Страница:
В стекло опять стукнулся снежок.
— Чего ему надо? — нахмурился Юрка. И вдруг, взглянув Рите в глаза, набросил на себя фуфайку и, обманув бдительность Дика, который все утро терпеливо ждал, когда Юрка возьмет его на улицу, быстро выскочил за дверь.
— Какой-то ненормальный… — сказала Рита Дику и, пожав плечами, раскрыла «Айвенго».
Увидев Юрку, Ангел засунул руки в карманы, подошел вплотную и отрывисто сказал:
— Ты брось эти штучки!
— Какие штучки? — спросил Юрка.
— Час хожу под окном, а он как барин!
— А-а, — протянул Юрка. — Я спал.
Ангел поддал ногой мерзлую голышку. Она далеко отлетела и стукнулась о забор.
— У тебя тут приятель есть, — спокойно сказал Ангел. — Ну, этот шофер с бензовоза… Как он?
— Семен? Хороший мужик. А что?
— Поговори с ним, пусть подбросит на станцию.
— Это всегда пожалуйста, — обрадованно сказал Юрка. — Отрываешься?
Ангел с любопытством посмотрел на Юрку. И тот медленно опустил голову. Глаза у Гришки пустые и холодные. Неприятные глаза. Нет, не вырваться ему из Гришкиных лап…
И зачем он тогда связался с ним? Если бы не Ангел, может быть, Юркина судьба совсем иначе сложилась бы.
Познакомились они в детской трудовой колонии. Гусь попал туда впервые. Его сняли с поезда. Тогда Юрка еще не воровал и даже не знал, как это делается. Он просто ехал в тамбуре в уральский город Кунгур, где жила его родная тетка. Он не знал ее фамилии по мужу, точного адреса, но верил, что найдет. Кормился как попало. Военные выручали: то котелок каши дадут, то сухарей подкинут.
Милиционер, снявший мальчишку с поезда, знать ничего не хотел про уральскую тетку.
«Уже слышал, — сказал он. — Все вы едете к теткам».
И с рук на руки сдал Юрку начальнику колонии. Там и встретился Гусь с Гришкой по прозвищу Ангел.
Гришка уговорил его бежать. А потом на воле свел с бойкими черномазыми мальчишками. Они слушались Ангела и делали все, что он приказывал им. Черномазыми они были оттого, что редко умывались. Некогда было. Курсировали на поездах: в собачьих ящиках, в тамбурах, на угольном тендере. Не успел Юрка оглядеться, как эта черномазая шайка вовлекла его в воровство. Сначала на стреме стоял, потом и сам научился в мгновение ока срезать на вокзале пухлые вещевые мешки со спин теток. Научился перед самым отходом поезда выхватывать из рук зазевавшихся пассажиров чемоданы и нырять с ними под вагон, когда колеса начинали вертеться.
А потом с Гришкой поссорился. У Ангела были здоровые кулаки, и он при случае пускал их в ход в «разговоре» с черномазыми разбойниками. Обычно он это делал при дележе добычи, когда его сообщники требовали свою законную долю. Гришка забирал себе все самое лучшее. И попробуй возразить! Кровью умоешься…
Юрка однажды сдуру дал Ангелу сдачи, но тут же пришлось раскаяться: Гришка так отлупил его, что он два дня не мог с тряпья подняться. Еще хорошо, что Ангел нож не вытащил.
Гусь решил отколоться от черномазой шайки. Он сел на первый попавшийся поезд и уехал куда глаза глядят, только бы подальше от Ангела…
И вот снова Гришка стоит перед ним и смотрит Юрке в самую душу.
— Хоть режь меня, никуда я с тобой не поеду, — твердо сказал Юрка. — Мне здесь нравится.
Он ожидал, что Ангел рассвирепеет, начнет грозить, но ничего подобного не произошло. Гришка отвел глаза в сторону, усмехнулся.
— Живи, коли нравится… Мне-то что?
Юрка подозрительно посмотрел на него: «Крутит!»
— Здесь летчики… — сказал он. — Северов обещал меня в рейс взять.
— Куда же ты полетишь?
— На фронт, фашистов крошить.
— А-а, — протянул Ангел. — Ну-ну, слетай.
Юрка пощупал пришитый Ритой карман и спросил:
— Где какава?
— Сховал.
— Гони мою долю.
— Бери.
Ангел оглянулся и направился к крыльцу. Там, спрятавшись за дощатым забором, он выгреб из своих карманов десятка два блестящих кубиков.
— Хватит?
— Не жирно, — заметил Юрка.
— Потом еще дам, — сказал Ангел.
Юрка не понимал: что случилось с Гришкой? Сам пришел к нему и принес эти шоколадные кубики. Не ругается, добрый такой. Что он задумал?
Усевшись на мокрую ступеньку, Ангел потер меховым рукавом голенища хромовых сапог. В голенищах отразилась лужа, подступившая к самому крыльцу. С крыши срывались увесистые капли и со звоном разбивались о ледяной бруствер, опоясывавший избу. Капли выдолбили во льду круглые лунки.
С кладбища, что на пригорке приткнулось к деревянной церквушке, доносились отрывистые крики. Это галки кружились над высокими голыми березами и осинами. На деревьях чернели большие прутяные гнезда. Издали они напоминали шапки, которые будто кто-то нарочно забросил на ветви.
— Гусь, — помолчав, сказал Ангел, — сегодня опять машины пойдут.
— Ну и что? — насторожился Юрка. — Они каждый день ходят.
— Еще бы пару ящичков какавы.
— А этого не хочешь? — Юрка показал Ангелу кукиш. — Работай один. В этом деле я тебе больше не помощник.
Глаза у Гришки стали злыми. Он готов был вскипеть, но сдержался.
— А я хотел погрузить продукты на машину твоему корешку — и будь здоров… На барахолку!
Юрка задумался. Ради того чтобы развязаться с Ангелом, он готов был еще раз забраться в кузов машины. Но Гришка хитрый… Загонит на барахолке продукты и опять сюда заявится.
— А потом махну в Сибирь, — словно читая Юркины мысли, говорил Ангел. — Там у меня есть…
— Тетка! — подсказал Юрка.
— А ты откуда знаешь? — удивился Ангел.
— Знаю.
— Какая тетка? — рассмеялся Гришка. — У меня там дружок кантуется… Мы с ним прошлым летом такое дельце обтяпали!
«Дружок у него… — думал Юрка. — Заливает, собака!»
— Сам воруй какаву, — сказал он. — Я не буду.
И опять Ангел не стал спорить, поднялся с крыльца, запахнул на груди меховую тужурку.
— Ну и врать ты здоров, — усмехнулся он. — На фронт полетит… Да тебя и близко к самолету не подпустят!
— Меня подпустят… — сказал Юрка.
Ангел ступил сапогом в лужу. И в луже все закачалось: синее небо, крыша, маленькое белое облако.
— Когда тебе принести твою долю? — уже у калитки спросил он.
— Можешь не приносить, — сказал Юрка. — Ты ведь на барахолку собрался?
— Погожу… — многозначительно сказал Гришка и, треснув расшатанной калиткой, зашагал прочь.
Юрка проводил его взглядом и тяжело вздохнул. Неспокойно стало на душе. Не такой человек Гришка Ангел, чтобы по-доброму убраться отсюда. Жди беды…
Рита читала «Айвенго», а Дик дремал возле печки. На Юрку не обратил внимания. Видно, крепко обиделся.
— Противное лицо у твоего дружка, — сказала Рита. — Красное и все в белых лишаях.
— Наплевать.
Юрка нагнулся и достал из-под скамейки зеленый сундучок, где хранились его пожитки. Сложил туда кубики с сухим какао. Подошел к Рите и пять штук высыпал ей на колени.
— Это тебе, — сказал он. — Говорят, сладкая штука.
Рита развернула кубик и откусила кусочек.
— Ага, — кивнула она, — сладкая.
Юрка тоже съел один кубик. А другой, развернув, протянул Дику.
— Возьми!
Дик не шевельнулся. Тогда Юрка присел на корточки и положил кубик перед самой мордой. Дик, скосив глаза, посмотрел на шоколад, облизнулся, но не взял.
— Как хочешь, — сказал Юрка и отошел.
— Где ты достал?
— Ешь, — сказал Юрка.
— Хочешь, я сейчас приготовлю настоящее какао? — спросила Рита.
— Валяй.
Юрка услышал глухое ворчание. Дик не выдержал характера. Он оскалил пасть и, склонив набок голову, осторожно взял белыми зубами коричневый кубик.
НЕБО И ЗЕМЛЯ
БЕРЕЗОВЫЙ СОК
— Чего ему надо? — нахмурился Юрка. И вдруг, взглянув Рите в глаза, набросил на себя фуфайку и, обманув бдительность Дика, который все утро терпеливо ждал, когда Юрка возьмет его на улицу, быстро выскочил за дверь.
— Какой-то ненормальный… — сказала Рита Дику и, пожав плечами, раскрыла «Айвенго».
Увидев Юрку, Ангел засунул руки в карманы, подошел вплотную и отрывисто сказал:
— Ты брось эти штучки!
— Какие штучки? — спросил Юрка.
— Час хожу под окном, а он как барин!
— А-а, — протянул Юрка. — Я спал.
Ангел поддал ногой мерзлую голышку. Она далеко отлетела и стукнулась о забор.
— У тебя тут приятель есть, — спокойно сказал Ангел. — Ну, этот шофер с бензовоза… Как он?
— Семен? Хороший мужик. А что?
— Поговори с ним, пусть подбросит на станцию.
— Это всегда пожалуйста, — обрадованно сказал Юрка. — Отрываешься?
Ангел с любопытством посмотрел на Юрку. И тот медленно опустил голову. Глаза у Гришки пустые и холодные. Неприятные глаза. Нет, не вырваться ему из Гришкиных лап…
И зачем он тогда связался с ним? Если бы не Ангел, может быть, Юркина судьба совсем иначе сложилась бы.
Познакомились они в детской трудовой колонии. Гусь попал туда впервые. Его сняли с поезда. Тогда Юрка еще не воровал и даже не знал, как это делается. Он просто ехал в тамбуре в уральский город Кунгур, где жила его родная тетка. Он не знал ее фамилии по мужу, точного адреса, но верил, что найдет. Кормился как попало. Военные выручали: то котелок каши дадут, то сухарей подкинут.
Милиционер, снявший мальчишку с поезда, знать ничего не хотел про уральскую тетку.
«Уже слышал, — сказал он. — Все вы едете к теткам».
И с рук на руки сдал Юрку начальнику колонии. Там и встретился Гусь с Гришкой по прозвищу Ангел.
Гришка уговорил его бежать. А потом на воле свел с бойкими черномазыми мальчишками. Они слушались Ангела и делали все, что он приказывал им. Черномазыми они были оттого, что редко умывались. Некогда было. Курсировали на поездах: в собачьих ящиках, в тамбурах, на угольном тендере. Не успел Юрка оглядеться, как эта черномазая шайка вовлекла его в воровство. Сначала на стреме стоял, потом и сам научился в мгновение ока срезать на вокзале пухлые вещевые мешки со спин теток. Научился перед самым отходом поезда выхватывать из рук зазевавшихся пассажиров чемоданы и нырять с ними под вагон, когда колеса начинали вертеться.
А потом с Гришкой поссорился. У Ангела были здоровые кулаки, и он при случае пускал их в ход в «разговоре» с черномазыми разбойниками. Обычно он это делал при дележе добычи, когда его сообщники требовали свою законную долю. Гришка забирал себе все самое лучшее. И попробуй возразить! Кровью умоешься…
Юрка однажды сдуру дал Ангелу сдачи, но тут же пришлось раскаяться: Гришка так отлупил его, что он два дня не мог с тряпья подняться. Еще хорошо, что Ангел нож не вытащил.
Гусь решил отколоться от черномазой шайки. Он сел на первый попавшийся поезд и уехал куда глаза глядят, только бы подальше от Ангела…
И вот снова Гришка стоит перед ним и смотрит Юрке в самую душу.
— Хоть режь меня, никуда я с тобой не поеду, — твердо сказал Юрка. — Мне здесь нравится.
Он ожидал, что Ангел рассвирепеет, начнет грозить, но ничего подобного не произошло. Гришка отвел глаза в сторону, усмехнулся.
— Живи, коли нравится… Мне-то что?
Юрка подозрительно посмотрел на него: «Крутит!»
— Здесь летчики… — сказал он. — Северов обещал меня в рейс взять.
— Куда же ты полетишь?
— На фронт, фашистов крошить.
— А-а, — протянул Ангел. — Ну-ну, слетай.
Юрка пощупал пришитый Ритой карман и спросил:
— Где какава?
— Сховал.
— Гони мою долю.
— Бери.
Ангел оглянулся и направился к крыльцу. Там, спрятавшись за дощатым забором, он выгреб из своих карманов десятка два блестящих кубиков.
— Хватит?
— Не жирно, — заметил Юрка.
— Потом еще дам, — сказал Ангел.
Юрка не понимал: что случилось с Гришкой? Сам пришел к нему и принес эти шоколадные кубики. Не ругается, добрый такой. Что он задумал?
Усевшись на мокрую ступеньку, Ангел потер меховым рукавом голенища хромовых сапог. В голенищах отразилась лужа, подступившая к самому крыльцу. С крыши срывались увесистые капли и со звоном разбивались о ледяной бруствер, опоясывавший избу. Капли выдолбили во льду круглые лунки.
С кладбища, что на пригорке приткнулось к деревянной церквушке, доносились отрывистые крики. Это галки кружились над высокими голыми березами и осинами. На деревьях чернели большие прутяные гнезда. Издали они напоминали шапки, которые будто кто-то нарочно забросил на ветви.
— Гусь, — помолчав, сказал Ангел, — сегодня опять машины пойдут.
— Ну и что? — насторожился Юрка. — Они каждый день ходят.
— Еще бы пару ящичков какавы.
— А этого не хочешь? — Юрка показал Ангелу кукиш. — Работай один. В этом деле я тебе больше не помощник.
Глаза у Гришки стали злыми. Он готов был вскипеть, но сдержался.
— А я хотел погрузить продукты на машину твоему корешку — и будь здоров… На барахолку!
Юрка задумался. Ради того чтобы развязаться с Ангелом, он готов был еще раз забраться в кузов машины. Но Гришка хитрый… Загонит на барахолке продукты и опять сюда заявится.
— А потом махну в Сибирь, — словно читая Юркины мысли, говорил Ангел. — Там у меня есть…
— Тетка! — подсказал Юрка.
— А ты откуда знаешь? — удивился Ангел.
— Знаю.
— Какая тетка? — рассмеялся Гришка. — У меня там дружок кантуется… Мы с ним прошлым летом такое дельце обтяпали!
«Дружок у него… — думал Юрка. — Заливает, собака!»
— Сам воруй какаву, — сказал он. — Я не буду.
И опять Ангел не стал спорить, поднялся с крыльца, запахнул на груди меховую тужурку.
— Ну и врать ты здоров, — усмехнулся он. — На фронт полетит… Да тебя и близко к самолету не подпустят!
— Меня подпустят… — сказал Юрка.
Ангел ступил сапогом в лужу. И в луже все закачалось: синее небо, крыша, маленькое белое облако.
— Когда тебе принести твою долю? — уже у калитки спросил он.
— Можешь не приносить, — сказал Юрка. — Ты ведь на барахолку собрался?
— Погожу… — многозначительно сказал Гришка и, треснув расшатанной калиткой, зашагал прочь.
Юрка проводил его взглядом и тяжело вздохнул. Неспокойно стало на душе. Не такой человек Гришка Ангел, чтобы по-доброму убраться отсюда. Жди беды…
Рита читала «Айвенго», а Дик дремал возле печки. На Юрку не обратил внимания. Видно, крепко обиделся.
— Противное лицо у твоего дружка, — сказала Рита. — Красное и все в белых лишаях.
— Наплевать.
Юрка нагнулся и достал из-под скамейки зеленый сундучок, где хранились его пожитки. Сложил туда кубики с сухим какао. Подошел к Рите и пять штук высыпал ей на колени.
— Это тебе, — сказал он. — Говорят, сладкая штука.
Рита развернула кубик и откусила кусочек.
— Ага, — кивнула она, — сладкая.
Юрка тоже съел один кубик. А другой, развернув, протянул Дику.
— Возьми!
Дик не шевельнулся. Тогда Юрка присел на корточки и положил кубик перед самой мордой. Дик, скосив глаза, посмотрел на шоколад, облизнулся, но не взял.
— Как хочешь, — сказал Юрка и отошел.
— Где ты достал?
— Ешь, — сказал Юрка.
— Хочешь, я сейчас приготовлю настоящее какао? — спросила Рита.
— Валяй.
Юрка услышал глухое ворчание. Дик не выдержал характера. Он оскалил пасть и, склонив набок голову, осторожно взял белыми зубами коричневый кубик.
НЕБО И ЗЕМЛЯ
Снег на аэродроме больше не нужно было расчищать. Под апрельскими лучами солнца он и сам весь растаял. Зато жидкая грязь широко разлилась кругом. Сухой была только взлетная дорожка. Она почти не пустовала. Штурмовики то и дело взлетали и садились. Юрка привык к реву моторов и больше не обращал внимания на самолеты. Он многих летчиков знал в лицо. Здоровался с ними. И они с ним здоровались как полагается, за руку.
Своим стал человеком на аэродроме Юрка. Среди его знакомых Герой Советского Союза весельчак и балагур Вася. Встречаясь с Юркой, он первый подавал ему руку и спрашивал, как равного: «Что новенького?» — «Работаем помаленьку», — басовито отвечал Юрка.
Официантки из офицерской столовой нежно называли летчика Вася-Василечек.
Бригада, в которой работал Юрка, занималась дренажем летного поля. Копали неглубокие канавки, по которым отводили воду, вырубали из земли квадратные лепехи дерна и укладывали в поле.
Катя сбросила шубу и сразу стала стройной. Лицо и обнаженные до локтей руки успели загореть. К Юрке она по-прежнему относилась по-матерински. Работой не перегружала, но не давала бездельничать.
— Ничего, Ежик, — задумчиво глядя на него, говорила она, — пойдешь в школу…
— Не пойду, — мотал головой Юрка. — Отвык.
— Сколько ты закончил?
— Четыре.
— Попадешь ко мне, — улыбнулась Катя. — Я как раз веду пятые — седьмые.
— Сказал, не хочу учиться, — упрямо твердил Юрка. — Я буду летчиком.
— Кто же тебя, безграмотного, к самолету допустит?
— Никто… Северов.
— А ты поговори с ним, — не отвязывалась Катя. — Можно быть летчиком без образования?
Юрке такие разговоры не нравились. Учительница, а не понимает такой простой штуки: пока Юрка будет учиться в школе, война кончится, а он хочет сейчас летать.
Юрка лопатой подгонял к канаве желтую пенящуюся воду, когда вдруг увидел приближающегося к нему Константина Васильевича. Летчик был в расстегнутой куртке и забрызганных грязью хромовых сапогах. Шлем он держал в руке. Ветер шевелил на его голове черные волосы.
— Готов? — спросил Северов и заговорщицки подмигнул.
У Юрки бешено заколотилось сердце. Наконец-то! Летчик сдержал свое слово. Сейчас они вместе сядут в самолет и полетят фашистов бомбить. Он далеко отшвырнул лопату и зачем-то стал ладонью приглаживать волосы на голове.
— Ты куда это собрался? — строго спросила Катя, с любопытством поглядывая на Северова.
— Я сичас… — заторопился Юрка. — Я в один момент, теть Кать, слетаю и… обратно.
— Куда слетаешь? — Катя не на шутку всполошилась. — Кто тебя возьмет?
— Я, — улыбаясь, сказал Северов.
— Да кто вам… Какое вы имеете право? — Катины глаза стали гневными. — Я вам не позволю!
Летчик смотрел на Катю и улыбался. Он тоже загорел. Белый шрам еще заметнее выделялся на его смуглом лице.
— Ничего страшного не случится, — миролюбиво сказал он.
Юрка, широко раскрыв глаза, смотрел то на летчика, то на Катю. От страха, что Северов сейчас раздумает и не возьмет его с собой, у него слова застряли в горле. Как он рассердился в этот момент на бригадирку! Он готов был с кулаками наброситься на нее и заставить замолчать.
— Я полечу! — тонко, в сильном волнении выкрикнул он. — Полечу!
Схватил Северова за руку и потащил за собой.
— Пойдем скорее!
Но летчик не спешил.
— Подожди, — сказал он. — Без разрешения начальства не имею права.
Тогда Юрка подбежал к Кате и, глядя ей в самые зрачки, выдохнул почти шепотом:
— Отпусти! Слышишь, отпусти!
И Катя уступила. Она поняла, что, если не отпустит, Юрка такой обиды не простит ей никогда. Есть в жизни мальчишек минуты, когда взрослые должны им уступать.
— А если разобьетесь? — сдаваясь, спросила Катя.
— Нет! — воскликнул Юрка. — Сами кого хочешь собьем.
— Все будет в порядке, — сказал Северов. — Через полчаса живым и невредимым доставлю вам его… Обещаю, товарищ тетя Катя.
Катя отвернулась от них и с силой вонзила лопату во влажную землю. Летчик смотрел на нее и улыбался. И улыбка была у него виноватая.
— Идите же, — не оборачиваясь, резко сказала Катя, а когда они двинулись, негромко прибавила: — И все-таки глупо это.
— Сердитая она у тебя? — спросил Северов.
— Не-е, она добрая, — сказал Юрка.
Зло на Катю прошло. Наоборот, за эти несколько минут он как бы по-новому увидел «Катьку-бригадирку».
— Ничего она, — подумав, прибавил он.
Потрепанный в воздушных боях двухместный штурмовик ИЛ-2 стоял у ангара. Он только что прибыл из ремонта. На плоскостях, фюзеляже выделялись свежие заплатки. Они были темнее, чем сам корпус самолета. Из кабины пилота торчала нога в кирзовом сапоге.
— Саша! — окликнул летчик. — Что там еще?
Нога исчезла, и вместо нее появилось круглое белобровое лицо техника.
— Проверял аварийную сеть, товарищ старший лейтенант.
— Как?
— Полный порядок.
Техник выбрался на крыло, присел и ловко соскользнул на землю. Он оказался маленьким, коренастым, всего на голову выше Юрки. Синий замасленный комбинезон был расстегнут на груди. Из кармана торчала длинная отвертка с красной ручкой.
Юрка обошел штурмовик кругом, не нагибая голову, прошелся под краснозвездным крылом. Солнце нагрело машину, остро пахло бензином и другими запахами самолета.
— Откуда взялся этот шпингалет? — удивился техник, наконец обративший внимание на Гуся.
— Полетит со мной, — сказал Северов. — Вместо стрелка. Обеспечить ему парашют.
Техник неодобрительно покачал головой и пошел в ангар за парашютом. Принес и положил возле шасси.
Юрка обнаружил на крыле короткую стальную трубку.
— Пулемет? — спросил он.
— Пушка, — неохотно ответил Саша. Ему не нравилось все это. С какой стати Северов берет с собой мальчишку? Как будто он, Саша, не мог полететь с ним… Покосившись на старую Юркину фуфайку, грязные сапоги, техник сказал:
— В таких сапожищах полезешь в кабину?
Юрка растерянно обозрел свои сапоги. Действительно, грязи на них налипло — воз.
— Оботри, — сказал Саша и, вытащив из кармана замасленную тряпку, протянул Юрке.
— Умеешь с парашютом обращаться?
— Там кольцо какое-то… — сказал Юрка. — За него надо дергать, да?
Саша молча надел на Гуся широкие лямки.
— Да-а-а… — протянул он. — Великоват. — И убавил белые брезентовые ремни.
Юрка едва был виден из-за двух твердых парашютных подушек. Саша обстоятельно объяснил, как нужно в случае аварии выбираться из кабины и за какое кольцо и когда дергать.
Гусь слушал внимательно, но ничего толком не запомнил.
— Все ясно, — сказал он. — Только нас не собьют.
— Само собой, — сказал Саша.
В солнечное небо взлетела тусклая ракета.
— За дело, ребята, — сказал летчик. Он вскарабкался на скользкое крыло, подал руку Юрке. Откинув толстый плексигласовый колпак, который летчики почему-то называют фонарем, посадил Гуся на кожаное пружинящее сиденье. Мягкое оно или нет, Юрка не знал, так как пришлось сидеть на парашюте. Над головой громко щелкнуло, и небо окрасилось в желтый цвет. Это Северов наглухо захлопнул фонарь. В кабине стало душно, запахло обшивкой самолета. Прямо перед Юркиным лицом торчали мягкие, обтянутые красной кожей рукоятки, повыше металлической паутиной поблескивала прицельная сетка. «Пулемет!» — догадался Юрка.
Над головой вдруг снова засияло чистое весеннее небо, пахнуло смолистой сосной. Это техник открыл фонарь.
— Эй, авиатор! — сказал он. — А шлем забыл?
Он надел Юрке на голову кожаный просторный шлем, застегнул, всунул в гнездо маленькую черную вилку, от которой к шлему тянулся белый шнур.
— Держись, парень, за небо — не пропадешь! — крикнул Юрке в закрытое ухо техник и улыбнулся. — Не трусишь?
Юрка замотал головой.
Взвизгнул стартер, и кабина сразу наполнилась знобкой дрожью и гулом. Гул все рос, ему уже не хватало места в кабине.
— У, черт, как ревет! — вырвалось у Юрки.
«В самолете ругаться не положено, — прозвучал в ушах насмешливый голос Северова. — Выруливаем на взлетную полосу… Говори в микрофон. Он у тебя под носом».
Голос летчика, немного измененный микрофоном, доносился из наушников, прикрепленных к шлему. Юрка приблизил лицо к черной штуке и крикнул: «Северов, летим?» — «Не так громко кричи», — сказал летчик.
Взревел мотор; когда гул достиг самой высокой ноты, самолет вздрогнул и небо над головой со свистом понеслось куда-то назад. Юрку прижало к спинке сиденья. Он решил, что уже летит, но самолет чувствительно подбросило. Значит, еще на земле. Но вот бег стал мягче. Легкий толчок. Немного погодя еще толчок… и Юрка стал проваливаться вниз, ноги налились тяжестью, тело с силой вдавилось в сиденье.
«Как самочувствие?» — спросил Северов. Гусь сразу не смог ответить. Сейчас он не волен был распоряжаться своим телом. Перехватило горло, какая-то непонятная сила тянула вниз живот. Но очень скоро все это кончилось. Тянуть вниз перестало, назойливый гул мотора стал глуше, а потом исчез. Правда, стоило Юрке сглотнуть слюну, как гул снова врывался в уши, но он теперь не мешал.
«Хорошо», — сказал Юрка. «Что хорошо?» — «Самочувствие…»
В кабине стало прохладно. Юрка осмелился поближе пододвинуться к фонарю и посмотрел вниз. Под крылом самолета проплывал лес. Сверху он казался ровно подстриженным. Сквозь зелень елей и сосен кое-где белел снег. На коричневых прямоугольниках полей, перемежавшихся с лесом, снега совсем не было. Блестящая лента с синим отливом разрезала лес, поля и, изогнувшись двойной дугой, вильнула в сторону. Это река. В одном месте она вся была испещрена маленькими белыми пятнышками.
«Что это?» — спросил Юрка. «Ледоход».
Скоро Гусь научился сам узнавать земные предметы. Вот внизу деревня. Словно кто-то рассыпал на полянке спичечные коробки различной величины. Такие крошечные домики Юрка когда-то давно строил из кубиков. Светлая прямая полоска с поперечными ниточками — это железная дорога. Полоска потемнее, с блестками — шоссе с лужами. Крошечный жучок, едва ползущий по узкой ленте, — грузовик. Люди напоминали муравьев, поставленных на задние ножки.
В наушниках что-то захрипело. Наверное, Северов откашлялся.
«Приближаемся к фронту, — сказал он. — Могут появиться „мессершмитты“… Не спускай глаз с хвоста. Как увидишь самолет, сразу скажи мне, понял?» — «Ага, понял», — сказал Гусь.
Штурмовик вдруг начал проваливаться. У Юрки дух захватило. Так бывает, когда качаешься на качелях. Взлетишь вверх, а потом падаешь вниз. Такое состояние продолжалось недолго. Самолет приблизился к самым вершинам деревьев и на бреющем полете прошелся вдоль длинной ленты шоссе. Черные приземистые жуки чуть заметно ползли.
«Где же фронт-то?» — спросил Юрка. «Фронт? — помедлив, сказал летчик. — Пролетели».
Крыло самолета вдруг задралось, земля выгнулась, рванулась навстречу, и Юрка заорал: «Ой, падаем!»
Северов ничего не ответил. В наушниках что-то захрипело, щелкнуло.
«Как хвост?» — спросил Северов. «Целехонек». — «Я спрашиваю, самолетов не видно?» — «Куда-то все попрятались… Домой?» — немного погодя спросил Юрка. «Уже надоело? — засмеялся Северов. — На печку захотелось? К немцам в тыл, Гусь, летим. В Берлин». «Зачем? — встревожился Юрка. — Не стоит. Вдруг бензин кончится?» — «А может, слетаем к Гитлеру в гости?» — «Собьют, — сказал Юрка. — У нас бомбов нет. Забыли прицепить». — «Безобразие, — сказал Северов. — Без боеприпасов у немцев делать нечего».
Во время посадки Юрку с непривычки чуть не стошнило. Когда земля стремительно понеслась навстречу, ему впервые стало по-настоящему страшно. Показалось, что самолет обязательно промахнется и они врежутся в лес. Но все обошлось благополучно. Штурмовик приземлился по всем правилам, развернулся на месте и покатил к ангару.
Северов, сдвинув фонарь и показав золотой зуб, сказал:
— С первым боевым вылетом!
Юрка, счастливый, смотрел на небо и наслаждался свежим ветром, тишиной. Он хотел встать и не смог. Ноги одеревенели, а тут еще парашют. Да и руки что-то плохо слушались. Спасибо, техник Саша помог. Он вытащил обмякшего Юрку из кабины, отстегнул какие-то крючки, и две тяжелые подушки упали к Юркиным ногам.
— Не умер? — спросил Саша.
— Мы на фронте были, — сказал Гусь.
— А как обстоит дело со штанами? Не мокрые?
— Пощупай, — обиделся Юрка и отвернулся от Саши.
— Говоришь, на фронте были? — не отставал техник. — В самом деле?
— Танки видел… Они как жуки.
— Чьи танки-то?
— Немецкие. Чьи же еще?
— И зенитки по вам палили?
— Не слыхал, — сказал Юрка. — Я за хвостом наблюдал.
— Серьезное дело… А ты знаешь, в какой стороне фронт?
Гусь неопределенно махнул рукой:
— Там…
— То-то и оно, — непонятно усмехнулся Саша. — Эх ты, фронтовик!
— Ежик! — услышал Юрка взволнованный Катин голос. — Целый?
— А то еще какой же? — небрежно сказал Юрка.
Катя стояла рядом с Северовым, и они оба смотрели на него. Белый платок у бригадирки был повязан вокруг шеи, в темно-русой пряди волос голубел мохнатый подснежник. Оживленная, красивая, она улыбалась Юрке.
— У нас бомбов не было, — сказал Юрка, — а то бы мы дали фрицам перцу.
— Сашка виноват, — сказал Северов. — Не подвесил.
Техник фыркнул и полез на крыло.
— Пойдем, — взяла Катя Юрку за руку.
— Ну тебя, — вырвался он. — Не маленький.
Они рядом пошли напрямик через летное поле. Высокая статная Катя с подснежником в волосах и маленький возбужденный мальчишка. Шли и молчали. Над головой слышался гул, но самолетов не было видно. В Юркиных ушах все еще гудело, стрекотало, земля ускользала из-под ног.
— Эй, приятель! — закричал Саша. — А шлем?
— Забыл.
Гусь стащил с головы кожаный шлем и побежал к самолету, у которого стояли Северов и Саша.
— И как это я? — сказал Юрка и виновато посмотрел на летчика.
Северов взял шлем, повертел его в руках и снова надел Юрке на голову.
— Носи, — сказал он. — Ты почти летчик.
Своим стал человеком на аэродроме Юрка. Среди его знакомых Герой Советского Союза весельчак и балагур Вася. Встречаясь с Юркой, он первый подавал ему руку и спрашивал, как равного: «Что новенького?» — «Работаем помаленьку», — басовито отвечал Юрка.
Официантки из офицерской столовой нежно называли летчика Вася-Василечек.
Бригада, в которой работал Юрка, занималась дренажем летного поля. Копали неглубокие канавки, по которым отводили воду, вырубали из земли квадратные лепехи дерна и укладывали в поле.
Катя сбросила шубу и сразу стала стройной. Лицо и обнаженные до локтей руки успели загореть. К Юрке она по-прежнему относилась по-матерински. Работой не перегружала, но не давала бездельничать.
— Ничего, Ежик, — задумчиво глядя на него, говорила она, — пойдешь в школу…
— Не пойду, — мотал головой Юрка. — Отвык.
— Сколько ты закончил?
— Четыре.
— Попадешь ко мне, — улыбнулась Катя. — Я как раз веду пятые — седьмые.
— Сказал, не хочу учиться, — упрямо твердил Юрка. — Я буду летчиком.
— Кто же тебя, безграмотного, к самолету допустит?
— Никто… Северов.
— А ты поговори с ним, — не отвязывалась Катя. — Можно быть летчиком без образования?
Юрке такие разговоры не нравились. Учительница, а не понимает такой простой штуки: пока Юрка будет учиться в школе, война кончится, а он хочет сейчас летать.
Юрка лопатой подгонял к канаве желтую пенящуюся воду, когда вдруг увидел приближающегося к нему Константина Васильевича. Летчик был в расстегнутой куртке и забрызганных грязью хромовых сапогах. Шлем он держал в руке. Ветер шевелил на его голове черные волосы.
— Готов? — спросил Северов и заговорщицки подмигнул.
У Юрки бешено заколотилось сердце. Наконец-то! Летчик сдержал свое слово. Сейчас они вместе сядут в самолет и полетят фашистов бомбить. Он далеко отшвырнул лопату и зачем-то стал ладонью приглаживать волосы на голове.
— Ты куда это собрался? — строго спросила Катя, с любопытством поглядывая на Северова.
— Я сичас… — заторопился Юрка. — Я в один момент, теть Кать, слетаю и… обратно.
— Куда слетаешь? — Катя не на шутку всполошилась. — Кто тебя возьмет?
— Я, — улыбаясь, сказал Северов.
— Да кто вам… Какое вы имеете право? — Катины глаза стали гневными. — Я вам не позволю!
Летчик смотрел на Катю и улыбался. Он тоже загорел. Белый шрам еще заметнее выделялся на его смуглом лице.
— Ничего страшного не случится, — миролюбиво сказал он.
Юрка, широко раскрыв глаза, смотрел то на летчика, то на Катю. От страха, что Северов сейчас раздумает и не возьмет его с собой, у него слова застряли в горле. Как он рассердился в этот момент на бригадирку! Он готов был с кулаками наброситься на нее и заставить замолчать.
— Я полечу! — тонко, в сильном волнении выкрикнул он. — Полечу!
Схватил Северова за руку и потащил за собой.
— Пойдем скорее!
Но летчик не спешил.
— Подожди, — сказал он. — Без разрешения начальства не имею права.
Тогда Юрка подбежал к Кате и, глядя ей в самые зрачки, выдохнул почти шепотом:
— Отпусти! Слышишь, отпусти!
И Катя уступила. Она поняла, что, если не отпустит, Юрка такой обиды не простит ей никогда. Есть в жизни мальчишек минуты, когда взрослые должны им уступать.
— А если разобьетесь? — сдаваясь, спросила Катя.
— Нет! — воскликнул Юрка. — Сами кого хочешь собьем.
— Все будет в порядке, — сказал Северов. — Через полчаса живым и невредимым доставлю вам его… Обещаю, товарищ тетя Катя.
Катя отвернулась от них и с силой вонзила лопату во влажную землю. Летчик смотрел на нее и улыбался. И улыбка была у него виноватая.
— Идите же, — не оборачиваясь, резко сказала Катя, а когда они двинулись, негромко прибавила: — И все-таки глупо это.
— Сердитая она у тебя? — спросил Северов.
— Не-е, она добрая, — сказал Юрка.
Зло на Катю прошло. Наоборот, за эти несколько минут он как бы по-новому увидел «Катьку-бригадирку».
— Ничего она, — подумав, прибавил он.
Потрепанный в воздушных боях двухместный штурмовик ИЛ-2 стоял у ангара. Он только что прибыл из ремонта. На плоскостях, фюзеляже выделялись свежие заплатки. Они были темнее, чем сам корпус самолета. Из кабины пилота торчала нога в кирзовом сапоге.
— Саша! — окликнул летчик. — Что там еще?
Нога исчезла, и вместо нее появилось круглое белобровое лицо техника.
— Проверял аварийную сеть, товарищ старший лейтенант.
— Как?
— Полный порядок.
Техник выбрался на крыло, присел и ловко соскользнул на землю. Он оказался маленьким, коренастым, всего на голову выше Юрки. Синий замасленный комбинезон был расстегнут на груди. Из кармана торчала длинная отвертка с красной ручкой.
Юрка обошел штурмовик кругом, не нагибая голову, прошелся под краснозвездным крылом. Солнце нагрело машину, остро пахло бензином и другими запахами самолета.
— Откуда взялся этот шпингалет? — удивился техник, наконец обративший внимание на Гуся.
— Полетит со мной, — сказал Северов. — Вместо стрелка. Обеспечить ему парашют.
Техник неодобрительно покачал головой и пошел в ангар за парашютом. Принес и положил возле шасси.
Юрка обнаружил на крыле короткую стальную трубку.
— Пулемет? — спросил он.
— Пушка, — неохотно ответил Саша. Ему не нравилось все это. С какой стати Северов берет с собой мальчишку? Как будто он, Саша, не мог полететь с ним… Покосившись на старую Юркину фуфайку, грязные сапоги, техник сказал:
— В таких сапожищах полезешь в кабину?
Юрка растерянно обозрел свои сапоги. Действительно, грязи на них налипло — воз.
— Оботри, — сказал Саша и, вытащив из кармана замасленную тряпку, протянул Юрке.
— Умеешь с парашютом обращаться?
— Там кольцо какое-то… — сказал Юрка. — За него надо дергать, да?
Саша молча надел на Гуся широкие лямки.
— Да-а-а… — протянул он. — Великоват. — И убавил белые брезентовые ремни.
Юрка едва был виден из-за двух твердых парашютных подушек. Саша обстоятельно объяснил, как нужно в случае аварии выбираться из кабины и за какое кольцо и когда дергать.
Гусь слушал внимательно, но ничего толком не запомнил.
— Все ясно, — сказал он. — Только нас не собьют.
— Само собой, — сказал Саша.
В солнечное небо взлетела тусклая ракета.
— За дело, ребята, — сказал летчик. Он вскарабкался на скользкое крыло, подал руку Юрке. Откинув толстый плексигласовый колпак, который летчики почему-то называют фонарем, посадил Гуся на кожаное пружинящее сиденье. Мягкое оно или нет, Юрка не знал, так как пришлось сидеть на парашюте. Над головой громко щелкнуло, и небо окрасилось в желтый цвет. Это Северов наглухо захлопнул фонарь. В кабине стало душно, запахло обшивкой самолета. Прямо перед Юркиным лицом торчали мягкие, обтянутые красной кожей рукоятки, повыше металлической паутиной поблескивала прицельная сетка. «Пулемет!» — догадался Юрка.
Над головой вдруг снова засияло чистое весеннее небо, пахнуло смолистой сосной. Это техник открыл фонарь.
— Эй, авиатор! — сказал он. — А шлем забыл?
Он надел Юрке на голову кожаный просторный шлем, застегнул, всунул в гнездо маленькую черную вилку, от которой к шлему тянулся белый шнур.
— Держись, парень, за небо — не пропадешь! — крикнул Юрке в закрытое ухо техник и улыбнулся. — Не трусишь?
Юрка замотал головой.
Взвизгнул стартер, и кабина сразу наполнилась знобкой дрожью и гулом. Гул все рос, ему уже не хватало места в кабине.
— У, черт, как ревет! — вырвалось у Юрки.
«В самолете ругаться не положено, — прозвучал в ушах насмешливый голос Северова. — Выруливаем на взлетную полосу… Говори в микрофон. Он у тебя под носом».
Голос летчика, немного измененный микрофоном, доносился из наушников, прикрепленных к шлему. Юрка приблизил лицо к черной штуке и крикнул: «Северов, летим?» — «Не так громко кричи», — сказал летчик.
Взревел мотор; когда гул достиг самой высокой ноты, самолет вздрогнул и небо над головой со свистом понеслось куда-то назад. Юрку прижало к спинке сиденья. Он решил, что уже летит, но самолет чувствительно подбросило. Значит, еще на земле. Но вот бег стал мягче. Легкий толчок. Немного погодя еще толчок… и Юрка стал проваливаться вниз, ноги налились тяжестью, тело с силой вдавилось в сиденье.
«Как самочувствие?» — спросил Северов. Гусь сразу не смог ответить. Сейчас он не волен был распоряжаться своим телом. Перехватило горло, какая-то непонятная сила тянула вниз живот. Но очень скоро все это кончилось. Тянуть вниз перестало, назойливый гул мотора стал глуше, а потом исчез. Правда, стоило Юрке сглотнуть слюну, как гул снова врывался в уши, но он теперь не мешал.
«Хорошо», — сказал Юрка. «Что хорошо?» — «Самочувствие…»
В кабине стало прохладно. Юрка осмелился поближе пододвинуться к фонарю и посмотрел вниз. Под крылом самолета проплывал лес. Сверху он казался ровно подстриженным. Сквозь зелень елей и сосен кое-где белел снег. На коричневых прямоугольниках полей, перемежавшихся с лесом, снега совсем не было. Блестящая лента с синим отливом разрезала лес, поля и, изогнувшись двойной дугой, вильнула в сторону. Это река. В одном месте она вся была испещрена маленькими белыми пятнышками.
«Что это?» — спросил Юрка. «Ледоход».
Скоро Гусь научился сам узнавать земные предметы. Вот внизу деревня. Словно кто-то рассыпал на полянке спичечные коробки различной величины. Такие крошечные домики Юрка когда-то давно строил из кубиков. Светлая прямая полоска с поперечными ниточками — это железная дорога. Полоска потемнее, с блестками — шоссе с лужами. Крошечный жучок, едва ползущий по узкой ленте, — грузовик. Люди напоминали муравьев, поставленных на задние ножки.
В наушниках что-то захрипело. Наверное, Северов откашлялся.
«Приближаемся к фронту, — сказал он. — Могут появиться „мессершмитты“… Не спускай глаз с хвоста. Как увидишь самолет, сразу скажи мне, понял?» — «Ага, понял», — сказал Гусь.
Штурмовик вдруг начал проваливаться. У Юрки дух захватило. Так бывает, когда качаешься на качелях. Взлетишь вверх, а потом падаешь вниз. Такое состояние продолжалось недолго. Самолет приблизился к самым вершинам деревьев и на бреющем полете прошелся вдоль длинной ленты шоссе. Черные приземистые жуки чуть заметно ползли.
«Где же фронт-то?» — спросил Юрка. «Фронт? — помедлив, сказал летчик. — Пролетели».
Крыло самолета вдруг задралось, земля выгнулась, рванулась навстречу, и Юрка заорал: «Ой, падаем!»
Северов ничего не ответил. В наушниках что-то захрипело, щелкнуло.
«Как хвост?» — спросил Северов. «Целехонек». — «Я спрашиваю, самолетов не видно?» — «Куда-то все попрятались… Домой?» — немного погодя спросил Юрка. «Уже надоело? — засмеялся Северов. — На печку захотелось? К немцам в тыл, Гусь, летим. В Берлин». «Зачем? — встревожился Юрка. — Не стоит. Вдруг бензин кончится?» — «А может, слетаем к Гитлеру в гости?» — «Собьют, — сказал Юрка. — У нас бомбов нет. Забыли прицепить». — «Безобразие, — сказал Северов. — Без боеприпасов у немцев делать нечего».
Во время посадки Юрку с непривычки чуть не стошнило. Когда земля стремительно понеслась навстречу, ему впервые стало по-настоящему страшно. Показалось, что самолет обязательно промахнется и они врежутся в лес. Но все обошлось благополучно. Штурмовик приземлился по всем правилам, развернулся на месте и покатил к ангару.
Северов, сдвинув фонарь и показав золотой зуб, сказал:
— С первым боевым вылетом!
Юрка, счастливый, смотрел на небо и наслаждался свежим ветром, тишиной. Он хотел встать и не смог. Ноги одеревенели, а тут еще парашют. Да и руки что-то плохо слушались. Спасибо, техник Саша помог. Он вытащил обмякшего Юрку из кабины, отстегнул какие-то крючки, и две тяжелые подушки упали к Юркиным ногам.
— Не умер? — спросил Саша.
— Мы на фронте были, — сказал Гусь.
— А как обстоит дело со штанами? Не мокрые?
— Пощупай, — обиделся Юрка и отвернулся от Саши.
— Говоришь, на фронте были? — не отставал техник. — В самом деле?
— Танки видел… Они как жуки.
— Чьи танки-то?
— Немецкие. Чьи же еще?
— И зенитки по вам палили?
— Не слыхал, — сказал Юрка. — Я за хвостом наблюдал.
— Серьезное дело… А ты знаешь, в какой стороне фронт?
Гусь неопределенно махнул рукой:
— Там…
— То-то и оно, — непонятно усмехнулся Саша. — Эх ты, фронтовик!
— Ежик! — услышал Юрка взволнованный Катин голос. — Целый?
— А то еще какой же? — небрежно сказал Юрка.
Катя стояла рядом с Северовым, и они оба смотрели на него. Белый платок у бригадирки был повязан вокруг шеи, в темно-русой пряди волос голубел мохнатый подснежник. Оживленная, красивая, она улыбалась Юрке.
— У нас бомбов не было, — сказал Юрка, — а то бы мы дали фрицам перцу.
— Сашка виноват, — сказал Северов. — Не подвесил.
Техник фыркнул и полез на крыло.
— Пойдем, — взяла Катя Юрку за руку.
— Ну тебя, — вырвался он. — Не маленький.
Они рядом пошли напрямик через летное поле. Высокая статная Катя с подснежником в волосах и маленький возбужденный мальчишка. Шли и молчали. Над головой слышался гул, но самолетов не было видно. В Юркиных ушах все еще гудело, стрекотало, земля ускользала из-под ног.
— Эй, приятель! — закричал Саша. — А шлем?
— Забыл.
Гусь стащил с головы кожаный шлем и побежал к самолету, у которого стояли Северов и Саша.
— И как это я? — сказал Юрка и виновато посмотрел на летчика.
Северов взял шлем, повертел его в руках и снова надел Юрке на голову.
— Носи, — сказал он. — Ты почти летчик.
БЕРЕЗОВЫЙ СОК
Береза, которую Юрка облюбовал, особняком стояла на пригорке. На ее нежной белой коре серыми бородавками выделялись бугорчатые наросты. Почки на ветвях вспухли, и кое-где из трещинок уже выглядывали зеленые маслянистые глазки. Береза была не очень толстая, но высокая. Если, задрав голову, долго смотреть на ее вершину, то голова начинает кружиться, а в глазах — зеленая рябь.
— Эту ковырнем, — сказал Гусь, присаживаясь на корточки у березового ствола.
Северов, широко расставив ноги, стоял рядом и задумчиво гладил кору ладонью.
— Красавица… А запах какой, а?
Юрка потянул носом: обыкновенный запах. Пахнет талой водой, почками, лесом и… гуталином от сапог летчика.
— И не жалко тебе калечить березу? — спросил Северов, наблюдая за Юркой.
— Чего ей станет? — сказал Гусь и острым ножом сделал на стволе надрез. Затем содрал кору, обнажив желтую древесину, и глубоко воткнул нож. Сок не потек, а брызнул, омочив нож до самой рукоятки. Мутноватые капли посыпались на землю. Юрка, нагнув голову, подставил язык.
— Сладкий, — причмокнул он. Вырвав нож, забил черенком в трещинку тонкий прутик, подставил бутылку. Сок струйкой побежал в горлышко.
— Порядок, — сказал Гусь и, поднявшись с корточек, осмотрелся. — Надо бы еще пару бутылок приспособить.
— Не жадничай, — усмехнулся Северов. — Одну-то не выпьешь.
— А ты? — удивленно посмотрел на него Юрка. — Только попробуй — за уши не оттащишь.
— Хватит нам одной бутылки.
— А Катьке? Знаешь как обрадуется?
— Ну хорошо, — сказал Северов. — Раз обрадуется, давай устанавливай свое хозяйство.
Он обнял березу, прислонился к гладкой белой коре щекой. И глаза у Северова стали какие-то другие — мягкие, лучистые. И сам он будто не летчик, а мальчишка в форме. Мальчишка с усиками. Даже не верится, что он летает и бомбит немцев.
— Кончится война — обязательно посажу под окном березу… — сказал летчик. — Пускай растет большая и красивая, как эта. И скворечник на березе прилажу. Ты любишь скворцов?
— Я собак люблю, — сказал Юрка. Он завертел головой. — А где Дик?
— Пускай разомнется, — сказал Северов и продолжал: — Утром встанешь, а береза шумит и скворцы на ней песни распевают… Ты любишь, когда скворцы поют?
— Не знаю, — сказал Гусь. — А как они поют?
— Хорошо поют… Заслушаешься.
— Где же Дик? — Юрка приложил ладони ко рту и крикнул: — Дик!
Из кустов, в глубине которых белел снег, выскочил Дик, очумело осмотрелся и, роняя с языка слюну, помчался в ельник.
— Учуял кого-то, — сказал Юрка. — Он зайцев ловит?
— Обязательно посажу березу, — сказал Северов. — И не одну.
Они спустились с пригорка в лощину. Здесь березы стояли ствол о ствол с осинами, соснами, молодыми дубками. На полянках, где много света, густо разросся орешник. Под ногами шелестели прелые прошлогодние листья. Их было так много, что подошвы тонули и казалось, что ступаешь по драному лоскутному одеялу. Из глубины леса потянуло болотной сыростью и муравьиной кислотой. Под толстой кривобокой березой стоял большущий гриб. Коричневая шляпка его сморщилась, края оплыли. Юрка дотронулся до гриба ногой, и он сразу осел, разваливаясь на проточенные червями куски.
— Скажи ты, — удивился Гусь. — Перезимовал.
Он чувствовал себя в лесу хозяином. Северов еще по дороге сюда признался ему, что очень любит лес, но там, откуда он родом, голая степь. Огромная ковыльная степь без конца и края. Это у самого Каспийского моря. Юрка степь только с крыши вагона видел, а лес знал и умел в нем хорошо ориентироваться.
— Эту ковырнем, — сказал Гусь, присаживаясь на корточки у березового ствола.
Северов, широко расставив ноги, стоял рядом и задумчиво гладил кору ладонью.
— Красавица… А запах какой, а?
Юрка потянул носом: обыкновенный запах. Пахнет талой водой, почками, лесом и… гуталином от сапог летчика.
— И не жалко тебе калечить березу? — спросил Северов, наблюдая за Юркой.
— Чего ей станет? — сказал Гусь и острым ножом сделал на стволе надрез. Затем содрал кору, обнажив желтую древесину, и глубоко воткнул нож. Сок не потек, а брызнул, омочив нож до самой рукоятки. Мутноватые капли посыпались на землю. Юрка, нагнув голову, подставил язык.
— Сладкий, — причмокнул он. Вырвав нож, забил черенком в трещинку тонкий прутик, подставил бутылку. Сок струйкой побежал в горлышко.
— Порядок, — сказал Гусь и, поднявшись с корточек, осмотрелся. — Надо бы еще пару бутылок приспособить.
— Не жадничай, — усмехнулся Северов. — Одну-то не выпьешь.
— А ты? — удивленно посмотрел на него Юрка. — Только попробуй — за уши не оттащишь.
— Хватит нам одной бутылки.
— А Катьке? Знаешь как обрадуется?
— Ну хорошо, — сказал Северов. — Раз обрадуется, давай устанавливай свое хозяйство.
Он обнял березу, прислонился к гладкой белой коре щекой. И глаза у Северова стали какие-то другие — мягкие, лучистые. И сам он будто не летчик, а мальчишка в форме. Мальчишка с усиками. Даже не верится, что он летает и бомбит немцев.
— Кончится война — обязательно посажу под окном березу… — сказал летчик. — Пускай растет большая и красивая, как эта. И скворечник на березе прилажу. Ты любишь скворцов?
— Я собак люблю, — сказал Юрка. Он завертел головой. — А где Дик?
— Пускай разомнется, — сказал Северов и продолжал: — Утром встанешь, а береза шумит и скворцы на ней песни распевают… Ты любишь, когда скворцы поют?
— Не знаю, — сказал Гусь. — А как они поют?
— Хорошо поют… Заслушаешься.
— Где же Дик? — Юрка приложил ладони ко рту и крикнул: — Дик!
Из кустов, в глубине которых белел снег, выскочил Дик, очумело осмотрелся и, роняя с языка слюну, помчался в ельник.
— Учуял кого-то, — сказал Юрка. — Он зайцев ловит?
— Обязательно посажу березу, — сказал Северов. — И не одну.
Они спустились с пригорка в лощину. Здесь березы стояли ствол о ствол с осинами, соснами, молодыми дубками. На полянках, где много света, густо разросся орешник. Под ногами шелестели прелые прошлогодние листья. Их было так много, что подошвы тонули и казалось, что ступаешь по драному лоскутному одеялу. Из глубины леса потянуло болотной сыростью и муравьиной кислотой. Под толстой кривобокой березой стоял большущий гриб. Коричневая шляпка его сморщилась, края оплыли. Юрка дотронулся до гриба ногой, и он сразу осел, разваливаясь на проточенные червями куски.
— Скажи ты, — удивился Гусь. — Перезимовал.
Он чувствовал себя в лесу хозяином. Северов еще по дороге сюда признался ему, что очень любит лес, но там, откуда он родом, голая степь. Огромная ковыльная степь без конца и края. Это у самого Каспийского моря. Юрка степь только с крыши вагона видел, а лес знал и умел в нем хорошо ориентироваться.