– И что самое невероятное, – оживился полковник, – указал номера счётов в сберкассах на предъявителя.
   – За ним потянулась цепочка.
   – И ещё какая! Ты помнишь, какой скандал начался, когда мы затребовали у прокурора санкции на аресты…
   – Основные звенья цепи были указаны в том письме. Пад, в общем, оказался в этой цепи мелкой сошкой.
   – Мелкой? Удалось вернуть свыше тридцати миллионов похищенных денег. Хотя, ты прав. Пад стоял на самой нижней ступени воровской иерархии.
   – А вершина её все-таки осталась вне досягаемости?
   Полковник нахмурился.
   – Да! Тогда нам дали по рукам… Но времена меняются. Кто знает. В общем, такое… Ты посмотришь вот эти три папки, но сначала выслушай меня внимательно. Это нужно потому, что после ареста Пада ты уже не принимал участия в этом деле.
   – Я получил тогда новое задание.
   – Помню. И блестяще с ним справился. Так вот, послушай. Меня тогда очень заинтересовала личность нашего добровольного помощника. Сначала я, грешным делом, подумал, что это один из соучастников расхитителей. Знаешь, иногда бывает, когда воры между собой так перегрызутся, что готовы заложить друг друга. Редко, конечно, но бывает. На от этой версии пришлось вскоре отказаться, так как все соучастники арестованы и ни один из них не воспользовался представившимся случаем оправдаться тем, что помог следствию. Хотя подробности, которые сообщались в письме, мог знать только тот, кто принимал непосредственное участие в махинациях Пада и, кроме того, занимал в шайке видное место. Мы тщательно проработали эту версию и вынуждены были от неё отказаться.
   – Месть?
   – Ты правильно мыслишь. Скорее всего, так. Но не будем спешить с выводами. – Полковник положил руку на папки. – Здесь имеется некоторое противоречие этой версии. Давай по порядку. Итак, приняв ту версию, мы стали искать людей, которым когда-то сильно насолил Пад. Их оказалось очень много. Особенно в том городе, где он был когда-то мэром. – Полковник достал из сейфа пачку фотографий и протянул её Року. Тот разложил их на столе и принялся изучать.
   – А это кто? – спросил он, беря фотографию Эла и протягивая её полковнику.
   – Этот? Сейчас посмотрю. – Полковник нажал кнопку вызова информационной службы. – Номер 17/485—48, – приказал он.
   Минуты через две застучал аппарат и выбросил на стол полковника лист бумаги с текстом.
   – А! Вспомнил! – обрадовался полковник. – Я тоже тогда обратил не него внимание. Очень энергичное лицо. Но, к сожалению, – дохлый вариант.
   Рок все-таки взял лист и стал его читать.
   – Почему? – удивлённо спросил он. – Как раз подходящий. У него были все основания мстить Паду.
   – Да, мы подробно ознакомились с делом этого парня. Он был неправильно осуждён, и в этом большую роль сыграл Пад и ещё два подонка.
   – Почему же дохлый?
   – Парень погиб. Он бежал вместе с двумя другими заключёнными и погиб в тайге. Два года назад.
   – Откуда это известно? Что, был найден труп?
   – Труп не найден. Но ты представляешь, что такое наша тайга, особенно зимой, когда температура падает ниже пятидесяти градусов и птица замерзает на лету? Кроме того, все железнодорожные станции находились под контролем. Если бы он появился, то вряд ли наши доберманы упустили бы его. Нет! Это исключено.
   – И все-таки я хочу проверить эту версию. Вы разрешите? – Он потянулся за фотографией.
   – Бери, бери. Можешь взять все. Это копии. Но дослушай меня до конца. Дело в том, что мы получили ещё три письма, – он снова похлопал руками по папкам. – И письма, – торжественно закончил он, – написаны в одной и той же стилистике. Экспертиза это подтверждает. Близкие, почти идентичные обороты речи и словарный запас слов.
   – И снова цепочка? – Рок поднял глаза к потолку.
   – Да! – понял его полковник. – Именно туда. И если все это, что здесь написано, подтвердится, то… ты понимаешь, что произойдёт?
   – Понимаю…
   – Вот то-то! Может случиться, что вместо него за решёткой очутимся мы с тобой. Хотя, думаю, нам устроят автокатастрофу.
   Рок поёжился.
   – Что, страшно?
   – Да нет! Меня всегда перед настоящим делом бьёт озноб. Вы будете докладывать наверх?
   – Ты что?! Пока это все бездоказательно. Хотя, я уверен, все, что здесь написано, правда. Надо добыть вещественные доказательства, и тогда… В общем, сделаем так. Этим, после того как ты с ними ознакомишься, займутся другие. Я пока изыму отсюда материалы, касающиеся… а ты попытайся найти автора писем. Сдаётся мне, что он знает значительно больше, чем пишет здесь… Что касается твоей версии с этим, как его, – полковник заглянул в листок, – Элом, то вряд ли это он. Ознакомившись с материалами папок, ты убедишься, что между шайкой Пада и связанных с ним эти новые не имеют ничего общего.
   – Кроме самого главного, к которому сводятся все нити.
   – Да, кроме него. Так что надо искать автора этих писем.
   Придя к себе, Рок вызвал помощника и направил его в отдел информации.
   – Мне надо дела вот этих, – он протянул помощнику листок бумаги с именами Эла и его товарищей по побегу.
   Когда помощник ушёл. Рок принялся за изучение материалов, находящихся в трех папках. По мере чтения он начинал понимать, какую кашу собирается заварить его шеф. Это была не то что мафия, а скорее сверхмафия, проросшая во все звенья не только торговли и промышленности, но и в управление и само правительство. Некоторые звенья обрывались, и автор писем признавал, что дальше пройти ему пока не удалось. Но и так то, что было собрано, не под силу было не то что одному человеку, но и нескольким отделам столичного уголовного розыска. «Что отделам? – усмехнулся Рок. – Пожалуй всему УГРО за такое короткое время не удалось бы собрать весь этот материал. Не работает ли здесь „неформальная“ организация?» – задал он себе вопрос и не смог на него ответить. Ответ мог дать лишь тот, кто написал эти письма. Следовательно, его надо найти. Но как?
   Помощник принёс фотокопии затребованных дел. На двух из них были пометки: «Реабилитирован посмертно». Рок взял деле, относящееся ко второму участнику побега, под именем Дон. В деле была запись: «Повторно осуждён на восемь лет за убийство по неосторожности. Пересмотр дела установил отсутствие состава преступления. Убийство совершено в состоянии необходимой обороны, когда Дон отбивался от напавших на него с ножами бывших „друзей“ по лагерю. Причина нападения – отказ Дона принять участие в грабеже». Далее следовало, что на суде Дон ни словом не обмолвился об этом. «Воровская этика», – подумал Рок. Обстоятельства убийства выяснились значительно позже, когда был арестован один из участников банды при попытке ограбления сберкассы. Рок посмотрел на дату реабилитации. Это было за полгода до побега Дона из лагеря. Сообщение же о реабилитации и освобождении пришло через пять месяцев после совершённого побега. Тут же выяснилось, что Эл был повторно судим уже после того, как был реабилитирован. Но сообщение об этом запоздало на целый год.
   «Опять клерки! – с раздражением подумал Рок. – Власть клерков. Кто это сказал… не помню… но сказано верно… тихие, незаметные, вечно шелестящие бумагами, они сосредоточили в своих руках огромную власть… От того, как они подготовят бумагу, какую внесут в неё информацию, как преподнесут её министру или ещё какому-нибудь высокопоставленному лицу, зависит многое, и за этим многим стоят судьбы людей, судьбы дела, идей, а может быть, и что-то ещё большее… Не здесь ли источник процессов разложения и гниения, источник коррупции. Они, как шакалы, крутятся возле крупного хищника, но в отличие от шакалов, которые доедают остатки, сами присваивают себе львиную долю добычи, оставляя крупному хищнику объедки со своего стола. Попробуй взять палку и побить такого шакала – сразу же раздаётся недовольный и грозный рык крупного зверя… но кажется, что этому приходит конец. Хотя… кто знает? На смену старцам, впавшим в маразм, пришли молодые, но и они в свою очередь состарятся, и тогда… тогда… не начнётся ли все сначала?»
   Во всяком случае сейчас начался пересмотр многих дел. Именно пересмотр, а не амнистия, как хотели это представить некоторые. Амнистии – прощение. Но разве можно прощать невинного? Пересмотр… маленькое слово, а сколько оно содержит в себе! Год назад начался процесс, который шеф иронически назвал «великое переселение народов». Из лагерей и тюрем возвращались тысячи, а их место занимали сотни, сотни тех, которых ещё недавно награждали орденами, высокими должностями, тех, кто до недавнего времени находился в привилегированном положении, жил в специально построенных престижных домах, был прикреплён к специальным магазинам, ездил за границу для «обмена опытом», охотился в заповедниках…
   «Они были уверены, что это будет продолжаться вечно, но… ничто не вечно под луной… Приходит время платить по счетам… Итак, меня интересует этот Эл. Никто не видел его мёртвым. Это первое. А что же второе? На второе я имею только свою интуицию. И все. С интуицией не пойдёшь на ковёр к шефу… Однако… Адда! Не подведи, старушка! Надо найти этого, как его? Брюла».
   Он снял трубку телефона.
   – Тей! – узнал он голос секретарши шефа, – прошу тебя, закажи мне на завтра билет до Гатра самолётом, и вот ещё. Шеф не ушёл? Я ему должен вернуть папки. Хорошо, иду…
   Месяца через два Рок снова пришёл в кабинет шефа. За время отсутствия он сильно осунулся и загорел ещё больше.
   – Ну как? Есть что сказать? – привстал со своего места полковник. – Однако ты сильно похудел, вижу, что поработал…
   – Как с теми делами? – нарушил субординацию Рок, но полковник не обиделся.
   – Дела продвигаются.
   – Я почему спрашиваю. Если этих деятелей уже арестовали, то у меня к ним ряд вопросов.
   – Ещё нет, но скоро. Ты однако мне не ответил…
   – Сообщить есть что. Во-первых, Эл жив. А во-вторых, это его работа!
   – Ты уверен?
   – На все сто!
   – Ну, рассказывай. У меня для тебя чрезвычайно интересная новость, но сначала я хочу выслушать тебя.
   – Первым делом я нашёл Брюла. Это тот начальник лагеря, – напомнил Рок, – в котором сидел Эл. – Он сейчас на пенсии по инвалидности и занимается выращиванием цветов на продажу. Я ему показал фотографию Эла.
   – И что?
   – Притворился, что не узнает.
   – Почему «притворился»? Может быть, действительно не узнал.
   – Нет, узнал. Когда я ему протянул её, лицо его исказилось злобой. Ну, знаете, как бывает у человека, когда он видит злейшего врага.
   – И однако сказал, что не узнает?
   – Вот то-то и оно! Отсюда я заключил, что Эл жив.
   – Не рановато ли?
   – Вряд ли Эл мог вызвать в нем ненависть тогда, когда он сидел в лагере и всецело зависел от воли и настроения Брюла. По-видимому, между ними что-то произошло уже потом.
   – Дальше!
   – Дальше я сделал вид, что больше не интересуюсь Элом. Показал ему ещё ряд других фотографий людей, которых он, естественно, не мог знать. Потом поинтересовался цветами. Мы с полчаса поговорили с ним о том, как выращивать цветы. Затем я, как бы невзначай, поинтересовался его здоровьем. Он сказал, что ему вырезали чуть ли не полкишечника. Мы стали с ним наперебой ругать «коновалов», то есть, врачей. И нашли на этой почве общий язык. Он тут-то мне и сказал, когда и где ему вырезали кишечник. Из-за этого, – сообщил он, – у него постоянные поносы. Я вернулся в столицу и побывал в больнице, куда его, как оказывается, доставила в бессознательном состоянии «Скорая помощь», подобрав на улице. Разыскал хирурга. Им оказался симпатичный молодой парень. Я назвал ему Брюла, он сразу же его вспомнил. – Вы знаете, – сказал он, – редчайший случай бумагофагии. В литературе почти неописан.
   – Что это такое? – говорю.
   – Есть, – отвечает, – такие психические заболевания, когда человек ест, а вернее, пожирает, несъедобные вещи. Чаще всего бывает копрофагия, это когда едят свои же экскременты, называемые в просторечье, простите, говном.
   – Что, есть даже такие? – удивился полковник.
   – Представьте себе, есть. Ну так вот, он и говорит, что такого случая ещё не было в мировой практике. Брюл, оказывается, съел ни много ни мало, а килограмм десять бумаги. В результате развилась острая непроходимость кишечника. Он пытался избавиться от неё, но не удалось. Его случайно обнаружили в городском туалете. Спасти Брюла могла только радикальная операция.
   – Он что, псих?
   – В том-то и дело, что нет. Как только он стал приходить в себя, вызвали, естественно, психиатра. Тот не обнаружил патологических отклонений в психике. Вот и возникла загадка, зачем Брюлу понадобилось есть столько бумаги.
   – Интересно! Никогда бы не подумал… Ну, дальше что?
   – А дальше… я еду в тот самый лагерь, которым командовал раньше Брюл. Там, естественно, новое начальство, но остались старожилы среди охранников и рецидивистов. Выяснилось, что Брюл имел хобби – писать стихи. Он-то и невзлюбил Эла за то, что тот заснул во время чтения. За два дня до своей операции Брюл внезапно собрался в столицу. В журнале «Факел» были опубликованы его стихи. Один майор из старого состава рассказал мне, что Брюлу написал зав. отделом поэзии журнала, чтобы тот приехал и привёз все свои произведения для издания отдельной книгой. Как потом выяснилось, редактор этого отдела и не думал писать Брюлу.
   – А как попали стихи в журнал?
   – Вот тут самое интересное. Журнал испытывал острую нужду в средствах и стал практиковать издательство стихов и рассказов за счёт самих авторов. Это тогда как раз разрешили. И вот однажды к нему приходит человек и предлагает крупную сумму за печатание своих стихов, называя себя Брюлом. Редактор не сообразил проверить документы, но надо сказать, что оснований к этому он не имел.
   – И ты показал ему фотографию Эла?
   – Да! Он не узнал его…
   – Ну вот, видишь!
   – Подождите. Я тогда показал ему лагерную фотографию Дона, и он сразу же его узнает.
   – Дон? Постой…
   – Ну, конечно! Это один из тех, кто бежал с Элом!
   – Ты думаешь, что Эл поручил ему провести такую шутку с Брюлом?
   – Здесь могут быть два варианта. Эл жив и послал Дона. Но может быть, он погиб и завещал месть своему другу.
   – Сомнительно.
   – Я тоже так подумал и продолжил поиски.
   – Подожди, вернёмся к этому случаю. Ты думаешь, что Эл и Дон…
   – Накормили Брюла его же произведениями? Уверен, что все было именно так.
   – Однако они жестокие садисты!
   – Как сказать. Если учесть, что оба были несправедливо осуждены, и те издевательства, которые они пережили в лагере, то это ещё мягкая кара. Кроме того, у них, по-видимому, не притупилось чувство юмора.
   – Ничего себе юмор!
   – Каждый шутит в силу своих возможностей. Но откровенно, после того как я узнал, что пришлось пережить Элу в лагере, скажу, что на его месте поступил бы так же!
   – Учти, я никогда не буду писать стихов, – с серьёзным видом пообещал полковник.
   Рок рассмеялся.
   – Но я продолжу?
   Полковник кивнул и закурил сигарету.
   – В одной из тюрем я разыскал Пада. И вот тут – удача! Пад узнал Эла на фотографии.
   – Это ничего не доказывает. Он мог его знать раньше.
   – Мог, конечно, но он знал Эла только по имени и никогда раньше до ареста его не видел. Дело в том, что Пад узнал на фотографии человека, который приходил к нему за месяц до его ареста.
   – Вот как? Значит, он все-таки жив!
   – Жив был, во всяком случае до ареста Пада.
   – О чем же они говорили?
   – Здесь начинается полная бессмыслица. По словам Пада, этот человек приходил к нему с предложением принять участие в розыске спрятанных сокровищ. Дальше вообще какая-то чертовщина. Эл, это был, конечно, он, предложил Паду пригласить своих друзей к участию в поисках сокровищ и их дележу. Потом начал называть Паду общих знакомых. Причём, что интересно, эти знакомые оказались именно теми людьми, которые входили в преступную шайку Пада.
   – Чертовщина какая-то!
   – Вот о чем я и говорю!
   – Странно, – протянул полковник.
   – Очень, – согласился Рок. – Это совсем не соответствует тому мнению, которое у меня сложилось об Эле.
   – Авантюрист, искатель сокровищ?
   – Если судить по его разговору с Падом, то… Но между прочим, вспомнил очень кстати, у Брюла при себе было десять тысяч.
   – И что, пропали?
   – В том-то и дело, что нет!
   – Тогда совсем непонятно. Отказаться от реальных десяти тысяч и заниматься поисками эфемерных сокровищ? Это все?
   – Нет! Самое главное впереди. Я подумал, что если Эл причастен к аресту Пада, то ему было бы интересно убедиться, насколько эффективным оказалось его письмо.
   – А, понимаю. Ты поехал?
   – Да. И вот тут-то меня снова посетила удача, да ещё какая! Как я предполагал, Эла опознали жители той улицы, на которой жил Пад. Но это ещё не все. Его и Дона опознали в милиции, вернее, в автоинспекции. По выезду из города их остановил автоинспектор и так случилось, что они помогали ему преследовать пьяного водителя. Инспектор получил тяжёлую травму. Его они доставили в медпункт, а поскольку в медпункте не было нужной группы крови, её дал, кто бы вы думали?.. Дон! У него выкачали более семисот кубиков, и только это спасло жизнь автоинспектору. Автоинспекция взяла адрес у Эла и Дона.
   – Ложный, конечно?
   – Нет! Настоящий! Но когда они, как было условлено, заявились четыре дня спустя по этому адресу, то никого там не обнаружили. А спустя ещё месяц в озере километрах в ста от города нашли их утопленную машину. Вот и все. Дальше след потерян.
   – И ни одной зацепки?
   – Нет! Кроме разве этой. – Рок полез в карман и вытащил свёрнутые в трубку помятые листы.
   – Здесь какие-то математические расчёты и формулы. Я изъял их архива, где хранилось дело Эла. Побывал я и на заводе, где он работал. Мне сказали, что это был чрезвычайно талантливый инженер и к моменту ареста кончал аспирантуру. Был я и в Политехе. Там тоже много говорили о его таланте. Правда, профессор кафедры вскользь намекнул, что Эл занимался какой-то фантастической проблемой. Может быть, эти бумаги прольют ясность. Правда, много из них пропало. Мне творили, что была вначале толстая пачка…
   – Хорошо! Я передам их в академию. Попрошу, чтобы разобрались, – пообещал полковник, беря бумаги.
   – Итак, больше ничего? – с тайной надеждой спросил он.
   – Пока ничего.
   – Ладно, иди, отдыхай. Можешь взять себе неделю… нет, три дня отпуска. Потом снова придёшь ко мне.
   – Мне нужно четыре дня только для того, чтобы отоспаться, – пожаловался Рок.
   – Ладно, отдыхай, но будь дома. Если понадобишься, вызову.

СОЛОНЧАК

   – Я устал, Эл, честное слово, устал, – в голосе Дона слышалась отрешённость. – Третий год мы с тобой мотаемся из одного конца страны в другой, не имеем даже постоянного угла, где бы можно было пожить некоторое время без постоянного страха ареста. Ты знаешь, мне все время по ночам снится лагерь и псы… много серых псов… они окружили меня и сейчас бросятся, чтобы разорвать на части. Может быть, вернёмся в свою избушку… А? Поставим рядом другую, для тебя и Молли.
   – А мои сыновья? Ты о них подумал? Согласятся ли они заживо похоронить себя в лесных дебрях?
   – Но они сами хотят!
   – Хотят, потому что не понимают. Ты подумай. Старшему только двадцать. Он сам скоро захочет иметь семью.
   – Похитим для него нанку!
   – Ты же не веришь в то, что говоришь.
   – Ну давай хотя бы на время. Года на два. Я как вспомню нашу избушку у горячего источника, так сердце займётся от тоски. Только там я себя чувствовал свободным и в безопасности. Ну что мы потеряли в этом грязном мире? Мне он представляется как огромная яма, наполненная дерьмом.
   – А тебе не кажется, что мы с тобой как-то помогаем очистить этот мир от дерьма?
   – Ты наивен. Эл. Его никто никогда не очистит. Я не верю. И потом… Ну посадишь ты ещё десяток, сотню… что от этого изменится? Как будто в них, в этих ворах, подонках – дело.
   – А в чем же?
   – Во всем. Этот мир, Эл, безнадёжно болен. Ему уже ничего на свете не поможет. Он прогнил от корней до вершины.
   – Ты читаешь газеты?
   – Читаю. Но что толку? Очередная кампания. Немного сильнее, чем прошлые. Просто борьба старой и новой мафии. Вот подожди, когда новое утвердится, то все начнётся по-старому. Я уже ни во что не верю. И ты меня не убедишь! Мы своей деятельностью только незначительно ускоряем процесс смены мафий.
   – Ты неправ. Мне все-таки кажется, что на этот раз все серьёзно.
   – Блажен верующий! Я же другого мнения. Чем дальше все зайдёт, тем скорее эта гниль уничтожит сама себя. Чем хуже – тем лучше. Мы только помогаем «выпустить лишние пары». А надо, чтобы котёл совсем взорвался.
   – Ты понимаешь, что ты говоришь, Дон? Это же наш народ, наша земля! Как ты можешь желать такого?
   – Земля? Земля, Эл, давно уже не наша. А что до народа, то каждый народ достоин своего правителя. И коль он терпит это, то лучшей участи не заслуживает… Я хочу домой! – Дон встал со стула и пересел на диван рядом с Лоо, которая молча слушала спор друзей.
   – И со стороны наблюдать? Ждать, что из всего этого выйдет? Тебе не кажется, что это трусливо и подло?
   – Кажется, Эл! Кажется! Но моя трусость и подлость, как ты изволил выразиться, только ма-а-ленькая капля в общем море трусости и подлости.
   – Это тебе кажется, что она «ма-а-ленькая». Мы с тобой теперь уже не только вдвоём, но и Лоо, и Молли, и мои дети, обладаем мощным оружием в борьбе с подлостью и спрятаться с этим оружием в дебри – большая, Дон, подлость!
   – Ну пойди куда надо и предложи своё оружие. В лучшем случае тебя опять посадят в лагерь, но уже надолго, а скорее, прикончат, как особо опасного. В системе, которая построена на лжи и пропитана ложью, правда – инородное тело. Тебе скорее простят украденные миллионы, чем способность заразить население правдой. Именно заразить. Эл! Потому что правда в нашем обществе – самая опасная зараза. Нет, Эл, больше я этим мартышкиным трудом заниматься не хочу!
   – Вот и ты меня бросаешь… – горько произнёс Эл. – Сначала Коротышка…
   – Ну, Коротышка – другое дело. Ему с нами не по пути. Как это он сказал после истории с Падом? «В ваши интеллигентные игры больше не играю. Подите в…» За всю жизнь не прочитал и пару книг, а раньше меня понял всю бессмысленность нашей затеи.
   – Ну почему бессмысленность? – повысил голос Эл.
   – Да потому, что на солончаке, кроме чахлой травы и лишайника, ничего не вырастет, а ты хочешь рассадить на нем дубравы.
   – Да какой же это солончак, Дон? Вспомни нашу историю. Нашествие мигов. Века они насиловали и грабили народ. И что же, где теперь эти миги?
   – Потому солончак. Эл, что тогда было все не так, как сейчас. Тогда народ не проливал слезы умиления от любви к насильникам и грабителям. Вот в чем вся трагедия. Эл. Наш народ напоминает проститутку, которая от частой порки заболела мазохизмом и теперь получает удовольствие от этого…
   – Не смей, Дон!
   – Пожалуйста, если тебя это раздражает, – он пожал плечами и обнял Лоо.
   – Ты пойдёшь со мной в мою хижину?
   – Пойду, куда ты пойдёшь, Дон.
   – Но там зимой холодно…
   – А здесь и летом…
   Эл почувствовал почти физическую боль. Он терял друга, единственного близкого человека, кроме Молли и детей, конечно. Но Молли и дети – это не то… Это совсем не то… Он начал колебаться. Дон, естественно, почувствовал это.
   – Отдохни, Эл, а там будет видно.
   – Ну хорошо, – сдался Эл. – Только одно последнее дело…
   – Ты даёшь слово?
   – Даю, Дон!
   – Что за дело?
   – Там, на юге, есть один магнат. Некоронованный король.
   – И ты хочешь снять с него корону?
   – На этот раз – голову. Мне известно о нем такое, что если бы его сварить живьём в кипящем масле, то это было бы ещё гуманно.
   – Таких у нас не варят, таким дают Героя Труда, предоставляют квартиру в столице, персональную пенсию и машину. Не говоря уже о том, что прикрепляют к спецпункту распределения товаров и продуктов питания. Ты все ещё не избавился от своей наивности. Эл. Но пусть будет по-твоему. Но только в последний раз!
   Полковник в этот день пришёл на работу на полчаса позже. Из закрытого на ключ кабинета слышен был разрывающийся звонками телефон.
   – Вот уже полчаса звонит, не переставая, – поднялась со своего места при входе полковника Тей. – Что-то, видно, очень важное, – нарушая субординацию, добавила она.
   Полковник вынул связку ключей, но никак не мог попасть в спешке в замочную скважину. Когда он, наконец, открыл дверь и вошёл, телефон, как назло, замолк.
   – Какой из них? – подумал полковник, глядя на выстроившийся ряд чёрных, красных и белых аппаратов.
   На всякий случай снял трубку прямой правительственной связи. Услышав голос секретаря члена правительства, курирующего органы, спросил: – Мне не звонили? – и, получив отрицательный ответ, повесил трубку. «Кто же мог ещё?» – он снова снял трубку, но уже другого телефона. В это время чёрный аппарат общегородской связи, скромно стоящий поодаль от своих собратьев, подал голос.
   – Слушаю!
   – Это я! – услышал он голос президента Академии наук – известного во всем мире математика и физика, с которым две недели назад он имел свидание по поводу рукописи, найденной в деле Эла. – Я вам звоню уже час, – пожаловался академик. – Вы можете приехать ко мне? Срочно!