Самый же главный секрет хорошего признания – правдоподобность в сочетании с некоторой неожиданностью. Хорошенькой первокурснице так понравился старший преподаватель, что она подставила ему задницу, а он оказался всего-навсего швейцаром. Взбешенная изменой бойфренда женщина отдается сразу трем жеребцам, которые отделывают ее во все щели. Она собирает вещи и уходит, а видеокассету оставляет бойфренду на память. Журналистке, ни у кого отродясь в рот не бравшей, нужно написать статью для "Космополитена" – и тогда она получит работу, о которой давно мечтала. По-моему, куда интереснее всех этих "короче-дело-было-так".
   И еще немного.
   ... затянувшееся за полночь совещание, недавно разведенная начальница, сообщающиеся двери...
   ... неявившаяся стриптизерша, отчаявшийся владелец клуба, нищая официантка и стадо нетерпеливых пожарников, собравшихся на мальчишник...
   ... хозяйка сломавшейся машины, на обочине, механик, истекшая страховка, придорожный автосервис...
   ... симпатичный домушник, женское общежитие, задержание без вызова полиции, немедленная расправа...
   ... отвратительный начальник, его наивная секретарша, договор об оплате труда...
   ... скучающая домохозяйка, неутолимая похоть, водитель службы рассылки, большой сверток у заднего крыльца...
   ... девичник, "Основной инстинкт" по телевизору, три бутылки вина, зуд, внимательная подруга...
   ... поезд, вечер, очаровательная брюнетка, сумка с покупками...
   Ладно. Я могу продолжать хоть ночь напролет, но мне неохота. Наверное, я пытаюсь сказать, что "письма настоящие". Вот только написан в них полный бред. Да вы, поди, уже и так это поняли.

5. Учимся говорить пошлости

   На то, чтобы уяснить все вышеизложенное, понадобился добрый год и пара сотен писем, а первые недели меня занимал более насущный вопрос.
   – Где этот Стюарт, чтоб ему? – спросил я Роджера.
   – Не знаю. – Он даже не обернулся. – Ему все но барабану...
   Бормотание перешло в неразборчивое шамканье.
   Я позвонил Уэнди: записей в регистрационной книге – никаких, звонков от Стюарта тоже не было. Положив трубку, я задумался. "Блинг" опаздывал на три недели, а у нас было только два материала: один про езду на водных мотоциклах, а другой – о "безумной" ночи на Ибице, в клубе. Читать такую муть никто не будет. Разве что та девушка из отдела по связям с общественностью, с которой Стюарт катался на водных мотоциклах, и "безумный" приятель Стюарта по имени Джерард, которому статья о его "сумасшедших выходках" сэкономила половину расходов на отдых. Особого сумасшествия я там не заметил. Он всего-навсего проглотил пару колес, взобрался на некую сцену и начал, как последний мудак, отплясывать на глазах у нескольких тысяч зрителей, делавших ровно то же самое. Для пущего сумасшествия Джерард в конце каждого предложения добавлял, что он "прям так и обалдел", "прям так и охренел" или "не поверил собственным глазам". Я все это милосердно выкинул, чтобы не выставлять его перед читателями совсем уж идиотом.
   Ну и я отредактировал письма за последний месяц, написал рецензии к паре фильмов, а теперь маялся без дела. Поваляв еще немного дурака, я взял номер "Эйса", несколько минут его полистал и опять заскучал.
   Просто удивительно! Еще шесть недель назад я бы внимательно изучил все фотографии и дофантазировался бы до расстегнутых штанов. Пять недель назад я исподтишка бросал бы взгляды на снимки девушек, хотя стоило кому-нибудь повернуться ко мне, сразу отпихивал бы журнал в сторону. Теперь же ко мне подошла Хейзл с вопросом, не брал ли я у нее просмотровую лупу (такая маленькая увеличительная штучка для разглядывания слайдов), а я даже журнал не опустил. Она стояла передо мной и жаловалась, что с ее стола вечно все прут, что это уже третья лупа за год, а я листал журнал и разглядывал голых девушек, которые всячески изгибались и раздвигали ягодицы, и не чувствовал ни малейшего смущения. Почему бы и нет? Ягодицы как ягодицы. У всех такие есть. Пэдди был прав. В первую неделю он рассказывал мне, что никогда не сомневался: ощущение новизны пройдет. Его удивило только, как скоро это произошло.
   – Вы не ее недавно публиковали? – спросил я у Хейзл, показывая фотографию девушки, которая уткнулась головой в лобок своей соседки.
   – Габриэль? Она снимается у нас каждый месяц. Не знаю, о чем думают в "Эйсе"... Ладно, скажи, если увидишь мою лупу. Я не хочу заказывать новую: люди могут подумать, что я их краду.
   – Сделай то же, что и я: нацарапай на лупе свое имя, тогда все будут знать, что она твоя, и никто ее не украдет.
   – Уж нацарапаю! – прошипела она и отправилась к своему столу.
   – Если найду – обязательно дам тебе знать! – сказал я и нацарапал на лупе Хейзл свое имя.
   Зато теперь я не буду заказывать отдельную для себя и сэкономлю общественные деньги. Разве не так?
   Шла вторая половина дня, и после двух кружек я был какой-то сонный. Тут-то и позвонил Стюарт.
   – Удалось с кем-нибудь из них переговорить? – спросил он.
   – С кем? Кто это "они"?
   – Я о девушках. Ты им звонил?
   – Э...
   Уж не прикорнул ли я, пока получал инструкции?
   – Какие девушки? Извини... Кого ты имеешь в виду?
   – Роджер передал тебе подборки? – В его голосе послышалось раздражение.
   – Э...
   Я не хотел никого подставлять.
   – Я поговорю с Роджером. Передай ему трубку.
   – Роджер, тебя Стюарт...
   Несправедливость происходящего заставила Роджера ссутулиться. Не оборачиваясь, он взял трубку и хрюкнул:
   – Ну?
   Какое-то время стояла тишина. Потом я услышал несколько сварливых, хамских реплик. Роджер вернул мне трубку и опять уткнулся в экран. Он изучал сайт, сделанный для тех, кто потерял друзей, но желает обрести их вновь.
   – Роджер должен тебе кое-что передать. Он все объяснит. Поговорим завтра утром.
   И Стюарт опять исчез.
   Роджер не стал что-либо объяснять. Он вообще мне ни слова не сказал. Просто сидел, щелкал по имени очередного выпускника 1977 года, читал его краткую биографию и каждый раз бормотал: "Ну и мудак!" В конце концов я решил действовать сам.
   – Ладно, что там Стюарт для меня оставлял?
   – Несколько подборок с девушками, – ответил тот и опять щелкнул "мышкой".
   – Что за подборки? Где они?
   – Нужно сделать эту хрень, что печатают рядом, – пробурчал он.
   – Ну... А что ж ты мне раньше не сказал? – подступился я к нему.
   – А с чего? Мы тут работаем, а он даже не появляется... – раздалось в ответ.
   – Роджер, чтоб ты сдох! Я чуть с ума не сошел от скуки, а оказывается, все утро должен был сидеть на телефоне.
   – Это не моя вина! Роджер и не думал шутить.
   – Давай их сюда.
   – Минутку... – проскулил он.
   Не прошло и пяти минут, как я получил три пачки слайдов и исписанный указаниями лист.
   Все три девушки родились в Великобритании, жили здесь же, так что Стюарт счел возможным с ними поговорить. Я вспомнил, как несколько недель назад он все зудел, что хорошо бы те краткие сведения о девушках не выдумывать, а сделать настоящими. Надо с ними побеседовать, раскрутить их на разговор – чтобы сами наговорили всяких пошлостей. Итак, передо мной лежали три подборки слайдов и три телефонных номера. Сейчас я им позвоню, представлюсь и попрошу сказать что-нибудь непристойное: чем любят заниматься в постели, о чем мечтают, как выглядело лучшее соитие в их жизни – всякое такое. И я был готов сквозь землю провалиться... Смейтесь-смейтесь! Попытайтесь-ка сами позвонить девушке и прямо так, ни с того ни с сего, раскрутить ее на интересный разговор. Сразу во рту пересохнет, вот увидите! По правде говоря, я бы на вашем месте не рисковал: посадят.
   Я глянул на первую девушку. Высокая, стройная... и лысая, словно павианова задница. Звали ее Дженнифер. Три раза я попадал не туда. Наконец она взяла трубку, и я чуть не задохнулся.
   – Дженнифер? – спрашиваю.
   – Да?
   До сих пор мне не приходилось общаться с живыми порномоделями (собеседование не считается). Я разглядывал Дженнифер через чужую лупу и одновременно с нею разговаривал. Порнография вдруг перестала казаться чьей-то выдумкой.
   – Это Годфри Бишоп. Я работаю в "Блинге", – сказал я.
   – Да?
   – Привет! Э... Какдела? Нормально? Хорошо... э-э...
   Надо было заранее продумать, что говорить.
   – Да?
   – Хорошо, ладно... Фотограф Говард Парк недавно сделал серию твоих фотографий, и... э... мы собираемся разместить их в нашем журнале.
   Она не ответила.
   – Ты понимаешь, о каких фотографиях я говорю? На тебе были чулки в крупную клетку, и ты лежала на большой круглой кровати.
   "А больше на тебе не было, считай, ничего, и на большинстве фотографий крупным планом показана твоя промежность". Правда, этого я не сказал.
   – Да? – повторила она как попугай.
   – Ладно, давай о них немного поговорим, – предложил я.
   – О чем? – утроила свой словарный запас Дженнифер.
   – Ну... Ты ведь знаешь, что в нашем журнале рядом с фотографиями размещают небольшой текст, такой маленький рассказ. Стюарт, наш редактор, дал мне задание: поговорить с тобой на эту тему.
   – Не знаю... Папа с мамой ничего об этом не знают. Лучше я не буду ничего говорить...
   Особой радости в ее голосе я не слышал.
   – Что-что? – переспросил я.
   – Я не хочу, чтобы вы печатали мое настоящее имя или какие-то подробности. Не хочу, чтобы об этом знала моя родня, – пояснила она, поставив меня в тупик.
   Я попросил повторить, и Дженнифер выполнила мою просьбу. Она не желала публиковать свое настоящее имя и не хотела ничего о себе рассказывать, так как была уверена – под вымышленным именем ее никто не узнает. Я серьезно! Вот представьте: мама внимательно изучила "Блинг", разглядела все фотографии, но без подписи ей даже в голову не пришло, что перед ней ее дочь! Разве не чудеса? Я разговаривал с десятками моделей, которые полностью разделяли данную точку зрения. Оказывается, можно не надевать пакет на голову, сняв трусы. Стоит лишь выбрать себе какое-нибудь идиотское имя вроде Текс, Джексон или П.Сил.Дт8 – и тебя никто не узнает!
   – Нам не нужен подробный рассказ о семье. У меня есть пара вопросов, не более того, – успокоил я ее.
   Помолчав несколько мгновений, она откликнулась:
   – Э... Ну давай. Что?
   – Ну-у... – начал я, задумчиво черкая в блокноте перед собой. – Ладно... Как бы это сказать? О чем ты любишь мечтать?
   Дженнифер ненадолго задумалась.
   – О том, как я выиграю в лотерею.
   – Нет! О чем ты любишь мечтать, когда лежишь в постели?
   Несколько человек посмотрели в мою сторону, но сразу вернулись к своим делам.
   – Зачем вам? Хотите опубликовать?
   – А ты что думала? Кретинка! И не надо рассказывать мне про маму с папой! Чтобы узнать в модели собственную дочь, вовсе не обязательно читать о ее тайной любви к ослам, которым она обожает делать минет!
   Естественно, ничего такого я не сказал, хотя очень хотелось. Дженнифер тупела у меня на глазах, и я страдальчески морщился. Сказал же я вот что:
   – Да, мы это опубликуем. В этом и есть весь смысл. Нам нужно поместить рядом с твоими фотографиями несколько маленьких надписей, чтобы люди могли их прочитать. Что-нибудь типа "я люблю, когда сзади" или "я мечтаю, чтобы меня так или эдак". Все такое.
   – А я не хочу, чтобы рядом с моими фотографиями что-либо печатали!
   – Э... Но в нашем журнале так принято. Весело...
   – Это личное! И никого не касается! Серьезно? Мечты, значит, личное, а задница на весь разворот – не личное?
   – Ладно, что ты любишь?
   – Зачем? – уперлась Дженнифер.
   – Затем, что я должен что-нибудь написать!
   – Я не хочу! Чем плохо, если там будут просто фотографии?
   Она даже расстроилась.
   – Ты не бойся. В этом ничего такого нет, все так делают. Модели обязательно рассказывают нам о собственных фантазиях...
   "Как же, рассказывают они!"
   – ... и ты расскажи!
   – Мне так не нравится. Я не хочу делиться своими сокровенными мыслями с первым встречным.
   – Но ведь ты снимаешься голой?
   – Но я не хочу, чтобы люди обо мне что-либо узнали!
   – Так придумай что-нибудь!
   – А почему вы сами не придумаете?
   – Потому что так будет веселей, – сказал я и попросил ее успокоиться. – Ладно, выкинь все из головы. Я что-нибудь придумаю.
   – И что ты напишешь?
   – Не знаю... Какую-нибудь чушь...
   – Только не пиши ничего хамского, ладно?
   – Я обязательно напишу что-нибудь хамское, потому что у нас хамский журнал!
   – А я не хочу, чтобы рядом с моими фотографиями появлялись хамские надписи!
   – Не обижайся, но мне придется.
   – Да почему?!
   – Просто ребятам, которые воображают, как ты с ними... Им нужно прочитать что-нибудь такое.
   И мне приходится объяснять все это порномодели!
   – Я позвоню Говарду. Она повесила трубку.
   Что ж, после такого разговора читателю остается только оторвать с горя вес свое хозяйство! А я лично никогда еще не чувствовал себя таким придурком.
   Следующая девушка, Трейси, оказалась немногим более разговорчивой. Все, что ей было нужно, – это встретить хорошего человека, с которым весело, и поселиться с ним на берегу моря. У меня ушло добрых двадцать минут на то, чтобы она наконец призналась, что "любит сверху". На бумаге это вышло вот как: "Я люблю зажать лицо мужчины у себя между ног, чтоб ему стало жарко, и держать его до тех пор, пока не кончу и не вымажу его всего!" По крайней мере сама мысль о надписях под фотографиями ее не возмутила, просто звонок застал Трейси посреди супермаркета, и ей было неудобно говорить.
   Пэдди дождался, пока я повешу трубку, и сочувственно улыбнулся.
   – Кажется, догадываюсь. Стюарт опять ищет правды, да?
   – Он велел мне обзвонить моделей. Пэдди ухмыльнулся и покачал головой.
   – И как ему не надоест? На Стюарта такое находит не реже раза в год. Вечно одно и то же. "Нужно по-настоящему, нужно без вранья..." Чушь! Это ж порнуха, а порнуха и действительность не пересекаются!
   Он предложил мне сигарету и закурил сам.
   – Знаешь, что такое действительность? Действительность – это когда спускаешься в киоск за журналом с голыми бабами, так как больше тебе их увидеть негде. В лучшем случае тебя ждет толстая, изъезженная вдоль и поперек, до смерти надоевшая жена, которую можно трахнуть разве что спьяну.
   – Что в тебе подкупает, Пэдди, так это столь редкая в наше время душевная чистота.
   – Этот кретин прав, – раздался откуда-то из-за моей спины голос Роджера.
   – Действительность? Действительность состоит из девушек, которые живут с мамой и папой, или помолвлены, или ходят в кружок рисования. Эти девушки коллекционируют плюшевых мишек, смотрят сериалы "про жизнь" и огорчаются, если их любимого персонажа выбрасывают из сценария.
   Пэдди выпустил пару колец и продолжил:
   – Эти девушки, как и мы с тобой, стесняются рассказать, что их на самом деле заводит. Ты встречаешься с ними каждый день. Многие из них признались бы тебе, что страшно любят подставлять задницу сразу нескольким партнерам? Вряд ли!
   – Да, но ведь они порномодели! Должны же они чем-то отличаться?
   – А я порноредактор! Так что и я должен... А я за последние три месяца ни одну и пальцем не тронул. Хотя считается, что мы тут все направо и налево... Ребята в пабе отказываются мне верить, как я их ни убеждаю. Они думают, что я такой скромный или просто осторожничаю. Ничего подобного! Я первый готов забраться на минарет и крикнуть на всю Мекку, что мне удалось перепихнуться – если и в самом деле удалось. Только это не так, потому что я живу в реальном мире. Работаю в порноиндустрии, а живу на земле. С девушками то же самое. Читатель хочет верить, что они такие бесстыдные старые шлюхи, которые только и мечтают, чтобы их кто-нибудь отымел, и готовы признаться кому угодно в чем угодно – так они низко пали. А что, не пали? Раздеваются же они перед камерой? Раздеваются. Однако не перестают быть обыкновенными людьми. А люди не говорят всей этой чуши, что мы пишем. Даже парни. Мужчины навыдумывали все это, пока занимались онанизмом и мечтали. Такой бред их заводит. Да, конечно, твоя девушка или какая-нибудь старая потаскуха может по твоей просьбе несколько раз сказать "затрахай меня до смерти", "порви мне дырку" или еще что-нибудь – и то придется потрудиться. Однако модели не будут диктовать тебе по телефону всю ту ахинею, что мы пишем от их имени: они модели, а не писатели. Вот почему "Мунлайт" нанимает людей вроде тебя. Вот почему всякий раз, когда Стюарт затевает такие беседы, номер ломится от девичьих стонов. Дескать, им ужасно хочется немного пообниматься, а после секса немного поболтать. И у кого на такое встанет?!
   – Я понимаю, что ты имеешь в виду.
   – Ошибка Стюарта в том, что он путает секс и действительность. Люди хотят именно секса, но надо быть последним мудаком, чтобы верить в возможность секса за два фунта девяносто пять пенсов.
   И он ушел. А у меня остался еще один звонок.
   Вопреки прогнозам Пэдди Джемма (это ее настоящее имя) оказалась совсем другой. Она была польщена, а когда до нее дошло, что это нечто вроде "секса по телефону", ее разобрал нехороший смех.
   – Фотографии перед тобой? – спросила Джемма, и я сказал, что да, передо мной.
   – Тебе нравится, как я у себя выбрила? Я сделала это специально, готовясь к съемкам.
   – Очень мило! – ответил я, правой рукой записывая, а левой поправляя штаны.
   – Я раньше не выбривала там полностью, только подстригала, но теперь там так гладко, так мягко, что я не хочу пока ничего менять.
   Мне хотелось спросить, не там ли ее ладонь в данный момент, но я не знал, как выстроить фразу, чтобы не догадался Роджер.
   – Потрясающе! – только и сказал я.
   – Давай спроси меня о чем-нибудь! О чем угодно! Я отвечу, – подталкивала меня Джемма.
   Я вновь поправил штаны и пожалел, что сделал звонок отсюда, а не из кабинета Стюарта.
   – Расскажи про самую грязную случку в твоей жизни.
   Я говорил тихо, прикрыв трубку ладонью. Немного подумав, Джемма ответила, что не против анальных радостей – особенно когда под кайфом. Торопливо за нею записав, я впился взглядом в ее фотографию. Вот она, в моей просмотровой лупе, цветная, великолепная, и я ее слышу! Вдруг ее наигранные гримасы перестали казаться мне такими уж наигранными.
   – И когда тебя порадовали в последний раз? Я немного гнусавил.
   – О-о... Этой ночью! Я вся горела от возбуждения. У меня есть коллекция искусственных членов. Я взяла свой любимый елдак и засунула его себе в задницу целиком...
   Мой собственный член сделал пару движений "вверх-вниз".
   – А ты когда-нибудь занималась этим с другой девушкой? – спросил я.
   – О-о... Постоянно, постоянно... Обожаю лизать чужую щелку! Только пусть одновременно меня кто-нибудь трахает сзади! – прорычала она в трубку.
   – И последнее. Расскажи, о чем ты любишь мечтать? – спросил я, согнувшись в три погибели.
   – Представь, что все читатели... Напомни, откуда ты? А, из "Блинга"! Так вот, все читатели "Блинга", – она выделяла каждое слово, – представь, они разглядывают меня и дрочат до тех пор, пока не забрызгают меня спермой всю – с головы до ног!
   И покатилась со смеху.
   – Классная у тебя работка! Так вот чем ты занимаешься – звонишь девушкам средь бела дня и ведешь с ними грязные разговоры?
   – Бывает... – ответил я и, решив попытать счастья, соврал: – А иногда мне приходится ходить и беседовать с ними лично.
   Джемма рассмеялась и промурлыкала:
   – Что ж, в следующий раз, когда я буду в Лондоне, пригласишь меня выпить и расспросишь обо всем по порядку.
   Не клюет!
   – Запросто! Где ты живешь? – Я взглянул на код. – В Манчестере, да?
   – Ради пятиминутной беседы ехать далековато... м-м?..
   – Ага, жалко...
   – Бедненький! Не огорчайся, малыш! Просто вспомни обо мне, когда какая-нибудь девушка даст тебе сзади...
   – Обязательно! – заверил я ее, а про себя добавил: "... или в следующий сеанс рукоблудия – смотря, что раньше".
   Несколько Джемминых слайдов перекочевали ко мне домой. Воображаемые поездки в Манчестер одарили меня троекратным семяизвержением. Ночью я несколько раз просыпался и вспоминал наш разговор. Все утро в моей голове кружились всевозможные сценарии.
   На работе, порывшись в старых журналах, я отыскал в четырех разных номерах четыре подборки с Джеммой, и они также поселились в моей комнате. В одном из журналов, в "Эйсе", Джемма занимала центральный разворот, и я чуть было не пришпилил ее к стене, но вовремя вспомнил, что пожилая хозяйка иногда заходит в мою комнату – выгрести мелочь из электрического и газового счетчиков. Вряд ли она придет от увиденного в восторг.
   Джеммин музей переехал в ящик дивана. Свободное место там стремительно убывало.
   В пятницу вечером, пропустив с ребятами пару кружек, я купил две бутылки болгарского красного, пакетик травки, пачку сигарет и жареную курицу. Для незабываемого вечера все было готово. В десять часов Джемма вышла из ящика и окружила меня полумесяцем своих лучших фотографий. Я воображал, что она сейчас в комнате и умоляет отыметь ее всеми возможными способами. Мои позывы и в самом деле сосредоточились на ней: от желания ее трахнуть мне было больно. Я должен! У меня просто нет другого выбора. Иначе ощущение пустоты никогда меня не покинет. Я знаю.
   Обдумывая все это, я раскурил потухший косяк и глубоко затянулся.
   – Что ж ты медлишь? – спросил маленький красный демон, сидящий на моем левом плече.
   – Медлю? – не понял я.
   – Трахни ее! Ведь вы знакомы – ты не какой-то там недоделанный читатель! Это твоя работа. К тому же ты знаешь, как ей угодить... Она сама тебе рассказала. Она жить без этого не может. Тебе нечего бояться!
   – Но до Манчестера-то еще доехать надо... – засомневался я.
   – И что же? Позвони ей. Ее номер хранится у тебя в кошельке. Мы все видели, как ты его туда засунул. Звякни ей и скажи, что хочешь приехать в гости. А там возьми и трахни ее! Она ждет не дождется! Наверное, сегодня же вечером не получится, но ты можешь рано утром прыгнуть в поезд и быть там еще до обеда. Гроза порномоделей! Погляди на нее! Включи воображение!
   – А она ничего, верно? – сказал я, пялясь на разворот и вдыхая травку.
   – И она была так добра, что поднесла себя на блюдечке с голубой каемочкой – только руку протянуть. Давай же звони! Как там говорят?.. Риск – благородное дело, жизнь дается один раз...
   – Дело говоришь! – похвалил я демона. – Соображаешь! А ты что скажешь? – повернулся я к сидящему справа ангелу.
   – Я с вами поеду!
   Отыскав мобильник, я набрал номер. Денег на счету осталось минуты на две. Я нажал зеленую кнопку и прижал телефон к уху. Возбуждение и сосредоточенность не рассеяли до конца моих сомнений. Вот звоню вдруг порномодели с таким предложением. Что я ей скажу? Я заверил себя, что Джемма помнит тот разговор и сразу обо всем догадается. Не понимаете? Объясню. Тогда она совсем меня не знала, однако, услышав мой голос, страшно обрадовалась. Теперь же, когда нас связывают кое-какие телефонные секреты, Джемма будет еще покладистее. Чтобы не так волноваться, я отхлебнул пару раз из бутылки и как следует затянулся косяком. У меня дрожали пальцы.
   Раздались гудки. Сердце заколотилось как сумасшедшее. Однако все, что было до сих пор, не шло ни в какое сравнение с самим разговором.
   – Алло? – крикнула она.
   – Привет! Это Джемма?
   – Да?
   – Привет, это Годфри! Из "Блинга"! Мы разговаривали на днях!
   – Что?.. А, помню, да, привет!
   Джемма кому-то все это пересказала, а потом спросила:
   – Что случилось?
   – Ничего-ничего, просто я хотел с тобой переговорить! Если тебе сейчас удобно!
   – Э... А о чем? – прокричала она.
   – Ну, сказать "здравствуй" и все такое! Продолжить тот разговор!
   – Не слышу! Говори громче! – орала она. – Подожди, я выйду отсюда!
   Вокруг нее смеялись, играла музыка, но вот она вышла на улицу, где было относительно тихо.
   – Так-то лучше. Извини, я тебя не расслышала. Так что ты сказал?
   – Ну... Это... Ничего особенного... Я корчился в поисках нужных слов.
   – Ладно. Помнишь, ты сказала: "Жаль, что ты не в Манчестере"? – начал я издалека.
   Воображаемая Джемма должна была тут же все вспомнить, пригласить меня в гости и оставить у себя. Настоящая Джемма повела себя несколько иначе.
   – Что?.. Не помню. Ты говори, говори!
   Сердце у меня сжалось. Мои надежды на мгновенное озарение не оправдались. Я счел необходимым еще раз уточнить, с тем ли человеком разговариваю.
   – Это Джемма, не так ли? Та модель, с которой я говорил во вторник днем?
   – Да. Извини, назови еще раз свое имя.
   – Годфри Бишоп. Я работаю в "Блинге", мы с тобой на днях говорили по телефону.
   – Хорошо. И что же?
   – Ну, на днях ты сказала, что ради пятиминутной беседы в Манчестер ехать не стоит.
   Я не продвигался вперед ни на шаг. Как же трудно подобрать нужные слова!
   – Слушай, давай отложим это до понедельника, а то у меня сиськи мерзнут! – сказала Джемма, и я тут же представил себе ее сисечки – покрывшиеся гусиной кожей, маленькие, крепенькие...
   Мобильник начал питать, деньги таяли. Надо было скорее переходить к делу. Но как? Да так! Она же согласна перенести встречу на другой день!