Страница:
В новой лечебнице доктора брали "за совет" небольшую, сравнительно с обычными гонорарами, плату - 20 копеек. Те, кто не имел этих копеек, мог получить помощь бесплатно. Точно так же и аптека выдавала бедным лекарства без денег. Вскоре лечебницу, завоевавшую признание, стали называть Арбатской.
Однако из-за разногласий с хозяином дома врачам пришлось искать себе другое помещение. Причем обязательно нужно было найти помещение для аптеки поблизости, чтобы не возбудить ярость конкурентов, воспринимавших такой переезд как посягательство на свои устоявшиеся доходы.
Несмотря на такое противодействие, Общество русских врачей перевело аптеку и само перебралось в другой дом, а еще через несколько лет, окрепнув финансово, с помощью полученного кредита купило у испытывавшего финансовые трудности Пороховщикова дом и земельный участок на Арбате. Новое здание стоило дорого, его застраховали от огня на 200 тысяч рублей!
Так среди многих строений по Арбату, принадлежавших, как писали в справочниках, "двор", "п. двор", что значило дворянам и почетным дворянам, купцам разных гильдий, здешним храмам, появился собственный дом у Общества русских врачей.
Его устав был утвержден в памятном 1861 году, когда страна искала пути к обновлению, дождавшись освобождения крестьян и отмены крепостного права. Вот тогда московские врачи решили объединиться, чтобы не только сообща решать свои проблемы, но и помогать малоимущим.
У истоков общества стоял известный и чтимый многими московский хирург профессор Федор Иванович Иноземцев. Он первым произвел операцию под эфирным наркозом, основал "Московскую медицинскую газету", первую поликлинику, свершил много других важных в истории отечественной медицины деяний. Вторым основателем общества называют бальнеолога Семена Алексеевича Смирнова, чье имя носит целебная "Смирновская" вода, открытая им среди источников Железноводска. Вокруг них объединились многие врачи.
В Арбатской лечебнице безвозмездно работали врачи разных специальностей. Так, консультантом по хирургии почти 40 лет являлся Эраст Эрастович Клин, работавший главным доктором городской больницы. В его честь был оборудован отличный хирургический кабинет, носивший имя этого врача. В Арбатской лечебнице впервые появилось отделение "для лечения электричеством", ставшее прародителем нынешних физиотерапевтических отделений. В отчете 1909 года, для которого выполнялась упомянутая фотография дома на Арбате, сообщается, что лечебница за годы существования оказала помощь 1 300 000 с лишним больным, причем свыше 50 тысячам из них сделали операции.
Арбат стал колыбелью московской медицинской науки. Общество издавало свою газету, труды, в его среде возникла идея созывать всероссийские съезды врачей и естествоиспытателей, сыгравшие важную роль в развитии отечественной науки. На Арбат приходили с первыми научными докладами молодые врачи, ставшие в будущем гордостью медицины. Здесь начинали путь в науке А. И. Абрикосов, П. А. Герцен и многие другие. За каждым таким именем - школа, ученики, новые методы лечения, тысячи спасенных жизней.
На Арбате стремились расположиться и другие, возникшие позднее, врачебные общества. На углу с Калошиным переулком, в небольшом, сохранившемся до наших дней доме № 33 открылся бесплатный городской родильный приют, появились частные лечебницы и кабинеты. И здесь выявляется интересная, никем еще не отмеченная деталь: Арбат поставил рекорд по числу проживающих в его домах врачей. В 1913 году их насчитывалось 74, а спустя три года, как свидетельствует справочник "Вся Москва", стало 87. Еще больше проживало врачей в арбатских переулках. В то же время художников насчитывалось на этом же пространстве всего человек 15! Вот и выходит, что Арбат к началу XX века стал в первую очередь улицей медиков, а уж потом поэтов и художников, так его прославивших.
В дни первой мировой войны по Арбату шли с музыкой полки, направлявшиеся для погрузки в вагоны на Брянский (Киевский) вокзал. Обратно те, кому повезло, возвращались ранеными. Трамваи их везли на Арбат; на улице и в переулках возникали тогда госпитали, новые лечебницы. И сейчас они встречаются здесь.
Интересно, сохранился ли тот дом, где Общество русских врачей начало свою деятельность на Арбате? Да. Пройдя от аптеки "двести сажен", как отмечал старый справочник, я подошел к началу улицы, к дому, расположенному недалеко от "Праги", под № 4. Он сохранился, как был. В конце прошлого века его купил генерал-майор А. Шанявский и благодаря этому дому сыграл свою роль в истории народного просвещения. Он был завещан городу, что позволило основать народный университет.
УНИВЕРСИТЕТ ШАНЯВСКОГО
Давно уже я заметил, что даже самый обычный и ничем не выделяющийся дом на Арбате непременно хранит память или о замечательных людях, или о поразительных событиях. Не являются исключением из этого правила и стоящие под одним № 4, рядом с "Прагой", два двухэтажных, одинаковых на первый взгляд дома с длинным рядом окон. Только побывав в городском историко-архитектурном архиве и просмотрев там папки с планами и фасадами старых московских домов, я понял, что они появились на улице в разное время и архитектура их прежде была различной. Сначала рядом с угловым домом, где теперь ресторан, построили двухэтажный особняк с шестиколонным портиком в классическом стиле. А рядом, как значится на планах, располагались "каменная двухэтажная лавка" и "каменная двухэтажная ретирада". Принадлежали они одному хозяину, владевшему большим участком земли между Арбатом и Молчановкой.
Когда на месте лавки и ретирады новый владелец соорудил изогнутое, как и улица в этом месте, трехэтажное каменное жилое строение с проездными воротами, его стены сомкнулись со старым особняком, а тот при этом подрос на этаж и сменил классический костюм на практичную городскую одежду, пригодную для повседневности, т. е. для сдачи внаем. В общем-то это было обычным во второй половине XIX века, такие превращения происходили со многими старыми московскими дворцами, усадьбами, приспосабливавшимися к новым временам. Точно так же ничего особенного не было в том, что жена губернского секретаря Авдотья Александровна Лазарик за солидную сумму продала свое владение на Арбате; в деле появляется имя другого владельца жены статского советника Александры Дмитриевны Софоновой. И вот она в один прекрасный день вместе со свидетелями направляется на Тверскую, в контору нотариуса, и в это же время сюда же идет со своими свидетелями генерал-майор в отставке золотопромышленник Альфонс Леонович Шанявский. В конторе была подписана купчая крепость, и Шанявский "был введен во владение" домом на Арбате; это случилось "1887 ноября 16 дня".
С тех пор в течение без малого двадцати лет в деле стали подшиваться прошения к городским властям за подписью А. Л. Шанявского. К тому моменту, когда генерал стал арбатским домовладельцем, у него уже был в Москве собственный дом неподалеку - как записано при составлении купчей крепости, "в Арбатской части, первый участок".
Однако Шанявский, подобно другим вышедшим в отставку военным, не занимался вложением капиталов в недвижимость. Покупал он дом не ради прибыли, не ради приумножения своего состояния. У него была иная цель, известная пока лишь узкому кругу друзей, - создать нового типа университет для народов России.
Достижению этой цели он посвятил всю жизнь, отдал ей все способности, которые проявились у него с ранних лет. Где бы ни занимался Шанявский, он всегда был первым учеником - и в кадетском корпусе, и в Константиновском училище, по случаю окончания которого был награжден серебряным кубком. Выйдя отсюда гвардейским офицером, он снова пошел учиться - в академию Генерального штаба, после чего ему открылась дорога для продвижения по служебной лестнице в Петербурге. Однако из-за климата он был вынужден покинуть берега Невы и отправился служить в Амурский край.
Болезнь заставила Шанявского выйти в отставку в тридцать восемь лет. Он снова отправился в далекий край, но теперь как золотопромышленник. И на этом поприще ему все удавалось. Преуспевающим золотопромышленником поселился генерал в Москве вместе с женой Лидией Алексеевной. Она разделяла его взгляды, как и муж, с молодых лет стремилась сделать все возможное, чтобы содействовать народному просвещению. Так, еще в молодости она пожертвовала 50 тыс. руб. на создание женского врачебного института при военном ведомстве в Петербурге (впоследствии он был закрыт). Шанявский и его жена полагали, что главная причина отсталости страны в невежестве народа, в недостатке образованных людей. Переехав в Москву, они пожертвовали на нужды просвещения 300 тыс. руб., которые были переданы Петербургскому женскому институту. Была у генерала заветная мечта - создать в Москве вольный университет, куда мог бы поступить каждый, независимо от образования, пола, национальности, вероисповедания. Это была смелая и прекрасная идея.
Просматривая дело, где хранятся "планы и фасады" арбатского дома Шанявского, я увидел рисунки неосуществленного проекта. Став хозяином трехэтажных домов на Арбате, генерал решил было их надстроить четвертым этажом и изменить фасады, придав большую выразительность. Мне думается, что предполагалось сделать это не для расширения меблированных комнат, располагавшихся в домах, а для того, чтобы разместить здесь университет.
До открытия университета Шанявскнй не дожил, но сделал для этого все. Страдающий неизлечимым недугом, генерал ведет обширную деловую переписку, проводит совещания, переговоры с Московской думой, желая ей передать свой дом с тем, чтобы на доходы от него был основан "свободный народный университет" с высоким уровнем преподавания. Так Москве был сделан крупный дар. Зная медлительность царской государственной машины и желая, чтобы его цель осуществилась как можно быстрее, Шанявский поставил условие: если первая лекция в университете не будет прочитана в течение трех лет со дня подписания завещания, то капитал должен перейти Петербургскому женскому институту.
И вот я на Арбате у дома Шанявского. Это два средних по размерам здания. Недоумеваю, как могло хватить на содержание университета доходов от них? Войдя под арку дома № 4, вижу еще несколько каменных жилых зданий, а пройдя под вторую дворовую арку - третий ряд бывших домов Шанявского. На плане в этом владении насчитывалось 23 строения, и среди них - свыше десяти жилых зданий в три-четыре этажа. Это было большое владение, как и то, что переходило Москве после кончины жены Шанявского Лидии Алексеевны.
Городская дума благоприятно отнеслась к дару Шанявского. Однако прошение об организации университета чрезвычайно медленно продвигалось по канцеляриям Москвы и Петербурга. Почти три года ушло на преодоление сопротивления министерства просвещения. Только месяц остался организаторам на то, чтобы набрать слушателей и первых преподавателей. Первую лекцию в университете прочел известный филолог профессор Ф. Фортунатов. Это произошло осенью 1908 г., за три дня до истечения срока, установленного в завещании Шанявского. А спустя несколько лет на Миусской площади для университета было сооружено большое здание с вместительными аудиториями, множеством классов для занятий.
Московский городской народный университет имени А. Л. Шанявского стремительно рос. За несколько лет число слушателей в нем сравнялось с числом студентов в Московском университете; в 1915 г. их было 5643! Здесь преподавали лучшие московские профессора.
В 1918 году он слился с Московским университетом.
ДОМ "АРГОНАВТОВ"
Литературная биография Арбата, так блистательно начатая Александром Пушкиным, была продолжена на этой улице многими другими писателями. Рядом с пушкинским домом, ныне возвратившим себе утраченный облик, столь милый сердцу поэта, стоит строение иного вида и масштаба. Такими начала заполняться бурно растущая Москва во второй половине XIX века. По проекту архитектора М. А. Арсеньева владелец участка надстроил старый арбатский особняк, превратив его в многоквартирный дом для сдачи состоятельным жильцам. То было в 1878 году. А через два года у поселившегося здесь профессора Московского университета известного математика Николая Бугаева родился сын, которого назвали Борисом. Он было пошел по стопам отца, поступил, к его радости, в университет на математический факультет.
Впоследствии математические методы Борис Бугаев применил совсем не в той области, где его учили профессора, а разрабатывая теорию ритма стиха и прозы, заложив основы формальной поэтики. Сделано это было впервые. Но прославился не этим.
Оканчивая университет, Борис Бугаев стоял на перепутье, мучительно решая, кем быть: композитором, философом, биологом, литератором, критиком... Стал в начале века Андреем Белым - известным русским поэтом, автором мастерских стихов, поэм, ритмической прозы, автором классического романа "Петербург", написанного в канун первой мировой войны и в 1978 году переизданного с послесловием поэта Павла Антокольского. Он был в числе многих современников Андрея Белого, испытавших на себе сильное потрясение от "замечательного романа". Александр Блок много сделал для того, чтобы этот роман, расшатывавший устои империи, появился в свет. В "Петербурге" Андрей Белый поэтически предсказал грядущую революцию, он был среди тех мастеров русской литературы, кто приветствовал Октябрь.
Хотя Андрей Белый проживал и в Петербурге, уезжал на годы в далекие зарубежные путешествия, он неизменно возвращался в Москву, без которой не мог жить. Созданной после революции дилогии писатель дал название "Москва". Картины жизни города разворачиваются и в его трех томах мемуаров, в автобиографических произведениях. Место их действия Москва, Арбат...
О своем доме на Арбате писатель помнил всю жизнь и не раз о нем писал: здесь родился, вырос, стал поэтом, главой литературного кружка "Аргонавты", собиравшегося в арбатской квартире Андрея Белого. Сюда к нему приходили известные композиторы С. Танеев, Н. Метнер, художники, поэты, критики.
Так же хорошо, как свой дом, знал Андрей Белый всю улицу, владельцев разных заведений, располагавшихся в первых этажах домов, каждый из которых он помнил и по виду и цвету стен, и, конечно же, по событиям, свидетелем которых являлся. Родной улице Андрей Белый посвятил очерк "Старый Арбат", ставший главой книги мемуаров "Начало века", вышедшей в 1934 году, в год его кончины:
"Помнится прежний Арбат: Арбат прошлого, он от Смоленской аптеки вставал полосой двухэтажных домов, то высоких, то низких; у Денежного - дом Рахманова, белый балконный, украшенный лепкой карнизов, приподнятый круглым подобием башенки: три этажа.
В нем родился: в нем двадцать шесть лет проживал..."
Если подойдем к углу Арбата, то увидим на своем месте этот дом № 55. Известен он многим аптекой, она здесь была и в прошлом веке, при Андрее Белом, который описал аптекаря, некоего Иогихеса, готовившего и отпускавшего лекарства за витриной, украшенной разноцветными шарами.
Дом Андрея Белого за минувшие годы подрос на этаж, лишился башни. Сейчас нависают над углом здания три балкона, а прежде, как видно по рисунку фасада 1877 года, был всего один - на втором этаже. (Этот рисунок хранится в городском историко-архитектурном архиве.) Как раз в этой квартире с балконом и жила семья профессора Бугаева. Его сын, почувствовав вдохновенье, летней ночью пододвигал к балкону письменный стол, зажигал свечи и записывал на листы рождавшиеся в ночной тишине поэтические строки.
В квартиру профессора Бугаева приходили многие крупные ученые, профессора Московского университета. Бывал здесь в гостях и Лев Николаевич Толстой. Брал к себе на колени маленького Бориса профессор Андрей Николаевич Бекетов, дедушка Александра Блока...
Сам великий поэт пришел сюда в январе 1904 года с молодой женой. "В морозный пылающий день, - пишет А. Белый, - раздается звонок: меня спрашивают, выхожу я и вижу...
- Блоки".
На другой день поэта принимали члены кружка "Аргонавты". Пришли в этот день на Арбат знаменитые московские поэты Валерий Брюсов и Константин Бальмонт. В тот вечер много было прочитано стихов, много сказано восторженных слов Блоку. Об этом вечере он писал матери: "Кучка людей в черных сюртуках ахают, вскакивают со столов, кричат, что я первый поэт России. Мы уходим в 3-м часу ночи". Если учесть, что среди этой "кучки людей" находились первоклассные поэты Москвы того времени, то такое признание многое значило для молодого поэта.
Александр Блок еще не раз заходил сюда, пришел прощаться, увозя много хороших воспоминаний о Москве, Андрее Белом, относя знакомство с ним к событиям, "особенно сильно повлиявшим" на него.
Квартира профессора Бугаева выходила окнами на Арбат. Напротив располагался дом генерала Старицкого. Как описывает его писатель: "...двухэтажный, оранжево-розовый с кремовым карнизом бордюров и с колониальным магазином..." Дом этот, только без магазина, на своем прежнем месте. Его нынешний номер - 48. Под этим номером - и стоящий рядом угловой особняк, также принадлежавший генералу, надстроившему его в 1878 году третьим этажом. Когда однажды годовалого ребенка, будущего поэта, поднесли к окнам на закате дня, то он, на удивление родителям, неожиданно произнес свое первое слово: "Огонь!" - увидев свет огня, зажигавшегося в колониальной лавке.
Точно так же и другие дома Арбата, расположенные рядом, оставили у писателя в душе след на всю жизнь. О них он мог с полным основанием сказать: "Знавал все!" Память Андрея Белого поразительна. Особенно на цвета, образы. Многим домам дал подробные описания, которые могут пригодиться архитекторам, предполагающим вернуть старинным зданиям их прежний облик.
По этим описаниям, побывав в архиве, я начал отыскивать дома, упомянутые в "Старом Арбате", Это оказалось делом трудным: за век многое изменилось. "Дом Нейдгардта... кисельный и после фисташковый; окна зеркальные; барокко..." - писал Андрей Белый. Дом, принадлежавший Нейдгардту, сохранился под № 44. Долгое время в начале XIX века этот особняк значился на старых планах "обгорелым". С тех пор не раз менял "одежду", стиль, но неизменными оставались его объем, высота. Сравнивая рисунки фасада, хранящиеся в архиве, я увидел, что вместо двух ниш, где прежде красовались скульптуры, появилось два окна, не стало скульптурной группы и над крышей, но дом, как писал Белый, по сей день хранит следы барокко.
Рядом под одним № 42 сохранились два упоминавшихся одноэтажных дома. И они старожилы Арбата: значатся на планах улицы 1822 года во дворе "капитанши Елены Хвощинской". Один из них, очевидно, самый малый на Арбате, всего в три окошка. Соседний с ним более крупный, но тоже одноэтажный особнячок имел прежде выступающий вперед четырехколонный портик. В 80-е годы появилось крыльцо с крышей, тогда же владелица "купеческого брата жена Клавдия Ивановна Усачева" пожелала иметь фасад с пилонами, дошедший до наших дней. (Сейчас оба эти особнячка заняты торгово-выставочным комплексом Грузии.)
В 1880-е годы неподалеку от дома Андрея Белого, на месте, где располагалась камнетесная мастерская, выросло восьмиэтажное, самое высокое на улице здание, большой доходный дом (№ 51). На этот дом красногвардейцы в октябрьские дни 1917 года подняли пулемет, расчищая путь революционным войскам по Арбату к Кремлю. "Единственный дом-большевик победил весь район", - констатировал в очерке "Старый Арбат" писатель, воспев улицу и в прозе, и в стихах, дав яркую картину жизни Арбата, которая длилась четверть века на его глазах.
Но это не единственный очерк об Арбате в русской литературе. В многоэтажном "доме-большевике" получил жилье молодой советский поэт и писатель Николай Зарудин, ставший жителем Москвы после окончания гражданской войны и демобилизации из Красной Армии. В его комнате на паркетном полу навсегда остались следы, прожженные печкой, которой отогревался красногвардейский отряд. Талант Николая Зарудина, замеченный Максимом Горьким, особенно ценил Михаил Пришвин: молодой писатель глубоко знал жизнь леса. Николай Зарудин продолжил традицию, начатую Б. Зайцевым и А. Белым, он также написал очерк, посвященный улице, создав литературную картину Арбата, относящуюся к концу 20-х - началу 30-х годов. Зарудин еще застал в стенах "Праги" аукцион, застал шумный ресторанчик "Арбатский подвальчик", славившийся кутежами прожигателей жизни времен нэпа. На его глазах на месте домишек времен Наполеона выстроили почту (ныне Арбатская АТС) - "простую и трезвую, как геометрический чертеж". Она поднялась там, где Андрей Белый еще видел дом лихого гусара Мишеля Комарова, катавшего по Арбату на лихачах красавицу жену, где-то им похищенную.
Зарудин был свидетелем, как с Арбата исчезли частные магазины и лавки, как перестроили здание Театра Вахтангова, булыжную мостовую сменил асфальт, под землей пошли поезда метро, поверху - автобусы. Появились и новые жильцы - рабфаковцы, студенты, молодые инженеры, окончившие советские институты... "И сама улица, как будто вровень с людьми, стала строже, просторнее, с каждым днем все осмысленней, чище и светлее течет ее жизнь", - заключил Н. Зарудин. Арбат стал таким, каким мы его запомнили до превращения в пешеходную улицу.
ПИСАТЕЛЬ БОРИС ЗАЙЦЕВ
Бурный рост Москвы в начале нашего века затронул Арбат, как никакую другую соседнюю с ним улицу. Надстраивались и ломались старые дома, покрываясь строительными лесами; вместо патриархальной конки загрохотал трамвай; прибавилось народу на улицах, в лавках колониальных товаров появились экзотические гранаты и бананы. Владельцы земельных участков один за другим обращались к городским властям за разрешением о строительстве новых зданий. Так, арбатский купец Чулков в 1901 году построил высотой в четыре этажа кирпичный большой дом бесхитростной архитектуры, протянувшийся тридцатью окнами вдоль Спасопесковского переулка. Потом под эту же высоту и точно под такую же архитектуру подогнал купец стоявший рядом со вновь выстроенным лицом к Арбату свой двухэтажный дом, сдав его новым жильцам.
В очерке "Старый Арбат", написанном много лет спустя после этой строительной горячки, писатель и поэт Андрей Белый среди хорошо ему запомнившихся с детства домов улицы упоминает "дом угловой, двухэтажный, кирпичный, здесь жил доктор Добров; тут сиживал я, разговаривая с Леонидом Андреевым, с Борисом Зайцевым: даже не знали, что можем на воздух взлететь, бомбы делали под полом. Это открылось позднее уже..."
Где все происходило? Сохранился ли "угловой дом"?
Установить место жительства врача в старой Москве проще, чем кого бы то ни было, потому что выходивший в те годы справочник "Вся Москва" содержал раздел, где приводились фамилии и адреса всех частно практикующих врачей. И хотя Андрей Белый не назвал имени и отчества доктора Доброва, найти дом, где он жил, оказалось делом несложным. "Вся Москва" за 1905 год (когда писатели вели свои беседы, располагаясь над конспиративной квартирой, где боевики изготавливали самодельные бомбы, вскоре прогремевшие на баррикадах) подтверждает точность воспоминания Андрея Белого. Оказывается, доктор Филипп Александрович Добров проживал действительно в доме, располагавшемся на углу Арбата и Спасопесковского переулка, принадлежавшем купцу Чулкову.
В памяти Андрея Белого - образы домов, какие виделись они ему в детстве, когда по улице водили его за руку. К тому же времени, как он стал писателем и хаживал в "угловой дом" к доктору Доброву, двухэтажный кирпичный особняк превратился в четырехэтажный дом, образовав вместе с соседним жилым строением, выходившим фасадом в переулок, единое целое, в плане напоминая букву Г. Сюда в те годы знали дорогу многие литераторы. В доме купца Чулкова поселился Борис Зайцев, друг Леонида Андреева, с которым они в то время были неразлучны.
Оба писателя учились в Московском университете, оба начали печататься в московской газете "Курьер". Помощник присяжного поверенного Леонид Андреев выступал на страницах "Курьера" вначале как репортер, затем как автор рассказов. Их заметил Максим Горький, и в один из своих приездов в Москву привел на заседание литературного кружка "Среда" молодого человека с красивым лицом, тихого и молчаливого, одетого в пиджак табачного цвета. То был Леонид Андреев.
А вскоре уже сам Леонид Андреев, как свидетельствует в "Записках писателя" Н. Телешов, привел на заседание "Среды" новичка в форменной студенческой тужурке с золочеными пуговицами.
"Юноша талантливый, - говорил про него Андреев. - Напечатал в "Курьере" хотя всего два рассказа, но ясно, что из него выйдет толк". Этот же эпизод другой участник "Сред", оставивший интересные воспоминания, И. А. Белоусов, описывает несколько иначе, называя в качестве первооткрывателя таланта Бориса Зайцева другого писателя - Александра Серафимовича, автора "Железного потока". Но как бы то ни было, одним членом "Среды" стало больше. В московскую писательскую семью вслед за Леонидом Андреевым вошел Борис Зайцев, поселившись на Арбате неподалеку от дома Андрея Белого. Оба "арбатских" писателя в своих воспоминаниях обрисовали друг друга, причем не сговариваясь, на фоне улицы.
Вот слова Андрея Белого:
"Борис Константинович Зайцев был и мягок, и добр: в его первых рассказах мне виделся дар: студент "Боря", отпустивший себе чеховскую бородку, по окончании курса надел широкополую шляпу, наморщил брови и с крючковатой палкой в руке зашагал по Арбату; и все стали спрашивать:
Однако из-за разногласий с хозяином дома врачам пришлось искать себе другое помещение. Причем обязательно нужно было найти помещение для аптеки поблизости, чтобы не возбудить ярость конкурентов, воспринимавших такой переезд как посягательство на свои устоявшиеся доходы.
Несмотря на такое противодействие, Общество русских врачей перевело аптеку и само перебралось в другой дом, а еще через несколько лет, окрепнув финансово, с помощью полученного кредита купило у испытывавшего финансовые трудности Пороховщикова дом и земельный участок на Арбате. Новое здание стоило дорого, его застраховали от огня на 200 тысяч рублей!
Так среди многих строений по Арбату, принадлежавших, как писали в справочниках, "двор", "п. двор", что значило дворянам и почетным дворянам, купцам разных гильдий, здешним храмам, появился собственный дом у Общества русских врачей.
Его устав был утвержден в памятном 1861 году, когда страна искала пути к обновлению, дождавшись освобождения крестьян и отмены крепостного права. Вот тогда московские врачи решили объединиться, чтобы не только сообща решать свои проблемы, но и помогать малоимущим.
У истоков общества стоял известный и чтимый многими московский хирург профессор Федор Иванович Иноземцев. Он первым произвел операцию под эфирным наркозом, основал "Московскую медицинскую газету", первую поликлинику, свершил много других важных в истории отечественной медицины деяний. Вторым основателем общества называют бальнеолога Семена Алексеевича Смирнова, чье имя носит целебная "Смирновская" вода, открытая им среди источников Железноводска. Вокруг них объединились многие врачи.
В Арбатской лечебнице безвозмездно работали врачи разных специальностей. Так, консультантом по хирургии почти 40 лет являлся Эраст Эрастович Клин, работавший главным доктором городской больницы. В его честь был оборудован отличный хирургический кабинет, носивший имя этого врача. В Арбатской лечебнице впервые появилось отделение "для лечения электричеством", ставшее прародителем нынешних физиотерапевтических отделений. В отчете 1909 года, для которого выполнялась упомянутая фотография дома на Арбате, сообщается, что лечебница за годы существования оказала помощь 1 300 000 с лишним больным, причем свыше 50 тысячам из них сделали операции.
Арбат стал колыбелью московской медицинской науки. Общество издавало свою газету, труды, в его среде возникла идея созывать всероссийские съезды врачей и естествоиспытателей, сыгравшие важную роль в развитии отечественной науки. На Арбат приходили с первыми научными докладами молодые врачи, ставшие в будущем гордостью медицины. Здесь начинали путь в науке А. И. Абрикосов, П. А. Герцен и многие другие. За каждым таким именем - школа, ученики, новые методы лечения, тысячи спасенных жизней.
На Арбате стремились расположиться и другие, возникшие позднее, врачебные общества. На углу с Калошиным переулком, в небольшом, сохранившемся до наших дней доме № 33 открылся бесплатный городской родильный приют, появились частные лечебницы и кабинеты. И здесь выявляется интересная, никем еще не отмеченная деталь: Арбат поставил рекорд по числу проживающих в его домах врачей. В 1913 году их насчитывалось 74, а спустя три года, как свидетельствует справочник "Вся Москва", стало 87. Еще больше проживало врачей в арбатских переулках. В то же время художников насчитывалось на этом же пространстве всего человек 15! Вот и выходит, что Арбат к началу XX века стал в первую очередь улицей медиков, а уж потом поэтов и художников, так его прославивших.
В дни первой мировой войны по Арбату шли с музыкой полки, направлявшиеся для погрузки в вагоны на Брянский (Киевский) вокзал. Обратно те, кому повезло, возвращались ранеными. Трамваи их везли на Арбат; на улице и в переулках возникали тогда госпитали, новые лечебницы. И сейчас они встречаются здесь.
Интересно, сохранился ли тот дом, где Общество русских врачей начало свою деятельность на Арбате? Да. Пройдя от аптеки "двести сажен", как отмечал старый справочник, я подошел к началу улицы, к дому, расположенному недалеко от "Праги", под № 4. Он сохранился, как был. В конце прошлого века его купил генерал-майор А. Шанявский и благодаря этому дому сыграл свою роль в истории народного просвещения. Он был завещан городу, что позволило основать народный университет.
УНИВЕРСИТЕТ ШАНЯВСКОГО
Давно уже я заметил, что даже самый обычный и ничем не выделяющийся дом на Арбате непременно хранит память или о замечательных людях, или о поразительных событиях. Не являются исключением из этого правила и стоящие под одним № 4, рядом с "Прагой", два двухэтажных, одинаковых на первый взгляд дома с длинным рядом окон. Только побывав в городском историко-архитектурном архиве и просмотрев там папки с планами и фасадами старых московских домов, я понял, что они появились на улице в разное время и архитектура их прежде была различной. Сначала рядом с угловым домом, где теперь ресторан, построили двухэтажный особняк с шестиколонным портиком в классическом стиле. А рядом, как значится на планах, располагались "каменная двухэтажная лавка" и "каменная двухэтажная ретирада". Принадлежали они одному хозяину, владевшему большим участком земли между Арбатом и Молчановкой.
Когда на месте лавки и ретирады новый владелец соорудил изогнутое, как и улица в этом месте, трехэтажное каменное жилое строение с проездными воротами, его стены сомкнулись со старым особняком, а тот при этом подрос на этаж и сменил классический костюм на практичную городскую одежду, пригодную для повседневности, т. е. для сдачи внаем. В общем-то это было обычным во второй половине XIX века, такие превращения происходили со многими старыми московскими дворцами, усадьбами, приспосабливавшимися к новым временам. Точно так же ничего особенного не было в том, что жена губернского секретаря Авдотья Александровна Лазарик за солидную сумму продала свое владение на Арбате; в деле появляется имя другого владельца жены статского советника Александры Дмитриевны Софоновой. И вот она в один прекрасный день вместе со свидетелями направляется на Тверскую, в контору нотариуса, и в это же время сюда же идет со своими свидетелями генерал-майор в отставке золотопромышленник Альфонс Леонович Шанявский. В конторе была подписана купчая крепость, и Шанявский "был введен во владение" домом на Арбате; это случилось "1887 ноября 16 дня".
С тех пор в течение без малого двадцати лет в деле стали подшиваться прошения к городским властям за подписью А. Л. Шанявского. К тому моменту, когда генерал стал арбатским домовладельцем, у него уже был в Москве собственный дом неподалеку - как записано при составлении купчей крепости, "в Арбатской части, первый участок".
Однако Шанявский, подобно другим вышедшим в отставку военным, не занимался вложением капиталов в недвижимость. Покупал он дом не ради прибыли, не ради приумножения своего состояния. У него была иная цель, известная пока лишь узкому кругу друзей, - создать нового типа университет для народов России.
Достижению этой цели он посвятил всю жизнь, отдал ей все способности, которые проявились у него с ранних лет. Где бы ни занимался Шанявский, он всегда был первым учеником - и в кадетском корпусе, и в Константиновском училище, по случаю окончания которого был награжден серебряным кубком. Выйдя отсюда гвардейским офицером, он снова пошел учиться - в академию Генерального штаба, после чего ему открылась дорога для продвижения по служебной лестнице в Петербурге. Однако из-за климата он был вынужден покинуть берега Невы и отправился служить в Амурский край.
Болезнь заставила Шанявского выйти в отставку в тридцать восемь лет. Он снова отправился в далекий край, но теперь как золотопромышленник. И на этом поприще ему все удавалось. Преуспевающим золотопромышленником поселился генерал в Москве вместе с женой Лидией Алексеевной. Она разделяла его взгляды, как и муж, с молодых лет стремилась сделать все возможное, чтобы содействовать народному просвещению. Так, еще в молодости она пожертвовала 50 тыс. руб. на создание женского врачебного института при военном ведомстве в Петербурге (впоследствии он был закрыт). Шанявский и его жена полагали, что главная причина отсталости страны в невежестве народа, в недостатке образованных людей. Переехав в Москву, они пожертвовали на нужды просвещения 300 тыс. руб., которые были переданы Петербургскому женскому институту. Была у генерала заветная мечта - создать в Москве вольный университет, куда мог бы поступить каждый, независимо от образования, пола, национальности, вероисповедания. Это была смелая и прекрасная идея.
Просматривая дело, где хранятся "планы и фасады" арбатского дома Шанявского, я увидел рисунки неосуществленного проекта. Став хозяином трехэтажных домов на Арбате, генерал решил было их надстроить четвертым этажом и изменить фасады, придав большую выразительность. Мне думается, что предполагалось сделать это не для расширения меблированных комнат, располагавшихся в домах, а для того, чтобы разместить здесь университет.
До открытия университета Шанявскнй не дожил, но сделал для этого все. Страдающий неизлечимым недугом, генерал ведет обширную деловую переписку, проводит совещания, переговоры с Московской думой, желая ей передать свой дом с тем, чтобы на доходы от него был основан "свободный народный университет" с высоким уровнем преподавания. Так Москве был сделан крупный дар. Зная медлительность царской государственной машины и желая, чтобы его цель осуществилась как можно быстрее, Шанявский поставил условие: если первая лекция в университете не будет прочитана в течение трех лет со дня подписания завещания, то капитал должен перейти Петербургскому женскому институту.
И вот я на Арбате у дома Шанявского. Это два средних по размерам здания. Недоумеваю, как могло хватить на содержание университета доходов от них? Войдя под арку дома № 4, вижу еще несколько каменных жилых зданий, а пройдя под вторую дворовую арку - третий ряд бывших домов Шанявского. На плане в этом владении насчитывалось 23 строения, и среди них - свыше десяти жилых зданий в три-четыре этажа. Это было большое владение, как и то, что переходило Москве после кончины жены Шанявского Лидии Алексеевны.
Городская дума благоприятно отнеслась к дару Шанявского. Однако прошение об организации университета чрезвычайно медленно продвигалось по канцеляриям Москвы и Петербурга. Почти три года ушло на преодоление сопротивления министерства просвещения. Только месяц остался организаторам на то, чтобы набрать слушателей и первых преподавателей. Первую лекцию в университете прочел известный филолог профессор Ф. Фортунатов. Это произошло осенью 1908 г., за три дня до истечения срока, установленного в завещании Шанявского. А спустя несколько лет на Миусской площади для университета было сооружено большое здание с вместительными аудиториями, множеством классов для занятий.
Московский городской народный университет имени А. Л. Шанявского стремительно рос. За несколько лет число слушателей в нем сравнялось с числом студентов в Московском университете; в 1915 г. их было 5643! Здесь преподавали лучшие московские профессора.
В 1918 году он слился с Московским университетом.
ДОМ "АРГОНАВТОВ"
Литературная биография Арбата, так блистательно начатая Александром Пушкиным, была продолжена на этой улице многими другими писателями. Рядом с пушкинским домом, ныне возвратившим себе утраченный облик, столь милый сердцу поэта, стоит строение иного вида и масштаба. Такими начала заполняться бурно растущая Москва во второй половине XIX века. По проекту архитектора М. А. Арсеньева владелец участка надстроил старый арбатский особняк, превратив его в многоквартирный дом для сдачи состоятельным жильцам. То было в 1878 году. А через два года у поселившегося здесь профессора Московского университета известного математика Николая Бугаева родился сын, которого назвали Борисом. Он было пошел по стопам отца, поступил, к его радости, в университет на математический факультет.
Впоследствии математические методы Борис Бугаев применил совсем не в той области, где его учили профессора, а разрабатывая теорию ритма стиха и прозы, заложив основы формальной поэтики. Сделано это было впервые. Но прославился не этим.
Оканчивая университет, Борис Бугаев стоял на перепутье, мучительно решая, кем быть: композитором, философом, биологом, литератором, критиком... Стал в начале века Андреем Белым - известным русским поэтом, автором мастерских стихов, поэм, ритмической прозы, автором классического романа "Петербург", написанного в канун первой мировой войны и в 1978 году переизданного с послесловием поэта Павла Антокольского. Он был в числе многих современников Андрея Белого, испытавших на себе сильное потрясение от "замечательного романа". Александр Блок много сделал для того, чтобы этот роман, расшатывавший устои империи, появился в свет. В "Петербурге" Андрей Белый поэтически предсказал грядущую революцию, он был среди тех мастеров русской литературы, кто приветствовал Октябрь.
Хотя Андрей Белый проживал и в Петербурге, уезжал на годы в далекие зарубежные путешествия, он неизменно возвращался в Москву, без которой не мог жить. Созданной после революции дилогии писатель дал название "Москва". Картины жизни города разворачиваются и в его трех томах мемуаров, в автобиографических произведениях. Место их действия Москва, Арбат...
О своем доме на Арбате писатель помнил всю жизнь и не раз о нем писал: здесь родился, вырос, стал поэтом, главой литературного кружка "Аргонавты", собиравшегося в арбатской квартире Андрея Белого. Сюда к нему приходили известные композиторы С. Танеев, Н. Метнер, художники, поэты, критики.
Так же хорошо, как свой дом, знал Андрей Белый всю улицу, владельцев разных заведений, располагавшихся в первых этажах домов, каждый из которых он помнил и по виду и цвету стен, и, конечно же, по событиям, свидетелем которых являлся. Родной улице Андрей Белый посвятил очерк "Старый Арбат", ставший главой книги мемуаров "Начало века", вышедшей в 1934 году, в год его кончины:
"Помнится прежний Арбат: Арбат прошлого, он от Смоленской аптеки вставал полосой двухэтажных домов, то высоких, то низких; у Денежного - дом Рахманова, белый балконный, украшенный лепкой карнизов, приподнятый круглым подобием башенки: три этажа.
В нем родился: в нем двадцать шесть лет проживал..."
Если подойдем к углу Арбата, то увидим на своем месте этот дом № 55. Известен он многим аптекой, она здесь была и в прошлом веке, при Андрее Белом, который описал аптекаря, некоего Иогихеса, готовившего и отпускавшего лекарства за витриной, украшенной разноцветными шарами.
Дом Андрея Белого за минувшие годы подрос на этаж, лишился башни. Сейчас нависают над углом здания три балкона, а прежде, как видно по рисунку фасада 1877 года, был всего один - на втором этаже. (Этот рисунок хранится в городском историко-архитектурном архиве.) Как раз в этой квартире с балконом и жила семья профессора Бугаева. Его сын, почувствовав вдохновенье, летней ночью пододвигал к балкону письменный стол, зажигал свечи и записывал на листы рождавшиеся в ночной тишине поэтические строки.
В квартиру профессора Бугаева приходили многие крупные ученые, профессора Московского университета. Бывал здесь в гостях и Лев Николаевич Толстой. Брал к себе на колени маленького Бориса профессор Андрей Николаевич Бекетов, дедушка Александра Блока...
Сам великий поэт пришел сюда в январе 1904 года с молодой женой. "В морозный пылающий день, - пишет А. Белый, - раздается звонок: меня спрашивают, выхожу я и вижу...
- Блоки".
На другой день поэта принимали члены кружка "Аргонавты". Пришли в этот день на Арбат знаменитые московские поэты Валерий Брюсов и Константин Бальмонт. В тот вечер много было прочитано стихов, много сказано восторженных слов Блоку. Об этом вечере он писал матери: "Кучка людей в черных сюртуках ахают, вскакивают со столов, кричат, что я первый поэт России. Мы уходим в 3-м часу ночи". Если учесть, что среди этой "кучки людей" находились первоклассные поэты Москвы того времени, то такое признание многое значило для молодого поэта.
Александр Блок еще не раз заходил сюда, пришел прощаться, увозя много хороших воспоминаний о Москве, Андрее Белом, относя знакомство с ним к событиям, "особенно сильно повлиявшим" на него.
Квартира профессора Бугаева выходила окнами на Арбат. Напротив располагался дом генерала Старицкого. Как описывает его писатель: "...двухэтажный, оранжево-розовый с кремовым карнизом бордюров и с колониальным магазином..." Дом этот, только без магазина, на своем прежнем месте. Его нынешний номер - 48. Под этим номером - и стоящий рядом угловой особняк, также принадлежавший генералу, надстроившему его в 1878 году третьим этажом. Когда однажды годовалого ребенка, будущего поэта, поднесли к окнам на закате дня, то он, на удивление родителям, неожиданно произнес свое первое слово: "Огонь!" - увидев свет огня, зажигавшегося в колониальной лавке.
Точно так же и другие дома Арбата, расположенные рядом, оставили у писателя в душе след на всю жизнь. О них он мог с полным основанием сказать: "Знавал все!" Память Андрея Белого поразительна. Особенно на цвета, образы. Многим домам дал подробные описания, которые могут пригодиться архитекторам, предполагающим вернуть старинным зданиям их прежний облик.
По этим описаниям, побывав в архиве, я начал отыскивать дома, упомянутые в "Старом Арбате", Это оказалось делом трудным: за век многое изменилось. "Дом Нейдгардта... кисельный и после фисташковый; окна зеркальные; барокко..." - писал Андрей Белый. Дом, принадлежавший Нейдгардту, сохранился под № 44. Долгое время в начале XIX века этот особняк значился на старых планах "обгорелым". С тех пор не раз менял "одежду", стиль, но неизменными оставались его объем, высота. Сравнивая рисунки фасада, хранящиеся в архиве, я увидел, что вместо двух ниш, где прежде красовались скульптуры, появилось два окна, не стало скульптурной группы и над крышей, но дом, как писал Белый, по сей день хранит следы барокко.
Рядом под одним № 42 сохранились два упоминавшихся одноэтажных дома. И они старожилы Арбата: значатся на планах улицы 1822 года во дворе "капитанши Елены Хвощинской". Один из них, очевидно, самый малый на Арбате, всего в три окошка. Соседний с ним более крупный, но тоже одноэтажный особнячок имел прежде выступающий вперед четырехколонный портик. В 80-е годы появилось крыльцо с крышей, тогда же владелица "купеческого брата жена Клавдия Ивановна Усачева" пожелала иметь фасад с пилонами, дошедший до наших дней. (Сейчас оба эти особнячка заняты торгово-выставочным комплексом Грузии.)
В 1880-е годы неподалеку от дома Андрея Белого, на месте, где располагалась камнетесная мастерская, выросло восьмиэтажное, самое высокое на улице здание, большой доходный дом (№ 51). На этот дом красногвардейцы в октябрьские дни 1917 года подняли пулемет, расчищая путь революционным войскам по Арбату к Кремлю. "Единственный дом-большевик победил весь район", - констатировал в очерке "Старый Арбат" писатель, воспев улицу и в прозе, и в стихах, дав яркую картину жизни Арбата, которая длилась четверть века на его глазах.
Но это не единственный очерк об Арбате в русской литературе. В многоэтажном "доме-большевике" получил жилье молодой советский поэт и писатель Николай Зарудин, ставший жителем Москвы после окончания гражданской войны и демобилизации из Красной Армии. В его комнате на паркетном полу навсегда остались следы, прожженные печкой, которой отогревался красногвардейский отряд. Талант Николая Зарудина, замеченный Максимом Горьким, особенно ценил Михаил Пришвин: молодой писатель глубоко знал жизнь леса. Николай Зарудин продолжил традицию, начатую Б. Зайцевым и А. Белым, он также написал очерк, посвященный улице, создав литературную картину Арбата, относящуюся к концу 20-х - началу 30-х годов. Зарудин еще застал в стенах "Праги" аукцион, застал шумный ресторанчик "Арбатский подвальчик", славившийся кутежами прожигателей жизни времен нэпа. На его глазах на месте домишек времен Наполеона выстроили почту (ныне Арбатская АТС) - "простую и трезвую, как геометрический чертеж". Она поднялась там, где Андрей Белый еще видел дом лихого гусара Мишеля Комарова, катавшего по Арбату на лихачах красавицу жену, где-то им похищенную.
Зарудин был свидетелем, как с Арбата исчезли частные магазины и лавки, как перестроили здание Театра Вахтангова, булыжную мостовую сменил асфальт, под землей пошли поезда метро, поверху - автобусы. Появились и новые жильцы - рабфаковцы, студенты, молодые инженеры, окончившие советские институты... "И сама улица, как будто вровень с людьми, стала строже, просторнее, с каждым днем все осмысленней, чище и светлее течет ее жизнь", - заключил Н. Зарудин. Арбат стал таким, каким мы его запомнили до превращения в пешеходную улицу.
ПИСАТЕЛЬ БОРИС ЗАЙЦЕВ
Бурный рост Москвы в начале нашего века затронул Арбат, как никакую другую соседнюю с ним улицу. Надстраивались и ломались старые дома, покрываясь строительными лесами; вместо патриархальной конки загрохотал трамвай; прибавилось народу на улицах, в лавках колониальных товаров появились экзотические гранаты и бананы. Владельцы земельных участков один за другим обращались к городским властям за разрешением о строительстве новых зданий. Так, арбатский купец Чулков в 1901 году построил высотой в четыре этажа кирпичный большой дом бесхитростной архитектуры, протянувшийся тридцатью окнами вдоль Спасопесковского переулка. Потом под эту же высоту и точно под такую же архитектуру подогнал купец стоявший рядом со вновь выстроенным лицом к Арбату свой двухэтажный дом, сдав его новым жильцам.
В очерке "Старый Арбат", написанном много лет спустя после этой строительной горячки, писатель и поэт Андрей Белый среди хорошо ему запомнившихся с детства домов улицы упоминает "дом угловой, двухэтажный, кирпичный, здесь жил доктор Добров; тут сиживал я, разговаривая с Леонидом Андреевым, с Борисом Зайцевым: даже не знали, что можем на воздух взлететь, бомбы делали под полом. Это открылось позднее уже..."
Где все происходило? Сохранился ли "угловой дом"?
Установить место жительства врача в старой Москве проще, чем кого бы то ни было, потому что выходивший в те годы справочник "Вся Москва" содержал раздел, где приводились фамилии и адреса всех частно практикующих врачей. И хотя Андрей Белый не назвал имени и отчества доктора Доброва, найти дом, где он жил, оказалось делом несложным. "Вся Москва" за 1905 год (когда писатели вели свои беседы, располагаясь над конспиративной квартирой, где боевики изготавливали самодельные бомбы, вскоре прогремевшие на баррикадах) подтверждает точность воспоминания Андрея Белого. Оказывается, доктор Филипп Александрович Добров проживал действительно в доме, располагавшемся на углу Арбата и Спасопесковского переулка, принадлежавшем купцу Чулкову.
В памяти Андрея Белого - образы домов, какие виделись они ему в детстве, когда по улице водили его за руку. К тому же времени, как он стал писателем и хаживал в "угловой дом" к доктору Доброву, двухэтажный кирпичный особняк превратился в четырехэтажный дом, образовав вместе с соседним жилым строением, выходившим фасадом в переулок, единое целое, в плане напоминая букву Г. Сюда в те годы знали дорогу многие литераторы. В доме купца Чулкова поселился Борис Зайцев, друг Леонида Андреева, с которым они в то время были неразлучны.
Оба писателя учились в Московском университете, оба начали печататься в московской газете "Курьер". Помощник присяжного поверенного Леонид Андреев выступал на страницах "Курьера" вначале как репортер, затем как автор рассказов. Их заметил Максим Горький, и в один из своих приездов в Москву привел на заседание литературного кружка "Среда" молодого человека с красивым лицом, тихого и молчаливого, одетого в пиджак табачного цвета. То был Леонид Андреев.
А вскоре уже сам Леонид Андреев, как свидетельствует в "Записках писателя" Н. Телешов, привел на заседание "Среды" новичка в форменной студенческой тужурке с золочеными пуговицами.
"Юноша талантливый, - говорил про него Андреев. - Напечатал в "Курьере" хотя всего два рассказа, но ясно, что из него выйдет толк". Этот же эпизод другой участник "Сред", оставивший интересные воспоминания, И. А. Белоусов, описывает несколько иначе, называя в качестве первооткрывателя таланта Бориса Зайцева другого писателя - Александра Серафимовича, автора "Железного потока". Но как бы то ни было, одним членом "Среды" стало больше. В московскую писательскую семью вслед за Леонидом Андреевым вошел Борис Зайцев, поселившись на Арбате неподалеку от дома Андрея Белого. Оба "арбатских" писателя в своих воспоминаниях обрисовали друг друга, причем не сговариваясь, на фоне улицы.
Вот слова Андрея Белого:
"Борис Константинович Зайцев был и мягок, и добр: в его первых рассказах мне виделся дар: студент "Боря", отпустивший себе чеховскую бородку, по окончании курса надел широкополую шляпу, наморщил брови и с крючковатой палкой в руке зашагал по Арбату; и все стали спрашивать: