смерти?
- Ты это у нее спроси. Мне она просто твердит, что все решится задолго
до прихода Кометы. Это гонка со временем. Она верит в это. Но остальные не
могут вспыхнуть ее огнем. Мы здесь, на равнине Страха, отрезаны от мира, и
борьба с Госпожой порой отходит на второй план - нас слишком занимает сама
равнина.
Я поймал себя на том, что обгоняю Одноглазого. Эти похороны прежде
смерти плохо на него повлияли. Без своей магии он слабеет и физически.
Возраст сказывается. Я притормозил.
- Как вы с Гоблином - развлеклись по дороге всласть?
Одноглазый не то усмехнулся, не то скривился.
- Опять он тебя достал?
Их вражда тянется с незапамятных времен. Начинает каждую стычку
Одноглазый, а выигрывает обычно Гоблин.
Он пробормотал что-то.
- Что? - переспросил я.
- Эй! - вскричал кто-то. - Свистать всех наверх! Тревога! Тревога!
- Второй раз за день? Какого беса?! - Одноглазый сплюнул.
Я понял, к чему он клонит. За последние два года тревогу не объявляли и
двадцати раз. А теперь две за день? Невозможно.
Я кинулся за своим луком.
В этот раз мы рассыпались по кустам с меньшим шумом. Ильмо высказал
свое очень болезненное неудовлетворение в нескольких личных беседах.
Снова солнце. Как удар. Вход в Дыру обращен на запад, и, когда мы
выходили, свет бил нам в глаза.
- Ах ты, раздолбай проклятый! - орал Ильмо. - Что ты, твою мать, тут
творишь?
На поляне стоял молодой солдатик, указывая в небо. Я поднял глаза.
- Проклятие, - прошептал я. - Дважды проклятие.
Одноглазый тоже увидел это.
- Взятые.
Точка в небесах поднялась повыше, сделала круг над нашим укрывищем, по
спирали пошла на снижение. Внезапно качнулась.
- Да. Взятые. Шепот или Странник?
- Приятно видеть старых друзей, - заметил Гоблин, присоединяясь к нам.
Мы не видели Взятых с той поры, как достигли равнины. А до того они
постоянно висели у нас на хвосте, гоня нас непрерывно все четыре года пути
от самой Арчи.
Они - прислужники Госпожи, постигшие ее науку ужаса. Некогда их было
десять. Во времена Владычества Госпожа со своим мужем поработила величайших
из своих современников, сделав их своими орудиями: то были Десять Взятых.
Когда четыре века назад Белая Роза победила Властелина, они легли в могилу
вместе с ним, а два оборота Кометы назад восстали вместе с Госпожой. И в
сражениях друг с другом - поскольку часть из них осталась верна Властелину -
почти все погибли.
Но Госпожа создала новых рабов. Перо. Шепот. Странник. Перо и последний
из прежних, Хромой, пали при Арче, когда мы сорвали попытку Властелина
вернуться к жизни. Остались двое. Шепот и Странник.
Ковер-самолет качнулся, достигнув границы, за которой безмагия Душечки
могла преодолеть это стремление к полету. Взятый развернулся, соскальзывая
вниз, отлетел достаточно далеко, чтобы вновь подчинить себе ковер.
- Жаль, что он не полетел прямо, - сказал я. - И не рухнул камнем. -
Они не так глупы, - возразил Гоблин. - Они просто разведывают. - Он покачал
головой, передернул плечами. Он знал что-то, чего не знал я. Наверное,
выяснил что-то во время путешествия за пределы равнины.
- Назревает кампания? - спросил я.
- Ну да, - ответил он и рявкнул на Одноглазого: - А ты что там делаешь,
филин слепой? В небо гляди! Чернокожий пигмей не обращал внимания на
Взятого. Он вглядывался в путаницу выточенных ветром утесов к югу от Дыры.
- Наша задача - выжить, - заявил Одноглазый так самодовольно, что ясно
было - он собирается поддеть Гоблина.. - А это значит, что не следует
отвлекаться на первый же цирковой трюк, который тебе покажут.
- Какого беса ты имеешь в виду?
- Имею в виду, что, пока вы гляделки проглядывали на того клоуна
наверху, другой проскользнул за утесами и кого-то ссадил на землю.
Мы с Гоблином поглядели в сторону красных скал. Никого.
- Слишком поздно, - сказал Одноглазый. - Улетел. Но кому-то придется
идти хватать лазутчика.
Одноглазому я верил.
- Ильмо! Иди сюда! Я объяснил ему; в чем дело.
- Зашевелились, - пробормотал Ильмо. - А я только начал надеяться, что
про нас забыли.
- Нет, не забыли, - возразил Гоблин. - Никак уж не забыли;
И снова я почувствовал - что-то у него на уме. Ильмо оглядел
пространство между нами и утесом. Он хорошо знал Эти места. Как и Все мы. В
один прекрасный день наши жизни будут зависеть от того, кто знает их лучше -
мы или противник.
- Ладно, - сказал он себе. - Посмотрим. Четверых возьму. Только с
Лейтенантом посоветуюсь.
Лейтенанта по тревоге не гнали. Он и еще двое стояли на страже у входа
в жилище Душечки. Если враг и доберется до нее, то лишь через их трупы.
Ковер-самолет умчался на запад. Я удивился: почему твари равнины его не
преследуют? Подойдя к менгиру, который заговорил со мной утром, я спросил об
этом. Но вместо ответа менгир произнес:
- Начинается, Костоправ. Запомни этот день.
- Ладно. Запомню.
И я называю этот День началом, хотя часть этой истории произошла много
лет назад. Это был день первого письма, день Взятого, день, когда пришли
Следопыт и пес Жабодав, Последнее слово менгир оставил за собой:
- Чужаки на равнине.
Защищать летающих тварей за то, что они не напали на Взятого, камень не
стал. Вернулся Ильмо.
- Менгир говорит, - сказал я, - что к нам могут пожаловать еще гости.
Ильмо поднял брови:
- Следующие часовые - ты и Молчун?
- Ага.
- Будь внимательнее. Гоблин, Одноглазый - ко мне!
Они пошептались втроем, потом Ильмо взял с собой четверых юнцов и пошел
на охоту.

    Глава 6. РАВНИНА СТРАХА



Когда наступила моя вахта, я вышел наверх. Ильмо и его людей я не
заметил. Солнце стояло низко, менгир исчез, и тишину нарушал только шепот
ветра.
Молчун сидел в тени тысячекораллового рифа; солнечные лучи, пробиваясь
сквозь переплетение ветвей, усеивали его пятнами. Коралл служит хорошим
укрытием. Немногие обитатели равнины не опасаются его яда. Для часовых
местная экзотика опаснее врагов. Я прополз, пригибаясь, между смертоносными
колючками, чтобы присоединиться к Молчуну. Это высокий, тощий, немолодой
мужчина; его черные глаза, казалось, видят мертвые сны. Я отложил оружие.
- Есть что-то?
Он покачал головой в кратком отрицании. Я разложил принесенные
подстилки. Вокруг нас изгибались и карабкались вверх, на высоту в двадцати
футов, коралловые ветви и веера. Видели мы только брод через ручей,
несколько мертвых менгиров да бродячие деревья на дальнем склоне. Одно
стояло у ручья, опустив в воду насосный корень, но, словно почувствовав мой
взгляд, медленно отступило.
С виду равнина совершенно пуста. Есть обычные пустынные обитатели -
лишайники и саксаул, змеи и ящерицы, скорпионы и пауки, дикие псы и земляные
белки - но их немного. Встречаются они, как правило, там, где меньше всего
нужны. Это и к другим обитателям равнины относится. По-настоящему странные
вещи: происходят именно в самый неподходящий момент. Лейтенант утверждав,
что самоубийца может провести здесь много лет без малейших неудобств.
Основными цветами тут являются красный и коричневый - песчаник утесов всех
оттенков ржавого, охряного, кровавого и винного с редкими оранжевыми слоями.
Там и сям разбросаны белые и розовые коралловые рифы. Настоящей зелени нет -
листья бродячих деревьев и саксаула имеют серо-зеленый цвет, в котором от
зеленого осталось одно название. Менгиры, как живые, так и мертвые, в
отличие от всех, прочих камней равнины, имеют мрачную серо-бурую окраску.
По заросшей осыпи, огибая утесы, скользнула тень, огромная - много
акров - и слишком темная для облака.
- Летучий кит?
Молчун кивнул.
Кит пролетел высоко, со стороны солнца, и я так и не разглядел его. Я
уже много лет ни одного не видел. В прошлый раз мы с Ильмо пересекали
равнину вместе с Шепот, по приказу Госпожи. Так давно? Время летит и радости
не приносит.
- Странны воды под мостом, друг мой. Странны воды под мостом.
Он кивнул, но ничего не сказал. Он - Молчун.
За все годы, что я его знаю, он не произнес ни слова. И за все годы
службы в Отряде - тоже. Но и Одноглазый, и мой предшественник-анналист
утверждают, что он отнюдь не нем. Сведя воедино накопившиеся за долгие годы
намеки, я пришел к твердому убеждению, что в юности, еще до прихода в Отряд,
он дал великую клятву молчания. Но в Отряде действует железное правило - не
лезть в прошлое вступившего, и почему он принял такое решение, я так и не
смог выяснить.
Я видел, как, с его губ едва не срывались слова, когда что-то злило или
веселило его, но всякий раз он останавливал себя в последний момент. Его
долго пробовали подловить, пытаясь заставить нарушить клятву, но большинство
быстро оставило попытки. У Молчуна находилась сотня способов отбить охоту к
шуткам - например, подпустить клопов в постель. Тени удлинялись.
Расползались пятна темноты. Наконец Молчун встал, перешагнув через меня, и
вернулся в Дыру, двигаясь во мраке одетой в тьму тенью. Странный человек
Молчун. Он не просто. не говорит - он не сплетничает. Как к такому
подступиться?
Однако он - один из самых старых и близких моих друзей. Почему -
непонятно.
- Эй, Костоправ. - Голос был гулок как у призрака.
Я дернулся, и в кораллах раскатился злобный смех. Ко мне опять
подкрался менгир. Я повернулся. Камень стоял на тропе, которой ушел Молчун,
- все двенадцать футов уродства. Недоделок.
- Привет, каменюга.
Повеселившись за мой счет, менгир теперь меня игнорировал. Молчит как
камень. Ха-ха.
Менгиры - основные наши союзники на равнине. Они ведут переговоры с
другими разумными существами. Но о том, что творится вокруг, сообщают нам
только если это им удобно.
- Как там Ильмо? - спросил я.
Никакого ответа.
Волшебные ли они? Нет, наверное. Иначе не выживали бы посреди безмагии,
которую излучает Душечка. Но что они тогда? Тайна. Как и большая часть
здешних странных тварей.
- Чужаки на равнине.
- Знаю, знаю.
Появились ночные звери. Порхали и мерцали над головой светящиеся точки.
Летучий кит, чью тень я видел на закате, проскользил высоко на востоке, и я
смог рассмотреть только его светящееся брюхо. Скоро кит снизится, выпустит
щупальца и станет ловить все, что попадется на пути.
Поднялся ветерок. Ноздри мне щекотали пряные запахи. Ветер посвистывал,
хихикал, шептал и бормотал в кораллах. Издалека доносился звон ветровых
колокольцев Праотца-Дерева.
Он единственный в своем роде - первый ли, последний, не знаю. Но вот он
стоит, двадцать футов в высоту и десять - в обхвате, хмурится у ручья,
вызывая чувство, близкое к страху; корни его впились в самый центр равнины.
Молчун, Гоблин и Одноглазый пытались понять, что же он такое. И никому это
не удалось. Дикари из немногочисленных племен равнины обожествляют его. Они
говорят, что он стоит тут с начала времен. Глядя па него, можно в это
поверить.
Встала луна, легла на горизонт, ленивая и брюхатая. Мне показалось, что
ее диск пересекло что-то. Взятый? Или одна из тварей равнины?
У входа в Дыру послышался шум. Я застонал. Только их мне не хватало.
Гоблин и Одноглазый. С полминуты я злобно мечтал, чтобы они убрались.
- Заткнитесь. Слышать не хочу вашего бреда.
Из-за рифа показался Гоблин, ухмыльнулся, подначивая меня. Выглядел он
отдохнувшим и набравшимся сил.
- Дергаешься, Костоправ? - спросил Одноглазый.
- Точно. Вы-то тут что делаете?
- Свежим воздухом дышим. - Он склонил голову к плечу, глянул на контуры
дальних утесов. Ясно. Беспокоится за Ильмо.
- Все с ним будет в порядке, - сказал я.
- Знаю, - ответил Одноглазый. - Соврал я. Душечка нас послала. Она
чувствует, как что-то ворочается на западной окраине безмагии.
- И?
- Не знаю я, что это. Костоправ. - Внезапно тон его стал извиняющимся.
Горьким, Если б не Душечка, он знал бы. Он чувствует то же, что ощущал бы я,
оставшись без своих медицинских приспособлений, - неспособный заниматься
тем, чему учился всю жизнь.
- И что делать будете?
- Костер разложим.
- Что?
...Костер ревел. Одноглазый расстарался: добытого им сушняка хватило
бы, чтобы обогреть поллегиона. Пламя оттеснило темноту на пятьдесят футов в
стороны, до самого ручья. Последние бродячие деревья сгинули. Наверное,
учуяли Одноглазого.
Они с Гоблином приволокли упавшее дерево - обычное. Бродячих мы не
трогаем - разве что ставим вертикально тех, кто от неуклюжести споткнулся на
собственных корнях. Но это бывает редко. Они нечасто путешествуют.
Колдуны скандалили, выясняя, кто из них отлынивает от работы, а потом и
вовсе уронили дерево.
- Исчезаем, - скомандовал Гоблин, и через секунду обоих колдунов и след
простыл.
Я ошарашенно поглядел в темноту, но ничего не увидел. И ничего не
услышал.
Я изо всех сил старался не заснуть, и, чтобы не скучать, я наколол
дров. А потом ощутил что-то странное.
Я замер с занесенным топором. Давно ли на границе освещенного круга
собираются менгиры? Я насчитал четырнадцать. Тени их были длинны и темны.
- В чем дело? - спросил я. Нервы мои были изрядно напряжены.
- Чужаки на равнине.
Что ж они все одну песню тянут? Я пристроился спиной к огню, кинул за
спину пару поленьев, подкармливая пламя. Круг света расширился. Я насчитал
еще десяток менгиров. - Это уже не новость, - произнес я наконец.
- Один идет.
А вот это новость. И сказано таким тоном, какого я у менгиров еще не
слышал.
Пару раз мне мерещилось какое-то слабое движение, но сказать, что это,
я не мог - свет костра обманчив. Я подкинул еще дров. В самом деле движение.
За ручьем. Ко мне медленно приближалась человеческая фигура. Устало. Я
устроился поудобнее, изображая скуку. Незнакомец подошел поближе. На правом
плече он волок седло, в левой руке - одеяло, а в правой сжимал длинный,
отполированный до блеска деревянный ящик, семи футов длиной и четыре на
восемь дюймов в поперечнике. Забавно.
Когда незнакомец пересек ручей, я заметил собаку. Дворняга,
потрепанная, грязная, белого цвета, за исключением черного круга под глазом
и нескольких черных пятен. Пес хромал на переднюю лапу. В его глазах я
поймал кровавый отблеск пламени костра.
Незнакомцу я бы дал лет тридцать, а росту в нем было футов шесть.
Двигался он, несмотря на усталость, легко. И мышцы завидные. Порванная
рубашка открывала иссеченные шрамами руки и грудь. Лицо его было совершенно
лишено выражения. Подойдя к костру, он посмотрел мне в глаза - без улыбки,
но и без враждебности.
Меня пробрала дрожь. Серьезный парень, но недостаточно серьезный, чтобы
в одиночку преодолеть равнину Страха.
Первое, чем мне следует заняться, - задержать его. Скоро меня сменит
Масло. Мой костер его встревожит. Потом он заметит чужака и поднимет всю
Дыру на ноги.
- Привет, - сказал я.
Незнакомец остановился, переглянулся с дворнягой. Та медленно вышла
вперед, понюхала воздух, вглядываясь в обступившую нас ночь. В нескольких
футах от меня пес остановился, встряхнулся и лег на брюхо. Незнакомец
подошел к нему.
- Плечи пожалей, - заметил я.
Парень стряхнул с плеча седло, опустил на землю ящик, сел сам. Ноги его
свело, и он с трудом поджал их под себя.
- Коня потерял?
- Ногу сломал, - кивнул незнакомец. - К западу отсюда, милях в
пяти-шести. С тропы сбился.
На равнине есть тропы. Некоторые из них равнина почитает безопасными.
Иногда. В соответствии с формулой, известной только жителям равнины. И
только отчаянный человек или дурак пойдет по тропе один. А этот человек не
походил на идиота.
Пес фыркнул, и хозяин почесал его за ухом.
- Куда путь держишь?
- В место под названием Крепость. Так называют Дыру в легендах и
пропаганде.
Хорошо рассчитанная приманка для привлечения далеких сторонников. -
Звать как?
- Следопыт. А это пес Жабодав. - Рад познакомиться. Следопыт. Привет,
Жабодав. Пес заворчал.
- Называй его полным именем, - предупредил Следопыт. - Пес Жабодав.
Сохранить серьезность мне удалось только потому, что собеседник мой был
человек крупный, мрачный и к веселью не склонный.
- А где эта Крепость? - спросил я. - Первый раз слышу.
Следопыт оторвал тяжелый, недобрый взгляд от псины и усмехнулся:
- Да, говорят, где-то близ Фишек. Второй раз за день? Или сегодня все
дважды случается? Нет, вряд ли. И человек этот мне не нравился. Слишком он
напоминал мне нашего бывшего друга Ворона - лед и сталь. Я нагнулся, чтобы
скрыть ошеломление.
- Фишки? Что-то не припомню такого. Должно быть, это гораздо восточнее.
Кстати, а что у тебя там за дело?
Следопыт снова усмехнулся, псина открыла один глаз и злобно глянула на
меня. Мне явно не поверили.
- Письма везу.
- Вижу.
- Пакет один. Парню по кличке Костоправ. Я втянул воздух сквозь зубы,
неторопливо вгляделся во тьму. Круг света сжался, но менгиры не уходили. Я
недоумевал: где же Одноглазый с Гоблином?
- А вот это имя мне знакомо, - произнес я. - Лекаришка один.
Пес снова глянул на меня - на сей раз, как мне показалось,
саркастически.
Из темноты за спиной Следопыта выступил Одноглазый, меч его был занесен
для удара. Проклятие, но я даже не заметил, как он подкрался. И без всякого
колдовства.
Я выдал Одноглазого, дернувшись от изумления, - Следопыт и его псина
обернулись. Обоих появление колдуна удивило. Пес вскочил, вздыбив шерсть,
потом повернулся так, чтобы держать нас обоих в поле зрения, и снова
опустился на землю.
Но тут столь же незаметно появился Гоблин. Я улыбнулся. Следопыт глянул
через плечо, глаза его задумчиво сузились, как у человека, сообразившего,
что шулера, с которыми он сел играть, хитрее, чем ему казалось.
- Очень хочет. Костоправ, - хихикнул Гоблин, - повели его вниз.
Рука Следопыта дернулась к сумке. Псина зарычала. Следопыт закрыл
глаза, а когда открыл, то уже полностью овладел собой. Улыбка его вернулась.
- Костоправ, да? Так я нашел Крепость?
- Нашел, приятель.
Медленно, чтобы никого не встревожить, Следопыт вытащил из сумки
завернутый в промасленную кожу сверток - двойник того, который я получил
утром, - и протянул мне. Я засунул сверток за пазуху.
- Где ты его взял?
- В Весле.
Он рассказал такую же историю, как и первый вестник. Я кивнул.
- Из такой дали пришел?
- Да.
- Придется его вести вниз, - сказал я Одноглазому.
Тот понял меня. Мы столкнем обоих вестников лицом к лицу. И посмотрим,
не полетят ли искры. Одноглазый ухмыльнулся. Я посмотрел на Гоблина. Тот не
возражал.
Но никому из нас Следопыт не понравился. Не знаю почему:
- Пошли, - сказал я.
Вставая, я оперся на руку, которой держал лук. Следопыт глянул на мое
оружие, открыл было рот, но от реплики удержался - словно узнал его. Я
усмехнулся, отворачиваясь. Может, он подумал, что попал к Госпоже в лапы?
- Иди за мной Следопыт пошел Гоблин и Одноглазый следовали за нами, но
вещей новоприбывшего брать не стали Пес ковылял рядом, уткнувшись носом в
землю Прежде чем зайти в пещеру, я озабоченно глянул на юг: когда же
вернется Ильмо?
Следопыта и дворнягу мы посадили в камеру под охраной. Они не
возражали. Разбудив проспавшего Масло, я отправился к себе, попытался
заснуть, но проклятый пакет неслышно вопил на столе.
Я вовсе не был уверен, что хочу прочесть его содержимое, но пакет
победил

Глава 7. ВТОРОЕ ПИСЬМО. (ИЗ ПОСЛАНИЯ)

Моманц глянул в прорези теодолита, наводя диоптр на верхушку Великого
кургана. Потом отступил, заметил угол, развернул одну из приблизительных
полевых карт. Именно в этом месте он откопал секиру теллекурре.
"Если бы только описания Оккулеса были не столь туманны Тут, вероятно,
стоял фланг их строя. Ось строя должна быть параллельна остальным - значит.
Меняющий и его рыцари должны были стоять вон там. Проклятие".
Земля в этом месте чуть бугрилась. Это хорошо - грунтовые воды меньше
повредят погребенные предметы. Но вот подлесок.. Падуб. Шиповник Ядовитый
плющ. Особенно ядовитый плющ. Боманц ненавидел это вездесущее растение. От
одной мысли о нем волшебник начинал чесаться. - Боманц!
- Что? - Он обернулся, поднимая грабли.
- Эй, спокойно! Не бушуй, Бо.
- Да что с тобой такое? Что за привычка подкрадываться? Это не смешно,
Бесанд. Или мне граблями с твоей морды идиотскую ухмылку содрать?
- Ой, какие мы сегодня злые. - Бесанд был тощим стариком, примерно
ровесником Боманца. Плечи его горбились, голова выдавалась вперед, точно он
вынюхивал след. По рукам змеились толстые синие вены, кожу испещряли
печеночные пятна.
- А ты чего ожидал? Кидаешься на людей из кустов...
- Кустов? Каких кустов? Тебя, часом, не совесть мучает, Бо?
- Бесанд, ты пытаешься подловить меня с незапамятных времен. Что бы
тебе не бросить эту затею? Сперва меня пропесочила Жасмин, потом Токар
скупил у меня все, что мог, так что мне придется откапывать новый запас, а
теперь я еще с тобой любезничать должен? Сгинь, я не в настроении.
Бесанд ухмыльнулся широко и криво, обнажив частокол гнилых зубов. - То,
что я тебя не поймал, Бо, не значит, что ты невиновен. Это значит только,
что я тебя не поймал.
- Если я виновен, то ты, должно быть, полный кретин, раз за сорок лет
не поймал меня за руку. Ну какого черта ты не можешь облегчить жизнь нам
обоим?
- Скоро я у тебя с шеи слезу, - хохотнул Бесанд. - Ухожу на пенсию.
Боманц оперся на грабли и внимательно поглядел па стражника. Бесанд
исходил кислой вонью боли.
- Правда? Мне жаль.
- Верю. Может, у моего сменщика хватит ума взять тебя за жабры.
- Расслабься. Хочешь знать, что я делаю? Прикидываю, где полегли рыцари
теллекурре. Токар требует шикарные вещи, а это лучшее, что я могу ему дать,
не забираясь на курганы и не давая тебе повода меня повесить. Передай мне
лозу.
Бесанд протянул ему раздвоенный ивовый прут.
- Курганы грабить, да? Это не Токар предложил?
В позвоночник Боманца вонзились ледяные иглы. Это был не простой
вопрос.
- Никак остановиться не можем? После долгого приятельства, может,
хватит уже играть в кошки-мышки?
- Я развлекаюсь, Бо.
Бесанд тащился за ним до самого заросшего пригорка.
- Надо будет тут все расчистить. Руки никак не доходят. Людей нет,
денег тоже нет.
- Не можешь расчистить сейчас? Я покопаться хочу. А тут плющ ядовитый.
- Ох, обходил бы ты стороной плющи, Бо, - съехидничал Бесанд. Каждое
лето Боманц с проклятиями прокладывал себе дорогу сквозь многочисленные
ботанические бедствия. - Так насчет Токара...
- Я не веду дел с нарушителями закона. Это мое твердое правило. Ко мне
уже больше никто не подкатывает.
- Уклончиво, но принимаю. Лоза в руках Боманца дернулась.
- Я увяз в деньгах. По самые уши.
- Точно?
- Гляди, как прыгает. Наверное, их всех в одну яму свалили.
- Так насчет Токара.
- Ну что насчет него, будь ты проклят? Хочешь повесить его - вперед.
Только предупреди, чтобы я мог найти себе перекупщика не хуже.
- Не хочу я никого вещать, Бо. Я тебя хочу предупредить. В Весле ходят
слухи, что он из воскресителей.
Боманц выронил лозу и со всхлипом вдохнул.
- Действительно? Воскреситель? Наблюдатель смерил его внимательным
взглядом.
- Просто слух. Болтают всякое. Я подумал, тебе будет интересно. Мы тут
вроде как близкие знакомые.
Боманц принял оливковую ветвь.
- Да как будто. Честно говоря, мне он и намеком не обмолвился. О-ох!
Обвинение-то тяжелое. - И обдумать его нужно хорошенько. - Только не говори
никому, что я нашел. Этот ворюга Мен-фу...
Бесанд снова хохотнул. Веселье его имело могильный привкус.
- Любишь ты свою работу, да? Изводить людей, которые не осмеливаются
дать сдачи?
- Поосторожнее, Бо. А то загребу для допроса.
Бесанд развернулся и пошел прочь. Боманц состроил рожу ему в спину.
Конечно, Бесанду нравилась работа - она позволяла ему изображать диктатора.
Он мог сделать что угодно и с кем угодно, не неся никакой ответственности.

***

После того как Властелин и его приспешники пали и были погребены в
курганах за барьерами, которые возвели величайшие из чудотворцев своего
времени, указом Белой Розы на границе могильника поставили Вечную Стражу,
неподотчетную никому. В обязанность ей вменялось предотвратить воскрешение
не-мертвого зла в курганах. Белая Роза знала людскую натуру. Всегда найдутся
те, кто увидит выгоду в служении Властелину или попробует его использовать.
Всегда найдутся поклонники зла, стремящиеся освободить своего героя.
Воскресители появились едва ли не раньше, чем проросла трава на
курганах.
"Токар - воскреситель? - подумал Боманц. - Словно других забот мне
мало. Теперь Бесанд разобьет лагерь у меня на шее".
Боманц не хотел будить древнее зло. Он просто намеревался связаться с
одним из лежащих под курганами, чтобы пролить свет на кое-какие из древних
тайн.
Бесанд уже скрылся из виду. Теперь утащится к себе в хибару. Так Что
будет время провести несколько запретных наблюдений. Боманц установил
теодолит на новом месте.

***

Курганье выглядело не особенно страшным - только очень заброшенным. За
четыре сотни лет погода и растительность перестроили некогда замечательное
сооружение. Курганы и жуткий ландшафт вокруг них почти скрылись под
кустарником. У Вечной Стражи уже не хватало сил на поддержание порядка.
Наблюдатель Бесанд вел отчаянный арьергардный бой с самим временем. На
Курганье ничего толком не росло. Кустарник был скрученным и низким, но
очертания курганов таяли в нем, как менгиры и фетиши, сковывавшие Взятых.
Боманц потратил всю свою жизнь, определяя, кто в каком кургане лежит,
чей курган где стоит и где расположены менгиры и фетиши. Главная карта, его
шелковое сокровище, была почти завершена. Он почти мог пройти лабиринт. Он
подошел так близко к разгадке, что его одолевало искушение попробовать еще