Страница:
Из трех стратегических преимуществ командования местности: большей тактической силы, затрудненности доступа и более широкого кругозора первые два такого рода, что они по существу, могут быть использованы только обороняющимся, ибо лишь тот, кто стоит на месте, может получить от них выгоду - при движении он их с собою не унесет; третье же преимущество может быть использовано в одинаковой мере как нападающей стороной, так и обороняющейся.
Отсюда вытекает, насколько важно для обороняющегося командование местности, а так как оно достигается решительным образом лишь на горных позициях, то из этого следовало бы заключить о важности имущества, доставляемого обороняющемуся горной позицией. Однако значение этого преимущества видоизменяется другими обстоятельствами, о которых мы будем говорить в главе об обороне в горах.
Нужно проводить различие, идет ли речь о командовании единичного пункта, например, позиции; тогда все стратегические преимущества приблизительно сводятся к одному тактическому - единичному бою в выгодных условиях; но вопрос может идти и о значительном районе: можно представить себе, например, целую провинцию как наклонную плоскость, представляющую скат с общего водораздела; в этом случае можно сделать несколько переходов и все же сохранить командование над впереди лежащей местностью, здесь стратегические преимущества расширяются, так как выгоды командования не ограничиваются комбинацией сил в отдельном бою, но охватывают и комбинирование нескольких боев{151}. Так обстоит дело при обороне.
При наступлении пользуются приблизительно теми же преимуществами командования, какие из него извлекает оборона; ведь стратегическое наступление состоит не из одного отдельного акта, как наступление тактическое. Наступление в стратегии не представляет непрерывного движения часового механизма. Оно распадается на отдельные переходы, между которыми имеются более или менее продолжительные паузы, в течение последних наступающая сторона находится в положении обороняющегося в такой же мере, как и ее противник.
Из выгод, доставляемых более широким кругозором, возникает как для наступления, так и для обороны до известной степени активное воздействие командующего положения; оно заключается в облегчении действия отдельными отрядами. Ибо те самые выгоды, которые целое извлекает из командующей позиции, извлекает и каждая отдельная его часть, благодаря им каждый отдельный - малый или большой - отряд оказывается сильнее, чем в том случае, если бы он не имел этих выгод, и выделение его связано с меньшим риском. Выгоды, которые можно извлечь из подобных отрядов, подлежат рассмотрению в другом месте.
Если командующее положение связывается с другими географическими преимуществами в наших отношениях к противнику, если последний оказывается стесненным в своих движениях еще по другим причинам, например, благодаря близости большой реки, то невыгоды его положения могут иметь решающий характер, и ему останется лишь одно - возможно поспешнее выбраться из этой обстановки. Никакая армия не в состоянии удержаться в долине большой реки, если она не обладает гребнем возвышенностей, образующих эту долину.
Таким образом, командующее положение может обратиться в действительное господство, и реальность этого представления неоспорима. Однако выражения: господствующий район, прикрывающая позиция, ключ страны и пр., поскольку они основаны только на природе командования и спуска вниз, по большей части представляют пустую скорлупу без здорового зерна. Дабы придать известную пикантность кажущейся обыденности военных комбинаций, по преимуществу применяют эти выспренние элементы теории; они составляют излюбленную тему ученых солдат, магическую палочку стратегических шарлатанов. Всей пустоты этого жонглирования мыслями, всех противоречий с опытом оказалось недостаточно, дабы убедить авторов и читателей, что в данном случае они лишь льют воду в дырявую бочку Данаид. Условия дела принимали за самое дело, инструмент - за направляющую его руку. На занятие такого района или позиции смотрели как на проявление силы вроде толчка или удара; сама местность и позиция расценивались как реальные величины; между тем первое представляет собой лишь поднятие руки, а второе - лишь мертвый инструмент, лишь свойство, которое должно еще воплотиться в какой-то предмет, простой знак плюс или минус, к которому еще не приставлена величина. Этим толчком и ударом, этим предметом, этой величиной будет победоносный бой; лишь он действительно пойдет в счет, лишь с ним можно считаться, и его всегда надо иметь в виду как в книжных рассуждениях, так и при действиях в поле.
Только число и значительность победоносных боев дают окончательное решение; следовательно, мы должны всегда иметь в виду на первом плане достоинства обеих армий и их вождей, а местность может играть только второстепенную роль.
Часть шестая.
Оборона
Глава первая.
Наступление и оборона
1. Понятие обороны
В чем заключается понятие обороны? В отражении удара. Следовательно, каков ее признак? Выжидание этого удара. Так как этот признак всякий раз характеризует действие как оборонительное, то лишь с помощью его можно отличить на войне оборону от наступления. Но абсолютная оборона находится в полном противоречии с понятием войны, ибо в этом случае вела бы войну только одна сторона; поэтому оборона на войне может быть лишь относительной, и этот признак приложим только к понятию обороны в целом, но не может быть распространен на все ее части. Частный бой является оборонительным, когда мы выжидаем натиск, атаку неприятеля; сражение бывает оборонительным, когда мы выжидаем наступление, т.е. появление неприятеля перед нашей позицией в сфере нашего огня; кампания будет оборонительной, если мы будем выжидать вторжение противника на наш театр войны. Во всех этих случаях признак выжидания и отражения присущ понятию обороны в целом и не становится в противоречие с понятием войны: для нас может быть выгодным выжидать, чтобы враг напоролся на наши штыки, атаковал нашу позицию или вторгся на наш театр войны.
Но для того, чтобы и нам со своей стороны действительно вести войну, надо и самим давать неприятелю сдачу в виде ответных ударов, и этот наступательный акт в оборонительной войне происходит до известной степени под общим названием обороны, если развиваемые нами наступательные действия остаются в пределах понятия позиции или театра войны. Таким образом, можно в оборонительной кампании сражаться наступательно, а в оборонительном сражении использовать отдельные дивизии для наступательных действий; наконец, даже просто приняв построение для встречи атаки неприятеля, можно все же посылать ему навстречу наступательные пули. Отсюда оборонительная форма ведения войны является не непосредственным щитом, а щитом, составленным из искусных ударов.
2. Выгоды обороны
В чем заключается смысл обороны? В удержании. Легче удержать, чем приобрести; уже из этого следует, что оборона, предполагая одинаковые средства, легче, чем наступление. В чем же заключается большая легкость удержания по сравнению с приобретением? В том, что все время, которое протекает неиспользованным, ложится на чашу весов обороняющегося. Последний жнет там, где не сеял. Каждое упущение наступающего, - происходит ли оно вследствие ошибочной оценки, или от страха, или инертности, - идет на пользу обороняющегося. Это преимущество не раз спасало от гибели Пруссию в течение Семилетней войны. Такое преимущество, вытекающее из понятия и цели, заключено в самой природе всякой вообще обороны; в столь схожей с войной области судебного процесса оно фиксируется латинской поговоркой: "beati sunt possidentes" ("Счастливы владеющие" - Ред.). Другое преимущество, которое присоединяется к вышеуказанному, вытекает лишь из природы войны и заключается в содействии условий местности, используемых по преимуществу обороной.
Установив, таким образом, эти общие понятия, перейдем к ближайшему рассмотрению.
В тактике каждый бой - большой или малый - является оборонительным, когда мы предоставляем противнику инициативу и выжидаем его появления перед нашим фронтом. С этого момента мы можем пользоваться всеми наступательными средствами, не утрачивая двух вышеуказанных выгод обороны, а именно: преимущества выжидания и преимущества, предоставляемого местностью. В стратегии сначала вместо боя мы имеем кампанию, а вместо позиции - театр войны; а затем вся война вновь заменит кампанию, а вся страна - театр войны{152}, и в обоих случаях оборона останется тем же, чем она была в тактике.
Мы уже отметили в общем, что оборона легче, чем наступление, но так как оборона преследует негативную цель, удержание, а наступление - цель позитивную, завоевание, и так как последнее увеличивает наши средства вести войну, а первое - нет, то, чтобы быть точным, надлежит сказать: оборонительная форма ведения войны сама по себе сильнее, чем наступательная, К этому выводу мы и направляли свое рассуждение, ибо хотя он вполне вытекает из природы дела и тысячи раз подтверждается опытом, однако он совершенно противоречит господствующему мнению - яркий пример того, как поверхностные писатели могут спутать все понятия.
Раз оборона - более сильная форма ведения войны, но преследующая негативную цель, то из этого следует само собой, что ею должно пользоваться лишь в течение того промежутка времени, пока в ней нуждаются вследствие своей слабости, и от нее надо отказаться, как только налицо будет достаточная сила, чтобы поставить себе позитивную цель. А так как, одержав при содействии обороны победу, обычно мы достигаем более благоприятного соотношения сил, то естественный ход войны и сводится к тому, чтобы начинать ее с обороны и заканчивать наступлением. Таким образом, выдвигать оборону как конечную цель войны - это означает вступать в такое же противоречие с понятием войны, как и распространять пассивность обороны в целом на все ее части. Иными словами, война, в которой мы хотели бы использовать свои победы исключительно в целях отражения нападения, не нанося ответных ударов, в такой же мере была бы противна здравому смыслу, как и сражение, в котором во всех мероприятиях господствовала бы абсолютная оборона (пассивность).
Против правильности этого общего представления можно было бы привести много примеров таких войн, в которых оборона даже в своих конечных целях носила только оборонительный характер и где даже не было мысли о наступательной реакции. Но в основе такого возражения лежало бы упущение из виду того обстоятельства, что здесь речь идет лишь об общем представлении об обороне; мы утверждаем, что все примеры, которые можно было бы привести как ему противоречащие, должны рассматриваться как случаи, когда возможность наступательной реакции еще не обнаружилась.
Например, во время Семилетней войны, по крайней мере в последние три года, Фридрих Великий не думал о наступательных действиях; да мы полагаем даже, что в эту войну он вообще смотрел па свои наступательные действия только как на лучшее средство обороны; его принуждала к тому вся создавшаяся обстановка, и вполне естественно, что внимание полководца направлялось лишь на то, что непосредственно отвечало его положению. Тем не менее, нельзя рассматривать этот пример обороны в большом масштабе без того, чтобы не положить в ее основу мысли о возможной наступательной реакции против Австрии и не сказать себе: но время еще не пришло. Что такое представление не лишено реального основания и при этом примере, свидетельствует самый факт заключения мира. Что, собственно, могло побудить Австрию заключить мир, как не мысль о том, что она одна не в состоянии своими силами уравновесить талант короля, что во всяком случае ее усилия должны быть гораздо большими, чем те, которые она уже делала до сих пор, и что при малейшем их ослаблении ей грозит новая потеря территории! И действительно, можно ли было иметь уверенность в том, что Фридрих Великий не попытается вновь нанести поражение австрийцам в Богемии и Моравии, если бы русские, шведы и войска германского союза перестали отвлекать на себя часть его сил?
Установив, таким образом, понятие обороны в его истинном смысле и очертив ее границы, мы еще раз вернемся к утверждению, что оборона представляет более сильную форму ведения войны.
При ближайшем рассмотрении и сравнении наступления и обороны это положение выступит с полной ясностью; теперь же мы ограничимся лишь указанием, к какому противоречию с самим собой и с данными опыта приводит обратное утверждение. Если бы форма наступления была более сильной, то не было бы никакого основания когда-либо прибегать к форме оборонительной, ибо последняя вдобавок преследует лишь негативную цель, каждый захотел бы наступать, и оборона представляла бы уродливое, бессмысленное явление. Наоборот, вполне естественно затрачивать на достижение высшей цели более крупные жертвы. Кто чувствует в себе излишек силы, чтобы пользоваться слабейшей формой, тот вправе стремиться к более крупной цели; тот же, кто задается более мелкой целью, может это делать лишь для того, чтобы использовать выгоды более сильной формы. Обратимся к опыту: неслыханно, чтобы при наличии двух театров войны наступление велось на том, где армия слабее противника, а оборона велась там, где силы превосходят неприятеля. Но если всегда и всюду было наоборот, то это, конечно, доказывает, что полководцы даже при личной решительной склонности к наступлению все же считают оборону более сильной формой. В ближайших главах мы разъясним еще несколько вводных пунктов.
Глава вторая.
Соотношение между наступлением и обороной в тактике
Прежде всего мы должны бросить взор на условия, дающие в бою победу. Мы не будем говорить здесь ни о численном превосходстве, ни о храбрости, ни о выучке и других качествах армии, так как в общем они находятся в зависимости от обстоятельств, лежащих за пределами того военного искусства, о котором здесь идет речь; к тому же эти качества скажутся одинаково как в наступлении, так и в обороне; даже общее численное превосходство в данном случае нельзя принимать во внимание, так как численность армии представляет данную величину и не зависит от произвола полководца, притом все эти моменты не имеют особого отношения к наступлению и обороне. Три условия, как нам кажется, дают решительное преимущество, а именно: внезапность, преимущества, доставляемые местностью, и атака о нескольких сторон. Внезапность проявляется в том, что в одном из пунктов противопоставляют неприятелю значительно больше сил, нежели он ожидает{153}. Этого рода превосходство в числе весьма отлично от общего численного превосходства и составляет важнейший фактор военного искусства. Каким образом выгоды местности способствуют победе, достаточно понятно само собой; отметим лишь, что здесь речь идет не только о препятствиях, на которые неприятель натыкается при продвижении вперед, как то: крутые овраги, высокие горы, заболоченные реки, изгороди и пр. К выгодам, даваемым местностью, нужно отнести и возможность укрыто расположить наши силы. Даже при совершенно одинаковом для обоих противников характере местности можно сказать, что она благоприятствует тому, кто с нею знаком. Атака с нескольких сторон включает в себя всякого рода тактические обходы, большие или малые, и влияние ее основано частью на удвоенной действительности огня, частью на опасении потерять путь отступления.
Каково же относительное значение этих данных для наступления и обороны?
Если иметь в виду три принципа победы, которые мы развили выше, то на этот вопрос придется ответить, что первый и последний принципы отчасти, но лишь в малой степени, благоприятствуют наступающей стороне, между тем как все они в значительной степени, а второй - исключительно, находятся на стороне обороняющегося.
Наступающий имеет лишь преимущество внезапной атаки целого целым же, в то время как обороняющийся имеет возможность в течение всего боя беспрестанно захватывать врасплох своего противника силой и формой своих переходов в атаку.
Наступающий легче может охватить и отрезать своего противника в целом, чем обороняющийся, ибо последний уже стоит на месте, в то время как первый движется, нацеливаясь соответственно расположению обороны. Но этот обход относится опять-таки к целому; в течение же самого боя и для отдельных частей производство нападения с разных сторон легче обороняющемуся, чем наступающему, ибо, как мы выше сказали, он имеет больше возможности поразить своего противника внезапностью формы и силы своего перехода в атаку.
Что обороняющийся использует по преимуществу выгоды местности, понятно само собой; что же касается превосходства во внезапности благодаря силе и форме атаки, то причина его та, что наступающий должен продвигаться по большим трактам и дорогам, где его нетрудно наблюдать, а обороняющийся располагается укрыто и остается невидимым для наступающего почти до решительного момента. С тех пор, как стал применяться правильный способ ведения обороны, рекогносцировки вышли из моды, т.е. стали совершенно невозможными. Правда, порою еще производят рекогносцировку, но редко с нее возвращаются с ценными сведениями{154}. Как ни бесконечно велика выгода иметь возможность самому выбрать себе местность для расположения и с нею вполне ознакомиться до боя, как ни просто то, что тот, кто на этой местности устроит засаду (обороняющийся), гораздо более может поразить внезапностью своего противника, чем наступающий, - все же до сих пор не могли отделаться от старых представлений, будто принятое{155} сражение уже наполовину потеряно. Эти взгляды ведут свое начало от той системы обороны, которая была в ходу двадцать лет тому назад, отчасти же господствовала и в Семилетнюю войну, когда от местности не требовали никакой иной помощи, кроме наличия труднодоступного фронта (крутые скаты и пр.), когда тонкое построение и уязвимость флангов придавали боевому порядку такую слабость, что поневоле приходилось растягиваться от одной горы до другой, отчего зло еще более обострялось. Если для флангов находились опоры, то все сводилось к тому, чтобы не допустить пробить дыру в этой армии, растянутой как бы па пяльцах. Местность, занятая войсками, приобретала в каждой своей точке непосредственную ценность, и ее приходилось непосредственно же защищать. При таких условиях в сражении (Для обороняющегося - Ред.) не могло быть и речи о каком-либо маневре, о каком-либо поражении противника внезапностью; это представляло полную противоположность тому, чем может быть хорошая оборона и чем она в последнее время действительно стала.
Собственно говоря, пренебрежительное отношение к обороне всегда является наследием такой эпохи, в которой известная манера обороны пережила самое себя; так оно было и с той обороной, о которой мы только что говорили и которая в свое время имела действительно превосходство над наступлением.
Если мы проследим ход развития военного искусства, то увидим, что сперва, в эпоху Тридцатилетней войны и Войны за испанское наследство, развертывание и построение армии являлись одной из самых существенных частей сражения. Они составляли важнейшую часть плана сражения. Это давало, в общем, обороняющейся стороне большое преимущество, ибо ее армия к началу уже оказывалась развернутой и построенной. Как только способность войск маневрировать увеличилась, это преимущество исчезло, и наступающая сторона приобрела на некоторый период перевес. Тогда обороняющийся начал искать защиты за течением рек, за глубокими долинами и на горах. Таким образом, он вновь получил решительный перевес, что длилось до тех пор, пока наступающий не приобрел такую подвижность и искусство, что он уже сам мог отважиться двинуться по пересеченной местности и наступать отдельными колоннами, следовательно, получил возможность обходить противника. Это повело ко все большей растяжке, что толкнуло наступающего на мысль сосредоточиваться в нескольких пунктах и прорывать тонкую позицию противника. Это дало в третий раз перевес нападающему, а оборона вновь была вынуждена изменить свою систему. В последние войны она стала сохранять свои силы в крупных массах, в большинстве случаев не развертывая их и располагая укрыто, где к тому представлялась возможность; таким образом, оборона лишь изготовлялась к тому, чтобы встретить во всеоружии мероприятия противника, когда последние достаточно обнаружатся.
Это вовсе не исключает частичной пассивной обороны местности; выгоды ее слишком велики, и использование их встречается сотни раз в течение одной кампании. Но центр тяжести действия обычно уже не лежит в такой пассивной обороне местности, а последнее-то нам и важно установить.
Наступающий может изобрести какой-нибудь новый крупный прием, что при простоте и внутренней необходимости, до которых все в настоящее время доведено, предвидеть не так легко; тогда и обороняющийся будет вынужден изменять свой способ действия. Однако помощь, оказываемая обороне местностью, всегда останется обеспеченною за ней, а так как местность со всеми ее особенностями более чем когда-либо связана с военными действиями, то она всегда обеспечит за обороной ее естественное превосходство{156}.
Глава третья.
Соотношение между наступлением и обороной в стратегии
Сперва поставим вопрос: какие обстоятельства обеспечивают в стратегии успешный исход? В стратегии, как мы уже говорили, победы не бывает. Стратегический успех заключается, с одной стороны, в удачной подготовке тактической победы: чем значительнее этот стратегический успех, тем вероятнее и победа в бою. С другой стороны, стратегический успех заключается в использовании достигнутой победы: чем больше событий удастся стратегии при помощи своих комбинаций вовлечь после одержанной победы в результаты последней, чем больше ей удастся оттащить к себе отваливающихся обломков того, чье основание было поколеблено сражением, чем больше она охватывает широкими взмахами то, что с таким трудом и в скромных размерах достигается в самом сражении, - тем грандиознее ее успех. Основными факторами, дающими преимущественно такой успех или облегчающими его достижение, будут следующие главные начала, действующие в стратегии:
1. Выгоды, предоставляемые местностью.
2. Внезапность, вытекающая или из нечаянного нападения, или из неожиданной группировки в известном пункте более крупных сил, чем то предполагает противник.
3. Нападение с нескольких сторон.
Все эти три начала таковы же, как и в тактике.
4. Содействие, оказываемое театром войны, соответственно подготовленным устройством крепостей и другими мероприятиями.
5. Участие населения.
6. Использование крупных моральных сил.
В каких же отношениях находятся наступление и оборона к этим началам?
Как в стратегии, так и в тактике обороняющийся имеет на своей стороне местные выгоды, а наступающий - преимущество внезапности. Надо заметить, что внезапное нападение представляет для стратегии несравнимо более действительное и важное средство, чем для тактики. В последней внезапное нападение редко может быть развито до размеров крупной победы, между тем как захват противника врасплох в стратегии нередко одним ударом заканчивает войну. Впрочем, надлежит отметить, что применение этого средства имеет своей предпосылкой крупные, решающие, а следовательно, и редкие ошибки со стороны противника; вследствие этого оно не может ложиться особенно серьезным грузом на чашу весов наступления.
Создание внезапности для противника путем группировки превосходящих сил на известном пункте также имеет много общего с аналогичным приемом в тактике. Если обороняющийся вынужден разбросать свои силы на нескольких подступах к своему театру войны, то наступающий, очевидно, получит преимущество, заключающееся в возможности всеми своими силами обрушиться на одну из групп обороняющегося. Но и в этом случае новое искусство обороны путем иного метода действий незаметно ввело иные основы. Если обороняющийся не опасается, что противник, воспользовавшись незанятой дорогой, обрушится на крупный магазин или депо, на не готовую к обороне крепость или на столицу, и если, таким образом, у него нет необходимости во что бы то ни стало преградить противнику избранную им дорогу, чтобы не потерять своего пути отступления, то у обороняющегося нет никакого основания дробить свои силы. Пусть наступающий изберет не ту дорогу, на которой он наткнулся бы на обороняющегося, - этот последний всегда успеет несколько дней спустя со всеми своими силами найти врага на новой дороге; в большинстве случаев он даже может быть уверен, что нападающий окажет ему честь, занявшись розыском его самого. Наконец, если наступающий сам найдет нужным при своем продвижении принять раздельную группировку, что является почти неизбежным по продовольственным соображениям, то обороняющийся получит очевидное преимущество - возможность обрушиться всеми своими силами на одну из частей противника.
Отсюда вытекает, насколько важно для обороняющегося командование местности, а так как оно достигается решительным образом лишь на горных позициях, то из этого следовало бы заключить о важности имущества, доставляемого обороняющемуся горной позицией. Однако значение этого преимущества видоизменяется другими обстоятельствами, о которых мы будем говорить в главе об обороне в горах.
Нужно проводить различие, идет ли речь о командовании единичного пункта, например, позиции; тогда все стратегические преимущества приблизительно сводятся к одному тактическому - единичному бою в выгодных условиях; но вопрос может идти и о значительном районе: можно представить себе, например, целую провинцию как наклонную плоскость, представляющую скат с общего водораздела; в этом случае можно сделать несколько переходов и все же сохранить командование над впереди лежащей местностью, здесь стратегические преимущества расширяются, так как выгоды командования не ограничиваются комбинацией сил в отдельном бою, но охватывают и комбинирование нескольких боев{151}. Так обстоит дело при обороне.
При наступлении пользуются приблизительно теми же преимуществами командования, какие из него извлекает оборона; ведь стратегическое наступление состоит не из одного отдельного акта, как наступление тактическое. Наступление в стратегии не представляет непрерывного движения часового механизма. Оно распадается на отдельные переходы, между которыми имеются более или менее продолжительные паузы, в течение последних наступающая сторона находится в положении обороняющегося в такой же мере, как и ее противник.
Из выгод, доставляемых более широким кругозором, возникает как для наступления, так и для обороны до известной степени активное воздействие командующего положения; оно заключается в облегчении действия отдельными отрядами. Ибо те самые выгоды, которые целое извлекает из командующей позиции, извлекает и каждая отдельная его часть, благодаря им каждый отдельный - малый или большой - отряд оказывается сильнее, чем в том случае, если бы он не имел этих выгод, и выделение его связано с меньшим риском. Выгоды, которые можно извлечь из подобных отрядов, подлежат рассмотрению в другом месте.
Если командующее положение связывается с другими географическими преимуществами в наших отношениях к противнику, если последний оказывается стесненным в своих движениях еще по другим причинам, например, благодаря близости большой реки, то невыгоды его положения могут иметь решающий характер, и ему останется лишь одно - возможно поспешнее выбраться из этой обстановки. Никакая армия не в состоянии удержаться в долине большой реки, если она не обладает гребнем возвышенностей, образующих эту долину.
Таким образом, командующее положение может обратиться в действительное господство, и реальность этого представления неоспорима. Однако выражения: господствующий район, прикрывающая позиция, ключ страны и пр., поскольку они основаны только на природе командования и спуска вниз, по большей части представляют пустую скорлупу без здорового зерна. Дабы придать известную пикантность кажущейся обыденности военных комбинаций, по преимуществу применяют эти выспренние элементы теории; они составляют излюбленную тему ученых солдат, магическую палочку стратегических шарлатанов. Всей пустоты этого жонглирования мыслями, всех противоречий с опытом оказалось недостаточно, дабы убедить авторов и читателей, что в данном случае они лишь льют воду в дырявую бочку Данаид. Условия дела принимали за самое дело, инструмент - за направляющую его руку. На занятие такого района или позиции смотрели как на проявление силы вроде толчка или удара; сама местность и позиция расценивались как реальные величины; между тем первое представляет собой лишь поднятие руки, а второе - лишь мертвый инструмент, лишь свойство, которое должно еще воплотиться в какой-то предмет, простой знак плюс или минус, к которому еще не приставлена величина. Этим толчком и ударом, этим предметом, этой величиной будет победоносный бой; лишь он действительно пойдет в счет, лишь с ним можно считаться, и его всегда надо иметь в виду как в книжных рассуждениях, так и при действиях в поле.
Только число и значительность победоносных боев дают окончательное решение; следовательно, мы должны всегда иметь в виду на первом плане достоинства обеих армий и их вождей, а местность может играть только второстепенную роль.
Часть шестая.
Оборона
Глава первая.
Наступление и оборона
1. Понятие обороны
В чем заключается понятие обороны? В отражении удара. Следовательно, каков ее признак? Выжидание этого удара. Так как этот признак всякий раз характеризует действие как оборонительное, то лишь с помощью его можно отличить на войне оборону от наступления. Но абсолютная оборона находится в полном противоречии с понятием войны, ибо в этом случае вела бы войну только одна сторона; поэтому оборона на войне может быть лишь относительной, и этот признак приложим только к понятию обороны в целом, но не может быть распространен на все ее части. Частный бой является оборонительным, когда мы выжидаем натиск, атаку неприятеля; сражение бывает оборонительным, когда мы выжидаем наступление, т.е. появление неприятеля перед нашей позицией в сфере нашего огня; кампания будет оборонительной, если мы будем выжидать вторжение противника на наш театр войны. Во всех этих случаях признак выжидания и отражения присущ понятию обороны в целом и не становится в противоречие с понятием войны: для нас может быть выгодным выжидать, чтобы враг напоролся на наши штыки, атаковал нашу позицию или вторгся на наш театр войны.
Но для того, чтобы и нам со своей стороны действительно вести войну, надо и самим давать неприятелю сдачу в виде ответных ударов, и этот наступательный акт в оборонительной войне происходит до известной степени под общим названием обороны, если развиваемые нами наступательные действия остаются в пределах понятия позиции или театра войны. Таким образом, можно в оборонительной кампании сражаться наступательно, а в оборонительном сражении использовать отдельные дивизии для наступательных действий; наконец, даже просто приняв построение для встречи атаки неприятеля, можно все же посылать ему навстречу наступательные пули. Отсюда оборонительная форма ведения войны является не непосредственным щитом, а щитом, составленным из искусных ударов.
2. Выгоды обороны
В чем заключается смысл обороны? В удержании. Легче удержать, чем приобрести; уже из этого следует, что оборона, предполагая одинаковые средства, легче, чем наступление. В чем же заключается большая легкость удержания по сравнению с приобретением? В том, что все время, которое протекает неиспользованным, ложится на чашу весов обороняющегося. Последний жнет там, где не сеял. Каждое упущение наступающего, - происходит ли оно вследствие ошибочной оценки, или от страха, или инертности, - идет на пользу обороняющегося. Это преимущество не раз спасало от гибели Пруссию в течение Семилетней войны. Такое преимущество, вытекающее из понятия и цели, заключено в самой природе всякой вообще обороны; в столь схожей с войной области судебного процесса оно фиксируется латинской поговоркой: "beati sunt possidentes" ("Счастливы владеющие" - Ред.). Другое преимущество, которое присоединяется к вышеуказанному, вытекает лишь из природы войны и заключается в содействии условий местности, используемых по преимуществу обороной.
Установив, таким образом, эти общие понятия, перейдем к ближайшему рассмотрению.
В тактике каждый бой - большой или малый - является оборонительным, когда мы предоставляем противнику инициативу и выжидаем его появления перед нашим фронтом. С этого момента мы можем пользоваться всеми наступательными средствами, не утрачивая двух вышеуказанных выгод обороны, а именно: преимущества выжидания и преимущества, предоставляемого местностью. В стратегии сначала вместо боя мы имеем кампанию, а вместо позиции - театр войны; а затем вся война вновь заменит кампанию, а вся страна - театр войны{152}, и в обоих случаях оборона останется тем же, чем она была в тактике.
Мы уже отметили в общем, что оборона легче, чем наступление, но так как оборона преследует негативную цель, удержание, а наступление - цель позитивную, завоевание, и так как последнее увеличивает наши средства вести войну, а первое - нет, то, чтобы быть точным, надлежит сказать: оборонительная форма ведения войны сама по себе сильнее, чем наступательная, К этому выводу мы и направляли свое рассуждение, ибо хотя он вполне вытекает из природы дела и тысячи раз подтверждается опытом, однако он совершенно противоречит господствующему мнению - яркий пример того, как поверхностные писатели могут спутать все понятия.
Раз оборона - более сильная форма ведения войны, но преследующая негативную цель, то из этого следует само собой, что ею должно пользоваться лишь в течение того промежутка времени, пока в ней нуждаются вследствие своей слабости, и от нее надо отказаться, как только налицо будет достаточная сила, чтобы поставить себе позитивную цель. А так как, одержав при содействии обороны победу, обычно мы достигаем более благоприятного соотношения сил, то естественный ход войны и сводится к тому, чтобы начинать ее с обороны и заканчивать наступлением. Таким образом, выдвигать оборону как конечную цель войны - это означает вступать в такое же противоречие с понятием войны, как и распространять пассивность обороны в целом на все ее части. Иными словами, война, в которой мы хотели бы использовать свои победы исключительно в целях отражения нападения, не нанося ответных ударов, в такой же мере была бы противна здравому смыслу, как и сражение, в котором во всех мероприятиях господствовала бы абсолютная оборона (пассивность).
Против правильности этого общего представления можно было бы привести много примеров таких войн, в которых оборона даже в своих конечных целях носила только оборонительный характер и где даже не было мысли о наступательной реакции. Но в основе такого возражения лежало бы упущение из виду того обстоятельства, что здесь речь идет лишь об общем представлении об обороне; мы утверждаем, что все примеры, которые можно было бы привести как ему противоречащие, должны рассматриваться как случаи, когда возможность наступательной реакции еще не обнаружилась.
Например, во время Семилетней войны, по крайней мере в последние три года, Фридрих Великий не думал о наступательных действиях; да мы полагаем даже, что в эту войну он вообще смотрел па свои наступательные действия только как на лучшее средство обороны; его принуждала к тому вся создавшаяся обстановка, и вполне естественно, что внимание полководца направлялось лишь на то, что непосредственно отвечало его положению. Тем не менее, нельзя рассматривать этот пример обороны в большом масштабе без того, чтобы не положить в ее основу мысли о возможной наступательной реакции против Австрии и не сказать себе: но время еще не пришло. Что такое представление не лишено реального основания и при этом примере, свидетельствует самый факт заключения мира. Что, собственно, могло побудить Австрию заключить мир, как не мысль о том, что она одна не в состоянии своими силами уравновесить талант короля, что во всяком случае ее усилия должны быть гораздо большими, чем те, которые она уже делала до сих пор, и что при малейшем их ослаблении ей грозит новая потеря территории! И действительно, можно ли было иметь уверенность в том, что Фридрих Великий не попытается вновь нанести поражение австрийцам в Богемии и Моравии, если бы русские, шведы и войска германского союза перестали отвлекать на себя часть его сил?
Установив, таким образом, понятие обороны в его истинном смысле и очертив ее границы, мы еще раз вернемся к утверждению, что оборона представляет более сильную форму ведения войны.
При ближайшем рассмотрении и сравнении наступления и обороны это положение выступит с полной ясностью; теперь же мы ограничимся лишь указанием, к какому противоречию с самим собой и с данными опыта приводит обратное утверждение. Если бы форма наступления была более сильной, то не было бы никакого основания когда-либо прибегать к форме оборонительной, ибо последняя вдобавок преследует лишь негативную цель, каждый захотел бы наступать, и оборона представляла бы уродливое, бессмысленное явление. Наоборот, вполне естественно затрачивать на достижение высшей цели более крупные жертвы. Кто чувствует в себе излишек силы, чтобы пользоваться слабейшей формой, тот вправе стремиться к более крупной цели; тот же, кто задается более мелкой целью, может это делать лишь для того, чтобы использовать выгоды более сильной формы. Обратимся к опыту: неслыханно, чтобы при наличии двух театров войны наступление велось на том, где армия слабее противника, а оборона велась там, где силы превосходят неприятеля. Но если всегда и всюду было наоборот, то это, конечно, доказывает, что полководцы даже при личной решительной склонности к наступлению все же считают оборону более сильной формой. В ближайших главах мы разъясним еще несколько вводных пунктов.
Глава вторая.
Соотношение между наступлением и обороной в тактике
Прежде всего мы должны бросить взор на условия, дающие в бою победу. Мы не будем говорить здесь ни о численном превосходстве, ни о храбрости, ни о выучке и других качествах армии, так как в общем они находятся в зависимости от обстоятельств, лежащих за пределами того военного искусства, о котором здесь идет речь; к тому же эти качества скажутся одинаково как в наступлении, так и в обороне; даже общее численное превосходство в данном случае нельзя принимать во внимание, так как численность армии представляет данную величину и не зависит от произвола полководца, притом все эти моменты не имеют особого отношения к наступлению и обороне. Три условия, как нам кажется, дают решительное преимущество, а именно: внезапность, преимущества, доставляемые местностью, и атака о нескольких сторон. Внезапность проявляется в том, что в одном из пунктов противопоставляют неприятелю значительно больше сил, нежели он ожидает{153}. Этого рода превосходство в числе весьма отлично от общего численного превосходства и составляет важнейший фактор военного искусства. Каким образом выгоды местности способствуют победе, достаточно понятно само собой; отметим лишь, что здесь речь идет не только о препятствиях, на которые неприятель натыкается при продвижении вперед, как то: крутые овраги, высокие горы, заболоченные реки, изгороди и пр. К выгодам, даваемым местностью, нужно отнести и возможность укрыто расположить наши силы. Даже при совершенно одинаковом для обоих противников характере местности можно сказать, что она благоприятствует тому, кто с нею знаком. Атака с нескольких сторон включает в себя всякого рода тактические обходы, большие или малые, и влияние ее основано частью на удвоенной действительности огня, частью на опасении потерять путь отступления.
Каково же относительное значение этих данных для наступления и обороны?
Если иметь в виду три принципа победы, которые мы развили выше, то на этот вопрос придется ответить, что первый и последний принципы отчасти, но лишь в малой степени, благоприятствуют наступающей стороне, между тем как все они в значительной степени, а второй - исключительно, находятся на стороне обороняющегося.
Наступающий имеет лишь преимущество внезапной атаки целого целым же, в то время как обороняющийся имеет возможность в течение всего боя беспрестанно захватывать врасплох своего противника силой и формой своих переходов в атаку.
Наступающий легче может охватить и отрезать своего противника в целом, чем обороняющийся, ибо последний уже стоит на месте, в то время как первый движется, нацеливаясь соответственно расположению обороны. Но этот обход относится опять-таки к целому; в течение же самого боя и для отдельных частей производство нападения с разных сторон легче обороняющемуся, чем наступающему, ибо, как мы выше сказали, он имеет больше возможности поразить своего противника внезапностью формы и силы своего перехода в атаку.
Что обороняющийся использует по преимуществу выгоды местности, понятно само собой; что же касается превосходства во внезапности благодаря силе и форме атаки, то причина его та, что наступающий должен продвигаться по большим трактам и дорогам, где его нетрудно наблюдать, а обороняющийся располагается укрыто и остается невидимым для наступающего почти до решительного момента. С тех пор, как стал применяться правильный способ ведения обороны, рекогносцировки вышли из моды, т.е. стали совершенно невозможными. Правда, порою еще производят рекогносцировку, но редко с нее возвращаются с ценными сведениями{154}. Как ни бесконечно велика выгода иметь возможность самому выбрать себе местность для расположения и с нею вполне ознакомиться до боя, как ни просто то, что тот, кто на этой местности устроит засаду (обороняющийся), гораздо более может поразить внезапностью своего противника, чем наступающий, - все же до сих пор не могли отделаться от старых представлений, будто принятое{155} сражение уже наполовину потеряно. Эти взгляды ведут свое начало от той системы обороны, которая была в ходу двадцать лет тому назад, отчасти же господствовала и в Семилетнюю войну, когда от местности не требовали никакой иной помощи, кроме наличия труднодоступного фронта (крутые скаты и пр.), когда тонкое построение и уязвимость флангов придавали боевому порядку такую слабость, что поневоле приходилось растягиваться от одной горы до другой, отчего зло еще более обострялось. Если для флангов находились опоры, то все сводилось к тому, чтобы не допустить пробить дыру в этой армии, растянутой как бы па пяльцах. Местность, занятая войсками, приобретала в каждой своей точке непосредственную ценность, и ее приходилось непосредственно же защищать. При таких условиях в сражении (Для обороняющегося - Ред.) не могло быть и речи о каком-либо маневре, о каком-либо поражении противника внезапностью; это представляло полную противоположность тому, чем может быть хорошая оборона и чем она в последнее время действительно стала.
Собственно говоря, пренебрежительное отношение к обороне всегда является наследием такой эпохи, в которой известная манера обороны пережила самое себя; так оно было и с той обороной, о которой мы только что говорили и которая в свое время имела действительно превосходство над наступлением.
Если мы проследим ход развития военного искусства, то увидим, что сперва, в эпоху Тридцатилетней войны и Войны за испанское наследство, развертывание и построение армии являлись одной из самых существенных частей сражения. Они составляли важнейшую часть плана сражения. Это давало, в общем, обороняющейся стороне большое преимущество, ибо ее армия к началу уже оказывалась развернутой и построенной. Как только способность войск маневрировать увеличилась, это преимущество исчезло, и наступающая сторона приобрела на некоторый период перевес. Тогда обороняющийся начал искать защиты за течением рек, за глубокими долинами и на горах. Таким образом, он вновь получил решительный перевес, что длилось до тех пор, пока наступающий не приобрел такую подвижность и искусство, что он уже сам мог отважиться двинуться по пересеченной местности и наступать отдельными колоннами, следовательно, получил возможность обходить противника. Это повело ко все большей растяжке, что толкнуло наступающего на мысль сосредоточиваться в нескольких пунктах и прорывать тонкую позицию противника. Это дало в третий раз перевес нападающему, а оборона вновь была вынуждена изменить свою систему. В последние войны она стала сохранять свои силы в крупных массах, в большинстве случаев не развертывая их и располагая укрыто, где к тому представлялась возможность; таким образом, оборона лишь изготовлялась к тому, чтобы встретить во всеоружии мероприятия противника, когда последние достаточно обнаружатся.
Это вовсе не исключает частичной пассивной обороны местности; выгоды ее слишком велики, и использование их встречается сотни раз в течение одной кампании. Но центр тяжести действия обычно уже не лежит в такой пассивной обороне местности, а последнее-то нам и важно установить.
Наступающий может изобрести какой-нибудь новый крупный прием, что при простоте и внутренней необходимости, до которых все в настоящее время доведено, предвидеть не так легко; тогда и обороняющийся будет вынужден изменять свой способ действия. Однако помощь, оказываемая обороне местностью, всегда останется обеспеченною за ней, а так как местность со всеми ее особенностями более чем когда-либо связана с военными действиями, то она всегда обеспечит за обороной ее естественное превосходство{156}.
Глава третья.
Соотношение между наступлением и обороной в стратегии
Сперва поставим вопрос: какие обстоятельства обеспечивают в стратегии успешный исход? В стратегии, как мы уже говорили, победы не бывает. Стратегический успех заключается, с одной стороны, в удачной подготовке тактической победы: чем значительнее этот стратегический успех, тем вероятнее и победа в бою. С другой стороны, стратегический успех заключается в использовании достигнутой победы: чем больше событий удастся стратегии при помощи своих комбинаций вовлечь после одержанной победы в результаты последней, чем больше ей удастся оттащить к себе отваливающихся обломков того, чье основание было поколеблено сражением, чем больше она охватывает широкими взмахами то, что с таким трудом и в скромных размерах достигается в самом сражении, - тем грандиознее ее успех. Основными факторами, дающими преимущественно такой успех или облегчающими его достижение, будут следующие главные начала, действующие в стратегии:
1. Выгоды, предоставляемые местностью.
2. Внезапность, вытекающая или из нечаянного нападения, или из неожиданной группировки в известном пункте более крупных сил, чем то предполагает противник.
3. Нападение с нескольких сторон.
Все эти три начала таковы же, как и в тактике.
4. Содействие, оказываемое театром войны, соответственно подготовленным устройством крепостей и другими мероприятиями.
5. Участие населения.
6. Использование крупных моральных сил.
В каких же отношениях находятся наступление и оборона к этим началам?
Как в стратегии, так и в тактике обороняющийся имеет на своей стороне местные выгоды, а наступающий - преимущество внезапности. Надо заметить, что внезапное нападение представляет для стратегии несравнимо более действительное и важное средство, чем для тактики. В последней внезапное нападение редко может быть развито до размеров крупной победы, между тем как захват противника врасплох в стратегии нередко одним ударом заканчивает войну. Впрочем, надлежит отметить, что применение этого средства имеет своей предпосылкой крупные, решающие, а следовательно, и редкие ошибки со стороны противника; вследствие этого оно не может ложиться особенно серьезным грузом на чашу весов наступления.
Создание внезапности для противника путем группировки превосходящих сил на известном пункте также имеет много общего с аналогичным приемом в тактике. Если обороняющийся вынужден разбросать свои силы на нескольких подступах к своему театру войны, то наступающий, очевидно, получит преимущество, заключающееся в возможности всеми своими силами обрушиться на одну из групп обороняющегося. Но и в этом случае новое искусство обороны путем иного метода действий незаметно ввело иные основы. Если обороняющийся не опасается, что противник, воспользовавшись незанятой дорогой, обрушится на крупный магазин или депо, на не готовую к обороне крепость или на столицу, и если, таким образом, у него нет необходимости во что бы то ни стало преградить противнику избранную им дорогу, чтобы не потерять своего пути отступления, то у обороняющегося нет никакого основания дробить свои силы. Пусть наступающий изберет не ту дорогу, на которой он наткнулся бы на обороняющегося, - этот последний всегда успеет несколько дней спустя со всеми своими силами найти врага на новой дороге; в большинстве случаев он даже может быть уверен, что нападающий окажет ему честь, занявшись розыском его самого. Наконец, если наступающий сам найдет нужным при своем продвижении принять раздельную группировку, что является почти неизбежным по продовольственным соображениям, то обороняющийся получит очевидное преимущество - возможность обрушиться всеми своими силами на одну из частей противника.