Крючкова Тамара. Чудеса не понарошку

   Мите тут же захотелось оспорить эти "оспорименты", но он вспомнил, что один раз он уже имел дело с осой, и спорить ему почему-то расхотелось.
   - Сейчас группа слепней работает над приручением и дрессировкой обыкновенных коров, - продолжал орать оратор. - Слепни добились больших успехов, и сейчас вы сами в этом...
   Голос у выступающего сорвался, и последнее слово было произнесено шепотом, так что его никто не расслышал. Митя понял, что оратор свою речь закончил.
   На лист лопуха между тем взобрался Слепень, храбрец-молодец. Он не стал тратить времени на слова, а раскланялся и полетел прочь. Все взоры устремились за ним. Зрители перебрались на веточки повыше.
   Мите мешал развесистый куст клюквы, он раздвинул ветки и увидел зеленую лужайку. Из травы то там, то здесь выглядывали розовые и лиловые головки клевера. Невдалеке паслась самая обыкновенная корова. Она мирно пощипывала траву и долго и старательно пережевывала ее.
   - Стоять! - на лету скомандовал Слепень корове, как будто та собиралась убегать. Мите показалось, что корова не обратила на него никакого внимания. Она как и раньше долго и старательно пережевывала траву, выискивая клевер послаще.
   - Только посмотрите, она слушается! Стоит! - пронеслось среди восхищенных зрителей.
   Бравый Слепень глянул на зрителей так, что все поняли, что он может еще и не такое. Потом он сделал над коровой круг и сел ей прямо на рог.
   - Ах, какой смельчак! Он схватил ее за рога!
   Сейчас я упаду в обморок! - воскликнула Стрекоза и шлепнулась без чувств.
   - Скорее воды... Скорее воды... - подталкивали друг друга жучки, не двигаясь при этом с места: кому же охота пропустить такое захватывающее зрелище? Когда Стрекоза поняла, что воды ей придется ждать еще долго, любопытство взяло верх над ее слабыми нервами, и она подскочила посмотреть, что будет дальше. Слепень сел на траву перед коровой.
   - Очень опасный трюк, - провозгласил Майский Жук, - видите, он кормит корову из рук. Какая дрессировка!
   - Ох, это так опасно, ведь корова может покусать! - воскликнула Стрекоза и хотела опять упасть в обморок, но передумала.
   Между тем дрессировщик сел корове на спину.
   - Он ее оседлал! - восхитились зрители. Корова терпела, терпела, но ей это надо ело, она лениво махнула хвостом и смахнула храбреца прочь. Тут любой бы растерялся, но не бравый Слепень!
   Дрессировщик полетел назад и, подлетая к зрителям, победоносно крикнул:
   - Видали, как я ее пришпорил?
   - Браво! Браво! Браво! Храбрецу слава! Слава! Слава! - слышалось со всех сторон.
   Героя осыпали цветочной пыльцой и усадили в первый ряд самых почетных гостей.
   Шум и аплодисменты так долго не затихали, что Майский Жук потянул за паутинку. Колокольчик зазвонил. Паук, которому теперь сон был не в сон, как ошпаренный выскочил из колокольчика и ринулся на поиски добычи. Когда и на этот раз паутина оказалась пуста, он с негодованием затопал и стал в ярости рвать тонкие нити.
   А колокольчик звонил, звонил, звонил, звонил очень долго.
   Наконец старичок-паучок уморился и остановился. Он устало прислонился к стеблю колокольчика, поднял голову и только тут увидел Майского Жука, который нарушал его покой. В приливе нового приступа ярости старикашка бросился на обидчика, но сослепу оступился и провалился в дырку, которую сам только что прорвал. Хорошо еще, ему удалось вовремя ухватиться за паутинку-веревочку. Вскарабкавшись по ней, старичок-паучок в сердцах плюнул, погрозил Майскому Жуку и гордо удалился.
   Майский Жук продолжал:
   - Переходим к пререканиям. Кто хочет выступить?
   - Можно я? - сказала Божья Коровка с кокетливо закрученными усиками, которая сидела рядом с Жуком-Рогачом. Она расправила крылышки и полетела к листу лопуха. Божья Коровка была такая хорошенькая и ее крылышки так блестели на солнце, что жучки с нескрываемым восхищением провожали ее взглядами, а Вредная Черепашка проворчала: "Прилететь на слет с такими коротенькими крылышками. Позор! И что они все в ней находят? Ничего особенного!"
   Между тем Божья Коровка была уже на листе лопуха. Она стрельнула глазками по сторонам, чтобы посмотреть, какое производит впечатление, и сказала:
   - Предлагаю переименовать конфеты "Коровка" в конфеты "Божья коровка". У меня все, - хихикнула она и под восторженные рукоплескания полетела на свое место. Когда она пролетала мимо отважного Слепня, тот бросил ей облако цветочной пыльцы. Хорошо еще, что Жук-Рогач ничего не заметил. Надо сказать, что он вообще ничего вокруг не замечал, то ли оттого, что был очень стар, то ли оттого, что тяжелые рога все время тянули его голову к земле.
   - А теперь мы заслушаем нашего Жука-Короведа, - объявил Майский Жук.
   - Короеда, - поправил Митя.
   - Вот именно, короведа, лучшего знатока божьих коровок, - сказал Майский Жук и так посмотрел на Митю, что тот решил промолчать. Жук-Короед совсем не был оратором, потому что орать он, наверное, не умел и вообще говорил очень тихо:
   - Сегодня я хотел бы остановиться на достоинствах...
   - Не надо останавливаться. Чего на них стоять? - возразил Майский Жук, который забеспокоился, что если Жук-Короед на чем-нибудь остановится, то они никогда не дойдут до конца заседания.
   - Сегодня я хотел бы пройтись по достоинствам всемирно известного произведения "Слово о коровках божьих", - покорно исправился жучок.
   Майский Жук с удовлетворением кивнул.
   - Трудно сказать, когда это великолепное творение появилось впервые, - продолжал Короед. - Есть мнение, что это случилось еще до появления нашей ЛИСТВЕННОСТИ. Это предполагает, но совсем не исключает, а даже наоборот... Но может быть и иначе... Есть мысль, что... Солнце стояло высоко. Над поляной разлился полуденный покой. Казалось, все замерло. Тягучий воздух был напоен зноем. Тихий, заунывный голос жучка навевал дремоту. Глаза у Мити стали слипаться, голова его упала на грудь, и от этого он встрепенулся. Все вокруг спали. Во сне Майский Жук все ниже и ниже клонился к стеблю колокольчика, и, как раз когда он готов был навалиться на него, Короед подхватил его, усадил ровно и, не прерывая своего доклада, назидательно сказал:
   - Послушайте, это интересно.
   - Да, да, - в полудреме пробормотал Майский Жук и стал досматривать свой сон.
   Короед невозмутимо продолжал:
   - Кто из нас с детства не знает этих строк:
   Божья коровка,
   Улети на небо,
   Принеси нам хлеба:
   Черного и белого,
   Только не горелого.
   Вдумайтесь в этот образ божьей коровки-труженицы, которая приносит нам хлеб, причем не просто хлеб, но хлеб разных сортов. Именно это и хотелось бы подчеркнуть.
   Подчеркнуть Жук-Короед не успел, потому что в это время Майский Жук опять низко склонился к стеблю колокольчика, и докладчик едва успел поддержать его.
   - Послушайте, это ведь интересно, - сказал Короед.
   Жаль только, что кроме Мити никто его слышать не мог. Все спали.
   - Есть еще и другие варианты этой бессмертной поэмы, - продолжил Короед, - Божья коровка, Улети на небко, Там твои детки Кушают конфетки.
   Из этих строк мы узнаем, как живут, то есть что жуют божьи коровки. Как говорится, не хлебом единым...
   Муха, которая сидела прямо над паутиной, во сне не удержалась на листе и нечаянно свалилась вниз прямо перед входом в убежище Паука.
   Колокольчик звякнул,
   Муха завопила,
   паутина задрожала,
   Майский Жук спросонья все-таки ударился головой о стебель, колокольчик трезвонил как на пожар!!!
   Все проснулись и подались кто куда. Через мгновение на поляне никого не было. Улетела даже Муха, которую, как и полагается, освободил удалец-комар. А Паук так и не вылез из своего укрытия - ему надоели эти глупые шутки. Митя с тоской оглядел опустевшую поляну и увидел, что остался не один: на листе лопуха сиротливо сидел Короед.
   - Куда же вы? Это ведь интересно! Вернитесь... - растерянно бормотал он.
   Одинокий жучок был таким жалким, что Мите захотелось его немножко подбодрить.
   - Все было правда очень интересно, - сказал Митя.
   - Я всегда знал, что в толпе найдется хотя бы один умный человек, сказал Короед, и Митя подумал, что Короед не такой уж глупый, как могло показаться с первого взгляда. Во всяком случае он гораздо умнее Майского Жука.
   И тут Мите в голову пришла мысль. Было бы очень хорошо, если бы Короед прочитал свою речь маме. Тогда бы она точно поверила в чудеса!
   - Скажите, пожалуйста, а вы не могли бы прочитать свою речь моей маме? - вежливо спросил Митя.
   - А ее интересует литература? - спросил Короед.
   - Еще как интересует! - с жаром заверил Митя.
   - Тогда летим хоть сейчас, - согласился жучок, но вдруг попятился, пролепетал: "Ой-ойой, я пожалуй, пойду" - и скрылся в траве.
   - Эй, а как же доклад? - спросил Митя, шаря руками по траве, но жучка и след простыл. Вдруг Митя услышал за спиной странное покашливание. Он оглянулся.
   ГЛАВА 11. ПОТЕРЯННЫЙ ЧЕЛОВЕК
   - Что это жучок так быстро сбежал? - задумался Митя.
   - Крра-крра, - послышалось у Мити за спиной чье-то покашливание. Митя обернулся. Перед ним сидела Сорока. Митя не знал, как надо обращаться с сороками в Шутландии, поэтому на всякий случай сказал:
   - Здрассте.
   Это было вполне подходящее слово, потому что если Сорока умеет разговаривать, то оно означает, что с ней поздоровались, а если не умеет, тогда получится, что Митя сказал "Здрассте" просто так.
   По правде говоря, он не очень удивился, когда Сорока ответила:
   - Прривет!
   - Как ты здесь оказалась? - спросил Митя.
   - Стрранный вопррос. Живу я здесь. Это ты как здесь оказался?
   - Я оказался из кладовки, - сказал Митя. - Мы с Авосей и Мефодием нашли там клад.
   - Врррешь! - не поверила Сорока.
   - Честное-пречестное слово, - поклялся Митя.
   - Ну и где же твой клад?
   - Потерялся, - развел руками Митя.
   - Ррразиня, пррростофиля, рррастеряха! Как ты мог потеррять целый клад?
   - Очень просто. Сначала мы клад нашли, а потом он потерялся вместе с Авосей и Мефодием.
   - Сперррли они твой клад, - сказала Сорока.
   - Кто?
   - Эти самые Авося и Мефодий. Сперррли и деррру дали.
   - И вовсе не они, а я сам на сапогах-скороходах. И вот оказался здесь.
   - Тогда это не они потерррялись, а ты потеррялся, - уточнила Сорока.
   - Нет. Как же я мог потеряться, когда я вот он? А их нету. Значит, это они потерялись, - уверенно сказал Митя.
   - Ну, Авося и Мефодий - невелика потерря. Но проворронить целый клад?! Нет, после этого ты - точно человек потеррянный.
   - Ничего я не потерянный, - сказал Митя, но уже без особой уверенности в голосе, потому что вдруг вспомнил, как мама разговаривала с одной знакомой тетей, у которой муж тоже был человек потерянный. К своему ужасу Митя понял, что все признаки сходились. Тот дядя тоже: "вечно искал чего-то необыкновенного" - это раз, "порастерял всех друзей" - это два, "шатался неизвестно где" - это три и "наконец, дошел до ручки".
   Что это была за ручка, Митя толком не знал, потому что это была как раз такая ручка, про которую "узнаешь, когда вырастешь". Но, судя по всему, дойти до нее было нехорошо, потому что эта тетя ругалась на этого дядю так, как можно ругаться только на человека, который разорвал свои праздничные штаны или залез в новых сандалиях и белых гольфах в самую большую лужу. Митя еще тогда подумал, что на месте того дяди он бы лучше оставался потерянным и не торопился искаться, пока тетя так сердится.
   - Я до ручки не дошел, а значит, я не потерянный, - сказал Митя Сороке.
   - Ничего, дойдешь, - успокоила она его. - Надо же, целый клад проворронил. Ты что, тактаки ничего оттуда и не взял?
   - Почему не взял? Вот драгоценный камень, - Митя достал из кармана свой красный камешек.
   - А ну-ка, дай я его потрогаю, а то ведь я его все равно не увижу. Я ведь слепая, - сказала Сорока.
   - Неужели слепая? - удивился Митя. До сих пор ему казалось, что Сорока очень даже зрячая, но ведь никогда нельзя знать наверняка, тем более что до сих пор ему ни разу не приходилось разговаривать ни с одной сорокой.
   - Да, совсем слепая. Ничего не вижу, хоть глаз коли. Вот ты, например, букашку во-он на том кусте видишь? - спросила Сорока, указывая на куст на другом конце поляны.
   - Нет, не вижу, - сказал Митя.
   - Ну как же не видишь? Крылышки у нее такие красные, заметные.
   - Нет, - сказал Митя, глядя во все глаза на куст.
   - Ну, еще на каждом крылышке по две черные точечки, пояснила Сорока.
   - Не вижу, - помахал головой Митя.
   - Вот и я не вижу, - вздохнула Сорока и повертела хвостом. - А хвост мой видишь?
   - Хвост вижу, - сказал Митя.
   - Ну вот, а я его не вижу. Я же тебе говорю, что я совсем слепая. Так что ты мне лучше свой камушек пощупать дай.
   Митя доверчиво протянул ладошку. Сорока слетела с ветки, схватила в клюв камешек и взмыла вверх, унося Митино сокровище.
   - Эй, куда же ты? Верни камень! - крикнул ей Митя вдогонку. Но Сорока, видно, оказалась не только слепая, но еще и глухая, потому что она даже не обернулась.
   Митя побежал было за ней, но вскоре она скрылась за деревьями. Митя с досадой остановился, но тут увидел нечто такое, отчего сразу же позабыл и о сороке-воровке, и о потерянном камне. Перед ним висела РУЧКА. Да, это была самая обыкновенная ручка, какие бывают на дверях в каждой квартире, если только самые обыкновенные ручки могут висеть сами по себе. При виде ручки потерянный человек Митя невольно отступил. По правде говоря, он испугался: шутка ли, дойти до ручки! Но вскоре Митя взял себя в руки.
   - Подумаешь, если я даже и дошел до ручки, то точно так же могу от нее и уйти, - подбадривающе сказал Митя сам себе. - Вот прямо сейчас возьму и уйду.
   И он непременно ушел бы. Вот прямо сейчас взял бы да ушел. Но было все-таки интересно узнать, как же она висит?
   Митя сделал шаг... к ручке. Ручка не шелохнулась. Еще один шаг - ручка висела как ни в чем не бывало, на прежнем месте.
   Митя немножко осмелел.
   - Я же не собираюсь доходить до ручки навсегда. Вот только посмотрю, как она висит, и сразу же уйду.
   С этими словами он решительно подошел к ручке, обошел ее с разных сторон и убедился, что ручка действительно висит ни на чем.
   "Интересно, а она упадет, если ее дернуть?" - подумал Митя.
   Он обошел ручку еще раз.
   "Наверное, упадет, - размышлял он, - а может быть, и не упадет".
   - Ладно, я только один разочек дерну ее на спор - "упадет или не упадет" - и сразу же уйду, - решил он.
   Сказано - сделано. Митя дернул за ручку, послышался скрип дверных петель, и Митя понял, что перед ним открылась какая-то невидимая и невиданная дверца, потому что через нее он увидел совсем другое место, а не ту поляну, где стоял. Но самым удивительным было то, что там вдалеке на бревнышке сидели Авося и Мефодий.
   - Авося, Мефодий! - крикнул Митя и не задумываясь шагнул за невидимую дверцу. Услышав стук захлопывающейся двери, он оглянулся и увидел, что ручка и прежняя поляна куда-то исчезли, а он стоял в совершенно незнакомом месте. Зато теперь он был человек ничуточки не потерянный, потому что к нему со всех ног бежали Авося и Мефодий...
   ГЛАВА 12. НА КУДЫКИНУ ГОРУ
   - Вот здорово, что все мы опять нашлись! - радостно сказал Митя.
   Авося оглядел его со всех сторон и спросил:
   - А сапоги где?
   Митя так увлекся слетом, что совсем забыл про сапоги-скороходы и только теперь вспомнил о них.
   - Потерялись, - пожал он плечами (и честно говоря, он об этом ничуточки не жалел).
   - Вот всегда так: я искал, искал изо всех сил, а он взял и потерял, проворчал Авося. - Куда мы теперь за чудом пойдем?
   - Что ты заладил: "Куда, куда?" На Кудыкину гору. Почем я знаю, куда идти. Это ведь ты живешь в Шутландии - ты и веди.
   - Так бы сразу и сказал. Пошли.
   - Куда? - спросил теперь уже Митя.
   - На Кудыкину гору. Ты ведь сам хотел, - сказал Авося.
   - А разве она есть на самом деле? - удивился Митя.
   - А это, по-твоему, что?
   Вдалеке виднелась не то чтобы очень большая, но все же гора.
   - На Кудыкину, так на Кудыкину, - согласился Мефодий. - Только ты, Митя, держись ко мне поближе, а то без меня еще пропадешь.
   Митя взял Мефодия на руки. На этот раз львенок не раздумывал, прилично ли это настоящему льву: его долг был находиться рядом с Митей, чтобы суметь защитить его ото всех подстерегающих опасностей.
   - Нам бы еще хорошую дорогу, - сказал Митя, поглядывая на Авосю.
   - Пожалуйста, - сказал Авося, и перед ними тотчас появилась дорога.
   Что это была за дорога! Широкая и ровная, обсаженная с двух сторон молоденькими цветущими деревцами. Просто загляденье!
   - Вот это дорога! - похвалил Митя Авосю. - По такой дороге можно хоть сто километров идти. Умеешь ведь делать хорошо, если постараешься. Что еще нужно для приятной прогулки? Светило солнце, впереди расстилалась превосходная дорога, и друзья бодро зашагали вперед, болтая о том о сем и с удовольствием предвкушая новые приключения.
   Они шли... шли... шли... Солнце стало припекать, впереди по-прежнему была дорога, которая вполне могла бы быть и покороче.
   Друзья устали и поубавили шагу. Удовольствие отстало где-то по пути, и теперь они шли без удовольствия. А вскоре и вовсе: солнце стало нестерпимо жечь, дорога, которая давно должна была бы кончиться, видимо, сама об этом не знала и продолжала тянуться...
   Друзья еле волочили ноги, а гора между тем и не думала приближаться. Наконец Митя остановился.
   - Что эта дорога бесконечная, что ли? - с досадой сказал он.
   - Почему бесконечная? Всего сто километров, как ты и хотел, - невозмутимо сказал Авося.
   - Я хотел?!!
   - Ну не я же. Ты сам сказал, что по такой дороге можно пройти хоть сто километров. Митя вытаращил глаза и уставился на Авосю:
   - Ты что, с ума сошел? Ну и сделал дорогу! Мы же так целый год идти будем!
   - Нет, недели за две дойдем, - уверенно сказал Авося.
   - За две недели? Ты думаешь, что время можно сколько угодно растягивать? - возмутился Митя.
   - Если время очень сильно растягивать, то у него может лопнуть терпение, - сказал Мефодий.
   - Вот именно, - подтвердил Митя. - Не хватало еще, чтобы оно лопнуло.
   - А что же теперь делать? - спросил Авося.
   - Что делать, что делать, - передразнил его Митя. - Вот сделал такую длинную дорогу, сам ее теперь и укорачивай.
   - На сколько? - спросил Авося.
   - Что - на сколько? - не понял Митя.
   - Дорогу укорачивать на сколько. Во всем должна быть точность, чтобы ты потом не говорил, что я укоротил ее не так.
   - Давай на девяносто девять километров, - сказал Митя наобум.
   - Хорошо, - согласился Авося.
   ТРРАХХ!!!
   Вдруг кто-то так сильно ударил Митю по лбу, что у него даже искры из глаз посыпались.
   - Ой! - вскрикнул Митя.
   - Ой! Ой! - словно эхо вторили ему голоса Авоси и Мефодия.
   Первым в себя пришел от удара Мефодий, ведь всякому ясно, что плюшевый лоб, даже если он самый что ни на есть настоящий, переносит удары куда легче неплюшевого. Львенок вскочил и приготовился ринуться на защиту Мити, но, к своему удивлению, вместо противника увидел высоченный дощатый забор, а перед ним на земле сидели Авося и Митя и растирали ушибленные лбы.
   - Это кто дерется? - на всякий случай воинственно спросил Мефодий.
   - И откуда взялся забор? - озадаченно спросил Митя.
   - Забор ниоткуда не взялся. Он всегда тут стоял, - сказал Авося.
   - Интересное дело, что же мы, по-твоему, его не заметили, что ли?
   - Конечно. Он ведь был далеко, - сказал Авося.
   - Так не бывает, чтобы забор был сразу и тут и далеко, - уверенно сказал Митя.
   - Это не забор был далеко, а мы были далеко. Просто ты не рассчитал.
   - Чего не рассчитал? - не понял Митя.
   - Это слишком много - укорачивать дорогу на девяносто девять километров. Кудыкина горато оказалась ближе. Вот мы и налетели на забор со всего размаха. Если бы не он, то нас, наверное, еще километра три бы пронесло! - сказал Авося.
   - Ну и ну, - развел руками Митя.
   - Я так и знал, что девяносто девять километров - это много. Мое чутье меня никогда не подводит! - сказал Авося.
   - Если у тебя такое хорошее чутье, то что же оно молчало и не подсказало тебе, что тут забор? - спросил Митя.
   - А оно и не молчало, - возразил Авося. - В тот самый момент, когда я укорачивал дорогу, оно мне отчетливо сказало: "Ох и налетите!" Мы и налетели.
   И тут друзья услышали голос:
   - Стой, кто сидит!
   Митя и Авося мигом вскочили, озираясь по сторонам.
   - Чего это твое чутье раскомандовалось? - с достоинством спросил Мефодий.
   - Это не мое чутье, - сказал Авося. - Это какое-то чужое.
   - Ну вот еще, только чужого чутья нам не хватало, - сказал Мефодий.
   - А по-моему, это вовсе не чутье, - шепотом сказал Митя, глядя наверх.
   ГЛАВА 13. КТО-КТО ЗА ЗАБОРОМ ЖИВЕТ?
   Авося и Мефодий задрали головы и увидели над забором рога.
   - Ой, там кто-то рогатый, - сказал Авося с опаской.
   - Носорог, - уверенно сказал Мефодий, ужасно готовый защитить Митю.
   - А он бодается? - спросил Авося.
   - Еще бы! Носороги, они, знаешь, какие свирепые, - сказал Мефодий. А чего ты дрожишь? - спросил он у Авоси.
   - З-з-замерз, - ответил Авося.
   - В такую жару? - удивился Мефодий.
   - Вот от этой жары меня и б-б-бросило в холодный пот, - сказал Авося, запинаясь.
   - Какой же это носорог? - сказал Митя, глядя на рога. - Это не носорог. У носорога один рог, а тут два.
   Авося сразу же согрелся и перестал дрожать.
   - Точно, - сказал он, - это не носорог. У носорога-то один рог, а тут два.
   Мефодий тоже оценивающе поглядел на рога и сказал:
   - Да, пожалуй, это не носорог. Это два носорога.
   - Вот я вам сейчас покажу два носорога. Как бодну, так сразу узнаете, - грозно сказали изза забора.
   - З-з-зачем же показывать? М-м-мы и так в-в-верим, что там д-ддва носорога. Ч-ч-что мы носорогов н-н-не ви-дели, что ли? Н-н-не-ненадо нам их показывать! - запротестовал Авося.
   - Чего ты боишься? Таких носорогов вообще не бывает, - сказал Митя Авосе.
   И только Авося хотел перестать бояться, как Мефодий сказал:
   - Да, это какой-то странный носорог. Таких вообще не бывает.
   - Это я-то странный носорог? - возмутился голос за забором. - Сами вы странные - странствуете тут, - а я ничуточки не странная. Я лично как тут родилась, так тут и жую.
   - Все понятно. Это не носорог, - пришел Мефодий к окончательному выводу.
   Авося вздохнул с облегчением.
   - Это она. Носорога. То есть носорожа, - сказал Мефодий.
   - Какая-какая рожа? - пролепетал Авося, поняв, что радоваться рано.
   - Надо говорить не носорожа, а носорожиха, - поправил Митя Мефодия.
   - Вот видишь, и Митя подтверждает, что это носорожиха. Как тут она родилась, так тут и жует, - обратился Мефодий к Авосе.
   - Ч-ч-чего жует? - спросил Авося, заикаясь.
   - Добычу, конечно, что же еще, - с видом знатока объяснил Мефодий.
   - Я думаю, - сказал Авося и задумался, что он делал только в самом крайнем случае. - Я думаю, что мы очень спешим, - и Авося нервно подергал Митю за рукав, потому что он вдруг вспомнил, что они потеряли много времени и так и не нашли чудо.
   - Куда это вы спешите? - спросил зазаборный голос. - Спешить не надо. Тише едите - больше будете!
   - Тише едете, - поправил Митя.
   - Ничего подобного. Даже если ехать очень тихо, больше от этого все равно не станешь, - возразили из-за забора.
   Мефодий многозначительно посмотрел на Авосю и сказал страшным шепотом:
   - Понял? Она свою жертву съедать не спешит. Она ее сначала откармливает, чтобы больше было.
   Авося еще не решил, кем лучше быть: добычей или жертвой, но на всякий случай втянул живот.
   - А вы, значит, за помидорами явились? Как не стыдно! - ни с того ни с сего сказал зазаборный голос.
   - З-з-за какими помидорами? - спросил Авося.
   - И почему нам должно быть стыдно? - спросил Митя.
   - Потому что помидоры - мои, а воровать нехорошо! - сказала хозяйка забора.
   - Не нужны нам никакие помидоры. Мы пришли за чудом, - объяснил Митя.
   - Знаю я такие чудеса: приходят тут всякие, а потом помидоры пропадают.
   - Зачем нам воровать какие-то помидоры? - пожал плечами Митя.
   - Как зачем? Даже маленькие дети знают, что на Кудыкину гору идут воровать помидоры, - объяснил голос из-за забора. - И еще мой забор снести пытались. Ай-ай-ай!
   - Мы не пытались. Честное-пречестное слово! Просто мы не рассчитали. Дорога укоротилась слишком сильно, вот мы нечаянно и налетели на забор.
   - Да, не рассчитать - это нехорошо! Как говорится, семь раз отмерь один раз отъешь!
   - Чего это она все про еду да про еду, как будто больше и поговорить не о чем, - буркнул себе под нос Авося, которому эта беседа почемуто не нравилась.
   Хотя Авося говорил очень тихо, носорожиха его услышала и сказала:
   - А про что же еще говорить, как не про еду? Всякое жвачное вам скажет, что про еду говорить интереснее всего!
   - А вот и нет! В мире ужас сколько всего интересного, о чем можно говорить! - возразил Митя.
   - Какое мне дело до вашего мира? Мне изза забора все равно ничего не видно, - фыркнула хозяйка забора.
   - А зачем нужен такой забор, из-за которого не видно ничего не свете?
   - Как зачем? О тебе же забочусь. Если бы у меня был маленький заборишко, то тебе, поди, захотелось бы на него влезть, а потом бы ты упал и того и гляди расшибся бы. Вот что может случиться, если забор маленький! А на большой забор никто не полезет, а значит, и не расшибется.
   - Но ведь за забором скучно жить, - сказал Митя.
   - Еще как скучно! Но без забора-то нельзя.
   - Почему? - спросил Митя.
   - Мал еще, чтобы рассуждать, - сказал голос из-за забора. - Лучше бы сказал, что мне делать, а то ведь и правда со скуки помереть можно.
   - Может, надо позвать кого-нибудь в гости? - предложил Митя.
   - Ну да! А вдруг этот кто-нибудь забудет дома пообедать, прежде чем идти в гости? Ведь беседовать на голодный желудок не очень интересно, правда?