– Нет! Действительно, ты в своем уме?! – поразился Пит.
   – В своем. Мы с миссис Хеллен Форд делаем все, чтобы жизнь его удалась! Причем только за то, что он и ее, и нас употребляет как хочет… Миссис Форд сочиняет за него остроумные факсы, мы вовсю помогаем ему завершить «операцию». И знаете, джентльмены, что я вам скажу? Я очень даже засомневался – а так ли мне нужна служба в ТАКОЙ полиции? Когда недавно мы с Братком снимались в Гриффит-парке в этой дурацкой сцене с «мерседесом», у меня даже сердце ёкнуло – не вернуться ли мне в каскадеры на «Уорнер бразерс»? Или хоть на тот же «Парамаунт»…
   – Бунт на корабле… – печально проговорил Пит Морено. – Ты хочешь бросить меня, Боб?
   – Нет, Пит. Но уж очень тошно помогать бандитам! Даже когда они такие «романтично неуловимые и неуязвимые», как этот мистер… Как его?.. Еременко, – глухо сказал Боб без малейшего намека на недавнее веселье.
   – Значит, все, что мы делали, – все напрасно? – дрогнувшим голосом спросил Тимур у Боба.
   Но Боб только растерянно пожал плечами.
   – Хорошо, что Браток сейчас сидит в машине в вашем подземном гараже и ни хрена не слышит, – сказал я. – Он бы тебе припомнил и свое простреленное ухо, и похищение Тимура…
* * *
   И В ТУ ЖЕ СЕКУНДУ В ГОЛОВЕ У КАЖДОГО ИЗ НАС РАЗДАЛСЯ ГОЛОС БРАТКА:
   – ШЕФ! Я ВАС ВСЕХ ЖУТКО КЛЕВО СЛЫШУ! БОБ!.. БЛЯ БУДУ – ТЫ НЕ ПРАВ, БОБ… ВЕК СВОБОДЫ НЕ ВИДАТЬ!
* * *
   На следующий день сидели мы вдвоем с Братком, судачили о том о сем. Тимурчик куда-то ненадолго вышел. Браток мне и говорит:
   – Я слышал, что вам совсем немного осталось снимать – две сцены и какие-то «проходы», «проезды»…
   Тоже наслушался всяких кинословечек, засранец.
   – Да, – говорю. – Вроде бы. А что?
   – А потом вас здесь уже никого не будет, да?..
   – Ну почему? Может, мы еще на премьеру прилетим. Стив обещал нас вызвать, если с картиной все будет в порядке.
   Браток помолчал, потом, словно разозлившись на самого себя, недовольно рыкнул и решительно произнес:
   – Шеф! Ну хули я все кручусь и менжуюсь вокруг да около?! Как, бля, какой-нибудь койот паршивый!.. Есть шикарное предложение, Шеф! Закончите сниматься – айда со мной на Волю, в горы!
   У меня даже рот сам собой открылся…
   – Погодите, Шеф, дайте сказать!.. – заторопился Браток, трусливо оглядываясь на дверь. – Я, конечно, жутко уважаю и Тимурчика, и Джека, и вашего Шуру, хоть и в глаза его не видел… Но они же все – ЛЮДИ. А мы с вами?.. Доходит, о чем я, да, Шеф?! Мы вам там небольшую Кугуарочку подберем… Котята у вас шикарные пойдут – такие Полупумчики-Полумартынчики!.. И СВОБОДА, бляха-муха, сплошняком – одна СВОБОДА!.. А воздух какой?! Лес, горы… Жратвы вокруг тебя летает, скачет – навалом! И вокруг никакой Цими… Цили… Циливизации!..
   – Цивилизации, – машинально поправил я его по привычке.
   – Да хер с ней! Айда со мной, Шеф?! Потому как я совсем не понимаю – как я теперь буду там без вас…
   Он лежал на ковре – поникший и уже готовый к моему отказу. Поэтому я ему ничего не ответил. А только обхватил его толщенную шею своими передними лапами и благодарно облизал все его Бандитское Рыло…
* * *
   В день рождения Клиффа Спенсера снимали как обычно. А нервничали вдвойне!
   В этот день снимали «в интерьере». То есть не в декорации, предположим, магазина, а в настоящем магазине модной одежды, где Нэнси Паркер по сценарию должна была что-то там покупать из шмоток, а «Кот Миша», всем на потеху, обязан был там поймать Мышку и устроить небольшой переполох среди продавцов и покупателей…
   Этакий комедийный аттракциончик в жестоком триллере. Такой милый штришок для разрядки.
   Нервотрепка началась с того, что Нэнси закатила небольшой скандальчик – у нее уже два года договор с одной компанией модной одежды, а ей предлагают шмотки другой фирмы! Мы и не знали, что среди «звезд» это сплошь и рядом. Они заключают рекламные контракты со всякими фирмами и во время съемок обязаны пользоваться только этими вещами. Да еще так, чтобы «лейблы» были видны! «Нам бы их заботы…» – говорит Шура в таких случаях.
   А во-вторых, для меня привезли несколько очень симпатичных Мышек, которые чуть не уделались, когда меня увидели!
   Уж как я их по-Животному уговаривал, как упрашивал не трястись и вести себя непринужденно (мне все время приходится лезть в режиссуру!..), сколько я им втолковывал, что вообще Мышей не ем, а, наоборот, очень даже им симпатизирую!..
   Ни хрена. Перепуг был такой, что у них зуб на зуб не попадал. Пока ценой невероятных усилий я одного, самого крупного Мыша не уговорил сниматься, пообещав только сделать вид, что хватаю его, а на самом деле даже ни одного когтя не выпущу…
   Так этот сукин сын взял с меня кучу клятвенных обещаний, да еще и потребовал со съемочной группы здоровенный кусок швейцарского сыра, гнусный вымогатель!
   Пока бегали за сыром, пока базарили с Нэнси и ездили за шмотьем именно той фирмы, с которой у нее договор, была истрачена масса времени и нервов.
   Но когда я вначале сказал, что мы нервничали вдвойне – я имел в виду себя, Джека, Пита, Боба, Тимура и частично Братка. На нас еще накладывалось ожидание сегодняшнего праздничного для Клиффа и очень напряженного для нас вечера.
   Потому что до последней минуты не было известно ни нам, ни мистеру Валерию Ивановичу Еременко – поступили деньги на его счет в Вене или нет. А он, несмотря на газетное объявление, без сообщения из банка и пальцем не шевельнет!
   … Сцену эту в магазине мы отсняли. Все по нашей, актерской, линии прошло благополучно. Только магазину пришлось заплатить за аренду не за два часа, а за пять – почти втрое…
   Но это уже были их внутренние студийные заморочки. Нам важен был сегодняшний вечер!
* * *
   В последнюю минуту, когда мы, по выражению Рут, «чистили перышки» перед отъездом на день рождения Клиффа, позвонил Пит Морено и сказал, что миссис Хеллен Форд только что вернулась из Северной Вентуры – черт-те где от ее дома, – где она в местном почтовом отделении вытащила из своего почтового бокса (без имени и фамилии, только под номером!..) сообщение Австрийского отделения «Чейз-Манхэттен-банка» о том, что на счет номер такой-то поступили два миллиона долларов и банк ждет дальнейших распоряжений обладателя этого счета.
   Оказывается, миссис Форд уже дня три наведывалась в Северную Вентуру, все в этот свой ящик заглядывала, а вот сегодня…
   – После первой же ее поездки туда мы оставили в Вентуре одного смышленого паренька из нашей группы. Он там на этой почте подружился со всеми и сегодня успел прочитать сообщение из Австрии за полчаса до того, как Хеллен Форд примчалась за этой бумажкой, – хихикнул Пит в трубку. – Теперь дело за вами, ребята!
   А нам оставалось только гадать – произойдет сегодня ПЕРЕДАЧА КОМПАКТ-ДИСКА или нет?
   А если произойдет, то КОМУ? И как бы это все не упустить… Чтобы иметь возможность проследить дальнейшее движение псевдопроекта ОКУЯНа и взять за жопу тех, кто потом согласится работать на этих паршивцев, мечтающих о мировом Исламском господстве…
* * *
   Ах, какой превосходный дом был у Клиффорда Спенсера! Мне даже сравнить его не с чем. А уж я за свою почти семилетнюю жизнь побывал в хороших и богатых домах!..
   Вот разве только дом Фридриха можно было сравнить с домом Клиффа. Хотя в отличие от старинного аристократического дома фон Тифенбахов дом Спенсеров в самом конце Сансет-бульвара был совершенно иным – по стилю, по вкусу, по всему, что в конечном счете дорисовывает портрет обладателя дома. Тоже без показной роскоши, просторный, на разных уровнях (я заметил, что в Америке это очень модно): одна комната – три ступеньки вверх, другая – две ступеньки вниз. И сад с прекрасным бассейном, а рядом – все примочки для купания и отдельно на белом столике – для поддачи.
   Очень мне понравился и такой сервис: чтобы машины гостей не скапливались у дома, у подъезда дежурили несколько пареньков в белых комбинезонах и отгоняли твою машину на специальный паркинг.
   Народу собралось, как сказал Тимур, – человек шестьдесят! Кроме Братка, оставленного в отеле, наши были все здесь – и Джек с Наташей, и мисс Нэнси Паркер… С Бобом! И мы с Тимуркой.
   Я как ступил на порог дома, так сразу же почуял своим носом, что Пусси уже здесь. А раз здесь Пусси – значит, и ее Хозяйка тоже где-то тут ошивается.
   Уйма знакомых с «Парамаунта», масса неизвестных нам Людей, но явно имеющих прямое отношение к кино – черный цвет шмоток, как визитная карточка! Тут же были и оба наши продюсера – Стив и Бен, появился Игорь Злотник – наш кинооператор. С очень симпатичной женой и дочерью Тимуркиного возраста. Тимур сразу на нее глаз положил. А она на него – и со страшной силой! Она родилась уже здесь, в Америке, и по-русски почти совсем не говорила. Я считаю, что это родители завалили ухо…
   А потом Рэй Уоттен и Клифф Спенсер познакомили нас с несколькими Супер-Супер-Супер-Звездами, которых весь мир знает! Рэй представил меня им как «превосходного партнера», а Стив за моей спиной, думая, что я ни черта не вижу, одной рукой показывал им на меня, а второй – большой палец, задранный вверх… И все так запросто, за одним столом!
   Ну пока там шло клубление, тусовочка такая встоячку – сыры, винцо, джинчик, виски, льду – хоть лопатой греби, я быстренько разыскал Пусси. Она – вот ведь талантливая стерва, Блядища, каких свет не видывал, – на этом приеме выглядела ну просто как какая-нибудь Принцесса Кошек, а невинность из нее так и сочилась… Мило, скромно, достойно.
   – А я чувствую – чем-то родным на меня пахнуло, – говорит мне Пусси и прикрывает свои голубые глазки.
   Сладостно так потягивается, спинку прогибает и хвост в сторону – картинка маслом! У меня между задних лап так и зазвенело!
   – Ты уже весь дом осмотрела? – задаю такой нейтральный дурацкий вопрос, чтобы не взгромоздиться на нее сразу. При всех.
   – Да, – отвечает Пусси. – И знаю парочку мест, где, как говорится, не ступала нога Человека. Пошли?
   Но тут я вдруг, слава Господу, вспоминаю, что я сюда пришел не употреблять Пусси и не только на день рождения своего режиссера, а нахожусь здесь еще и с определенным оперативным заданием.
   И спрашиваю у Пусси с понтом, без всякого интереса:
   – А где твоя миссис Форд?
   – Слушай, Мартынчик!.. – оживилась Пусси, как и всякая обычная Кошка, которая на кончике своего языка неожиданно почувствовала вкус сплетни. – Моя-то совсем тронулась!.. У нас в доме сейчас один мужик живет – наш русский, питерский… Вроде они с Моей еще в России снюхались. Так Моя, которая раньше в доме вообще ни к чему не прикасалась – у нас все одна мексиканочка наемная делала: и убирала, и готовила, и со мной гуляла… Так Моя рассчитала эту мексиканочку и теперь шустрит по дому так, что только пыль столбом! А этот Русский Мужик гоняет ее – как Жучку! Она при нем слово боится пикнуть… На четырех лапах, дура, ползает. Я бы к такому и близко не подошла…
   – Да ладно тебе выё… вытрющиваться! – поправил я себя. – Ты бы не подошла! А то я тебя не знаю?..
   – От него так воняет оружием, что я просто дышать не могу рядом…
   – Рядом-то тебе зачем с ним быть? – удивился я. – Отошла бы в сторонку, и все дела.
   – Объясняю: раньше, когда Моя-то с другими спала, она всегда брала меня в свою постель. Говорила, что это ее еще больше возбуждает. Ну и мне интересно было – Мужики-то все разные… А когда этот впервые появился у нас и они улеглись, Моя по привычке и меня с собой – под одеяло. А этот Хам некультурный меня за шкирку и ка-а-ак вышвырнет оттуда! Я чуть к противоположной стенке не прилипла. Потом два дня отлеживалась… Я его ненавижу! Жду не дождусь, когда он уедет…
   – И когда это может произойти, как ты думаешь?
   – Как я поняла из их вчерашнего разговора, если Моя сегодня вечером кому-то что-то сумеет передать, то, может быть, завтра и улетит, говнюк. У него на всякий случай уже и билет есть!
   – А что ПЕРЕДАТЬ, Пуська? – осторожно спросил я.
   – Господи, Мартын, я-то откуда знаю?! Больно мне это интересно…
   – А КОМУ ПЕРЕДАТЬ? – мурлыкнув для приличия, снова спросил я.
   – Какому-то богатому старому мудаку, который неподалеку от нас дом строит…
   Вот когда у меня в глазах и в башке возникло воспоминание о нашем последнем ночном возвращении от Морта Пински из Пасадины – ярко освещенный подъезд к нашему отелю; «роллс-ройс»; шофер в униформе; пахнущий пистолетом бодигард в смокинге; и улыбчиво-восточного вида ласковый старик во фраке и с превосходным английским…
   – Ну-ка, ну-ка, ну-ка!.. – торопливо сказал я. – Давай-ка по-быстрому разыщем эту сладкую парочку!..
   – Мартын! Тебе-то они на хер нужны?! – не выбирая выражений, спросила меня эта голливудская «звезда» с нашего питерского пустыря.
   – Кажется, я знаком с этим стариком. Не он ли меня в гости приглашал, когда его дом будет готов? – решительно заявил я и с удовольствием отметил, что Сосредоточенно-Сыщицкий инстинкт во мне явно победил Разнузданно-Половой. – Давай, Пуська, вали прямо на запах своей Хозяйки! Я за тобой, – распорядился я.
   – А когда же мы… ЭТО САМОЕ?.. – растерялась Пусси.
   – Делу – время, потехе – час, – отрезал я.
   Как говорит Шура: «Даже самый пустяковый и полубессмысленный фольклор иногда кажется глубинным и значительным»…
   – Пошла, Пуська! – скомандовал я. – Экшен!!!
* * *
   Нет, есть все-таки Бог на свете! Как вовремя он привел нас по запаху Хеллен Форд в небольшую и слабо освещенную, но очень уютную комнату с широкими диванами и низкими креслами, с разной радиомузыкальной аппаратурой, из которой тихо-тихо мурлыкала мягкая музычка…
   На одном диване сидели миссис Форд и тот Самый восточный старик без фрака. Не в смысле – голый, а в обычном хорошем костюме.
   И именно в эту секунду, когда мы с рыжей Пуськой незаметно и неслышно проскользнули под соседний диван…
   …миссис Хеллен Форд ПЕРЕДАЛА пожилому «роллсройсовцу» НАШ КОМПАКТ-ДИСК!!!
   Хотя компакт-диск был без книжки маркиза де Кюстина «Николаевская Россия 1839 года», а просто положен в обычную квадратную коробочку, я ЕГО УЗНАЛ ПО ЗАПАХУ!.. И не только по его собственному, но еще и по запаху Морта Пински, Пита Морено и Джека, которые не раз держали его в руках…
* * *
   Все остальное, как говорит Джек, было уже делом техники.
   Когда «поделыцики» разом вышли из этой комнаты и мы услышали слегка встревоженный голос миссис Форд, который звал Пусси, я под диваном быстренько одной лапой зажал Пуське рот, а второй притиснул ее к пыльному ковру.
   И тут же беззвучно завопил по-шелдрейсовски в свой электронный ошейничек:
   – Джек! Боб! Внимание!!! Ни слова по-Животному – я не один!..
   Тут я покосился на нашу бывшую петербургскую помойницу, блядюшку и стукачку, ныне Кошачью «звезду» Голливуда – а не тянет ли она по-шелдрейсовски? Мне, как оперативнику, сейчас совсем не нужна была бы утечка информации!..
   Но рыжая Пуська ни хрена не врубилась, а опрокинулась на спину и кончиком своего хвоста пыталась кокетливо потрогать меня между задних лап.
   – Джек! Боб!.. Тимурчик! Передача нашего компакт-диска состоялась!!! Он в пиджаке того старого типа, который живет с нами в «Беверли-Хиллз-отеле» и ждет окончания строительства своего дома в Пасифик-Палисайд! Повторяю! Передача нашего…
   – Не вопи, – откуда-то ответил мне Джек. – Повторять не надо. Ты так орешь, что тебя в Лас-Вегасе слышно!
   – Не говоря уже о Сан-Франциско, – добавил Боб. – Мои мама и бабушка в Сан-Франциско рано ложатся спать, и своими воплями ты можешь их разбудить… Как говорит наш друг Клиффорд Спенсер: «Всем спасибо! Кадр снят!..»
   А Тимурчик не откликнулся… Наверное, дочка Игоря Злотника его совсем захороводила. Ну не будешь ведь все время держать Ребенка за руки и за ноги?! Когда-то это же со всеми случается.
   – Ну? – по-Животному спросила Пуська, облизываясь и прикрывая свои голубые глаза. – И когда мы наконец пойдем туда?..
   – «Куда не ступала нога Человека»? – усмехнулся я.
   – Ну да… А у тебя есть другие предложения, Мартынчик?
   – Есть. Давай, «подруга дней моих суровых», останемся здесь – под диваном. Судя по количеству пыли, сюда не только нога Человека не ступала, но тут и руки его не было. Нам, Пуська, с тобой не привыкать. Потом отряхнемся…
* * *
   Вот когда я совершил еще одно Половое открытие: насколько прекраснее и полновеснее совокупляться с чувством уже исполненного долга, чем трахаться, постоянно преследуемым мыслью, что для спасения Человечества ты все еще что-то недоделал!..
* * *
   Наутро должна была сниматься сложнейшая финальная сцена «Суперкота», в ней участвовали десятки полицейских машин, армия трюкачей-каскадеров, весь актерский состав, кроме тех, кого «убили» до конца сюжета, оба моих «звездных» партнера – Нэнси и Рэй и мы с Братком. Братка Клифф вписал в эту сцену совсем недавно, на днях…
   Сниматься должны были еще тучи пожарных машин, медицинских, трюковых – которые будут взлетать на воздух. И море огня!.. В Голливуде ОГНЕМ занимается специальная и очень серьезная служба. Поэтому у них уж если пожар на экране, так это пожар, от которого «кровь стынет в жилах»… Я только вот всегда путаю – кровь СТОНЕТ в жилах? Или – СТЫНЕТ в жилах? Выражение мне понравилось, а вот как правильно его говорить – я не запомнил…
   Но вообще-то все, кто хоть раз смотрел хороший американский триллер, эту финальную сцену знают очень неплохо: один, два, три, максимум четыре «хороших» героя в жутком дыме, огне и грохоте взрывов побеждают полчища «плохих» мерзавцев, а когда уже все побеждено и дело сделано, откуда ни возьмись раздается многоголосый вой полицейских сирен, полиция налетает буквально роем – снайперы, штурмовые группы захвата и вообще!..
   А наши – «хорошие» – герои, окровавленные и полусгоревшие, в ошметках бывшей одежды, небрежно бросают свои автоматы и пистолеты на землю и, обнявшись, уходят вдаль по дороге туда, где им не нужно оружие и где их ждет долгая и мирная, счастливая Жизнь…
   А по бокам, вместе с ними, прихрамывая на разные лапы, уходят и их верные бессловесные друзья-Животные, участвовавшие наравне с героями в Победе Справедливости…
   Что-то в этом роде предстояло снять и нам сегодня. И для этого мы к шести часам утра ехали на «Парамаунт», а уже оттуда всей группой – на съемочную площадку, на окраину Лос-Анджелеса, где мы никогда и не были.
   Тимурчика, Братка и меня на студию вез Джек Пински.
   Боба сегодня с нами не было. Он вместе с Питом Морено и еще парочкой ребят из «убойного отдела» полис департмент не очень торжественно, но достаточно внимательно провожали в аэропорту Большого Лос-Анджелеса на Родину гражданина Российской Федерации Валерия Ивановича Еременко!
   Правда, оказалось, что в российском паспорте, предъявленном Валерием Ивановичем, его звали чуточку иначе: «Воробьев Сергей». Так же было записано и в многократной въездной американской визе. Да и в роскошном кожаном удостоверении, которое Валерий Иванович пытался предъявить полиции, тоже значилось, что «Воробьев Сергей Петрович – заместитель генерального директора совместного российско-американского предприятия». А фотографии – и в паспорте, и в американской визе, и в удостоверении – были Валерия Ивановича Еременко! Вот такая легкая нестыковочка…
   Накануне Пит Морено по своим служебным каналам связался с погранично-таможенными отделами международного сектора аэропорта, с представителями российского «Аэрофлота», и выписали второй билет мистеру Воробьеву Сергею за счет русского отдела Интерпола: рейс номер такой-то, «Лос-Анджелес – Москва». А не «Лос-Анджелес – Вена», как было написано в билете у Валерия Ивановича.
   Как потом рассказывал Боб, таможенный досмотр был проведен мгновенно, так как улетающий располагал всего одной сумкой на ремне, с рядовыми вещичками. А вот как только он стал настаивать на том, что он со дня своего рождения – Воробьев Сергей и такое буквосочетание, как Еременко Валерий Иванович, он слышит впервые, так Пит ему сразу же подарил на память копию письма русского Министерства внутренних дел с его большой фотографией, сделанной полицией США и удостоверенной печатями милицией России. Причем печати по всем четырем углам фотографии заходили и на изображение мистера Еременко, и на письмо МВД, где хоть и суховато, но достаточно подробно было написано почти все о Валерии Ивановиче…
   Затем пограничная служба аннулировала въездную визу в паспорте «Сергея Воробьева» и внесла в свой компьютер фотографию «Воробьева-Еременко» для того, чтобы тому никогда больше не вздумалось посетить Соединенные Штаты Америки.
   Во всех этих заморочках, как потом рассказывали Пит и Боб, этот парень был абсолютно спокоен и выдержан, что лишний раз доказывало его хорошую профессиональную подготовку.
   Когда же Пит преподнес ему копию письма МВД, тот внимательно прочитал каждую строчку и даже рассмеялся.
   – Молодца!.. Ни орден, ни медаль не забыли, – сказал он на вполне приличном английском. – Моя милиция меня бережет! И вам – большое русское спасибо, ребята!
   – За что?! – удивился Пит.
   – Хоть половину бабок, но я ведь получу за свой нелегкий и опасный труд.
   – А почему не целиком? – невинно спросил его Боб.
   – Да потому, думаю я, что вы нам наверняка фуфло задвинули, а не оригинал. Но мне и половины на первое время хватит. Тем более меня брать не за что… А вы меня этим исламским козлам не заложите. Вам самим нужно затихариться и посмотреть – к чьим лапкам прилипнет тот компакт-диск, который вы нам так ловко втюхали… Так?
   – Знаешь, «Воробьев-Еременко-Сергей-Валерий», если бы ты не был такой сволочью, я бы охотно потрепался с тобой за кружкой пива… – честно признался Пит.
   – У нас еще много времени до отлета, – спокойно ответил тот, которого мы всю книжку называли «Русский». – Я угощаю!
   – Ты, наверное, плохо меня расслышал, – уже недобро ухмыльнулся Пит. – Я сказал: «ЕСЛИ БЫ ТЫ НЕ БЫЛ ТАКОЙ СВОЛОЧЬЮ!..»
   Они проводили Русского до самого кресла в самолете «Аэрофлота» и усадили его между двумя здоровенными русскими мужиками, один из которых тут же пристегнул Воробьева-Еременко к своей толщенной лапе наручником. Это были представители российского отдела Интерпола, специально прилетевшие за Сергеем-Валерием в Лос-Анджелес сегодня ночью.
   – Знаете, что вас роднит и объединяет с русской милицией? – спросил на прощание «Воробьев-Еременко» у Пита и Боба.
   – Что же? – поинтересовался вежливый Боб.
   – То, что и у вас, и у них на меня нет – ни черта…
* * *
   Браток у нас захандрил.
   Не матюгается, по «фене не ботает» – в смысле: по-блатному не разговаривает. С дурацкими вопросами не лезет. Почти ни хрена не жрет, только воду пьет. Все больше лежит в садике и вздыхает.
   Я-то знаю – отчего это с ним, но помалкиваю.
   Он молчит, и я молчу. Он – не говорит, я – не спрашиваю.
   Это мы еще с Ленинграда так с Шурой Плоткиным приучены. Не лезь другому в душу. Позовут – выслушай, постарайся помочь. Не позовут – делай вид, что ничего не происходит. Так всем легче.
   А ночи три тому назад произошло вот что.
   Браток у нас обычно спит в саду, на той самой ветке, с которой когда-то прыгал на Казахского Немца…
   Я же дрыхну, как известно, в гостиной – на своем диванчике. И вот как-то в середине ночи – приспичило!
   Встаю, глаз не открыть, лапы со сна не держат, иду-бреду к оконной щели, через которую собираюсь вылезти в сад пописать. Мне Тимур всегда эту щель оставляет…
   Собрал все свои сонные силы, вспрыгнул на подоконник, как куль с дерьмом, только хотел было в эту щель просунуться, слышу – в саду возня какая-то!
   Я уперся глазами в темноту, врубил свое «Котовое зрение ночного видения» и…
   Батюшки-светы!.. Неужто у меня в глазах двоится?! Браток-то у нас в саду не один, а ДВА их – Братка!
   И так играют они весело, так кувыркаются друг через дружку, так чего-то счастливо бормочут, так лижутся!..
   А я… Вот ведь паскудство! Сразу же заподозрил Братка в «нетрадиционной половой ориентации». Это сейчас жутко модно! Как у Людей, так и у Животных.
   Ну, думаю, нам только Педика еще в компахе не хватало… Теперь мы в полном комплекте!
   Сна у меня уже ни в одном глазу, и даже писать напрочь расхотелось. Ну надо же?! Такой, можно сказать, Самец – и на тебе! Ну не может быть… Глазам своим не верю! Чтобы наш Браток?..
   Вгляделся повнимательнее – точно, слава те Господи! Второй-то был не «Браток», а «Сеструха»! Натуральная ПУМОЧКА! КУГУАРОЧКА, можно сказать!.. ГОРНАЯ, как говорится, ЛЬВИЦА…
   М-да-а-а… Это тебе не Шимпа – Обезьяна зацикленная, не Собака-Колли – звезда кино, мать ее за ногу!.. Это была НАСТОЯЩАЯ КУГУАРИХА – ХИЩНАЯ И ВЕСЕЛАЯ КРАСАВИЦА ЮЖНОКАЛИФОРНИЙСКИХ ГОР!
   Ростом она была такая же громадная, как и наш Браток. Ну, может, слегка пониже в холке – на толщину сосиски, не больше. А красоты – неописуемой!
   Так они замечательно и нежно играли, так прыгали друг на друга, так свивались в один гигантский клубок, так смешно удирали друг от друга, чтобы потом слиться в мощных и любовных объятиях, что в душу мою просто-напросто заползла самая откровенная и пошлая зависть…
   Вот, видать, с тех пор Браток и захандрил.
   Повторяю: я ни словом, ни взглядом не дал ему почувствовать, что видел в ту ночь. Молчал, как «хек мороженый, безголовый». И своих просил с вопросами к Братку не лезть. Все ждал, когда Браток сам проявится.