Ковальчук Игорь. Рыцарь-маг

   Потом очнулся, подошел и отодвинул засов. В покои ворвались Монтгомери, двое солдат, видимо, пытавшихся высадить дверь, и боязливо вошел лекарь с двумя учениками. Лекарь был монахом, судя по длинному черному балахону и большому деревянному кресту на груди.
   – Что здесь происходит? – с порога завопил Эдмер. – Что, черт возьми, ты здесь делал?
   – Повязка напиталась кровью. Я сменил ее, – спокойно ответил Дик. На мечи, направленные на него, он не обращал внимания, словно и не видел.
   – Черт побери, ты что, лекарь? Отвечай, лекарь?
   – Нет.
   – Так какого черта ты лезешь туда, куда тебя не просят лезть? – Монтгомери нервно, зло дернул головой. – Много на себя берешь.
   Лекарь же просто фыркнул раз-другой... Особенно насмешливым стало его фырканье, когда он коснулся перевязанного места.
   – Повязка совсем не затянута, – бросил он, не оборачиваясь. – Так не остановишь крови даже у овцы. Безобразие, молодой человек, лезете делать и совершенно не умеете даже самого главного... Граф Монтгомери, вы не правы, рана совсем неопасна, это просто царапина. Ерунда. Но для пущей пользы королю хорошо было бы сделать кровопускание.
   Кровопускания были в моде.
   Внезапно пришедший в себя король резко выбросил вперед руку и схватил лекаря за горло. Тот побелел.
   – Смотри, как бы я тебе не сделал кровопускание, – прохрипел король.
   – Государь, это необходимо для хорошего самочувствия...
   – Я сказал, как бы тебе не почувствовать себя слишком хорошо!
   Дик сдержанно улыбнулся.
   – Все вон! – приказал Ричард. – Монтгомери, подожди снаружи. Герефорд, останься. – И, когда закрылась дверь, требовательно впился взглядом в молодого рыцаря: – Ты смотрел мою рану, Уэбо?
   – Да, государь.
   – Говори правду – я умру?
   – Нет. – Дик помолчал. – Я сделал все, что мог. Теперь вы не умрете, государь.
   – Я знал, что ты умелый колдун, – благодушно проворчал Ричард.
   – Но вы, наверное, поболеете, ваше величество. Вам нужно полежать.
   – Ерунду говоришь! – Король взревел, попытался подняться – и рухнул обратно. – Черти тебя раздери! Уж лучше взять вместо тебя любого стоящего костоправа! Уж он не станет плести своему королю такую ерунду про «полежать»!
   – Как вам угодно, государь. Позвать лекаря?
   – Нет! Стоять, Уэбо... Не понимаю, почему я тебя не казнил, такого наглого. – Ричард похлопал ладонью по простыне. – Садись. Ты прекрасно справился. Я знал, что у тебя все получится. А ты... Знаешь, почему рыцари зовутся «рыцарями без страха и упрека»? – Король говорил с закрытыми глазами.
   – Знаю, ваше величество.
   – Так соответствуй. Зря я, что ли, посвятил тебя?.. Ну-ну, не зря, знаю. Ты один стоишь целой сотни. Какую награду ты хочешь?
   – Благодарю вас, государь. Мне ничего не нужно.
   – Вот за что я тебя люблю, так это за бескорыстие! Ладно, сам решу, чем тебя наградить. Золотые, конечно... Золотые замки, золотые купола... – Он уже бредил.
 
   Замок Лефкосии, вокруг которого некогда вырос город, а потом и кольцо городских стен, держался недолго. Как оказалось, киприоты не запасли должного количества провизии, а потому через три дня согласились сдаться. Открыли ворота, дали себя повязать и тут же запросили еды. Лефкосийцы также не проявляли строптивости... А попробуй взбунтуйся, когда в каждом доме на постое солдаты и, чуть что, покажут где раки зимуют. Стефан Турнхам, который заменял заболевшего короля, беспокоился больше о том, что будет, когда войско отправится вслед Комнину и его жалкой армии. Оставлять большой гарнизон не хотелось, и так добрая половина войска уже «размазалась» вдоль дороги от Лимассола к Лефкосии.
   Но через три дня стало ясно, что хоть государь и пошел на поправку, гнаться за Комнином дальше он не сможет. Это было очевидно, и охранять его должен был достаточно большой отряд. Командор английских рыцарей выделил три сотни солдат и перепоручил командование Монтгомери.
   Ричард собирался в Лимассол, к молодой жене, и приказал новоиспеченному графу Герефорду сопровождать его. В глубине души – Дик чувствовал это – он очень боялся умереть, и присутствие вассала с необычными способностями укрепляло его веру в собственную безопасность. Как только накатывал очередной приступ, он тут же искал взглядом своего телохранителя (теперь Дик опять выполнял эти обязанности, почему бы нет, раз он все равно постоянно находится рядом с королем...) и многозначительно хмурил брови. И даже если сопровождающий его рыцарь-маг ничего не делал, Ричарду все равно становилось легче.
   Ги де Лузиньян и Стефан Турнхам соперничали друг с другом, кто быстрее захватит замок, кто захватит больше замков, кто именно поймает Комнина. Неудачливый король Иерусалимский рассчитывал, что если он привезет императора Плантагенету, тот с большей готовностью согласится помочь ему вернуть корону, а Турнхам метил на пост главного шерифа Кипра. Эти личные интересы стали причиной дикой спешки, и Ричард еще не успел до конца оправиться от болезни, когда запыхавшийся гонец принес ему письмо Турнхама, из которого следовало – Кириния, где укрылся Комнин, осаждена и вот-вот будет взята.
   В подтверждение командор прислал королю подарок – дочь кипрского императора, перепуганную девушку лет шестнадцати, довольно красивую и статную. Ричард посмотрел на нее равнодушно – у него начался период высокомерного пренебрежения женщинами, возможно, следствие короткой семейной жизни, – и отправил императорскую дочь к своей жене, прислужницей. Это было самое серьезное оскорбление, которое он пока мог нанести Комнину. Но все еще было впереди.
   Упустить момент финального штурма он не хотел ни за что и, не оправившись от болезни, сорвался скакать в Киринию. Его солдаты, шепотом ругая неуемного государя, отбивали в седле задницы и со злости отнимали у крестьян последних кур и домотканые рубашки – может, пригодится. Восход заставал отряд в седлах, а вечером, после остановки на ночлег, едва хватало времени запечь трофейное мясо в углях и подремать пару часиков. Ночи летом коротки.
   Но даже при такой спешке к штурму Киринии Ричард не успел. Когда он пересек остров и появился под стенами города, на всех башнях уже развевались расшитые флаги с гербами Турнхама и Плантагенета, а во всех домах уже разместились английские солдаты. Особняк городского головы, который сперва занимал Комнин, был оставлен неразграбленным специально для короля Английского. Для него покои готовили, стаскивая из всех богатых домов красивые и дорогие вещи.
   Ричарда не заинтересовала вся эта роскошь. Он равнодушно прошествовал мимо бесценных фарфоровых ваз, с превеликим трудом привезенных из Китая, мимо золотых блюд и слегка подранных вследствие небрежного обращения гобеленов и приказал привести Комнина. Императора заперли в одной из самых роскошных комнат с большим камином, где дымоход был предусмотрительно забран решеткой. Обращались с ним вежливо, но и с издевкой, очень уж смешным казалось прежнее поведение и нынешнее незавидное положение этого мелкого правителя, возомнившего себя императором.
   К разговору Дик не прислушивался, он рассеянно поглядывал по сторонам и пытался решить сложный вопрос: чего ему больше хочется – поесть или поспать? На подавленного Исаака, вызывающего только жалость, смотреть ему было неинтересно. Комнин совершенно пал духом и только пытался просить короля Английского о снисхождении, умолял лишь о том, чтоб его не заковывали в железо. По выражению лица Ричарда, хищному и умиротворенному, молодой рыцарь догадался, что кипрскому императору не поздоровится.
   – Что ж, пожалуй, – сказал Плантагенет. – Просьба небольшая, ее я согласен выполнить даже в отношении вероломного вассала. – Комнин поежился. Король отвернулся и приказал: – Заковать его... в серебро.
   Государь Английский, лишив императора Исаака короны, взялся за дела с пылом, за которым угадывалась скука. Должно быть, давненько он не держал в руках туго натянутые бразды правления, с тех самых пор, как покинул Англию и свои владения в Нормандии, Аквитании, Пуату, Анжу, Туре и Майне во Франции. Что ж, когда Ричардом овладевал пыл государственного устройства, он становился весьма приличным королем, особенно если сравнивать его с современниками, видевшими в высоком титуле лишь права, но никак не обязанности. Жаль только, что случалось это с Плантагенетом нечасто. Гораздо чаще его занимала война
   Первым делом он приказал повесить Василия Калигата, секретаря и казначея Комнина, после чего подсчитал добычу. Она оказалась богатой, куда больше двадцати тысяч золотом – драгоценная посуда, украшения, камни, шелка, изделия кипрских ремесленников и мастериц. Король с удовольствием осмотрел груды сокровищ, предвкушая, как будет тратить золото на пиры, турниры и войны, как одарит ближайших сподвижников. И лишь потом вспомнил о законах, которые следовало установить на покоренном острове.
   Византийские институты и уложения, введенные на Кипре еще Мануилом Комнином, очень ему понравились. Да, мало кто мог сравниться с византийским базилевсом в умении выкачивать деньги из подвластных ему народов. Таких тяжелых налогов, как в Византии, не было больше нигде, и, подсчитав приблизительную сумму годовых сборов, Ричард пришел в наилучшее расположение духа и решил оставить все как было. Место греческого военного гарнизона занял франкский, а высшую власть на острове, чтоб избежать неприятных неожиданностей, король Англии поделил между Стефаном Турнхамом и Ричардом де Камвилем. Оба они стали шерифами.
   Пожалуй, единственное, в чем король выказал себя самодуром, – это бороды. К Ричарду с ценными подарками явились по одному все кипрские купцы и богатые землевладельцы, надеясь вовремя отхватить какие-нибудь поблажки. Все они выглядели очень солидно – в дорогих одеждах, со сложными прическами, умащенными маслом, – и почти все не брились с незапамятных времен. Подарки король Английский принял с удовольствием, а вот сами дарители доверия не вызывали. Окладистые бороды показались ему скорей мусульманским знаком, и, нахмурившись, он приказал киприотам сбрить их.
   Разумеется, крестьян и ремесленников никто не собирался загонять к цирюльникам, да и не было английскому властителю дела до пейзан. Но уж кипрской знати не удалось избежать бритвы. Правда, всем им еще надо было радоваться, что больше подобных распоряжений не последовало. Должно быть, это объяснялось тем, что король Английский спешил в Святую землю, воевать.
   Дик, наконец-то отоспавшийся и отъевшийся, – Ричарду, увлеченно распоряжающемуся захваченным, маг был ни к чему – за пару дней получил от короля множество ценных подарков. Почему-то Ричарду нравилось одаривать того, кто об этом не просил. Дик, не отказываясь, принимал и украшения, и утварь, и дорогую сбрую, и все это отправлял в свои вьюки, под присмотр Серпианы.
   – Смотри, дорогая, – сказал он ей. – Теперь у меня много денег, их хватит на содержание жены и десятка детишек. Может, обвенчаемся в той же капелле, где венчались король и королева?
   – Десяток детишек? Бр-р, только этого не хватало!
   – Ты не любишь детей?
   – Люблю. Но не в таких количествах. Представляешь – десяток маленьких удавчиков. Или питончиков.
   – Удавчиков? – Дик опешил. – А что, все дети, которых ты родишь, будут иметь змеиные облики?
   – Конечно. А ты как думал?
   – Хм... Ну что ж, пожалуй, это полезно. Без дополнительных обликов в нашем мире и в наше время не проживешь.
   – Да. И учти: в детстве малыши еще не понимают, что облики следует скрывать. Так что по нашему дому будет ползать множество маленьких змеек, которым ничего нельзя будет объяснить. Да, кстати, кусаться они тоже будут.
   Молодой рыцарь озадаченно почесал в затылке.
   – Ты шутишь? – осторожно спросил он.
   – Да не совсем. Лишь до какой-то степени. – Она мелодично рассмеялась. – Ты уже передумал на мне жениться?
   – Ни в коем случае. Так что, решилась?
   – Замуж-то, пожалуй, решилась, – задумчиво ответила девушка. – А вот креститься – нет.
   – Тише!.. Не так громко. Ты же понимаешь, об этом никто не должен знать.
   – О чем?
   – О том, что ты еще не крещена.
   Чтоб не натыкаться постоянно на презирающих его графов, Дик устроился в скромном доме городского кузнеца. И не прогадал. Потеснившись, хозяева выделили постояльцам комнату и кормили обильно, видимо, считая, что если чужеземный солдат будет сыт, он не станет безобразничать. Дик и разместившиеся с ним вместе солдаты – пятеро из его полусотни – вели себя прилично. Добычи им хватало, хозяин дома, кузнец, был обладателем широченных плеч и крепких кулаков. А кроме того, у него имелось трое таких же сыновей.
   В комнатушке, где ночевали Дик и Серпиана, стояла кровать, она была узковата, но зато крепка, с толстым соломенным тюфяком и мягкими домоткаными простынями. Он любил устроиться полулежа, опираясь спиной на подушку и тюк со сменой одежды, а она укладывала голову на его груди. Молодой рыцарь гладил ее плечо и блаженствовал.
   – Кстати, что же за вещица была в Килани, за которой так упорно охотилась моя цепочка? – Дик рассмеялся и погладил украшение, лежащее на груди. В последние дни он привык одеваться нарядно и теперь носил цепь поверх камзола, а не под ним. Теперь он больше, чем раньше, когда только-только получил титул, соответствовал образу графа Герефорда.
   Серпиана лениво пошевелилась, и с ее плеча, которое гладил молодой рыцарь, слегка сползло платье.
   – Эту вещицу ты носишь на груди.
   – Камешек? – Он вытянул из-под рубашки кулон. – Вот этот черный камешек?
   – Он не черный. Он темно-красный. Это рубин очень густой окраски. Хороший рубин. И хороший магический камень.
   – А, ты говорила. Как же его... яхонт, верно?
   – Нет. – Она повернула голову, повела плечиком, и платье сползло еще ниже. – Яхонты яхонтами, а магические камни – магическими камнями. Яхонты обладают лишь той магией, которой их наделяет создатель, а для магических камней она – основа. Говоря откровенно, я удивлена, что подобный камень оказался здесь, в вашем мире. Должно быть, очень старый. Странно. В мире, где магии не хватает, магические камни постепенно разрушаются. Рассыпаются в пыль. Ну и, понятно, не возрождаются.
   Дик повертел камень перед глазами. Действительно, от него исходила сила, и, должно быть, немалая.
   – И что может этот камень?
   – Он может помогать тебе в твоих магических занятиях. Он будет делать то, что ты потребуешь от него, все, что в его силах. Правда, сперва камень надо научить. Ну друиды ведь обучали тебя чему, то целый год! Разберешься,
   – Ты меня ободрила. – Дик покачал рубин на пальце и засунул обратно за ворот. И потянулся к ней.
 
   В Лимассоле кипела работа – смолили корабли, перебирали такелаж, обновляли паруса, если была такая необходимость, и с берега на борт текли вереницы бочонков с припасами. Солдаты просаживали добычу в трактирах, с товарищами и веселыми женщинами, предвидя, что дальше будет уже не так весело и не так привольно. Их ждала Сирия с изнурительными маршами по выжженным солнцем скалам, по удушающей жаре, с боями и штурмами, с болезнями и голодными вечерами. И никто не знал, когда еще удастся всласть повеселиться. Никто не знал, доведется ли вернуться из Святой земли живым.
   Дик, закончив все дела в долине, вместе с Трагерном и Серпианой отправился к своему источнику... Да, теперь он уже мог считать его своим. Невидимая глазу вода в круглой выемке буквально кипела, когда он наклонился над ней, но тут же успокоилась и перестала бурлить. Она вспомнила его и была ему рада. По совету спутницы, лучше друида разбиравшейся во всякого рода магических источниках и в том, что с ними надо делать, Дик разделся и полез туда.
   Ему показалось, что выемка куда глубже, чем он думал, – волшебная вода покрыла его плечи. Сразу стало жарко, потом, наоборот, приятно-прохладно. Ему захотелось закрыть глаза и уснуть – таким умиротворенным и расслабленным он не чувствовал себя никогда раньше. Но он помнил предостережение Серпианы, кроме того, друиды в Озерном крае тоже кое-что рассказывали об источниках. С ними – говорили они – надо держать ухо востро. Отношения мага с источником совсем как отношения мужа и жены. Если муж потеряет контроль над происходящим и перестанет быть хозяином в доме, верх возьмет жена.
   Камень на серебряной цепочке на его груди нагрелся и задрожал – он придержал его ладонью. Темная подвеска вдруг заалела, стала и в самом деле похожа на рубин, причем высшего качества, а потом засветилась, разбрызгивая искры багряного, очень красивого оттенка. Серпиана наклонилась вперед.
   – Давай! – шепотом подсказала она, но Дик прекрасно услышал. – Делай с ним то, что тебе надо.
   «А что мне надо? – подумал он. – Что я хочу от камня?»
   – Ведь тебе нужно, чтоб он помогал в работе, – сказала девушка, будто слышала его мысли.
   «Или я думаю вслух?» – удивился он.
   – Нет, я и так тебя слышу. Я ничего не могу тебе подсказать. Это твой камень, тебе решать.
   «Я не умею, – пришло в голову рыцарю-магу. – Меня не учили создавать артефакты».
   – Всему тебя учили, милый. Тебе нужно только вспомнить.
   Он стиснул камень в пальцах, и сияние пропало. Маленький кусочек обработанного рубина показался ему живым, он даже шевелился, щекоча ему кожу. Дик мысленно позвал его – и вещица с готовностью отозвалась, давая понять, что выполнит требуемое. Казалось, камешек разбухает, и его владельцу почудилось, что скоро эта драгоценность уже не будет помещаться в руке целиком. Он ощущал всю структуру магического камня, странную, полупрозрачную, похожую на мириады мельчайших капель, выстроившихся в октаэдр – правильный и совершенный. В этом камне было неисчислимое количество таких вот октаэдров, и они были живыми. Они перемещались и перемешивались.
   Дик приказал камню изменить форму, и тот через мгновение сам стал октаэдром. Следующий приказ – и рубин втянул в себя столько магической энергии, что засветился даже сквозь ладонь. Молодой рыцарь с ужасом увидел, что кожа его стала прозрачной, что он видит все косточки, все связки, подвижные суставы... «Не отвлекаться», – приказал он себе и перестал обращать внимание на это жуткое зрелище. Еще один приказ – и камень послушно раскрыл свое кристально-чистое, звенящее, холодное, как ключевая вода, сознание, и в глубине его забился пульс, соответствующий ритму сердцебиения Дика.
   Что еще проделывал рыцарь-маг с магическим камнем, он уже не запомнил. Понял только, что научил рубин действовать в бою самостоятельно, самостоятельно создавать вокруг хозяина ауру защиты, или удачи, или еще какую-то – по собственному усмотрению. Научил залечивать раны, открывать двери и видеть сквозь стены – словом, вложил в камень множество тех заклинаний, которые с ходу смог вспомнить. И выбрался на край выемки усталый, выжатый как лимон, с пустой головой и сладостно расслабленным телом. С наслаждением улегся на мох.
   Трагерн и Серпиана присели рядом.
   – Зря ты это сделал, – подумав, сказала девушка.
   – Ты о чем?
   – О том, как ты создал свой артефакт.
   – Я вложил в него те заклинания, которые счел нужным. Мне же с ним работать, верно?
   – Я не о заклинаниях. А о пульсе. Ты же дал ему свой пульс, верно?
   – Да. Как же иначе вдохнуть в камень хоть какое-то подобие жизни?
   – Если разные способы, и из имеющихся этот – самый опасный. Теперь, если кто-нибудь уничтожит этот артефакт, тебе придется нелегко. Ты даже можешь умереть.
   Дик, несмотря на всю усталость, приподнялся на локте и пристально посмотрел ей в глаза. Девушка была печальна и сосредоточена и совсем не шутила. Молодой рыцарь откинулся обратно на мох.
   – Надо было раньше сказать. Теперь уже ничего переделаешь.
   – Наверняка. Уж собственноручно-то разрушить его ты не согласишься, конечно.
   Камень на груди Дика нервно вздрогнул.
   – Конечно.
   – Тогда тебе надо следить, чтоб он не попал в чьи-либо руки. Искусный маг может много всякого сделать с тобой, используя этот камень.
   Молодой рыцарь покосился на Трагерна – тот, необычно молчаливый и задумчивый, сразу отвернулся. Граф, еще не привыкший к своему титулу, дотянулся до мягких волос своей спутницы. Погладил. Притянул к себе и поцеловал.
   – Хочешь, я тебе отдам эту вещицу? – спросил он тихо.
   – Не надо, зачем?!
   – Потому что я и так отдал тебе свое сердце. Ты и так можешь сделать со мной много всякого. Например, нарожать от меня десяток удавчиков. Не хочешь?.. Я вообще-то пытаюсь таким образом еще разок сделать предложение.
   Она улыбнулась, обняла его и шепнула на ухо:
   – Не здесь.
   В Лимассол они вернулись поздним вечером, и Дика в его комнатушке встретил гонец, приятно проводивший время, болтая с кузнецовой дочерью, который передал графу Герефорду неудовольствие короля: почему это, мол, его нет на пиру в честь завершения войны на Кипре и отплытия в Сирию? Молодой рыцарь хлопнул себя по лбу и погнал Серпиану переодеваться в платье. Вот уж в самом деле забыл...
   В пиршественную залу Дик вошел последним, но местечко у самого края почетного стола для него и его спутницы было оставлено, и на блюдах еще лежали куски мяса и пироги с рыбой. Король Английский заметил его, коротко и довольно хмуро кивнул, но кувшин хорошего черного маврона, а потом и белого ксинистери, ароматного, терпко пахнущего лозой, все-таки отправил. Молодой граф уверенно разлил вино по бокалам, подвинул один Серпиане и огляделся.
   По обе стороны от Ричарда и его супруги сидели новые шерифы острова – Стефан Турнхам и Ричард де Камвиль. Они то косились друг на друга с угрозой, то старались не замечать. Легко догадаться, что управление островом вскоре выльется в свирепое соперничество двух шерифов за высшее влияние. Можно ли ожидать в этом случае хороших результатов? Дик опустил голову и фыркнул. Само собой, государь Английский не отдал Турнхаму всю власть на Кипре, опасаясь, что ему, как и Исааку Комнину в свое время, она ударит в голову и придется биться еще и с ним. Но теперь Стефан, воевавший на острове, бывший на нем с самого начала, не желал понимать, почему половину привилегий король отдал какому-то де Камвилю, который и мечом-то не махал.
   Это была не совсем правда, все-таки граф де Камвиль тоже сражался на Кипре, пусть и недолго. Но что самое главное – он был куда знатней Турнхама, возглавлял посольство в Наварру и привез оттуда Беренгеру и все ее приданое. И теперь, косясь на Турнхама, отказывался понимать, с какой стати должен делить власть на этом богатом острове с каким-то там командором рыцарей, который не способен насчитать десяток благородных предков и чьи владения по сравнению с Камвилем довольно скромны. Это тоже было неправдой, но кого в сложившейся ситуации интересовала истина? Оба дворянина верили в то, во что хотели верить.
   А чуть дальше, перед нетронутым блюдом свиных ребрышек сидел сам Комнин. Когда он позволял себе пошевелиться, все желающие могли разглядеть на его руках серебряные цепи такой длины, чтоб не слишком сковывать движения. Дик догадался, что королю Ричарду просто захотелось немного поиздеваться. По той же причине на пиру присутствовала единственная дочь Комнина, перепуганная шестнадцатилетняя девушка, но не в качестве гостьи, а в качестве служанки – она стояла за плечом королевы Английской и подливала ей вина. Руки ее тряслись, время от времени ярко-алые брызги пятнали подол ее простенького белого платья или холщовую скатерть, но на это никто не обращал внимания. Обычную служанку, может, и наказали бы, но она-то не была обычной.
   Слуги на специальных деревянных носилках втащили в залу нескольких телят, запеченных целиком, и стали разделывать туши. Вино лилось рекой. Поблизости от почетного стола негромко бренчал на лютне и пел менестрель, но его никто не слушал и, похоже, посылали ему мясо и вино лишь с тем, чтоб он замолчал и занялся едой. Потом появились жонглеры и акробаты, под оглушительные звуки бубнов и барабанов крутившие колесо или жонглировавшие сразу тремя кинжалами. Их было сложно не заметить или не услышать, потому пирующие ненадолго повернули уже изрядно хмельные головы на звук и стали смотреть представление. Дик наклонился к Серпиане:
   – Ты не устала?
   – Немного, – призналась она.
   – Сейчас все перепьются, и мы потихоньку исчезнем. – Он заметил, что девушка то и дело косится на дочь бывшего императора, прижимающую к груди кувшин, и тихо добавил: – Я знаю, о чем ты думаешь: «Ох уж эти варвары!» Я прав?
   – Почему варвары? – Она проследила за его взглядом. – А... Нет, я думала не об этом. Я вспомнила своего дядю. Ныне покойного.
   – Что случилось с твоим дядей?
   Серпиана с участием взглянула на бывшую наследницу кипрского трона.
   – Мой дядя три года просидел на цепи у трона лорда Кайнеха, Владыки Пламени. Три года. В своем змеином облике. – Она вздохнула. – Так что, думаю, все мы очень похожи. Все мы в той или иной степени братья.
   – Да, только жаль, что наследуем худшие черты, а не лучшие.
   – Не всегда.
   Они еще немного посидели, а потом, тихо встав из-за стола, покинули пиршественную залу, и их исчезновения никто не заметил. По пути к дому кузнеца Дик остановился у замка – полюбоваться на освещенную тысячами огней Лимассольскую гавань. Там и ночью, даже в темноте шла работа, ведь завтра корабли отправлялись в путь, надо было все подготовить, все предусмотреть. Молодой рыцарь мягко положил спутнице руку на плечо, почувствовав, как она дрожит, прижал ее к себе, и они еще долго стояли, обнявшись, на мощенной булыжником, почти безлюдной дороге, любуясь россыпью живых и неподвижных огней далеко внизу.