Праздник нам устроил именно Фил Госс. У него куча компаний по всему Лондону, и только одна из них занимается порно. Большая же часть – солидные фирмы: бухгалтерские, по съему жилья, маркетинговые. Бутерброды в моем кармане по праву принадлежали менеджменту этих компаний, но Пэдди и Мэтту удалось раздобыть приглашение на вечер (с бесплатной выпивкой) на том основании, что мы работаем под той же крышей.
– А что? – спросил я в свою очередь.
– Просто хочу узнать. Чем ты занимаешься?
Я окинул ее внимательным взглядом. Аккуратненькая брюнеточка с симпатичными веснушками и заплетающимся язычком. Прибавьте сюда густо подведенные глаза, короткие волосы и задницу, которой явно пользовались не только по назначению. Сойдет! Пора пустить в ход старый прием.
– Я работаю в одном из его порножурналов, – ответил я.
Похоже на двойные стандарты. С чего это я взял да и все ей рассказал? А с того! Я всегда готов поговорить о своей работе с женщиной, потому что так проще сразу перейти к делу и заговорить о сексе, даже если толком ее не знаешь.
– И зачем тебе это нужно? – спросила она.
– Не знаю... Наверное, чтобы не работать... – сказал я, развязно улыбнувшись, но не увидев ответной улыбки.
– Значит, по-твоему, в такой эксплуатации женщин нет ничего плохого?
Опять двадцать пять! Развязная улыбка сползла с моего лица.
– Где ты увидела эксплуатацию? – спросил я. – Что ты понимаешь под словом "эксплуатировать"?
– "Эксплуатировать" – значит показывать нас как куски мяса, а не как людей со своими мыслями и чувствами. Я хочу лишь узнать, правильно ли это по-твоему, а если нет, то как ты можешь заниматься этим каждый день?
– Прежде всего мы женщин не эксплуатируем и никогда этого не делали. Это одно из тех словечек, которым вас учат в вашей большой дурацкой школе для феминисток, чтобы вы ими бросались, сами толком не понимая, о чем говорите. Мы эксплуатируем женщин? И как же? Ладно, мужчины любят заниматься любовью. Мужчины занимаются любовью с женщинами. Мужчинам нравится разглядывать картинки с голыми женщинами, потому что это напоминает им о сексе. – Да, некоторым из нас и вправду не помешает освежить память. – Кого мы эксплуатируем? Тебя? Нет, потому что ты не снимаешься для нашего журнала. Мы эксплуатируем модель? Нет, потому что она получает за свою работу, которая доставляет ей удовольствие, деньги. Если кто кого эксплуатирует, то это модель: свое тело и мужские желания. Не мы.
– Вы используете женщин.
– Используем? Что ты под этим понимаешь? Как банки используют кассиров или рестораны – поваров? Тогда ты права, мы используем женщин. Куда нам деваться? Большая часть наших моделей – женщины. Нам, парням, туда не пробиться. Ровно по той же причине, по какой я низко оцениваю твои шансы попасть в "Чипп энд Дейлс".
– Это совсем другое!
– А я что говорю?
– "Чипп энд Дейлс" – танцевальная группа, форма вечернего отдыха. Женщин здесь привлекает хореография, а не порнография!
– Да-да! Именно хореография! Особенно когда одну из них выбрасывают со сцены, а она визжит: "Я у него потрогала! Я у него потрогала!"
– Я никогда не делала ничего подобного!
– Ты, может, и не делала, а сколько угодно баб... э... женщин – делали. Я никого не насиловал, но это не мешает писательницам-феминисткам вроде Паулы Аткинсон обвинять всех мужчин в том, что в каждом из них "спит насильник".
– Впервые о ней слышу, – сказала она, что неудивительно, так как я только что ее придумал. Все равно здорово получилось, правда?
– Мы эксплуатируем женщин ничуть не больше, чем календари о полярных медведях эксплуатируют полярных медведей. На самом деле мы их даже меньше эксплуатируем, потому что наши женщины дают согласие на то, чтобы их фотографировали. Не думаю, что мнением медведей интересуются. Только что какая-нибудь медведица гадила за кустом, и вот ее фотография уже висит на кухонной двери у любого любителя природы. Как тебе это понравится, а? "Вы только гляньте, как она тужится! Прелесть!" Если нам нужно сфотографировать девушку в тот момент, когда она гадит, мы доплачиваем ей пятьдесят фунтов. А что достается медведице?
Вообще-то я пошутил, но вряд ли она меня поняла.
– Это унизительно для женщин. Вы унижаете женщин. Вы пользуетесь их незащищенностью и наносите их самооценке непоправимый ущерб.
– Ты когда-нибудь разговаривала с порномоделью?
– Нет, но...
– Нет-нет, позволь мне закончить, – не дал я ей разогнаться. – Я знаком со многими порномоделями, и у меня складывается такое впечатление, что ты говоришь о некой группе людей, а сама ничего о них не знаешь.
– Они – женщины, и я знаю о них, наверное, побольше, чем ты, потому что я одна из них.
– Нет, они не женщины! Они люди! Лично я считаю твою позицию несколько сексистской, но это мое личное мнение. Я встречал множество порномоделей – очень разных, если говорить об их внутреннем мире. – Телом они – настоящие клоны. – Каждая приходит в этот бизнес по своим соображениям, и я не могу рассказать обо всех, однако одно не вызывает у меня сомнений: ты тут наговорила всякого дерьма, и кое-чем из этого они были бы оскорблены.
– Дерьмо, значит? Так почему же сотни женщин подвергаются нападению со стороны читающих порнографию мужчин?
– Почему? Потому что порнографию читает все мужское население нашей страны поголовно.
– Обвинению нечего добавить.
– Ой, и правда! Ладно, подумай вот о чем. В Голландии одни из самых либеральных законов в том, что касается порнографии и проституции, и при этом женщины на их улицах чувствуют себя в полной безопасности. Разъясните-ка этот момент, будь добра!
– Голландцы всегда были более просвещенными и более зрелыми в вопросах секса.
– Ага, и они не видят ничего плохого в порнографии или проституции. Я с ними согласен. Кто же из нас более зрелый?
– Ты считаешь проституцию решением проблемы? Ты бы легализовал женское рабство, верно?
– Легализовал? Да я бы сделал проституцию обязательной, как воинскую повинность! Каждая баба по исполнении восемнадцати лет должна два года отслужить в борделе. Впрочем, нет, отменяется. Только если она хорошенькая. А всяким там кошелкам – по три года в гладильном корпусе!
Не знаю, понимала ли она, но мое терпение иссякло, и я сосредоточил свои усилия главным образом на том, чтобы ее поддразнить. Получалось неплохо!
– Твоя мама тобою гордится? Она знает, чем ты занимаешься?
– Шутишь? Она была первая, кому я позвонил, как только получил эту работу. "Мам, привет, посмотри на меня. Посмотри, как низко я пал!" Красота!
– Как бы тебе понравилось, окажись она в одном из твоих мерзких журналов? В этом не было бы ничего плохого, не так ли?
– Не думаю, что мы стали бы печатать ее фотографии... Если ты понимаешь, о чем я, – сказал я, состроив рожу и присвистнув.
– На тебя жалко смотреть, так и знай! – ответила она, разворачиваясь.
– Нет, подожди, подожди, остановись! Я же шутил! Вечеринка как-никак, а не выпуск вечерних новостей! Как тебя зовут?
– Не скажу.
– Почему же?
– Почему? Потому что ты – порнограф, а я не собираюсь давать свое имя порнографу.
– Почему? Чем я могу тебе навредить? Что за бред?
– Слушай, ты, мешок с дерьмом...
– Можешь называть меня Годфри.
– Слушай, ты, мешок с дерьмом! Ты не узнаешь моего имени, потому что тебе незачем его знать. Мы общаемся последние пять секунд, так что у тебя не будет повода им воспользоваться. Никогда.
– Что ж, если нам не суждено больше встретиться, пара минут роли не играют. Шутки в сторону, я буду совершенно серьезен. Обещаю!
Безымянная девица застыла в нерешительности: уделять мне еще несколько минут своей жизни или не уделять? Стоит ли? Буду я ее слушать или использую эти несколько минут для того, чтобы выставить ее еще большей дурой?
– Эй, ты сама ко мне подошла – так хоть выслушай!
– Выслушать? Выслушать, что на самом деле мне нравится быть куском мяса?
– Ладно, тебе, может, и не нравится, но ты была бы удивлена, если бы узнала, сколько женщин придерживаются на этот счет другого мнения. Нет, беру свои слова назад. Ты не будешь удивлена. Ты будешь поражена, узнав, сколько женщин нам пишут, и звонят, и просят, чтобы мы сфотографировали их для журнала. Многих из них сама мысль о таком приводит в трепет.
– О, конечно! Это развращает, – сказала она презрительно.
"Если качественно выполнено", – подумал я и все же шутки ради решил попридержать эти слова при себе.
– Ты можешь считать это развратом, но ты уверена, что все женщины с тобою согласятся? Я знаю многих женщин-эксгибиционисток, не обязательно моделей. Одна моя девушка никогда не гасила свет и не задергивала шторы, когда мы занимались любовью, – чтобы все соседи видели.
– Возможно, у нее не было другого способа получить от тебя удовольствие, – презрительно сказала она.
– И кто из нас груб? А может, ты и права. Так или иначе, ты признаешь, что приятно быть на виду? Приятно, когда чей-то взгляд шарит по всему твоему телу? – медленно произнес я и оглядел ее с ног до головы, отчего она вздрогнула и попросила, чтобы я прекратил. – Вот хороший пример. Несколько месяцев назад к нам пришла одна девушка, которая хотела опубликоваться в "Блинге" – я работаю в этом журнале. Она рассказала, что приходила прежде, но ей было отказано. Тогда ей еще не исполнилось восемнадцати. "Очень жаль! Если не раздумаете, приходите в следующем году". Поведав обо всем этом, она протянула свидетельство о рождении. В тот день ей исполнилось восемнадцать лет. "Скажите, вы сможете теперь меня сфотографировать? Это стало бы подарком мне на восемнадцатилетие".
– Бедная девочка... – печально качала головой моя подруга-феминистка.
– Что? С чего ты взяла?
– Она недовольна собой и глубоко несчастна...
– Вовсе не обязательно. Некоторые девушки гордятся своим телом и любят покрасоваться. Она – точно любит, и получается у нее прекрасно.
– Возможно, бедняжкам потому нравится показывать свое тело, что у них нет хорошего образования, и они пытаются скомпенсировать это при помощи единственного оружия, какое у них есть. Как эта несчастная девушка почувствует себя через двадцать лет, когда красота покинет ее?
– Тут не о чем беспокоиться. Возможно, к тому времени она будет давно мертва: мы ведь постоянно накачиваем ее наркотиками.
Челюсть у феминистки так и отпала, и все-таки потом она сообразила, что это очередная шутка. Но не засмеялась.
– Вот ты сейчас сказала, что дело в недостатке образования. Позволь же сообщить тебе следующее: половина наших британских моделей учатся в университетах, и чуть ли не у всех с образованием куда лучше, чем у меня. Ну и как это укладывается в твою теорию, а?
– Ты серьезно? Это правда? – спросила она подозрительно.
– Совершеннейшая правда! Зачем я буду выдумывать?
– Ну, в таком случае они делают это в качестве дополнения к кредитам на образование, чтобы оплатить учебу...
– ... а мы пользуемся их бедственным положением, – закончил я за нее.
– Да, да, пользуетесь! Именно так! А что их ждет по окончании учебы, когда они будут искать работу? Кто-нибудь воспримет их всерьез? Они так уронили себя, пойдя в порнографию, и на них будут смотреть не иначе, как на безмозглых куколок и шлюх!
– Если весь мир думает так же, как ты.
– Совершенно верно! Значит, вы разрушаете их жизни!
– Мы их всего-навсего фотографируем, а вы ждете удобного момента, чтобы вымазать их дегтем и вывалять в перьях! Почему ты не хочешь понять, что некоторым женщинам нравится порнография не меньше, чем мужчинам?
– В Америке двести лет назад были черные рабы, не видевшие в своей участи ничего плохого. Некоторые из них даже преследовали и ловили сбежавших рабов – из верности хозяину. Они даже пороли своих братьев. И знаешь почему?
– Смеха ради?
– Нет. Они просто не ведали ничего другого. Мужчины подавляли женщин веками, а порнография – всего-навсего очередное орудие подавления.
Наверное, цитата из какого-нибудь воинственного учебника но ненависти к мужчинам, слово в слово.
– Тогда давай возвратимся на пару веков назад. Ты знаешь, что викторианцы закрывали ножки стола, считая их неприличными. Нам сегодня это может казаться глупым, но викторианцы относились к этому очень серьезно. Господи боже мой! Не так давно запрещали "Любовника леди Чаттерлей". И кто от него может кончить в наши дни? Уверен: через сто лет люди будут не в состоянии понять, из-за чего вся нынешняя суета!
– Через сто лет – я надеюсь всей душой – люди будут выше всего этого и запретят таких людей, как ты! Всех скопом!
– Сомневаюсь. Пока что порнография становится лишь жестче и жестче. Каких-нибудь двадцать лет назад люди находили Бенни Хилла чрезмерно соленым, а сегодня? Посмотри телевизор.
– Не будь тогда Бенни Хилла, всего сегодняшнего мусора тоже не было бы.
– В твоих словах есть доля истины. И все-таки... Он ведь хорошо работал?
– Он был свиньей. То, что сегодня женщинам так тяжело живется, – на совести таких, как он.
– А, ты не поклонница Бенни? Ладно, раз уж заговорили о тяжелой жизни, давай еще раз обратимся к викторианцам. Насколько я помню из всякой там истории, в викторианские времена дамам полагалось быть одетыми с ног до головы – в любое время суток. Доведись викторианцу увидеть твой сегодняшний наряд, он бы назвал тебя проституткой и выпорол бы собственным ремнем.
– Уж это наверняка!
– Но разве ты не противоречить сама себе? Одеты вы с ног до головы – виноваты мы. Выставляете вы сиськи наружу – опять мы виноваты. Когда же наступит ваша очередь отвечать за собственные поступки, скажи толком!
– Когда мы наконец сможем сами решать, что нам делать, а что нет.
– Да вы и так сами все решаете, неужели ты не видишь? Женщины сегодня могут делать – и делают – все, что хотят. Это и есть равноправие. И если некоторые женщины раздеваются и позируют обнаженными, а некоторые сосут перед камерой сразу по шесть членов – просто чтобы пощекотать нервы мужчинам, – вне всякого сомнения, это их выбор! Они никому не наносят вреда! Почему бы не разрешить им делать все это?
– Почему? Ровно нотой причине, какую ты упомянул только что. Они наносят вред другим людям. Другим женщинам. Они предают свой пол, делают жизнь куда тяжелее и опаснее для тех, кто не хочет сосать сразу по шесть членов перед камерой.
Так она заговорила впервые. Забавно. Я даже почувствовал некоторое возбуждение. Интересно, удастся мне раскрутить ее на что-нибудь такое еще раз?
– Опаснее? Что ты понимаешь под опасностью? Какую опасность представляет для тебя девушка, сосущая перед камерой сразу шесть членов?
– Мужчины начинают видеть в нас лишь объект для их похоти, и шансы женщины подвергнуться нападению возрастают.
– Ты опять? Говорю же тебе, не порнография заставляет мужчин нападать на женщин. Подавление и цензура несут, возможно, куда большую ответственность за насилие на сексуальной почве – о какой бы точке земного шара ни шла речь.
– Полный бред!
– Да ладно! В половых инстинктах нет ничего неестественного, и подавлять их – только нарываться на неприятности. В этой стране так было годами. Я говорю о всем этом "без секса, пожалуйста, мы британцы". Нам вдалбливали это с младых ногтей. И что в результате? Ты сама сказала: в том, что касается нападений на сексуальной почве и ранних беременностей, у нас одни из самых высоких показателей в Европе.
– Я заметила, что ты говоришь исключительно о мужчинах и о том, что хочется им. Часто ли ты слышишь о женщинах, которые насилуют и убивают мужчин?
– Нечасто, потому что даже самой несчастной, одинокой, невзрачной Джейн достаточно выйти на улицу, чтобы протрахаться хоть неделю напролет. Далеко не всем мужчинам такое доступно. Это один из последних примеров неравноправия между полами, и вы никак не хотите расставаться с этой картой. Посмотри на нас: мы открыли все карты, а вы в свои вон как вцепились!
– Ты о чем?
– Скажем так. Если бы парню было так же просто подцепить женщину, как женщине мужчину, то в порнографии, а уж тем более в проституции, отпала бы всякая необходимость. Мы и вправду жили бы в век просвещения, когда мужчины и женщины пользуются равными правами и живут в мире и согласии.
Видите, куда я клоню?
– Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь! Если мужчинам так сложно подцепить женщину, то почему большинство женщин не могут спокойно выйти вечером на улицу, где к ним то и дело пристают?
– Ладно, повернем вопрос несколько иначе. Если ты подойдешь к десятерым парням и спросишь их прямо, хотят ли они потрахаться, – как ты думаешь, сколько из них ответят положительно?
– При чем тут это?
– Просто ответь на вопрос. Сколько парней скажут "да"?
– Ну, не знаю... Возможно, половина из них.
– Отлично. А если я подойду к десяти девушкам и спрошу их о том же самом, сколько из них ответит согласием?
– Это с тобой-то? Ни одна! – фыркнула она.
– Совершенно верно. А если мне захочется секса сегодня вечером, что мне делать? Очень просто. Я иду домой, достаю журнал, открываю его на своей любимой странице и дрочу до потери пульса. С тобой же все в порядке: ты можешь выбирать из своих пятидесяти процентов.
– Это никак не связано с тем, что я женщина, а ты мужчина. Дело в тебе и в том, какой ты козел.
– О чем ты? Я вполне нормальный и не урод. Конечно, я не Брэд Питт, однако и не дед из сериала про йоркширцев. Ты на себя посмотри – та еще царица Савская!
– Верно. Но ты был бы рад затащить меня в постель, не так ли?
– Да, был бы. Хочешь потрахаться?
Ради этого мгновения я все и выстраивал. Читатели моего журнала! Вы наверняка решили, что мы сейчас рванем в туалет и превратимся там в двух неутомимых кроликов, и наша безумная страсть найдет выход в пьяном сексе? По правде говоря, я и сам рассчитывал на что-то подобное, по, к сожалению, это не рассказ в "Блинге". В ее взгляде я видел все: превосходство, самодовольство, удовлетворение. Она испытывала такое наслаждение, словно эти три секунды были лучшими в ее жизни.
– Только если ты окажешься последним мужчиной на этой Земле, – сказала она, и ее лицо расплылось в злорадную пьяную ухмылку.
Что ж... По крайней мере чувство юмора ей не изменило. Тут нарисовался один из Брайанов – потный и орущий свои песни. Не успел он вновь раскрыть пасть, как моя собеседница повернулась к нему и спросила:
– Привет! Хочешь потрахаться?
У Брайана загорелись глаза, он сказал что-то вроде "Еще бы!", показал мне оба больших пальца и поволок феминистку к гардеробу. Незадолго перед тем, как насовсем исчезнуть, она обернулась, помахала мне и начала смеяться.
Обойдусь без описаний. С моими ощущениями и так все понятно. Пока персонал смотрел в другую сторону, я схватил из-за стойки непочатую бутылку "Абсолюта" и отправился восвояси.
Я с треском отвернул пробку, быстро накачался и даже подумывал, не взять ли журнальчик. Обойдусь...
15. Сиськи? Показывай!
– А что? – спросил я в свою очередь.
– Просто хочу узнать. Чем ты занимаешься?
Я окинул ее внимательным взглядом. Аккуратненькая брюнеточка с симпатичными веснушками и заплетающимся язычком. Прибавьте сюда густо подведенные глаза, короткие волосы и задницу, которой явно пользовались не только по назначению. Сойдет! Пора пустить в ход старый прием.
– Я работаю в одном из его порножурналов, – ответил я.
Похоже на двойные стандарты. С чего это я взял да и все ей рассказал? А с того! Я всегда готов поговорить о своей работе с женщиной, потому что так проще сразу перейти к делу и заговорить о сексе, даже если толком ее не знаешь.
– И зачем тебе это нужно? – спросила она.
– Не знаю... Наверное, чтобы не работать... – сказал я, развязно улыбнувшись, но не увидев ответной улыбки.
– Значит, по-твоему, в такой эксплуатации женщин нет ничего плохого?
Опять двадцать пять! Развязная улыбка сползла с моего лица.
– Где ты увидела эксплуатацию? – спросил я. – Что ты понимаешь под словом "эксплуатировать"?
– "Эксплуатировать" – значит показывать нас как куски мяса, а не как людей со своими мыслями и чувствами. Я хочу лишь узнать, правильно ли это по-твоему, а если нет, то как ты можешь заниматься этим каждый день?
– Прежде всего мы женщин не эксплуатируем и никогда этого не делали. Это одно из тех словечек, которым вас учат в вашей большой дурацкой школе для феминисток, чтобы вы ими бросались, сами толком не понимая, о чем говорите. Мы эксплуатируем женщин? И как же? Ладно, мужчины любят заниматься любовью. Мужчины занимаются любовью с женщинами. Мужчинам нравится разглядывать картинки с голыми женщинами, потому что это напоминает им о сексе. – Да, некоторым из нас и вправду не помешает освежить память. – Кого мы эксплуатируем? Тебя? Нет, потому что ты не снимаешься для нашего журнала. Мы эксплуатируем модель? Нет, потому что она получает за свою работу, которая доставляет ей удовольствие, деньги. Если кто кого эксплуатирует, то это модель: свое тело и мужские желания. Не мы.
– Вы используете женщин.
– Используем? Что ты под этим понимаешь? Как банки используют кассиров или рестораны – поваров? Тогда ты права, мы используем женщин. Куда нам деваться? Большая часть наших моделей – женщины. Нам, парням, туда не пробиться. Ровно по той же причине, по какой я низко оцениваю твои шансы попасть в "Чипп энд Дейлс".
– Это совсем другое!
– А я что говорю?
– "Чипп энд Дейлс" – танцевальная группа, форма вечернего отдыха. Женщин здесь привлекает хореография, а не порнография!
– Да-да! Именно хореография! Особенно когда одну из них выбрасывают со сцены, а она визжит: "Я у него потрогала! Я у него потрогала!"
– Я никогда не делала ничего подобного!
– Ты, может, и не делала, а сколько угодно баб... э... женщин – делали. Я никого не насиловал, но это не мешает писательницам-феминисткам вроде Паулы Аткинсон обвинять всех мужчин в том, что в каждом из них "спит насильник".
– Впервые о ней слышу, – сказала она, что неудивительно, так как я только что ее придумал. Все равно здорово получилось, правда?
– Мы эксплуатируем женщин ничуть не больше, чем календари о полярных медведях эксплуатируют полярных медведей. На самом деле мы их даже меньше эксплуатируем, потому что наши женщины дают согласие на то, чтобы их фотографировали. Не думаю, что мнением медведей интересуются. Только что какая-нибудь медведица гадила за кустом, и вот ее фотография уже висит на кухонной двери у любого любителя природы. Как тебе это понравится, а? "Вы только гляньте, как она тужится! Прелесть!" Если нам нужно сфотографировать девушку в тот момент, когда она гадит, мы доплачиваем ей пятьдесят фунтов. А что достается медведице?
Вообще-то я пошутил, но вряд ли она меня поняла.
– Это унизительно для женщин. Вы унижаете женщин. Вы пользуетесь их незащищенностью и наносите их самооценке непоправимый ущерб.
– Ты когда-нибудь разговаривала с порномоделью?
– Нет, но...
– Нет-нет, позволь мне закончить, – не дал я ей разогнаться. – Я знаком со многими порномоделями, и у меня складывается такое впечатление, что ты говоришь о некой группе людей, а сама ничего о них не знаешь.
– Они – женщины, и я знаю о них, наверное, побольше, чем ты, потому что я одна из них.
– Нет, они не женщины! Они люди! Лично я считаю твою позицию несколько сексистской, но это мое личное мнение. Я встречал множество порномоделей – очень разных, если говорить об их внутреннем мире. – Телом они – настоящие клоны. – Каждая приходит в этот бизнес по своим соображениям, и я не могу рассказать обо всех, однако одно не вызывает у меня сомнений: ты тут наговорила всякого дерьма, и кое-чем из этого они были бы оскорблены.
– Дерьмо, значит? Так почему же сотни женщин подвергаются нападению со стороны читающих порнографию мужчин?
– Почему? Потому что порнографию читает все мужское население нашей страны поголовно.
– Обвинению нечего добавить.
– Ой, и правда! Ладно, подумай вот о чем. В Голландии одни из самых либеральных законов в том, что касается порнографии и проституции, и при этом женщины на их улицах чувствуют себя в полной безопасности. Разъясните-ка этот момент, будь добра!
– Голландцы всегда были более просвещенными и более зрелыми в вопросах секса.
– Ага, и они не видят ничего плохого в порнографии или проституции. Я с ними согласен. Кто же из нас более зрелый?
– Ты считаешь проституцию решением проблемы? Ты бы легализовал женское рабство, верно?
– Легализовал? Да я бы сделал проституцию обязательной, как воинскую повинность! Каждая баба по исполнении восемнадцати лет должна два года отслужить в борделе. Впрочем, нет, отменяется. Только если она хорошенькая. А всяким там кошелкам – по три года в гладильном корпусе!
Не знаю, понимала ли она, но мое терпение иссякло, и я сосредоточил свои усилия главным образом на том, чтобы ее поддразнить. Получалось неплохо!
– Твоя мама тобою гордится? Она знает, чем ты занимаешься?
– Шутишь? Она была первая, кому я позвонил, как только получил эту работу. "Мам, привет, посмотри на меня. Посмотри, как низко я пал!" Красота!
– Как бы тебе понравилось, окажись она в одном из твоих мерзких журналов? В этом не было бы ничего плохого, не так ли?
– Не думаю, что мы стали бы печатать ее фотографии... Если ты понимаешь, о чем я, – сказал я, состроив рожу и присвистнув.
– На тебя жалко смотреть, так и знай! – ответила она, разворачиваясь.
– Нет, подожди, подожди, остановись! Я же шутил! Вечеринка как-никак, а не выпуск вечерних новостей! Как тебя зовут?
– Не скажу.
– Почему же?
– Почему? Потому что ты – порнограф, а я не собираюсь давать свое имя порнографу.
– Почему? Чем я могу тебе навредить? Что за бред?
– Слушай, ты, мешок с дерьмом...
– Можешь называть меня Годфри.
– Слушай, ты, мешок с дерьмом! Ты не узнаешь моего имени, потому что тебе незачем его знать. Мы общаемся последние пять секунд, так что у тебя не будет повода им воспользоваться. Никогда.
– Что ж, если нам не суждено больше встретиться, пара минут роли не играют. Шутки в сторону, я буду совершенно серьезен. Обещаю!
Безымянная девица застыла в нерешительности: уделять мне еще несколько минут своей жизни или не уделять? Стоит ли? Буду я ее слушать или использую эти несколько минут для того, чтобы выставить ее еще большей дурой?
– Эй, ты сама ко мне подошла – так хоть выслушай!
– Выслушать? Выслушать, что на самом деле мне нравится быть куском мяса?
– Ладно, тебе, может, и не нравится, но ты была бы удивлена, если бы узнала, сколько женщин придерживаются на этот счет другого мнения. Нет, беру свои слова назад. Ты не будешь удивлена. Ты будешь поражена, узнав, сколько женщин нам пишут, и звонят, и просят, чтобы мы сфотографировали их для журнала. Многих из них сама мысль о таком приводит в трепет.
– О, конечно! Это развращает, – сказала она презрительно.
"Если качественно выполнено", – подумал я и все же шутки ради решил попридержать эти слова при себе.
– Ты можешь считать это развратом, но ты уверена, что все женщины с тобою согласятся? Я знаю многих женщин-эксгибиционисток, не обязательно моделей. Одна моя девушка никогда не гасила свет и не задергивала шторы, когда мы занимались любовью, – чтобы все соседи видели.
– Возможно, у нее не было другого способа получить от тебя удовольствие, – презрительно сказала она.
– И кто из нас груб? А может, ты и права. Так или иначе, ты признаешь, что приятно быть на виду? Приятно, когда чей-то взгляд шарит по всему твоему телу? – медленно произнес я и оглядел ее с ног до головы, отчего она вздрогнула и попросила, чтобы я прекратил. – Вот хороший пример. Несколько месяцев назад к нам пришла одна девушка, которая хотела опубликоваться в "Блинге" – я работаю в этом журнале. Она рассказала, что приходила прежде, но ей было отказано. Тогда ей еще не исполнилось восемнадцати. "Очень жаль! Если не раздумаете, приходите в следующем году". Поведав обо всем этом, она протянула свидетельство о рождении. В тот день ей исполнилось восемнадцать лет. "Скажите, вы сможете теперь меня сфотографировать? Это стало бы подарком мне на восемнадцатилетие".
– Бедная девочка... – печально качала головой моя подруга-феминистка.
– Что? С чего ты взяла?
– Она недовольна собой и глубоко несчастна...
– Вовсе не обязательно. Некоторые девушки гордятся своим телом и любят покрасоваться. Она – точно любит, и получается у нее прекрасно.
– Возможно, бедняжкам потому нравится показывать свое тело, что у них нет хорошего образования, и они пытаются скомпенсировать это при помощи единственного оружия, какое у них есть. Как эта несчастная девушка почувствует себя через двадцать лет, когда красота покинет ее?
– Тут не о чем беспокоиться. Возможно, к тому времени она будет давно мертва: мы ведь постоянно накачиваем ее наркотиками.
Челюсть у феминистки так и отпала, и все-таки потом она сообразила, что это очередная шутка. Но не засмеялась.
– Вот ты сейчас сказала, что дело в недостатке образования. Позволь же сообщить тебе следующее: половина наших британских моделей учатся в университетах, и чуть ли не у всех с образованием куда лучше, чем у меня. Ну и как это укладывается в твою теорию, а?
– Ты серьезно? Это правда? – спросила она подозрительно.
– Совершеннейшая правда! Зачем я буду выдумывать?
– Ну, в таком случае они делают это в качестве дополнения к кредитам на образование, чтобы оплатить учебу...
– ... а мы пользуемся их бедственным положением, – закончил я за нее.
– Да, да, пользуетесь! Именно так! А что их ждет по окончании учебы, когда они будут искать работу? Кто-нибудь воспримет их всерьез? Они так уронили себя, пойдя в порнографию, и на них будут смотреть не иначе, как на безмозглых куколок и шлюх!
– Если весь мир думает так же, как ты.
– Совершенно верно! Значит, вы разрушаете их жизни!
– Мы их всего-навсего фотографируем, а вы ждете удобного момента, чтобы вымазать их дегтем и вывалять в перьях! Почему ты не хочешь понять, что некоторым женщинам нравится порнография не меньше, чем мужчинам?
– В Америке двести лет назад были черные рабы, не видевшие в своей участи ничего плохого. Некоторые из них даже преследовали и ловили сбежавших рабов – из верности хозяину. Они даже пороли своих братьев. И знаешь почему?
– Смеха ради?
– Нет. Они просто не ведали ничего другого. Мужчины подавляли женщин веками, а порнография – всего-навсего очередное орудие подавления.
Наверное, цитата из какого-нибудь воинственного учебника но ненависти к мужчинам, слово в слово.
– Тогда давай возвратимся на пару веков назад. Ты знаешь, что викторианцы закрывали ножки стола, считая их неприличными. Нам сегодня это может казаться глупым, но викторианцы относились к этому очень серьезно. Господи боже мой! Не так давно запрещали "Любовника леди Чаттерлей". И кто от него может кончить в наши дни? Уверен: через сто лет люди будут не в состоянии понять, из-за чего вся нынешняя суета!
– Через сто лет – я надеюсь всей душой – люди будут выше всего этого и запретят таких людей, как ты! Всех скопом!
– Сомневаюсь. Пока что порнография становится лишь жестче и жестче. Каких-нибудь двадцать лет назад люди находили Бенни Хилла чрезмерно соленым, а сегодня? Посмотри телевизор.
– Не будь тогда Бенни Хилла, всего сегодняшнего мусора тоже не было бы.
– В твоих словах есть доля истины. И все-таки... Он ведь хорошо работал?
– Он был свиньей. То, что сегодня женщинам так тяжело живется, – на совести таких, как он.
– А, ты не поклонница Бенни? Ладно, раз уж заговорили о тяжелой жизни, давай еще раз обратимся к викторианцам. Насколько я помню из всякой там истории, в викторианские времена дамам полагалось быть одетыми с ног до головы – в любое время суток. Доведись викторианцу увидеть твой сегодняшний наряд, он бы назвал тебя проституткой и выпорол бы собственным ремнем.
– Уж это наверняка!
– Но разве ты не противоречить сама себе? Одеты вы с ног до головы – виноваты мы. Выставляете вы сиськи наружу – опять мы виноваты. Когда же наступит ваша очередь отвечать за собственные поступки, скажи толком!
– Когда мы наконец сможем сами решать, что нам делать, а что нет.
– Да вы и так сами все решаете, неужели ты не видишь? Женщины сегодня могут делать – и делают – все, что хотят. Это и есть равноправие. И если некоторые женщины раздеваются и позируют обнаженными, а некоторые сосут перед камерой сразу по шесть членов – просто чтобы пощекотать нервы мужчинам, – вне всякого сомнения, это их выбор! Они никому не наносят вреда! Почему бы не разрешить им делать все это?
– Почему? Ровно нотой причине, какую ты упомянул только что. Они наносят вред другим людям. Другим женщинам. Они предают свой пол, делают жизнь куда тяжелее и опаснее для тех, кто не хочет сосать сразу по шесть членов перед камерой.
Так она заговорила впервые. Забавно. Я даже почувствовал некоторое возбуждение. Интересно, удастся мне раскрутить ее на что-нибудь такое еще раз?
– Опаснее? Что ты понимаешь под опасностью? Какую опасность представляет для тебя девушка, сосущая перед камерой сразу шесть членов?
– Мужчины начинают видеть в нас лишь объект для их похоти, и шансы женщины подвергнуться нападению возрастают.
– Ты опять? Говорю же тебе, не порнография заставляет мужчин нападать на женщин. Подавление и цензура несут, возможно, куда большую ответственность за насилие на сексуальной почве – о какой бы точке земного шара ни шла речь.
– Полный бред!
– Да ладно! В половых инстинктах нет ничего неестественного, и подавлять их – только нарываться на неприятности. В этой стране так было годами. Я говорю о всем этом "без секса, пожалуйста, мы британцы". Нам вдалбливали это с младых ногтей. И что в результате? Ты сама сказала: в том, что касается нападений на сексуальной почве и ранних беременностей, у нас одни из самых высоких показателей в Европе.
– Я заметила, что ты говоришь исключительно о мужчинах и о том, что хочется им. Часто ли ты слышишь о женщинах, которые насилуют и убивают мужчин?
– Нечасто, потому что даже самой несчастной, одинокой, невзрачной Джейн достаточно выйти на улицу, чтобы протрахаться хоть неделю напролет. Далеко не всем мужчинам такое доступно. Это один из последних примеров неравноправия между полами, и вы никак не хотите расставаться с этой картой. Посмотри на нас: мы открыли все карты, а вы в свои вон как вцепились!
– Ты о чем?
– Скажем так. Если бы парню было так же просто подцепить женщину, как женщине мужчину, то в порнографии, а уж тем более в проституции, отпала бы всякая необходимость. Мы и вправду жили бы в век просвещения, когда мужчины и женщины пользуются равными правами и живут в мире и согласии.
Видите, куда я клоню?
– Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь! Если мужчинам так сложно подцепить женщину, то почему большинство женщин не могут спокойно выйти вечером на улицу, где к ним то и дело пристают?
– Ладно, повернем вопрос несколько иначе. Если ты подойдешь к десятерым парням и спросишь их прямо, хотят ли они потрахаться, – как ты думаешь, сколько из них ответят положительно?
– При чем тут это?
– Просто ответь на вопрос. Сколько парней скажут "да"?
– Ну, не знаю... Возможно, половина из них.
– Отлично. А если я подойду к десяти девушкам и спрошу их о том же самом, сколько из них ответит согласием?
– Это с тобой-то? Ни одна! – фыркнула она.
– Совершенно верно. А если мне захочется секса сегодня вечером, что мне делать? Очень просто. Я иду домой, достаю журнал, открываю его на своей любимой странице и дрочу до потери пульса. С тобой же все в порядке: ты можешь выбирать из своих пятидесяти процентов.
– Это никак не связано с тем, что я женщина, а ты мужчина. Дело в тебе и в том, какой ты козел.
– О чем ты? Я вполне нормальный и не урод. Конечно, я не Брэд Питт, однако и не дед из сериала про йоркширцев. Ты на себя посмотри – та еще царица Савская!
– Верно. Но ты был бы рад затащить меня в постель, не так ли?
– Да, был бы. Хочешь потрахаться?
Ради этого мгновения я все и выстраивал. Читатели моего журнала! Вы наверняка решили, что мы сейчас рванем в туалет и превратимся там в двух неутомимых кроликов, и наша безумная страсть найдет выход в пьяном сексе? По правде говоря, я и сам рассчитывал на что-то подобное, по, к сожалению, это не рассказ в "Блинге". В ее взгляде я видел все: превосходство, самодовольство, удовлетворение. Она испытывала такое наслаждение, словно эти три секунды были лучшими в ее жизни.
– Только если ты окажешься последним мужчиной на этой Земле, – сказала она, и ее лицо расплылось в злорадную пьяную ухмылку.
Что ж... По крайней мере чувство юмора ей не изменило. Тут нарисовался один из Брайанов – потный и орущий свои песни. Не успел он вновь раскрыть пасть, как моя собеседница повернулась к нему и спросила:
– Привет! Хочешь потрахаться?
У Брайана загорелись глаза, он сказал что-то вроде "Еще бы!", показал мне оба больших пальца и поволок феминистку к гардеробу. Незадолго перед тем, как насовсем исчезнуть, она обернулась, помахала мне и начала смеяться.
Обойдусь без описаний. С моими ощущениями и так все понятно. Пока персонал смотрел в другую сторону, я схватил из-за стойки непочатую бутылку "Абсолюта" и отправился восвояси.
Я с треском отвернул пробку, быстро накачался и даже подумывал, не взять ли журнальчик. Обойдусь...
15. Сиськи? Показывай!
Очередной понедельник.
Окружающие всегда рассказывают мне, с каким нетерпением они ждали бы понедельника, будь они на моем месте. Ведь понедельник открывал собой очередную рабочую неделю. Ведь всем известно, что у меня за работа. Ладно, сейчас расскажу. Я пишу всякий бред, вот что я делаю. Похабные надписи к фотографиям, понимаете? "Мне нужно это, немедленно! Кончи на мои сиськи, и я буду их лизать. Хочешь посмотреть?" И тому подобное. Стюарт больше не пытался добиться от меня журналистской честности и приказал полагаться на собственное воображение.
– Представь, что они говорили бы, окажись ты там, и запиши это, – объяснил он.
Пожалуйста:
"Ф-фу-у..."
"Убирайся!"
"Только если ты окажешься последним мужчиной на этой Земле!"
"Пойми. Я очень хочу заняться с тобой любовью, но я замужем и люблю своего мужа. Я не могу!"
Все это я потом стирал. Я часами ломал голову над чем-нибудь по-настоящему горячим. Правда, когда не трахаешься целую вечность и изо всех сил стараешься не думать о сексе, – подобная работа не из приятных. Какое убожество...
За два часа я написал от силы четыре предложения. Потом плюнул, решил подарить себе остаток утра и отправился поболтать с Пэдди и Мэттом.
– Вот и он! Как прошел вчерашний вечер? Удалось что-нибудь с той бабой? С которой ты болтал? – расспрашивал меня Пэдди.
– Нет. Не вышло, – ответил я.
– Зря, зря. Она очень даже.
– Ты о Саманте? С короткой стрижкой? Об этой конопатой? – спросил Мэтт. – Та еще сучка.
– А ты откуда знаешь? – спросил Пэдди.
– Приятель рассказывал. Настоящая маньячка. Любит это дело. От кровати одни опилки остались. Это я о ней тогда рассказывал. Она каждый день делала минет своему боссу и стала младшим партнером. Юристка. И все ей мало...
– А, вспомнил! Так это она? М-м... Пэдди задумался.
– Да, она вполне... Что ж ты медлил, Год?
– Не очень-то и хотелось, – объяснил я им. – К тому же я устал.
Мне стало еще хуже. Как видите, никогда не стоит недооценивать друзей: после разговора с ними вы можете почувствовать себя еще большим дерьмом. Ну и денек.
– Да, кстати, – продолжил я. – Она не в восторге от нашей профессии, верно? Все обвиняла меня в эксплуатации женщин.
– О-о... – понимающе закивал Пэдди. – Я с таким сталкивался. В этих спорах победить невозможно, так что плюнь. Да, да, и что дальше? Если не нравится – отправляйся жить в какую-нибудь там Россию, – сказал он и утер притворные слезы. – Чем она, говоришь, занимается? Юриспруденцией? Юристы – самые главные эксплуататоры и есть, так что она знала, о чем говорила. Ей, наверное, очень хотелось с кем-нибудь пособачиться, а ты клюнул на ее наживку. В следующий раз, если какая-нибудь баба опять обвинит тебя в эксплуатации женщин, скажи ей, чтоб заткнулась, и заставь показать сиськи.
– Это сразу растопит лед...
– Я говорю не о том, как растопить лед. Просто надо или ее заткнуть, или заставить показать сиськи.
– Одного не могу понять! Как можно быть одновременно феминисткой и сексуальной маньячкой?
– Феминистки тоже любят потрахаться, – ответил Пэдди. – Возможно, они-то и любят секс больше всех. Понимаешь, о чем я? У них в руках все рычаги. Возможно.
– Не думаю, что мы эксплуатируем баб, – осторожно вставил Мэтт. – Все наши модели выглядят потрясающе. Несколько вопиющих ошибок не в счет – там уже ничем не поможешь. Они обязательно прихорашиваются перед съемками, и фотографии получаются на все сто. Любая баба мечтает выглядеть так же. Думаю, мы приносим им пользу. Лично я не вижу ни малейшей возможности обвинить нас в чьей-либо эксплуатации.
– Теннис голышом, – предложил Стюарт.
Уимблдон был не за горами, поэтому любой веселый журнал в этой стране стремился заполучить неубедительную порнозвезду Анну Курникову, чтобы та доставляла себе удовольствие при помощи собственной ракетки (намеки на сходство мячей сами понимаете с чем строго обязательны).
– А мы разве не делали то же самое в прошлом году, с Таней? – спросил я.
– А, да, но те съемки были в студии. Теперь мне нужен настоящий теннисный корт – я хочу выпустить на него двух девушек. Должно получиться весело. Для начала пусть поиграют в теннис, а потом весь этот крупный план: как они сквозь сетку облизывают сиськи и лупят друг друга по жопе ракеткой. Что скажешь?
– Я не очень хорошо разбираюсь в искусстве, но о собственных вкусах представление имею.
– Вот и хорошо, потому что организация на тебе. Раздобудь к четвергу пару девушек. Только проследи, чтоб они были настоящими красотками, а не этими старыми кошелками, каких ты обычно приводишь. И найди теннисный корт.
– Корт?
– Да, работать надо на улице. Фотограф будет. Есть у меня на примете один парень, которого я не прочь попробовать. Только найди место для съемок. Все, приступай.
С девушками оказалось просто. Из чистой лени я взял да и нанял опять Таню. Она регулярно у нас снималась, нравилась читателям и всегда была готова к работе. За время многочисленных съемок и телефонных разговоров я с ней основательно познакомился, и она стала для меня воплощением всех качеств, необходимых порномодели. Хороша – необыкновенно: с балетной выправкой, гибкая, подвижная, безупречная кожа, длинные стройные ноги. Зато в общении Таня была так же интересна, как стакан воды на десерт. Я не злобствую, нет-нет! Она милая девушка и очень мне нравится, но говорить Таня могла лишь об одном – о себе самой. За все время нашего знакомства она не задала мне ни одного вопроса (если не считать "Сколько?" и "Когда я получу чек?"), зато я часами выслушивал рассказы про дорогущие ночные клубы в Сохо и на Ибице, съемки в музыкальных клипах, полеты на Ближний Восток в гости к каким-то саудовским миллиардерам (чтобы делать им минет и самой подставлять все, что есть) – и вообще какая Таня отвязная, буйная и нехорошая.
Согласен, ее жизнь куда интереснее моей, но говорить об этом шесть часов кряду, не переводя дыхания и не проявляя ни малейшего внимания ко мне, – только лишний раз тыкать меня в это носом. И все равно она несла облегчение воспаленным читательским членам. Я сам запал на нее не на шутку (говорю полушепотом). Однажды Таня призналась, что за деньги готова на все, запреты отсутствуют. Думаю, она хотела поразить меня собственной отвязностью, буйностью и нехорошестью. Если я когда-нибудь выиграю в лотерею, ей придется вспомнить о своих словах... и попробовать содержимое моих семенников.
Окружающие всегда рассказывают мне, с каким нетерпением они ждали бы понедельника, будь они на моем месте. Ведь понедельник открывал собой очередную рабочую неделю. Ведь всем известно, что у меня за работа. Ладно, сейчас расскажу. Я пишу всякий бред, вот что я делаю. Похабные надписи к фотографиям, понимаете? "Мне нужно это, немедленно! Кончи на мои сиськи, и я буду их лизать. Хочешь посмотреть?" И тому подобное. Стюарт больше не пытался добиться от меня журналистской честности и приказал полагаться на собственное воображение.
– Представь, что они говорили бы, окажись ты там, и запиши это, – объяснил он.
Пожалуйста:
"Ф-фу-у..."
"Убирайся!"
"Только если ты окажешься последним мужчиной на этой Земле!"
"Пойми. Я очень хочу заняться с тобой любовью, но я замужем и люблю своего мужа. Я не могу!"
Все это я потом стирал. Я часами ломал голову над чем-нибудь по-настоящему горячим. Правда, когда не трахаешься целую вечность и изо всех сил стараешься не думать о сексе, – подобная работа не из приятных. Какое убожество...
За два часа я написал от силы четыре предложения. Потом плюнул, решил подарить себе остаток утра и отправился поболтать с Пэдди и Мэттом.
– Вот и он! Как прошел вчерашний вечер? Удалось что-нибудь с той бабой? С которой ты болтал? – расспрашивал меня Пэдди.
– Нет. Не вышло, – ответил я.
– Зря, зря. Она очень даже.
– Ты о Саманте? С короткой стрижкой? Об этой конопатой? – спросил Мэтт. – Та еще сучка.
– А ты откуда знаешь? – спросил Пэдди.
– Приятель рассказывал. Настоящая маньячка. Любит это дело. От кровати одни опилки остались. Это я о ней тогда рассказывал. Она каждый день делала минет своему боссу и стала младшим партнером. Юристка. И все ей мало...
– А, вспомнил! Так это она? М-м... Пэдди задумался.
– Да, она вполне... Что ж ты медлил, Год?
– Не очень-то и хотелось, – объяснил я им. – К тому же я устал.
Мне стало еще хуже. Как видите, никогда не стоит недооценивать друзей: после разговора с ними вы можете почувствовать себя еще большим дерьмом. Ну и денек.
– Да, кстати, – продолжил я. – Она не в восторге от нашей профессии, верно? Все обвиняла меня в эксплуатации женщин.
– О-о... – понимающе закивал Пэдди. – Я с таким сталкивался. В этих спорах победить невозможно, так что плюнь. Да, да, и что дальше? Если не нравится – отправляйся жить в какую-нибудь там Россию, – сказал он и утер притворные слезы. – Чем она, говоришь, занимается? Юриспруденцией? Юристы – самые главные эксплуататоры и есть, так что она знала, о чем говорила. Ей, наверное, очень хотелось с кем-нибудь пособачиться, а ты клюнул на ее наживку. В следующий раз, если какая-нибудь баба опять обвинит тебя в эксплуатации женщин, скажи ей, чтоб заткнулась, и заставь показать сиськи.
– Это сразу растопит лед...
– Я говорю не о том, как растопить лед. Просто надо или ее заткнуть, или заставить показать сиськи.
– Одного не могу понять! Как можно быть одновременно феминисткой и сексуальной маньячкой?
– Феминистки тоже любят потрахаться, – ответил Пэдди. – Возможно, они-то и любят секс больше всех. Понимаешь, о чем я? У них в руках все рычаги. Возможно.
– Не думаю, что мы эксплуатируем баб, – осторожно вставил Мэтт. – Все наши модели выглядят потрясающе. Несколько вопиющих ошибок не в счет – там уже ничем не поможешь. Они обязательно прихорашиваются перед съемками, и фотографии получаются на все сто. Любая баба мечтает выглядеть так же. Думаю, мы приносим им пользу. Лично я не вижу ни малейшей возможности обвинить нас в чьей-либо эксплуатации.
– Теннис голышом, – предложил Стюарт.
Уимблдон был не за горами, поэтому любой веселый журнал в этой стране стремился заполучить неубедительную порнозвезду Анну Курникову, чтобы та доставляла себе удовольствие при помощи собственной ракетки (намеки на сходство мячей сами понимаете с чем строго обязательны).
– А мы разве не делали то же самое в прошлом году, с Таней? – спросил я.
– А, да, но те съемки были в студии. Теперь мне нужен настоящий теннисный корт – я хочу выпустить на него двух девушек. Должно получиться весело. Для начала пусть поиграют в теннис, а потом весь этот крупный план: как они сквозь сетку облизывают сиськи и лупят друг друга по жопе ракеткой. Что скажешь?
– Я не очень хорошо разбираюсь в искусстве, но о собственных вкусах представление имею.
– Вот и хорошо, потому что организация на тебе. Раздобудь к четвергу пару девушек. Только проследи, чтоб они были настоящими красотками, а не этими старыми кошелками, каких ты обычно приводишь. И найди теннисный корт.
– Корт?
– Да, работать надо на улице. Фотограф будет. Есть у меня на примете один парень, которого я не прочь попробовать. Только найди место для съемок. Все, приступай.
С девушками оказалось просто. Из чистой лени я взял да и нанял опять Таню. Она регулярно у нас снималась, нравилась читателям и всегда была готова к работе. За время многочисленных съемок и телефонных разговоров я с ней основательно познакомился, и она стала для меня воплощением всех качеств, необходимых порномодели. Хороша – необыкновенно: с балетной выправкой, гибкая, подвижная, безупречная кожа, длинные стройные ноги. Зато в общении Таня была так же интересна, как стакан воды на десерт. Я не злобствую, нет-нет! Она милая девушка и очень мне нравится, но говорить Таня могла лишь об одном – о себе самой. За все время нашего знакомства она не задала мне ни одного вопроса (если не считать "Сколько?" и "Когда я получу чек?"), зато я часами выслушивал рассказы про дорогущие ночные клубы в Сохо и на Ибице, съемки в музыкальных клипах, полеты на Ближний Восток в гости к каким-то саудовским миллиардерам (чтобы делать им минет и самой подставлять все, что есть) – и вообще какая Таня отвязная, буйная и нехорошая.
Согласен, ее жизнь куда интереснее моей, но говорить об этом шесть часов кряду, не переводя дыхания и не проявляя ни малейшего внимания ко мне, – только лишний раз тыкать меня в это носом. И все равно она несла облегчение воспаленным читательским членам. Я сам запал на нее не на шутку (говорю полушепотом). Однажды Таня призналась, что за деньги готова на все, запреты отсутствуют. Думаю, она хотела поразить меня собственной отвязностью, буйностью и нехорошестью. Если я когда-нибудь выиграю в лотерею, ей придется вспомнить о своих словах... и попробовать содержимое моих семенников.