— Это тебя не касается.
   — Видишь ли, это похоже на Пятую поправку к Конституции. Молчаливое признание в том, что ты чего-то не договариваешь. Ведь на самом деле вы не та, за кого себя выдаете, мисс Холланд?
   — Не более, чем вы, мистер Девлин, или как вас там зовут.
   — Тс-с, говори потише. Мне тоже не улыбается быть застуканным в твоей комнате. Я управляю курортом, госпожа Холланд, и делаю это не так уж плохо. К тому же я работаю на мистера Джованни и в других областях.
   — Да неужели? Обделываешь всякие темные делишки? Кто же ты все-таки такой, Маркус? Я ведь тебе уже как-то говорила, что ты не похож на человека, который согласится работать на кого-то другого, даже ради огромных денег. Ты одиночка, сам себе хозяин. Нет, здесь что-то не так. Я не верю тебе.
   — Рафаэлла… — начал было Маркус, но вовремя остановил себя и зевнул. Она действительно хорошо знает свое дело. Осторожно отбила нападение и заставила его самого прибегнуть к защите. Маркусу очень хотелось сказать ей правду, сказать, что он не преступник, сказать, что… Но он не мог. Надо ждать, запастись терпением. Это была невыносимая ситуация для них обоих. И Рафаэлла не была с ним на равных.
   — Поскольку твоя комната теперь свободна от молодых донжуанов, я могу с чистой совестью вернуться на свой одинокий матрасик. Может, хочешь, чтобы я посмотрел под кроватью?
   — Тогда тебе придется нагнуться. На твоем месте я не стала бы этого делать.
   Маркус лукаво приподнял черную бровь:
   — Хочешь сказать, что можешь дать мне пинка?
   — Уходи, и потише, пожалуйста. Таким же способом, как и вошел, если можно.
   Маркус помахал на прощание Рафаэлле и направился к балкону. Но вдруг неожиданно вернулся к девушке, обнял ее и поцеловал, нежно взяв пальцами за подбородок.
   — Мы с тобой пойдем далеко в море и будем ловить рыбу, хорошо? А потом зажарим ее на замечательном костре, который я разожгу — все-таки я был бойскаутом — на нашем частном пляже, и мы будем сидеть у огня… Ты играешь на гитаре? Нет? Мы будем петь друг другу песни о любви.
   Рафаэлла кивнула:
   — Да, это было бы чудесно. Я немного играю на флейте.
   Маркус снова поцеловал ее и проговорил:
   — На флейте? Тогда я подыграю на губной гармошке. Спокойной ночи, чертовка. Да, кстати, Рафаэлла, не такой уж я одиночка.
   Маркус ушел.
   Рафаэлла стояла, не отрывая взгляда от балкона. Больше всего на свете она хотела, чтобы все было по-другому. Но все было так, как было.
   Она проспала как убитая до восьми часов. Ее разбудила Коко, она принесла Рафаэлле поднос с чашкой кофе и рогалик.
   — Что это такое? Завтрак в постель, Коко? Может, у меня чума, а я еще об этом не знаю?
   — Я решила, что тебе это не помешает. Устраивайся повыше — я поставлю поднос.
   Пока Рафаэлла ела рогалик, Коко сидела на стуле напротив девушки, не произнося ни слова. Одета она была, как всегда, со вкусом — в белые хлопчатобумажные шорты, темно-синий топ и блузку в красно-белую клетку, искусно завязанную на поясе. Длинные ноги Коко были гладкими и загорелыми. Ее пышные белокурые волосы были тщательно уложены. Рафаэлла с завистью взглянула на молодую женщину.
   — Как тебе удается так хорошо выглядеть в такую рань?
   — Мне приходится, — ответила Коко небрежно. — Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, я не возражала, если кто-то врывался ко мне в комнату, чтобы разбудить меня. Я знала, что выгляжу великолепно даже с всклокоченными волосами и без косметики. Но сейчас, видишь ли, совсем другое дело.
   — Никогда не поверю, — заявила Рафаэлла, сделав большой глоток кофе. — В любом случае к тебе это не относится. Ты будешь выглядеть роскошно и в восемьдесят лет. Все дело в костях. А они у тебя превосходные.
   Коко не была лишена чувства юмора, поэтому улыбнулась, еле заметно расправив плечи. Она подождала, пока Рафаэлла откусила еще кусочек рогалика, затем неожиданно спросила:
   — Что произошло сегодня утром? Я видела, как Делорио выходил из твоей комнаты в одних трусах.
   — Лучше бы ты его не видела. Прошу тебя, Коко, не рассказывай об этом Доминику. Я не знаю, как он себя поведет. А Делорио я все объяснила. Он больше не будет пытаться ничего сделать.
   — Как скажешь. Ты встречаешься с Домиником сегодня? — Когда Рафаэлла кивнула, Коко поднялась и проговорила: — Ладно, в таком случае увидимся за обедом.
* * *
   Маркус рассказывал Сэвэджу о Марселе и Жаке Бертране. Когда он закончил, его двоюродный брат решительно проговорил:
   — Ладно, приятель, поиграли и хватит. Харли не будет против. Выходи из игры, Маркус. Джованни — мишень, а погибнешь ты. Один раз тебе повезло, черт побери, даже два. Третьего раза не будет. Мы закрываем дело дяди Морти. Возвращайся домой.
   Слова Джона звучали соблазнительно, очень соблазнительно, но Маркус покачал головой и произнес:
   — Нет, еще рано, Сэвэдж. Мы не получим компрометирующих сведений о Доминике до тех пор, пока не выясним, что скрывается за «Вирсавией». До этого момента Джованни не станет заниматься делами. — Маркус помолчал, вздыхая. — И кроме того, теперь дело не только в одном Джованни.
   — Репортерша.
   — Да. И не пытайся убедить меня в том, что ты фаталист или, еще хуже, экстрасенс. — И он рассказал Сэвэджу об удаве.
   На другом конце линии длинно присвистнули.
   — Все это становится еще запутаннее, чем внешняя политика нашего государства в отношениях с Центральной Америкой. Что ты собираешься делать?
   — Я много думал над этим, — проговорил Маркус. — Скорее всего мы с госпожой Холланд отправимся на поиски «Вирсавии». А когда мы найдем ее, Джованни провернет какое-нибудь крупное дельце, чтобы подтвердить свой престиж, заключит какую-нибудь крупную и смелую сделку с целью потрясти соперников — вот тогда мы и припрем его к стенке.
   Маркус улыбнулся, когда обычно такой сдержанный Джон Сэвэдж фыркнул на другом конце провода.
   Пять минут спустя Маркус уже был в тренажерном зале и направлялся в мужскую раздевалку.
   — Привет, босс. Как твои подружки?
   Маркус улыбнулся Оторве — сегодня в ее обесцвеченных волосах красовалась ярко-зеленая прядь. Он будет скучать по ней, когда покинет резиденцию, и еще по Келли и почти по всем тем людям, которые работали вместе с ним на курорте.
   — Подружки в порядке. А как твой красавчик из Сан-Диего?
   — А, этот. — Оторва пожала плечами и с силой хлестнула полотенцем по тренажеру. — Это уже вчерашний день. Ты оказался прав, он больше заботился о собственном оргазме, чем обо мне. Клянусь, сейчас у меня никого нет.
   Маркус оглядел зал: взгляд его остановился на незнакомом мужчине, делающем отжимания.
   — А это кто такой, Оторва? Вон тот темноволосый мужчина с плоским животом и потрясающим загаром?
   Оторва оглянулась и посмотрела в ту сторону, куда указывал Маркус.
   — Действительно, ничего, — проговорила она, улыбнулась Маркусу и, покачивая бедрами, направилась к незнакомцу; длинные ноги девушки были обтянуты ярко-розовым трико, ядовито-зеленая прядь, как маяк, сверкала в волосах.
   — Удачи, — прошептал Маркус ей вслед. Тренировка заняла у него сорок пять минут. Затем он вернулся в офис и тут же попал в плен к Келли, у которой скопилась целая гора бумаг, ожидавших его подписи.
   — Теперь, босс, — проговорила Келли, следуя за Маркусом в его кабинет, — считайте, что вы — мой пленник. Пожалуйста.
   И целых два часа она не выпускала его из комнаты ни на минуту.
   Потом Маркус разбирался с садовником, который напился и приставал к гостье. Та требовала теперь применить к нему жестокое наказание.
   После этого пришлось повозиться с профессиональным картежником, проникшим на курорт с поддельными документами. Начальник охраны в казино Абрамович вычислил его всего за один час. И выгнал до того, как тот успел сорвать банк. Маркус собственноручно посадил жулика в вертолет, направлявшийся в аэропорт Сент-Джонса.
   В этот вечер Маркус совершал обход казино, впервые жалея про себя, что он не в резиденции: его снедало беспокойство за эту чертову возмутительницу спокойствия. В этот момент три женщины из Нью-Йорка подошли и мило заговорили с ним. Маркус держался любезно. В два часа ночи, стараясь не задеть ничьи чувства, он в одиночестве отправился к себе на виллу. Маркус не мог припомнить случая, когда он вел себя так грубо с гостями. Но казалось странным, что он почти не чувствовал интереса ни к одной из женщин. По правде говоря, Маркус с большим удовольствием предпочел бы встретиться с Рафаэллой на лужайке перед своей виллой или где-нибудь еще.
   Подобные мысли не давали Маркусу покоя и на следующее утро, когда случилось непредвиденное. Ему доставили конверт, на котором толстым черным фломастером было выведено «ЛИЧНО». Келли молча протянула конверт Маркусу, лицо ее казалось слегка растерянным.
   Маркус улыбнулся ей, удалился в свой кабинет и закрыл дверь. Внутри конверта лежал всего лишь один сложенный листок бумаги, и послание, написанное черными печатными буквами, было кратким:
   ТЫ НИКУДА НЕ ДЕНЕШЬСЯ, ДЖОВАННИ. ВИРСАВИЯ СОВСЕМ РЯДОМ. ТЫ ПОКОЙНИК.
   Все это походило на дурацкую мелодраму, глупую детскую игру в разбойников.
   Но записка била прямо в цель. Посланник «Вирсавии» был на острове. И никто не имел ни малейшего представления, кто он. Если это вообще один из гостей. Убийцей мог оказаться и кто-нибудь из резиденции. Даже Рафаэлла.
   Маркус выругался от охватившего его отчаяния.
   Он покинул курорт и, взяв мотороллер, отправился через горы в поместье Джованни. Добравшись туда к обеду, Маркус прошел в библиотеку, где сидели Доминик и Рафаэлла: у нее на коленях лежал раскрытый блокнот, ручка застыла в воздухе. На столе Доминика стоял диктофон. Интересно, это была идея Рафаэллы или все дело в тщеславии Джованни?
   Когда Маркус вошел, Рафаэлла подняла на него глаза, и в них вспыхнула радость. Радость от того, что она видела человека, в которого была влюблена. Возможно, он был преступником, хотя она и молила Бога, чтобы это было не так, но это уже не имело значения: в первый раз за всю свою сознательную жизнь Рафаэлла полюбила мужчину.
   Но как спасти его? Как заставить уехать отсюда, подальше от Доминика Джованни? Как заставить его избежать угрозы быть искалеченным или убитым? Из этого следовал еще один вопрос: «Какие цели преследовал Маркус?»
   — Привет, Маркус, — непринужденно поздоровался Доминик. Поколебавшись всего секунду, он так же легко проговорил, обращаясь к Рафаэлле: — Пойди отдохни, моя милая девочка. Я совсем заговорил тебя. Увидимся чуть позже. — Доминик наклонился к столу и выключил диктофон.
   Он хотел от нее избавиться. Выходя из библиотеки, Рафаэлла кивнула Маркусу. Ее так и подмывало остаться у двери и послушать, но Меркел, вездесущий Меркел, оказался тут как тут: он покачал головой и направил Рафаэллу в гостиную, где сидели Коко с Паулой, возвратившейся несколько часов тому назад.
   Меньше всего на свете Рафаэлле хотелось видеть Паулу. Ее внимание было приковано к библиотеке. Что произошло на этот раз? Рафаэлла беспокоилась, напряженно размышляя над тем, каким образом позже выведать у Маркуса содержание его беседы с Домиником.
   — Итак? — вопросительно произнесла Паула, сделав глоток мартини.
   — Привет, — задумчиво поздоровалась Рафаэлла. — Мне не надо коктейля, Джиггс. Принеси чай со льдом. Спасибо.
   Джиггс улыбнулся ей:
   — Простой чай, мисс Рафаэлла?
   Девушка кивнула, и дворецкий неслышно вышел из гостиной.
   — Итак? Мой дорогой свекор еще не закончил с тобой?
   Рафаэлла решила не попадаться на крючок и пропустила намек мимо ушей.
   — Как Майами?
   — Жарко, но весело, не так скучно, как здесь. Всякие магазины, шоу, интересные люди, с которыми можно поболтать.
   — Островная лихорадка, — заметила Коко. — Тебе следовало остаться там еще на какое-то время, Паула.
   — Я и хотела, но Доминик позвонил мне сегодня утром и приказал возвращаться. Можно подумать, я малолетка какая-нибудь.
   И тут Рафаэлла поняла: «Боже правый, он догадался! Или Коко рассказала ему о Делорио». Рафаэлла испытующе взглянула на молодую женщину, но та внимательно изучала свои ногти и не подняла взгляд.
   — И Делорио не очень-то был рад меня видеть, — добавила Паула. — Он отдал тебе трусики?
   Рафаэлла улыбнулась:
   — Да, отдал. Это были мои любимые.
   Паула вскочила со стула, лицо ее побелело от ярости.
   — Ох, ради всего святого, не заводись, Паула. Сядь. Мне абсолютно не нужен твой муж. Перестань кипятиться. И так слишком жарко.
   — Хоть бы ты сдохла, — отчетливо проговорила Паула и вышла из комнаты.
   — Сколько ей лет, Коко?
   — Восьмого исполнится двадцать четыре.
   — Так я и думала.
   — А что хотел Маркус? Линк сказал, что он только что приехал. Мы не ждали его раньше вечера.
   — Да, Маркус здесь, и я не знаю, что происходит. Доминик попросил меня уйти раньше, чем я смогла что-либо разузнать.
   — Думаю, тебе удастся выяснить это: не у одного, так у другого, — мягко произнесла Коко. — Тебе нравится этот персиковый оттенок у моего лака? Он называется «Закат на Карибском море».
* * *
   В библиотеке Маркус после долгого молчания наконец заговорил:
   — Итак, Доминик, что ты об этом думаешь?
   — Наши исчезнувшие было негодяи снова появились. Ведь ты знаешь о библейской Вирсавии. Она была матерью Соломона, женой царя Давида. Помнишь, Давид женился на ней после того, как отправил ее мужа на верную гибель в бою?
   Маркус кивнул:
   — Смутно. Моя мать всегда читала Ветхий Завет вечерами по понедельникам.
   Маркус стоял у раскрытого окна, откуда открывался бесподобный вид. Буйство красок — ярко-оранжевых, пурпурных и красных — было великолепным; пышные бутоны, витавшие в воздухе ароматы и яркие оттенки цветов запоминали роскошную оранжерею. Настоящий Эдем, но теперь в нем за каждым кустом скрывалась опасность, низко, очень близко. Кто же прислал записку с угрозой?
   Внезапно Маркус задал себе вопрос, не в приступе ли безумия он решил рисковать жизнью ради того, чтобы разделаться с Джованни. И не выглядит ли все это как глупая бравада? Маркус не знал. Но надеялся, что нет. Он повернулся к Доминику:
   — На что вы намекаете? Доминик пожал плечами:
   — Ни на что. Это история из Библии.
   — Вы хотите сказать, что, возможно, кто-то считает вас виновником гибели какого-то мужчины?
   — Чтобы я смог завладеть его женщиной, когда он погибнет? Не знаю, Маркус. Все это кажется нереальным. Взять, к примеру, Коко. Когда мы познакомились, у нее был друг — этакий здоровяк, не слишком умный. И я легко отделался от него, поскольку он был беден, хотя и красив. Это обошлось мне в десять тысяч долларов; парень тут же остыл и потерял всякий интерес к Коко. Не исключено, что название «Вирсавия» вообще не имеет ко всему этому никакого отношения.
   — Я обо всем подумал, Доминик, и считаю, что пришло время для решительных действий. У меня есть план.
   Доминик слушал не перебивая. Когда Маркус закончил, Доминик долгое время хранил молчание. Затем медленно кивнул головой.
* * *
   Было поздно, почти десять, когда Маркус и Рафаэлла сидели друг против друга на веранде возле бассейна. Маркус намеренно сохранял дистанцию. Он не мог иначе. Ему страшно хотелось утопить в бассейне еще одни трусики. И чем больше Маркус думал об этом, тем сильнее у него дрожали руки и тянуло в паху.
   — Пошли на пляж.
   Рафаэлла взглянула на Маркуса, слегка растерявшись, но только на мгновение. Она облизнула губы.
   — А охранники туда не ходят?
   — Нет.
   — Тогда пошли. Мне взять купальник?
   Маркус лишь покачал головой.
   — Может, скажешь, почему нет?
   — Потому, что я уезжаю. Я отправляюсь на поиски «Вирсавии», а для начала надо разыскать Оливера, ведь он — наша главная ниточка. И я не желаю оставлять тебя здесь одну. Если Делорио не доберется до тебя, то тот неизвестный, который пытается запутать тебя, придумает что-нибудь новенькое. Я не хочу, чтобы твои неприятности были на моей совести.
   — Я не могу уехать. Я не безрассудна, но и не полная дура.
   — Вы много чего «не», госпожа Холланд.

Глава 17

   Лонг-Айленд, Нью-Йорк
   Апрель, 1990 год
 
   Чарльз прижал руку Маргарет к губам. Кожа ее была сухой, и он почувствовал, что злится. Частные медсестры, нанятые им, не следили за ней должным образом. Чарльз раздраженно пошарил в ящике около кровати и нашел крем для рук. Затем принялся нежно втирать крем в ее запястья, массировать предплечья и ладони, пока кожа снова не обрела мягкость и эластичность. Занимаясь этим, Чарльз тихо говорил с женой:
   — Пожалуйста, проснись. Ты нужна мне, Маргарет. Ты даже не можешь представить себе, как сильно нужна. Я видел эту женщину, чья машина врезалась в твою. Я говорил тебе о ней, дорогая, помнишь? Она — его жена, и я уверен: он послал ее убить тебя. Разве это мог быть несчастный случай? Или совпадение? Не верю, хотя ты проезжала мимо ее дома. Почему? Ты хотела увидеть ее? Вы с ней немного похожи, она вполне могла бы сойти за твою старшую сестру.
   Может, она пыталась убить тебя, потому что узнала о твоем романе с ее мужем и о ребенке? Может, в ней взыграла ревность? Как мне поступить? Сделать так, чтобы ее арестовали? Чтобы ее фотография появилась рядом с твоей во всех газетах? Нет, этого нельзя допустить. — Чарльз немного помолчал и продолжил: — Что же мне делать, Маргарет? Я могу повлиять на то, что будет напечатано завтра в моих газетах, но как быть со всеми остальными? Это будет крайне неприятно. Репортеры налетят в больницу, как вампиры, будут прятаться на каждом углу и мучить всех многочисленными вопросами: «Думают ли врачи, что ты умрешь? Рассказывала ли ты когда-нибудь о своих любовниках? Что все думают обо мне как о твоем муже?» Ты ведь даже не знаешь, дорогая, даже не представляешь, что будет. Я так боюсь, что они узнают о твоей связи с этим преступником и распустят о нас кучу сплетен. — Говоря, Чарльз машинально гладил пальцы жены. — Я узнал, что один из репортеров той газеты, в которой работает Рафаэлла, пристал к какой-то женщине с ножом к горлу, и все ради того, чтобы выяснить, что она чувствовала, когда узнала о гибели своего сына, разбившегося на военном самолете.
   Голос Чарльза прервался от волнения, но он быстро взял себя в руки.
   — Как я ненавижу этого ублюдка за то, что он с тобой сделал! И делает до сих пор. А ведь ты даже не догадываешься, что я обо всем знаю. И никто не догадывается. Ты так уверена, что все надежно от меня скрыла. Помнишь, как в прошлом августе ты полетела в Палм-Спрингз, а я не мог сопровождать тебя? Тогда я и нашел дневники — случайно, клянусь тебе. Я прочитал их от корки до корки. Боже, как же я его ненавижу!
   Маргарет тихонько застонала. Ресницы ее задрожали, пальцы еле заметно сжали его руку. Маргарет приоткрыла рот и отчетливо проговорила:
   — Нет… Нет, Доминик. Рафаэлла, пожалуйста, ты должна понять.
   — Маргарет?! Бог мой, Маргарет? — Чарльз принялся трясти ее, бормоча, легонько похлопывая по щекам, сжимая ее руки.
   Она назвала его имя. Чарльз ощутил такой острый укол боли, что даже застонал. Доминик. Доминик Джованни. Этот преступник — отец Рафаэллы. Слава Богу, что девочка ни о чем не догадывается. И Маргарет произнесла его имя вместе с именем Рафаэллы. Чарльз не сводил глаз с бледного лица жены. Но глаза Маргарет уже закрывались… Нет, нет!
   Маргарет была неподвижна, руки ее безжизненно вытянулись вдоль тела: она лежала, чуть отвернув от него голову на подушке. Чарльз снова и снова жал на кнопку вызова медсестры. Затем рванулся к двери и заорал:
   — Скорее сюда! Быстрее! Она очнулась!
 
   Остров Джованни
   Апрель, 1990 год
 
   Маркус приподнял Рафаэллу, крепко сжимая пальцами ее ягодицы, и слабо улыбнулся, когда почувствовал ее трусики — тоненькое, но все-таки препятствие; он одним движением сорвал их.
   Маркус стоял обнаженный, как, впрочем, и Рафаэлла. Он приказал девушке обхватить ногами его бедра и помог Рафаэлле, приподняв ее в воздухе, в это время девушка не переставала осыпать поцелуями его губы, нос, ухо.
   — Маркус, — повторяла Рафаэлла снова и снова, — Маркус. Маркус.
   Ему нравилось, как звучит его имя в ее устах.
   Когда ее ноги крепко обвили его тело, Маркус, лаская Рафаэллу пальцами, изо всех сил прижал ее к себе. Он застонал от удовольствия, почувствовав, как она судорожно прижалась к нему, вздрогнула и обмякла, а потом прижалась к его телу еще крепче — это сводило его с ума.
   — Я так скучал по тебе, — прошептал Маркус на ухо Рафаэлле, затем повернулся к ней лицом и крепко поцеловал в губы.
   — Это… всего лишь… секс.
   Маркус засмеялся, но руки его не переставали ласкать девушку, он слегка приподнял Рафаэллу в воздухе и наконец овладел ею. Проникая все глубже и глубже, он почувствовал приближение оргазма, сжал ее ягодицы и крепко прижал к себе, лишая Рафаэллу возможности пошевелиться.
   — Не двигайся. Я хочу остаться в тебе.
   — Нет, — прошептала Рафаэлла, — я не буду.
   Но не смогла сдержаться: мышцы ее бессознательно напряглись, и она сжала внутри себя его напряженную плоть. Маркус застонал от наслаждения, и в следующее мгновение он уже знал, что все кончено, — он оставил Рафаэллу без оргазма. Маркус сделал слабую попытку остановиться, но было слишком поздно.
   Когда ему удалось унять глубокое неровное дыхание, от которого судорожно вздымалась грудь, когда пальцы его уже лежали спокойно, перестав ласкать Рафаэллу, девушка склонила голову на плечо Маркуса и уткнулась лицом ему в шею. Он почувствовал, как ноги ее обмякли и Рафаэлла расслабилась.
   Очень медленно Маркус позволил Рафаэлле опуститься вниз вдоль его тела. Ему ужасно не хотелось выходить из нее, и еще мгновение Маркус помедлил, продолжая держать Рафаэллу так, что его плоть оставалась в ней. Затем со вздохом Маркус позволил девушке встать.
   Они стояли по щиколотку в теплой морской воде. Именно на этом месте Маркус схватил Рафаэллу, поднял ее на руки и заставил обвить его бедра ногами…
   — Рафаэлла?
   — Гм? — Ее руки обхватили его за талию. Волосы на груди Маркуса щекотали Рафаэлле нос, и она поцеловала их, намочив волоски языком.
   Даже ощущение ее влажного горячего языка на груди могло зажечь в Маркусе огонь. Он слегка отстранил Рафаэллу от себя.
   — Послушай, извини, что я вел себя по-свински. Больше это не повторится. В мои планы входишь только ты: лежащая на спине, ноги раздвинуты, а я лежу между ними; ты приподнимаешься и прижимаешься к моим губам. Помнишь ту первую ночь, когда мне даже пришлось закрывать тебе рот рукой, так громко ты кричала?
   Рафаэлла провела рукой по его животу — ее пальцы крепко, но нежно обхватили его плоть. Возбуждение все еще не покидало Маркуса: член его был влажным и скользким, пальцы Рафаэллы двигались по нему вверх-вниз. Она чувствовала, как он становится твердым и горячим в ее ладони.
   — Возможно, и у меня есть на тебя свои планы, Маркус.
   Маркус прекрасно знал, что такое песок и где в конце концов он может оказаться. Поэтому он заставил себя не спешить и расстелить на земле рубашку, чтобы уложить на нее девушку. Маркуса тяготила каждая секунда, когда его губы не касались Рафаэллы.
   — Ложись, — приказал Маркус и опрокинул Рафаэллу, поддержав ее за спину, чтобы уберечь от падения; затем уложил девушку так, как хотелось ему самому.
   Рафаэлла во всем слушалась Маркуса, абсолютно не сопротивляясь, — все это возбуждало ее.
   — Согни колени, — приказал он ей и устроился у нее между ног, также привстав на коленях; затем широко раздвинул ей ноги, шире, еще шире. Когда Рафаэлла машинально приподняла ягодицы, Маркус тут же приник к ней губами и языком, изучая, лаская ее нежную плоть. Рафаэлла считала, что может потерпеть еще немного, но это оказалось невозможным: ноги ее напряглись, тело изогнулось. Она закричала — на этот раз Маркус не останавливал ее. Он слушал крики девушки, проникая языком внутрь нее, легонько щекоча ей плоть зубами. Когда оргазм захлестнул Рафаэллу, Маркус приподнял руками ее ягодицы, приникнув к ним лицом. Пальцы Рафаэллы гладили Маркуса по волосам, прижимая его лицо все крепче и крепче.
   Дав Рафаэлле немного отдышаться, Маркус накрыл ее своим телом и глубоко вошел в нее.
   — Рафаэлла?
   — Это было чудесно, — не без труда выговорила она. Маркус проник в девушку еще глубже, и она улыбнулась ему.
   — Почему бы нам на этот раз не кончить вместе? Ты готова?
   Рафаэлла затрясла было головой и хотела возразить, что у нее нет больше сил и внутри ничего не осталось, но это была неправда. Она была совершенно готова испытать наслаждение одновременно с Маркусом. Рафаэлла всегда думала, что обладает здоровыми реакциями, однако никогда раньше не считала два оргазма подряд чем-то нормальным. Но вот это происходило снова, стоило пальцам Маркуса опять начать ласкать ее, а его телу крепко прижаться к ней. Рафаэлла почувствовала, как желание растет у нее внутри, становясь все сильнее. И она тихо застонала у него на плече, почти теряя рассудок от удовольствия; а Маркус принялся целовать ее и продолжал целовать до тех пор, пока оргазм не настиг и его.
   — Вот и все. Я кончил. — Он лежал на Рафаэлле сверху, навалившись всей своей тяжестью, и она была совсем не против. — А еще у меня песок… внутри…
   Рафаэлла засмеялась и почувствовала, как Маркус вышел из нее.
   Приподнявшись на локтях, Маркус взглянул на Рафаэллу. Он внимательно изучал ее лицо. Теперь оно стало дорогим для него, и от этого Маркус чувствовал себя не в своей тарелке. Это не было ему нужно, по крайней мере сейчас.