— Вы полицейский? — равнодушно спросила она.
   Сняв шляпу, я отрекомендовался:
   — Я Нат Геллер. Частный детектив, нанятый вашим сыном.
   Она по-деловому улыбнулась и протянула руку для приветствия. Ее рукопожатие оказалось на редкость крепким для такой хрупкой на вид женщины. Этим она напомнила мне свою дочь.
   — Пододвиньте стул ближе, мистер Геллер, — предложила она.
   Ее голос звучал звонко. У меня даже сложилось впечатление, что в этой внешне измученной телесной оболочке обитал кто-то другой.
   Подвинув стул к сидящей женщине, я сел.
   — Мне хотелось бы расспросить вас о некоторых обстоятельствах, связанных с убийством Риты, о кражах у соседей и тому подобном.
   Дважды кивнув, очень деловым тоном она ответила:
   — Уверена, вор искал наркотики. Часть из них действительно пропала. Но я стараюсь не держать запаса этих препаратов у себя в процедурной.
   — Понятно. А как насчет пистолета?
   — Он принадлежал моему мужу. Пролежал в столе много лет. Ни разу в жизни я из него не стреляла.
   Я вытащил из кармана свой блокнот.
   — Знаю, что вам уже надоело повторять одно и то же, но мне совершенно необходимо услышать от вас, как все произошло. Прежде чем приступить к расследованию, мне нужно знать подробности.
   Она понимающе кивнула и улыбнулась:
   — Скажите, что вас интересует?
   — Когда в последний раз вы видели свою невестку?
   — Около трех часов дня в тот самый вторник. Она сказала, что собирается погулять вместе с миссис Донован...
   — С кем?
   — С нашей соседкой. Верной Донован, которая разведена. Рита и Верна дружили.
   Я записал имя Верны Донован в блокнот.
   — Продолжайте.
   — Во всяком случае, Рита сказала, что собирается на прогулку с миссис Донован. Она также намеревалась зайти в магазин, чтобы купить ноты. Я посоветовала ей погулять на свежем воздухе, поскольку день был хороший, и дала денег на ноты. После ее ухода я сама отправилась на прогулку. Стояла необыкновенно теплая для ноября мягкая осенняя погода.
   — Сколько времени вы гуляли?
   — Я вернулась домой без четверти пять. Вошла через парадную дверь. Около шести пришла мисс Шонеси. В это время я еще не волновалась по поводу отсутствия Риты, потому что с минуты на минуту ждала ее появления. Я приготовила ужин для нас троих: мисс Шонеси, Риты и для себя, накрыла на стол. Наконец мы с мисс Шонеси сели ужинать, размышляя, где же могла задержаться Рита, но пока еще не очень беспокоясь за нее.
   — В том, что она не пришла на ужин и не позвонила, не было ничего необычного, верно? Так ведь случалось и раньше?
   — Да, случалось. Она тихая, но... увлекающаяся. Если вдруг афиша у кинотеатра привлекала ее внимание, она могла тут же пройти в зал, даже не вспомнив, что кто-то в это время мог ее ждать.
   — Похоже, она совершенно невнимательна к другим.
   Алиса Вайнкуп натянуто улыбнулась, проявляя напряженную терпимость.
   — Она была тихой и довольно странной девушкой, очень подверженной настроению. У нее определенно имелся комплекс неполноценности. Это подтверждает, например, отношение к моей дочери Кэтрин, кстати, она у меня — врач. Однако я отвлеклась. Около четверти седьмого я позвонила миссис Донован и поинтересовалась, не у нее ли Рита. Она ответила, что они расстались в три часа, но просила меня не беспокоиться.
   — А вы беспокоились?
   — Не очень. Около семи я попросила мисс Шонеси пойти в аптеку и купить мне лекарства. Примерно через час миссис Шонеси вернулась и была удивлена, что Рита до сих пор не пришла. С этого момента, должна признаться, я и начала беспокоиться о девочке.
   — Расскажите о том, как вы обнаружили тело.
   Она кивнула, взгляд ее стал неподвижным.
   — Мы с мисс Шонеси сидели в библиотеке и о чем-то разговаривали. Затем, около половины девятого, она попросила меня дать ей что-нибудь от желудка, поэтому я и спустилась вниз, в процедурную, чтобы взять лекарства из шкафчика.
   Подперев щеку пальцем, она задумалась.
   — Я удивилась, сейчас припоминаю, что дверь в процедурный кабинет была закрыта. Обычно я оставляю ее открытой. Я повернула ручку двери, попыталась нащупать рукой выключатель.
   — И вы увидели ее.
   Алиса Вайнкуп содрогнулась, но это выглядело как-то наигранно.
   — Не могу описать охвативших меня чувств, когда увидела Риту, лежавшую на смотровом столе... Не могу подыскать слова, чтобы выразить свои ощущения.
   — Что же вы сделали?
   — Я сразу поняла, что нужно немедленно что-то предпринять, поэтому позвонила своей дочери Кэтрин в окружной госпиталь. Сообщила, что Рита мертва. Дочь, разумеется, была потрясена. Я попросила Кэтрин позвонить в полицию и приехать ко мне. Когда она появилась, я попросила позвонить доктору Бергеру и мистеру Ахерну. И пока они не приехали, я не знала, что Кэтрин не звонила в полицию, о чем, как мне казалось, я просила ее. Тогда уже мистер Ахерн вызвал представителей власти.
   Я кивнул:
   — Хорошо. Все ясно, доктор. Теперь расскажите мне о вашем сыне и его жене.
   — Что вы хотите знать?
   — Их брак не был счастливым, не так ли?
   Печальная улыбка появилась на ее морщинистом лице.
   — Какое-то время они были счастливы. Кажется, в тысяча девятьсот двадцать девятом году Эрл сопровождал меня на конференцию медиков. На одном из концертов Рита играла на скрипке. Между ними завязалась переписка, а год спустя они поженились.
   — И переехали жить к вам.
   — Да. У Эрла не было работы в то время. Это позднее он занялся фотографией, поменяв несколько специальностей. Я действительно горжусь им... Когда они поженились, Рите исполнилось девятнадцать. Я отремонтировала и обставила новой мебелью несколько комнат на втором этаже для молодоженов. Эта рыжеволосая красавица была прекрасным ребенком, но Эрли у меня... он самый красивый мальчик.
   — У Риты случались перепады настроения?
   — Очень часто. К тому же она постоянно беспокоилась о своем здоровье. Может, именно по этой причине она и решила стать членом семьи Вайнкуп. Она считала, что может заболеть туберкулезом, хотя у нее не было никаких симптомов этой болезни. Особенно в последний месяц своей жизни она стала какой-то подавленной. Я советовала ей больше времени проводить на свежем воздухе, заняться физкультурой, спортом. Мы часто спорили с ней по этому поводу.
   — Вы не убивали своей невестки? — задал я последний вопрос.
   — Нет! Мистер Геллер, я врач, и вся моя жизнь посвящена лечению людей.
   Я поднялся и сунул блокнот в карман.
   — Что ж, спасибо, доктор Вайнкуп. Может быть, позже у меня появятся кое-какие вопросы к вам.
   Она вновь одарила меня теплой дружеской улыбкой, исходящей от женщины, умеющей отлично контролировать свое поведение.
   — Мне было приятно с вами побеседовать, и я ценю вашу помощь. Меня очень тревожит, как случившееся скажется на Эрле.
   — Доктор Вайнкуп, при всем уважении к вам... меня больше беспокоит, что будет с вами, если вдруг мне не удастся найти настоящего убийцу.
   Улыбка исчезла с ее лица, она понимающе кивнула, протянув руку для пожатия. Я покинул ее палату.
   Из телефона-автомата, стоявшего в комнате для посетителей, я позвонил сержанту Луи Сапперстейну из Центральной штаб-квартиры в Лупе. Лу был моим начальником в свое время по делу о карманниках. Я попросил его узнать, кто из дежурных офицеров в Филморском отделении принял ночной звонок об убийстве в доме Вайнкупов.
   — Это дело ведет Стиг, — ответил Лу.
   Сорокапятилетний полицейский Сапперстейн, с хорошим нюхом и светлой головой, дружески посоветовал:
   — Тебе не следует соваться в дела Стига. Ты ему не нравишься.
   — О Боже, да ты великий детектив, если тебе это известно. Так ты можешь узнать имя дежурного офицера?
   — Подожди пять минут.
   Я назвал ему номер телефона-автомата, и вскоре Лу перезвонил.
   — Офицер Рэймон Марч, назначенный в пятнадцатое подразделение.
   Я взглянул на часы — они показывали пятый час.
   — Сейчас он на дежурстве, — заметил я. — Сделай еще одно одолжение.
   — Слушай, почему бы тебе не завести секретаршу?
   — Ты на общественной службе, не так ли? Поэтому, будь добр, служи.
   — Ну говори, что нужно?
   — Свяжись с кем-нибудь в Филморе, кому доверяешь, чтобы попросили офицера Марча встретиться со мной у аптеки на углу Мэдисон и Кедзи. От шести до семи.
   — Что ждет офицера Марча?
   — Ужин.
   — Почему бы и нет, — понимающе проговорил Лу.
   Минут через пять он перезвонил и сообщил, что мою просьбу передадут.
   Поймав такси, я очутился опять на Монро-стрит примерно в пятнадцать минут пятого.
   Стемнело, и было прохладно.
   Миссис Верна Донован проживала на втором этаже двухквартирного дома, в пяти минутах ходьбы от особняка Вайнкупов. Сквозь дверь просачивался запах тушеного мяса с капустой.
   Я постучал.
   Через некоторое время стройная, привлекательная женщина лет тридцати в цветастом платье и белом переднике широко распахнула дверь.
   — О! — с удивлением воскликнула она.
   У нее было овальное лицо, лучистые зоркие карие глаза, каштановые волосы, подстриженные, пожалуй, слишком по-юношески для ее возраста.
   — Извините, не хотел испугать вас, мадам. Вы миссис Донован?
   — Да.
   Она смущенно улыбнулась:
   — Прошу простить, но я ждала своего сына. Через полчаса мы собирались ужинать...
   — Понимаю, что выбрал неудачное время для визита. Может, я приду в другой раз? Давайте договоримся...
   — А что вас привело сюда?
   Я вручил ей свою визитку.
   — Натан Геллер, президент агентства А-1. Я работаю на Вайнкупов. Надеюсь отыскать убийцу Риты.
   Глаза ее загорелись.
   — Хорошо, проходите! Если вы не возражаете, побеседуем на кухне, пока я буду готовить...
   — Хорошо, — ответил я, следуя за ней по уютно, но не шикарно обставленной гостиной в светлую и достаточно просторную кухню.
   Она остановилась у разделочного стола и принялась за приготовление капустного салата, я же присел рядом сбоку.
   — Мы дружили, Рита и я. Она была замечательной девчонкой, талантливой и очень веселой.
   — Веселой? У меня сложилось другое впечатление.
   — Атмосфера у Вайнкупов не очень-то располагала к веселью. Вы полагаете, что старуха убила ее?
   — А вы как считаете?
   — Я бы поверила в то, что это мог сделать Эрл. А доктор Алиса едва ли... понимаете, она врач. Конечно, у них с Ритой не было близости, но чтобы убить?..
   — Я слышал, доктор дарила Рите подарки, считала членом семьи.
   Верна Донован, пожав плечами, принялась усердно шинковать капусту.
   — Между ними не было любви. Вам известно, что Эрл погуливал?
   — Да.
   — Так вот, подобные вещи очень болезненны для женского самолюбия. Я, как могла, помогала Рите бороться с этим.
   — Каким образом?
   Она смущенно улыбнулась, взглянув на меня через плечо:
   — Я разведена, мистер Геллер. А разведенные женщины знают, как можно весело проводить время. Хотите попробовать? — Она протянула мне ложку с капустным салатом.
   — Отличный, — похвалил я. — Итак, вы и Рита развлекались вместе? Значит, она тоже встречалась с другими мужчинами?
   — Разумеется. Почему бы и нет?
   — С кем же?
   — Со своим учителем музыки, преподавателем по классу скрипки. Это был симпатичный мужчина, значительно старше ее. Но он умер от сердечного приступа четыре месяца назад. Для Риты это был тяжелый удар.
   — Как она его перенесла?
   — Она держалась, но, во всяком случае, из-за этого все равно не стала бы стрелять себе в спину. Около месяца она скорбела... Я, как могла, подбадривала ее, и вскоре Рита вернулась к жизни.
   — Почему же она не развелась с Эрлом?
   — Вы спрашиваете почему, мистер Геллер?.. — Она была примерной католичкой.
   Верна предложила остаться на ужин, но я отказался, несмотря на соблазнительные запахи тушеного мяса с капустой и вкусный салат. Мне ведь предстояла еще одна встреча — в аптеке на углу Мэдисон и Кедзи.
   В ожидании офицера Марча я разговорился с аптекарем за прилавком.
   — Конечно, помню, как в тот вечер сюда заходила мисс Шонеси, — ответил он. — Хотя был очень удивлен ее приходу.
   — Что вы хотите сказать?
   — Дело в том, что накануне доктор Вайнкуп сама заходила в аптеку за этим же лекарством, и я сказал ей, что у нас его нет. Доктор прекрасно знала, что товары к нам завозят лишь раз в месяц.
   Пока я размышлял над этим обстоятельством, стоя перед прилавком, подъехал офицер Марч. На вид ему было лет тридцать, светловолосый, со слишком свежим для чикагского полицейского лицом.
   — Нат Геллер? — спросил он, улыбаясь. — Много наслышан о тебе.
   Мы пожали друг другу руки.
   — Не верь всему, что говорит капитан Стиг, — предостерег я его.
   Он присел на стул, стоявший рядом, снял фуражку.
   — Знаю, Стиг считает тебя отравой. Но это все оттого, что он старомоден. Я, например, доволен, что ты помог разоблачить тех продажных сволочей полицейских.
   — Давай не будем уклоняться в сторону, Марч. Какой смысл работать в этом городе полицейским, если время от времени не приносить домой маленький навар.
   — Разумеется, — согласился Марч. — Но те парни были убийцами. Вест-сайдские бутлегеры[2].
   — Я сам вест-сайдский парень, — заметил я.
   — Все понимаю. Итак, почему тебя интересует дело Вайнкупов?
   — Семья наняла меня снять подозрения со старушки. Как ты считаешь, это дело ее рук?
   — Трудно определить что-либо по телефону. Но она показалась мне очень потрясенной случившимся.
   — Потрясенной, как убитый горем член семьи или же как убийца?
   — Затрудняюсь точно ответить.
   — Закажи себе сэндвич и расскажи все подробнее.
   И он рассказал. Сигнал поступил в девять пятьдесят пять по полицейской рации, когда Марч с напарником находились на маршруте патрулирования.
   — Девушка лежала на смотровом столе на боку, — рассказывал Марч, — на левой вытянутой вдоль тела руке. Правая была согнута в локте так, что кисть находилась у подбородка. Голова покоилась на подушке лицом вниз. Мне удалось разглядеть, что на подушке лежало влажное полотенце. Изо рта убитой сочилась кровь.
   — Насколько мне известно, тело было накрыто, — сказал я.
   — Да. Я очень осторожно откинул простыню и увидел, что пуля прошла через левую часть спины. Тело было уже холодным. Я предположил, что смерть наступила около шести часов назад.
   — Это всего лишь предположение.
   — Верно. Следователь может лишь предположительно назвать время смерти.
   — Следов борьбы не заметил?
   — Никаких. Складывалось такое впечатление, что девчонка сама улеглась на этот смотровой стол, может быть под угрозой пистолета, но как бы там ни было, она проделала это, я уверен. Ее одежда лежала на полу около стола аккуратно сложенной, словно она раздевалась не торопясь.
   — Что ты можешь сказать относительно ожогов, очевидно от хлороформа, на ее лице?
   — Наверное, сначала ее усыпили хлороформом, а потом застрелили. Ты же знаешь, Стиг вырвал признание из доктора Вайнкуп: именно так, по ее словам, она и действовала.
   Принесли еще кофе.
   — Буду откровенен, Марч, — проговорил я, делая маленький глоток дымящегося кофе. — Я только что взялся за это дело, и у меня не было времени прочитать в старых газетах текста ее признания.
   Он пожал плечами:
   — Знаешь, нетрудно проанализировать сказанное ею. Она заявила, что невестка постоянно настаивала на медицинском осмотре. В тот день вместе с доктором она спустилась вниз и разделась, чтобы взвеситься. Затем будто бы внезапно почувствовала острую боль в боку, и доктор Вайнкуп предложила ей кратковременную анестезию хлороформом. Доктор сказала, что массировала сердце около пятнадцати минут, и...
   — Припоминаю кое-что об этом из газет, — сказал я, кивая. — Она заявила, что невестка «отдала концы» на смотровом столе, и запаниковала. Представила, как рухнет ее карьера, если всплывет наружу, что нечаянно убила свою собственную невестку слишком большой дозой хлороформа.
   — Верно. А затем она вспомнила про старый револьвер, лежавший в ящике стола, и выстрелила в девушку в надежде списать все на ограбление.
   Нам принесли еще кофе.
   — Итак, — сказал я, — какие выводы ты можешь сделать из ее признаний в газетах?
   — Мне кажется, все это дерьмо собачье, с какой стороны ни посмотри. Черт подери, следствие продолжалось почти трое суток, Геллер. Ведь ты-то отлично знаешь цену подобного рода признаниям.
   Я отпил глоток.
   — Может, она подумала, что виноват ее сын, и решила взять его вину на себя.
   — Ладно, ее признание не что иное, как самоспасение. В конце концов, если допустить, что она говорит правду или ее признание от начала до конца шито белыми нитками, давай взглянем на факты: признание не изобличает ее ни в чем, кроме как в совершении неумышленного убийства.
   Я кивнул:
   — Выстрел в труп не является преступлением.
   — Но дело в том, что она прекрасно знала, что ее сын не совершал убийства.
   — Откуда?
   Марч усмехнулся:
   — Он прислал ей телеграмму из Пеории, что находится в ста девяноста милях отсюда.
   — Телеграмму? А когда же она ее получила?
   — В конце дня. Хотя все это выглядит неубедительно.
   — Почему?
   — Сначала доктор Вайнкуп говорила, что в последний раз видела Эрла двенадцатого ноября, будто бы он уехал на Большой Каньон, чтобы сделать кое-какие снимки. Однако Эрл вернулся в Чикаго девятнадцатого, то есть за два дня до убийства.
   — Что? — Моя рука дрогнула, я чуть не разлил кофе.
   Он энергично закивал.
   — Эрл встретился с матерью в ресторане, в нескольких милях от своего дома. Их видели там, они оживленно беседовали, энергично жестикулируя.
   — Ты же сказал, что Эрл находился в Пеории, когда убили его жену...
   — Да. Но он потихоньку покинул Чикаго на следующий день и отправился в Пеорию. А из Пеории двинулся в Канзас-Сити.
   — Его алиби установлено? Пеория — не Марс; он мог обеспечить алиби и смотаться туда и обратно...
   — Ты сказал, что работаешь на семью?
   — Я и работаю. Если докажу, что виноват Эрл, его мать отпустят.
   Марч ехидно рассмеялся:
   — Она же загрызет тебя, приятель.
   — Знаю. Однако у меня уже есть их задаток. Скажи, что вы скрыли от этих газетчиков?
   В расследованиях дел об убийствах существует обычная практика утаивать от газетчиков некоторые детали; таким образом удавалось отделаться от излишне назойливых дилетантов.
   — Я не имею права... но... — сказал он.
   Я протянул ему свернутую банкноту.
   Он сложил ее пополам и сунул в нагрудный карман форменной рубашки.
   — Все еще надеюсь услышать, — настаивал я.
   — Существует два интересных обстоятельства, — тихо проговорил Марч. — Из пистолета стреляли трижды.
   — Трижды? Но в Риту стреляли лишь раз...
   — Совершенно верно.
   — Что, нашли другие пули?
   — Нет, мы их не нашли, перевернули процедурную, затем весь дом. Ничего.
   — К какому же выводу вы пришли?
   — Спроси Стига... если у тебя хватит духу.
   — Ты сказал, что существует два обстоятельства.
   Марч не торопясь сделал глоток кофе.
   — Второе обстоятельство может даже не всплыть в суде. Оно не сможет повлиять на обвинительное заключение.
   — Валяй.
   — Медицинский эксперт обнаружил кое-что интересное.
   — Что же?
   — Рита болела сифилисом.
   — Господи Иисусе. Ты шутишь?
   — Нет, причем в запущенной стадии.
   Я сел и стал размышлять над услышанным.
   — Мы предложили Эрлу пройти медкомиссию, — сказал Марч, — он согласился.
   — И?
   — Он абсолютно здоров.
   В Луп я отправился на электричке, вышел на остановке недалеко от пересечения Ван Бьюрена и Плимута, где на втором этаже углового здания располагался мой офис. Здесь же я и проживал, поскольку вместо платы за квартиру присматривал за зданием. Прежде чем подняться к себе, зашел на полчаса в бар, немного выпил, поболтал с барменом Бадди Голдом, моим другом; поинтересовался, следил ли он за делом Вайнкупов по газетам.
   — Да, эта старушенция невиновна, — провозгласил полнолицый экс-боксер. — Преступлением скорее можно назвать то, что с ней делают.
   — А что с ней делают?
   — Я видел ее фотографию, доктор снята на больничной койке в тюремном госпитале. Чертовски стыдно, она ведь такая замечательная женщина, много занималась благотворительностью и тому подобным.
   — А что ты скажешь насчет мертвой девушки? Может быть, и она была «хорошей»?
   — Я думаю, виноват какой-нибудь наркоман. Почему бы не отыскать его и не засадить в тюрьму?
   Я ответил, что это отличная мысль, и выпил еще одно пиво. Затем направился наверх в свою контору и завалился спать. Денек выдался тяжелый. Я честно отработал свои пятнадцать баксов.
   Разбудил меня звонок телефона. Было раннее утро; однако свет, проникавший сквозь задернутые шторы, оставался еще серым. День обещал быть холодным. После пятого звонка я все-таки снял трубку.
   — Детективное агентство А-1, — проговорил я.
   — Натан Геллер? — раздался грубый мужской голос.
   Присев на край стола, я протер глаза.
   — Слушаю.
   — Говорит капитан Джон Стиг.
   Я чуть не свалился со стола.
   — Чем могу помочь?
   — Не суйся в мое дело, сукин сын.
   — Какое дело, капитан?
   Внешне Стиг походил на седовласую пожарную каланчу, в очках в темной оправе, такой кроткий индивид, который мог, когда был в настроении, запросто вытряхнуть душу из кого угодно. Сейчас он был в настроении.
   — Держись подальше от этого чертова дела Вайнкупов. Не позволю тебе обгадить результаты нашего следствия.
   И откуда он узнал, что я тоже участвую в этом деле? Неужели Марч сказал?
   — Меня наняла семья Вайнкуп помочь снять обвинения с доктора Алисы. Ответчик в деле об убийстве имеет право нанять собственного дознавателя.
   — Доктор Алиса Вайнкуп убила свою невестку! Иначе и быть не могло.
   — Капитан, существуют много других версий. Убийцей может оказаться один из дружков убитой или одна из подружек мужа, или в конце концов им может оказаться отчаявшийся художник-наркоман, ищущий наркотики в доме врача. Им может быть...
   — Ты что, будешь меня учить, как работать?
   — А вы объясните, почему я не должен делать свою работу.
   Последовала длинная пауза. Затем Стиг сказал:
   — Ты мне не нравишься. Геллер. Убирайся с моей дороги. Если начнешь фальсифицировать доказательства, я сумею создать тебе такой уют....
   — У вас совершенно неверное представление обо мне, капитан, — ответил я. — И, возможно, неверное представление об Алисе Вайнкуп.
   — Скотина! Да она застраховала Риту на пять тысяч менее чем за тридцать дней до ее смерти. С двойной компенсацией. Полиции придется выплатить десять тысяч неустойки.
   Об этом я, конечно, не имел ни малейшего понятия.
   — Но у Вайнкупов, такой состоятельной семьи, есть свои деньги, — проговорил я, — убийство ради страховки лишено всякого смысла.
   — Доктор Вайнкуп имеет всего лишь около пяти тысяч долларов на счету и около двадцати тысяч просроченного долга. Да, она известна в обществе, но отнюдь не состоятельна. Ей грозит разорение.
   — Итак...
   — Она убила свою невестку, чтобы осчастливить сыночка и получить страховку. Если бы ты хоть что-то представлял собой как детектив, ты бы это понял.
   — Кстати о детективах, капитан, откуда вы узнали, что я работаю по этому делу?
   — Ты что, газет не читаешь?
   Все верно. В нескольких газетах были опубликованы маленькие заметки, в которых упоминалось мое имя. Они были помещены на первых полосах под фотографией Эрла, сидящего подле матери в больничном госпитале. А такая газета, как «Ньюс», даже открытым текстом сообщала, что семья Вайнкуп наняла местного частного детектива Натана Геллера помочь доказать невиновность доктора Алисы Вайнкуп.
   Я позвонил Эрлу Вайнкупу и попросил его встретиться со мной в пристройке Окружного тюремного госпиталя. Мне хотелось побеседовать с двумя моими клиентами одновременно.
   В электричке я размышлял над тем, как дальше вести расследование дела. Проделав основную работу с членами семьи и свидетелями, я предполагал начать поиски безликих художников-декадентов, чьи попытки поживиться наркотиками сорвались и привели к гибели Риты Вайнкуп. Неважно, что в действиях вора не было смысла: к чему было доставать пистолет из стола, зачем заставлять жертву раздеться, стрелять ей в спину, пеленать как ребенка, укладываемого в постель, и тут же бросать пистолет. Часто действия не подчиняются какой-либо здравой логике. Я думал, что придется провести три или четыре дня, обнюхивая подпольные магазины и точки торговли краденым Вест-Сайда, а также рынок на Максвелл-стрит, чтобы найти следы какого-то недоноска, чье пристрастие к наркотикам могло привести к насилию. Я мог бы прочесывать бордели и бары, которые, как известно, посещали такие полудурки, и...
   Однако решил этим не заниматься, по крайней мере сейчас.
   Когда охранница ввела меня в палату, я увидел, что у кровати Алисы Вайнкуп сидел ее сын. Доктор Алиса как-то напряженно улыбнулась и вполне по-деловому протянула руку для приветствия; мы поздоровались. Эрл встал, кивнул в знак приветствия. Я также кивнул ему, он сел снова, нервно улыбнувшись.
   Продолжая стоять, я заявил:
   — Отказываюсь от вашего дела!
   — Что? — удивленно переспросил Эрл.
   Доктор Алиса оставалась невозмутимой. Взгляд ее был холоден, как стоявшая за окном погода.