– Никак нет, – Эл уже понимал причину его беспокойства. – К прессе и словоблудию не имеем никакого отношения.
   Последнее слово понравилось инспектору, и он немного расслабился. Эл «прощупал» его мозги и вскоре имел полное представление о своём собеседнике.
   Он отозвал его в сторону, достал из кармана две крупные купюры и протянул инспектору.
   – Поехали, здесь все в порядке! – крикнул остальным лейтенант, незаметно пряча деньги в карман.
   – Сколько дал? – поинтересовался Дон, когда машина с милиционерами отъехала.
   Эл назвал цифру.
   – Ого!
   – Здесь другой масштаб цен, – пояснил Эл свою расточительность.
   – Сколько у нас осталось? – с беспокойством спросил Дон.
   – При себе тысяч десять и у Молли осталось пятьдесят, столько же у Лоо.
   – Это последние?
   Эл кивнул.
   – Все-таки нас здорово надул скупщик.
   – А что ты хотел? Не могли же мы тогда нести самородки в государственную скупку.
   – Мы все-таки много потратили, – посетовал Дон, садясь за руль и включая двигатель.
   – Прилично, – согласился Эл. – Документы сначала семь, а потом ещё десять тысяч, Брюл нам обошёлся в общей сложности в пятнадцать, столько же за поступление моего старшего сына в институт и ещё пять за освобождение его от армии, десять – за техникум для младшего, теперь – сорок за дом и ещё восемь за оформление документов на старшего в качестве наследства от мифического дедушки, остальное – мелочи.
   – Почему ты, зная тайники Пада и других, не воспользовался этим?
   – Побрезговал!
   – В общей сложности мы по всем четырём делам могли бы без всякого риска иметь несколько миллионов.
   – Эти деньги украдены у людей. Дон.
   – И ты думаешь, они возвратятся людям? – саркастически спросил тот.
   – Это уже нас не касается. Мы своё дело сделали. Остальное – на совести властей.
   – Полагаешь, у них есть совесть? Ты до сих пор на что-то надеешься?
   Дон крутанул руль так, что Эл, не ожидавший резкого манёвра, стукнулся головой о стойку.
   – Совсем одурела от жары, – кивнул Дон на спокойно пересекавшую магистраль собачонку.
   Он выехал с обочины и переключил передачу на прямую.
   – Пока человек жив, ему свойственно надеяться, – ответил Эл, потирая ушибленный лоб.
   – А у меня Брюл вытравил всякую надежду. Знаешь, сколько раз он сажал меня в карцер? Я уже со счёту сбился. Ты помнишь карцер? Кажется, ты тоже в нем сидел?
   – А как же, три раза. Первый раз меня оттуда вынесли на руках. Сесть нельзя – вода под ногами, прислониться к стене – тоже. Брюл специально велел вбить в стены острые гвозди. Помню, что простоял сутки, а потом потерял сознание. Второй раз я его перехитрил. Засунул в штаны две короткие дощечки. Одну торчком поставил на пол, а вторую – на неё. На таком стульчике и просидел. Когда слышал, что карцер открывают, прятал их в штаны. С тех пор и держал их под нарами на всякий случай.
   – Ты летом только там был?
   – Летом.
   – А я и зимой…
   – Давай лучше не вспоминать, ладно?
   – Ладно! – Дон внезапно рассмеялся.
   – Чего ты?
   – Ты помнишь дочку Брюла?
   – Помню. Ну и что?
   – А обратил внимание, что волос у неё тёмный?
   – Разве? Не помню. Ну и что?
   – А то, что Брюл белесый, ну, почти альбинос, а жена – рыжая. Это ему дочку повар сварганил. Как ты этого не знал? Весь лагерь знал и потешался.
   – Не интересовался.
   – Из-за этого повар и сидит до сих пор, если, конечно, Брюл жив. Это жена Брюла: «Ах! Ах! Как мы можем лишиться такого повара, милый! Тебе нужно особое питание, а я готовить так не умею!» – пропищал Дон голосом жены начальника лагеря. Вот Брюл и прибавлял ему каждый раз новый срок, а тот ему жену ублажал. Что он с ней только не вытворял! Мы как-то…
   – Прошу тебя, не надо, – поморщился Эл.
   – Можно и не рассказывать. Я сам не любитель смаковать такие вещи. – Дон замолчал и они долго ехали молча.
   Стало смеркаться. Вдали на небе обозначился светлый круг – отражение огней большого города. Решили остановиться в первом же пригородном мотеле.
   – Мест нет! – отрезала дежурный администратор и внушительно добавила: – Только для иностранцев.
   – А мы иностранцы, – заверил её Эл, протягивая паспорта. Администратор открыла их. Обнаружив вложенные купюры, ни слова не говоря, оформила двойной люкс.
   – Приятного отдыха – пожелала она им, протягивая ключ от номера. – Но только до завтра. Завтра приезжает иностранная делегация, – строго предупредила она.
   – Мы геологи, – Эл наклонился над окошком и протянул ещё пару банкнот. – Ищем полезные ископаемые.
   – О, тогда другое дело! – администратор смахнула купюры в ящик стола. – Можете жить здесь сколько угодно! Ресторан открывается в восемь утра, а вечером, – она расплылась в улыбке, – выступление мюзик-холла. Советую посетить.
   – Непременно, – заверил Эл, в свою очередь одаривая её улыбкой.
   – На второй этаж, направо, – швейцар возвратил пропуск на поселение и, глядя в сторону, тихо спросил:
   – Девочек, анашу?
   – Девочек в другой раз, сейчас принеси анаши.
   – Сколько?
   – Пока на четыре раза…
   Они поднялись на второй этаж и вошли в номер.
   – Зачем тебе анаша? – недоуменно спросил Дон.
   – Здесь все приезжие под тщательным наблюдением. Пусть думают о нас, что мы… в общем, тёмные, но вполне лояльные к местному режиму люди. Так будет безопаснее. Я уверен, что автоинспекторы уже сообщили куда надо о нашем приезде.
   В номер тихо постучали.
   – Вот, – протянул швейцар небольшой пакетик. – Высший сорт, из пыльцы!
   – Сколько?
   Швейцар назвал явно несуразную сумму.
   – Вот что, аксакал, не считай нас за фраеров! – Эл протянул ему мелкую купюру.
   – Как насчёт девочек?
   – Молодые?
   – Четырнадцать лет. Гурии!
   – Ну, если гурии, то приведёшь завтра. И смотри!
   – Что вы, уважаемый, что вы. Больных не держим!
   – Ну смотри. Я плачу щедро, но чтобы товар был – экстра!
   – Будете довольны, уважаемый! – швейцар поклонился и, пятясь, покинул номер.
   – Завтра к вечеру нас уже здесь не будет, – поймав недоуменный взгляд Дона, шепнул Эл.
   Он распаковал чемодан и достал пижаму. Из ванной донеслось чертыхание Дона.
   – Нет горячей воды! – крикнул тот.
   – Ничего, помоемся холодной. После дневной жары это даже приятнее.

СОМНЕНИЯ

   Возможно, метод, применяемый Элом, был не совсем честным. Возможно! Но каждый пользуется тем оружием, которое имеет. С одной стороны действовала мощная организация преступного мира, располагающая людьми, властью, связями, средствами, а с другой – он один, человек, от которого нельзя скрыть правду.
   Со временем он восстановил все события, происшедшие с ним «во сне», и постепенно укрепилось убеждение, что это был не сон, а действие неведомых ему сил, могущественных и добрых. Вместе со своим другом и бывшим начальником он получил чрезвычайно важную для людей информацию от старших братьев по разуму и вместе с этой информацией – замечательное свойство видеть суть вещей. Увлечённый проектом создания асимметричных кристаллов для сверхсложной интеллектуальной системы, Эл поначалу забыл о втором даре, полученном на дальней планете. После побега из лагеря этот дар снова вернулся к нему и развился до очень высокой степени. Он находил неведомые ему раньше лекарственные растения, видел сквозь землю и камни. Это он обнаружил богатейшую золотую жилу, ему стали послушны дикие лесные звери, в лесу он безошибочно находил поляны, полные грибов. Он видел их внутренним зрением, не доходя ещё до самой поляны, скрытой от него чащей леса.
   Эл слышал мысли людей и научил этому сначала Дона, потом Молли и Лоо, затем – своих детей. Он мог бы быть сказочно богатым, мог стать великим лекарем, так как знал, что и чем лечить. Но он не стал им. Он стал врачевателем, как он говорил сам себе, врачевателем язв, поразивших общество. Так ему, во всяком случае, казалось. Прав он был или неправ, не нам об этом судить.
   Изгой, скрывающийся от закона, он считал, что самое главное – разорвать опутавшую страну паутину преступной мафии, и он рвал её сам, где представлялось возможным, рассчитывая, что разрывы, производимые им, приведут к тому, что порвётся вся паутина. «Тогда, – думал Эл, – может быть, настанет час передать человечеству великий дар старших космических братьев». Он много для этого сделал. Нити рвались, и раскрытая им цепочка вела к тем, кто стоял во главе преступного мира. «Если столичный уголовный розыск воспользуется той информацией, которую передаю ему я, то дальше дело пойдёт быстрее». Он не считал, как Дон, что общество прогнило насквозь и ему ничего не поможет. Он верил… И не только верил, но и видел и ощущал, что в обществе пробуждаются новые молодые силы, несущие в себе добро и справедливость. Хотя временами ему казалось, что Дон прав, и тогда страшная тоска охватывала его всего без остатка. В эти минуты он начинал думать, что все, что он делает, – все это лишнее, бесполезное, наивное, а может быть, как утверждал его друг, вредное. Может быть, действительно Дон прав, и все это не что иное, как борьба за власть между старой и новой, зарождающейся мафией? Может быть, следует ждать, когда вся эта система сама развалится…
   Сюда, в этот южный знойный город, он отправился скорее по инерции, осуществляя давно задуманный план, нежели с уверенностью в необходимости проводимой акции. Эл вдруг засомневался. К сомнению примешивалось необъяснимое чувство беспокойства. Собственно, он все или почти все знал о Рашкуне, так звали фактического правителя этого региона, кроме одного – где хранит тот наворованные и награбленные сокровища. Знать это необходимо, так как простое описание «подвигов» потомка могущественного хана мигов, как Рашкун сам себя называл, не подтверждённое материальными доказательствами, могло оказаться холостым выстрелом. В папке с делом Рашкуна, которая осталась на хранении у Лоо, были описаны убийства, поборы и взятки, подземная тюрьма с камерами пыток, перегон за рубеж многотысячных стад скота, похищение прямо на улице среди белого дня девушек, и так далее, и тому подобное. Все жители региона знали об этом, но молчали, подавленные страхом. Те же, кто позволял себе лишнее, бесследно исчезали. Вздутые тела без документов вылавливали недели спустя в реке или в коллекторах канализации. Милиция составляла протокол с версией убийства с целью ограбления. Но даже кончика ниточки, ведущей к убийцам, никогда не удавалось схватить.
   Все приезжающие в регион подвергались тщательной проверке: кто, куда, зачем? Официальных журналистов и проверяющие комиссии встречали торжественно. Везли на стройки, на поля, затем в охотничьи домики на обильное угощение, и не только…
   За другими же устанавливалась тщательная слежка. Их повсюду сопровождали соглядатаи. Вещи их в гостиницах обыскивались. И если что, то ай-ай-ай! Какое несчастье! Пропал в горах или погиб в автокатастрофе… зачем так быстро ездил!
   В арсенале было и другое. Человека хватали на улице, заводили в милицейское отделение, били, сильно били… затем составляли протокол о пьянстве и хулиганстве в общественных местах. Тут же находились свидетели. В лучшем случае все кончалось представлением на работу несчастного и соответствующими административными санкциями. Часто же местный суд давал «преступнику» два или три года за злостное хулиганство и сопротивление милиции при исполнении ею служебных обязанностей. Мало кто возвращался домой. Родственники получали акт медицинского освидетельствования о смерти в результате острого кишечного расстройства.
   Эл решил ничего не менять в своей методике: он – археолог, разыскивает клады древних мигов. Естественно, он работает за свой страх и риск и не собирается отдавать находки государству. Двадцать пять процентов – это слишком мало. Пятьдесят – другое дело. Тем более, что древние высокохудожественные произведения государство забирало себе по цене лома. Следовательно, он получит не двадцать пять, а только три – пять процентов их истинной стоимости. Конечно, ему нужна помощь. Без неё он ничего не сможет сделать. Итак, пятьдесят на пятьдесят?
   Обычно, при упоминании о кладах у высокопоставленных ворюг возникали мысленные ассоциации о собственных, запрятанных в тайниках ценностях. Этого было достаточно для Эла. В тех случаях, когда он приказывал себе запомнить, его память была подобна компьютеру.
   Эл вначале спрашивал себя: «Зачем этим высокопоставленным людям столько богатства в стране, где частнопредпринимательская деятельность запрещена законом?» И вскоре понял, что ни один из них не верит в прочность установленного строя. Более того, они все ненавидели его, как только можно ненавидеть. Ненавидели потому, что вынуждены прятать свои богатства, притворяться идейными борцами за социальную справедливость, саму идею которой они презирали. Каждый из них сознавал непрочность своего положения, жил в постоянном страхе, и этот страх ещё больше усиливал их ненависть к существующим порядкам, хотя именно эти порядки, пусть извращённые, но именно они выбросили их наверх, позволили накопить богатства. И вот когда эти богатства были накоплены, каждый из них желал скорейшей замены существующего строя другим, при котором можно было бы, не боясь, в открытую пользоваться всем тем, что дала им судьба.
   И не только желали, но исподтишка старались так или иначе побольше навредить хозяйству страны. Они брали невыполнимые обязательства, зная, что срыв плана в одной отрасли неизбежно приведёт к срыву в другой, к хозяйственной неразберихе. Планировали вырубку лесов в размерах, превышающих способности транспорта вывезти срубленный лес; предприятию, которому как воздух необходимо техническое перевооружение, они спускали сверху завышенные планы, обрекая его на техническую отсталость. Создавали дефицит того, что было нужно людям и хозяйству, и путём планирования заставляли выпускать те товары, которые не пользовались спросом и вообще не нужны были хозяйству страны. Вершиной их изобретательности стало введение центрального распределения сырья и строительных материалов. В результате деньги, отпускаемые предприятиям, потеряли цену и своё главное свойство мерила человеческого труда.
   И тем не менее страна продолжала жить. Она, правда, жила за счёт истощения своих недр, за счёт гибели лесов, то есть жила за счёт обкрадывания будущих поколений.
   «Когда же наступит великое прозрение? – думал Эл. – Стрелка секундомера Истории отсчитывает секунды. Сколько их осталось? Только бы не пересечь красную черту, а то начнётся агония… Если это произойдёт, человечество будет надолго отброшено назад, ибо люди не возвращаются к идее, которая скомпрометирована. И в то же время, – спрашивал он себя, – почему та высокоразвитая цивилизация решила все-таки вступить с нами в контакт и своей подсказкой дать возможность перейти на новый виток развития? Ведь не может быть, чтобы, располагая средствами мгновенно перенести мою психоиндивидуальность за многие сотни световых лет и возвратить её на место, они не знали всего того, что творится на нашей планете. И тем не менее они остановили свой выбор на нас. Что из этого следует? Следует то, что они нас посчитали здоровой цивилизацией, способной принять дар и употребить его в целях добра, а не зла. Следовательно, не все потеряно, и за это непотерянное надо бороться. Значит, это не крах, а кризис. Кризис, который может закончиться выздоровлением, но может и крахом. Крахом, если мы, люди, будем сидеть сложа руки… Следовательно, каждый, у кого сохранились хоть крохи общечеловеческой морали, должен действовать сообразно своим возможностям и способностям. Иначе конец».
   Эл договорился с Доном, что тот подстрахует его, то есть понаблюдает за выходом из Управления региона и будет действовать сообразно обстоятельствам. Дон кивнул головой и зашёл в ресторан, расположенный напротив.
   Эл подождал немного, и увидев, что Дон занял место за столиком у окна, поднялся по ступенькам здания.
   Минут через тридцать после того, как Эл пошёл на приём к Рашкуну, и кабинете Рока раздался телефонный звонок прямой связи.
   – Рок, поднимись быстро ко мне! – услышал он голос шефа. – Кажется, нам сильно повезло, – встретил его начальник столичного УГРО.
   – Нашёлся Эл?
   – Почти! Его жена пришла в Академию. Сейчас она у Лога. Поезжай туда и расспроси её, где Эл. А у меня неотложные дела. Тут, брат, такая каша заварилась! Эл подбросил нам хороший материал. Мы его распутали, и скоро в наши сети попадёт крупная рыба. – Он широко развёл руками, показывая, какая рыба должна попасть в сети.
   – Тот? – Рой поднял глаза к потолку.
   – Пока нет, но прелюдия. Сейчас готовится группа захвата, и через три часа я вылетаю на юг. Жаль, что не смогу взять тебя. Ты мне найди Эла. Можешь брать в помощь кого хочешь. Если задержишься, езжай прямо в аэропорт. Я там буду часа через два.
   Из-за заторов на дороге Рок, несмотря на включённую сирену, чуть было не опоздал на встречу с шефом. Уже поднимаясь по трапу самолёта, тот заметил бегущего через лётное поле Рока. Полковник сделал знак пилоту, чтобы немного задержался, и, спустившись с трапа, пошёл навстречу.
   – Ну? – нетерпеливо спросил он, оглядываясь на самолёт. – Где?
   – Отправился несколько дней назад к Рашкуну! – с трудом переводя дыхание, доложил Рок.
   Вместо ответа полковник схватил его за руку и потащил к трапу.
   – Быстро в самолёт! – приказал он.
   – Мы надолго? Я не предупредил жену.
   – Пошлём радиограмму.
   – А как же Эл?
   – А мы как раз и летим, чтобы взять Рашкуна. – Полковник не сказал арестовать, а именно взять. Рок только сейчас заметил, что большой реактивный авиалайнер заполнен воздушными десантниками.
   – Что, так серьёзно?
   – Уж куда более!
   – Садитесь, майор, – один из десантников поднялся со своего места и уступил кресло Року. Сам же примостился на зеленом деревянном ящике, стоящем в проходе между креслами.
   – Надо дать радиограмму местным органам, – высказал предложение Рок.
   – Знаешь, где у Рашкуна местные органы? Вот где! – полковник показал Року крепко сжатый кулак.
   – Тогда пограничникам.
   – Пограничников предупредили. Они блокируют перевалы, так как Рашкун может попытаться уйти за кордон. Пограничники получили приказ открывать огонь на поражение в случае малейшего сопротивления. Черт возьми! – с досадой вздохнул полковник. – Чего Эл туда полез?
   – Наверное, за тем же, что и раньше.
   – Раньше! Раньше! – передразнил своего подчинённого полковник. – Так то, что он дал нам раньше, и вывело нас на Рашкуна. Усёк?
   Рок кивнул.
   – Понимаешь, что будет, если Эл погибнет? Лог такого о нем наговорил…
   – Я знаю! Он меня тоже просвещал… А может быть, он все-таки слушал телепередачу и сейчас преспокойно едет в столицу?
   – Дай то Бог! Хотя маловероятно. Он бы уже два дня назад вернулся.
   Самолёт тем временем набрал высоту и лёг в горизонтальный полет. Внизу бескрайней снежной пустыней белели ярко освещённые солнцем облака.

ЧАСТЬ III
КИБЕЛА

ОКСАНА

   – Таким образом дела обстоят так, – закончил доклад Вальтер, – что ни одно земное растение не может существовать на этой планете.
   Зал зашумел.
   – Следовательно, колонизация её невозможна? – попробовал уточнить Николай.
   Вальтер пожал плечами.
   – Судите сами, если наша пшеница погибла в результате действия на неё белковых тел, которые ничем не отличаются от известных нам антител. Кто их выработал? Не знаю! И не только пшеница, но и растения, привезённые нами с Земли, погибли, как погибает все чужеродное, попадая в организм. Наши растения чужеродны.
   – Может быть, все-таки вирус поразил их?
   – Вирус имеет нуклеиновую природу. Обычно это РНК. Здесь же белок, только белок гамма-глобулиновой природы, той же природы, что и антитела живых организмов. Я понимаю, что ты имеешь в виду, – обратился он к спросившему его Роберту Холлу.
   – Если бы вирус, все было бы проще. Но это антитела. Положение безвыходное. Против антител мы не сможем бороться.
   – Что же или кто же вырабатывает их против земных растений?
   Вальтер опять пожал плечами.
   – Ничего не могу сказать. Мы с таким явлением ещё ни разу не встречались. Антитела вырабатывает организм против попавших внутрь его носителей чужеродной белково-полимерной информации. Но только в том случае, если информация эта проникает внутрь самого организма. А здесь… Нет! Ничего не могу сказать!
   Несколько человек одновременно, перебивая друг друга, пытались что-то спросить или сказать…
   – Друзья мои! – Сергей встал и поднял руку, прося тишины. Постепенно разговоры прекратились. – Друзья мои, – повторил он, – мы столкнулись со странным явлением в природе этой планеты. Это не только гибель наших посевов в результате атаки антителами, как сообщил Вальтер. Это непонятное поведение грунтовых вод, из-за чего мы не могли пока создать на планете свою СС. Последнее меня беспокоит не меньше гибели растений, а даже больше. Пока мы не создадим СС, мы не только не сможем связаться с Землёй, но, возможно, не сможем разобраться в сложившейся сейчас ситуации на планете. То, что сообщил Вальтер, очень странно, но не менее странно и то, что там, где геологи не обнаруживают грунтовые воды, вдруг начинают бить фонтаны. Создаётся впечатление, что планета не терпит никаких изменений в своей почве. Почему? Вот о чем следует задуматься.
   И третье. Внезапное появление Оксаны. Наш доктор предполагает, что у неё был глубокий шок. Выходит, мы приняли его за смерть и похоронили живую. Но как объяснить, что она смогла выбраться из могилы? Могила была неглубокой, но она же лежала в гробу, крышка которого была прибита, а сверху навалена земля. Известны, правда, случаи, когда человек в особых экстремальных условиях может проявить невероятную силу и совершить огромную работу. За неимением лучшего мы можем пока принять такое объяснение, но мне оно кажется неубедительным. Здесь что-то другое, неясное.
   Оксана, когда её геологи привели в лагерь, никого не узнавала. Говорить она тоже не могла. Одежда на ней была та, в которой её похоронили, но вся оборванная. Однако на теле не было ни ссадин, ни ушибов, которые, естественно, должны быть у человека, выбравшегося из закрытого гроба и могилы. Глаза её были прикрыты ресницами, но создавалось впечатление, что она с интересом и каким-то особым вниманием присматривается к окружающему. Может быть, это и показалось. На вопросы, обращённые к ней, она не реагировала. Доктор экспедиции Логинов, осмотрев её, не нашёл никаких внешних и внутренних телесных повреждений. Рефлексы тоже были нормальными. Ночью при ней оставили двух женщин, которые были раньше её близкими подругами и теперь вызвались дежурить возле неё до утра.
   Утром её посетил Сергей. Не добившись ни слова в ответ, он попытался «прощупать» её мозг, чтобы иметь хоть какую-то информацию, но к удивлению своему потерпел полную неудачу. Мозг Оксаны молчал, так же, как и её язык. В то же время Сергею почудилось, что кто-то сам настойчиво лезет к нему в мозг. Такое ощущение он уже раз имел, более сильное, чем сейчас, но близкое по характеру. Это было тогда, когда он вышел из катера и очутился на поверхности Перуна, или, как теперь он знал. Урана. Едва он понял это, как сразу же почувствовал, что попытки проникнуть к нему в мозг сразу же прекратились. Он ничего не сказал никому, но весь внутренне насторожился. Жизнь научила его спокойно относиться к непонятному и не принимать поспешных, необдуманных решении.
   Сказав несколько ласковых, ободряющих слов Оксане, или той, которая выдавала себя за Оксану, он вышел из её домика и, увидев идущего через площадь Николая, распорядился собрать командиров отрядов на Совет.
   Сейчас из всего надо было выделить главное. Этим главным он считал монтаж системы СС. Малая СС, находящаяся на «Гее», слишком маломощна, чтобы её использовать для связи с Землёй и решения задач с большим дефицитом информации. Необходимо подключить к ней кристаллы, взятые на Уране. Можно, конечно, смонтировать большую СС на самой «Гее», но первоначально-то намечалось создать большую СС на поверхности Счастливой, которая должна играть роль своего рода маяка и значительно сократить время перелёта от Земли до Счастливой и обратно.
   – Так что будем делать? – спросил он Совет, изложив положение дел с монтажом СС.
   – Может быть, поискать в горах естественную пещеру, достаточно большую, чтобы смонтировать системы охлаждения? – высказал предположение Николай.
   – Это весьма проблематично, – тут же отозвался начальник геологической партии.
   – Почему не поискать? – поддержал Николая Сергей. – Поискать можно, но одновременно надо думать о других вариантах.
   – Я уже не доверяю этой планете! – резко поднялся с места Владимир. – Мы не можем рисковать СС. Неизвестно, что она ещё придумает, какой сюрприз преподнесёт. – Он говорил о планете, как о живом существе. – Может быть, обрушит своды пещеры и похоронит под ними и СС, и тех, кто будет там работать?
   – Владимир прав! – согласился Сергей. – Планета ведёт себя совершенно для нас непонятно. Рисковать нельзя. Надо строить космическую станцию на орбите и монтировать СС там. Мы сможем обеспечить её необходимой энергией за счёт солнечных батарей, а система охлаждения не понадобится вообще.