Когда Фридрих Великий после сражения под Коллином и снятия осады Праги отступал тремя колоннами, то произошло это не по его собственному выбору, но потому, что расположение его сил и прикрытие Саксонии не позволяли ничего другого. Бонапарт после сражения под Бриенном отослал Мармона на р. Об, а сам направился через Сену к Труа; если это не имело для него дурных последствий, то лишь потому, что союзники, вместо того чтобы предпринять преследование, сами также разделились: часть (Блюхер) направилась на Марну, а часть (Шварценберг), не считая себя достаточно сильной, продвигалась вперед крайне медленно.
   Глава четырнадцатая.
   Ночной бой
   Как ведется ночной бой и каковы особенности его течения, это предмет тактики; мы рассматриваем его лишь постольку, поскольку в целом он представляет собою своеобразное средство.
   В сущности каждая ночная атака является лишь повышенной степенью нечаянного нападения. На первый взгляд она рисуется нам как чрезвычайно действительный прием, ибо мы всегда мыслим себе обороняющегося застигнутым внезапностью, а атакующего вполне подготовленным к тому, что произойдет. Какое неравенство! Фантазия изображает на одной стороне картину полного смятения, а на другой представляет нападающего, занятого лишь тем, чтобы пожинать плоды успеха. Отсюда столь часто наблюдаемое влечение к идее ночной атаки у людей, которые ничем не командуют и ни за что не отвечают, в то время как в действительности она - чрезвычайно редкое явление.
   Эти представления исходят из предпосылки, что нападающему известны все принятые обороняющимся меры, ибо эти меры приняты и осуществлены заранее и не могли ускользнуть от его рекогносцировок и разведочной работы; напротив, мероприятия атакующего, как принятые лишь в момент выполнения, должны оставаться неизвестными противнику. Но уже последнее предположение не всегда оказывается верным, а первое - еще менее. Если мы не находимся от противника в столь близком расстоянии, чтобы он был расположен непосредственно на наших глазах, как находились австрийцы перед Фридрихом Великим до сражения при Гохкирхе, то наши сведения об его расположении всегда окажутся крайне неполными, их источником явятся рекогносцировки, донесения разъездов, показания пленных и шпионов; все эти сведения уже потому никогда не будут определенными, что они явятся всегда более или менее устаревшими, и расположение неприятеля могло с того момента, которым они датированы, измениться. Впрочем, в прежние времена, при прежней тактике и системе устройства лагерей, было гораздо легче изучить расположение противника, чем теперь. Линию палаток гораздо легче различить, чем ряд землянок и шалашей или даже бивак, а лагерь в уставной развернутой линии фронта легче, чем лагерь по дивизиям, размещенным колоннами, какие часто встречаются в наше время. Можно полностью охватывать глазами местность, на которой таким образом бивакирует дивизия, и все же не составить себе правильного представления.
   Но опять-таки расположение противника не составляет всего того, что нам надо знать. Меры, которые обороняющийся предпримет во время боя, столь же важны, не станет же он просто стрелять перед собою. Эти меры также делают ночные атаки более затруднительными в современных войнах, чем в прежних, ибо они в настоящее время получают преобладание над мерами, принятыми заблаговременно. В наших боях размещение обороняющегося имеет скорее временный характер, чем окончательный, а потому в современных войнах обороняющийся может гораздо сильнее поразить противника внезапными ударами, чем это он мог сделать в прежних войнах.
   Таким образом, то, что атакующий знает во время ночного нападения об обороняющемся, редко или даже никогда не бывает достаточным для того, чтобы возместить непосредственное наблюдение.
   Но обороняющийся со своей стороны имеет также небольшое преимущество; он чувствует себя более дома в той местности, которая образует его позицию, чем нападающий; так, жилец комнаты ориентируется в ней в темноте скорее, чем посторонний человек. Обороняющийся, по сравнению с атакующим, может быстрее разыскать каждую воинскую часть и легче до нее добраться.
   Отсюда следует, что во время ночного боя атакующему нужны свои глаза не меньше, чем обороняющемуся; следовательно, лишь особые причины могут побудить к ночному нападению.
   Такие причины преимущественно касаются второстепенных частей армии и лишь в редких случаях относятся ко всей армии, а отсюда следует, что ночная внезапная атака нормально может иметь место лишь в незначительных боях и только в редких случаях в больших сражениях.
   Второстепенную часть неприятельской армии мы можем атаковать значительно превосходящими силами, следовательно, охватывая ее с целью или совершенно уничтожить, или же нанести ей в неравной борьбе большие потери, если тому будут благоприятствовать прочие обстоятельства. Однако такое предприятие может удаться лишь при большой неожиданности, ибо в столь невыгодный бой ни одна слабая часть не станет ввязываться, а предпочтет своевременно отступить. Но высокой степени неожиданности, за исключением немногих случаев, когда местность имеет весьма закрытый характер, можно достигнуть лишь ночью. Отсюда следует, что если мы хотим извлечь выгоду из ошибочного расположения какой-нибудь второстепенной части неприятеля, то должны воспользоваться ночным временем, чтобы по крайней мере закончить нужную подготовку; самый же бой может начаться и под утро. Таким путем и возникают все мелкие предприятия против неприятельского сторожевого охранения и других малых отрядов; острие этих предприятий направлено на то, чтобы при помощи перевеса сил и обхода вовлечь неприятеля в столь невыгодный для него бой, из которого он не мог бы выйти без больших потерь.
   Чем крупнее атакуемая часть, тем предприятие труднее, ибо крупная часть всегда обладает в своих собственных недрах большими средствами, чтобы затянуть бой, пока не подоспеет подмога.
   По этой причине целая неприятельская армия в обычных случаях не может стать объектом подобной атаки, ибо, хотя она и не может ожидать помощи извне, но сама она обладает достаточными средствами для того, чтобы противостоять такой атаке с нескольких сторон, особенно в наше время, когда все части подготовлены к столь обычной форме нападения. Будет ли иметь успех атака противника, направленная на нас с разных сторон, - это обычно будет зависеть от совершенно иных условий, но не от внезапности. Не останавливаясь здесь более подробно на рассмотрении этих условий, мы ограничимся лишь указанием на то, что с обходом связана возможность больших успехов, но вместе с тем и больших опасностей, и что таким образом, помимо конкретных обстоятельств, право на это дает нам лишь большое численное превосходство, каким мы можем располагать против второстепенной части неприятельской армии.
   Но окружение и обход небольшого неприятельского отряда, и притом в темноте ночи, уже потому более выполнимы, что те силы, которые мы на это употребляем, как бы они ни превосходили противника численностью, все же, по всей вероятности, будут составлять лишь второстепенную часть нашей армии, а потому ими можно скорее идти на большой риск, чем ставить на карту целое. Кроме того, значительная часть, если не вся армия, будет служить для этой рискующей части опорой и будет готова ее принять, а это значительно уменьшает опасности предприятия.
   Однако не только рискованность, но и трудности выполнения ночных предприятий ограничивают их применение рамками небольших сил. Так как подлинный смысл их заключается во внезапности, то первым условием выполнения является возможность подкрасться, а это легче сделать небольшими частями, чем крупными, для колонн же целой армии это почти невыполнимо. Вот почему такие предприятия обычно бывают направлены на отдельные части сторожевого охранения, а в отношении более крупных частей они могут быть применимы лишь в том случае, когда последние не выставили достаточного сторожевого охранения, как это было с Фридрихом Великим под Гохкирхом{92}. Такой случай реже может иметь место с целой армией, чем с небольшим отрядом.
   В последнее время, когда война ведется гораздо быстрее и энергичнее, безусловно чаще могут иметь место случаи, когда враждующие армии располагаются друг от друга на близком расстоянии, не выставляя сильного сторожевого охранения, ибо то и другое наблюдается в моменты кризисов, незадолго предшествующих решению. Однако в такие минуты и готовность к бою у обеих сторон бывает большей: напротив, в прежние времена был распространен обычай располагать враждующие армии лагерем на виду друг у друга, и притом на долгое время; при этом у них не было других намерений, кроме стремления держать друг друга в узде. Как часто Фридрих Великий целыми неделями располагался так близко от австрийцев, что обе стороны могли обмениваться пушечными выстрелами!
   Этот метод ведения войны, несомненно, более благоприятный для ночных нападений, в современных войнах совершенно оставлен, и враждующие армии, которые в наши дни уже не представляют таких законченных в себе организмов в отношении их снабжения и обеспечения палатками, обычно находят необходимым располагаться на расстоянии дневного перехода друг от друга. Если мы теперь пристальнее подумаем о ночной атаке на армию, то убедимся, что для такого предприятия редко будут иметься достаточные мотивы; последними могут быть:
   1) совершенно исключительная неосторожность или дерзость противника, которые редко встречаются, а там, где они имеют место, проявление их обычно оправдывается значительным моральным превосходством;
   2) панический страх, охвативший неприятельскую армию, или вообще такое превосходство наших моральных сил, которого одного достаточно, чтобы заменить в бою управление;
   3) необходимость прорыва сквозь численно превосходящую нас армию противника, которая нас окружила, ибо в этом случае все ставится на внезапность, а задача - лишь бы благополучно вырваться - допускает большее сосредоточение сил;
   4) наконец, безнадежное положение, когда наши силы находятся в таком несоответствии с силами противника, что лишь в крайнем риске можно усмотреть возможность успеха.
   Но во всех этих случаях всегда останется в силе та предпосылка, что неприятельская армия находится у нас на глазах и не прикрыта авангардом.
   Впрочем, большинство ночных боев организуется так, чтобы заканчиваться с наступлением дня; только подход и первое нападение выполняются под покровом темноты; таким образом, атакующий лучше может использовать последствия того смятения, которое он вызовет у противника; бои же, которые начинаются лишь с рассветом, причем ночь была использована только для подхода, уже не должны относиться к числу ночных боев.
   Часть пятая.
   Вооруженные силы
   Глава первая.
   Общий обзор
   Мы рассмотрим вооруженные силы:
   1) в отношении численности и состава;
   2) по их состоянию вне боя;
   3) с точки зрения их довольствия и, наконец,
   4) в их общих отношениях к местности.
   Следовательно, в этой части мы займемся теми отношениями вооруженных сил, которые надо рассматривать лишь как необходимые условия борьбы, но которые не являются самой борьбой. С последней они находятся в более или менее тесной связи и взаимодействии, а потому при применении боя о них часто будет заходить речь; однако предварительно мы должны раз навсегда исследовать каждое из них само по себе как отдельное целое по его существу и особенностям.
   Глава вторая.
   Театр войны, армия, поход
   Природа предмета не дает возможности дать точное определение этих трех различных факторов в отношении пространства, массы и времени; но дабы порой не вызвать неправильного толкования наших слов, мы должны несколько уточнить те понятия, которые мы намерены в большинстве случаев вкладывать в эти термины.
   1. Театр войны
   Обычно под театром войны разумеют часть всего охваченного войной пространства, границы которого являются прикрытыми и которое потому обладает определенной самостоятельностью. Обеспечение границ театра военных действий может быть достигнуто крепостями, значительными местными рубежами, а также значительным удалением от остального пространства, охваченного войной. Такая часть представляет собой не только кусок целого, но и сама является небольшим целым, и благодаря этому перемены, происходящие на остальном захваченном войной пространстве, оказывают на нее не непосредственное, а лишь косвенное влияние. Если желательно установить точный признак, то таковым может быть только возможность представить себе на одном театре наступление, а на другом - в то же самое время отступление; или оборонительные действия на одном, а наступательные - на другом. Но мы не всегда будем придерживаться такого строгого определения этого понятия; здесь мы желаем отметить лишь существенный его признак.
   2. Армия
   Пользуясь понятием театра войны, нетрудно установить, что такое армия: это та масса бойцов, которая находится на одном и том же театре войны. Однако это определение не вполне обнимает обычное словоупотребление. Блюхер и Веллингтон в 1815 г. стояли во главе двух отдельных армий, хотя они действовали на одном театре войны. Таким образом, другим признаком армии является главное командование. Между тем этот признак очень близок к предыдущему, ибо при правильной организации на одном театре войны должен быть один главнокомандующий, и этот начальник на отдельном театре войны должен всегда обладать соответственной степенью самостоятельности.
   Одна только абсолютная численность армии играет меньшую роль при ее наименовании, чем это может казаться на первый взгляд. Ибо там, где несколько армий действуют совместно на одном и том же театре войны, и притом под одним верховным командованием, они носят это название не по причине своей численности, но сохраняют его от прежних отношений (1813 г.: армия Силезская, Северная армия и пр.). Большую массу войск, которая предназначена действовать на одном театре войны, будут делить на корпуса, но отнюдь не на армии; по крайней мере это противоречило бы обычному способу наименования, которое, следовательно, имеет глубокие корни в существе дела. С другой стороны, было бы педантизмом высказывать притязание на название армии для всякого партизанского отряда, который самостоятельно хозяйничает в отдельной провинции; однако надо заметить, что никого не поражает, когда говорят о Вандейской армии во время революционных войн, хотя последняя порою не была многим сильнее такого отряда.
   Таким образом, понятия армии и театра войны являются, как правило, сопряженными и взаимно обусловливающими друг друга.
   3. Поход
   Хотя часто разумеют под походом те военные действия, которые в течение одного года происходят на всех театрах войны, тем не менее более обычно и более точно то словоупотребление, которое под походом разумеет действия, происходившие на одном театре войны. Однако нехорошо, когда при этом ограничиваются понятием годичности, ибо войны уже не разделяются сами собою на годичные походы определенным и продолжительным занятием зимних квартир. Но так как вместе с тем события, происходящие на одном театре войны, сами распадаются на известные более крупные отдельные отрезки времени, а именно тогда, когда заканчиваются непосредственные следствия какой-либо - более или менее значительной - катастрофы и завязываются новые осложнения, то надо принимать во внимание эти естественные периоды, дабы отнести к известному году (походу) принадлежащие к нему события. Никто не оборвет кампанию 1812 г. на р. Немане, где находились армии к 1 января 1813 г., и не отнесет дальнейшего отступления французов до Эльбы к походу 1813 г., ибо очевидно, что оно составляет часть их общего отступления от Москвы.
   Установление этих понятий не отличается большой отчетливостью, но не представляет особого неудобства, так как они не предназначаются, подобно философским определениям, быть источником дальнейших определений. Они должны служить лишь для того, чтобы придать изложению несколько большую ясность и определенность.
   Глава третья.
   Соотношение сил
   В VIII главе 3-й части мы указали, какую ценность имеет в бою численное превосходство, а следовательно, и значение, которое имеет общий перевес сил для стратегии; отсюда вытекает важность соотношения сил; мы должны здесь высказаться о нем несколько подробнее.
   Если мы рассмотрим без предубеждения историю современных войн, то будем вынуждены сознаться, что численное превосходство с каждым днем приобретает все более и более решающее значение; поэтому правило быть возможно сильным в момент решительного боя в настоящее время мы должны ценить несколько больше, чем когда бы то ни было раньше.
   Храбрость и дух войска во все времена повышали физические силы, так будет и впредь. Но мы встречаем в истории также периоды, когда резкое превосходство в устройстве и вооружении войск давало значительный моральный перевес; в другие периоды такой же перевес давала большая подвижность войск; далее оказывали влияние вновь вводимые системы тактики; затем военное искусство увлеклось стремлением к искусному использованию местности, руководимому широкими и многообъемлющими принципами; на этой почве одному полководцу время от времени удавалось выиграть у другого значительные преимущества; однако это стремление скоро исчезло и должно было уступить место более естественным и простым приемам. Если же мы без предвзятости взглянем на опыт последних войн, то будем вынуждены сказать, что ни в целых походах, ни в решительных боях, т.е. генеральных сражениях, подобные явления уже почти не наблюдались; отсылаем читателя ко второй главе предыдущей части{93}. Армии в наши дни настолько стали схожи между собой и вооружением, и снаряжением, и обучением, что между лучшими из них и худшими особо заметного различия в этом отношении не существует. Степень подготовки научных сил, правда, еще, пожалуй, представляет существенные различия, но она главным образом приводит лишь к тому, что одни являются инициаторами и изобретателями тех или иных усовершенствований, а другие их быстрыми подражателями. Даже полководцы подчиненного порядка - командиры корпусов и дивизий - всюду держатся одних и тех же взглядов и методов в отношении своей профессии; таким образом, кроме таланта главнокомандующего, который едва ли можно мыслить состоящим в каком-либо постоянном соотношении с уровнем культурного развития народа и армии и который, напротив, является всецело делом случая, - одна лишь втянутость войск в войну может еще дать одной из сторон заметное преимущество перед другой. Чем больше будет равновесие во всем этом, тем более решительное влияние оказывает численное соотношение сил.
   Характер, который носят современные сражения, является результатом этого равновесия. Стоит лишь прочитать без предубеждения описание Бородинского сражения, где первая армия в мире - французская - померилась с русской армией, которая, несомненно, по многим сторонам своей организации и по степени подготовки отдельных ее частей могла быть признана наиболее отсталой. Во всем ходе сражения не наблюдается ни малейшего проявления большого искусства или интеллигентности; это спокойная борьба между собою противостоявших сил, а так как последние были почти равными, то и не могло произойти ничего иного, как только медленное опускание чаши весов на ту сторону, на которой была большая энергия в руководстве и больший боевой опыт армии. Мы выбрали как пример именно это сражение потому, что в нем более, чем в каком-либо другом, стороны были численно равны.
   Мы не утверждаем, что все сражения таковы, но таков основной тон большинства.
   В таких сражениях, где стороны так медленно и методически меряются силами, излишек этих сил у одной из сторон должен дать очень надежный перевес. В действительности напрасно мы будем искать в истории современных войн таких сражений, в которых победа была бы одержана над вдвое сильнейшим противником, что в прежние времена все же случалось гораздо чаще. Бонапарт, величайший полководец нашего времени, во всех своих победоносных генеральных сражениях, за исключением сражения под Дрезденом в 1813г., всегда умел сосредоточить более сильную или, во всяком случае, лишь немногим уступавшую противнику армию, а там, где это ему не удавалось, как под Лейпцигом, Бриенном, Ланом (Лаоном) и Ватерлоо, он терпел поражение.
   Абсолютная численность является в стратегии большею частью такой данной, которую полководец не может уже изменить. Отсюда, однако, нельзя прийти к заключению, что вести войну со значительно слабейшей армией невозможно. Война не всегда является свободным решением политики, и менее всего она бывает такою там, где силы крайне неравны; следовательно, на войне мыслимо всякое соотношение сил, и странной была бы теория войны, которая ретировалась бы как раз там, где в ней нужда будет наибольшая.
   Как бы ни была желательна с точки зрения теории известная соразмерность сил, все же даже в случае крайнего их несоответствия теория не может умыть себе руки и заявить, что она в данном случае неприложима. Никаких границ здесь установить невозможно.
   Чем слабее силы, тем меньше должны быть и цели и тем короче будет продолжительность (применения этих сил - Ред.). В этих двух направлениях слабейшая сторона не может уступить в пространстве, если можно так выразиться. Какие изменения вносит в процесс войны размер сил, мы будем иметь возможность выяснять лишь постепенно, по мере того, как будем встречаться с этим вопросом; здесь же мы довольствуемся указанием общей точки зрения; для большей ясности добавим еще следующее.
   Чем больше нехватка сил у стороны, вовлеченной в неравную борьбу, тем сильнее под давлением опасности должны стать их внутреннее напряжение и энергия. Там же, где наблюдается обратное явление, где вместо героического отчаяния наступает отчаяние малодушия, там, конечно, военному искусству делать нечего.
   Если с этой энергией сочетается мудрая умеренность в замечаемых целях, тогда возникает игра блестящих ударов и осторожной сдержанности, чем мы столь восхищаемся в войнах Фридриха Великого{94}.
   Однако чем меньше могут достигнуть умеренность и осторожность, тем более важным являются напряжение и энергия всех сил. Там, где несоответствие сил настолько велико, что никакая степень ограничения собственных целей не может спасти от гибели, или когда вероятная продолжительность опасности настолько велика, что самое бережливое применение сил не может привести к цели, - напряжение всех сил будет или должно быть сосредоточено в одном единственном отчаянном ударе; теснимая сторона{95}, уже не рассчитывая на помощь со стороны, которой взяться неоткуда, будет целиком возлагать свою последнюю надежду на моральное превосходство, которое придается каждому храброму человеку отчаянием. Крайнюю смелость он будет рассматривать, как высшую мудрость, в крайнем случае, он прибегнет к дерзкой хитрости, и если ему не суждено иметь удачи - он в гибели с честью обретет право на будущее воскресение.
   Глава четвертая.
   Соотношение родов войск
   Мы будем говорить лишь о трех главных родах войск: о пехоте, кавалерии и артиллерии.
   Да будет мне дозволено привести нижеследующий анализ, относящийся преимущественно к области тактик, но необходимый для большей точности мышления.
   Бой состоит из двух существенно отличных составных частей: уничтожения огнем и рукопашной схватки или индивидуального боя; последний в свою очередь является или нападением или обороной (нападение и оборона должны в данном случае, когда мы говорим об элементах, пониматься совершенно абсолютно). Артиллерия, очевидно, действует исключительно поражением огнем, кавалерия - лишь путем индивидуального боя, пехота - тем и другим способом.
   Существо обороны в индивидуальном бою заключается в том, чтобы стоять твердо, будто пустив корни в почву; существо атаки - в движении. Кавалерия совершенно лишена первой способности, зато имеет преимущество в обладании
   второй. Таким образом, она пригодна лишь для атаки. Пехота в основном обладает способностью стойко держаться, но также в известной степени не лишена и способности к движению.
   Из этого распределения элементарных сил между разными родами войск вытекают превосходство и универсальность пехоты по сравнению с двумя другими родами войск, так как только она объединяет в себе все три элементарные силы. Далее из этого ясно вытекает, что соединение всех трех родов войск приводит к более полному использованию сил на войне, ибо благодаря такому соединению мы приобретаем возможность по желанию усиливать то или другое начало, которое всегда в одной и той же пропорции представлено в пехоте.