Гарри изумился. Когда он был на. Пауи, Джерри приказал ему вернуться в Австралию.
   — Я уже объяснил вам, что именно вы, люди, имеющие власть сможете по-настоящему организовать поиски. Вот почему я прибыл сюда, чтобы обсудить все проблемы с вами и людьми в Вашингтоне. Этого не сделаешь на Пауи.
   — Ерунда! Распоряжайтесь средствами по своему усмотрению, Гарри. В разумных пределах, конечно. Если их нет в живых, нужны доказательства. У нас в Штатах по закону нельзя признать человека умершим до истечения семи лет с момента исчезновения. И страховые компании не будут выплачивать положенных сумм семь лет, если мы не найдем никаких следов.
   Кто-то вставил:
   — А к этому времени деньги обесценятся из-за 50-процентной инфляции, в среднем по 9 процентов в год. Человек слева от Джерри сказал:
   — Из них Чарли и Пэтти были застрахованы на большую сумму, чем в среднем пассажиры «Боинга-747» согласно списку.
   — Плюс обычное исполнительное обеспечение «Нексуса», — добавил Джерри. — А муж Изабеллы был также хорошо застрахован своей компанией.
   Человек слева от Джерри заметил:
   — Общая цифра страховки будет, вероятно, восьмизначной. Если они не вернутся, ближайшие родственники станут миллионерами.
   — Я надеюсь, они предпочли бы ими не стать, — сказал Гарри.
   — Ну, конечно, — сказал Джерри. — Пока вы здесь, Гарри, мы попросим вас нанести визиты во все семьи. Личный контакт должен дать им уверенность, что делается все возможное. Это уже продумано. Ваш водитель ждет вас, у него — график посещения. Помните: для них вы олицетворяете надежду, Гарри.
   — Я приехал сюда, чтобы действовать, а не выполнять социальные заказы, — сказал Гарри.
   Тут появился слуга в белом пиджаке и черных брюках и принес кофе в чашечках «Веджвуд». Джерри бросил в чашечку заменитель сахара и сказал:
   — Конечно, мы все это обсудим, когда вы побываете в семьях. А когда вернетесь на Пауи, поскорее заканчивайте контракт с президентом Раки.
   — Он еще болен.
   — Протекционные платежи должны поступать вовремя, — настаивал Джерри. — Кроме того, мы выполнили его вымогательские требования.
   — Раки скуп, — сказал Гарри. — Я слышал, он еще не уплатил жалованья своим военным. К тому же он считает, что мы его унизили. Могут быть проблемы.
   — Какие? — спросил кто-то.
   — Он может назначить встречу, а потом сказать, что не может меня принять. Он запросит определенную сумму, а когда я соглашусь, увеличит ее. Я подозреваю, что ему нужно гораздо больше денег, чем мы себе представляем.
   — Это — ваше дело, Гарри, ваша ответственность, — сказал Джерри. — Поддерживайте контакт с Раки, напоминайте ему, что в сделках цены будут выше других. Напомните, сколько мы заплатили по швейцарскому кредиту. Постарайтесь закончить это дело поскорее.
   — Это чересчур.
   — Гарри…
   — Я лучше сообщил бы вам его следующую цену… Все замолчали.
   — Он считает, что расходы были напрасными. Кроме того, он просил напомнить, что «Нэксус» разрабатывает месторождения не для Пауи.
   Джерри сказал:
   — Мне надоело слушать, как страны третьего мира вопят, что транснациональные корпорации пожирают их сырье и эксплуатируют их, когда мы платим такие деньги за право разработки месторождений, да еще эти расходы на неэтичные цели.
   — Там не считают взятки неэтичными, — заметил Гарри.
   Присутствующие поморщились. Гарри сказал:
   — Взятки, подкуп — часть их повседневной деятельности, непременное условие каждой сделки. Если вы хотите действовать в каком-то районе, вы платите главному. Если вам нужна помощь какого-то могущественного человека, чтобы заключить контракт, вы платите ему, а он часть денег использует для меньших выплат, вниз по вертикали, чтобы у вас не было проблем.
   — Взятки запрещены законом, — сказал кто-то раздраженно.
   — К востоку от Суэца так делали веками, — сказал Гарри. — И они не понимают, почему им нельзя покупать власть за деньги, только потому, что в США покупка власти называется «федеральными сделками», «эмбарго», «санкциями» или… как их там еще называет «Локхид». — Гарри посмотрел на каменные лица вокруг стола и подумал:
   «Уж вы-то всегда найдете цивилизованные оправдания для нецивилизованных поступков».
   — Новая цена, — спросил Джерри Пирс, — даст нам то, что нужно: все права на разработку месторождений на Пауи на десять лет?
   Гарри ответил:
   — То же, что и прежде, только стоить будет дороже.
   — Мы должны настаивать на всех правах, — сказал Джерри.
   Значит, и Джерри знает о залежах кобальта и хромитов. Джерри подтвердил это позже за обедом в тихом клубе
   «Нэксус». Он рассказывал:
   — Эд потребовал оплатить нелепые счета по охране дома и по своим расходам, но Артур их одобрил. Я проверил поездки Эда и затребовал копии отчетов лаборатории. Не получив одного из них, я дважды сверил даты с расходами и обнаружил, что не значится только отчет по Пауи.
   — По Пауи и еще кое-что не значится, — сказал Гарри. Он рассказал о смерти Бретта и о своих сомнениях насчет взрыва лодки. Он достал из кармана часы Артура, и Джерри их сразу узнал.
   — Вы сообщили в Вашингтон? — спросил он.
   — Если бы я сообщил, может, вообще ничего бы не удалось больше узнать. Раки настаивает на «чистой» аварии яхты. Он решил, что «Луиза» отработала свое. Он не хочет, чтобы его розыски ставили под сомнение и прекратил дальнейшее расследование.
   — А что вы надеетесь найти?
   — Не знаю. Что-нибудь. Может быть, какой-то проясняющий личный фактор. Джерри кивнул:
   — Дайте часы мне. Я установлю, были ли они в морской воде. Что-то не похоже.
   — Я лучше оставлю их у себя, — сказал Гарри, убирая часы в карман.
   — Лучше отдать их мне. Так надежнее.
   — Все же лучше пусть пока побудут у меня, Джерри.
   — Дайте часы, Гарри. Гарри удивленно заметил:
   — Но я хотел показать их матери Артура. — Ему было непонятно, зачем это Джерри так нужны часы.
   — Ну, ладно, Гарри… а после этого отправьте их в наш сейф. Это — наше единственное доказательство.
   — Конечно, Джерри, — Гарри сменил тему. — Не могли бы вы дать мне страховые списки и списки личных ценностей, на случай, если что-то из них объявится у миссис Чанг.
 
   Золотоволосый мальчик в инвалидной коляске орал:
   — Вонючее старичье!
   — Нет, Стефен, так с бабушкой разговаривать нельзя. Старые люди не имеют дурного запаха, если полоскают рот эликсиром. Если ты его понюхаешь, то сам это поймешь, — Милдред Блоунер похлопала рукой по шахматной доске. — А ты так говоришь только потому, что проигрываешь. Если ты хочешь быть плохим мальчиком, я не буду играть с тобой.
   Стефена уже не называли «трудным», «депрессивным» или «перестимулированным». Для его бабушки он был «плохой» или «хороший».
   — К вам мистер Скотт. Приготовить кофе? — спросила Джуди.
   Миссис Блоунер кивнула:
   — Пригласите его, пожалуйста, ему нужно поговорить со Стефеном.
   Вошедшему Гарри комната показалась чем-то средним между спортивным залом и магазином игрушек, во всяком случае, при взгляде на дорогие тренажеры и полки, заставленные игрушками.
   Из-под золотистых кудряшек, как у Амура Ватто, на Гарри глядели большие голубые глаза. Стефен открыл рот, похожий на розовый бутон и заорал:
   — Когда найдут маму?!
   — Мистер Скотт не будет с тобой разговаривать, если ты будешь кричать, — сказала Милдред мягко. Она уперлась руками в колени, чтобы встать с громоздкого кресла. — Хорошо, что зашли, мистер Скотт.
   Гарри пригнулся, потому что мимо его уха пролетела шахматная доска, а затем посыпались фигуры.
   — С этим мальчиком устаешь, как на работе, — сказала Милдред, предлагая Гарри кофе. — Доктор Бек, личный врач Стефена, предлагает поместить его в частную клинику, где уровень заботы будет тот же, что дома. Но там он будет среди других детей, и ему придется следить за собой, там так не пройдут эти его вспышки. Доктор говорит, что это уже давно следовало сделать. В этой детской клинике у других детей такие же дефекты, и он не сможет там жалеть себя. Ему придется работать мозгами, которые дал Бог, а не переживать по поводу того, чего у него нет. Если его родители не вернутся, только это и останется сделать, но, если вернутся, так все же будет лучше для всех.
   Гарри кивнул.
   Она тихо добавила:
   — Сам доктор так говорит. Сильвер-Сити — не место для детей. Здесь люди держат не детей, а пуделей. И я уже не так молода. Но я не думала, что будет так плохо. — Миссис Блоунер осторожно поставила нетронутую чашку на столик. Под хорошо сделанным макияжем различалось печальное увядшее лицо. — Я думала, что Пэтти просто наказывает сама себя, оставляя Стефена дома. Теперь, когда мне надо это решать, я понимаю, каково было бедной Пэтти…
 
   — А почему это мы должны с ним видеться? — спросил у брата Билл посреди взволнованных футбольных комментариев.
   — Джерри Пирс хочет показать, как он роет землю, — ответил старший, Фред, с ногами забравшись на диван. — А что, у тебя сегодня свидание?
   — Может быть.
   — У Билла всегда свидания, — девятнадцатилетиий
   Дэйв, лежа на полу, не отрывал глаз от игры. — А что у нас с ужином?
   — Старина Гарри хочет нас угостить, — ответил Фред.
   — А мы ему зачем? спросил Билл.
   — Я же говорю: все этот дерьмовый «Нэксус». — Фред опустошил банку с орешками и швырнул ее в Билла, а тот поймал ее и бросил обратно. Брат поймал ее. Четырнадцатилетний Роб сказал:
   — Я думаю, он интересуется мамой.
   Братья захохотали.
   — Нет, я вот про что. Позапрошлой зимой папа пригласил его на обед в воскресенье… Мы с мамой разбивали лед на пруду, чтобы птицы могли напиться. Когда пришел Гарри, мы спрятались за кустом лавра. Мама увидела, что он входит на крыльцо и кинула снежок. Снежок попал ему в шею.
   — И что это доказывает? — зевнул Фред.
   — Он обернулся злой как собака, но увидел, что это мама. Он остался стоять и улыбался как идиот. В дверь позвонили.
   — Старина Гарри пришел, — сказал Фред, — Кинь мне еще пива.
 
   «Почему в китайских ресторанах не умеют делать нормальный кофе», — думал Гарри. За ужином большую часть времени было неловкое молчание. Гарри чувствовал уныние от односложного разговора. Младший, Роб, чье бледное лицо и огненно-рыжие волосы напоминали Гарри об Анни, был особенно подавлен.
   — Что вы, ребята, делаете на Рождество? — спросил Гарри.
   — Не думали.
   — Будем дома.
   — Ничего особенного. Фред, наконец, сказал:
   — Нас обычно куда-то приглашают, но мы могли бы побыть здесь вместе.
   — Это как мама скажет, — сказал Роб. Дэйв вспомнил:
   — Папина сестра приглашала в Кливленд.
   — Кому нужен этот собачий Кливленд? — сказал Фред.
   — И вообще нас…ь на Рождество, — сказал Билл, попивая пиво. — Слишком много коммерции, слишком дорого и слишком противно.
   — Число суицидов возрастает на Рождество, — добавил Дэйв.
   — Рождество не было бы Рождеством без некоторых разочарований, — сказал Гарри. — Но как вы, например, насчет лыж?
   — Нет, — сказал Билл. — Лучше мы останемся здесь.
   — Что-то никуда не хочется, — заявил Дэйв. Гарри спросил:
   — А вы ходите на лыжах?
   — Конечно. Но не часто, — ответил младший. Роб. Гарри поглядел на трех молодых здоровяков и их брата подростка.
   — Именно это Рождество не надо проводить дома. Лучше поехать куда-нибудь, где никто не знает, что делается вокруг и заняться чем-то, для чего понадобится все ваше внимание, чтобы ни о чем больше не думать.
   Помолчали.
   — Черт возьми, почему нет? — сказал Фред. — Все же лучше, чем так.
   Утром 5 декабря Джерри Пирс, весело насвистывая, вышел из парадных дверей. Шофер в форме отсалютовал ему и стал открывать дверцу черного «линкольна». Джерри кивнул, влез в машину и развернул приготовленную газету. Он никогда не собирался расставаться со всем этим, подумалось ему. У него были основания считать, что каждый второй вновь выдвинутый вице-президент временного совета думает так же по поводу нового положения. Он их всех прощупывал поодиночке. Пробой явилось последнее заседание совета, когда он почувствовал поддержку. Их целям лучше всего служила бы организация полного поиска, но Джерри чувствовал, что они ему доверяют, так что это вряд ли произойдет.
   «Какого дьявола, — подумал он. — Ведь на 99 % они уже где-нибудь лежат мертвые, ищи или нет».
   …Гарри шел за дворецким мимо прекрасных китайских антиков, мимо фиговых деревьев, мимо современных диванов, обитых шелками работы Ленора Ларсена. Они вошли в оранжерею, где росли орхидеи. Запах здесь был густой и сильный, воздух влажный, что напоминало ему Пауи.
   Миссис Грэхем была в светло-серых садовых перчатках и таком же переднике. Ей было восемьдесят, и вся ее жизнь всегда была предметом тщательных забот. Она не ходила в школу, ее учила гувернантка. Няню со временем сменила личная горничная. Первым ее автомобилем был зеленый «буггати». Она одевалась у Мэйнбочера, пока не закрылась его фирма, и сохранила все эти наряды до сих пор, как и довоенные шляпки Полетт, Шиапарелии и Балансиага. Диана Врилэнд предлагала их забрать в музей Метрополитэн.
   — Хорошо, что вы зашли. — Миссис Грэхем протянула изящную ручку. Не желаете ли мартини перед обедом, мистер Скотт?
   — Я бы предпочел, если можно, шотландского виски, — сказал Гарри. Он редко пил днем, и ему не хотелось принимать легендарных смертоносных Мартини миссис Грэхем.
   Виски подали с водой, привезенной из собственного источника Грэхемов. Они ели в столовой с небольшим фонтаном.
   Миссис Грэхем, глядя на пейзаж, сказала:
   — Я надеюсь вскоре услышать хорошие новости. Лоренца в феврале должна родить, а у нее тяжелая беременность. Лоренца была у своей бабушки, когда узнала об исчезновении родителей. Она все рыдала и повторяла:
   «Как плохо!»
   Гарри слышал об этом и подумал: «Избалованные женщины, как избалованные дети: реальная жизнь страшна для них, и им трудно ее принять. Но без этого такие женщины всегда останутся детьми».
   Он сказал:
   — Мне жаль, что она это так тяжело переживает. Аккуратно очищая артишок, миссис Грэхем сказала:
   — Не хотела бы я снова быть молодой. В старости все воспринимается менее болезненно. Вас уже не так поражают неприятные жизненные сюрпризы.
   Лакей убрал тарелки и поставил перед ними по малюсенькому сырному суфле. За ним последовали кумкваты в виноградных листьях.
   Беря в руки плод, миссис Грэхем спросила:
   — А этот президент Раки делает все возможное, чтобы их найти?
   — Кажется, он делает все, что в разумных пределах.
   — Но это ведь не одно и то же, не так ли? — Миссис Грэхем чистила кумкват серебряным фруктовым ножом, украшенным гербом русских императоров.
   — Нет. Но он, по сути, диктатор и ориентируется на свою собственную точку зрения на разумные пределы. Миссис Грэхем заметила:
   — Неразумно считать разумным неразумное.
   — Вы хотите сказать, что надо обойти Раки? Если он не соблюдает правил, то и нам не надо? Но я не рискую его раздражать. Он может запретить поиски.
   — Кто не рискует, тот не выигрывает, — сказала хозяйка.
 
   Никогда еще Гарри не был таким голодным после обеда из четырех блюд.
   В одинаковых розовых платьицах сидели на шейкеровских стульях две маленькие девочки. Восьмилетняя Ингрид опять с трудом дышала: зимой у нее всегда болело горло. Она спросила:
   — А их найдут к Рождеству?
   — Прости, но я точно не знаю, — ответил Гарри. Он снова подумал: «Почему эти болезненные визиты свалились именно на меня?»
   Пятилетняя Грета, казалось, сейчас опять заплачет.
   Сестра Кэри быстро спросила:
   — Хочешь еще булочку, Грета?
   — Нет, спасибо, тетя Рут.
   — Тогда поблагодарим мистера Скотта за визит. Теперь быстро наверх, мыться. — Обе девочки вместе встали, печальные, но вежливые. Пожав руку Гарри, они, держась за руки, вышли.
   Сестра Кэри сказала, извиняясь:
   — Обычно они не плачут. Вообще ничего не делают. Просто сидят дома или стоят, держась за руки, во дворе. Не знаю, как с ними быть. Неизвестность хуже плохих вестей, ведь все висит в воздухе. Раны не заживут, пока о них не узнаешь.
   — Где они проведут Рождество? — спросил Гарри.
   — Я хочу подождать до окончания школьного семестра, а потом забрать их в Сиэтл. Трое моих детей, может быть, развеселят их.
   Гарри не очень верил в это.
 
   — Будьте же благоразумны, Гарри, — повторял Джерри Пирс, барабаня пальцами по столу. Они оставались в зале вдвоем, служащие давно ушли домой.
   — То же я мог бы сказать и вам, — отвечал Гарри. Джерри пожал плечами:
   — Мы сделали все возможное. Но теперь надо сосредоточиться на делах компании. Многие люди, их работа зависят от нас. Акционеры не будут ждать бесконечно, пока мы будем ломать руки. Это печально, жестоко, но это факт. Надо принять это, Гарри. Гарри медленно заговорил:
   — Вы не хотите, чтобы я подключал к этому делу Вашингтон, не так ли? Вы заняли меня этими визитами к переживающим горе родным, чтобы выключить меня из работы и отнять у меня время. Совет использовал меня, чтобы создать у всех иллюзию основательного поиска. Вас бы устроили, Джерри, затянувшиеся, некомпетентные поиски, за время которых вы подтвердили бы свою способность управлять делами компании. Чем дольше вы исполняете обязанности президента, тем дольше можете заниматься президентской работой, чтобы оставаться на ней, даже если пропавших людей никогда не найдут. И подобный розыск не вызовет критики в совете, поскольку отыскать этих людей не в их интересах. Врио вице-президентов хотят стать постоянными вице-президентами, а замначальники — начальниками, ведь так?
   Джерри посмотрел на Гарри, стоявшего у большого незашторенного окна на фоне зимнего звездного неба и сказал:
   — Мы все оценили ваши усилия, Гарри, но мы видим, что ничего уже не поделаешь. Забудьте этот бойскаутский вздор, и займемся бизнесом. Кончайте ваши приключения и сосредоточьтесь на контракте с Раки как можно быстрее. Мы знаем, что он — сукин сын, но он такой не один, а вы знаете, как с ним вести дело.
   Гарри подумал: «А ведь хорошо, что я не отдал ему часов Артура. Еще, пожалуй, оказалось бы, что они „не его“, и тогда их бы подменили или они бы „потерялись“ навсегда».
   Глядя на сердитое лицо Гарри, Джерри сказал:
   — Может быть, это несколько преждевременно, но здесь растет убежденность, что вас следует ввести в совет. Подумайте, что это значит, Гарри. Акции, престиж, деньги. Вам пора заняться своей карьерой. А это дает большие шансы.
   Гарри захотелось дать Джерри по очкам. Неужели Джерри считает его идиотом, не понимающим, что его покупают? Теперь Гарри понял, что самое главное для него — найти Анни. И если она жива, он ее больше не выпустит. Черт возьми, он всегда найдет другую работу.
   — Конечно, — сказал он, — я вернусь на Пауи, и как можно скорее. Но я собираюсь продолжать поиски. И вы не помешаете мне, Джерри. У меня ведь есть часы! А это значит, есть что искать!
   Утром в четверг 6 декабря Гарри улетел в Лос-Анджелес. Так как на «Кванту» не было мест, он взял билет на «Пан Америкэн», до Сиднея, куда и прилетел в 4.20 дня в субботу. Пятницу он потерял, потому что пересек демаркационную линию времени. Следующие две недели он работал в своем офисе, почти не выходя.
   По слухам, циркулировавшим в «Нэксусе», он узнал, что дочь Артура родила мальчика преждевременно, 12 декабря.
   В субботу 22-го Гарри снова полетел своим любимым рейсом 6.30 из Сиднея в Сан-Франциско. Самолет приземлился в 6.20 вечера. Ночным рейсом Гарри вылетел в Питтсбург, где в аэропорту ждала машина, чтобы отвезти его к дому Анни. Там он должен был увидеться с ее ребятами и провести с ними Рождество. Гарри взял их с собой в то место в Аллегенских горах, где он ходил на лыжах с их матерью. Конечно, там многое изменилось за двадцать с лишним лет, хотя не было роскоши четырехзвездных отелей. Люди приезжали сюда ходить на лыжах. Вместо нескольких деревянных кабин и будок на одного на лыжной базе появился жилой коттедж, лифты и подъемники, Т-бар, и шестнадцать машрутов. Маршруты были самые экзотические. «Опоссум» и другие маршруты вились от вершины до основания, давая большой выбор. Гарри знал, что нельзя доверять суждению людей о том, как они сами ходят на лыжах: может быть, ребята Анни не так хорошо делают это, как им кажется.
   В коттедже он заказал комнату на 6 человек. Ребята ввалились в нее в тяжелых лыжных ботинках и побросали снаряжение на койки. Гарри сказал:
   — Прежде чем мы отправимся, я предлагаю: пока не вернемся в город, не говорить ни о чем, кроме лыж,
   — Полная амнезия, — проворчал Фред. Гарри кивнул:
   — Лыжня требует полного внимания. Вот почему мы здесь.
   Гарри снова оглянулся на повороте тропы вниз от сосен. Маленького Роба по-прежнему не видать. Когда они вернутся, он поговорит с ними, чтобы его ждали. И еще надо кое-что сказать сумасшедшему Дэйву. После обеда Гарри видел, как он собирается прыгать с высоты 15 футов. Гарри закричал, чтобы Дэйв этого не делал; тот не прислушался. После почти свободного падения он приземлился так тяжело, что лыжи ушли в снег на восемнадцать дюймов, а палки почти зарылись. Дэйв с трудом выбрался, злобно оглядываясь на Гарри и на братьев, и продолжая спуск, слишком быстро и явно себя не контролируя.
   — Все по-разному переживают горе, — мрачно сказал им Гарри. — Но разбиваться на лыжне, по-моему, совершенно бессмысленно. Вашей матери бы это не понравилось.
   Вечерело. Гарри посмотрел на небо. Солнце скрылось за тучами. Он снова оглянулся.
   Маленькая фигурка Роба появилась из-за сосен. Он передвигался напряженно, рывками и медленно, как черепаха. Когда мальчик приблизился, Гарри понял, что он испуган.
   — Что случилось, Роб? У того стучали зубы.
   — Я потерял вас перед тем, как тропа дошла до деревьев. Я упал на снег недалеко от трещины. Я знал, что она там, видел последний раз на пути вниз.
   Гарри кивнул. Трещина тянулась вниз примерно на сто пятьдесят футов.
   — Но ведь ты же должен был быть далеко налево. Роб вздрогнул:
   — Я начал скользить. Снег был покрыт льдом, и я не мог остановиться. Я не мог затормозить. Я все скользил, все ближе и ближе к ней. Мне казалось, что мне конец.
   — Но этого не случилось!
   — Я налетел на высокий сугроб и поэтому остановился. Можно здесь еще немного отдохнуть? Гарри покачал головой:
   — Лучше спуститься вниз. Уже поздно. И погляди на небо! Мы пойдем медленно.
   На бледном лице мальчика появилось паническое выражение.
   — Мне кажется, я не смогу, Гарри!
   — Ну-ка дай я тебя разотру. — Гарри снял щапку и надвинул ее на рыжие кудри. Он стал растирать Робу руки по направлению к сердцу, чтобы улучшить кровообращение.
   Роб упал на лыжи:
   — Я не могу больше идти.
   — Брось, — сказал Гарри. — Я не смогу тебя нести, и в темноте в горах не стоит искать носилки, если можно без них обойтись.
   Роб, дрожа, качал головой.
   Гарри дал ему лыжную палку.
   — Обопрись! — Он рывком поставил Роба на ноги и стряхнул с него снег. — А теперь будем потихоньку спускаться. Иди за мной. Старайся смотреть по сторонам, а не только вперед. Расслабься, и пусть лыжи понесут тебя вниз.
   И они медленно пошли вниз.
   Они ввалились в тяжелых ботинках в коттедж, в царство тепла и света. Они почувствовали запах пунша и услышали трансляцию рождественского гимна: «Бог милостив к вам, господа, и вам никто не страшен…»
   — Горячий душ и горячие напитки, — сказал Гарри Робу, помогая смертельно уставшему мальчику разуться.
   Подходя к своей комнате, они услышали шум. У двери стояла какая-то женщина и орала:
   — Если не прекратится шум, я позову администратора.
   Когда Гарри вошел в комнату, ему в лицо попала подушка. Ее бросил в двух сцепившихся между собой братьев Фред. Раздался треск, так как оба свалились на стул.
   Гарри бросился вперед и стал разнимать двух здоровяков. Все втроем повалились на пол, образовав живую груду.
   — 0-го-го! — заорал от окна Фред и швырнул в дерущихся недопитую банку с пивом. Она ударила Роба по уху, а пиво забулькало по полу.
   Роб захлопнул дверь и стал к ней спиной, крича:
   — Фред, скотина, ты опять напился!
   — А мне осто…дело подавать вам хороший пример! — закричал Фред. — На… нужно нам это Рождество! Что нам праздновать?! — Фред выглядел точно как Дюк на фотографиях в молодости.
   Роб потер ухо и крикнул:
   — Не приставай ко мне! — Но он не то чтобы разозлился по-настоящему. Он был поражен.
   Бедняга Фред переживал больше других братьев. Как старший, он имел дело с юристами и со всем этим дерьмом, и его степень математика не приносила пользы семейным финансам. По каким-то причинам ему не разрешали пользоваться банковским счетом родителей, а как иначе платить прислуге и садовнику?
   Билла и Дэйва раздражали неожиданная сверхопека и тревожность Фреда, а Роб хотел, чтобы он перестал пить.
   Фред бросил еще одну подушку в дерущихся. Подушка разорвалась, перья разлетелись, как бутафорский снегопад. Роб почувствовал, что сейчас заплачет. Он бросился в ванную и запер дверь. Он убеждал себя, что плачут только маленькие.
   Только он один из братьев не хотел верить в гибель родителей. Страшно было представить, что их нет, что они его покинули. Он больше не мог это выносить. Ему было так же плохо, как бывало, когда он был маленький, а мама, заговорившись с кем-нибудь из остальных, уходила вперед. Тогда он кричал: «Подожди меня!» Он помнил болезненное чувство маленького ребенка, которого взрослый оставил без защиты. Но тогда она оборачивалась, улыбалась и ждала его.