– Брандмейстеру? Молдаванину?
Память у старика была хорошая.
– Ему самому.
– Зачем ему? – удивилась тетя Шура. – В милицию звонить надо.
– В милиции не поверят. Что я им, сказку о Спящей царевне по телефону расскажу? Товарищи, скажу, в сказке возникли осложнения?
– А начальнику?
– Начальнику я знаю, что сказать.
Эрик оставил зареванную царевну с ее обслугой в домике, приказал стражникам никого близко не подпускать: чуть что – в топоры. Им придал для усиления Александру Евгеньевну. И поспешил в главный корпус. Тетя Шура и старик Ерема отправились за ним.
День клонился к вечеру. Небо загустело, тени просвечивали золотом, и в воздухе стояла удивительная прозрачность, так что за несколько километров долетел гудок электрички.
– Знаю, куда он поскакал, – сообщил Эрик. – К железнодорожной станции. К Дальнебродной.
– Очень возможно, – согласилась тетя Шура.
– И еще неизвестно, когда поезд. Далеко не каждый в Дальнебродной останавливается.
Старик Ерема не вмешивался в разговор, а представлял себе в воображении железную дорогу – накатанную, блестящую, с неглубокими сверкающими колеями, и была она знаком страшного богатства и могущества этих людей. Ему нравилась деловитость отрока в золотом шлеме и внушала некоторые надежды. Но, конечно, больше всего он рассчитывал на помощь князя Брандмейстера. Если Брандмейстер не поможет, то страшный позор обрушится на царский род, вымерший почти начисто много веков назад.
В дежурке стоял серый телефон. Эрик снял трубку.
– Девушка, мне ноль-один. Пожарную.
Ерема присел на просиженный диван. На стене висели листки с буквами и картинки, но икон в красном углу не оказалось. Вместо икон обнаружилась картинка «Мойте руки перед едой». Там же была изображена страшная муха, таких крупных старику еще видеть не приходилось. Старик зажмурился. Если у них такие мухи, то какие же коровы?
– Ноль-один, – повторил Эрик. – Срочно.
Старик вытянул ноги в красных сапожках, раскидал по груди седую бороду и глубоко задумался. Поздно проснулись. Что стоило какому-нибудь рыцарю проникнуть в пещеру лет пятьсот назад?
Эрик дозвонился до пожарной команды, обрадовался и сказал дежурному:
– Это я, Эрик. Узнаешь? Докладываю, пожар в доме отдыха на восьмом километре. Одной машины будет достаточно. Небольшую пошли. У нее скорость.
– Влетит тебе от начальства, – сказала тетя Шура.
– Ничего, разберемся. Поймут. У нас в пожарной команде на первом месте гуманность, а стоимость бензина я из зарплаты погашу. Через десять минут здесь будут.
Старик зашевелился на диване, поморгал и спросил:
– Князь Брандмейстер к нам будет?
– Нет, – ответил Эрик. – Будут его славные дружинники. Пойдем к нашим, предупредим. А то испугаются с непривычки.
У второго корпуса были суматоха и мелькание людей.
Княгиня Пустовойт бежала навстречу и причитала:
– Царевна себя жизни лишила! Позора не вынесла.
– При чем тут позор! – воскликнул Эрик. Каска на голове стала тяжелой, и в ногах появилась слабость.
– Не беспокойтесь, товарищи, – сказала из окошка Александра Евгеньевна. – Я ее валерьянкой отпаиваю. Леночка только погрозилась повеситься, поясок сняла, в комнатку к себе побежала, да не знала, к чему поясок крепить.
– Я все равно повешусь. Или утоплюсь, – заявила царевна, высовывая встрепанную голову из-под руки Александры Евгеньевны. – Лучше умереть, чем позориться. Мне же теперь ворота дегтем измажут.
Тут она увидела расстроенного Эрика и добавила, глядя на него в упор:
– Потому что я, опозоренная, никому не нужна.
– Вы нам всем нужны! – крикнул Эрик, имея в виду лично себя, и царевна поняла его правильно, а Александра Евгеньевна, глядя в будущее, предупредила:
– Ужасно избалованный подросток. В школе с ней намучаются.
Эрик с ней не согласился, но ничего не сказал.
– Сейчас князь-Брандмейстерова дружина здесь будет, – заявил старик Ерема осведомленным голосом. Потом обернулся к Эрику и спросил: – А стрельцов наших с собой возьмешь?
– Нет, обойдемся. Вы, если хотите, можете с нами поехать.
– Блюсти охрану! – приказал старик твердо стрельцам. – Что, карета будет?
– Будет карета, – согласился Эрик, – красного цвета. И предупреждаю, товарищи, что машина может вам показаться.
В этот момент жуткий вой сирены разнесся по лесу, и, завывая на поворотах, скрипя тормозами, на территорию дома отдыха влетела пожарная машина красного цвета с лестницей поверх кузова, с восьмерыми пожарниками в зеленых касках и брезентовых костюмах.
Нервы древних людей не выдержали. Стрельцы пали ниц, старик зажмурился и бросился наутек, в кусты сирени, а царевна обняла тоненькими ручками обширную талию Александры Евгеньевны и закатила истерику.
Машина затормозила. Пожарники соскочили на землю и приготовились разматывать шланг, сержант вылетел пулей из кабины и по сверкающей каске узнал своего подчиненного.
– Что случилось? – потребовал он. – Где загорание?
– Здравствуйте, Синицын, – проговорил Эрик твердо. – Вы мне верите?
– Верю, – так же твердо ответил сержант, потому что оба они были при исполнении обязанностей.
– Бензин я оплачу и за ложный вызов понесу соответствующее наказание, – сообщил Эрик. – Вот вы видите здесь людей. Они попали сюда нечаянно, не по своей воле. И оказались жертвами злостного обмана. Их обокрал директор дома отдыха Дегустатов. И ускакал на коне с драгоценностями исторического значения и своей сообщницей.
– Дегустатова знаю, – подтвердил сержант. – Встречался в райсовете. Пожарные правила нарушает.
– Он самый, – согласился Эрик. – Дегустатова надо догнать. И отнять украденные вещи.
– Мое приданое, – объяснила, всхлипывая, царевна.
– Ого! – воскликнули пожарники, заметив такую сказочную красоту.
– Да, приданое этой девушки, – сказал Эрик.
– Поможем, – сказали пожарники и, не дожидаясь, что ответит сержант, прыгнули обратно в красную машину.
Сержант еще колебался.
– Помоги, князь Брандмейстер, – взмолился старик Ерема.
– Помогите, добрый витязь, – попросила царевна и добавила, обращаясь к придворным: – Пади! В ноги нашему благодетелю!
И все, кто был во дворе, вновь повалились на землю, стараясь добраться до кирзовых сапог сержанта, чтоб заметнее была мольба.
– Ну что вы, что вы, товарищи, – засмущался сержант. – Наш долг помочь людям, мы и не отказываемся… – Затем деловым голосом приказал: – По машинам! Заводи мотор!.. В какую сторону скрылся злоумышленник?
– К станции Дальнебродной, – ответил Эрик. – Больше некуда.
Подсадили в кабину старика Ерему. Эрик вспрыгнул на подножку – и со страшным ревом пожарная машина умчалась. А царевна, глядя машине вслед, сказала Александре Евгеньевне, к которой уже немного привыкла:
– А все-таки у Эрика самый красивый шлем.
– Молода еще ты, – отрезала Александра Евгеньевна. – Тебе учиться надо.
– Я уже совершеннолетняя, – не согласилась принцесса.
– А учиться царевнам нечему. Мы и так всё знаем.
…Конь Ветерок уже полчаса со сказочной скоростью несся по лесной, почти пустынной дороге, стуча копытами и высекая искры из асфальта. Рука Дегустатова онемела, и пришлось переложить сундук на другую сторону. Ветви деревьев стегали по лицу, и с непривычки ноги выскакивали из стремян, на что конь сердился и ворчал, оборачиваясь:
– Не умеешь – не садился бы. Всю спину мне собьешь.
– Молчи, скотина, – возражала ему Анфиса, которая тесно прижималась к спине Дегустатова, сплетя руки на его круглом гладком животе. – Послушание – вот главная заповедь животного.
– Всему приходит конец, – говорил конь и ёкал селезенкой. – Скоро мое терпение лопнет.
Наконец Дегустатов понял, что больше держать сундук и скакать на лошади он не в силах.
– Тпру, – сказал он, углядев полянку со стогом. – Привал.
Он тяжело соскочил на траву, сделал два неверных шага, не выпуская из рук драгоценного сундука, и рухнул у стога.
Анфиса также сошла и прилегла рядом. Конь Ветерок молча забрал губами клок сена и принялся пережевывать его. Иногда он поводил шелковой спиной, махал хвостом, отгоняя комаров.
– Ну и дела, – произнес он. – Стыдно людям в глаза глядеть.
– Нам бы до станции добраться, – сказал наконец Дегустатов. – Там в поезд. Только нас и видели.
– В другое царство? – спросила Анфиса.
– В другое царство нельзя. Визы нету. Мы в Москве устроимся. Там у меня двоюродный брат проживает. Сундук тяжелый, сволочь, так бы и выкинул.
– Врешь ты, не выкинешь, – сказала Анфиса, которая была женщиной практичной и уже свела в могилу двоих мужей, о чем Дегустатов, разумеется, не знал. – Это теперь мое приданое будет. Хотя я и без приданого хороша.
– Посмотрим, – проговорил Дегустатов. – Открыть бы его, по карманам добро разложить.
– Открыть нельзя, – объяснила Анфиса. – Ключ у княгини Пустовойт хранится. Некогда было взять.
– Ох и попал я в ситуацию, – размышлял Дегустатов. – Но положение, надо признать, было безвыходное. Жениться мне на ней ни к чему. В любом случае я шел или под суд, или под моральное разложение. Ничего, все равно пора профессию менять. Ну скажи, Анфиса, какие могут быть перспективы у директора дома отдыха?
– Да никаких, – согласилась Анфиса, которая раньше не слыхала ни про дома отдыха, ни про перспективы. – Поскачем дальше? А то погоня может объявиться.
Дегустатову было лень подниматься.
– Какая теперь погоня? На чем они нас догонят?
– Меня никто не догонит, – подтвердил со сдержанной гордостью конь Ветерок. – Я скачу быстрее ветра. – Взмахнул большой красивой головой и добавил: – Если, конечно, всадник достойный, а не тюфяк, как ты.
– Ты Ваню не обижай, – вмешалась Анфиса. – Нас теперь ни огонь, ни вода не разлучат. Правда, Ваня?
– Правда. – Дегустатов погладил Анфису по спине. – Мы с тобой такие дела завернем – жутко станет. Дом купим в Переделкине, комнаты сдавать будем.
– Вот, – сказала Анфиса, глядя на коня. – А на тебе воду возить будем.
– В цирк его сдадим за большие деньги.
Издали донесся вой сирены.
– Это что? – спросил конь, навострив уши.
– Это? – Дегустатов поднялся на ноги и подхватил сундук. – Машина едет.
– Погоня?
– Может, мимо.
Но, несмотря на эти свои успокаивающие слова, Дегустатов взобрался в седло, а Анфиса подошла поближе, протянув к нему руку, чтобы он помог взобраться вверх.
Дорога здесь была видна вдаль, и, когда из леса выскочила с ревом пожарная машина и поддала с пригорка, когда замахал руками из кабины старик Ерема, узнавший коня Ветерка, Дегустатовым овладели ужас и отчаяние. Никак он не ждал такой сообразительности от пожарника. Полагал, что, если его враги будут звонить в милицию, там решат – шутят. И с погоней произойдет задержка.
– Гони! – крикнул он Ветерку, позабыв о своей подруге.
– А я как же? – закричала Анфиса, почуяв неладное.
Всю жизнь она бросала других, а ее еще никто бросить не осмеливался.
– Я ж тебе помогала, я ж стрельца по голове туфлей била! Я ж в тебя храбрость вливала!
– Гони! – кричал Дегустатов Ветерку, не слушая женщину.
Ветерок переступил копытами и сказал со вздохом:
– Неудобно как-то получается, Иван Юрьевич. Женщина все-таки.
– Боливар двоих не свезет, – ответил ему Дегустатов строкой из забытого иностранного рассказа. И стукнул каблуками по бокам жеребца.
– Эх, служба проклятая! – выругался конь и поскакал дальше.
Сундучок мешался, толкал в бок, сзади бежала по молодой траве черноволосая женщина шамаханской национальности и проклинала обманщика древними оскорбительными словами. Даже конь вздрагивал. А Дегустатов не слышал. Он мчал к станции Дальнебродной и приговаривал:
– Нас не возьмешь! Живыми не дадимся.
Ветерок, почуяв, что погоня настигает, перешел в карьер. Асфальт прогибался и трескался под мощными копытами.
Пожарная машина неслась вслед, словно горел родильный дом. Сирена выла, колокол звенел, пожарники привстали на сиденьях и торопили шофера.
– Вот разложенец, – сказал строго сержант, – женщину бросил, сообщницу. Ничего ему не дорого.
– Я и говорю, – ответил Эрик.
– Ничего с ней не станется, – вмешался старик Ерема. – Натура у ней преподлая. Если бы не связи, никогда бы ее близко к царевне не подпустили. Вполне возможно, что это она отравленное яблочко Елене подсунула.
Скоро фигурка Анфисы растаяла вдали, а конь, хоть и волшебный, стал понемногу сдавать, так как в машине было более ста лошадиных сил, даже Ветерку не под силу конкурировать.
Впереди за березами возник кирпичный палец водокачки, пошли по сторонам дороги картофельные участки с прошлогодней ботвой и домики поселка. Люди выскакивали в палисадники, смотрели с изумлением, как полный мужчина на вороном красавце-коне удирал от пожарной машины, и делились на болельщиков: одни хотели, чтобы победил всадник, другие болели за пожарную машину.
У самого перрона, куда только что, по редкому совпадению, подошел поезд и остановился на минуту, машина настигла коня, но тот вскочил, повинуясь приказу Дегустатова, на платформу и поскакал, распугивая мирных пассажиров, прямо к железнодорожной кассе.
Пожарная машина затормозила у перрона, и на ходу пожарники соскакивали с нее, разбегаясь цепочкой, чтобы вору никуда не скрыться. Да и Дегустатов уже понял, что билет покупать некогда.
– Стой! – крикнул он коню, и тот замер. Да так резко, хитрец, что Дегустатов перелетел через голову и покатился по платформе, по затоптанным доскам. Но сундучка не выпустил.
Пока он поднимался, потерял секунды, и за эти секунды высокий молодой человек в сверкающей медной пожарной каске и джинсах, первым соскочивший с машины, оказался совсем рядом и отрезал Дегустатову путь к вагонной двери.
Вид у того был ужасен. Дегустатов был доведен до крайности. Он крикнул, испугав пассажиров и заставив остановиться железнодорожного милиционера, который надвигался, свисток у губ, к месту происшествия:
– Меч-кладенец быстро!
Ветерок тряхнул головой, не хотел подчиняться, но пришлось. Правда, пошел на хитрость, может даже решившую исход дела. Он вложил меч-кладенец в ту же руку Дегустатова, под мышкой которой находился заветный сундук с приданым. Сундук выпал.
Поезд в этот момент уже тронулся. Дегустатов неловко взмахнул тяжелым мечом, стараясь в то же время подобрать сундучок и поспеть к поезду.
– Отойди, убьет! – крикнул старик Эрику. – Меч-кладенец сам собой наводится!
Но Эрик не обратил никакого внимания и бросился к Дегустатову. Тому было поздно прыгать на поезд, и он толкнул мечом в Эрика. Меч своим хищным концом потянулся прямо к сердцу пожарника. И в этот момент сержант с помощниками, успевшими размотать шланг, пустили в Дегустатова сильную струю холодной воды. Меч, так и не достав до сердца Эрика, выпал из руки директора, ударил по сундучку и раскроил его надвое…
Когда ехали обратно в дом отдыха, Дегустатов сидел смирно, оправдывался и сваливал вину на Анфису. Конь Ветерок трусил рядом с пожарной машиной, заглядывал внутрь и поводил глазом, когда пожарники расхваливали его стать и масть.
Эрик разложил на свободной скамье приданое из сундука. Там были две простыни из тонкого голландского полотна, ночная рубашка из настоящего китайского шелка, стеклянный стакан, которому, как объяснил Ерема, цены в сказочном древнем царстве не было. И разные другие вещи музейного значения, нужные девушке царских кровей на первое время в замужестве.
Дегустатов, когда замолкал в своих оправданиях, смотрел на вещи с ненавистью, потому что получалось – страдал он понапрасну.
Подобрали Анфису. Она сидела, пригорюнившись, у дороги. Как только Анфиса забралась в машину, она принялась корить Дегустатова, и они сильно поссорились.
А конь громко ржал, заглядывая внутрь, и пожарники говорили:
– Жеребец, а все понимает.
Когда доехали до дома отдыха, пожарники уже знали всю историю с самого начала и задавали много вопросов про древнюю жизнь, и, если дед Ерема чего забыл или не знал, конь Ветерок приходил на помощь – он многое повидал на своем веку.
С длинным гудком машина въехала на территорию дома отдыха.
– Эй, есть кто живой? – громко спросил конь Ветерок, обогнавший машину, чтобы первому сообщить приятные новости. – Выходи! Победа!
И встреча была радостной и веселой.
Потом пили чай, решали вопросы будущего. И царевна задала вопрос старику Ереме:
– Теперь мне можно замуж за Эрика?
Эрик покраснел, а Александра Евгеньевна строго произнесла:
– Без глупостей, Леночка. Рано тебе об этом думать.
– Здесь порядки строгие, – сказал старик Ерема. – Придется тебе сначала научиться грамоте и счету.
Дверь открылась, вошли директор музея и несколько краеведов.
– Где здесь выходцы из прошлого? – спросил директор.
Как его узнать
Память у старика была хорошая.
– Ему самому.
– Зачем ему? – удивилась тетя Шура. – В милицию звонить надо.
– В милиции не поверят. Что я им, сказку о Спящей царевне по телефону расскажу? Товарищи, скажу, в сказке возникли осложнения?
– А начальнику?
– Начальнику я знаю, что сказать.
Эрик оставил зареванную царевну с ее обслугой в домике, приказал стражникам никого близко не подпускать: чуть что – в топоры. Им придал для усиления Александру Евгеньевну. И поспешил в главный корпус. Тетя Шура и старик Ерема отправились за ним.
День клонился к вечеру. Небо загустело, тени просвечивали золотом, и в воздухе стояла удивительная прозрачность, так что за несколько километров долетел гудок электрички.
– Знаю, куда он поскакал, – сообщил Эрик. – К железнодорожной станции. К Дальнебродной.
– Очень возможно, – согласилась тетя Шура.
– И еще неизвестно, когда поезд. Далеко не каждый в Дальнебродной останавливается.
Старик Ерема не вмешивался в разговор, а представлял себе в воображении железную дорогу – накатанную, блестящую, с неглубокими сверкающими колеями, и была она знаком страшного богатства и могущества этих людей. Ему нравилась деловитость отрока в золотом шлеме и внушала некоторые надежды. Но, конечно, больше всего он рассчитывал на помощь князя Брандмейстера. Если Брандмейстер не поможет, то страшный позор обрушится на царский род, вымерший почти начисто много веков назад.
В дежурке стоял серый телефон. Эрик снял трубку.
– Девушка, мне ноль-один. Пожарную.
Ерема присел на просиженный диван. На стене висели листки с буквами и картинки, но икон в красном углу не оказалось. Вместо икон обнаружилась картинка «Мойте руки перед едой». Там же была изображена страшная муха, таких крупных старику еще видеть не приходилось. Старик зажмурился. Если у них такие мухи, то какие же коровы?
– Ноль-один, – повторил Эрик. – Срочно.
Старик вытянул ноги в красных сапожках, раскидал по груди седую бороду и глубоко задумался. Поздно проснулись. Что стоило какому-нибудь рыцарю проникнуть в пещеру лет пятьсот назад?
Эрик дозвонился до пожарной команды, обрадовался и сказал дежурному:
– Это я, Эрик. Узнаешь? Докладываю, пожар в доме отдыха на восьмом километре. Одной машины будет достаточно. Небольшую пошли. У нее скорость.
– Влетит тебе от начальства, – сказала тетя Шура.
– Ничего, разберемся. Поймут. У нас в пожарной команде на первом месте гуманность, а стоимость бензина я из зарплаты погашу. Через десять минут здесь будут.
Старик зашевелился на диване, поморгал и спросил:
– Князь Брандмейстер к нам будет?
– Нет, – ответил Эрик. – Будут его славные дружинники. Пойдем к нашим, предупредим. А то испугаются с непривычки.
У второго корпуса были суматоха и мелькание людей.
Княгиня Пустовойт бежала навстречу и причитала:
– Царевна себя жизни лишила! Позора не вынесла.
– При чем тут позор! – воскликнул Эрик. Каска на голове стала тяжелой, и в ногах появилась слабость.
– Не беспокойтесь, товарищи, – сказала из окошка Александра Евгеньевна. – Я ее валерьянкой отпаиваю. Леночка только погрозилась повеситься, поясок сняла, в комнатку к себе побежала, да не знала, к чему поясок крепить.
– Я все равно повешусь. Или утоплюсь, – заявила царевна, высовывая встрепанную голову из-под руки Александры Евгеньевны. – Лучше умереть, чем позориться. Мне же теперь ворота дегтем измажут.
Тут она увидела расстроенного Эрика и добавила, глядя на него в упор:
– Потому что я, опозоренная, никому не нужна.
– Вы нам всем нужны! – крикнул Эрик, имея в виду лично себя, и царевна поняла его правильно, а Александра Евгеньевна, глядя в будущее, предупредила:
– Ужасно избалованный подросток. В школе с ней намучаются.
Эрик с ней не согласился, но ничего не сказал.
– Сейчас князь-Брандмейстерова дружина здесь будет, – заявил старик Ерема осведомленным голосом. Потом обернулся к Эрику и спросил: – А стрельцов наших с собой возьмешь?
– Нет, обойдемся. Вы, если хотите, можете с нами поехать.
– Блюсти охрану! – приказал старик твердо стрельцам. – Что, карета будет?
– Будет карета, – согласился Эрик, – красного цвета. И предупреждаю, товарищи, что машина может вам показаться.
В этот момент жуткий вой сирены разнесся по лесу, и, завывая на поворотах, скрипя тормозами, на территорию дома отдыха влетела пожарная машина красного цвета с лестницей поверх кузова, с восьмерыми пожарниками в зеленых касках и брезентовых костюмах.
Нервы древних людей не выдержали. Стрельцы пали ниц, старик зажмурился и бросился наутек, в кусты сирени, а царевна обняла тоненькими ручками обширную талию Александры Евгеньевны и закатила истерику.
Машина затормозила. Пожарники соскочили на землю и приготовились разматывать шланг, сержант вылетел пулей из кабины и по сверкающей каске узнал своего подчиненного.
– Что случилось? – потребовал он. – Где загорание?
– Здравствуйте, Синицын, – проговорил Эрик твердо. – Вы мне верите?
– Верю, – так же твердо ответил сержант, потому что оба они были при исполнении обязанностей.
– Бензин я оплачу и за ложный вызов понесу соответствующее наказание, – сообщил Эрик. – Вот вы видите здесь людей. Они попали сюда нечаянно, не по своей воле. И оказались жертвами злостного обмана. Их обокрал директор дома отдыха Дегустатов. И ускакал на коне с драгоценностями исторического значения и своей сообщницей.
– Дегустатова знаю, – подтвердил сержант. – Встречался в райсовете. Пожарные правила нарушает.
– Он самый, – согласился Эрик. – Дегустатова надо догнать. И отнять украденные вещи.
– Мое приданое, – объяснила, всхлипывая, царевна.
– Ого! – воскликнули пожарники, заметив такую сказочную красоту.
– Да, приданое этой девушки, – сказал Эрик.
– Поможем, – сказали пожарники и, не дожидаясь, что ответит сержант, прыгнули обратно в красную машину.
Сержант еще колебался.
– Помоги, князь Брандмейстер, – взмолился старик Ерема.
– Помогите, добрый витязь, – попросила царевна и добавила, обращаясь к придворным: – Пади! В ноги нашему благодетелю!
И все, кто был во дворе, вновь повалились на землю, стараясь добраться до кирзовых сапог сержанта, чтоб заметнее была мольба.
– Ну что вы, что вы, товарищи, – засмущался сержант. – Наш долг помочь людям, мы и не отказываемся… – Затем деловым голосом приказал: – По машинам! Заводи мотор!.. В какую сторону скрылся злоумышленник?
– К станции Дальнебродной, – ответил Эрик. – Больше некуда.
Подсадили в кабину старика Ерему. Эрик вспрыгнул на подножку – и со страшным ревом пожарная машина умчалась. А царевна, глядя машине вслед, сказала Александре Евгеньевне, к которой уже немного привыкла:
– А все-таки у Эрика самый красивый шлем.
– Молода еще ты, – отрезала Александра Евгеньевна. – Тебе учиться надо.
– Я уже совершеннолетняя, – не согласилась принцесса.
– А учиться царевнам нечему. Мы и так всё знаем.
…Конь Ветерок уже полчаса со сказочной скоростью несся по лесной, почти пустынной дороге, стуча копытами и высекая искры из асфальта. Рука Дегустатова онемела, и пришлось переложить сундук на другую сторону. Ветви деревьев стегали по лицу, и с непривычки ноги выскакивали из стремян, на что конь сердился и ворчал, оборачиваясь:
– Не умеешь – не садился бы. Всю спину мне собьешь.
– Молчи, скотина, – возражала ему Анфиса, которая тесно прижималась к спине Дегустатова, сплетя руки на его круглом гладком животе. – Послушание – вот главная заповедь животного.
– Всему приходит конец, – говорил конь и ёкал селезенкой. – Скоро мое терпение лопнет.
Наконец Дегустатов понял, что больше держать сундук и скакать на лошади он не в силах.
– Тпру, – сказал он, углядев полянку со стогом. – Привал.
Он тяжело соскочил на траву, сделал два неверных шага, не выпуская из рук драгоценного сундука, и рухнул у стога.
Анфиса также сошла и прилегла рядом. Конь Ветерок молча забрал губами клок сена и принялся пережевывать его. Иногда он поводил шелковой спиной, махал хвостом, отгоняя комаров.
– Ну и дела, – произнес он. – Стыдно людям в глаза глядеть.
– Нам бы до станции добраться, – сказал наконец Дегустатов. – Там в поезд. Только нас и видели.
– В другое царство? – спросила Анфиса.
– В другое царство нельзя. Визы нету. Мы в Москве устроимся. Там у меня двоюродный брат проживает. Сундук тяжелый, сволочь, так бы и выкинул.
– Врешь ты, не выкинешь, – сказала Анфиса, которая была женщиной практичной и уже свела в могилу двоих мужей, о чем Дегустатов, разумеется, не знал. – Это теперь мое приданое будет. Хотя я и без приданого хороша.
– Посмотрим, – проговорил Дегустатов. – Открыть бы его, по карманам добро разложить.
– Открыть нельзя, – объяснила Анфиса. – Ключ у княгини Пустовойт хранится. Некогда было взять.
– Ох и попал я в ситуацию, – размышлял Дегустатов. – Но положение, надо признать, было безвыходное. Жениться мне на ней ни к чему. В любом случае я шел или под суд, или под моральное разложение. Ничего, все равно пора профессию менять. Ну скажи, Анфиса, какие могут быть перспективы у директора дома отдыха?
– Да никаких, – согласилась Анфиса, которая раньше не слыхала ни про дома отдыха, ни про перспективы. – Поскачем дальше? А то погоня может объявиться.
Дегустатову было лень подниматься.
– Какая теперь погоня? На чем они нас догонят?
– Меня никто не догонит, – подтвердил со сдержанной гордостью конь Ветерок. – Я скачу быстрее ветра. – Взмахнул большой красивой головой и добавил: – Если, конечно, всадник достойный, а не тюфяк, как ты.
– Ты Ваню не обижай, – вмешалась Анфиса. – Нас теперь ни огонь, ни вода не разлучат. Правда, Ваня?
– Правда. – Дегустатов погладил Анфису по спине. – Мы с тобой такие дела завернем – жутко станет. Дом купим в Переделкине, комнаты сдавать будем.
– Вот, – сказала Анфиса, глядя на коня. – А на тебе воду возить будем.
– В цирк его сдадим за большие деньги.
Издали донесся вой сирены.
– Это что? – спросил конь, навострив уши.
– Это? – Дегустатов поднялся на ноги и подхватил сундук. – Машина едет.
– Погоня?
– Может, мимо.
Но, несмотря на эти свои успокаивающие слова, Дегустатов взобрался в седло, а Анфиса подошла поближе, протянув к нему руку, чтобы он помог взобраться вверх.
Дорога здесь была видна вдаль, и, когда из леса выскочила с ревом пожарная машина и поддала с пригорка, когда замахал руками из кабины старик Ерема, узнавший коня Ветерка, Дегустатовым овладели ужас и отчаяние. Никак он не ждал такой сообразительности от пожарника. Полагал, что, если его враги будут звонить в милицию, там решат – шутят. И с погоней произойдет задержка.
– Гони! – крикнул он Ветерку, позабыв о своей подруге.
– А я как же? – закричала Анфиса, почуяв неладное.
Всю жизнь она бросала других, а ее еще никто бросить не осмеливался.
– Я ж тебе помогала, я ж стрельца по голове туфлей била! Я ж в тебя храбрость вливала!
– Гони! – кричал Дегустатов Ветерку, не слушая женщину.
Ветерок переступил копытами и сказал со вздохом:
– Неудобно как-то получается, Иван Юрьевич. Женщина все-таки.
– Боливар двоих не свезет, – ответил ему Дегустатов строкой из забытого иностранного рассказа. И стукнул каблуками по бокам жеребца.
– Эх, служба проклятая! – выругался конь и поскакал дальше.
Сундучок мешался, толкал в бок, сзади бежала по молодой траве черноволосая женщина шамаханской национальности и проклинала обманщика древними оскорбительными словами. Даже конь вздрагивал. А Дегустатов не слышал. Он мчал к станции Дальнебродной и приговаривал:
– Нас не возьмешь! Живыми не дадимся.
Ветерок, почуяв, что погоня настигает, перешел в карьер. Асфальт прогибался и трескался под мощными копытами.
Пожарная машина неслась вслед, словно горел родильный дом. Сирена выла, колокол звенел, пожарники привстали на сиденьях и торопили шофера.
– Вот разложенец, – сказал строго сержант, – женщину бросил, сообщницу. Ничего ему не дорого.
– Я и говорю, – ответил Эрик.
– Ничего с ней не станется, – вмешался старик Ерема. – Натура у ней преподлая. Если бы не связи, никогда бы ее близко к царевне не подпустили. Вполне возможно, что это она отравленное яблочко Елене подсунула.
Скоро фигурка Анфисы растаяла вдали, а конь, хоть и волшебный, стал понемногу сдавать, так как в машине было более ста лошадиных сил, даже Ветерку не под силу конкурировать.
Впереди за березами возник кирпичный палец водокачки, пошли по сторонам дороги картофельные участки с прошлогодней ботвой и домики поселка. Люди выскакивали в палисадники, смотрели с изумлением, как полный мужчина на вороном красавце-коне удирал от пожарной машины, и делились на болельщиков: одни хотели, чтобы победил всадник, другие болели за пожарную машину.
У самого перрона, куда только что, по редкому совпадению, подошел поезд и остановился на минуту, машина настигла коня, но тот вскочил, повинуясь приказу Дегустатова, на платформу и поскакал, распугивая мирных пассажиров, прямо к железнодорожной кассе.
Пожарная машина затормозила у перрона, и на ходу пожарники соскакивали с нее, разбегаясь цепочкой, чтобы вору никуда не скрыться. Да и Дегустатов уже понял, что билет покупать некогда.
– Стой! – крикнул он коню, и тот замер. Да так резко, хитрец, что Дегустатов перелетел через голову и покатился по платформе, по затоптанным доскам. Но сундучка не выпустил.
Пока он поднимался, потерял секунды, и за эти секунды высокий молодой человек в сверкающей медной пожарной каске и джинсах, первым соскочивший с машины, оказался совсем рядом и отрезал Дегустатову путь к вагонной двери.
Вид у того был ужасен. Дегустатов был доведен до крайности. Он крикнул, испугав пассажиров и заставив остановиться железнодорожного милиционера, который надвигался, свисток у губ, к месту происшествия:
– Меч-кладенец быстро!
Ветерок тряхнул головой, не хотел подчиняться, но пришлось. Правда, пошел на хитрость, может даже решившую исход дела. Он вложил меч-кладенец в ту же руку Дегустатова, под мышкой которой находился заветный сундук с приданым. Сундук выпал.
Поезд в этот момент уже тронулся. Дегустатов неловко взмахнул тяжелым мечом, стараясь в то же время подобрать сундучок и поспеть к поезду.
– Отойди, убьет! – крикнул старик Эрику. – Меч-кладенец сам собой наводится!
Но Эрик не обратил никакого внимания и бросился к Дегустатову. Тому было поздно прыгать на поезд, и он толкнул мечом в Эрика. Меч своим хищным концом потянулся прямо к сердцу пожарника. И в этот момент сержант с помощниками, успевшими размотать шланг, пустили в Дегустатова сильную струю холодной воды. Меч, так и не достав до сердца Эрика, выпал из руки директора, ударил по сундучку и раскроил его надвое…
Когда ехали обратно в дом отдыха, Дегустатов сидел смирно, оправдывался и сваливал вину на Анфису. Конь Ветерок трусил рядом с пожарной машиной, заглядывал внутрь и поводил глазом, когда пожарники расхваливали его стать и масть.
Эрик разложил на свободной скамье приданое из сундука. Там были две простыни из тонкого голландского полотна, ночная рубашка из настоящего китайского шелка, стеклянный стакан, которому, как объяснил Ерема, цены в сказочном древнем царстве не было. И разные другие вещи музейного значения, нужные девушке царских кровей на первое время в замужестве.
Дегустатов, когда замолкал в своих оправданиях, смотрел на вещи с ненавистью, потому что получалось – страдал он понапрасну.
Подобрали Анфису. Она сидела, пригорюнившись, у дороги. Как только Анфиса забралась в машину, она принялась корить Дегустатова, и они сильно поссорились.
А конь громко ржал, заглядывая внутрь, и пожарники говорили:
– Жеребец, а все понимает.
Когда доехали до дома отдыха, пожарники уже знали всю историю с самого начала и задавали много вопросов про древнюю жизнь, и, если дед Ерема чего забыл или не знал, конь Ветерок приходил на помощь – он многое повидал на своем веку.
С длинным гудком машина въехала на территорию дома отдыха.
– Эй, есть кто живой? – громко спросил конь Ветерок, обогнавший машину, чтобы первому сообщить приятные новости. – Выходи! Победа!
И встреча была радостной и веселой.
Потом пили чай, решали вопросы будущего. И царевна задала вопрос старику Ереме:
– Теперь мне можно замуж за Эрика?
Эрик покраснел, а Александра Евгеньевна строго произнесла:
– Без глупостей, Леночка. Рано тебе об этом думать.
– Здесь порядки строгие, – сказал старик Ерема. – Придется тебе сначала научиться грамоте и счету.
Дверь открылась, вошли директор музея и несколько краеведов.
– Где здесь выходцы из прошлого? – спросил директор.
Как его узнать
Над городом Великий Гусляр гремели громкоговорители, исполняя жизнерадостные песни. Солнце прорывалось сквозь облака. Пионеры в белых рубашонках пробегали туда и сюда. Горожане потоками текли под транспарантами и лозунгами, натянутыми поперек улиц. Автобусы из-под приезжих гостей выстроились в ряд на площади, где раньше стояли торговые ряды, а теперь сквер и покрытый брезентом памятник землепроходцам. Сегодня, в день семисотпятидесятилетия города, памятник будет торжественно открыт.
Жильцы дома шестнадцать сидели во дворе вокруг стола, расшатанного игрой в домино, поджидали, пока жены кончат прихорашиваться, беседовали о прошлом и настоящем.
Корнелий Удалов, в белой рубашке и синем галстуке, причесанный на косой пробор, чтобы прикрыть лысину, оспаривал мнение Погосяна, что есть города лучше Гусляра.
– Например, Ереван, – говорил Погосян. – Две тысячи лет! Три тысячи лет! Пять тысяч лет на одном месте!
– Не в цифрах дело, – возражал Удалов. – Иван Грозный чуть было сюда столицу из Москвы не перевел.
– Неглупый человек был, – упорствовал Погосян. – Передумал.
– Опричники помешали.
– Я и говорю – разве опричники глупые были?
– Трудно с тобой разговаривать, – сознался Удалов. – Плохой ты патриот нашего родного города.
Старик Ложкин, в черном костюме, грудь в медалях и значках, согласился с Удаловым. Он обвел рукой вокруг и сказал:
– Недаром наши предки назвали Гусляр Великим.
– Сами жили, сами и назвали. Ереван никто великим не называл. Зачем называть? Каждая собака знает, – нашелся Погосян.
Разговор перешел на частности. Саша Грубин, который по случаю праздника причесался и побрился, слушал их, слушал и наконец вроде бы без отношения к разговору сказал:
– А славно бы заснуть и проснуться через двести лет. И поглядеть на наш Гусляр в отдаленном будущем.
Соседи прервали спор, подумали и согласились с Грубиным.
– С другой стороны, – добавил Удалов, – на двести лет назад тоже неплохо.
– Бери уж все семьсот, – сказал на это Василь Васильич. – Прибыл в древность, вокруг люди с копьями и стрелами, платят налоги древнему городу Киеву.
– Или татаро-монгольским захватчикам, – поправил Ложкин.
– Пускай захватчикам. Медведи вокруг бродят, олени, кабаны, бой-туры. Самогон из меда гонят.
– Так бы тебе и дали попробовать медового самогона, – возразил Грубин. – Они бы тебя сразу узнали.
– Как? – удивился Василь Васильич.
Все засмеялись, а Ложкин ответил:
– По одежде бы узнали. И по акценту. Они же на другом языке говорили, на древнеславянском.
– И вместо меда получил бы мечом по шее, – подытожил Грубин.
– Ладно, ладно! – не сдался Василь Васильич. – Неужели полагаете, что я к ним без подготовки отправлюсь? Сначала я в Академию наук. Дайте, скажу, мне консультантов по древнеславянскому языку. Подчитаем, подработаем. Выдадут мне также из музея форму одежды. Тогда не отличат.
Василь Васильичу не поверили. Заговорили о путешествиях во времени. Кое-кто читал об этом в фантастической литературе. Кое-кто не читал, но слышал.
Вдруг Удалова посетила интересная идея.
– Пройдет каких-нибудь сто лет, – сказал он, – и станет такое путешествие обычной возможностью. Ведь для науки нет никаких преград. Туристы будут ездить, ученые, возникнет массовое передвижение, жизнь пойдет настолько интересная, что нам даже не снилось. Нужно, допустим, школьникам узнать, как жили в Древнем Египте. Учитель нажимает на кнопку – и вот мы уже в гостях у царицы Клеопатры. Изучайте, дети, наше тяжелое прошлое.
– Вполне вероятно, – ответил Ложкин. – Только надо будет строго соблюдать правила движения. Я читал, что происходит, если нарушишь. Однажды в мезозойскую эру бабочку задавили, а в результате в Америке не того президента выбрали.
Помолчали. Подумали. Потом Грубин сказал:
– Это не вызывает сомнений. Если бы таких правил не соблюдали, то мы этих гостей из будущего уже не раз бы встречали. Как ни маскируйся, натура выдаст. Воспитание подведет, незнание какой-то мелочи, которая всем остальным известна. Откуда ему, к примеру, знать, какое место занимает наша команда в первенстве области по футболу?
– Шестое, – ответили хором Погосян, Удалов и Василь Васильич.
– Вот видите, – обрадовался Грубин. – Вас не поймаешь. А он бы не знал, потому что уже через сто лет соответствующие документы будут потеряны.
– И я не знаю, – сказал Ложкин. – Я даже не знаю, кто первое занимает.
– Сердобольский «Металлист», – пояснили Погосян, Удалов и Василь Васильич.
– А я не знаю, – упорствовал Ложкин. – Я, значит, тоже путешественник во времени?
– Может быть, – сказал Погосян и посмотрел на Ложкина сурово. – Никому в этих вопросах доверять нельзя.
– Не беспокойся, Ложкин, – вмешался добрый Грубин. – Мы тебя знаем. В случае подтвердим где надо.
– Если кто не наш человек, так это жена погосяновская, Берта, – сказал на это Удалов. – Вчера моего Максимку за ухо драла. Свой человек так делать не будет.
– За дело, – сказал Погосян. – Стекло разбил. Не будет хулиганить.
– Если бы я пришельца из будущего встретил, – сказал Грубин, – я бы ему сразу задал два-три вопроса.
– Не видать тебе пришельца, – сказал Погосян. – Что может заинтересовать культурного человека в нашем городишке?
– Какое заблуждение! – воскликнул Ложкин. – На сегодняшний день наш город представляет общесоюзный интерес. С одной стороны, семьсот пятьдесят лет. С другой – открытие памятника, то есть отдали должное нашему славному прошлому. Гости со всех сторон. По радио из Москвы передавали. Я бы на месте потомков не сомневался, куда устроить экскурсию.
– Корнелий! – позвала из окна Ксения Удалова. – Мы готовы. Плащ брать будешь?
– Не буду.
– Дождя не намечается, – сказал старик Ложкин. – Я в газете читал. Там же написано, что писатель Пацхверия на торжество прибыл. С Камчатки делегация. Ткачиха Федорова-Давыдова. Ждут одного космонавта, но фамилию пока не сообщают. Это не считая туристов.
– Подумаешь, – сказал презрительно Погосян, чтобы оставить за собой последнее слово. В действительности он был пламенным патриотом Великого Гусляра, но об этом знали только его родственники в Ереване.
Старуха Ложкина спустилась во двор и спросила:
– Вечно будем прохлаждаться? Без нас начнут.
– Иду, чижик, – ответил Ложкин. – Мы тут беседу провели.
Они вышли со двора первыми. За ними потянулись остальные. Соседи сразу забыли о разговоре, лишь у Удалова он не шел из головы. И настолько его поразила возможность встретить на улице гостя из будущего, что он начал с подозрением приглядываться к людям. И в людях обнаруживал странные черты, которых раньше не замечал и которые могли указывать на чужеродность, на маскировку.
Шел навстречу провизор Савич с женой, директором универмага. Казалось бы, давно знает Удалов Савичей, но сегодня лысина Савича блестела не по-нашему, и как-то неестественно держал он жену под руку. Может, Савича заслали? Но тут же Удалов сказал себе: нет. Вряд ли из-за одного праздника им стоило направлять резидента в Великий Гусляр. Ведь если Савича не подменили, то Удалов знает его лет двадцать. Подумав так, Удалов сказал:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – ответили Савичи.
Прошли четыре физкультурника в голубой одежде. Физкультурники спешили на парад. Удалов понял, что гость из будущего может укрыться среди физкультурников и тогда его трудно будет отыскать. Потом отбросил эту мысль. Сложно будет им в будущем подыскать такой костюм. А все настоящие костюмы на учете.
С каждым шагом Удалов все более убеждался – пришелец из будущего проник в Гусляр. И необходимо его отыскать, побеседовать по душам. Подумать только, никто до Удалова не выходил на улицу с целью обнаружить путешественника во времени среди самых обычных людей. А новый, хоть и простой, подход к проблеме может таить в себе открытие.
– Что с тобой, Корнелий? – спросила Ксения. – Ты чего отстаешь?
Корнелий посмотрел новыми глазами на Ксению и сына Максимку.
В них сомневаться вроде бы не приходилось. С ними все в порядке. Но Удалов ощутил, что между ним и семьей вырастает стена отчуждения. Мужчина, имеющий перед собой возвышенную цель, вынужден отдалиться от обыденных забот и интересов. На всякий случай Удалов спросил жену:
– Ксюша, ты не знаешь случайно, какое место занимает наша команда в первенстве области по футболу?
Жильцы дома шестнадцать сидели во дворе вокруг стола, расшатанного игрой в домино, поджидали, пока жены кончат прихорашиваться, беседовали о прошлом и настоящем.
Корнелий Удалов, в белой рубашке и синем галстуке, причесанный на косой пробор, чтобы прикрыть лысину, оспаривал мнение Погосяна, что есть города лучше Гусляра.
– Например, Ереван, – говорил Погосян. – Две тысячи лет! Три тысячи лет! Пять тысяч лет на одном месте!
– Не в цифрах дело, – возражал Удалов. – Иван Грозный чуть было сюда столицу из Москвы не перевел.
– Неглупый человек был, – упорствовал Погосян. – Передумал.
– Опричники помешали.
– Я и говорю – разве опричники глупые были?
– Трудно с тобой разговаривать, – сознался Удалов. – Плохой ты патриот нашего родного города.
Старик Ложкин, в черном костюме, грудь в медалях и значках, согласился с Удаловым. Он обвел рукой вокруг и сказал:
– Недаром наши предки назвали Гусляр Великим.
– Сами жили, сами и назвали. Ереван никто великим не называл. Зачем называть? Каждая собака знает, – нашелся Погосян.
Разговор перешел на частности. Саша Грубин, который по случаю праздника причесался и побрился, слушал их, слушал и наконец вроде бы без отношения к разговору сказал:
– А славно бы заснуть и проснуться через двести лет. И поглядеть на наш Гусляр в отдаленном будущем.
Соседи прервали спор, подумали и согласились с Грубиным.
– С другой стороны, – добавил Удалов, – на двести лет назад тоже неплохо.
– Бери уж все семьсот, – сказал на это Василь Васильич. – Прибыл в древность, вокруг люди с копьями и стрелами, платят налоги древнему городу Киеву.
– Или татаро-монгольским захватчикам, – поправил Ложкин.
– Пускай захватчикам. Медведи вокруг бродят, олени, кабаны, бой-туры. Самогон из меда гонят.
– Так бы тебе и дали попробовать медового самогона, – возразил Грубин. – Они бы тебя сразу узнали.
– Как? – удивился Василь Васильич.
Все засмеялись, а Ложкин ответил:
– По одежде бы узнали. И по акценту. Они же на другом языке говорили, на древнеславянском.
– И вместо меда получил бы мечом по шее, – подытожил Грубин.
– Ладно, ладно! – не сдался Василь Васильич. – Неужели полагаете, что я к ним без подготовки отправлюсь? Сначала я в Академию наук. Дайте, скажу, мне консультантов по древнеславянскому языку. Подчитаем, подработаем. Выдадут мне также из музея форму одежды. Тогда не отличат.
Василь Васильичу не поверили. Заговорили о путешествиях во времени. Кое-кто читал об этом в фантастической литературе. Кое-кто не читал, но слышал.
Вдруг Удалова посетила интересная идея.
– Пройдет каких-нибудь сто лет, – сказал он, – и станет такое путешествие обычной возможностью. Ведь для науки нет никаких преград. Туристы будут ездить, ученые, возникнет массовое передвижение, жизнь пойдет настолько интересная, что нам даже не снилось. Нужно, допустим, школьникам узнать, как жили в Древнем Египте. Учитель нажимает на кнопку – и вот мы уже в гостях у царицы Клеопатры. Изучайте, дети, наше тяжелое прошлое.
– Вполне вероятно, – ответил Ложкин. – Только надо будет строго соблюдать правила движения. Я читал, что происходит, если нарушишь. Однажды в мезозойскую эру бабочку задавили, а в результате в Америке не того президента выбрали.
Помолчали. Подумали. Потом Грубин сказал:
– Это не вызывает сомнений. Если бы таких правил не соблюдали, то мы этих гостей из будущего уже не раз бы встречали. Как ни маскируйся, натура выдаст. Воспитание подведет, незнание какой-то мелочи, которая всем остальным известна. Откуда ему, к примеру, знать, какое место занимает наша команда в первенстве области по футболу?
– Шестое, – ответили хором Погосян, Удалов и Василь Васильич.
– Вот видите, – обрадовался Грубин. – Вас не поймаешь. А он бы не знал, потому что уже через сто лет соответствующие документы будут потеряны.
– И я не знаю, – сказал Ложкин. – Я даже не знаю, кто первое занимает.
– Сердобольский «Металлист», – пояснили Погосян, Удалов и Василь Васильич.
– А я не знаю, – упорствовал Ложкин. – Я, значит, тоже путешественник во времени?
– Может быть, – сказал Погосян и посмотрел на Ложкина сурово. – Никому в этих вопросах доверять нельзя.
– Не беспокойся, Ложкин, – вмешался добрый Грубин. – Мы тебя знаем. В случае подтвердим где надо.
– Если кто не наш человек, так это жена погосяновская, Берта, – сказал на это Удалов. – Вчера моего Максимку за ухо драла. Свой человек так делать не будет.
– За дело, – сказал Погосян. – Стекло разбил. Не будет хулиганить.
– Если бы я пришельца из будущего встретил, – сказал Грубин, – я бы ему сразу задал два-три вопроса.
– Не видать тебе пришельца, – сказал Погосян. – Что может заинтересовать культурного человека в нашем городишке?
– Какое заблуждение! – воскликнул Ложкин. – На сегодняшний день наш город представляет общесоюзный интерес. С одной стороны, семьсот пятьдесят лет. С другой – открытие памятника, то есть отдали должное нашему славному прошлому. Гости со всех сторон. По радио из Москвы передавали. Я бы на месте потомков не сомневался, куда устроить экскурсию.
– Корнелий! – позвала из окна Ксения Удалова. – Мы готовы. Плащ брать будешь?
– Не буду.
– Дождя не намечается, – сказал старик Ложкин. – Я в газете читал. Там же написано, что писатель Пацхверия на торжество прибыл. С Камчатки делегация. Ткачиха Федорова-Давыдова. Ждут одного космонавта, но фамилию пока не сообщают. Это не считая туристов.
– Подумаешь, – сказал презрительно Погосян, чтобы оставить за собой последнее слово. В действительности он был пламенным патриотом Великого Гусляра, но об этом знали только его родственники в Ереване.
Старуха Ложкина спустилась во двор и спросила:
– Вечно будем прохлаждаться? Без нас начнут.
– Иду, чижик, – ответил Ложкин. – Мы тут беседу провели.
Они вышли со двора первыми. За ними потянулись остальные. Соседи сразу забыли о разговоре, лишь у Удалова он не шел из головы. И настолько его поразила возможность встретить на улице гостя из будущего, что он начал с подозрением приглядываться к людям. И в людях обнаруживал странные черты, которых раньше не замечал и которые могли указывать на чужеродность, на маскировку.
Шел навстречу провизор Савич с женой, директором универмага. Казалось бы, давно знает Удалов Савичей, но сегодня лысина Савича блестела не по-нашему, и как-то неестественно держал он жену под руку. Может, Савича заслали? Но тут же Удалов сказал себе: нет. Вряд ли из-за одного праздника им стоило направлять резидента в Великий Гусляр. Ведь если Савича не подменили, то Удалов знает его лет двадцать. Подумав так, Удалов сказал:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, – ответили Савичи.
Прошли четыре физкультурника в голубой одежде. Физкультурники спешили на парад. Удалов понял, что гость из будущего может укрыться среди физкультурников и тогда его трудно будет отыскать. Потом отбросил эту мысль. Сложно будет им в будущем подыскать такой костюм. А все настоящие костюмы на учете.
С каждым шагом Удалов все более убеждался – пришелец из будущего проник в Гусляр. И необходимо его отыскать, побеседовать по душам. Подумать только, никто до Удалова не выходил на улицу с целью обнаружить путешественника во времени среди самых обычных людей. А новый, хоть и простой, подход к проблеме может таить в себе открытие.
– Что с тобой, Корнелий? – спросила Ксения. – Ты чего отстаешь?
Корнелий посмотрел новыми глазами на Ксению и сына Максимку.
В них сомневаться вроде бы не приходилось. С ними все в порядке. Но Удалов ощутил, что между ним и семьей вырастает стена отчуждения. Мужчина, имеющий перед собой возвышенную цель, вынужден отдалиться от обыденных забот и интересов. На всякий случай Удалов спросил жену:
– Ксюша, ты не знаешь случайно, какое место занимает наша команда в первенстве области по футболу?