Стоя под теплыми струями, она попыталась забыться, но ужасная новость, сообщенная Леверн, не давала покоя. Будущее лежало у ног грудой осколков. Еще сегодня утром у нее был любовник, жених, из-за которого она собиралась пожертвовать карьерой, а теперь… Бабушка, не задумываясь о желаниях и мечтах внучки, собиралась переложить на ее плечи обязанности, ненужные и обременительные. Челси пыталась взять себя в руки, убедить, что мать взрослый человек и не нуждается в постоянной опеке дочери, но угрызения совести не давали дышать. Как она может думать о себе, когда бабушка смертельно больна?! Презирая себя, Челси завернула кран и начала растираться толстым махровым полотенцем, чувствуя, как быстрее бежит по жилам кровь. Она надела пижаму, халат и начала чистить зубы, но в дверь громко постучали. На пороге стояла бабушка. Лицо ее было пепельно-серым.
   – Челси, вызови полицию. Произошла ужасная катастрофа… – почти неслышно пробормотала она.
   – Катастрофа? Что случилось? Мама? – вскрикнула Челси.
   – Я… я… Пойдем со мной, – попросила бабушка. Челси пришлось свести ее вниз. Дверь библиотеки была закрыта, и Леверн остановилась, словно не решаясь войти.
   – Держись, Челси, – прошептала она и повернула ручку.
   Девушке почему-то захотелось убежать; она будто чувствовала – через мгновение ее жизнь необратимо изменится, но покорно пошла за бабушкой. Увиденное напоминало сцену из фильма ужасов.
   Банни сидела в кожаном кресле перед камином, с блаженной улыбкой глядя на труп Фернандо, лежавший у ее ног с серебряным ножом для разрезания писем, воткнутым в грудь по самую рукоятку. В широко раскрытых глазах убитого стыло изумление, словно он так и не понял, почему смерть пришла так быстро и неожиданно.
   – Господи! – охнула Челси. – Он мертв… Услышав шаги, Банни подняла глаза:
   – Снято, Майк? Я хорошо сыграла, правда? – с детской гордостью спросила она.
   На какое-то долгое мгновение все трое замерли, словно время остановилось, а сцена выглядела настолько зловеще реальной, что, казалось, была поставлена самим Хичкоком. Молчание становилось невыносимым.
   Наконец Леверн, не обращая внимания на реплику дочери, произнесла:
   – Не знаю, Челси. Ты сумеешь проверить?
   Челси осторожно опустилась на колени рядом с телом, стараясь не глядеть в широко открытые безжизненные глаза. Она никогда раньше не видела мертвецов, тем более не прикасалась к ним, но все же вынудила себя взять отяжелевшую руку и безуспешно попыталась нащупать пульс. Отстранившись, девушка прошептала:
   – Умер! Что здесь произошло, черт возьми?
   Леверн тщательно выбирала слова и, хотя старалась говорить спокойно и размеренно, все же почему-то не убедила Челси.
   – Я… почувствовала беду, – начала она, – а когда спустилась, увидела, что этот подонок душит Банни. Я старалась оттащить его, но он словно обезумел и не отпускал ее, а потом ударил меня ногой и сбил на пол. Я тут же вскочила, но не знала, что делать, и тут заметила этот нож, схватила его и попыталась защититься. Только Фернандо гораздо сильнее меня, сама понимаешь… Словом, не могу сказать, как все вышло. Внезапно он упал… вот и все.
   – Ты убила его, бабушка.
   – Д-да, наверное, – тихо ответила Леверн, не сводя глаз с лица дочери.
   Вся история казалась крайне запутанной и лишенной всякого смысла.
   – Почему он хотел убить ее, бабушка? – спросила Челси.
   – Не знаю, может, Банни пыталась избавиться от него. Последнее время он стал совершенно невыносим.
   Челси повернулась к матери.
   – Мама, с тобой все в порядке?
   – Конечно, солнышко, – улыбнулась Банни. – Скажи Мелу, что он может встать – камера выключена.
   – Мел? – недоуменно переспросила Челси.
   – Ее партнер. По-моему, она в шоке и не понимает, что случилось, – ответила Леверн. – Звони в полицию, Челси. Не стоит слишком долго ждать, иначе они что-нибудь заподозрят.
   – Что именно, ба? – удивилась Челси, неловко обходя труп, чтобы добраться до телефона.
   – Не знаю, все, что угодно. Ты же знаешь, какие они, – уклончиво пробормотала Леверн, опускаясь на диван рядом с Банни и обнимая дочь за плечи.
   Челси подняла трубку и снова опустила. Ей хотелось верить рассказу бабушки, но уж очень у нее выходило гладко. Гладко… и заученно. Девушка тяжело вздохнула и еще раз попыталась добиться правды.
   – Ба, ты уверена, что все именно так и было? Ты ведь не сможешь изменить показания, как только все им расскажешь.
   – Как бы то ни было, я собираюсь стоять на своем до конца, – упрямо ответила Леверн.
   Челси еще раз взглянула в бессмысленно пустые глаза матери, но, опасаясь самого худшего, все же подняла трубку и попросила телефонистку соединить ее с полицейским участком. Если уж она не очень-то верит рассказу, что говорить о представителях закона!

ГЛАВА 59

   Дом буквально кишел полисменами в мундирах, детективами в гражданском, фотографами и экспертами. Челси сидела в углу, обняв мать, которая уютно примостившись у нее на плече, спокойно спала.
   На другом конце комнаты давала показания Леверн; Челси должны были допрашивать следующей.
   Девушка боялась, что ее рассказ будет звучать так же неестественно и неправдоподобно, как история бабушки.
   Дверь неожиданно распахнулась, в комнату вплыла Хилда Маркс под руку с пожилым человеком. Увидев, что Леверн занята, она сразу подошла к Челси.
   – Слава Богу, что сразу мне позвонили. Я заехала за Сэнди. Надеюсь, Леверн дала показания в присутствии адвоката?
   Челси молча покачала головой, проклиная себя за то, что сама не подумала об этом.
   – Позвольте поговорить с ней, – заявил Сэнди и поспешил к Леверн.
   – Как она может спать в такое время? Приняла что-нибудь? – удивилась Хилда, глядя на мирно посапывающую актрису.
   – Нет, но она полностью отключилась. Не понимает, что происходит, – прошептала Челси одними губами, опасаясь, что их подслушают.
   – Не может быть. Но скажи, что все-таки случилось? Ты была здесь, когда это произошло. Что ты видела?
   Но Челси так отчаянно затрясла головой, что в душе Хилды мгновенно пробудилось подозрение. Явно засомневавшись в правдивости слов девушки, она задумчиво сузила глаза и попыталась вытянуть из Челси хоть крупицу истины:
   – Ради Бога, объясни, к чему Леверн было его убивать? В доме полно людей, кто-нибудь мог бы помочь. Она звала? Кричала?
   Челси взглянула на свои руки, жившие, казалось, отдельной жизнью: они судорожно сжимались и разжимались, теребя полу халата, невольно выдавая, в каком напряжении находится девушка. Она все отдала бы за разговор по душам с рассудительной здравомыслящей Хилдой, но не могла отважиться на такое. Необходимо найти другой способ разрешить сомнения!
   Наблюдая за молодой женщиной, Хилда чувствовала: она не говорит того, что знает или подозревает. Банни, похоже, не в себе, Леверн утверждает, что убила молодого человека, потому что тот пытался задушить дочь, из Челси слова не вытянешь.
   Наклонившись, Хилда тихо сказала:
   – Слушай меня, Челси. Если не можешь сказать правду, вообще не говори ничего, пока не побеседуешь с адвокатом, ясно? Только умоляю, ради Бога, не лги! Ни в полиции, ни в суде! Хуже этого и придумать нельзя!
   – Не собираюсь я лгать, Хилда! Меня действительно не было в комнате, когда это случилось. Я повторяю только то, что сказала бабушка, – глухо, на одной ноте пробормотала Челси.
   – Хорошо, хорошо, только прими мой совет. Молчи, пока не посоветуешься с адвокатом. Адвокат имеет полное право не разглашать сведений, полученных от клиента, понимаешь?
   Челси словно подтолкнуло что-то, и, неожиданно решившись исповедоваться вновь обретенному другу, она порывисто пробормотала:
   – Хилда, послушайте, я знаю, что могу доверять вам больше, чем кому-то незнакомому, пусть даже и адвокату, и мне нужно.
   Но Хилда энергично замотала головой:
   – Челси, ты что, не слышала? Не хочу ничего знать, ясно? Я не юрист – значит, могу быть вызвана в суд для дачи свидетельских показаний. Пусть я и твой друг, но даже ради друзей не собираюсь лжесвидетельствовать! И тебе тоже этого делать не следует! Сэнди не занимается уголовными делами, но найдет адвоката, хорошо?
   Челси кивнула и, когда подошел детектив, чтобы побеседовать с ней, заявила, что будет говорить только в присутствии адвоката.
   – Послушай, детка, твоя бабушка во всем призналась. Тебя никто не подозревает. Мне просто нужно, чтобы ты подтвердила ее показания, – настаивал он, но рядом немедленно очутился Сэнди и остановил допрос.
   Внимание окружающих неожиданно привлекла проснувшаяся наконец Банни. Привстав и недоуменно оглядевшись, актриса спросила:
   – Кто все эти люди? Леверн подбежала к дочери:
   – Не волнуйся, солнышко, все в порядке! Просто полицейские делают свое дело.
   – Но почему они здесь? – ошеломленно пролепетала Банни. – Нас ограбили?
   Леверн покровительственно обняла дочь за плечи:
   – У бедняжки, должно быть, шок! Она сама не своя, ведь все случилось у нее на глазах! Такое ужасное потрясение! Ей необходим доктор! Она не в том состоянии, чтобы сейчас отвечать на вопросы!
   Леверн, как всегда, настояла на своем. Послали за доктором, чтобы тот позаботился о Банни; постепенно все разошлись. Леверн увезли в полицейский участок, чтобы предъявить обвинение, Сэнди уехал следом после того, как позвонил в одну из самых престижных калифорнийских фирм по ведению уголовных процессов и уговорил их представлять в суде интересы Леверн.
   По совету Хилды было решено нанять для Челси еще одного адвоката, и Сэнди пообещал сделать это как можно быстрее.
   На следующее утро первые страницы почти всех газет Европы и Америки пестрели заголовками статей, повествующих о непонятном зверском убийстве. Ниже были помещены фотоснимки Леверн, выходящей из дома под охраной полисменов, и накрытого простыней трупа на носилках, которые поднимали в машину «скорой помощи». Многие издания дали еще и небольшие фото Банни и Челси.
   В Кармеле Энн Хантер протянула Фрэнку «Кроникл». Тот, прочитав подробности грязной истории, громко выругался:
   – Так и знал, что в один прекрасный день эти две дуры испортят жизнь моей дочери!
   – Думаю, тебе необходимо срочно ехать к ней, дорогой, – тихо посоветовала жена. – Ей, должно быть, очень одиноко сейчас. Без твоей поддержки будет совсем тяжело.
   – Но это несправедливо по отношению к тебе и детям! Не могу я тащить вас в эту мерзость, – запротестовал Фрэнк, но по всему было видно, как он нуждается в благословении жены.
   – За нас не беспокойся. Все будет хорошо, честное слово, – уверяла Энн и, обняв Фрэнка, прижалась к нему.
   Уже в два часа Фрэнк вышел из машины у дома, где жила его дочь. Перед входом толпились люди – фотографы, репортеры и просто любопытные. Дверь открыл Кларк.
   – Мне нужно поговорить с Челси Хантер, – объяснил Фрэнк.
   – Прошу прощения, как прикажете доложить? – недоверчиво спросил Кларк, приготовившись услышать очередную ложь назойливого репортера, пытающегося пробраться в дом.
   – Фрэнк Хантер. Я ее отец.
   Кларк потерял дар речи. Если это и вранье, то просто блестящее!
   – Сэр?
   – Скажите Челси, что я здесь.
   Требование было достаточно дерзким, но дворецкий почему-то поверил. В этом спокойном, красивом, хорошо одетом и с достоинством державшемся человеке было нечто, вызывающее уважение. И поэтому дворецкий без колебаний впустил Фрэнка в прихожую и попросил подождать, пока поднимется наверх.
   – У мисс Челси был плохой день, сэр, как понимаете, очень плохой. Телефон разрывается, а она не смеет шагу сделать за порог из-за этих газетчиков. Садовник даже обнаружил фотографа на дереве, прямо под окном ее спальни, – объяснил Кларк перед уходом.
   Челси лежала на постели, уставясь в потолок. После разговора с адвокатом на душе стало немного легче. Тот сказал, что она обязана говорить только то, что знает, и ни слова больше, и терпеливо объяснил: она никого не обманет и не пойдет против закона, если будет держать свои подозрения при себе.
   Услышав стук Кларка, она нервно подскочила, подумав, что пришла бабушка.
   – Кто там?
   – К вам посетитель, мэм. Говорит, что его зовут Фрэнк Хантер и что он ваш отец.
   Челси потрясенно застыла. Почему он решил появиться после стольких лет молчания? Закрыв глаза, она вспомнила все одинокие дни рождения, все годы, проведенные без отца, когда некому было обнять ее, утешить, защитить от холода и злобы окружающего мира. С чем бы он ни пришел сейчас, все равно этого недостаточно, чтобы возместить все горькие обиды детства.
   – Скажите, что меня нет дома для него, Кларк, – твердо объявила девушка. – Передайте, что он пришел слишком поздно.
   – Вы уверены, мисс Челси? – спросил Кларк, надеясь, что она передумает. – Он кажется весьма достойным джентльменом, – сказал дворецкий как можно мягче.
   – Совершенно уверена, благодарю вас. В жизни не была так уверена, как сейчас, – бесстрастно ответила Челси.
   Тихо закрыв за собой дверь, Кларк спустился и передал Фрэнку, что Челси не выйдет.
   – Простите, сэр, боюсь, мисс Челси не хочет вас видеть, – объяснил он как можно мягче.
   Разочарованный, Фрэнк покачал головой.
   – Не повторите ли в точности, что она сказала? Кларк терпеть не мог вмешиваться в чужие дела, но почему-то сейчас не смог уклониться от ответа.
   – Велела передать, что слишком поздно. Боюсь, именно так и сказала.
   Несколько долгих мгновений мужчины глядели друг на друга. Первым заговорил Фрэнк.
   – Спасибо. Думаю, мне нет смысла здесь оставаться. Скажите… скажите ей… мне очень жаль, хорошо?
   Он вынул из кармана визитную карточку, нацарапал несколько цифр и протянул дворецкому.
   – Если можете, отнесите ей. Я написал номер домашнего телефона. Попросите позвонить мне… если когда-нибудь она передумает или будет нуждаться в помощи.
   – Обязательно, сэр, – кивнул Кларк, не отходя от двери, пока машина Фрэнка не отъехала.
   Челси взяла карточку и несколько минут не сводила с нее взгляда.
   – Какой он, Кларк? – спросила она наконец.
   – Очень приятный человек, мисс Челси. Высокий, спокойный, воспитанный. По-моему, очень расстроился.
   Челси горько усмехнулась.
   – Это понятно. Я имею в виду, как он выглядел.
   Кларк, немного подумав, кивнул:
   – В общем… я бы сказал… вы очень похожи на него. Собственно говоря, сходство просто поразительное!

ГЛАВА 60

   У Леверн взяли отпечатки пальцев, сфотографировали, и, хотя адвокат потребовал, чтобы ее выпустили на основании чистосердечного признания, судья установил сумму залога в пятьдесят тысяч. У Леверн не оказалось денег, но Хилда вызвалась заплатить, и старая женщина смогла вернуться домой. На следующий день она в сопровождении Хилды и Челси поехала в медицинский центр «Сидерс-Синай», и, хотя легла туда под вымышленным именем, служащий в приемном покое узнал ее по газетным фотографиям и разболтал газетчикам.
   Хилда и Челси попытались скрыть от Леверн, что внизу полно репортеров, но она все равно догадалась и отнеслась к этому на удивление спокойно.
   – Не волнуйтесь, через день-другой обо мне все забудут. Это меня меньше всего трогает. Вы уверены, что сиделка, которую наняли ухаживать за Банни, справится?
   – Она опытная психиатрическая медсестра, ба, – заверила Челси, – так что не беспокойся. Я тоже там буду. Доктор велел держать маму на транквилизаторах, если, конечно, мы не пожелаем отправить ее в больницу, а именно это он и советует сделать.
   – Ни за что! Говорю тебе, она поправится. Это шок, только и всего! Каждому на ее месте пришлось бы худо, после той ужасной ночи! – твердо заявила Леверн, с неприязнью глядя на внучку.
   – Ах, брось, бабушка! Тебе пришлось не такое пережить, и ничего! – настаивала Челси.
   – Не сравнивай Банни с такой старой боевой кобылой, как я. Она всегда была слишком чувствительна.
   Не желая участвовать в семейной ссоре, Хилда попыталась оставить их наедине.
   – Слушайте, вам о многом надо поговорить. Я спущусь вниз, выпью кофе.
   – Не уходите, Хилда. Нам нужно обсудить кое-что важное, – резко сказала Леверн, отказываясь от дальнейших споров с внучкой.
   – Челси, будь хорошей девочкой, посиди тихо и послушай. Хилда, вы звонили Майку? Понадобится ему Банни для каких-нибудь дополнительных сцен?
   Челси молча отступила. Господи, ничего не изменилось! Бабушка прикончила любовника матери и сейчас дожидается операции, которая, возможно, ничего не даст – слишком далеко зашла болезнь – мать окончательно тронулась, но самым важным остается карьера Банни Томас! Невероятно!
   Челси послушно уселась в уголок. Кто из них сумасшедший, она или эти люди?! Хилда рассуждала спокойно и убедительно, и, если и считала происходящее чудовищным, ничем этого не показала.
   – Я долго беседовала с Майком сегодня утром, он очень сочувствует вам и Банни. Он прерывает съемки на день-другой, хочет просмотреть отснятый материал с монтажерами, но заверил меня, будто сможет обойтись тем, что есть.
   Леверн возбужденно вскочила:
   – Вовсе не то, что мне нужно! Это последний шанс Банни, Хилда, неужели не видите? Фильм должен быть не просто хорошим, а потрясающим!
   – Нам необходимо доверять Майку, Леверн. Если он доволен тем, что имеет, значит, так оно и есть. Вот если это не так, то дело плохо. Насколько я понимаю, Банни не в том состоянии…
   – Ошибаетесь! Как только выйду из больницы, мигом приведу ее в порядок!
   И тут Челси не выдержала:
   – Ба! Но ты здесь долго пробудешь! Доктор сказал…
   – Черт с ним, с доктором! – рассерженно набросилась на внучку Леверн. – Я дала ему разрешение провести биохимию, только и всего, и отказалась позволить делать что-то без моего желания и письменного согласия! Нечего лезть в мои внутренности скальпелем, пока я лежу под наркозом, без чувств и беспомощная!
   В голосе звенела стальная решимость, глаза сверкали.
   – Конечно, это твое тело, ба, но…
   – Ты чертовски права, именно мое! И прошу тебя и докторов это хорошенько запомнить! Не смей без меня давать им согласие на операцию, слышишь?
   Челси кивнула. Она никогда не могла ослушаться бабушку, а теперь тем более.
   Когда появился хирург, чтобы провести предварительное обследование, Хилда и Челси спустились в кафетерий. Сидя за длинным столом в конце комнаты, они ждали пока обжигающий кофе чуть остынет, и разговаривали!
   – Твоя бабушка – это нечто особенное.
   – Да, твердый орешек, – вздохнула Челси. – Когда речь идет о маме, она хуже львицы, защищающей детеныша.
   – Челси, Леверн вправду больна?
   – Доктор считает, уже слишком поздно. Я долго разговаривала с ним по телефону сегодня утром. Сделала ошибку, попросив его сказать правду… Ну он и выложил все карты на стол. У нее уже много месяцев опухоль на груди, но она не обращала внимания. Почему бабушка могла так глупо поступить?!
   – Вполне типично для нее. Леверн всегда заставляла окружающих поступать по-своему, а мир вертеться так, как хочется ей. Может, и на этот раз считает, что, если игнорировать опухоль, та сама собой исчезнет. К сожалению, не всегда получается так, как хотим мы.
   Хилда отпила кофе и сменила тему.
   – Челси, я хочу быть с тобой откровенной! Можешь ничего не отвечать, не нужно соглашаться или отрицать. Мне нужно просто поговорить с человеком, которому я могла бы доверять, – начала она.
   – Говорите.
   – Строго между нами: я ни на секунду не думала, что твоя бабушка убила этого парня, – заметила Хилда, пристально наблюдая за Челси.
   Но та, живя много лет под одной крышей с Леверн и Банни, настолько хорошо приучилась скрывать свои чувства, что ни на лице, ни в голосе ничего не отразилось.
   – Надеюсь, вы не считаете, что бабушка взяла на себя вину за то, что совершила мама? – уклончиво спросила она.
   – Послушай, Челси, это не праздные домыслы. Я постоянно об этом думала и очень беспокоюсь. Предположим, только предположим, что твоя мать сошла с катушек в библиотеке еще до убийства, а не после, – очень тихо сказала она.
   – В чем смысл подобных догадок, Хилда?
   – Ничего странного, если Леверн хочет взять на себя вину и оградить дочь, наоборот, это очень благородно с ее стороны, но разве она не причиняет Банни огромный вред, лишая ее необходимого лечения? А если Банни серьезно больна, настолько, что может представлять угрозу окружающим, включая и тебя, например?
   – Господи Боже, Хилда! Вы ведь сами этому не верите? Моя мать – и угроза? Совершенно немыслимо!
   Хилда, вздохнув, наклонилась вперед и по-матерински мягко сказала:
   – Челси, дорогая, прошу, выслушай меня и потом решай, глупости это или нет.
   Девушка поглядела в глаза Хилде и кивнула.
   – Насколько я понимаю, твоя мать постепенно уходила все дальше от реальности и теперь не сознает, что происходит на самом деле, а что – на съемочной площадке. Вы обе заняты собственной жизнью, а Леверн помешалась на этом фильме, не говоря уж о том, что она тяжело больна. Поэтому никто ничего не замечал. Твоя мать без Леверн – ничто, только она может добиться от Банни по-настоящему талантливой игры.
   – По-моему, вы недооцениваете маму. Люди обычно видят в ней только то, что на поверхности, и не пытаются понять ее душу, – возразила Челси.
   – Возможно, но, так или иначе, Банни в тот день сыграла сцену огромного эмоционального накала, и к тому же блестяще, если верить Майку. Тот говорит, зловещая атмосфера была настолько ощутима, что на какое-то мучительное мгновение показалось, будто он в самом деле видит, как совершается убийство.
   – Она хорошая актриса, – вставила Челси дрожащим от напряжения голосом.
   – Одновременно со съемками Банни вступила в связь с этим гримером. Я расспросила людей и выяснила, что он спал с кем ни попадя, но ведь Банни никогда не довольствовалась тем, что ее попросту трахают, нет, ей необходимы романтика, любовь и преданность. Совсем как в ее фильмах! Но тут неожиданно все идет наперекосяк, точно как в сценарии «Пришельца». Фернандо не выходит на работу, ей в голову лезут всякие безумные мысли насчет того, что он ей изменяет, и все такое. Парень является домой, а ты и Леверн совершаете роковую ошибку, оставив его наедине с Банни.
   – О Господи, я снова и снова возвращаюсь к этому моменту, перебираю все в голове, думаю, что, если бы мы поступили чуть-чуть по-другому, этот человек остался бы в живых, – простонала Челси, по всей видимости, измученная собственной, хотя и небольшой, ролью в зловещем спектакле.
   – Ты не виновата, Челси, и, подозреваю, Леверн – тоже, во всяком случае, здесь нет ее прямой вины. Но позволь мне закончить. Что-то случилось. Они заспорили. Фернандо Сказал, что больше не хочет ее видеть, что она ему надоела, – словом, нечто в этом роде. Банни хватает нож для писем, наносит удар, только на этот раз камера не работает… нет камеры… просто нет. Входит Леверн, мгновенно понимает, что произошло, уничтожает улики и берет вину на себя. Почему бы нет? Она пожилая женщина, к тому же знает, что вот-вот умрет, так ведь? Банни – звезда, и кому еще, кроме матери, ее защитить? Иначе все, ради чего она жила и трудилась, пойдет прахом.
   – Предположим, так и было. Что же я должна делать, по-вашему?
   – По-моему, нет смысла прятаться от правды, Челси. Понимаю, странно слышать такие речи от агента, но я ив самом деле верю, что истина делает человека свободным, и очень беспокоюсь за тебя. Если позволишь втянуть себя в безумные фантазии бабки, считающей, что карьера Банни – единственная цель и смысл жизни, ты тоже станешь рабыней. Взгляни на свою мать, что, в конце концов, принесла ей эта проклятая слава?
   Челси отвела глаза и задумчиво ответила:
   – Вы не с тем человеком говорите, Хилда. В этой семье у меня нет власти и никогда не было, да и не будет, пока жива бабушка. Даже если бы я была уверена, что моя мать – социально опасная психопатка, я ничего не смогла бы сделать. Хотя она и больна, всем в доме заправляет бабушка. Неужели вы способны подумать хоть на минуту, что Леверн можно убедить сказать правду о дочери, возложить на маму вину за что-либо, особенно за убийство?
   В голосе девушки звучала унылая безнадежность, и Хилда почти пожалела, что заговорила на эту тему. Тем не менее она стояла на своем.
   – Челси, я только хочу, чтобы ты знала, чего ожидать, и была настороже. Думаю, Банни очень серьезно больна, по-настоящему безумна и, если Леверн действительно умирает, все заботы о матери лягут на твои плечи. Не позволяй этому разрушить твою жизнь.
   Челси молча выслушала предупреждение, и, хотя во многом была согласна с Хилдой, сознавала свое полнейшее бессилие изменить что-то. Словно какие-то злые силы терзали несчастную семью, жизнь трех женщин превратилась в кошмар, черное облако беды нависло над домом, и Челси понимала, что выхода нет.

ГЛАВА 61

   Хилда и Челси молча глядели на сидевшего за столом доктора в зеленом больничном костюме. Худшие страхи подтвердились – Леверн умирала.
   – Сожалею, что приходится говорить это, но, боюсь, слишком поздно. Никакой надежды. Началось, должно быть, в груди, там самые большие опухоли, оттуда метастазы идут в легкие. Мы сделали рентген как раз перед биопсией, в левом легком – огромная масса, этим объясняется постоянный кашель в последние несколько недель. Количество лимфоцитов подтверждает диагноз, и, хотя я не уверен, возможно, позвоночник и кости тоже затронуты.
   – Собираетесь провести мастэктомию?