Как ни странно, единственным человеком, который вообще как-то отреагировал на их отношения, был Джойи. В тот день, когда Надя перенесла свои вещи в комнату Кризи, он помогал Джойи грузить мешки с луком в машину. Сначала Джойи молчал, потом внезапно сказал:
   - Мне надо поговорить с тобой о Наде. Я - ее брат, и... в общем, я в курсе того, что происходит. Не хочу, чтобы ты заблуждался.
   - В чем заблуждался? - мягко спросил Кризи.
   Джойи пытался подобрать правильные слова.
   - Ну... обычно, если кто-то совращает сестру своего приятеля в его же собственном доме, брат предпринимает соответствующие ответные действия.
   - Я не совращал твою сестру.
   - Знаю. - Джойи закинул в кузов мешок с луком, повернулся к Кризи и сказал: - Именно поэтому мне бы не хотелось, чтобы ты думал, что я не вступился за честь своей сестры. Если бы ты ее соблазнил или хоть как-то ее обидел, я нашел бы способ тебя проучить.
   Кризи улыбнулся.
   - Я в этом ни минуты не сомневаюсь. Надю я никогда и ничем не обижу... по крайней мере умышленно. Если только это будет в моей власти.
   Еще какое-то время они работали молча, потом Джойи улыбнулся пришедшей ему на ум мысли и сказал:
   - Вообще-то, если бы я даже и попытался вмешаться, Надя бы мне мозги сковородкой вышибла.
   * * *
   После "Глиниглз" они иногда ходили куда-нибудь поужинать - в Иль-Ктелль, Марсалфорн или в Та Сенк - в небольшой, но роскошный ресторанчик гостиницы, принадлежавшей одному итальянцу. Цены там были действительно высокие, но еда того стоила. Иногда они коротали вечер в "Барбарелле" дискотеке, угнездившейся на склоне холма у Марсалфорна. Кризи это место очень нравилось - дискотека находилась в перестроенном специально для этой цели фермерском доме, танцплощадкой там служил внутренний дворик. На крыше под открытым небом был оборудован бар, где всегда хорошо дышалось, а до звезд, казалось, можно было дотянуться рукой. Кризи очень полюбил хозяина бара - Ченсу, застенчивого и улыбчивого скромного человека, который всегда был в курсе всех последних событий. Как правило, Кризи сидел с бокалом коньяка в руке и слушал музыку, а Надя тем временем болтала с приятельницами. Когда во время их первого визита Кризи грубовато пригласил ее на танец, она удивилась. Ей в голову не могло прийти, что он еще и танцует. Но Кризи оказался прирожденным танцором - он гибко двигался в такт музыке, почти закрыв тяжелыми веками глаза и словно купаясь в мелодичных звуках.
   - Он движется с такой же неуклюжей элегантностью, как медведь, рассказывал как-то Джойи матери. - Такое ощущение, что у него есть невидимая штепсельная вилка, которую он подключает к музыкальной системе.
   Домой они всегда возвращались до полуночи. Надя никогда не просила его задерживаться позднее, прекрасно зная, какое физическое напряжение ждет его на следующее утро.
   День они завершали в широкой кровати. Им всегда было хорошо вместе. Они постепенно открывали для себя тела друг друга, одаривая и получая наслаждение взаимного обладания. Он был ведущей силой, но силой нежной и заботливой. Она подчинялась, но делала это как равная с равным.
   Потом, перед самым сном, наступал короткий блаженный промежуток времени - это были для нее лучшие минуты дня. Она всегда лежала чуть ниже, чем он, так, что голова ее покоилась на его груди. Он обнимал ее мускулистой рукой, и Надя чувствовала себя в его объятиях спокойно и безмятежно, как будто эта рука ограждала ее от всех несчастий и горестей жизни. Тела их были тесно прижаты друг к другу, ноги переплетены. В эти блаженные мгновения ее счастье было безмерным.
   Лаура оказалась права: Надя ни разу не обмолвилась о его предстоящем отъезде. По молчаливой договоренности о будущем они не говорили вообще.
   * * *
   Кризи вышел из глубокой задумчивости, лишь когда они спустились с холма к Чиркевве и подъехали к пристани. Он вылез из машины и обернулся к водителю.
   - Спасибо, Грацио. Увидимся на следующей неделе. Не забывай все время тренироваться, чтобы как можно быстрее менять обойму.
   Грацио улыбнулся.
   - Помню. Пока пальцы не заболят.
   Кризи поднялся на паром и зашел в рулевую рубку. На этот раз за штурвалом стоял Микеле. Он сказал Кризи, что Салву наконец поймал свою рыбину - огромного серебристого леща.
   - Он тебя весь день ждет в "Глиниглз". Если старик в ближайшее время оттуда не уйдет, он не то что приготовить эту рыбину как следует не сможет, он вообще забудет о ее существовании.
   Но против всяких ожиданий Салву держался молодцом, на ногах старик стоял твердо. Бар был полон народу, шум голосов не стихал, Тони и Сэм работали не покладая рук. В углу стояли Джойи с Надей. Увидев Кризи, они крикнули:
   - Мы приехали за тобой. "Лэндровер" уже починили.
   Пробираясь к ним сквозь толпу, Кризи внезапно осознал, как ему будет не хватать всех этих людей. Шрейк о чем-то оживленно спорил с Бенни. Увидев Кризи, оба приветствовали его на традиционный манер:
   - Как дела, Уомо?
   - Как дела, Шрейк? Как дела, Бенни?
   - Все в порядке!
   Салву махнул рукой и передал ему кружку пива.
   - Уомо, сегодня вечером ужинаем у меня. Наконец-то я ее поймал.
   - Это та самая рыбина, Салву?
   Старик усмехнулся.
   - Да, та самая, что сорвалась с крючка в прошлом месяце.
   - Откуда ты знаешь? - серьезно спросил Кризи.
   Салву еще шире расплылся в улыбке.
   - Потому что, когда я на этот раз снял ее с крючка, она взглянула на меня и сказала: "Господи! Неужели это снова ты?"
   - Какой же этот лещ богохульник, - сказал Кризи с серьезным выражением лица.
   - Не переживай, я за него исповедаюсь в воскресенье. А наказание свое он получит уже сегодня, в аду печи. Ты со своей девушкой приходи часам к восьми. Она тебе потом очень понадобится, боюсь, ночью ты один не доберешься до дома.
   Вечером они сидели на кухне с высокими сводчатыми потолками в старом фермерском доме Салву, потягивали его крепкое вино и смотрели, как он готовит рыбу. Его дом был построен в шестнадцатом веке, и железная печь, скорее всего, относилась к тому же времени. Еще утром Салву почистил рыбу и весь день мариновал ее в вине с лимонным соком. Потом добавил в нее разных трав из многочисленных банок, на которых ничего не было написано, предварительно понюхав каждую и одобрительно хмыкнув. После этого он поставил рыбу в печь, подсел к ним за стол и налил себе кружку вина.
   - Через сорок минут все будет готово, - сказал он и подмигнул Наде. - А пока есть время немного промочить горло.
   С крюка, вбитого в потолок, свисала клетка с птицей.
   - Птица твоя слегка разжирела, - сказал Кризи. - Ты своему соловью, наверное, слишком много кузнечиков даешь.
   - Ты прав, - согласился хозяин. - Ему надо больше двигаться, делать зарядку. Когда в следующий раз будешь бегать, возьми его с собой.
   - Или когда поплывешь до Комино, - предложила Надя. - Там он сам сможет себе кузнечиков ловить.
   Салву печально покачал головой.
   - Нет, если он начнет плавать, то решит, что стал уткой, и вместо кузнечиков будет каждый день свежую рыбу требовать.
   Лещ оказался великолепным. Рыба была очень нежной, необычайно ароматной. Салву подал ее с овощами из своего огорода и подогретым в печи хлебом с хрустящей корочкой.
   Разомлев от вина, Салву пустился в воспоминания о жизни на Гоцо в дни его молодости. Он рассказал гостям несколько старых скандальных историй.
   - Ты очень удивишься, если узнаешь, что стоит за многими событиями, подмигнув, сказал он Кризи. - Возьми, например, деда Нади с отцовской стороны. Это был тот еще мужик!
   - А ты, оказывается, старый сплетник, - сказала Надя. - Нечего деда моего поливать. Он уже больше двадцати лет как умер!
   - И то правда, - согласился хозяин. - Много в тот день слез женских пролилось. Так что ты уж присматривай за ней - в ее жилах та же кровь течет.
   Ужин они закончили острым перченым сыром.
   - Под него лучше пьется, - сказал Салву, выливая остатки вина из кувшина в стакан Кризи. Потом он ненадолго вышел и вернулся с полным кувшином.
   Домой они ушли далеко за полночь.
   - Есть одна китайская поговорка, - сказал Кризи прощаясь, - "Управляй страной так, как готовишь маленькую рыбку". Если следовать этой пословице, ты, Салву, должен был бы быть премьер-министром.
   - Это ты правильно говоришь. Вот только времени на рыбалку у меня тогда не хватало бы.
   Старик усмехнулся, прислонившись к дверному косяку. После того количества вина, которое он выпил, было совершенно непонятно, как он вообще умудрялся держаться на ногах.
   Кризи тоже чувствовал, что слегка перебрал, и Наде пришлось не раз его поддерживать, чтобы он не упал, спотыкаясь о камни на тропинках.
   Наутро, впервые за несколько месяцев, Кризи проснулся с тяжелой головой.
   - На сегодня тренировки отменяются, - сказала Надя, ставя на постель поднос с кофе.
   Он взглянул на нее мутными глазами, встал и пошел в ванную. Она услышала звук душа, через несколько минут он вышел, обернутый вокруг пояса полотенцем, и стал делать свою обычную зарядку. "Ничто не может изменить его планов, - думала Надя. - Я ему готовлю, сплю с ним, вчера даже укладывала его в постель, но остановить его, отговорить от намеченного им самим - не в моих силах".
   Вскоре ее мысли подтвердил сам Кризи.
   - Надя, я уезжаю дней через десять. - Он старался говорить мягко, избегая ее пристального взгляда. - Я должен ехать в Марсель. Сегодня мне надо узнать расписание пароходов.
   - Не надо, - сказала она так, как будто речь шла о погоде, - я сама это сделаю. У меня в туристическом агентстве в Валлетте работает подруга, я ей позвоню. Мне кажется, в Марсель есть один рейс раз в неделю. Корабль называется "Толетела".
   * * *
   На следующий день пришло письмо от Гвидо. Кризи взял его с собой наверх и внимательно осмотрел конверт. Оно было распечатано и вновь заклеено - слой старого клея чуть выступал из-под линии, где он был заклеен во второй раз. В конверте лежали четыре странички, исписанные бисерным почерком Гвидо, к одной скрепкой была прикреплена багажная квитанция железнодорожного вокзала в Марселе.
   Вечером Кризи написал два письма. Одно было адресовано генералу французской армии. Под Дьенбьенфу он был еще младшим офицером и получил там тяжелое ранение. После поражения и сдачи в плен Кризи три недели нес его на плечах до лагеря военнопленных и тем самым спас ему жизнь.
   Теперь он просил генерала об одолжении: ему нужно было кое-что из специального снаряжения, имевшегося только во французской армии. Он обращался к генералу с просьбой прислать это до востребования в Марсель на главпочтамт.
   Второе письмо он написал хозяину небольшого бара в Брюсселе, тоже бывшему наемнику. Его он также попросил выслать в Марсель посылку.
   Глава 13
   Бег времени ускорялся.
   Через два дня Кризи отплывал в Марсель, а завтра должна была состояться последняя тренировка с отрядом Джорджа.
   Ночью он заработался допоздна. Через открытую дверь в спальню он видел спящую Надю, ее длинные черные волосы, разметавшиеся по белой подушке.
   Кризи привык всегда доводить дело до конца, и теперь он трудился, чтобы за все отблагодарить Джорджа. Они уже обсуждали вопрос о том, чтобы разбить отряд на пары, - это Кризи ему посоветовал. По своему многолетнему военному опыту он знал, что два человека, хорошо знающие привычки, образ мыслей и навыки владения оружием друг друга, действовали в бою гораздо эффективнее, чем отдельные бойцы, даже превосходящие их численностью. Поэтому теперь он писал краткие характеристики на каждого бойца отряда и давал профессиональные советы, как сформировать пары.
   Для каждой пары он рекомендовал специальные тренировки, учитывая, в чем бойцы, по наблюдениям Кризи, особенно преуспели за последние несколько недель.
   После этого он подготовил список дополнительного оборудования и вооружения, которое пригодилось бы отряду в ходе боевых операций.
   И в заключение он набросал замечания тактического характера. Это могло бы пригодиться Джорджу при разработке плана той или иной операции.
   Он начал писать около девяти, а закончил далеко за полночь - стол был завален листами бумаги. Потом Кризи встал, потянулся, несколько раз сжал и разжал руки, чтобы кровь прилила к затекшим пальцам, и пошел в спальню.
   * * *
   Прогресс в подготовке членов отряда был заметен невооруженным глазом. Прошли уже третьи учения, и навыки спецназовцев значительно окрепли, и бойцы об этом знали. Когда они на этот раз столь же откровенно обсуждали результаты тренировки, похвал со стороны Кризи и Джорджа было больше, чем критики.
   Поскольку все знали, что Кризи занимается с ними в последний раз, его решили пригласить выпить на прощанье. Сначала Кризи хотел было отговориться под предлогом, что не успеет на последний рейс парома, но ребята все организовали заранее. Вечером специальный патрульный катер береговой охраны должен был доставить его от таможни на пристань Мджарра.
   - Наде я уже позвонил, - сказал Джордж. - В восемь она будет тебя ждать в "Глиниглз".
   В баре ему подарили галстук с вышитым гербом - черный орел на красно-белых полосах, символизировавших цвета Мальты. Такие галстуки имели право носить лишь бойцы полицейского отряда, и подарок этот свидетельствовал о неофициальной причастности Кризи к подразделению. Джордж произнес небольшую речь, в которой благодарил его за помощь в подготовке молодых полицейских и желал ему в будущем всяческих успехов. После этого стражи порядка позволили себе пропустить по рюмке.
   Кризи передал Джорджу записи, сделанные прошлой ночью. Особое внимание он уделил списку оборудования и оружия.
   - Вот это производится в России и зависимых от нее странах - приобрести это можно в Ливане.
   Джордж усмехнулся.
   - Я завтра же приглашу ливанского военного атташе на обед. - Он задумчиво взглянул на Кризи и сказал: - Ты оказал нам неоценимую помощь. Скажи мне, может быть, я тоже могу тебе в чем-нибудь помочь?
   Лицо Кризи стало серьезным, хотя голос практически не изменился.
   - Да, Джордж, - сказал он без всяких вступлений. - Мне надо знать, вскрывал ли ты мою почту.
   Джордж был человеком честным и бесхитростным, ответ сам собой отразился на его смущенном лице. Кризи расслабился, откинулся на спинку стула и отхлебнул пива.
   - Ты же сам все знаешь, Кризи, - смущаясь сказал полицейский. - Дело совсем не в личном моем любопытстве, сам понимаешь, просто работа у меня такая. Да и тебя обычным туристом назвать никак нельзя.
   - Все в порядке, Джордж. Претензий к тебе у меня нет, но мне очень важно было узнать, кто именно вскрывал это письмо. - Что-то щелкнуло у него в мозгу. - Кто еще из людей в твоем департаменте видел письмо?
   - Только я его прочел, - откровенно сказал он, - копий с него сделано не было. Я даже сам его расклеивал и заклеивал.
   Кризи улыбнулся.
   - Тебе не мешало бы на досуге побольше в этом попрактиковаться.
   Джордж улыбнулся ему в ответ, довольный, что Кризи воспринял эту историю с легкой душой, а потом снова стал серьезен.
   - Гвидо писал, употребляя очень осторожные выражения, но я все равно понял, что ты затеял. Ты, конечно, знаешь, на какой смертельный риск идешь. Очень хотел бы тебе помочь, но в такого рода делах я участвовать никак не могу.
   Кризи кивнул.
   - Тем не менее ты возглавляешь разведывательную организацию. Я так понимаю, по роду службы ты обязан доложить в центральное бюро Интерпола о моих планах, или я не прав?
   Джордж непонимающе на него посмотрел и спросил:
   - О каких планах? - Потом он взглянул на часы. - Давай допивай, а то заставишь моряков ждать. А если к восьми тебя не будет в "Глиниглз", Надя на меня обидится. И правильно сделает.
   Мужчины встали, но прежде чем присоединиться к остальным, Джордж добавил:
   - У тебя за это время появилось много друзей, Кризи, особенно на Гоцо. Каков бы ни был итог твоего путешествия, не забывай об этом.
   - Не забуду, - ответил Кризи. - Спасибо тебе за все.
   Это была ночь прощаний. Кризи собирался отвести Надю на ужин в Та Сенк, но, когда он вошел в "Глиниглз", сразу же понял, что здесь им придется задержаться как минимум на час.
   Раньше он никогда не заводил себе друзей, и теперь, войдя в бар и увидев шумную толпу, Кризи испытал странное чувство. Здесь собрались все, кого он знал, - рыбаки и фермеры, Шрейк и Бенни, братья Мицци, Пол, Лаура и Джойи. Виктор передал ему кружку пива, а Надя - полученную утром от генерала из Парижа телеграмму. Его просьба была незамедлительно выполнена.
   Кризи ощущал не только искреннее тепло окружавших его людей, но и свою принадлежность к ним, причастность к их судьбам. Печали не было, как не было и сомнений в том, уезжать завтра утром или нет. Хотя он и нашел здесь свое счастье, у него ни на миг не возникло желания пересмотреть свое решение. Он слишком долго жил и слишком много повидал на своем веку и потому хорошо понимал: стоит ему забыть о своем решении, как счастью тут же придет конец. Жить здесь дальше с мыслью о том, что задуманное осталось невыполненным, он просто не смог бы.
   Его решимость отомстить хранилась в нем, как в запертом на ключ ящике, а утром этот ящик предстояло отпереть. На протяжении нескольких предстоящих недель желание отомстить будет господствовать над всеми его чувствами.
   Но в этот последний вечер с друзьями ящик еще был заперт. Печали Кризи не ощущал. Даже Надя была весела. Он решил, что поговорит с ней позже, попытается ей объяснить свои чувства и намерения. Он обязан сделать для нее хотя бы это. Ни разу за последнее время она не пыталась отговорить Кризи от его замыслов. Ни разу - ни единым намеком, ни единым жестом. Его это немного удивляло, но он уже изучил несгибаемую твердость ее характера. Если она принимала какое-то решение, его уже ничто не могло изменить.
   Бенни принес еще одну кружку свежего пива и, обратившись к Наде, сказал:
   - Позволь мне на минуточку его у тебя увести.
   Они вышли на балкон, и большой сильный гоцианец с самым серьезным видом произнес:
   - Уомо, если тебе понадобится помощь и первому ты позвонишь не мне, я приду в бешенство.
   Кризи улыбнулся.
   - Позвоню тебе первому - обещаю.
   Бенни удовлетворенно кивнул.
   - Ты только пошли сюда, в "Глиниглз", телеграмму, Тони меня в любое время найдет.
   Они вернулись в бар, и на этот раз Кризи отвел в сторонку Пола.
   - Я тебе денег должен, Пол, - сказал он.
   - За что?
   - Ты сам отлично знаешь, - ответил Кризи. - Я жил в твоем доме больше двух месяцев и съел гору еды, а она стоит денег.
   Пол улыбнулся.
   - Хорошо, - ответил он. - Значит, я тебе был должен платить пятнадцать фунтов в неделю - именно столько получает у нас батрак на ферме. Так что, думаю, мы квиты. - Он поднял руку, чтобы прекратить все дальнейшие разговоры на эту тему. - Кризи, мне ни за что не удалось бы этим летом найти другого такого работника. Это я серьезно тебе говорю. Так что давай замнем эту проблему для большей ясности.
   Пол вернулся к остальным, и Кризи ничего не оставалось делать, как только последовать за ним.
   Через несколько минут он со всеми распрощался и вышел с Надей из бара.
   Они чувствовали себя как молодые влюбленные на первом свидании. Ни ощущения разлуки, ни горечи предстоявшего расставания не было.
   В ресторане они сели за столиком на террасе и заказали рыбу. Несмотря на великолепно приготовленное блюдо, Надя с Кризи решили, что лещ, которого запек для них Салву, был лучше. Выпив бутылку холодного вина, они заказали еще одну. Для Кризи этот ужин имел особое значение. Он знал, что уже утром его мысли будут заняты совсем другим. Надя же всем своим поведением старалась его поддержать и ободрить. Он думал о том, что оставляет на Гоцо. Ему бы очень не хотелось вспоминать о печальном, а она не давала ему к этому никаких поводов. Каждым своим жестом Надя как бы подчеркивала собственную независимость и силу. Это было лучшим средством облегчить то чувство вины, которое подспудно отягощало совесть Кризи.
   После ужина они отправились в "Барбареллу" - Кризи хотел попрощаться с Ченсу. Заплатить за напитки тот ему не позволил.
   - Сегодня вечером вы с Надей - мои гости.
   Кризи пригласил Надю на танец, но она отрицательно покачала головой.
   - Сейчас почти полная луна. Пойдем искупаемся вместе напоследок.
   Они допили, что оставалось в стаканах, вернулись на ферму и по тропинке прошли через скалы к заливчику. В холодной воде Кризи обнял Надю - кожа ее была гладкая и скользкая, как мокрое стекло.
   Она отдалась ему на плоской скале. Кризи лежал на спине, чтобы твердость скалы доставляла неудобства только ему. Но, когда Надя склонилась над ним, он не ощущал ничего, кроме ее жаркой и податливой плоти. Как всегда, они любили друг друга медленно, их страсть нарастала постепенно и равномерно. Он смотрел на ее небольшие, еще не обсохшие и блестевшие в лунном свете груди, на овал лица и бездонные глаза, прищуренные от блаженства. Они одновременно достигли пика наслаждения, она застонала и сильнее обвила его тело.
   Потом он говорил, а она сидела, обнаженная, обхватив колени руками, и слушала его, не отводя пристального взгляда от его лица.
   Он рассказывал ей о том, что собирается сделать и почему, описывал свое духовное и физическое состояние, когда приехал в Неаполь, говорил, как Гвидо и Элио помогли ему подыскать подходящую работу. Рассказывал, как складывались его отношения с Пинтой в самые первые дни, как он накричал на девочку и как потом медленно, но неуклонно их отношения развивались по восходящей и превращались в нечто большее, чем дружба.
   Кризи был странно красноречив. Наверное, впервые в своей жизни он смог подобрать правильные слова для того, чтобы полностью выразить бушевавшие в нем чувства. Может, так на него подействовала эта волшебная ночь и то, что они только что выпустили друг друга из объятий, а может, просто потому, что он любил эту женщину, которая с таким вниманием его слушала. Он нашел самые точные выражения, чтобы передать всю горечь непоправимой трагедии случившегося.
   Кризи рассказал Наде о том дне, когда девочка подарила ему на день рождения золотое распятие, сознавшись, что это, наверное, был самый счастливый день в его жизни. Его слова возвращали Пинту к жизни, и Надя понимающе кивала, когда он говорил, как девочка была весела, как много она знала и хотела узнать, о ее любви к жизни.
   И последний день он описал ей до мельчайших подробностей, как ее похитили и как она кричала из машины бандитов, когда он, тяжело раненный, ничком лежал в траве и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Потом рассказал, как очнулся в больнице, еще не зная, удастся ему выжить или нет, но страстно желая этого, потому что все время в ушах его стоял тот последний крик ребенка, полный боли.
   После этого он рассказал, как Гвидо сообщил ему о смерти Пинты.
   Когда Кризи смолк, заливчик, казалось, окутала гулкая тишина. Надя подняла лицо, и в неясном лунном свете Кризи увидел слезы у нее на щеках.
   - Я не потому плачу, Кризи, что ты уезжаешь. Я сказала себе, что не сделаю этого, по крайней мере пока ты еще здесь. - Голос ее дрожал и срывался. - Я плачу по Пинте. Мне сейчас кажется, что я знала ее так же близко, как ты. Пока ты говорил о ней, девочка предстала передо мной, как живая. Я видела ее так, будто это был мой собственный ребенок, и, когда ты говорил о ее смерти, мне отчетливо, как наяву, представилось, как это произошло, потому я по ней и плачу.
   Слова Нади принесли ему утешение. Она смогла понять, почему ему было так необходимо уехать, несмотря на всю свою любовь к ней.
   Он лишь произнес:
   - Я люблю тебя.
   - Я знаю. Только не думала, что ты мне скажешь об этом.
   - Я и не собирался.
   - А почему все-таки сказал?
   - Не знаю. Может быть, из-за того, что честно рассказал тебе о Пинте и хотел, чтобы ты знала все, до конца, потому что завтра я уезжаю. Хотя на самом деле, скорее всего, это уже никакой роли не играет.
   - Ты ошибаешься, Кризи, это имеет очень большое значение.
   Ей хотелось сказать что-то еще, но она дала себе зарок до его отъезда не плакать и не говорить ему об этом. Надя встала со скалы и повернулась лицом к освещенному луной морю.
   - У тебя есть хоть какой-нибудь шанс выйти из этой операции живым? спросила она.
   - Очень небольшой, - честно ответил Кризи.
   - Но если все же случится так, что ты уцелеешь, ты вернешься сюда ко мне?
   Надя повернулась к нему, и он встал на ноги.
   - Да, но ты меня не жди. Кончать жизнь самоубийством я не собираюсь. И если есть хоть один шанс из ста, что выживешь, это уже не самоубийство - но, Надя, в данном случае расклад именно такой. - Он шагнул вперед и обнял ее. Поэтому не надо меня ждать.