Страница:
А то трахаемся, как идиоты, с этими торопливыми вашингтонскими поблядушками, а дело, ради которого я и приехал сюда, – на месте стоит.
– Все! – говорю Соксу. – Кончай любовь! Мне пора в Нью-Йорк звонить…
Сокс уже и сам рад смылиться. Он и Зяму, и Жужу после меня «употребил», как культурно выражаются агенты секретной службы Белого дома, и сам только и ждет повода, чтобы распрощаться.
– Ну ладно, девочки, – радостно так говорит Сокс. – Бай-бай! Будет время – заходите.
– Когда? – спрашивает деловая Зяма.
– Я же сказал – когда будет время, – уклончиво повторяет Сокс.
И я понял, что жизнь в Белом доме научила его очень многому!
Отыскали Ларри Брауна. Тот сразу на Сокса накинулся:
– Ты почему ошейник с утра не надел?! Я тебя ищу по всему Вашингтону!..
И напяливает на шею Соксу хорошенький ошейничек – этакий симпатичный символ сытого рабства. А Сокс и не возражает.
– На кой хрен ему ошейник?! – возмутился я. – Что он – Собака какая-нибудь?
– Ты, Кыся, не лезь в бутылку, – говорит мне Ларри. – Это и ошейник, и маленький радиопередатчик. Когда он на Соксе, я всегда знаю – где он. Не случилось ли с ним что-нибудь…
– Да, Кыся, – говорит Сокс. – Это очень удобно. В Калифорнии уже принят закон: с будущего года всем домашним Котам и Кошкам вживлять электронные чипы прямо в мозг. И по сигналу такого чипа Кота можно всегда разыскать. А если Кот сам потеряется, специальная служба полиции по этому чипу может узнать имя и адрес владельца этого Кота! Ну, как паспорт…
– Где, ты сказал, это будут делать с Котами? – переспросил я.
– В Калифорнии.
– Это где?
– На другой стороне Америки. Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Сан-Диего, Лас-Вегас…
– А в Нью-Йорке ничего не будут пихать Котам в голову?
– Пока нет.
– Тогда я пока в Нью-Йорке и останусь, – говорю. На хрен мне, думаю, это барахло в башке?! Чтобы меня каждый мог вычислить? А если я один хочу побыть?.. Кому надо, того я предупрежу – где я… Пошли вы все со своей электроникой знаете куда?!
А Ларри все никак успокоиться не может:
– Вот где вы шлялись, блядуны несчастные?! Небось Зяму с ее подружкой пользовали? Служба безопасности их еще в тринадцать часов сорок девять минут с южной стороны дома засекла! А пока вы там развлекались, Мартыну-Кысе из Нью-Йорка уже два раза звонили миссис Истлейк с сыном!
Тут у меня сердце как ёкнуло – чуть наружу не выпрыгнуло…
– Что?! Нашли?! – завопил я не своим голосом.
– Ищут… Спрашивали, как твое здоровье и когда за тобой приехать.
– А-а…
Из меня будто дух выпустили. Я чуть не упал… Захотелось лечь, уснуть и не просыпаться, пока…
А потом подумал – ну уж дудки!!! А сегодняшний вечер, на котором что-то, но должно произойти!.. Это я кончиками усов даже чувствую… А Конгрессмен, который разговаривал с Шурой и звал в Вашингтон?! А Аарон Маймонидес?!
Ой, мамочки… При чем тут этот Маймонидес-то?.. Чего же это он у меня из головы не выходит? Он же мне всего лишь приснился…
– Ладно, Ларри, – говорю. – Может, оно и неплохо, что они меня не застали. Сообщать им пока, честно говоря, нечего. Но у меня такое ощущение, что на приеме должно что-то произойти… Может быть, встречу того Конгрессмена, который разговаривал с Шурой последним, может, еще с кем-нибудь меня судьба сведет… Давай свяжемся с Нью-Йорком после приема, а?
– Нет проблем! – говорит Ларри. – Как скажешь…
– Но прием закончится очень поздно – знаю по опыту, – вставил Сокс. – Удобно ли ночью своим звонком поднимать с постели Женщину и Ребенка?
– Во-первых, миссис Истлейк не ложится рано спать, а во-вторых, не знаю откуда, но у меня такое ощущение, что сегодняшний прием будет не похож на все ваши обычные приемы. Мне кажется, что он даже сможет закончиться раньше, чем намечено… – сказал я.
Одна подготовка к приему стоила того, чтобы рассказать о ней подробно.
Началось все с того, что на всех этажах, на переходах, на лестницах, во всех коридорах, по которым мог пройти Президент, Хиллари или Челси, были выставлены сотрудники Службы безопасности. Подчеркиваю, не Секретной службы, а Службы безопасности – без всяких там костюмчиков, «уоки-токи» и топорщащихся от спрятанных пистолетов пиджаков…
Через каждые двадцать шагов (тут может обнаружиться неточность – у меня с цифрами дело хреново!) стояли черные и белые молодые крепкие ребята в белых рубашечках, черных галстучках и черных брючках. И никаких пиджачков! Стояли, заложив руки за спину, слегка расставив ноги, и смотрели прямо перед собой. Не застывшими памятниками, но и без лишнего трепыхания.
Это вовсе не означало, что агентов Секретной службы не было совсем! Их было великое множество. Их я просто узнавал по оружейному запаху. Даже несколько официантов, которые накрывали большие круглые столы в Банкетном зале, и то попахивали пистолетами и радиостанциями.
Еще со времен своего плавания на «Академике Абраме…» я заметил, что все «уоки-токи», все радиостанции, все передатчики имеют свой, присущий только им, электронный запах.
Но даже если бы я вдруг потерял обоняние – сохрани меня Господь, – сотрудников Секретной службы Белого дома я бы все равно узнал – да они и не таились! У каждого из них в одно ухо была вставлена такая малюсенькая штучка, от которой по шее за воротник рубашки шел тоненький провод. Это они так слушали друг друга. А бормотали в лацкан собственного пиджака! Как сказал бы Водила: «Во, бля, техника…»
На мое счастье, рядом со мной был Сокс, который мне все объяснял и рассказывал. Причем с такой осведомленностью и гордостью, что можно было подумать, будто весь этот прием устраивается вообще только в его, Соксову, честь!
Тем не менее я был ему очень благодарен. Кое-что мне по-шелдрейсовски пояснял и Ларри Браун, который теперь неотступно следовал за нами. Кстати! От него тоже так перло оружием – словно его пистолет у меня прямо под носом привязали…
Очень строгий молодой человек, тоже с «уоки-токи» в руке, репетировал с жутким количеством журналистов. Указывал – кому где стоять и куда не лазать ни под каким видом!
Но это было почти бесполезное занятие – газетчиков, фотографов и телевизионщиков было такое количество, что на подмогу к молодому человеку прибежало сразу несколько помощников. Тоже с «уоки-токи» или со штучками в ушах и проводом на шее.
Журналисты орали, лезли чуть ли не на стены и отчаянно ругались с молодым человеком и со всеми его помощниками! Но победил все-таки молодой человек, пригрозив, что вышвырнет любого, кто ему еще хоть раз в чем-нибудь возразит.
И я понял, что в Белом доме могут работать только очень решительные люди…
Рассмешила меня репетиция «выхода Президента к гостям»!
«Президента» изображал какой-то тоскливый тип. Он стоял перед закрытыми дверями в зал, а у его ног была положена на пол табличка со словом «Президент». Это мне Ларри прочитал. Рядом с типом стояла некрасивая перезрелая дама, а под ногами у нее на такой же табличке значилось – «Миссис Клинтон».
Я бы на месте Билла и Хиллари подобрал бы для таких репетиций более привлекательных дублеров. А то смех было смотреть на этих двух унылых типов…
Ну а вокруг «Президентской четы» полукругом на полу лежали таблички с именами обязательной свиты Президента. Это мне Сокс сказал. И тут уже никаких дублеров! Каждый репетировал свою роль сам!
Руководили репетицией всего двое – очень высокий морской офицер в уж-ж-ж-ж-жасно белой форме и фуражке, тоже с «уоки-токи», и очень маленькая молоденькая, явно еврейского типа носатая девушка в очках и с большим подносом. Да, и еще наушники у нее были на голове!
Репетиция с дублерами продолжалась недолго. Наверное, время уже подпирало, видать, гости должны были уже вот вот прибыть, и пришли сам Билли Клинтон и Хиллари.
Они поблагодарили своих дублеров, приветственно помахали нам и встали на свои места.
И эта носатая и очкастая продолжила репетицию уже с настоящим Президентом. Мало того, она заставила Билла Клинтона тщательно выучить, что тому нужно было говорить при встрече!.. Эта нахалка просто пихнула ему в глаза то, что я принял за поднос, а это оказалась такая большая штука, на которой крупными буквами был напечатан текст Клинтона. И Президент послушно учил этот текст, а очкастая девица даже делала ему замечания и поправляла его!..
Я сразу же представил себе СУПЕРФАНТАСТИЧЕСКУЮ картинку: Кремль (я его по телевизору в Ленинграде наизусть выучил!), Георгиевский зал и маленькую еврейскую девушку с характерно большим носом и огромными очками, руководящую выходом Президента России! И страшно развеселился по этому поводу…
У выхода, спиной к Президенту, лицом вплотную к дверям, стояли два огромаднейших морских пехотинца в жутко нелепых фуражках, обнажающих выбритые затылки ребят чуть ли не до макушки. И вообще откуда-то появилась уйма военных… Причем и белых, и черных. В смысле – «афроамериканского происхождения», как теперь здесь говорят.
Я сообразил, что таким образом Белый дом всему миру показывает свое демократическо-отрицательное отношение к какому-либо проявлению расизма. Наверное, отсюда же и эта умненькая носатая девица при Президенте…
Немножко наивно, но, я вам скажу, очень действенно и даже в чем-то симпатично! Уж, во всяком случае, лучше, чем десятки фашистско-антисемитских газетенок, выпускающихся сегодня в России. Мне милиционер Митя показал парочку таких газет, кое-что прочитал оттуда – у меня чуть хвост не отвалился от ужаса!
Потом начали прибывать гости – не наши депутаты, а американские, приглашенные Президентом на встречу с нашими.
Сокс, вот уж поистине придворный Кот, обнаружил такое блистательное знакомство с этими Людьми, что я только диву давался! Все знал – кто чем руководит, сколько получает… Причем каждый раз, называя сумму годового дохода того или иного Человека, Сокс косился на меня – пытаясь понять, какое впечатление это на меня произвело. Я хоть и не разбирался в этом, но просто своим Котовым нутром почуял – цифры были устрашающие! Ну например…
– Смотри, смотри!.. – шептал мне Сокс. – Это сам Билл Гейтс!.. Король «Майкрософта»… Компьютерные программы. Личный доход восемнадцать миллиардов долларов в год!!! А это Нэд Джонсон – шеф пенсионного фонда… Ворочает капиталом в четыреста сорок два миллиарда долларов!.. А это Майк Айснер – глава компании «Дисней» – ну, мультики все у него, диснейленды… Денег – куча!.. Гляди, Джек Смит! С такой простецкой фамилией руководит «Дженерал моторс»! За последний год у него купили больше пяти миллионов автомобилей! Представляешь себе?!
– Нет, – сказал я. – Не представляю…
– А вот пошла рыбка и поменьше, – ухмыльнулся Сокс. – Хотя зарабатывают они какие-то фантастические деньги!.. Вон, видишь, Милард Дрексел – директор-распорядитель корпорации «Геп», в год огребает сто четыре миллиона! Лоуренс Кос из «Грин Три Файненшениал» – сто два миллиона в год… Ничего жалованьице?! Эндрю Гроув – корпорация «Интел». Девяносто семь миллионов… Сэнфорд Уэйлл – «Тревелерс групп»! Девяносто один миллион личного дохода… Стив Хиллерт из «Конэско» – пятьдесят один миллион… Президент «Сити-бэнка» Джон Рид – сорок шесть миллионов… Ну и совсем бедненький президент компании «Ю. Эс. Роботикс» – всего тридцать три миллиона долларов… Это если разделить на триста шестьдесят пять дней в году, получается девяносто тысяч с хвостиком в день, бедняжка!..
– Ты и считать умеешь?! – поразился я.
– Нет, – смущенно, но честно ответил Сокс. – Это при мне как-то в кухне повара подсчитывали, я и запомнил. Но все равно, согласись, такие цифры производят впечатление, да?
– Не-а, – сказал я. – Может быть, потому, что я не умею считать, а может, потому, что мы с Шурой как-то никогда не обращали внимания на чужие заработки, а думали только о том, как бы дотянуть до следующего гонорара, – мне эти миллиарды и миллионы как-то, прости меня, Сокс, до фонаря…
– До чего? – не понял меня Сокс.
– Ну, до лампочки… Короче, наплевать мне на это! – разозлился я. – Это ты можешь понять?!
И снова Сокс сразил меня своей американской прямолинейной честностью!
– Нет, – сказал он. – Я не в силах понять, как можно плевать на миллиарды долларов!..
И чувствую, Сокс на меня обиделся…
А из соседнего зала звучит такая тихая и очень красивая музыка.
Я вовсе не раскаивался, что напрямую сказал Соксу, как я отношусь ко всему тому, что он считал невероятно важным. Это – в смысле чужих денег… Но мне просто захотелось как-то исправить ему настроение. При всех своих заморочках он все-таки очень культурный и, не побоюсь этого слова, порядочный Кот. Другой бы на его месте такое выкомаривал – не приведи Господи! А этот, ей-богу, – симпатяга!
– Сокс! – говорю. – Браток!.. Айда в соседний зальчик. Послушаем музычку… А то я на этом мраморе уже всю жопу отсидел!
В Большом зале, где собирались гости, полы были выложены светло-серыми и темно-серыми мраморными квадратами.
– Ну хорошо… – нехотя согласился Сокс. – Пойдем.
Но тут же вдруг встрепенулся, оживился и давай мне нашептывать на ухо и лапой показывать:
– Смотри, смотри, Стивен Спилберг!.. Барбра Стрэйзанд!.. Ричард Гир!!! Обалдеть!..
– Что? – спрашиваю. – Опять – миллионы и миллиарды?
– Да нет же! Это же голливудские звезды!.. Ты кино смотришь?
– Смотрю, – говорю. – По телевизору.
Вглядываюсь в седоватого парня с такими близко посаженными глазками и вспоминаю, что его рожу я уже в каком-то кино видел. И вот эту Барбру тоже…
– Этих двух вроде бы знаю, – говорю. – А вот того лохматого, в очках, – в жизни не видел.
– Правильно! – подтверждает Сокс. – Ты и не мог его видеть. Он кинорежиссер. Гениальный!.. Это все друзья Билла и Хиллари. Есть у Билла еще один друг – Том Хэнкс, но он сейчас где-то в Европе на съемках…
– Короче! Мы идем слушать музыку или нет? – снова спрашиваю я, хотя и понимаю, что Соксу жутко хотелось бы поклубиться именно в этом зале, где собирались гости. Со многими Сокс даже раскланивался.
– Идем уже, идем, – недовольно проворчал Сокс, и мы пошли в соседний зальчик слушать музыку.
Оказалось, что многие гости тоже бродят по зальчикам и останавливаются у оркестриков. Там, куда мы пришли, играли трое в красных камзолах. Двое на скрипочках, а третий на виолончели. Это мне Сокс объяснил – кто на чем.
В каждом соседнем зальчике был свой оркестр – три-четыре Человека. Обязательно в красном! Даже девушки-флейтистки тоже были в каких-то красных пиджачках.
Женщины-гости были все одеты в очень красивые длиннющие платья самых разных фасонов. Я тут же представил себе Рут Истлейк в таком платье и ради справедливости должен отметить, что если бы Рут появилась сейчас здесь – она была бы самая красивая Женщина!
А Мужчины-гости были все одеты в одну форму – смокинг, белая рубашка, галстук – «бабочка», черные туфли…
Спутать с официантом – раз плюнуть! Некоторым официантам смокинги гораздо больше шли, чем многим этим задроченным миллионерам.
Зато операторы телевидения, фотокорреспонденты со своими бесчисленными камерами и объективами (тут-то я все петрю! Мы с Шурой очень даже часто занимались фотографией…), все репортеры газет и журналов были одеты кто во что горазд! Джинсы, рубахи навыпуск, жилетки с невероятным количеством карманов, свитера, спортивные куртки – плевать им было на все! Они ПРИЕХАЛИ НА РАБОТУ!
Но мне показалось, что это была своего рода демонстрация НАПЛЕВИЗМА… Может, я и ошибаюсь, но я углядел в этом разностилье и пофигизме к своему виду на приеме в самом Белом доме некую форму протеста против сильных мира сего…
Ничего я фразочку завернул, а?! Я просто на собственных глазах становлюсь все интеллигентнее и интеллигентнее!
А наших депутатов Российской Государственной Думы все не было и не было.
И Ларри Браун повел нас на кухню ужинать. Чтобы мы потом в Банкетном зале не шмонались бы по столам, не кусочничали и вели бы себя пристойно.
Вот мы втроем в какой-то очень благоустроенной кухонной подсобке и поужинали. Очень славно и очень вкусно. Ларри даже виски немного треснул…
Когда же мы с раздутыми животами вернулись в Большой зал (ох, как я не перевариваю мраморные полы!..), выяснилось, что наши российские депутаты во главе с послом России уже прибыли, разбрелись по кучкам, и теперь их было не отличить ни от одного американского миллиардера, ни от одного официанта.
Наши тоже были все в смокингах, «бабочках» и держались так, словно всю свою жизнь с младенческого возраста только смокинги и носили. А уж приемов и презентаций за их широкими плечами было не счесть!
Узнать некоторых из них можно было только лишь или по неважному английскому языку, или по отменному русскому.
Вот когда мне вдруг стало все интересно, а внутри громко зазвенел тот самый тревожный колокольчик, который начал во мне тихо позвякивать сразу же, как только я узнал о приеме НАШИХ.
Мы попытались было отпроситься у Ларри Брауна побродить вдвоем среди русских и попросили его разыскать того самого Конгрессмена, который когда-то заканчивал Гарвардский университет вместе с Фридрихом фон Тифенбахом, а потом, спустя сорок лет, по просьбе Фридриха, разыскал в Нью-Йорке Шуру Плоткина и сообщил ему о моем приплытии в Америку.
На что Ларри сказал, что Конгрессмен уже найден и ждет встречи с нами у лестницы под портретом Президента Трумэна. А нас с Соксом он никуда одних не отпустит, и чтобы мы даже не пытались куда-либо смыливаться. Потому что он, Ларри Браун, получил личное распоряжение Президента во время приема в Банкетном зале посадить нас с Соксом за его стол. Меня – для консультаций по всем русским вопросам, Сокса – для представительства и прессы.
… Конгрессменом оказался тучный старик с громким хохотом, отвисшими склеротическими щечками и очень живыми глазками.
Несмотря на то что они с Фридрихом родились в одном году, Конгрессмена можно было принять за моложавого дедушку шестидесятипятилетнего Фридриха фон Тифенбаха.
Увидев меня и узнав от Ларри, кто я такой, старик громко заржал и, тыкая в меня пальцем, стал весело орать, что я наконец нашелся!..
Когда я, естественно, через Ларри Брауна, спросил его, где мой Шура, и сказал, что пропал не я, а он – Шура Плоткин, и Конгрессмен был последним Человеком, который слышал голос Шуры, старик еще пуще загоготал и, клацая вставными челюстями, заявил, что ни о чем дальнейшем он и понятия не имеет! Он даже предложил Шуре приехать в Вашингтон – Фридрих просил его помочь Шуре на первых порах, – но Шура заявил, что сможет приехать в столицу только лишь тогда, когда встретит своего ближайшего друга. То есть МЕНЯ. Все! Больше он о Шуре ни черта не слышал. А как я поживаю?
Мы отделались от толстого старика какой-то вымученно-любезной фразой и снова вернулись к четырем колоннам Большого зала.
Я был, как говорится, в полном разборе. Рвались ниточки надежд… Ларри и Сокс успокаивали меня, как могли!
Оставался только лишь этот испанский Аарон Маймонидес, который приснился мне сегодня ночью. Но как с ним связаться?! Он ведь жил пятьсот лет тому назад!.. А я чувствовал, чувствовал, что этот доктор и философ, старый испанский еврей Маймонидес знает, где мой Шура!..
– Который час, Сокс? – спросил я.
Сокс посмотрел на большие бронзовые часы, стоявшие на очень красивом столике в простенке между двумя окнами, и тут же ответил:
– Без двенадцати минут восемь. Скоро всех пригласят в Банкетный зал.
– Ларри! – заторопился я. – Ты не можешь вот прямо сейчас же соединить меня с миссис Истлейк?
– Какие проблемы? – уверенно проговорил Ларри и вытащил из кармана смокинга телефон – «хенди». – Только давайте отойдем в сторонку. А то кто-нибудь увидит, как Кыся говорит по телефону, и придется вызывать из психиатрички «скорую помощь».
Мы рванули в какой-то коридор, пролетели мимо охраны и забились в какой-то закуток у окна. Там мы с Соксом вспрыгнули на подоконник, а Ларри набрал нью-йоркский номер телефона Тимурчика и Рут.
Ровно через три длинных гудка я услышал щелчок включения и голос Тимура:
– Тим Истлейк слушает!
– Тимурчик… – сказал я по-шелдрейсовски, – Тимурчик! – И мне вдруг захотелось заплакать. Но я сдержался и сказал: – Это я… Кыся…
– Кысичка!!! Корешок ты мой, подельничек! Мама меня чуть не отлупила за то, что я помог тебе уехать в Вашингтон!.. Где ты? Когда ты вернешься?.. Мы сами приедем за тобой… Не надо ждать автобуса из Майами! Мы тебя по телевизору видели!.. О тебе столько газет написали, что в моей школе, где тебя уже знают, твой портрет из какого-то журнала вырезали и повесили, а меня попросили сделать о тебе факультативный доклад! Я сейчас как раз готовлюсь…
– Тимурчик, мальчик мой… – сказал я срывающимся голосом. – Пожалуйста, попроси маму к телефону.
– Мама-а-а!!! – заорал Тимур на весь Квинс. – Тебя Мартын к телефону!..
Через мгновение я услышал запыхавшийся голос Рут:
– О Господи! Я тебе звоню, звоню!.. Где ты шляешься, звезда телевидения и прессы?!
– Погоди, Рут!.. Погоди… У меня очень мало времени. Сейчас мне уже нужно бежать в Банкетный зал. Билли попросил меня…
– Кто-о-о?!
– Президент попросил меня посидеть рядом с ним во время переговоров с русскими. Дать кое-какие консультации… У меня осталось всего две минуты! Слушай меня внимательно! Есть такой бронзовый тип – Аарон Маймонидес. Он лечил нашего Шуру. От чего – не знаю. Но вылечил. Правда, этот Маймонидес живет… Вернее, он жил пятьсот лет тому назад. И не в Америке, а в Испании… Я их видел…
– Кого?! – вскричала Рут.
– Шуру и того бронзового типа. Они гуляли под ручку, и Шура уже неплохо выглядел… Ради Бога, умоляю, узнай, как связаться с этим Маймонидесом!..
Последовала длинная-длинная пауза.
А потом тихий голос Рут внятно произнес:
– Кыся, ты – гений. Ты просто обыкновенный гений… До меня только сейчас тут кое-что дошло. Иди к Президенту, помоги ему и не давай его напарить. Я тебе завтра же позвоню. Целую…
Ларри спрятал телефон в карман, мы с Соксом спрыгнули с подоконника, и все втроем быстренько потопали к Банкетному залу, куда уже потянулся приглашенный народ.
Прошмыгивая мимо колонн Большого зала, я не успел повернуть в сторону Банкетного, как вдруг из-за одной колонны неожиданно услышал до отвращения знакомый голос, с такими известными мне характерными хамскими интонациями, что меня чуть не вытошнило самым натуральным образом!..
Я будто на стену наткнулся! Но так как двигались мы все втроем достаточно быстро, а я резко затормозил, то по этому отполированному мраморному полу я еще с метр проехал на собственной заднице…
И УВИДЕЛ ЗА ВТОРОЙ КОЛОННОЙ…
… В СТОЛИЦЕ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ, В САМОМ ЦЕНТРЕ ПРЕКРАСНОГО ГОРОДА ВАШИНГТОНА, В РЕЗИДЕНЦИИ ВСЕХ АМЕРИКАНСКИХ ПРЕЗИДЕНТОВ – В БЕЛОМ ДОМЕ, ЗА ВТОРОЙ КОЛОННОЙ БОЛЬШОГО ЗАЛА ПРИЕМОВ СТОЯЛ НЕ КТО ИНОЙ, КАК ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ ПИЛИПЕНКО!!!!!!!! Своей собственной отвратительной персоной…
Живодер и Кошкодав, хитрый и жестокий Собаколов, прошедший по тысячам трупов несчастных Кошек, Котов и Собаков!.. Продававший живых Животных на смерть в ленинградские научные институты, собственноручно умерщвлявший и обдиравший шкурки с Бедных Котов и Собаков, а потом выделывавший эти шкурки и торговавший ими на Калининском рынке Выборгской стороны города Ленинграда – ныне Санкт-Петербурга… Где из этих шкурок наши питерские умельцы сооружали потом уродливые зимние шапки-ушанки…
В идеально сшитом смокинге, этот растленный убийца, вонючий и трусливый базарный торгаш в прошлом, ныне владелец фантастически дорогого пятизвездочного отеля для Собак и Котов очень богатых иностранцев, наезжающих в Санкт-Петербург, наихитрющая и, к сожалению, очень неглупая и проворотистая сволочь, выплеснутая «наверх», вероятно, даже в Думу мутной волной «обновления власти», сейчас стоял в двух шагах от меня и, трусливо оглядываясь по сторонам, шепотом говорил очень полному молодому человеку с почти интеллигентным лицом и тоже в смокинге:
– Если сейчас эти американские мудозвоны подпишут нам те семьдесят пять миллионов долларов, которые они уже обещали на развитие моего ДЗПДЖ – «Движения Защиты Прав Домашних Животных», – я тогда вообще на все хуй положил!.. И ты у меня будешь в таком порядке, что тебе и не снилось… Понял?
– Понял, Иван Афанасьевич. Вы все хорошо помните, что должны сказать на банкете?
– Шо я – недоношенный? Или меня по пьянке делали?! Обижаешь, Вася!
И В ТУ ЖЕ СЕКУНДУ В МОЛОДОМ И ПУХЛОМ ЧЕЛОВЕКЕ Я УЗНАЮ ПРЕОБРАЖЕННОГО ВАСЬКУ – БЫВШЕГО ТУПОГО И НЕПОВОРОТЛИВОГО ПОМОЩНИКА ПИЛИПЕНКО, ЧЬИ РУКИ БЫЛИ ПО ЛОКОТЬ В КРОВИ СОТЕН СОБАК, КОШЕК И КОТОВ…
Ах, недаром меня что-то тревожило!.. Ведь чувствовал я – что-то должно было произойти, кого-то я должен был встретить… Печенками чуял, кончиком хвоста, усами, топорщащимся загривком… Но чтобы это был ПИЛИПЕНКО?! Или Васька?!
А может, мне все это снится?.. Может, я вот сейчас открою глаза – и никакого Пилипенко, никакого Васьки в Вашингтоне… Только Сокс и Ларри Браун. А больше никого. И все это мне пригрезилось на нервной почве, от усталости…
– Ты чего, Кыся?! – искренне встревожился Сокс. – Что с тобой?
– Тебе нехорошо, Мартын? – спросил Ларри.
– Нет-нет, ребята… Все в полном порядке! Только не торопитесь. Пусть вот эти двое у второй колонны сначала пройдут. – Я показал на Пилипенко и Ваську. – Не хочу, чтобы они меня видели.
– Все! – говорю Соксу. – Кончай любовь! Мне пора в Нью-Йорк звонить…
Сокс уже и сам рад смылиться. Он и Зяму, и Жужу после меня «употребил», как культурно выражаются агенты секретной службы Белого дома, и сам только и ждет повода, чтобы распрощаться.
– Ну ладно, девочки, – радостно так говорит Сокс. – Бай-бай! Будет время – заходите.
– Когда? – спрашивает деловая Зяма.
– Я же сказал – когда будет время, – уклончиво повторяет Сокс.
И я понял, что жизнь в Белом доме научила его очень многому!
Отыскали Ларри Брауна. Тот сразу на Сокса накинулся:
– Ты почему ошейник с утра не надел?! Я тебя ищу по всему Вашингтону!..
И напяливает на шею Соксу хорошенький ошейничек – этакий симпатичный символ сытого рабства. А Сокс и не возражает.
– На кой хрен ему ошейник?! – возмутился я. – Что он – Собака какая-нибудь?
– Ты, Кыся, не лезь в бутылку, – говорит мне Ларри. – Это и ошейник, и маленький радиопередатчик. Когда он на Соксе, я всегда знаю – где он. Не случилось ли с ним что-нибудь…
– Да, Кыся, – говорит Сокс. – Это очень удобно. В Калифорнии уже принят закон: с будущего года всем домашним Котам и Кошкам вживлять электронные чипы прямо в мозг. И по сигналу такого чипа Кота можно всегда разыскать. А если Кот сам потеряется, специальная служба полиции по этому чипу может узнать имя и адрес владельца этого Кота! Ну, как паспорт…
– Где, ты сказал, это будут делать с Котами? – переспросил я.
– В Калифорнии.
– Это где?
– На другой стороне Америки. Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Сан-Диего, Лас-Вегас…
– А в Нью-Йорке ничего не будут пихать Котам в голову?
– Пока нет.
– Тогда я пока в Нью-Йорке и останусь, – говорю. На хрен мне, думаю, это барахло в башке?! Чтобы меня каждый мог вычислить? А если я один хочу побыть?.. Кому надо, того я предупрежу – где я… Пошли вы все со своей электроникой знаете куда?!
А Ларри все никак успокоиться не может:
– Вот где вы шлялись, блядуны несчастные?! Небось Зяму с ее подружкой пользовали? Служба безопасности их еще в тринадцать часов сорок девять минут с южной стороны дома засекла! А пока вы там развлекались, Мартыну-Кысе из Нью-Йорка уже два раза звонили миссис Истлейк с сыном!
Тут у меня сердце как ёкнуло – чуть наружу не выпрыгнуло…
– Что?! Нашли?! – завопил я не своим голосом.
– Ищут… Спрашивали, как твое здоровье и когда за тобой приехать.
– А-а…
Из меня будто дух выпустили. Я чуть не упал… Захотелось лечь, уснуть и не просыпаться, пока…
А потом подумал – ну уж дудки!!! А сегодняшний вечер, на котором что-то, но должно произойти!.. Это я кончиками усов даже чувствую… А Конгрессмен, который разговаривал с Шурой и звал в Вашингтон?! А Аарон Маймонидес?!
Ой, мамочки… При чем тут этот Маймонидес-то?.. Чего же это он у меня из головы не выходит? Он же мне всего лишь приснился…
– Ладно, Ларри, – говорю. – Может, оно и неплохо, что они меня не застали. Сообщать им пока, честно говоря, нечего. Но у меня такое ощущение, что на приеме должно что-то произойти… Может быть, встречу того Конгрессмена, который разговаривал с Шурой последним, может, еще с кем-нибудь меня судьба сведет… Давай свяжемся с Нью-Йорком после приема, а?
– Нет проблем! – говорит Ларри. – Как скажешь…
– Но прием закончится очень поздно – знаю по опыту, – вставил Сокс. – Удобно ли ночью своим звонком поднимать с постели Женщину и Ребенка?
– Во-первых, миссис Истлейк не ложится рано спать, а во-вторых, не знаю откуда, но у меня такое ощущение, что сегодняшний прием будет не похож на все ваши обычные приемы. Мне кажется, что он даже сможет закончиться раньше, чем намечено… – сказал я.
* * *
Откуда мне это причудилось – понятия не имею!Одна подготовка к приему стоила того, чтобы рассказать о ней подробно.
Началось все с того, что на всех этажах, на переходах, на лестницах, во всех коридорах, по которым мог пройти Президент, Хиллари или Челси, были выставлены сотрудники Службы безопасности. Подчеркиваю, не Секретной службы, а Службы безопасности – без всяких там костюмчиков, «уоки-токи» и топорщащихся от спрятанных пистолетов пиджаков…
Через каждые двадцать шагов (тут может обнаружиться неточность – у меня с цифрами дело хреново!) стояли черные и белые молодые крепкие ребята в белых рубашечках, черных галстучках и черных брючках. И никаких пиджачков! Стояли, заложив руки за спину, слегка расставив ноги, и смотрели прямо перед собой. Не застывшими памятниками, но и без лишнего трепыхания.
Это вовсе не означало, что агентов Секретной службы не было совсем! Их было великое множество. Их я просто узнавал по оружейному запаху. Даже несколько официантов, которые накрывали большие круглые столы в Банкетном зале, и то попахивали пистолетами и радиостанциями.
Еще со времен своего плавания на «Академике Абраме…» я заметил, что все «уоки-токи», все радиостанции, все передатчики имеют свой, присущий только им, электронный запах.
Но даже если бы я вдруг потерял обоняние – сохрани меня Господь, – сотрудников Секретной службы Белого дома я бы все равно узнал – да они и не таились! У каждого из них в одно ухо была вставлена такая малюсенькая штучка, от которой по шее за воротник рубашки шел тоненький провод. Это они так слушали друг друга. А бормотали в лацкан собственного пиджака! Как сказал бы Водила: «Во, бля, техника…»
На мое счастье, рядом со мной был Сокс, который мне все объяснял и рассказывал. Причем с такой осведомленностью и гордостью, что можно было подумать, будто весь этот прием устраивается вообще только в его, Соксову, честь!
Тем не менее я был ему очень благодарен. Кое-что мне по-шелдрейсовски пояснял и Ларри Браун, который теперь неотступно следовал за нами. Кстати! От него тоже так перло оружием – словно его пистолет у меня прямо под носом привязали…
Очень строгий молодой человек, тоже с «уоки-токи» в руке, репетировал с жутким количеством журналистов. Указывал – кому где стоять и куда не лазать ни под каким видом!
Но это было почти бесполезное занятие – газетчиков, фотографов и телевизионщиков было такое количество, что на подмогу к молодому человеку прибежало сразу несколько помощников. Тоже с «уоки-токи» или со штучками в ушах и проводом на шее.
Журналисты орали, лезли чуть ли не на стены и отчаянно ругались с молодым человеком и со всеми его помощниками! Но победил все-таки молодой человек, пригрозив, что вышвырнет любого, кто ему еще хоть раз в чем-нибудь возразит.
И я понял, что в Белом доме могут работать только очень решительные люди…
Рассмешила меня репетиция «выхода Президента к гостям»!
«Президента» изображал какой-то тоскливый тип. Он стоял перед закрытыми дверями в зал, а у его ног была положена на пол табличка со словом «Президент». Это мне Ларри прочитал. Рядом с типом стояла некрасивая перезрелая дама, а под ногами у нее на такой же табличке значилось – «Миссис Клинтон».
Я бы на месте Билла и Хиллари подобрал бы для таких репетиций более привлекательных дублеров. А то смех было смотреть на этих двух унылых типов…
Ну а вокруг «Президентской четы» полукругом на полу лежали таблички с именами обязательной свиты Президента. Это мне Сокс сказал. И тут уже никаких дублеров! Каждый репетировал свою роль сам!
Руководили репетицией всего двое – очень высокий морской офицер в уж-ж-ж-ж-жасно белой форме и фуражке, тоже с «уоки-токи», и очень маленькая молоденькая, явно еврейского типа носатая девушка в очках и с большим подносом. Да, и еще наушники у нее были на голове!
Репетиция с дублерами продолжалась недолго. Наверное, время уже подпирало, видать, гости должны были уже вот вот прибыть, и пришли сам Билли Клинтон и Хиллари.
Они поблагодарили своих дублеров, приветственно помахали нам и встали на свои места.
И эта носатая и очкастая продолжила репетицию уже с настоящим Президентом. Мало того, она заставила Билла Клинтона тщательно выучить, что тому нужно было говорить при встрече!.. Эта нахалка просто пихнула ему в глаза то, что я принял за поднос, а это оказалась такая большая штука, на которой крупными буквами был напечатан текст Клинтона. И Президент послушно учил этот текст, а очкастая девица даже делала ему замечания и поправляла его!..
Я сразу же представил себе СУПЕРФАНТАСТИЧЕСКУЮ картинку: Кремль (я его по телевизору в Ленинграде наизусть выучил!), Георгиевский зал и маленькую еврейскую девушку с характерно большим носом и огромными очками, руководящую выходом Президента России! И страшно развеселился по этому поводу…
У выхода, спиной к Президенту, лицом вплотную к дверям, стояли два огромаднейших морских пехотинца в жутко нелепых фуражках, обнажающих выбритые затылки ребят чуть ли не до макушки. И вообще откуда-то появилась уйма военных… Причем и белых, и черных. В смысле – «афроамериканского происхождения», как теперь здесь говорят.
Я сообразил, что таким образом Белый дом всему миру показывает свое демократическо-отрицательное отношение к какому-либо проявлению расизма. Наверное, отсюда же и эта умненькая носатая девица при Президенте…
Немножко наивно, но, я вам скажу, очень действенно и даже в чем-то симпатично! Уж, во всяком случае, лучше, чем десятки фашистско-антисемитских газетенок, выпускающихся сегодня в России. Мне милиционер Митя показал парочку таких газет, кое-что прочитал оттуда – у меня чуть хвост не отвалился от ужаса!
Потом начали прибывать гости – не наши депутаты, а американские, приглашенные Президентом на встречу с нашими.
Сокс, вот уж поистине придворный Кот, обнаружил такое блистательное знакомство с этими Людьми, что я только диву давался! Все знал – кто чем руководит, сколько получает… Причем каждый раз, называя сумму годового дохода того или иного Человека, Сокс косился на меня – пытаясь понять, какое впечатление это на меня произвело. Я хоть и не разбирался в этом, но просто своим Котовым нутром почуял – цифры были устрашающие! Ну например…
– Смотри, смотри!.. – шептал мне Сокс. – Это сам Билл Гейтс!.. Король «Майкрософта»… Компьютерные программы. Личный доход восемнадцать миллиардов долларов в год!!! А это Нэд Джонсон – шеф пенсионного фонда… Ворочает капиталом в четыреста сорок два миллиарда долларов!.. А это Майк Айснер – глава компании «Дисней» – ну, мультики все у него, диснейленды… Денег – куча!.. Гляди, Джек Смит! С такой простецкой фамилией руководит «Дженерал моторс»! За последний год у него купили больше пяти миллионов автомобилей! Представляешь себе?!
– Нет, – сказал я. – Не представляю…
– А вот пошла рыбка и поменьше, – ухмыльнулся Сокс. – Хотя зарабатывают они какие-то фантастические деньги!.. Вон, видишь, Милард Дрексел – директор-распорядитель корпорации «Геп», в год огребает сто четыре миллиона! Лоуренс Кос из «Грин Три Файненшениал» – сто два миллиона в год… Ничего жалованьице?! Эндрю Гроув – корпорация «Интел». Девяносто семь миллионов… Сэнфорд Уэйлл – «Тревелерс групп»! Девяносто один миллион личного дохода… Стив Хиллерт из «Конэско» – пятьдесят один миллион… Президент «Сити-бэнка» Джон Рид – сорок шесть миллионов… Ну и совсем бедненький президент компании «Ю. Эс. Роботикс» – всего тридцать три миллиона долларов… Это если разделить на триста шестьдесят пять дней в году, получается девяносто тысяч с хвостиком в день, бедняжка!..
– Ты и считать умеешь?! – поразился я.
– Нет, – смущенно, но честно ответил Сокс. – Это при мне как-то в кухне повара подсчитывали, я и запомнил. Но все равно, согласись, такие цифры производят впечатление, да?
– Не-а, – сказал я. – Может быть, потому, что я не умею считать, а может, потому, что мы с Шурой как-то никогда не обращали внимания на чужие заработки, а думали только о том, как бы дотянуть до следующего гонорара, – мне эти миллиарды и миллионы как-то, прости меня, Сокс, до фонаря…
– До чего? – не понял меня Сокс.
– Ну, до лампочки… Короче, наплевать мне на это! – разозлился я. – Это ты можешь понять?!
И снова Сокс сразил меня своей американской прямолинейной честностью!
– Нет, – сказал он. – Я не в силах понять, как можно плевать на миллиарды долларов!..
И чувствую, Сокс на меня обиделся…
А из соседнего зала звучит такая тихая и очень красивая музыка.
Я вовсе не раскаивался, что напрямую сказал Соксу, как я отношусь ко всему тому, что он считал невероятно важным. Это – в смысле чужих денег… Но мне просто захотелось как-то исправить ему настроение. При всех своих заморочках он все-таки очень культурный и, не побоюсь этого слова, порядочный Кот. Другой бы на его месте такое выкомаривал – не приведи Господи! А этот, ей-богу, – симпатяга!
– Сокс! – говорю. – Браток!.. Айда в соседний зальчик. Послушаем музычку… А то я на этом мраморе уже всю жопу отсидел!
В Большом зале, где собирались гости, полы были выложены светло-серыми и темно-серыми мраморными квадратами.
– Ну хорошо… – нехотя согласился Сокс. – Пойдем.
Но тут же вдруг встрепенулся, оживился и давай мне нашептывать на ухо и лапой показывать:
– Смотри, смотри, Стивен Спилберг!.. Барбра Стрэйзанд!.. Ричард Гир!!! Обалдеть!..
– Что? – спрашиваю. – Опять – миллионы и миллиарды?
– Да нет же! Это же голливудские звезды!.. Ты кино смотришь?
– Смотрю, – говорю. – По телевизору.
Вглядываюсь в седоватого парня с такими близко посаженными глазками и вспоминаю, что его рожу я уже в каком-то кино видел. И вот эту Барбру тоже…
– Этих двух вроде бы знаю, – говорю. – А вот того лохматого, в очках, – в жизни не видел.
– Правильно! – подтверждает Сокс. – Ты и не мог его видеть. Он кинорежиссер. Гениальный!.. Это все друзья Билла и Хиллари. Есть у Билла еще один друг – Том Хэнкс, но он сейчас где-то в Европе на съемках…
– Короче! Мы идем слушать музыку или нет? – снова спрашиваю я, хотя и понимаю, что Соксу жутко хотелось бы поклубиться именно в этом зале, где собирались гости. Со многими Сокс даже раскланивался.
– Идем уже, идем, – недовольно проворчал Сокс, и мы пошли в соседний зальчик слушать музыку.
Оказалось, что многие гости тоже бродят по зальчикам и останавливаются у оркестриков. Там, куда мы пришли, играли трое в красных камзолах. Двое на скрипочках, а третий на виолончели. Это мне Сокс объяснил – кто на чем.
В каждом соседнем зальчике был свой оркестр – три-четыре Человека. Обязательно в красном! Даже девушки-флейтистки тоже были в каких-то красных пиджачках.
Женщины-гости были все одеты в очень красивые длиннющие платья самых разных фасонов. Я тут же представил себе Рут Истлейк в таком платье и ради справедливости должен отметить, что если бы Рут появилась сейчас здесь – она была бы самая красивая Женщина!
А Мужчины-гости были все одеты в одну форму – смокинг, белая рубашка, галстук – «бабочка», черные туфли…
Спутать с официантом – раз плюнуть! Некоторым официантам смокинги гораздо больше шли, чем многим этим задроченным миллионерам.
Зато операторы телевидения, фотокорреспонденты со своими бесчисленными камерами и объективами (тут-то я все петрю! Мы с Шурой очень даже часто занимались фотографией…), все репортеры газет и журналов были одеты кто во что горазд! Джинсы, рубахи навыпуск, жилетки с невероятным количеством карманов, свитера, спортивные куртки – плевать им было на все! Они ПРИЕХАЛИ НА РАБОТУ!
Но мне показалось, что это была своего рода демонстрация НАПЛЕВИЗМА… Может, я и ошибаюсь, но я углядел в этом разностилье и пофигизме к своему виду на приеме в самом Белом доме некую форму протеста против сильных мира сего…
Ничего я фразочку завернул, а?! Я просто на собственных глазах становлюсь все интеллигентнее и интеллигентнее!
А наших депутатов Российской Государственной Думы все не было и не было.
И Ларри Браун повел нас на кухню ужинать. Чтобы мы потом в Банкетном зале не шмонались бы по столам, не кусочничали и вели бы себя пристойно.
Вот мы втроем в какой-то очень благоустроенной кухонной подсобке и поужинали. Очень славно и очень вкусно. Ларри даже виски немного треснул…
Когда же мы с раздутыми животами вернулись в Большой зал (ох, как я не перевариваю мраморные полы!..), выяснилось, что наши российские депутаты во главе с послом России уже прибыли, разбрелись по кучкам, и теперь их было не отличить ни от одного американского миллиардера, ни от одного официанта.
Наши тоже были все в смокингах, «бабочках» и держались так, словно всю свою жизнь с младенческого возраста только смокинги и носили. А уж приемов и презентаций за их широкими плечами было не счесть!
Узнать некоторых из них можно было только лишь или по неважному английскому языку, или по отменному русскому.
Вот когда мне вдруг стало все интересно, а внутри громко зазвенел тот самый тревожный колокольчик, который начал во мне тихо позвякивать сразу же, как только я узнал о приеме НАШИХ.
Мы попытались было отпроситься у Ларри Брауна побродить вдвоем среди русских и попросили его разыскать того самого Конгрессмена, который когда-то заканчивал Гарвардский университет вместе с Фридрихом фон Тифенбахом, а потом, спустя сорок лет, по просьбе Фридриха, разыскал в Нью-Йорке Шуру Плоткина и сообщил ему о моем приплытии в Америку.
На что Ларри сказал, что Конгрессмен уже найден и ждет встречи с нами у лестницы под портретом Президента Трумэна. А нас с Соксом он никуда одних не отпустит, и чтобы мы даже не пытались куда-либо смыливаться. Потому что он, Ларри Браун, получил личное распоряжение Президента во время приема в Банкетном зале посадить нас с Соксом за его стол. Меня – для консультаций по всем русским вопросам, Сокса – для представительства и прессы.
… Конгрессменом оказался тучный старик с громким хохотом, отвисшими склеротическими щечками и очень живыми глазками.
Несмотря на то что они с Фридрихом родились в одном году, Конгрессмена можно было принять за моложавого дедушку шестидесятипятилетнего Фридриха фон Тифенбаха.
Увидев меня и узнав от Ларри, кто я такой, старик громко заржал и, тыкая в меня пальцем, стал весело орать, что я наконец нашелся!..
Когда я, естественно, через Ларри Брауна, спросил его, где мой Шура, и сказал, что пропал не я, а он – Шура Плоткин, и Конгрессмен был последним Человеком, который слышал голос Шуры, старик еще пуще загоготал и, клацая вставными челюстями, заявил, что ни о чем дальнейшем он и понятия не имеет! Он даже предложил Шуре приехать в Вашингтон – Фридрих просил его помочь Шуре на первых порах, – но Шура заявил, что сможет приехать в столицу только лишь тогда, когда встретит своего ближайшего друга. То есть МЕНЯ. Все! Больше он о Шуре ни черта не слышал. А как я поживаю?
Мы отделались от толстого старика какой-то вымученно-любезной фразой и снова вернулись к четырем колоннам Большого зала.
Я был, как говорится, в полном разборе. Рвались ниточки надежд… Ларри и Сокс успокаивали меня, как могли!
Оставался только лишь этот испанский Аарон Маймонидес, который приснился мне сегодня ночью. Но как с ним связаться?! Он ведь жил пятьсот лет тому назад!.. А я чувствовал, чувствовал, что этот доктор и философ, старый испанский еврей Маймонидес знает, где мой Шура!..
– Который час, Сокс? – спросил я.
Сокс посмотрел на большие бронзовые часы, стоявшие на очень красивом столике в простенке между двумя окнами, и тут же ответил:
– Без двенадцати минут восемь. Скоро всех пригласят в Банкетный зал.
– Ларри! – заторопился я. – Ты не можешь вот прямо сейчас же соединить меня с миссис Истлейк?
– Какие проблемы? – уверенно проговорил Ларри и вытащил из кармана смокинга телефон – «хенди». – Только давайте отойдем в сторонку. А то кто-нибудь увидит, как Кыся говорит по телефону, и придется вызывать из психиатрички «скорую помощь».
Мы рванули в какой-то коридор, пролетели мимо охраны и забились в какой-то закуток у окна. Там мы с Соксом вспрыгнули на подоконник, а Ларри набрал нью-йоркский номер телефона Тимурчика и Рут.
Ровно через три длинных гудка я услышал щелчок включения и голос Тимура:
– Тим Истлейк слушает!
– Тимурчик… – сказал я по-шелдрейсовски, – Тимурчик! – И мне вдруг захотелось заплакать. Но я сдержался и сказал: – Это я… Кыся…
– Кысичка!!! Корешок ты мой, подельничек! Мама меня чуть не отлупила за то, что я помог тебе уехать в Вашингтон!.. Где ты? Когда ты вернешься?.. Мы сами приедем за тобой… Не надо ждать автобуса из Майами! Мы тебя по телевизору видели!.. О тебе столько газет написали, что в моей школе, где тебя уже знают, твой портрет из какого-то журнала вырезали и повесили, а меня попросили сделать о тебе факультативный доклад! Я сейчас как раз готовлюсь…
– Тимурчик, мальчик мой… – сказал я срывающимся голосом. – Пожалуйста, попроси маму к телефону.
– Мама-а-а!!! – заорал Тимур на весь Квинс. – Тебя Мартын к телефону!..
Через мгновение я услышал запыхавшийся голос Рут:
– О Господи! Я тебе звоню, звоню!.. Где ты шляешься, звезда телевидения и прессы?!
– Погоди, Рут!.. Погоди… У меня очень мало времени. Сейчас мне уже нужно бежать в Банкетный зал. Билли попросил меня…
– Кто-о-о?!
– Президент попросил меня посидеть рядом с ним во время переговоров с русскими. Дать кое-какие консультации… У меня осталось всего две минуты! Слушай меня внимательно! Есть такой бронзовый тип – Аарон Маймонидес. Он лечил нашего Шуру. От чего – не знаю. Но вылечил. Правда, этот Маймонидес живет… Вернее, он жил пятьсот лет тому назад. И не в Америке, а в Испании… Я их видел…
– Кого?! – вскричала Рут.
– Шуру и того бронзового типа. Они гуляли под ручку, и Шура уже неплохо выглядел… Ради Бога, умоляю, узнай, как связаться с этим Маймонидесом!..
Последовала длинная-длинная пауза.
А потом тихий голос Рут внятно произнес:
– Кыся, ты – гений. Ты просто обыкновенный гений… До меня только сейчас тут кое-что дошло. Иди к Президенту, помоги ему и не давай его напарить. Я тебе завтра же позвоню. Целую…
Ларри спрятал телефон в карман, мы с Соксом спрыгнули с подоконника, и все втроем быстренько потопали к Банкетному залу, куда уже потянулся приглашенный народ.
Прошмыгивая мимо колонн Большого зала, я не успел повернуть в сторону Банкетного, как вдруг из-за одной колонны неожиданно услышал до отвращения знакомый голос, с такими известными мне характерными хамскими интонациями, что меня чуть не вытошнило самым натуральным образом!..
Я будто на стену наткнулся! Но так как двигались мы все втроем достаточно быстро, а я резко затормозил, то по этому отполированному мраморному полу я еще с метр проехал на собственной заднице…
И УВИДЕЛ ЗА ВТОРОЙ КОЛОННОЙ…
… В СТОЛИЦЕ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ, В САМОМ ЦЕНТРЕ ПРЕКРАСНОГО ГОРОДА ВАШИНГТОНА, В РЕЗИДЕНЦИИ ВСЕХ АМЕРИКАНСКИХ ПРЕЗИДЕНТОВ – В БЕЛОМ ДОМЕ, ЗА ВТОРОЙ КОЛОННОЙ БОЛЬШОГО ЗАЛА ПРИЕМОВ СТОЯЛ НЕ КТО ИНОЙ, КАК ИВАН АФАНАСЬЕВИЧ ПИЛИПЕНКО!!!!!!!! Своей собственной отвратительной персоной…
Живодер и Кошкодав, хитрый и жестокий Собаколов, прошедший по тысячам трупов несчастных Кошек, Котов и Собаков!.. Продававший живых Животных на смерть в ленинградские научные институты, собственноручно умерщвлявший и обдиравший шкурки с Бедных Котов и Собаков, а потом выделывавший эти шкурки и торговавший ими на Калининском рынке Выборгской стороны города Ленинграда – ныне Санкт-Петербурга… Где из этих шкурок наши питерские умельцы сооружали потом уродливые зимние шапки-ушанки…
В идеально сшитом смокинге, этот растленный убийца, вонючий и трусливый базарный торгаш в прошлом, ныне владелец фантастически дорогого пятизвездочного отеля для Собак и Котов очень богатых иностранцев, наезжающих в Санкт-Петербург, наихитрющая и, к сожалению, очень неглупая и проворотистая сволочь, выплеснутая «наверх», вероятно, даже в Думу мутной волной «обновления власти», сейчас стоял в двух шагах от меня и, трусливо оглядываясь по сторонам, шепотом говорил очень полному молодому человеку с почти интеллигентным лицом и тоже в смокинге:
– Если сейчас эти американские мудозвоны подпишут нам те семьдесят пять миллионов долларов, которые они уже обещали на развитие моего ДЗПДЖ – «Движения Защиты Прав Домашних Животных», – я тогда вообще на все хуй положил!.. И ты у меня будешь в таком порядке, что тебе и не снилось… Понял?
– Понял, Иван Афанасьевич. Вы все хорошо помните, что должны сказать на банкете?
– Шо я – недоношенный? Или меня по пьянке делали?! Обижаешь, Вася!
И В ТУ ЖЕ СЕКУНДУ В МОЛОДОМ И ПУХЛОМ ЧЕЛОВЕКЕ Я УЗНАЮ ПРЕОБРАЖЕННОГО ВАСЬКУ – БЫВШЕГО ТУПОГО И НЕПОВОРОТЛИВОГО ПОМОЩНИКА ПИЛИПЕНКО, ЧЬИ РУКИ БЫЛИ ПО ЛОКОТЬ В КРОВИ СОТЕН СОБАК, КОШЕК И КОТОВ…
Ах, недаром меня что-то тревожило!.. Ведь чувствовал я – что-то должно было произойти, кого-то я должен был встретить… Печенками чуял, кончиком хвоста, усами, топорщащимся загривком… Но чтобы это был ПИЛИПЕНКО?! Или Васька?!
А может, мне все это снится?.. Может, я вот сейчас открою глаза – и никакого Пилипенко, никакого Васьки в Вашингтоне… Только Сокс и Ларри Браун. А больше никого. И все это мне пригрезилось на нервной почве, от усталости…
– Ты чего, Кыся?! – искренне встревожился Сокс. – Что с тобой?
– Тебе нехорошо, Мартын? – спросил Ларри.
– Нет-нет, ребята… Все в полном порядке! Только не торопитесь. Пусть вот эти двое у второй колонны сначала пройдут. – Я показал на Пилипенко и Ваську. – Не хочу, чтобы они меня видели.