Ламур Луис. Таггарт

   А Сванти Таггат исчез. Образно выражаясь, испарился в лица земли.
   Зато апачи не испарились.
   Стоя на неровном уступе пика Индейских Жен, Пете изучал местность, а заодно и обдумывал, что делать дальше.
   Пора было пополнять припасы. Ближайший пункт — Глоуб, и если Таггарт отправился на юг, то искать его надо в первую очередь именно в Глоубе. Поездка туда выгодна и в другом отношении, потеряв цель преследования, апачи успокоятся и прекратят погоню. Спрятав бинокль в сумку, Пете вскочил в седло. Через несколько минут из каньона, расположенного как раз там, куда только что он смотрел, выехал Сванти Таггарт.
   Шойер еще довольно долго осматривал раскинувшуюся перед ним пустыню. Ее избороздило множество оврагов, каньонов, по большей части поросших густой растительностью. Он прекрасно понимал, что беглец мог спрятаться где-то здесь, рядом и, возможно, уже залег в засаде, чтобы разделаться со своим преследователем.
   Офицером полиции Пете стал лишь потому, что за поимку преступника в те времена хорошо платили. Всякая мелкая рыбешка его не интересовала, разве что в качестве осведомителей. Сфера его служебного рвения распространялась лишь на тех, за кого была обещана большая награда.
   Он никогда не убивал людей просто так, забавы ради — это ему не доставляло никакого удовольствия. Однако убить человека для него значило примерно тоже, что пристрелить койота, перепелку или песчаную крысу. Мальчишкой сражался он в Техасе с команчами. Там стал метким стрелком и научился мастерски использовать индейскую тактику боя и манеру выслеживания противника.
   Сам он против Таггарта ничего не имел, но за беглеца, живого или мертвого, назначили пять тысяч долларов, нельзя же было упустить такой куш. Деньги обещали выплатить братья Беннеты. Если бы Шойеру удалось доставить к ним Таггарта живым, то они все равно вздернули бы его. Но везти пленника через безводную пустыню, кишащую краснокожими, дело довольно-таки хлопотное.
   Многие охотники за людьми предпочитали доставлять свою добычу мертвой. Пете этого не любил: так утомительно каждый день грузить тело в седло, а если учесть жару… Просто непрактично. Более того, доставит он пленника живым — тот может снова сбежать. И тогда за него опять назначат награду и можно будет снова его ловить. Однако все весьма резонные соображения не помешали Шойеру к тому моменту, о котором идет речь, отправить на тот свет уже девять человек, не считая индейцев.
   Будучи натурой прямой и, в определенном смысле, бесхитростной, Пете не мог сказать, что руководствуется какой-либо жизненной философией. Он, верно, и слов-то таких не слышал, а если бы и услышал, то все равно не понял бы. Мотивов своих поступков не скрывал — охотился на людей точно так же, как охотился бы на бизонов, если бы за это больше платили. Охота была его стихией. Всю жизнь он за кем-то гнался, кого-то подстерегал — кроликов, оленей, антилоп, львов, медведей, бизонов, а теперь вот и людей.
   Начало всему положил случай. Однажды в ковбойском лагере, где Шойер работал, остановился проездом судебный исполнитель и объявил, что голову преступника, которого он выслеживает, живого или мертвого, оценивают в пятьсот долларов. Мгновенно подсчитав в уме, сколько надо вкалывать по тридцатке в месяц, чтобы заработать такую сумму, бывший солдат Пете пришел к выводу, что ошибся в выборе профессии.
   Он никогда не гнался за репутацией меткого стрелка, равно как и не искал себе опасного противника, чтобы проверить, кто из них окажется более быстрым и метким. Сама эта мысль показалась бы ему смехотворной. Какая выгода от такого дурацкого соперничества?
   Перестрелок всячески старался избегать. Собственно, если бы он остановился и задумался, то безусловно, пришел бы к выводу, что Сванти был вправе защищать свою землю. Но Пете Шойера не интересовало, кто прав, а кто виноват, он рассуждал просто: за человека объявили награду, деньги хорошие — надо добыть этого человека.
   Запросы у него были весьма скромные. Его привлекали женщины, он любил вкусно поесть и выпить, хотя допьяна никогда не напивался. Ему нравилось быть Пете Шойером… Гордиться тем, что он ни разу в жизни не упустил пленника и беглеца, за которым пустился в погоню. В карты играл редко, поскольку терпеть не мог проигрывать, такая трата денег для него не имела смысла. Он видел, что большинство владельцев игорных домов процветали, и предполагал, что это совсем не случайно. Сам никогда не давал своим противникам ни единого шанса на победу и не сомневался, что владельцы игорных домов действуют по тому же принципу.
   Он не знал, что значит свернуть с дороги. Выслеживать людей было для него столь же естественно, сколь естественно для гончей травить кролика. Шойер не задумывался, хорошо это или плохо. Все равно ведь объявленного вне закона кто-нибудь да поймает. Так почему не он?
   Охотник за людьми не был жесток, он был неотвратим как ураганный ветер пустыни. Его никто не мог бы упрекнуть, что со своими пленниками он плохо обращался. Пете просто не испытывал к ним ни малейшей злобы. Разве что они пытались убить его, и тогда, при первых признаках сопротивления, он сам их убивал — так ему было проще.
   К преступлениям как таковым Шойер относился равнодушно, а вот бандитов чаще всего от души презирал. Как правило, все они попросту были неудачниками, только болтали о том, как сорвут крупный куш, а сами тем временем влачили существование в нищете и вечном страхе, быть схваченными. Жилища их утопали в грязи, в постелях кишели клопы, еду они готовили второпях, постоянно прислушиваясь, нет ли погони. Все это вызывало у Шойера чувство брезгливости. Он был приверженцем совсем другого образа жизни. К тому же твердо знал, что преступления хорошо оплачивают — ему-то платили.
   Психологию преступников, которых разыскивал, Пете представлял отлично, поскольку были они точно такими же хищниками, как его прежняя добыча — львы, медведи, волки. Шойер безошибочно вычислял, что потребуется беглецу и куда тот за сим отправится. На всякий случай он постоянно вполглаза присматривал за местами, где можно было найти хоть какую-то поживу. Еще он без устали собирал всякие сведения о каждом бандите, его друзьях, родственниках и излюбленных убежищах. Поэтому обычно с заданиями справлялся играючи.
   Все женщины, с которыми он имея дело, принадлежали к разряду тех, кому можно заплатить и уйти, ничем не связывая себя. Офицер полиции был доволен своей жизнью — он ел, пил, спал с женщиной, когда ему того хотелось, а время от времени позволял себе расслабиться и побездельничать малость. Нет, ни на какой другой работе он так хорошо не устроился бы.
   Пете мастерски владел винтовкой и револьвером — уж если стрелял, то наверняка; слыл искусным следопытом. И вот теперь Таггарт неожиданно создал ему проблемы, с какими редко доводилось сталкиваться. Мало кто из преступников рискнул бы в одиночку сунуться в страну апачей. Сперва Шойер почти не сомневался, что найдет беглеца убитым и изувеченным до полной неузнаваемости.
   В первый раз охотник за людьми сбился со следа Сванти в каньоне Скотокрада, потом— близ Аква-Фриа. Но он и не собирался сдаваться — не упускать же пять тысяч долларов, самое крупное вознаграждение, какое ему только случалось получать. Но разгадав, что Таггарт движется на восток, в самое сердце Индейской Территории, понял, что гонится за незаурядным преступником, незаурядным человеком.
   Покинув свой наблюдательный пост близ пика Индейских Жен, Пете поскакал в Глоуб.
   Но он не сомневался, что вернется.

Глава 6

   Под утро Таггарт внезапно проснулся. Лежа неподалеку от двери в конюшню, замер, держа руку на кольте. Потом услышал, как тихонько отворяется дверь дома. Оттуда кто-то вышел и направился к источнику. Прислушавшись, различил легкий шелест юбок.
   Тут только Сванти вспомнил, что вечером, когда умывался и пил, полностью израсходовал воду и забыл наполнить ведро заново.
   Вскочив, он шагнул прямо в звездную ночь, замер на мгновение, ожидая, не раздастся ли какой-нибудь посторонний звук, и поспешил вдогонку шедшей за водой женщине.
   Подходя к источнику, он услышал, как ведром зачерпнули воду, как зазвенели капли, разбиваясь о камень, как воду вылили обратно. Хозяйка явно хотела получше смочить ведро, чтобы вода подольше оставалась холодной… Потом раздалось журчание струи, падающей на дно из самого родника.
   — Разрешите донесу ведро, — сказал Сванти. — Простите, я должен был набрать его вечером.
   — Вы с ног валились от усталости… — отозвалась Мириам. — Почему вы не спите?
   — Наверное, выспался. Привык рано вставать.
   Они стояли вдвоем во тьме. Оба ощущали некоторую неловкость и не знали, что сказать.
   — А он рано начинает работать?
   — Адам? Старается уйти на рудник, пока не рассвело, чтобы его никто не заметил. Знаете, мы тут так и живем — лишь бы не попасться никому на глаза, лишь бы не оставить следов. Стараемся как. можно меньше ходить.
   — Но вам же нужно как-то пополнять припасы?
   — Приходится. Конни знает травы… Собираем их в каньоне и на горах. Всегда держимся настороже.
   — Она индианка?
   — Мексиканка, но выросла среди апачей. Смертельно боится их.
   Сванти поднял ведро и вместе с Мириам направился к хибаре.
   — Я остаюсь, — сообщил он. — Моему коню нужен отдых.
   — А потом?
   — Кто знает? Быть может, как и собирался, поскачу в Моренси, а не то поверну обратно на запад. Когда за тобой гонится такой человек, как Пете Шойер, приходится все тщательно обдумывать. Он читает следы почище любого апача, а еще он читает мысли того, за кем охотится. И стоит тебе заранее наметить маршрут бегства, он уж непременно его вычислит и схватит тебя. Беглец пытается сдвоить след, или, если едет по воде, чтобы не оставлять следов, то выходит на ту же сторону, откуда вошел. Шойера такими штучками не проведешь.
   — Не понимаю, почему.
   — Я тоже, но так оно и есть. Поэтому когда удираешь, нужно поставить преследователя в тупик. Сперва делаешь так, потом как-то иначе. Самое главное — нельзя слишком спешить, пытаться ехать очень быстро… надо тщательно обдумывать путь, несколько раз поступить так, как преследователь от тебя совсем не ждет, а потом — самым обычным образом, как любой поступил бы на твоем месте.
   — Звучит довольно-таки запутанно.
   У двери они помедлили. Обоим не хотелось обрывать беседу.
   Мириам прошептала:
   — То, что вы рассказали про Тома Санифера… правда?
   — Я уже слышал о дуэли до приезда в Кроун-Кинг, там мне сказали об этом еще раз. Такие истории долго не забываются. Думаю, что правда.
   — Не рассказывайте об этом… Мы ничего и не знали, ни я, ни Конни.
   — По слухам, была замешана женщина.
   Девушка потупилась, уставившись на блики, мерцающие на темной поверхности воды в ведре.
   — Так Адам все же наказал его… Меня это не удивляет.
   Таггарт открыл дверь, и они вошли в дом. Из дальней комнаты послышались какие-то шорохи. Он опустил ведро на стол у стены, где висел черпак. Комнату освещала единственная свеча.
   Став на колени у очага, Сванти разворошил еще тлеющие угли, припорошенные золой, чтобы не остыли за ночь. Сверху он положил несколько веточек, кусок коры, пару-другую поленьев. По дровам заплясало пламя, тонкие алые языки жадно потянулись к коре. Таггарт посмотрел на стоящую рядом Мириам. Глаза их встретились. Он поспешно отвел взгляд, а затем поднялся и направился к двери.
   — Через несколько минут будет кофе.
   — Хорошо.
   Беззвучно закрыв за собой дверь, Таггарт отправился к конюшне. Обычно, если условия позволяли переодеваться, он вместо сапог носил мокасины — они удобнее, ноги в них не потеют, а если ночью приходится вставать, то в мокасинах шаги легкие и бесшумные.
   Войдя в стойло, Сванти задал коню корма, несколько минут ласково поговорил с ним и отвел к воде. Вернувшись к кормушке, проверил, где седло, и прислонил винтовку к дверному косяку, чтобы можно было в любой момент схватить ее.
   Каньон уже сделался серым… Все кругом было отчетливо видно, хотя солнце еще не встало. На небе, словно лампы, которые забыли потушить с рассветом, висели последние звезды.
   Некоторое время Сванти прислушивался, а потом побрел к выходу из каньона. Укрывшись среди скал, долго осматривал окрестности. И не только искал признаки появления Шойера или апачей, но и старался запомнить каждую низинку, каждый утес, каждую особенность рельефа, которая могла либо пригодиться, либо, наоборот, помешать. Исход любой схватки на две трети решает знание местности, а Таггарт твердо решил не упустить свой шанс.
   Завтракали молча. Покончив со своей порцией, Старк глянул на Сванти.
   — Ты остаешься?
   — На время.
   — Отлично. — Старк поднялся из-за стола. — Когда придет время, Мириам покажет тебе путь на вершину Рокинстрау… Мы стараемся держаться скрытно. Если кругом снуют индейцы, мы вообще не шумим и не разжигаем огня. А во все остальные дни ведем наблюдение с вершины горы.
   Старк ушел первым. Таггарт последовал за ним. Консуэло посмотрела ему вслед, а потом перевела взгляд на Мириам.
   — По-моему, он тебе понравился.
   — Я совсем не знаю его, — запротестовала Мириам.
   И все же Консуэло была права… А ведь как давно уже ни один мужчина не волновал ее!
   — Он настоящий боец, — произнесла Консуэло. — Не то, что Адам.
   — Да что ты знаешь об Адаме? — Мириам неожиданно охватил гнев. — Ты о нем вообще ничего не знаешь. Настоящий мужчина не кричит на каждом углу, какой он отважный, его поступки говорят сами за себя.
   — Не знаю, о чем там молчит Адам, — отозвалась Консуэло. — Но он же не оборвал Тома Санифера, когда тот прямо передо мной заявил ему, что собирается делать. А Адам сидел себе сиднем! Что бы делал Адам, если бы Том Санифер приехал сюда за мной?
   — Прогнал бы его или убил, — отрезала Мириам. — А если не он, так я. — Тут она даже остановилась, поразившись тому, что слетело у нее с языка, а потом добавила: — Да и любого вроде него тоже. Ты просто дура, Конни, не понимаешь, за какого замечательного человека вышла замуж. Ты как ребенок — цепляешься за всякие побрякушки и мишуру. Поверь мне, воздушные замки рухнут и ты останешься ни с чем.
   — Я об этом уже думала, — рассудительно заверила ее Конни, — но у меня внутри какая-то пустота, ее надо чем-нибудь заполнить. Что женщина получает на своем веку? Кучу хлопот, немножко веселья, танцев, куда больше слез, и совсем чуть-чуть радостей в постели с мужчиной. А потом она умирает. Я никогда не была в театре. Я хочу развлекаться, слушать музыку, носить роскошные вещи, быть в центре внимания… — Консуэло помолчала. — Хочу красиво пожить прежде, чем умру.
   — А дети?
   — Да. Об этом я тоже думала. Наверное, я дурная женщина. Я хочу сильного мужчину. Не беда, если даже он причинит мне боль. Адам славный, но испугался же Тома Санифера. Адам твердит о том, что будет завтра, но откуда мне знать, придет ли оно завтра? Почем я знаю, что случится? Мне нравится носить модные платья, которые не я сшила, есть еду, которую не я приготовила, встать с постели и не думать о том, что ее надо заправить. А завтра — что будет, то будет, зачем загадывать.
   — Но ведь завтра наступит все равно, думаешь ты о нем или нет.
   — Я, наверно, действительно глупая. Но если сегодня у меня будет все, завтра меня не волнует.
   — Думаешь, Том Санифер тебе что-то даст? Или хотя бы попытается?
   — Том сказал Адаму, что придет за мной, а Адам ничего не сделал. Что это за муж?
   Мириам так и подмывало сказать ей правду про Тома и Адама, но она не решилась. Важно, чтобы Консуэло сама поняла, с каким надежным защитником связала свою судьбу. И все же удержаться она не смогла.
   — Тебе известно, зачем Адам в тот раз ездил в Форт-Боуви?
   Консуэло обернулась, ее темные глаза сверкали.
   — Потому что струсил! Боялся, что Том вернется?
   — А вот и нет, — заметила Мириам.
   — Мне это не интересно, — выкрикнула молодая женщина. — Я хочу уехать. Я боюсь. Боюсь каждый день и каждую ночь. Если Адам не отвезет меня назад, уеду одна. Или… — ее глаза снова вспыхнули, — уговорю сеньора Таггарта взять меня с собой.
   Острая злость иглой пронзила Мириам, да так, что у нее аж спина похолодела. Однако быстро взяв себя в руки, она даже головы не повернула, как стояла, так и продолжала стоять. Но внутри у нее все бушевало. Она-то лучше других знала, какое действие оказывает Консуэло на мужчин. Сама не раз видела. Ни один из них не устоял, ни один не мог остаться равнодушным. Консуэло была превосходно сложена, а глаза ее, темные, глубокие, били наповал. К тому же своими достоинствами она умела пользоваться.
   — Неужели ты думаешь, что он остался из-за тебя? — продолжала нагнетать обстановку Консуэло.
   Мириам вспомнила тихий разговор в ночи и вдруг осознала, что любит Сванти Таггарта. Какая-то ерунда… Как можно полюбить едва знакомого человека? Но той ночью между ними что-то произошло, что-то их сблизило. Неужели такое возможно? Он тогда даже не видел ее.
   — По-моему, он остался потому, ему надо было остаться, — ровным голосом ответила Мириам. — И думаю, уйдет, когда того пожелает. Но мне не верится, что при этом он уведет чужую жену.
   — Ха! — фыркнула Консуэло. — Ты так считаешь? Глупа ты, а не я.
   Уходя из дома, Сванти захватил с собой винтовку, бинокль и фляжку. Сперва направился в глубь каньона, за часовню, где отвесные стены, казалось, пронзали небо, затем стал взбираться по скалам. Дважды ему приходилось подтягиваться на руках на высоту в восемьдесят футов. Выбравшись из ущелья, он направился вдоль обрыва и скоро оказался высоко в горах к юго-востоку от Рокинстрау. Перед ним открывался великолепный вид на много миль вокруг. Усевшись в тени толстого кедра, он положил винтовку на колени, вооружился биноклем и около часа изучал местность.
   Пожалуй, ему посчастливилось найти надежный тайник, где можно переждать житейскую бурю.
   Нахлобучив шляпу и сделав самокрутку, Сванти продолжал свои исследования. К северу от него простиралась пустыня, которую он пересек. А когда, прищурившись, перевел взгляд на юг, то ему показалось, что различает тоненькую струйку дыма — должно быть, Глоуб… Ведь в таком чистом воздухе видно далеко.
   Обнаружить следы деятельности Старка, как ни искал, он не смог. Должно быть, золотоискатель был надежно укрыт от посторонних глаз в каком-нибудь из каньонов.
   Мысли Сванти вернулись к двум женщинам. Эта мексиканочка… просто чудо какая прелесть. Прямо скажем, Таггарт не совсем понимал, что происходит в доме, приютившем его. Очевидно, Старк не сообщил ни одной из дам, что убил Санифера. Может статься, он именно поэтому и увез их в пустыню, чтобы они ничего не услышали.
   Мириам, казалось, не возмутилась… скорее, известие ее даже порадовало. Значит, не она та самая женщина, что, по слухам, замешана в этом деле. И не могла быть ею. Такая девушка, как Мириам, без тени смущения ушла бы за любимым мужчиной, если бы пожелала того. Но Том явно не стоил ее. Она самостоятельная, гордая… но все же настоящая женщина до мозга костей.
   По склону перед самым носом Таггарта пробежал пустынный петушок. Он остановился на мгновение, покачивая хвостиком и поглядывая на человека внимательными черными глазами. В небе парил канюк. Вдали над горами клубились черные тучи. В пустыне уже давно царила засуха… Год выдался одним из самых засушливых за много лет. Если бы теперь прошел хороший дождь! По склонам хлынули бы потоки, и все следы, которые еще могли остаться, смыло бы раз и навсегда.
   Даже здесь, всего лишь в нескольких футах от каньона с часовней, Таггарт с трудом мог различить его. Святые отцы и впрямь выбрали себе потайное место на славу.
   Но беглец не обрел еще ни свободы, ни безопасности. Он слишком хорошо знал, что не может позволить себе расслабиться и забыть об истинном положении дел. Пете Шойер не из таковских, чтобы сдаться и прекратить столь многообещающую погоню. Даже если он и прервется на время, то, как только сможет, непременно вернется.
   Таггарт поднялся и пошел поперек склона, не обращая внимания на сердитое дребезжание гремучки. Змея свернулась в тени, которой, кстати, следовало бы придерживаться и Сванти… Пустыня безжалостна: несколько минут под прямыми солнечными лучами убили бы любую гремучую змею.
   Дважды из-под ног выпрыгивали кролики… Надо бы, подумал Таггарт, расставить несколько силков поодаль от каньона. Один раз попались оленьи следы.
   Краем глаза уловив чуть ниже по склону, неестественно быстро качнувшуюся ветку, он замер и стоял, пока наконец не увидел Консуэло. В плетеную корзинку она собирала с пустынных растений то ли семена, то ли что-то еще. Двигалась молодая женщина скрытно и осторожно, как индианка, с непринужденной грацией дикого животного. Шестое чувство подсказало Сванти, что мексиканка знает о его присутствии. Неужели первой заметила его?
   Человеку, чья жизнь зависела от того, чтобы самому замечать все первым, открытие это показалось малоприятным. Опустившись на землю, Таггарт принялся наблюдать за сборщицей. Он вспомнил, как минувшим вечером она подняла глаза и их взгляды встретились. Какая бездна, таящая вызов ему, открылась! Да, Конни — воплощение истинной женственности… Но как опасна!
   Таггарт еще раз осмотрел дальние склоны гор. Взор его медленно скользил по холмам, в поисках малейшего диссонанса, несоответствия в природе. Кругом было тихо и спокойно, только на горизонте все выше и выше громоздились тучи. Похоже и вправду собирался дождь.
   Быстро вскочив на ноги, Сванти направился к Консуэло, стоявшей к нему спиной. Он нисколько не сомневался, что она знает о его приближении, ступал легко и бесшумно. Ни один камешек, ни одна ветка не издали звука под его ногами. На нем были мокасины апачей. У них хоть подошва и тверже, чем на мокасинах равнинных индейцев, но все же позволяет чувствовать землю.
   Один раз Таггарт остановился, чтобы снова оглядеться. Канюк все еще кружил в вышине. Потянул легкий прохладный ветерок, пахнущий дождем. Тучи пронзила молния. Над дальними каньонами прокатился гром. Многократно усиленный эхом, он заметался между скал.
   — Вам лучше вернуться, — произнес он, подходя к Консуэло; — Надвигается буря.
   — Мне это нравится.
   Ветер играл ее юбкой, закручивая ткань вокруг стройных лодыжек, развевал по плечам черные волосы, забирался под свободную блузу, обнажавшую красивую шею и гладкие смуглые плечи. Молодая женщина подняла голову навстречу грядущей грозе, подставила лицо ветру.
   Синеву туч снова прорезала молния. Сильный порыв коснулся скрипок кедровых лесов, едва слышно загудели иглы чоллы. Вдали на склоне горы, предвестником близящегося урагана повисла серая пелена дождя. Она исчезла так же быстро, как и возникла.
   Таггарт ждал, не появится ли кто между ними и бурей. Воздух был изумительно прозрачен, а нависшая над головой тяжесть неба придавала всему странно нереальный вид, привычная картина пустыни как бы растаяла, исчезла, ее сменил неведомо откуда проступивший зачарованный лунный пейзаж.
   Так они и стояли в молчании, все ближе и ближе притягиваясь друг к другу в ожидании бури, завороженные грандиозным зрелищем. Дождь смоет следы, обрадовался беглец и горячо взмолился о дожде, забыв о том, какие беды может принести с собой гроза.
   Если Пете Шойер находится где-то поблизости, то сейчас ему самое время позаботиться об убежище. Но где он, этот Пете?
   — Кажется, гроза быстро приближается, — сказала Консуэло, однако даже не сделала попытки уйти. Сванти тихо стоял рядом.
   — Вы скоро уедете? — вдруг спросила она.
   — Через несколько дней, неделю… может, чуть больше. Еще не знаю.
   — Везет же вам. Я ненавижу это место… Ненавижу!
   Таггарт ничего не ответил, наблюдая, как громоздятся сизо-черные тучи, складываются в огромный сказочный замок, зловещий и угрожающий, низвергающий бесчисленные стрелы молний и дождя.
   — Пора домой, — наконец сказал он и взял спутницу за локоть. И тут же пожалел о неосторожном жесте. Поистине эта женщина сама исторгала молнии и громы.
   Через несколько шагов узкая тропа заставила их разойтись. Теперь Сванти старался не подходить к своей спутнице слишком близко. Полушагом, полубегом они спускались по склону, взволнованные надвигающейся бурей и тайной возникшего между ними невидимого глазом общения.
   Остановившись перевести дыхание на узеньком выступе перед тропинкой в глубь каньона, Консуэло подняла на Таггарта взгляд колдовских черных глаз и выдохнула:
   — Думаю, тоже скоро уеду. У меня такое чувство… Если останусь здесь, то умру. Мне страшно…
   Она начала спускаться по тропинке, и он, бросив последний взор по сторонам, поспешил вслед за ней. Когда они достигли дверей каменного дома, на землю уже упали первые редкие капли. А стоило Сванти и Консуэло юркнуть внутрь, как с небес с ревом обрушился ливень.
   Таггарт знал, такие дожди обычно бывают яростными, но короткими, однако временами могут и затягиваться. А где же прячется Адам в такую жестокую непогоду?
   Он заметил быстрый, испытующий взгляд Мириам, скользнувший по ним, едва они вошли.
   — А где Старк? — спросил он. — Возле рудника можно укрыться?
   — Там есть небольшая пещера… Скорее навес из скал, зато под ними сухо. — Мириам хлопотала у огня. — С ним все будет в порядке. Уверена, Адам заметил приближение бури раньше, чем любой из нас.