но не могут же англичане повесить всех, кто участвовал в восстании!
   – Отруби голову – и тело сгниет. Достаточно повесить вождей, чтобы кланы исчезли сами собой.
   Кэтрин вздрогнула и прижалась к Алексу.
   – Полно, не горюй. Нищими мы не останемся – если прекрасная миссис Монтгомери разумно распорядится сбережениями мужа.
   – Она промотала все до последнего гроша, – скорбно призналась Кэтрин, уткнувшись в плечо мужа. – Наверное, Демиен уже все рассказал тебе.
   – Твой брат сообщил, что ты зря не потратила ни пенни. Мистер Монтгомери пожалел о том, что его жена терпела лишения.
   – Миссис Монтгомери недоставало только присутствия мужа.
   – Но теперь он здесь, – тихо напомнил Алекс. – И сделает все возможное, чтобы наверстать упущенное.
   Его ладони заскользили по ее нагому телу, пробрались под волну волос, замерли одна на затылке, вторая под изящно очерченным подбородком. Он уже собирался запечатлеть на ее губах страстный поцелуй, как вдруг Кэтрин вырвалась и отстранилась.
   – В чем дело? – растерялся Алекс. – Я сказал что-нибудь не то?
   Она молча покачала головой, ее глаза стали огромными и потемнели – этот тревожный признак не ускользнул от внимания Алекса.
   – Или что-то натворил?
   Губы Кэтрин на время лишили его возможности строить догадки. Поцелуй был дерзким, почти грубым. К тому времени как она отстранилась, в Алексе вспыхнуло желание.
   – Прошу прощения, мадам, – сбивчиво произнес он, – но что я все-таки упустил?
   – Вы не ответили на вопрос, сэр Невежа.
   – За такой упрек я с радостью воздержусь от ответа еще раз.
   Кэтрин яростно толкнула его в бок.
   – Ты рассказывал о весьма лестных предложениях, но ни словом не упомянул, что они были слишком соблазнительны, чтобы отвергать их.
   Он задержал взгляд на ее обольстительно пухлых губах.
   – А если бы я сказал, что принял их все?
   – Тогда я назвала бы тебя лжецом и хвастуном, – возразила Кэтрин. – А еще – извращенным, похотливым животным.
   – Извращенным и похотливым? – Он насмешливо приподнял бровь. – Если рядом с тобой я не могу удержаться от объятий, это еще не значит, что я от всех требую такого же внимания.
   – Еще не значит?
   – С другой стороны, мне известно, что последствия физических лишений могут быть весьма серьезными. Граф Джованни Фандуччи – наглядный пример целительной и благотворной силы женского внимания. Когда мы познакомились с ним, нашим первым побуждением было спрятать от него подальше всех молоденьких девушек. Но после нескольких ночей с Огнеглазой Ритой...
   – Кто такой граф Джованни Фандуччи и что это за Рита? – перебила Кэтрин.