Страница:
Коко умолкла, молчали и мужчины. Напряженная тишина длилась невероятно долго. Чарльз уже был готов взорваться, когда Джованни наконец тихо спросил:
— Но почему, Коко? Почему?
Коко недоуменно посмотрела на него. Неужели он так ничего и не понял?
— Ведь я все тебе уже сказала, всю правду. Ты убил нашего неродившегося ребенка. Я была беременна девочкой, а ты заставил меня сделать аборт. Мало того, ты приказал этому мяснику стерилизовать меня, будто паршивую кошку. Ты постоянно изменял мне, пренебрегал мной, презирал меня — я была всего лишь шикарной любовницей, твоей собственностью, твоей подстилкой, я безропотно исполняла все твои желания, все капризы. Потом я обнаружила, что сделал со мной этот твой доктор. Когда семь месяцев назад я встретила на курорте мистера Ратледжа, мы подружились, и я узнала, что ты сделал с его женой.
В конце концов мы решили убить тебя, избавить от тебя мир. Я была так счастлива, что он приехал на курорт и нашел меня, а я нашла его… Для его несчастной жены ты стал настоящим жутким наваждением, и она возненавидела это наваждение за то, что оно отравляло жизнь и ей, и Чарльзу, разрушало их семейное счастье — она ненавидела тебя и не могла больше все это терпеть.
Ты погубил Маргарет, ты исковеркал и мою жизнь, — продолжала Коко, — и все из-за этой твоей бредовой идеи насчет великой династии. — Совершенно неожиданно Коко рассмеялась звонким, раскатистым смехом. — И вот тебе награда — Делорио! Тут уж ты точно добился желаемого: мальчишка почти твоя абсолютная копия и отличается от оригинала разве что овладевающими им время от времени садистскими припадками. Свои ты научился контролировать. И еще одно. Делорио никогда не поверит, что ты неповинен в смерти его матери. Никогда.
К удивлению Чарльза, Доминик ничего не сказал. Он по-прежнему сидел, впившись взглядом в Коко, но не произнося ни слова. Чарльз поднялся.
— Мне надо позвонить в больницу, справиться, как там моя жена.
Доминик поглядел на него так, будто удивился, что Чарльз еще здесь, и улыбнулся.
— Я припоминаю, Маргарет всегда была чрезвычайно шустра в постели, вне постели, на травке, в моей машине, у стенки — да где угодно. Помнится мне, как у нас это было в первый раз. Дело было летом, и я лишил ее невинности на полянке, в море цветов. Полянку я, естественно, присмотрел заранее. Выглядело в высшей степени романтично, как раз то, что надо для такой невинной и чувствительной девочки. В свои двадцать лет Маргарет как любовница была не менее опытна, чем женщина в возрасте Коко. Не столь талантлива, как Коко, но все же чертовски хороша.
Чарльзу не были свойственны необузданные порывы, поэтому ярость, нахлынувшая на него при этих словах Джованни, клокотала в груди; он трясся от возмущения и был готов броситься на Доминика и превратить его физиономию в кровавое месиво.
— Из всех моих женщин, — задумчиво и мечтательно, но одновременно с издевкой продолжал Доминик, — Маргарет была самой изобретательной. Сейчас тоже?
Чарльз смотрел на Доминика широко раскрытыми глазами, отчаянно пытаясь сдержать себя. Он опасался, что стоит ему самому раскрыть рот, как он немедленно бросится на Джованни, как это недавно сделал Маркус. Или окажется распростертым на полу, как Рафаэлла. Никогда в жизни Чарльзу не было так трудно сдерживать себя, но он поборол гнев и спокойным ровным голосом повторил:
— Мне необходимо справиться, как там моя жена.
Он видел, что в глазах Доминика мелькнуло раздражение. Господин Джованни не привык к такому безразличию, к тому, чтобы люди, к которым он адресовал свои язвительные замечания, пропускали их мимо ушей. Чарльз просто стоял и ждал, лицо его было бесстрастным. На этот раз спокойствие далось ему чуть легче.
Доминик махнул рукой в сторону телефона и с раздражением бросил:
— Звоните. Черт с вами.
Чарльз набрал номер, подождал минуты две, пока на том конце сняли трубку. Ему сказали, что ничего не изменилось — Маргарет по-прежнему в коме, реакции отсутствуют, однако результаты последнего сканирования свидетельствуют о некотором прогрессе. Чарльз сказал дежурной сестре, что на какое-то время задержится — нет, нет, он не знает, на сколько именно, — и повесил трубку.
— Спасибо, — поблагодарил он Джованни и сел на прежнее место. Ему хотелось в туалет, но не настолько сильно, чтобы снова рисковать, прося Джованни об одолжении. Чарльз, разумеется, заметил, что молчаливый охранник у двери держал его на мушке во время всего телефонного разговора.
— Это может показаться вам чрезвычайно странным, мистер Ратледж, — заговорил Доминик, — но мне действительно искренне жаль, что я должен убить вас. Я понимаю, почему вы хотели — хотите — моей смерти. Просто некоторые мужчины испытывают к возлюбленным невероятно глубокие чувства. Лично я этого не понимаю. Но это факт. Однако вы проиграли. Ведь вы — любитель, поэтому обречены на поражение. Хотя надо признать, что женщина, которую вы наняли в первый раз, — Тюльп, действительно была хороша, очень хороша. Это Коко помогла вам найти ее? Как верно заметила Коко, именно Маркус спас мне тогда жизнь. Конечно, он сделал это отнюдь не из любви ко мне. Как я понимаю, преданность тут тем более ни при чем — Маркус спас меня только потому, что не мог арестовать за незаконную торговлю оружием, не захватив с поличным. Я был ему нужен не мертвым, а за решеткой.
— Значит, ты выяснил наконец, кто такой Маркус? — спросила Коко.
— Это было не слишком трудно. Всего лишь один телефонный звонок. Ведь я знал его настоящее имя. Он работает на Таможенную службу США. И ты тоже, Коко?
— Нет, увы… К сожалению. Я даже не знала его настоящего имени.
— А теперь, моя дорогая, я хочу пойти и лечь с тобой в постель в последний раз. Идем же, Коко, идем наверх, и немедленно. От этих воспоминаний о Маргарет и ее талантах я так распалился, что не могу ждать ни минуты. Мистер Ратледж может остаться здесь и поразмышлять о близкой смерти.
Коко, к немалому удивлению Чарльза, поднялась без малейшего колебания. «Может быть, она задумала прикончить Доминика в постели, — подумал он. — Неужели Джованни станет заниматься любовью в присутствии охранников, чтобы обезопасить себя от собственной любовницы?»
Доминик взял Коко за руку и повел к выходу, но в дверях повернулся к Чарльзу:
— Да, кстати, мистер Ратледж, когда вас не станет, я обещаю вам, что буду регулярно справляться о состоянии Маргарет. И если вдруг она придет в сознание, если, даст Бог, поправится — кто знает? — быть может, я вернусь к ней, чтобы поглядеть, достигла ли она зрелости, проверить, сумели вы или нет поддерживать ее в надлежащей форме. — Он замолчал и нахмурился. — Вы знаете, в молодости я не был таким обходительным с дамами, как сейчас. Я не лгал им, не нашептывал им то, что они хотят услышать, кроме тех случаев, разумеется, когда мне вдруг хотелось увидеть женщину снова. Это была игра, охота, погоня. Наметил, высмотрел пташку — непременно девственницу — и хлоп, клетка захлопывается! Маргарет далась мне слишком легко. Но если уж разрыв, то навсегда — такова была в те годы моя философия. Может быть, я и в самом деле был слишком крут с Маргарет во время нашей последней встречи. Она была так молода, и я действительно не могу вспомнить, собирался ли я продолжать эту связь, роди она от меня сына. Как знать? Все же я считаю, что сделал Маргарет одолжение. Окажись на моем месте другой, ему пришлось бы с ней повозиться. А я обучил ее как следует.
Чарльз ничего не сказал. Он понимал, что проявление гнева с его стороны лишь дало бы Джованни то, чего он хочет. Поэтому он намеренно игнорировал Доминика, наблюдая его досаду и разочарование. В конце концов Джованни повернулся и вышел, вцепившись в локоть Коко.
Неужели сейчас он затащит ее в постель, а потом убьет? Чарльз покачал головой. Ход мыслей Джованни был недоступен его пониманию. А то, что он говорил о Маргарет!.. Чарльз отлично запомнил начало ее дневника: «Он был великолепным лжецом! Просто отменным!» Но это лишь вначале — под конец он поступил с ней как последний негодяй. А с каким презрением он относится к женщинам! Господи, к половине рода человеческого! Чарльз никак не мог этого понять.
Но тут он вспомнил о Клаудии, подумал о том, как использовал ее и других женщин до нее — использовал в свое удовольствие, и никогда, ни разу не задумался, имеет ли он на это право, ведь в конце концов он им так щедро платил.
Теперь было слишком поздно. У него уже не будет возможности излечить свою душу, попытаться склеить то, что он сам разрушил, очистить свою совесть. Он так и погибнет на этом злосчастном острове и никогда больше не увидит Маргарет. Чарльз подумал о Рафаэлле. Она никому не причинила зла, но ей тоже суждено было умереть.
И все же хоть одно доброе дело он совершил. И Коко тоже. Только одно, но этим, увы, придется ограничиться.
Чарльз закрыл лицо руками и зарыдал.
К ее великому удивлению, тот вдруг рухнул на пол, откатился в сторону и, встав на колени на безопасном расстоянии, взмолился:
— Черт возьми, пощадите меня! Я пришел сюда, чтобы спасти вас. Я не враг! Я, можно сказать, герой-избавитель.
Рафаэлла слышала каждое слово совершенно отчетливо, но уже не могла остановить свою руку. Только дьявольская реакция спасла мужчину от удара по почкам. Он ухватил девушку за лодыжку, резко дернул и, притянув к себе, обнял.
На этот раз его слова звучали не столь героически. Он прошипел ей в ухо:
— Прекратите! Верьте мне — я здесь, чтобы спасти вас. И я не один.
Рафаэлла тяжело дышала. Боль, страх, слабость. Как она ненавидела свою слабость. Едва слышно она выдохнула:
— Кто вы?
— Ох, слава тебе Господи — к вам вернулся дар речи. Я Джон Сэвэдж, а вы, как я понимаю, Рафаэлла Холланд? Та самая, на которой Маркус решил… — Он запнулся. — Вы в порядке? Вы вся дрожите. Я вам ничего не повредил?
— Нет, все нормально. Просто пару дней назад у меня был выкидыш, и я еще немного слаба. Отпустите меня, я не стану больше… Я вам верю.
Прежде чем отпустить, Сэвэдж поднял Рафаэллу на ноги. Выглядела она ужасно: темные круги под глазами, волосы всклокочены, на щеке ссадина, одежда измята. А как бледна!
— Сядьте-ка, — велел он Рафаэлле.
Выкидыш! Джон не мог поверить, что Маркус — Маркус! — способен на такую беспечность — допустить, чтобы от него забеременели. Вот это храбрость и самообладание — не раздумывая, бросилась врукопашную на вооруженного мужчину.
Рафаэлла опустилась на кровать, сделала несколько глубоких вдохов и сказала:
— Маркус в сарае, там, где гаражи. Они называют это место кладовкой, но на самом деле это местная тюрьма. А все-таки что вы тут делаете? Как вы сюда забрались? Ведь вы партнер Маркуса, да? Его двоюродный брат?
— Да, мэм. Рад с вами познакомиться. — Сэвэдж протянул руку, и Рафаэлла пожала ее. — Теперь о главном. Пожалуйста, расскажите все, что мне необходимо знать, чтобы нам благополучно выбраться отсюда.
— Знаете, Джон, я не раз размышляла, как выбраться из всей этой дьявольской истории, но, к сожалению, так ничего и не придумала. Вы упомянули, что пришли не один…
— Маркус описывал вас иначе, — задумчиво произнес Сэвэдж. — Он еще говорил, что вы… нет, не обращайте внимания. Действительно, я не один — мои ребята наготове и ждут приказа, чтобы ворваться сюда и навести тут порядок.
— Присядьте, сэр. Я расскажу вам, что тут происходит. Потом вместе решим, что нам делать.
Что же делать?
Доминик, по-видимому, уже все о нем знает, знает все обо всех. Теперь Маркусу стало ясно, что именно Коко все это время действовала против Доминика на его собственной территории. Странно, что до сих пор это ни разу не приходило ему в голову. И все-таки не совсем понятно, почему это она, казалось, ни с того ни с сего набросилась на Джованни с такой яростью, высказав ему все разом… Что же касается Чарльза Ратледжа, до Маркуса по-прежнему не доходило, как это столь высокообразованный, благородный и законопослушный джентльмен мог замышлять убийство. Но ведь и повод был весьма серьезен. Более чем серьезен — во всем этом была какая-то неизбежность, предопределенность.
Похоже, что теперь ему оставалось лишь одно — предстать перед палачами Доминика и, по возможности, с достоинством встретить смерть. Он яростно тряхнул головой. Как он только мог смириться с этим, как он, мечтатель и авантюрист, мог, пусть на какое-то мгновение, допустить подобный исход? Да что с тобой, Маркус?
Нет, он не смирится. Он должен непременно спасти Рафаэллу, женщину, которую любит до умопомрачения. Он вдруг подумал, что, может быть, никогда больше не увидит ее, и ему стало так больно, что он чуть было не закричал. Нет, не может, не должно так случиться…
У него не выходило из головы бледное лицо Рафаэллы с безобразной ссадиной на щеке от удара Доминика. Маркус понимал, что, если бы не Меркел, его пристрелили бы на месте, когда он бросился на Джованни. А потом, черт… Он потер ладонью живот, то место, куда пришелся удар Доминика. Да, почему-то Доминик решил не убивать его сразу. Но почему? Вот загадка.
Мелькнула шальная мысль, что голландцев, тоже запертых в этом сарае, отравила Коко или по ее приказу кто-то из охранников. У них самих не могло быть яда — прежде чем бросить сюда, их наверняка самым тщательным образом обыскали. Известно ли Доминику, что с ними разделался кто-то из тех, кого он считал своим? Да еще вместе с Тюльп пытался убить и его? Разумеется, это ему уже известно. Ведь он отнюдь не идиот. Он определенно что-то замышляет. Но что?
Снаружи послышались шаги, и Маркус встрепенулся: неужели это Антон Рощ? Наконец-то он пробрался сюда, наконец-то предупредил Харли. Может быть — пока лишь может быть! — им удастся выпутаться из этой передряги. Маркус все еще сомневался, но шум за стеной вселил в него надежду на спасение. Он подполз к двери и замер в томительном ожидании.
Доминик присел на кровать и залюбовался ее грудью. Он легонько ущипнул Коко за сосок и почувствовал, как он набух. Заметив, что она поморщилась, Доминик осклабился и медленно провел ладонью по ее плоскому животу вниз к темной поросли на лобке.
Ее кожа показалась ему холодной, безжизненной, но Доминику было все равно. Он немного поиграл с ней пальцами, не отводя глаз от ее лица. Эта возня была ей омерзительна, но она не могла сопротивляться.
Наконец Доминик поднялся и встал у кровати, глядя на нее сверху вниз. Коко не сомневалась, что сейчас он бросится на нее. Доминик усмехнулся:
— О нет, Коко, я не хочу тебя, с этим у нас все покончено. Лучше я тебя тут оставлю в таком вот распятом и распахнутом виде. Пусть мои охранники попользуются твоими прелестями. Думаю, никто из них не упустит свой шанс, а, как тебе известно, их тут немало, и все они попробуют тебя, а ты их. Возможно, кто-то из них тебе понравится, и ты станешь умолять освободить тебя, кто знает… — Он умолк, а затем вдруг сорвался и визгливо закричал: — Черт бы тебя побрал, ведь я дал тебе все, о чем только может мечтать женщина, все! Да, кроме ребенка! Но именно за это ты меня возненавидела! Ты все равно уже слишком стара, и я хотел оградить тебя от неприятностей, когда попросил врача сделать тебе… Я не хотел, чтобы ты беременела еще раз, не хотел заводить внебрачных детей, а Сильвия тогда была еще ох как жива! — Он замолчал, потом неожиданно наклонился, крепко поцеловал ее в губы и снова выпрямился. Больше Доминик не произнес ни слова — повернулся и вышел из комнаты, оставив дверь распахнутой настежь.
Коко вглядывалась в пустой коридор. Теперь все кончится, и очень скоро. Ей не придется долго страдать. Если ей повезет, одним из первых будет Гектор, и он освободит ее или прикончит — одно из двух, как она ему прикажет… Она не плакала; она сражалась изо всех сил, сделала все, что могла. Ей было жаль остальных, ужасно жаль.
Ситуация вот-вот выскользнет из-под его контроля — Доминик чувствовал это. На шахматной доске оставалось еще слишком много фигур, а ему надо было завершить партию одним махом, раз и навсегда. Чтобы выйти победителем, он должен действовать молниеносно и наверняка. Пора расставить все по своим местам, а для этого надо сделать решающий ход. Доминик почувствовал неожиданный прилив сил. Ведь он не так уж и стар, чтобы начать все сначала. И уж никак не беден. Он вспомнил о восьми миллионах в банке на Кайманах. Он не пропадет, зацепится где угодно. Все связи в порядке, только свистни. Теперь-то он знает, кому можно доверять, а кому нет. И сын у него — новоиспеченный миллионер, а этим можно ловко воспользоваться, чтобы спасти пошатнувшуюся империю. Он заставит Делорио повиноваться. Что бы там ни было, он славный, послушный мальчик.
А все те, кто предал его, все его заклятые враги сдохнут сегодня же, сейчас.
Доминику нужен был Меркел, и немедленно. Он нашел того в гостиной — Меркел стоял неподвижно, молча, не спуская глаз с Чарльза Ратледжа.
— Пора, Меркел, — сказал Доминик.
Меркел почему-то замешкался, и Доминик в ужасе подумал: «Неужели и он тоже? Нет, не может этого быть».
— Пора, Меркел, — повторил Доминик, — время. Еще немного — и будет поздно. Все готово, давай. Кликни Липка. Когда Лэйси разберется в Майами с Калпасом, он даст нам знать…
Меркел поглядел на хозяина, на его широком, неприятном лице появилась тень сомнения.
— Всех, мистер Джованни? Маркуса? И мисс Холланд? Коко? Паулу тоже?
— Приговор зачитывать не надо! Это же наши враги, Меркел. Вот и считай их врагами, противниками, от которых надо избавиться, только и всего! Минутное дело, ты ведь сам знаешь. К стенке по одному мы их ставить не собираемся — все куда проще.
Меркел кивнул и вышел. Он направился в одну сторону, Доминик в другую.
«Сейчас все свершится, — подумал Доминик, — еще несколько минут — и конец, ни малейших следов. Ничего».
Глава 25
— Но почему, Коко? Почему?
Коко недоуменно посмотрела на него. Неужели он так ничего и не понял?
— Ведь я все тебе уже сказала, всю правду. Ты убил нашего неродившегося ребенка. Я была беременна девочкой, а ты заставил меня сделать аборт. Мало того, ты приказал этому мяснику стерилизовать меня, будто паршивую кошку. Ты постоянно изменял мне, пренебрегал мной, презирал меня — я была всего лишь шикарной любовницей, твоей собственностью, твоей подстилкой, я безропотно исполняла все твои желания, все капризы. Потом я обнаружила, что сделал со мной этот твой доктор. Когда семь месяцев назад я встретила на курорте мистера Ратледжа, мы подружились, и я узнала, что ты сделал с его женой.
В конце концов мы решили убить тебя, избавить от тебя мир. Я была так счастлива, что он приехал на курорт и нашел меня, а я нашла его… Для его несчастной жены ты стал настоящим жутким наваждением, и она возненавидела это наваждение за то, что оно отравляло жизнь и ей, и Чарльзу, разрушало их семейное счастье — она ненавидела тебя и не могла больше все это терпеть.
Ты погубил Маргарет, ты исковеркал и мою жизнь, — продолжала Коко, — и все из-за этой твоей бредовой идеи насчет великой династии. — Совершенно неожиданно Коко рассмеялась звонким, раскатистым смехом. — И вот тебе награда — Делорио! Тут уж ты точно добился желаемого: мальчишка почти твоя абсолютная копия и отличается от оригинала разве что овладевающими им время от времени садистскими припадками. Свои ты научился контролировать. И еще одно. Делорио никогда не поверит, что ты неповинен в смерти его матери. Никогда.
К удивлению Чарльза, Доминик ничего не сказал. Он по-прежнему сидел, впившись взглядом в Коко, но не произнося ни слова. Чарльз поднялся.
— Мне надо позвонить в больницу, справиться, как там моя жена.
Доминик поглядел на него так, будто удивился, что Чарльз еще здесь, и улыбнулся.
— Я припоминаю, Маргарет всегда была чрезвычайно шустра в постели, вне постели, на травке, в моей машине, у стенки — да где угодно. Помнится мне, как у нас это было в первый раз. Дело было летом, и я лишил ее невинности на полянке, в море цветов. Полянку я, естественно, присмотрел заранее. Выглядело в высшей степени романтично, как раз то, что надо для такой невинной и чувствительной девочки. В свои двадцать лет Маргарет как любовница была не менее опытна, чем женщина в возрасте Коко. Не столь талантлива, как Коко, но все же чертовски хороша.
Чарльзу не были свойственны необузданные порывы, поэтому ярость, нахлынувшая на него при этих словах Джованни, клокотала в груди; он трясся от возмущения и был готов броситься на Доминика и превратить его физиономию в кровавое месиво.
— Из всех моих женщин, — задумчиво и мечтательно, но одновременно с издевкой продолжал Доминик, — Маргарет была самой изобретательной. Сейчас тоже?
Чарльз смотрел на Доминика широко раскрытыми глазами, отчаянно пытаясь сдержать себя. Он опасался, что стоит ему самому раскрыть рот, как он немедленно бросится на Джованни, как это недавно сделал Маркус. Или окажется распростертым на полу, как Рафаэлла. Никогда в жизни Чарльзу не было так трудно сдерживать себя, но он поборол гнев и спокойным ровным голосом повторил:
— Мне необходимо справиться, как там моя жена.
Он видел, что в глазах Доминика мелькнуло раздражение. Господин Джованни не привык к такому безразличию, к тому, чтобы люди, к которым он адресовал свои язвительные замечания, пропускали их мимо ушей. Чарльз просто стоял и ждал, лицо его было бесстрастным. На этот раз спокойствие далось ему чуть легче.
Доминик махнул рукой в сторону телефона и с раздражением бросил:
— Звоните. Черт с вами.
Чарльз набрал номер, подождал минуты две, пока на том конце сняли трубку. Ему сказали, что ничего не изменилось — Маргарет по-прежнему в коме, реакции отсутствуют, однако результаты последнего сканирования свидетельствуют о некотором прогрессе. Чарльз сказал дежурной сестре, что на какое-то время задержится — нет, нет, он не знает, на сколько именно, — и повесил трубку.
— Спасибо, — поблагодарил он Джованни и сел на прежнее место. Ему хотелось в туалет, но не настолько сильно, чтобы снова рисковать, прося Джованни об одолжении. Чарльз, разумеется, заметил, что молчаливый охранник у двери держал его на мушке во время всего телефонного разговора.
— Это может показаться вам чрезвычайно странным, мистер Ратледж, — заговорил Доминик, — но мне действительно искренне жаль, что я должен убить вас. Я понимаю, почему вы хотели — хотите — моей смерти. Просто некоторые мужчины испытывают к возлюбленным невероятно глубокие чувства. Лично я этого не понимаю. Но это факт. Однако вы проиграли. Ведь вы — любитель, поэтому обречены на поражение. Хотя надо признать, что женщина, которую вы наняли в первый раз, — Тюльп, действительно была хороша, очень хороша. Это Коко помогла вам найти ее? Как верно заметила Коко, именно Маркус спас мне тогда жизнь. Конечно, он сделал это отнюдь не из любви ко мне. Как я понимаю, преданность тут тем более ни при чем — Маркус спас меня только потому, что не мог арестовать за незаконную торговлю оружием, не захватив с поличным. Я был ему нужен не мертвым, а за решеткой.
— Значит, ты выяснил наконец, кто такой Маркус? — спросила Коко.
— Это было не слишком трудно. Всего лишь один телефонный звонок. Ведь я знал его настоящее имя. Он работает на Таможенную службу США. И ты тоже, Коко?
— Нет, увы… К сожалению. Я даже не знала его настоящего имени.
— А теперь, моя дорогая, я хочу пойти и лечь с тобой в постель в последний раз. Идем же, Коко, идем наверх, и немедленно. От этих воспоминаний о Маргарет и ее талантах я так распалился, что не могу ждать ни минуты. Мистер Ратледж может остаться здесь и поразмышлять о близкой смерти.
Коко, к немалому удивлению Чарльза, поднялась без малейшего колебания. «Может быть, она задумала прикончить Доминика в постели, — подумал он. — Неужели Джованни станет заниматься любовью в присутствии охранников, чтобы обезопасить себя от собственной любовницы?»
Доминик взял Коко за руку и повел к выходу, но в дверях повернулся к Чарльзу:
— Да, кстати, мистер Ратледж, когда вас не станет, я обещаю вам, что буду регулярно справляться о состоянии Маргарет. И если вдруг она придет в сознание, если, даст Бог, поправится — кто знает? — быть может, я вернусь к ней, чтобы поглядеть, достигла ли она зрелости, проверить, сумели вы или нет поддерживать ее в надлежащей форме. — Он замолчал и нахмурился. — Вы знаете, в молодости я не был таким обходительным с дамами, как сейчас. Я не лгал им, не нашептывал им то, что они хотят услышать, кроме тех случаев, разумеется, когда мне вдруг хотелось увидеть женщину снова. Это была игра, охота, погоня. Наметил, высмотрел пташку — непременно девственницу — и хлоп, клетка захлопывается! Маргарет далась мне слишком легко. Но если уж разрыв, то навсегда — такова была в те годы моя философия. Может быть, я и в самом деле был слишком крут с Маргарет во время нашей последней встречи. Она была так молода, и я действительно не могу вспомнить, собирался ли я продолжать эту связь, роди она от меня сына. Как знать? Все же я считаю, что сделал Маргарет одолжение. Окажись на моем месте другой, ему пришлось бы с ней повозиться. А я обучил ее как следует.
Чарльз ничего не сказал. Он понимал, что проявление гнева с его стороны лишь дало бы Джованни то, чего он хочет. Поэтому он намеренно игнорировал Доминика, наблюдая его досаду и разочарование. В конце концов Джованни повернулся и вышел, вцепившись в локоть Коко.
Неужели сейчас он затащит ее в постель, а потом убьет? Чарльз покачал головой. Ход мыслей Джованни был недоступен его пониманию. А то, что он говорил о Маргарет!.. Чарльз отлично запомнил начало ее дневника: «Он был великолепным лжецом! Просто отменным!» Но это лишь вначале — под конец он поступил с ней как последний негодяй. А с каким презрением он относится к женщинам! Господи, к половине рода человеческого! Чарльз никак не мог этого понять.
Но тут он вспомнил о Клаудии, подумал о том, как использовал ее и других женщин до нее — использовал в свое удовольствие, и никогда, ни разу не задумался, имеет ли он на это право, ведь в конце концов он им так щедро платил.
Теперь было слишком поздно. У него уже не будет возможности излечить свою душу, попытаться склеить то, что он сам разрушил, очистить свою совесть. Он так и погибнет на этом злосчастном острове и никогда больше не увидит Маргарет. Чарльз подумал о Рафаэлле. Она никому не причинила зла, но ей тоже суждено было умереть.
И все же хоть одно доброе дело он совершил. И Коко тоже. Только одно, но этим, увы, придется ограничиться.
Чарльз закрыл лицо руками и зарыдал.
* * *
Рафаэлла пыталась ухватить великана за горло. Она действовала молниеносно — страх придавал ей силы — и, казалось, вот-вот могла добраться до цели, но в последнее мгновение человек нырнул влево и, резко выбросив руку, ударил ее по ноге. Рафаэлла почувствовала острую боль и отчаянно дернулась, пытаясь устоять на ногах. Удар был настолько силен, что девушка с воплем боли отлетела к кровати, но сразу сумела собраться, приняла боксерскую стойку и с оглушительным криком опять бросилась на врага.К ее великому удивлению, тот вдруг рухнул на пол, откатился в сторону и, встав на колени на безопасном расстоянии, взмолился:
— Черт возьми, пощадите меня! Я пришел сюда, чтобы спасти вас. Я не враг! Я, можно сказать, герой-избавитель.
Рафаэлла слышала каждое слово совершенно отчетливо, но уже не могла остановить свою руку. Только дьявольская реакция спасла мужчину от удара по почкам. Он ухватил девушку за лодыжку, резко дернул и, притянув к себе, обнял.
На этот раз его слова звучали не столь героически. Он прошипел ей в ухо:
— Прекратите! Верьте мне — я здесь, чтобы спасти вас. И я не один.
Рафаэлла тяжело дышала. Боль, страх, слабость. Как она ненавидела свою слабость. Едва слышно она выдохнула:
— Кто вы?
— Ох, слава тебе Господи — к вам вернулся дар речи. Я Джон Сэвэдж, а вы, как я понимаю, Рафаэлла Холланд? Та самая, на которой Маркус решил… — Он запнулся. — Вы в порядке? Вы вся дрожите. Я вам ничего не повредил?
— Нет, все нормально. Просто пару дней назад у меня был выкидыш, и я еще немного слаба. Отпустите меня, я не стану больше… Я вам верю.
Прежде чем отпустить, Сэвэдж поднял Рафаэллу на ноги. Выглядела она ужасно: темные круги под глазами, волосы всклокочены, на щеке ссадина, одежда измята. А как бледна!
— Сядьте-ка, — велел он Рафаэлле.
Выкидыш! Джон не мог поверить, что Маркус — Маркус! — способен на такую беспечность — допустить, чтобы от него забеременели. Вот это храбрость и самообладание — не раздумывая, бросилась врукопашную на вооруженного мужчину.
Рафаэлла опустилась на кровать, сделала несколько глубоких вдохов и сказала:
— Маркус в сарае, там, где гаражи. Они называют это место кладовкой, но на самом деле это местная тюрьма. А все-таки что вы тут делаете? Как вы сюда забрались? Ведь вы партнер Маркуса, да? Его двоюродный брат?
— Да, мэм. Рад с вами познакомиться. — Сэвэдж протянул руку, и Рафаэлла пожала ее. — Теперь о главном. Пожалуйста, расскажите все, что мне необходимо знать, чтобы нам благополучно выбраться отсюда.
— Знаете, Джон, я не раз размышляла, как выбраться из всей этой дьявольской истории, но, к сожалению, так ничего и не придумала. Вы упомянули, что пришли не один…
— Маркус описывал вас иначе, — задумчиво произнес Сэвэдж. — Он еще говорил, что вы… нет, не обращайте внимания. Действительно, я не один — мои ребята наготове и ждут приказа, чтобы ворваться сюда и навести тут порядок.
— Присядьте, сэр. Я расскажу вам, что тут происходит. Потом вместе решим, что нам делать.
* * *
Маркус сидел в темной и сырой кладовке, провонявшей навозом и потом, и напряженно думал. Уж он-то прекрасно знал, что убежать отсюда невозможно. Одна дверь, запертая на два надежных замка, а снаружи — часовой с автоматом, готовый стрелять без предупреждения. Окон нет, стены толстые. Имелись тут и наручники, прикрепленные цепями к стене, но Меркел как будто забыл о них.Что же делать?
Доминик, по-видимому, уже все о нем знает, знает все обо всех. Теперь Маркусу стало ясно, что именно Коко все это время действовала против Доминика на его собственной территории. Странно, что до сих пор это ни разу не приходило ему в голову. И все-таки не совсем понятно, почему это она, казалось, ни с того ни с сего набросилась на Джованни с такой яростью, высказав ему все разом… Что же касается Чарльза Ратледжа, до Маркуса по-прежнему не доходило, как это столь высокообразованный, благородный и законопослушный джентльмен мог замышлять убийство. Но ведь и повод был весьма серьезен. Более чем серьезен — во всем этом была какая-то неизбежность, предопределенность.
Похоже, что теперь ему оставалось лишь одно — предстать перед палачами Доминика и, по возможности, с достоинством встретить смерть. Он яростно тряхнул головой. Как он только мог смириться с этим, как он, мечтатель и авантюрист, мог, пусть на какое-то мгновение, допустить подобный исход? Да что с тобой, Маркус?
Нет, он не смирится. Он должен непременно спасти Рафаэллу, женщину, которую любит до умопомрачения. Он вдруг подумал, что, может быть, никогда больше не увидит ее, и ему стало так больно, что он чуть было не закричал. Нет, не может, не должно так случиться…
У него не выходило из головы бледное лицо Рафаэллы с безобразной ссадиной на щеке от удара Доминика. Маркус понимал, что, если бы не Меркел, его пристрелили бы на месте, когда он бросился на Джованни. А потом, черт… Он потер ладонью живот, то место, куда пришелся удар Доминика. Да, почему-то Доминик решил не убивать его сразу. Но почему? Вот загадка.
Мелькнула шальная мысль, что голландцев, тоже запертых в этом сарае, отравила Коко или по ее приказу кто-то из охранников. У них самих не могло быть яда — прежде чем бросить сюда, их наверняка самым тщательным образом обыскали. Известно ли Доминику, что с ними разделался кто-то из тех, кого он считал своим? Да еще вместе с Тюльп пытался убить и его? Разумеется, это ему уже известно. Ведь он отнюдь не идиот. Он определенно что-то замышляет. Но что?
Снаружи послышались шаги, и Маркус встрепенулся: неужели это Антон Рощ? Наконец-то он пробрался сюда, наконец-то предупредил Харли. Может быть — пока лишь может быть! — им удастся выпутаться из этой передряги. Маркус все еще сомневался, но шум за стеной вселил в него надежду на спасение. Он подполз к двери и замер в томительном ожидании.
* * *
— Я еще не настолько свихнулся, — произнес Доминик, глядя сверху вниз на свое «творение», — нет-нет, я не сумасшедший, чтобы теперь, после всего, дать тебе шанс пырнуть меня ножом. Ты смотришься в такой позе очень мило, и эти четыре узелка тебе идут. Весьма соблазнительно.Доминик присел на кровать и залюбовался ее грудью. Он легонько ущипнул Коко за сосок и почувствовал, как он набух. Заметив, что она поморщилась, Доминик осклабился и медленно провел ладонью по ее плоскому животу вниз к темной поросли на лобке.
Ее кожа показалась ему холодной, безжизненной, но Доминику было все равно. Он немного поиграл с ней пальцами, не отводя глаз от ее лица. Эта возня была ей омерзительна, но она не могла сопротивляться.
Наконец Доминик поднялся и встал у кровати, глядя на нее сверху вниз. Коко не сомневалась, что сейчас он бросится на нее. Доминик усмехнулся:
— О нет, Коко, я не хочу тебя, с этим у нас все покончено. Лучше я тебя тут оставлю в таком вот распятом и распахнутом виде. Пусть мои охранники попользуются твоими прелестями. Думаю, никто из них не упустит свой шанс, а, как тебе известно, их тут немало, и все они попробуют тебя, а ты их. Возможно, кто-то из них тебе понравится, и ты станешь умолять освободить тебя, кто знает… — Он умолк, а затем вдруг сорвался и визгливо закричал: — Черт бы тебя побрал, ведь я дал тебе все, о чем только может мечтать женщина, все! Да, кроме ребенка! Но именно за это ты меня возненавидела! Ты все равно уже слишком стара, и я хотел оградить тебя от неприятностей, когда попросил врача сделать тебе… Я не хотел, чтобы ты беременела еще раз, не хотел заводить внебрачных детей, а Сильвия тогда была еще ох как жива! — Он замолчал, потом неожиданно наклонился, крепко поцеловал ее в губы и снова выпрямился. Больше Доминик не произнес ни слова — повернулся и вышел из комнаты, оставив дверь распахнутой настежь.
Коко вглядывалась в пустой коридор. Теперь все кончится, и очень скоро. Ей не придется долго страдать. Если ей повезет, одним из первых будет Гектор, и он освободит ее или прикончит — одно из двух, как она ему прикажет… Она не плакала; она сражалась изо всех сил, сделала все, что могла. Ей было жаль остальных, ужасно жаль.
* * *
Линк доложил Доминику, что Делорио ждет его внизу. Доминик еле заметно кивнул и направился к сыну.Ситуация вот-вот выскользнет из-под его контроля — Доминик чувствовал это. На шахматной доске оставалось еще слишком много фигур, а ему надо было завершить партию одним махом, раз и навсегда. Чтобы выйти победителем, он должен действовать молниеносно и наверняка. Пора расставить все по своим местам, а для этого надо сделать решающий ход. Доминик почувствовал неожиданный прилив сил. Ведь он не так уж и стар, чтобы начать все сначала. И уж никак не беден. Он вспомнил о восьми миллионах в банке на Кайманах. Он не пропадет, зацепится где угодно. Все связи в порядке, только свистни. Теперь-то он знает, кому можно доверять, а кому нет. И сын у него — новоиспеченный миллионер, а этим можно ловко воспользоваться, чтобы спасти пошатнувшуюся империю. Он заставит Делорио повиноваться. Что бы там ни было, он славный, послушный мальчик.
А все те, кто предал его, все его заклятые враги сдохнут сегодня же, сейчас.
Доминику нужен был Меркел, и немедленно. Он нашел того в гостиной — Меркел стоял неподвижно, молча, не спуская глаз с Чарльза Ратледжа.
— Пора, Меркел, — сказал Доминик.
Меркел почему-то замешкался, и Доминик в ужасе подумал: «Неужели и он тоже? Нет, не может этого быть».
— Пора, Меркел, — повторил Доминик, — время. Еще немного — и будет поздно. Все готово, давай. Кликни Липка. Когда Лэйси разберется в Майами с Калпасом, он даст нам знать…
Меркел поглядел на хозяина, на его широком, неприятном лице появилась тень сомнения.
— Всех, мистер Джованни? Маркуса? И мисс Холланд? Коко? Паулу тоже?
— Приговор зачитывать не надо! Это же наши враги, Меркел. Вот и считай их врагами, противниками, от которых надо избавиться, только и всего! Минутное дело, ты ведь сам знаешь. К стенке по одному мы их ставить не собираемся — все куда проще.
Меркел кивнул и вышел. Он направился в одну сторону, Доминик в другую.
«Сейчас все свершится, — подумал Доминик, — еще несколько минут — и конец, ни малейших следов. Ничего».
Глава 25
Рафаэлла увидела обнаженную, распятую на кровати Коко. Та отчаянно барахталась, пытаясь высвободиться. Похоже, Коко была в большей степени разъярена, чем испугана. Она что-то бормотала, дергаясь, извиваясь, но тщетно — узлы не поддавались, стирая в кровь кожу на запястьях и лодыжках.
— Все в порядке, Коко, все будет хорошо. Здесь друг Маркуса с подкреплением, — повторяла одно и то же Рафаэлла, распутывая узлы, массируя посиневшие запястья Коко и помогая ей одеться.
Неожиданно Коко перебила ее, хрипло прошептав:
— Я хотела убить его, но он, конечно, это понял и сделал то, что ты видишь. Он надеялся, что его охранники придут и прикончат меня. Спасибо тебе, Рафаэлла. Теперь слушай — об этом не знает никто, кроме меня, а я обнаружила давно и совершенно случайно. У Джованни тут достаточно взрывчатки, чтобы от резиденции не осталось и камня на камне. Можешь не сомневаться — именно это он и замышляет; перестрелять нас по одному — это не в его стиле. Нет, он задумал другое — уничтожить всех сразу. И чтобы никаких следов!
— О Боже! — вырвалось у потрясенной Рафаэллы. — Неужели всех? И своих людей тоже? Даже свою внебрачную, но все-таки дочь?! — Последние слова показались ей смешными. Дочь или нет, какая ему разница?
— Если я его достаточно знаю, а это именно так, то сейчас он почти наверняка в одном из вертолетов. Он предвкушает занятное зрелище — как все мы взлетим на воздух в неописуемой красоты оранжевом пламени. Он ведь эстет. Кстати, могу поспорить, что охранников в доме не осталось…
— Паула в своей комнате, она без сознания. Наверху больше никого нет. Сэвэдж отправился вызволять Маркуса. А где Чарльз?
— Насколько я знаю, он заперт в гостиной. Доминик наверняка приказал всем своим людям — Джиггсу, слугам, всем — занять огневые позиции снаружи, чтобы не дать нам убежать.
— Медлить нельзя ни секунды, — решительно выпалила Рафаэлла. — Хватаем оружие и вперед — надо отыскать Маркуса и Джона.
Снаружи застучал автомат, и Рафаэлла на мгновение застыла. Тишина. «Кто стрелял? В кого? — пронеслось в ее голове. — Такой очередью можно уложить двадцать человек… больше».
— Маркус, — прошептала она и, вскинув на плечо автомат, выбежала из дома, забыв о засевших снаружи охранниках. На земле валялись четыре окровавленных тела. Кровь была повсюду. У Рафаэллы перехватило дыхание. Она услышала отчаянный вопль Маркуса:
— Раф, сейчас же обратно в дом!
Тогда Коко выступила вперед и заговорила четким, уверенным голосом:
— Слушайте все. Джиггс и Гектор могут подтвердить, что я не вру. Мистер Джованни намерен взорвать пол острова. Кое-кто из вас, может быть, помнит, как он готовил взрывчатку. На вас ему абсолютно наплевать. Он надеется благополучно выбраться отсюда вдвоем с Делорио. Так какой же нам смысл сейчас убивать друг друга? Нам надо сматываться с острова, и немедленно, иначе мы все погибнем — свои, чужие, — все.
Гектор — худощавый юноша с густыми смоляными волосами и безусым лицом — появился в дверях флигеля.
— Она права, нам надо бежать отсюда к чертовой матери, на ту сторону острова — там мы еще можем спастись.
Наступила тишина, затем послышались приглушенные голоса — охранники спорили, что делать. Рафаэлла сумела разобрать, как настойчиво Гектор уговаривал их не терять больше ни секунды, отбросить все сомнения и бежать без оглядки, иначе конец.
Вняв уговорам Гектора, охранники растворились в джунглях.
— Так просто, — изумленно пробормотал Маркус, выходя из-за куста жасмина. Он поглядел на трупы тех четверых, что пытались убить его и Сэвэджа. — Даже не верится.
— А где эта взрывчатка? — спросил из-за его спины Джон.
Коко метнулась в дом.
— Бассейн!
Сэвэдж бросился за ней. Маркус подбежал к Рафаэлле и крепко прижал ее к груди, шепча на ухо:
— Мы прорвемся, мисс Холланд, клянусь, мы прорвемся. А после я гарантирую вам полвека скучнейшей семейной идиллии.
Рафаэлла не успела ответить — из чащи послышалась пальба. Когда все снова стихло, она сказала:
— Это, должно быть, люди Сэвэджа. Охранники наскочили на их засаду.
— Это хорошо. Но Джованни и Делорио уходят… Гляди!
Над верхушками деревьев медленно появились два вертолета. Доминик, видно, успел починить испорченную машину. «Эх, сейчас бы мне советский РПГ-7, — подумал Маркус. — Снял бы их запросто». Чешский «скорпион», взятый у убитого охранника, походил на израильский «узи» и мог уложить два десятка боевиков, но для стрельбы по вертолету никак не годился.
Неужели Джованни уйдет? Неужели он выйдет сухим из воды, чтобы тут же обосноваться где-то в другом уголке планеты? А кто во втором вертолете — Делорио? Меркел? Линк? Сидя взаперти, Маркус слышал, как охранники говорили, что хозяин послал Фрэнка Лэйси в Майами убрать Марио Калпаса.
«Провал», — подумал Маркус с горечью. Наконец-то большое, настоящее задание, и провал, неудача, все летит к черту, да и сами они вот-вот последуют туда же.
Он схватил Рафаэллу за руку, и они побежали через дом на террасу над огромным бассейном. Сэвэдж стоял на коленях, выдирая керамические плитки у основания трамплина для прыжков в воду. Коко изо всех сил помогала ему.
— Маркус, быстро! — закричал Джон. — Похоже, это пластит Си-4. Ты ведь знаешь об этих штуках больше моего. Времени у нас в обрез. Тут часовой механизм…
Маркус бросился на колени рядом с Джоном и впился глазами в механизм адской машины. Четыре разноцветных проводка… откуда, куда… ничего не понятно, черт!
Через плечо Маркуса Рафаэлла увидела красные мерцающие цифры обратного отсчета. Время еще было, но механизм казался таким сложным и неприступным… Она почувствовала, что Маркус весь напрягся, собрав волю в кулак, и подумала, понадобятся ли эти оставшиеся минуты, или одно-единственное неверное движение, одно прикосновение к какой-нибудь кнопке — и они мгновенно превратятся в ничто.
Наконец Маркус вполголоса заговорил:
— Так, это у нас динамит в компании с масляным пластификатором. Видишь, Сэвэдж? Ага… азотсодержащие соединения… так, весьма профессионально, а я не настолько в этом силен, да еще все эти проводки… по идее, это должен быть зеленый, вот он, подсоединен к таймеру… Так или нет? Вроде бы это таймер.
— Все в порядке, Коко, все будет хорошо. Здесь друг Маркуса с подкреплением, — повторяла одно и то же Рафаэлла, распутывая узлы, массируя посиневшие запястья Коко и помогая ей одеться.
Неожиданно Коко перебила ее, хрипло прошептав:
— Я хотела убить его, но он, конечно, это понял и сделал то, что ты видишь. Он надеялся, что его охранники придут и прикончат меня. Спасибо тебе, Рафаэлла. Теперь слушай — об этом не знает никто, кроме меня, а я обнаружила давно и совершенно случайно. У Джованни тут достаточно взрывчатки, чтобы от резиденции не осталось и камня на камне. Можешь не сомневаться — именно это он и замышляет; перестрелять нас по одному — это не в его стиле. Нет, он задумал другое — уничтожить всех сразу. И чтобы никаких следов!
— О Боже! — вырвалось у потрясенной Рафаэллы. — Неужели всех? И своих людей тоже? Даже свою внебрачную, но все-таки дочь?! — Последние слова показались ей смешными. Дочь или нет, какая ему разница?
— Если я его достаточно знаю, а это именно так, то сейчас он почти наверняка в одном из вертолетов. Он предвкушает занятное зрелище — как все мы взлетим на воздух в неописуемой красоты оранжевом пламени. Он ведь эстет. Кстати, могу поспорить, что охранников в доме не осталось…
— Паула в своей комнате, она без сознания. Наверху больше никого нет. Сэвэдж отправился вызволять Маркуса. А где Чарльз?
— Насколько я знаю, он заперт в гостиной. Доминик наверняка приказал всем своим людям — Джиггсу, слугам, всем — занять огневые позиции снаружи, чтобы не дать нам убежать.
— Медлить нельзя ни секунды, — решительно выпалила Рафаэлла. — Хватаем оружие и вперед — надо отыскать Маркуса и Джона.
Снаружи застучал автомат, и Рафаэлла на мгновение застыла. Тишина. «Кто стрелял? В кого? — пронеслось в ее голове. — Такой очередью можно уложить двадцать человек… больше».
— Маркус, — прошептала она и, вскинув на плечо автомат, выбежала из дома, забыв о засевших снаружи охранниках. На земле валялись четыре окровавленных тела. Кровь была повсюду. У Рафаэллы перехватило дыхание. Она услышала отчаянный вопль Маркуса:
— Раф, сейчас же обратно в дом!
Тогда Коко выступила вперед и заговорила четким, уверенным голосом:
— Слушайте все. Джиггс и Гектор могут подтвердить, что я не вру. Мистер Джованни намерен взорвать пол острова. Кое-кто из вас, может быть, помнит, как он готовил взрывчатку. На вас ему абсолютно наплевать. Он надеется благополучно выбраться отсюда вдвоем с Делорио. Так какой же нам смысл сейчас убивать друг друга? Нам надо сматываться с острова, и немедленно, иначе мы все погибнем — свои, чужие, — все.
Гектор — худощавый юноша с густыми смоляными волосами и безусым лицом — появился в дверях флигеля.
— Она права, нам надо бежать отсюда к чертовой матери, на ту сторону острова — там мы еще можем спастись.
Наступила тишина, затем послышались приглушенные голоса — охранники спорили, что делать. Рафаэлла сумела разобрать, как настойчиво Гектор уговаривал их не терять больше ни секунды, отбросить все сомнения и бежать без оглядки, иначе конец.
Вняв уговорам Гектора, охранники растворились в джунглях.
— Так просто, — изумленно пробормотал Маркус, выходя из-за куста жасмина. Он поглядел на трупы тех четверых, что пытались убить его и Сэвэджа. — Даже не верится.
— А где эта взрывчатка? — спросил из-за его спины Джон.
Коко метнулась в дом.
— Бассейн!
Сэвэдж бросился за ней. Маркус подбежал к Рафаэлле и крепко прижал ее к груди, шепча на ухо:
— Мы прорвемся, мисс Холланд, клянусь, мы прорвемся. А после я гарантирую вам полвека скучнейшей семейной идиллии.
Рафаэлла не успела ответить — из чащи послышалась пальба. Когда все снова стихло, она сказала:
— Это, должно быть, люди Сэвэджа. Охранники наскочили на их засаду.
— Это хорошо. Но Джованни и Делорио уходят… Гляди!
Над верхушками деревьев медленно появились два вертолета. Доминик, видно, успел починить испорченную машину. «Эх, сейчас бы мне советский РПГ-7, — подумал Маркус. — Снял бы их запросто». Чешский «скорпион», взятый у убитого охранника, походил на израильский «узи» и мог уложить два десятка боевиков, но для стрельбы по вертолету никак не годился.
Неужели Джованни уйдет? Неужели он выйдет сухим из воды, чтобы тут же обосноваться где-то в другом уголке планеты? А кто во втором вертолете — Делорио? Меркел? Линк? Сидя взаперти, Маркус слышал, как охранники говорили, что хозяин послал Фрэнка Лэйси в Майами убрать Марио Калпаса.
«Провал», — подумал Маркус с горечью. Наконец-то большое, настоящее задание, и провал, неудача, все летит к черту, да и сами они вот-вот последуют туда же.
Он схватил Рафаэллу за руку, и они побежали через дом на террасу над огромным бассейном. Сэвэдж стоял на коленях, выдирая керамические плитки у основания трамплина для прыжков в воду. Коко изо всех сил помогала ему.
— Маркус, быстро! — закричал Джон. — Похоже, это пластит Си-4. Ты ведь знаешь об этих штуках больше моего. Времени у нас в обрез. Тут часовой механизм…
Маркус бросился на колени рядом с Джоном и впился глазами в механизм адской машины. Четыре разноцветных проводка… откуда, куда… ничего не понятно, черт!
Через плечо Маркуса Рафаэлла увидела красные мерцающие цифры обратного отсчета. Время еще было, но механизм казался таким сложным и неприступным… Она почувствовала, что Маркус весь напрягся, собрав волю в кулак, и подумала, понадобятся ли эти оставшиеся минуты, или одно-единственное неверное движение, одно прикосновение к какой-нибудь кнопке — и они мгновенно превратятся в ничто.
Наконец Маркус вполголоса заговорил:
— Так, это у нас динамит в компании с масляным пластификатором. Видишь, Сэвэдж? Ага… азотсодержащие соединения… так, весьма профессионально, а я не настолько в этом силен, да еще все эти проводки… по идее, это должен быть зеленый, вот он, подсоединен к таймеру… Так или нет? Вроде бы это таймер.