Козлов Вильям Федорович. Юрка Гусь

   Он подошел к Дику, который остервенело рыл лапами землю рядом с могилой. Дик зарычал и отпрыгнул в сторону.
   — Эй, Дик! — позвал Вася-Василек. — Иди сюда, дурашка!
   Дик снова зарычал. Юрка подошел к нему, обхватил руками за шею и глухо сказал:
   — Не отдам!
   — Собака-то не твоя?
   — У меня никого нет, дядя Вася, — сказал Юрка.
   Летчик с грустью смотрел на перепачканного желтой землей Юрку и овчарку. Дик не рычал. Он лег у Юркиных ног и положил морду на ком земли.
   Видно, привык он к этому большеглазому мальчишке. Попробуй заново приучать собаку. До дрессировки ли тут? На дню по два-три вылета…
   — За собакой ухаживать надо.
   — Буду.
   — Ты знаешь, Дик летал с ним на ИЛе.
   — Я тоже люблю Дика.
   — Как ребята, — сказал летчик. — Я поговорю.
   Вася-Василек ушел. Юрка и Дик долго еще сидели на холодной земле.
   Над головой тихо покачивались зеленые метелки тополей. Сырой тяжелый запах глубинной земли перемешался с терпким ароматом молодой листвы. Сказали бы сейчас Юрке: полезай в яму, и тебя закопаем — он ни слова не говоря, полез бы. Пускай закапывают. Второй раз на своем коротком веку испытал Юрка большое горе. Мать… и вот друг Северов. Еще совсем недавно они из одной бутылки пили березовый сок…
   И снова, уже в который раз, казня себя, припоминает последние минуты перед смертью Северова… Невысокий, в кожаной куртке, стоял он у порога и держался рукой за расшатанную ручку двери. Шрам белой змейкой спускался к подбородку. Карие глаза внимательно смотрели на Юрку… «А я думал, ты настоящий парень».
   Юрка застонал и, скрипнув зубами, уткнулся горячим лицом в короткую шерсть Дика Умер Северов… Умер, не простив Юрку! Ведь Северов так и не узнал, что Юрка не по доброй воле украл эти сухари и проклятые кубики с какао!
   Юрка вдруг со всей отчетливостью представил Гришкино круглое белоглазое лицо с лишаями…
   — Гад! Гад! — хрипло сказал Юрка. — Это ты… Ты!
   Дик зашевелился и, обдав лицо горячим дыханием, лизнул Юрку в ухо.
   — Ну, Ангел! — Юрка поднялся. — Посчитаемся…
   Убыстряя шаги, он пошел по тропке. В кулаках зажаты две горсти желтого могильного песку. Песок на штанах, фуфайке, сапогах. Вгорячах Юрка даже забыл про собаку. Дик еще с минуту постоял возле могилы, провожая его взглядом. А когда Юрка свернул с тропинки на дорогу, тихонько заскулил и, перемахнув через могильный холм, потрусил за ним.

СХВАТКА ЗА ОКОЛИЦЕЙ

   Ангела долго искать не пришлось. Он бродил возле Юркиного дома и тихонько насвистывал. Из кармана порванного пиджака торчал козырек кепки. Темная короткая челка косо спускалась на Гришкин лоб. Увидев Юрку с собакой, он остановился.
   — Чей это зверь? — спросил он.
   Юрка смотрел на Ангела и угрюмо молчал.
   — Потолковать бы надо, — сказал Гришка.
   — Машину обчистить?
   — Дело есть… — уклончиво ответил Ангел.
   — Говори.
   Гришка посмотрел на дорогу. Навстречу им, гремя пустыми ведрами, шла женщина. За ней виднелись еще люди.
   — Прогуляемся? — предложил Ангел.
   В другое время Юрка Гусь вряд ли согласился бы идти с ним далеко от изб, но сейчас было на все наплевать. А потом, ему тоже хотелось кое-что сказать Ангелу.
   — Пошли, — сказал Юрка.
   Ангел впереди, за ним Юрка направились к околице, сразу за которой начинался высокий сосняк. Дик потрусил за ними. Гришке это не понравилось. Он остановился, поднял с дороги камень.
   — Эй, псина, поворачивай оглобли! — крикнул он и размахнулся. Дик, вздыбив загривок, зарычал. Ангел растерянно опустил руку. Камень гулко стукнулся о землю.
   — Никак бешеный!
   Юрка чуть приметно усмехнулся.
   — Боишься?
   — Я? Боюсь? — Ангел захохотал. — Жалко, под рукой нет подходящего дрына… Я бы ему живо ребра пересчитал!
   — Полегче, — сказал Юрка.
   Настроение у Гришки упало. Он часто оглядывался назад: не идет ли кто за собакой.
   Дорога сразу за околицей сделала крюк, и они вышли к лесу. На пригорке стояли сосны. Это здесь месяц назад Ангел вырыл в снегу окопчик. Снег растаял, а от окопчика на земле остались пожелтевшие сосновые ветки. Сквозь них проросла молодая трава.
   Ангел присел на черный, заплесневелый пень. Юрка, засунув кулаки в карманы, остановился напротив.
   — Ну? — сказал он. — Чего ты хотел?
   Ангел вытащил из-за пазухи начатый круг сухой колбасы, с хрустом отломил порядочный кусок и протянул Юрке:
   — Кусай.
   Юрка, не изменяя позы, покачал головой.
   — Богато живешь? — насмешливо сказал Ангел и, покрутив колбасу за веревочку, бросил Дику.
   — Ангел, — негромко сказал Юрка, — уходи…
   — Что?! Ты что-то сказал или мне показалось?
   — Уходи!
   — Так… — сказал Ангел. — Я хотел с тобой по-хорошему. А ты, поганка…
   Он стремительно шагнул к Юрке и — раз-раз! — хлестнул его по щекам.
   — Прибавки хочешь? Подставляй котелок…
   Юрка совсем близко увидел бешеные глаза Ангела, белые сухие пятна на щеках. Маргаритка говорит, что это лишаи…
   — Ты уйдешь отсюда, — упрямо сказал Юрка и прищурился, ожидая удара. Ангел ударил наотмашь по правой скуле. Глазу сразу стало горячо. Гнев толчками шумел в голове, кулаки окаменели.
   — Заткнулся? — удовлетворенно сказал Ангел, и круглые лишаи на его щеках задвигались, показались желтые нечищеные зубы. — С Ангелом шутки плохи…
   Он не договорил. Юрка изо всей силы ударил. Гришкино лицо перекосилось, голова резко мотнулась назад, нижняя губа отвисла, а между зубов выступила кровь.
   — Ай да Гусь! — криво усмехнулся Ангел — Мальчику просто надо ело жить. Мальчик хочет бай бай!
   Гришка ощупал губу, кровью сплюнул и рукавом обтер рот. Голос у него был спокойный. Ангел знал, что Юрка в его руках, и не спешил.
   — Из гада рыбину не сделаешь, — говорил он. — А ну-ка, Гусь, развернись, покажи твои перышки.
   Ангел пошевелил плечами, со свистом втянул сквозь зубы воздух и ударил. Юрка отлетел назад и, не удержавшись на ногах, упал в пыль. Ангел поставил колено ему на грудь.
   — Мальчику неудобно? — спросил он, снова замахиваясь. — Получай, мальчик!
   Юрка выбросил вперед руку, но до Гришкиного лица не достал. Уклоняясь от ударов, он вертелся на земле, как ящерица. А Ангел, тяжело придыхая, гвоздил и гвоздил Юрку тяжелыми кулаками. Дик стоял на обочине дороги и переводил взгляд с пахучего куска колбасы на дерущихся ребят. Он уже успел привыкнуть к частой возне Юрки, Маргаритки и Северова и не подозревал, как тяжело приходится его другу.
   А Юрка совсем забыл про Дика. Все еще валяясь на земле, он молча ногами отбивался от Ангела.
   — Проси, Гусь, пощады, а то убью! — нагнулся к нему остервеневший Гришка.
   Юрка изловчился и сильно толкнул его в живот ногой. Ангел сел на землю, сморщился и не спеша достал из за голенища маленькую финку с разноцветной наборной ручкой.
   Юрка, не отрывая взгляда от блестящего изогнутого лезвия, задом пополз по дороге. Ангел встал и поднял руку.
   Но удара не последовало. Раздался пронзительный крик, финка вылетела из рук Ангела и воткнулась в землю у самых Юркиных ног. Дик впился клыками в Гришкину руку и потянул ее вниз. Ангел рухнул на дорогу и, извиваясь, пытался стряхнуть с себя овчарку. Свободной рукой он хватал землю, колотил собаку по голове, но Дик не отпускал. И тогда Гришка Ангел закричал тонко и жалобно, как раненый заяц. Ноги его в пыльных хромовых сапогах царапали землю, голова моталась из стороны в сторону.
   Юрка с трудом поднялся. Загребая сапогами пыль, подошел к Ангелу. Вот он, враг, лежит на земле и корчится от боли. Глаза вылезли на лоб, белки порозовели, нижняя губа вздулась. Что, Ангел, не нравится?
   — Отпусти, — Юрка погладил взъерошенного пса.
   Овчарка нехотя разомкнула челюсти и, возбужденно дрожа, стала настороженно смотреть на Гришку.
   — Паскуда, сволочь, — сказал он, ощупывая запястье.
   — А теперь давай винти отсюда, — угрюмо сказал Юрка. — По быстрому!
   Ангел встал, задрал рукав пиджака и, припав губами к укушенному месту, стал высасывать кровь.
   — Бешеный, — сплевывая, сказал он.
   — Еще раз сюда придешь — натравлю, так и знай! — Юрка положил руку на голову Дика. — Разорвет.
   Ангел молча высасывал кровь. Пиджак его под мышкой лопнул, на темной челке — дорожная пыль. Он попытался было припугнуть Юрку.
   — Ну, Гусь…
   Юрка, насмешливо глядя ему в глаза, сказал одно слово:
   — Дик!
   Ангел сдался.
   — Ладно, я уйду, — вяло сказал он. — Только придержи этого зверя… А то снова вцепится.
   Гришка осторожно сделал несколько шагов. Возле торчащей из земли финки остановился, хотел поднять, но Дик зарычал. Ангел шарахнулся в сторону и, не оглядываясь, зашагал по дороге прочь от деревни, в лес.
   Дик подошел к финке, обнюхал ее и повернул голову к Юрке — дескать, что с этой штукой делать: взять ее или здесь, на дороге, оставить? Юрка выдернул из земли финку и посмотрел на свет сквозь прозрачную, составленную из разноцветных кусочков плексигласа ручку.
   — Была ваша — стала наша… «Мальчик!» — передразнивая Ангела, сказал он и сунул финку за голенище сапога.
   С аэродрома донесся гул моторов. Сосны, что стояли по обеим сторонам большака, вздрогнули и снова затихли. За спиной что-то гулко треснуло, словно на сучок кто-то наступил; уж не Ангел ли? Но Юрка даже не оглянулся. Теперь сам черт не страшен.
   Он опустился на колени рядом с Диком, взял его голову в руки и звучно поцеловал в шершавый холодный нос.

БЕРЕЗА У МОГИЛЫ

   Погода стояла летная, и знойное небо дрожало от самолетного гула. Над аэродромом изредка пролетали на большой высоте немецкие разведчики. Они напоминали маленькие серебряные кресты. Самолет пролетел, а в небе, расползаясь вширь, долго висел рыхлый белый след.
   Юрка от летчиков слышал, что этот след образуется в разреженном воздухе. Стоит самолету опуститься пониже, и следа не будет.
   В деревне распустилась сирень. Ветви, отяжелевшие от гроздьев, перевалились через жерди низких палисадников. Вечерами, когда становилось прохладно, тонкий запах сирени ощущался особенно остро. Цветы никто не рвал, и сирень все ниже опускала ветви к земле. Машины, проезжая мимо, поднимали пыль. Серая занавеска долго висела над дорогой. К вечеру сирень становилась рыжей. А утром, обильно умытая росой, снова празднично зеленела.
   Хорошая погода стояла на дворе, а Юрка Гусь не находил себе места. Разделяя тоску, верный Дик неотступно следовал за ним. Грустный стал Дик. Он часами лежал у Юркиных ног, уткнув морду в лапы. Иногда он вздрагивал и тихонько скулил. А то, близко сдвинув на переносице карие глаза, грозно рычал, показывал страшные клыки. Не на Юрку рычал, а на кого-то другого, невидимого. Наверное, на фашиста, который сбил Северова…
   Рита не одну ночь всхлипывала на кухне за занавеской. Утром глаза ее были опухшими и красными. У нее все валилось из рук. Гороховый суп почти весь выкипел. Тарелки и ложки падали на пол, когда она накрывала стол. Каждый раз, когда что-то падало, Дик поднимался и обнюхивал.
   После обеда Рита не стала посуду мыть. Раскрыла книгу и уткнулась в нее.
   «Читает… — с раздражением подумал Юрка. — Северова нет… а она читает».
   — Брось, — сказал он.
   Рита не пошевелилась, будто и не слышала. Юрка сорвался с места, подскочил к ней и вырвал книгу.
   — В печку! — крикнул он, размахивая кулаком.
   — Спички на шестке, — сказала Рита.
   Плечи у Риты опустились. Она отвернулась к окну и стала водить по стеклу пальцем.
   И Юрка остыл. Повертев в руках книгу, он захлопнул ее и положил на подоконник.
   — Это я… так, — сказал он. — Читай, если хочешь.
   Рита взяла книгу и, не глядя на Гуся, стала листать.
   — Читай, — повторил Юрка.
   — Когда ему памятник поставят? — спросила Рита.
   — Война кончится — и поставят.
   — Он герой. Ему обязательно памятник поставят.
   — Угу, — сказал Юрка. — Только ему наплевать на памятник: мертвый ведь.
   — И ограду поставят, — сказала Рита. — Я буду цветы на могилку носить.
   — Нужны ему твои цветы!
   — И птичкам корм буду давать.
   — Каким птичкам? — стал злиться Юрка. — Давай о другом говорить.
   — Ладно, — согласилась Рита. — О чем же?
   — Уйду я отсюда, — сказал Гусь. — Как увижу летчиков, так…
   — А где этот тип с лишаями? Ну, который еще снег в окно бросал?
   — Ангел? — нахмурился Юрка. — Нет его. Испарился.
   — К бабушке Василисе пойдешь?
   Юркино лицо подобрело. Он посмотрел на Дика и сказал:
   — А не прогонит она меня с ним?
   Рита не успела ответить: в сенях послышались шаги, распахнулась дверь, и в избу вошли два летчика. Юрка хорошо знал Васю-Василька. Второго не знал. Он сразу догадался, зачем они пришли. Он знал, что они придут. И все-таки побледнел.
   Вася-Василек за руку поздоровался с Юркой, улыбнулся Рите:
   — Чаем, хозяйка, угостишь?
   — Угощу, — сказала Рита и юркнула за занавеску.
   Летчики уселись за стол. Переговариваясь, поглядывали на Юрку, Дика. Чернявый, с обожженной щекой, особенно внимательно разглядывал Дика.
   — Добрый пес, — сказал он.
   Юрка промолчал.
   — Эй, Дик, — позвал чернявый, — ко мне!
   Дик поднял морду и угрюмо взглянул на него.
   — Встать! — приказал чернявый.
   Дик стриганул ушами и заворчал.
   Чернявый повернулся к Васе-Васильку:
   — А ты говорил, ученый… Он простой команды не понимает.
   — Он тебя не знает, — сказал Вася-Василек. — Грош бы ему цена была, если бы он любого слушался…
   Вася-Василек достал из кармана пакет, развернул и протянул Дику кусок вареного мяса:
   — На, Дик.
   Дик подошел, осторожно взял клыками мясо, хамкнув, проглотил. Вася-Василек погладил его и ласково сказал:
   — Лежать, Дик.
   Дик смотрел ему в глаза и стоял.
   — Лежать! — повысил голос Вася-Василек.
   Дик боком отошел от него и сел.
   — Лежать, лежать!
   Дик приподнял черную верхнюю губу, сморщил нос и показал клыки.
   — Ученый, — усмехнулся чернявый.
   — Вот какое дело, Гусь, — сказал Вася-Василек. — Мы тут посоветовались и решили овчарку взять. Она состоит в полку на довольствии. Будет при кухне.
   — Пищеблок сторожить, — прибавил с обожженной щекой. — О чем толковать? С этим зверем взрослому-то не справиться, а тут мальчишка… Забираем.
   Юрке стало жарко. Сейчас пристегнут к ошейнику плетеный поводок и — прощай, Дик! Что же делать?
   — Дядя Вася, — всем телом повернулся Юрка к летчику, — он ко мне здорово привык… Он меня слушается!
   — Ну, если слушается, — подмигнул Васильку чернявый, — то другое дело… Может быть, малыш, ты нам продемонстрируешь свое умение?
   Юрка растерянно замолчал. Теперь все пропало. С какой стати Дик его будет слушаться?
   — Начинай, — сказал чернявый. — Будет пес тебя слушаться — твой. Нет — забираем. Договорились, малыш?
   Это был последний и один-единственный шанс. И Юрка решился.
   Он подошел к Дику, прижался к его морде щекой и прошептал: «Дик, ну, Дик?»
   — А что я ему должен говорить? — спросил он.
   — Подавай команды, — сказал чернявый.
   Гусь потерся щекой о морду собаки, погладил и отошел к порогу. Дик (он все еще сидел недалеко от ножки стола) проводил его взглядом.
   — Ко мне, Дик! — сглотнув слюну, позвал Юрка.
   Овчарка внимательно смотрела на него, но с места не двигалась. «Эх, Дик, — с болью подумал Юрка. — Ну что же ты?» И снова позвал, вернее, не позвал, а попросил:
   — Дик, ко мне.
   Юрка не верил своим глазам: овчарка встала, подошла к нему и села у левой ноги.
   Летчики переглянулись. Чернявый потер обожженную щеку и сказал:
   — Это случайно… А ну, подай другую команду.
   — Лежать! — ликуя, произнес Юрка. Он теперь был уверен, что Дик сделает все, что он ни попросит.
   Дик лег, выбросив вперед сильные лапы.
   — А теперь какую? — обернулся счастливый Юрка к летчикам.
   Он повторял за чернявым самые различные служебные команды, и Дик четко выполнял их. Радость захлестнула Гуся. Страх прошел, и голос его звенел на всю избу. Рита давно налила чай в стаканы и, забыв про гостей, изумленно смотрела на Юрку и Дика. Дик вошел во вкус и по первому приказанию охотно бегал, ползал, лаял, приносил апорт, охранял вещи.
   — Пошли его в военторг за папиросами, — сказал чернявый, — да смотри, чтобы сдачу принес…
   Летчики рассмеялись.
   — Что ты будешь делать с ним? — спросил Вася-Василек. — Одному не прокормиться, а с овчаркой пропадешь.
   — Он кости любит, — сказал Юрка. — Я буду в столовой брать кости.
   — А хлеб, мясо?
   — Накормлю.
   — Дик мало ест, я знаю, — ввернула Рита.
   — Говорю, не пропадет, — сказал Гусь. — Свой обед отдам, а голодать не будет.
   — Ты выиграл, малыш, — сказал чернявый. — Дик — твой. Но если будет с едой туго, не губи собаку. Сразу приводи к нам.
   — Идет, — кивнул Юрка. А про себя подумал: «Как же, приведу. Мой Дик!»
   — Приходи в столовую за довольствием, — сказал Вася-Василек. — Котелок у тебя есть?
   — А у вас кашевар не жадный? — спросил Юрка. — Даст?
   — Бери котелок побольше.
   Летчики выпили по два стакана чаю, поблагодарили.
   — Хочешь, я тебя на штурмовике прокачу? — предложил чернявый Юрке.
   — Я с Северовым летал, — сказал Гусь. — Вот был летчик!
   — Как хочешь, — усмехнулся чернявый. — Ну, будь здоров, малыш.
   Они ушли. Юрка гладил Дика и размышлял: почему чернявый летчик все время усмехается? Слово скажет и сразу усмехнется. А вообще он, видно, мужик хороший. Где это его так крепко обожгло? В самолете, наверное. И Вася-Василек хороший. Только он совсем на летчика не похож. Какой-то стеснительный, как красна девица. И глаза у него синие, девичьи, и румянец все время играет на щеках — все и зовут его Вася-Василек. Имя совсем для летчика, да еще Героя Советского Союза, неподходящее. Это он на земле такой…
   Хороший народ летчики. Но уходить надо. Работы на аэродроме закончились. Ничего больше копать не надо. Солнце высушило всю воду. На летном поле выросла высокая редкая трава. Когда издали смотришь на взлетающий самолет, то кажется, что он по ржаному полю бежит. Трава стелется позади самолета, волнами разбегается вокруг. Летчики сбросили толстые меховые куртки и надели легкие кожаные. И унты сняли. Пришло лето. Жарко на земле. А в небе никогда не бывает жарко. Там прохладно. И чем выше, тем холоднее. А если подняться совсем высоко, куда штурмовики не поднимаются, там в любую жару — мороз. Это техник Саша говорил. Юрка встретился с ним на могиле Северова. А потом они пошли на аэродром. Саша готовил к вылету штурмовик, а Юрка подавал инструменты. Самолет был новый. И летчик летал на нем молодой, незнакомый. Только что прибыл из авиационного училища. Высокий, с длинным носом и огромными ступнями. Таких больших ног Юрка еще ни у кого не видел. Он спросил Сашу, какой размер обуви носит летчик. Саша сказал, что «сорок последний». И еще спросил Юрка: как этот летчик, ничего парень? Саша пожал плечами и неохотно сказал: «Поживем — увидим».
   О Северове Саша мог рассказывать часами. А Юрка мог слушать сколько угодно. Он слушал Сашу и гордился другом.
   Катя на другой же день после похорон ушла из Градобойцев. Юрка проводил ее до леса. Лицо у Кати побледнело, осунулось, а глаза вроде бы еще больше почернели. В них была такая боль, что Юрка не решился первый заговорить с Катей. Они молча миновали мост. Речка была в этом месте мелкая, и дно просвечивало. Круглые камни, ржавые железяки усеяли речку. А рыбы не видать. Даже мальков. За мостом на пригорке стояли березы. А дальше — околица.
   — Я пойду, — сказал Юрка.
   Катя остановилась, как-то странно посмотрела Юрке в глаза и сказала:
   — Ежик, зачем ты меня познакомил с ним?
   Юрка растерялся, сразу не нашелся что ответить.
   — Он про тебя все время спрашивал, — немного погодя сказал он. — Интересовался.
   — Почему так случилось? Почему?!
   — Снарядом в бак, — сказал Юрка.
   — Ежик, ты не будешь летчиком…
   — Буду, — сказал Юрка.
   Катя нагнулась, в губы поцеловала Юрку. И быстро зашагала по тропинке мимо берез, кустов.
   — Он сказал, что ты красивая, — вдогонку сказал Юрка. Но Катя не остановилась. Наверное, не расслышала.
   Ушла Катя. И Юрке нужно уходить. Он вспомнил, как они ходили за березовым соком, как их обстрелял «юнкерс». Чудак все-таки Северов. Гладил березу и что-то толковал про скворцов. Поют, говорил, хорошо они. И когда утром под окном береза шумит, тоже хорошо… Вернувшись домой, Юрка отыскал в сарае ржавую лопату. Хотел один уйти, но раздумал. Остановился на пороге и сказал Рите:
   — Эй, пойдем в лес.
   Он почему-то никак не мог назвать ее по имени, хотя и чувствовал, что такое обращение, как «Эй! А ну-ка ты, послушай!», обижает девочку.
   — В лес? — удивилась она. — Думаешь, грибы поспели?
   — Эти… цветочки Северову.
   — Цветы руками рвут, — сказала Рита. — Зачем лопата?
   — Пойдем, — сказал Юрка.
   Трещинка на березе почернела. По краям ее желтыми бугорками затвердел сок. На том месте, где была бутылка, высоко поднялась трава. Северов стоял вот тут и гладил ствол. А вон на той лужайке их обстреляли.
   — Здесь что-то цветов не видно, — осмотревшись, сказала Рита. — Я пойду дальше.
   — Скажи: красивая эта береза? — спросил Юрка, разглядывая ствол.
   — А ты слепой?
   — Красивая, — сказал Юрка. — Ее без трактора не дотащишь…
   Он подошел к другой, молодой тонконогой березке и покачал ее за ствол. Листья вздрогнули.
   — Шумит, — сказал Юрка и, поплевав на ладони, с маху вонзил лопату в твердый дерн.
   Выкопать березу оказалось делом нелегким. Она успела глубоко врасти в землю. Стряхнув с корней комки, Юрка взвалил дерево на плечо.
   — А цветы? — спросила Рита.
   — Бери лопату, и пошли, — скомандовал он.
   Березу посадили рядом с могилой.
   — Полить надо, — сказал Юрка и стал озираться: нет ли рядом подходящей посудины. Ничего не увидев, он стащил с головы подаренный Северовым шлем и спустился вниз к речке.
   Шлем был кожаный, и вода из него не вытекала. Раз пять спускался Юрка к речке за водой. Рита, присев на корточки, ладонями разравнивала вокруг березы сырую желтую землю.
   — Огромная вырастет, — сказал Юрка. — Ни одного корня не повредил… После войны я сюда скворечник приколочу. В нем будут скворцы жить и чвирикать… Он говорил, что любит, когда скворцы чвирикают.
   Они долго сидели рядом и смотрели на речку, что плескалась внизу в пологих берегах. Три больших утки полоскали широкие клювы в затянутой ряской воде.
   Молодая береза расправляла на вешнем ветру ветви.

ЗДРАВСТВУЙ, БАБКА ВАСИЛИСА!

   Юрка нашел Семена за гаражом. Шофер в синих галифе и сапогах лежал на траве. Солнце пекло выпуклую грудь. Лицо было прикрыто пилоткой. На плечах и руках синей тушью были выколоты самолеты, пропеллер и орел. Юрка обошел Семена кругом, присел на корточки; интересно, на спине тоже что-нибудь нарисовано? Ему больше всего понравился самолет.
   Грудь шофера вздымалась, он, наверное, задремал. Юрка сорвал зеленую былинку и пощекотал ему нос. Нос сморщился, задвигался, но не чихнул. Семен головой подбросил пилотку, и два дремотных черных глаза уставились на Юрку.
   — А-а, это ты, Огурец, — заулыбался Семен. — Молодец, что не забываешь.
   — Выколи и мне такой самолетик, — попросил Юрка.
   Шофер покосился на свое плечо.
   — Не надо, — сказал он. — Пакость это… Да и больно.
   — Не бойся, пищать не буду, — сказал Юрка. — Орла с бабой не надо, а самолет наколи.
   — Говорят, пакость это… Я бы с удовольствием избавился, да вот беда — намертво въелось.
   — Жалко?
   — Отстань, Огурец, не умею я.
   — Ты только нарисуй мне, а я разведу в кипятке сажу и сам иголкой наколю.
   — Вот привязался, — рассердился Семен. — Дураки этим делом занимаются!
   — И ты дурак? — усмехнулся Юрка.
   — Дурак… был, — сказал Семен и перевернулся на живот. На спине наколок не было.
   Юрка сбросил с себя гимнастерку, расстелил ее (он боялся муравьев) и улегся рядом. Сразу за гаражом, расположенным в сосновом перелеске, начинался заливной луг. Он спускался к реке и продолжался на том берегу до соснового бора. Трава на лугу росла высокая, сочная. Круглые головки куриной слепоты сияли желтыми светлячками. Зеленые, еще не распустившиеся бутоны белой ромашки упруго раскачивались на тонких длинных стеблях. Над лугом висели маленькие жаворонки и, трепеща крыльями, свистели в свою звонкую свирель. Над речкой низко шли редкие облака. Солнце свободно просвечивало сквозь них, и от облаков на луг падали быстро бегущие тени. И если бы не гул моторов и не острый запах бензина, — ничто бы не напоминало войну.
   Юрка дотронулся рукой до густых черных волос цыганистого Семена и спросил:
   — Когда на станцию?
   Семен, по-узбекски подобрав под себя ноги, уселся на примятой траве, закурил. Запах бензина смешался с запахом крепкой махорки. На аэродроме взвыл мотор. Сейчас штурмовик выйдет на взлетную дорожку. Над соснами повиснет тусклая ракета — и пошел! Когда самолетный рев на миг оборвался, в небесной синеве вновь послышался чистый звон жаворонка.
   — После обеда, — сказал Семен и посмотрел на часы. — А точнее — через полтора часа. Устраивает?
   — Ага, — кивнул Юрка.
   — Бабку проведать? — помолчав, спросил Семен.
   — Ты знаешь, я совсем отсюда.
   — Что так? — Семен быстро взглянул на Юрку и пилоткой смахнул с плеча черного кузнечика.