Страница:
Выступил вперед Ангкха-Даум, поклонился Властителю Рагнахаллю и сказал так:
«Боги слушают, боги говорят твоими губами, о Рагнахалль. Ты мой брат, ты мой старший брат. Никогда не поставлю я себя перед тобой, никогда не назову себя выше, никто не усомнится в отваге твоей. Лучшая часть добычи будет твоей по праву. Вот красной кровью своей, цветом моей родины скрепляю я эти слова.»
Разрезал Ангкха-Даум руку свою и пролил кровь на землю на глазах у воинов двух Доменов. И Красные воины впервые нарушили молчание, и били мечами о ножны и кричали «Гохх! Гохх! Так хорошо!»
Оранжевые же воины молчали, а иные говорили: «Недоброе это дело», а иные говорили: «Вот хорошо, это мудро. Будет добрая драка, и славная добыча уже ждет». А Хальгар Три Меча сказал: «Дурное вы замыслили, и не будет в том славы, и не видать нам удачи, но я пойду с тобой, отец.» И не было единодушия среди детей Туманного Берега.
Видел то и слышал величайший из великих воинов, Преображенный Витязь Глориан дан Лориделл, что помнил еще времена Начальные. И земли, и народы до Первого Передела помнил эльфийский мастер боя, первого Принца Белого Запада, великого Селекса наставлял он в Мальрене, великие маги смиренно спрашивали его о непостижимых тайнах мира, и говорили, будто на своем крылатом коне, что быстрее орла мчался по небу, улетал Глориан за пределы мира. Далеко на восток улетал он, туда, где впадает Западная река в безграничное море и дальше нет более земли, а только волны и небо, и могущество богов вселяет трепет в сердца смертных. Так говорили о непревзойденном Глориане.
На своем быстрокрылом коне взлетел он на неприступный утес у Сандерклиффа, смотрел и слушал, а потом крикнул из поднебесной выси: «Не ждите, глупцы, что сохранится содеянное вами в тайне! Будут ждать вас в Ингерраре, и Белые пристани узнают о тех, кто движется на них!»
Взвыли орколаки, теряя человечий облик, и в бессильной ярости своей обратились в черных летучих мышей. Но медленно летят черные мыши и нет у них сил для жестокой битвы в небе. Только клочки шерсти да капли крови упали на землю, а крылатый конь, что понимал слова хозяина, радостно заржал. Тогда закричал Ангкха-Даум «Убейте его!», и взмыли в небо тучи черных стрел с багровым оперением. Но крылатый конь, чье имя, говорят, было Арет, поднялся выше самой быстрой стрелы, и упали бессильные стрелы обратно на землю. Звонко засмеялся Глориан, поднял мощный лук эльфийский и пустил вниз не знающую промаха стрелу. Пронзила стрела плечо Сохрира Стальная Ладонь, жестоко ранила Оранжевого Витязя. А Глориан с хохотом унесся прочь. Словно теплый восточный ветер трай, унес его на запад верный Арет.
Не в эльфийские земли полетел Глориан, а в обильный и щедрый Айнал, что был ближе. И встретил он там мага Белого домена, могучего Сагастена, и говорил с ним.
Так стало известно о союзе орков и прибрежников, о братстве Ангкха-Даума и Рагнахалля, что потом прозвали Пламенным Союзом, ибо Красный и Оранжевый цвета соединились в нем, а потом присоединился к ним и Желтый, но об этом еще будет сказано довольно.
Немало встревожился Сагастен от сего известия, и просил Глориана о помощи. И сделали они вот что: Глориан оседлал могучего коня с зеленых пастбищ Айнала и поскакал в светлостенный Мальрен и высокий храм Дейненделльский с вестью о грядущих битвах. Быстрокрылого же Арета вручил он заботе спешно прибывшего в Айнал молодого Хирали. Хирали обласкал Арета, подружился с ним и направил полет свой в Теннан, что на юг от Белой Гавани. А Сагастен неуловимым глазу колдовским шагом направился в Дианар, и был там в тот же день к вечеру.
Тень легла на чело благородного Денхира, когда узнал он о Пламенном сговоре. Четырнадцать Знамен привел Ангкха-Даум под стены Сандерклиффа, а ушел оттуда с армией в двадцать девять Знамен. Давно не слышали о столь огромном войске на берегах Западной, с темных Начальных Времен не грозила столь великая битва полководцам. Понимал Денхир, что Белым Пристаням не выстоять перед таким штурмом, но если направить на восток подмогу, достатную числом и умением, то беззащитными оставались города Белых Корабелов. Уже тогда называли так народ Белого Запада, ибо и люди Белого Востока были искусны в делах реки и моря, но все же были они только мореходами, кораблей же, равных сошедшим с верфей Сапфира, не знали волны и ветер.
Целую ночь думал благородный Денхир, а когда настало утро, призвал он к себе любимого сиблинга своего, принца-бастарда Вейгена, и сказал ему: «Направляйся, возлюбленный брат мой, тотчас же в Харденанг, и садись на корабль самый быстрый. Обгоняя ветер и течение, не щадя парусов и весел, спеши к Белым пристаням, а оттуда – к Теннану. Вели юному Хирали тотчас возвращаться домой и спешить за мной к пограничному Ингеррару. Туда поведу я войска. Ты же возьми быстрого Арета и лети в далекий и удивительный город Дастардварт, Звезду-меж-скал. И не жалея слов и посулов, золота и самоцветов не жалея, склони низкорослых горцев к союзу против пришельцев с юга. Если удастся тебе столь великое дело, обречены будут войска Рагнахалля и орды Ангкха-Даума. Спустятся с гор владыки Секиры, вместе с братьями нашими, Белыми Мореходами, защитят они проходы к Белым Гаваням от волчьих всадников. Корабли же Сандерклиффа неизмеримо уступают нашим. А попробуют дерзкие напастники обойти Лиаменну с юга – встретят их наши Знамена у Ингеррара, а Глориан приведет туда же великую подмогу из Леса всех лесов. Спеши, брат мой!»
И тут же отправился в путь могучий Вейген.
Владыки Белой Гавани склонились перед ним и молили: «Выполни веление Властителя Денхира, спаси нас! Хоть это и невиданно, отдадим мы тебе Желтый плащ нашего Домена, и не превзойдет тебя по славе никто на обеих берегах Западной! Возлюбленную принцессу нашу, юную Ауренну отдадим мы в жены наследнику Хираму и не возьмем выкупа, в приданое же дадим три тысячи слитков самого чистого золота, что хранится в золотых ларцах, не соприкасаясь с серебром с тех пор, как вышло из тигля.» И помчался дальше неутомимый Вейген. Оседлал он славного Арета (а тот признал его сразу, как достойного и могучего витязя), простился с юным Хирали и отправился в великие горы на юго-востоке, вотчину Желтых гномов. А первые Знамена Красного домена уже подходили к Гномьим горам с юга, и снаряжал свои корабли богатырь Рагнахалль.
И достиг принц Вейген загадочного Дастардварта, города, высеченного в скале, города, к которому нет пути, а попасть в него можно, как водится у гномов, либо тайными тоннелями, либо с воздуха. Опустился Арет на городскую стену, и повелел Вейген стражникам оповестить Желтых Владык о своем прибытии.
И провели его с почестями в тронный зал, и увидел он Белого Мудреца, Короля Горы, Властителя Даугмира. Никогда не вступал Даугмир в бой, никогда не угрожал ему противник, оттого был он самым древним владыкой среди народов Радуги. Когда вступил на престол великий Селекс, никто уж не мог счесть годы Даугмира. Сам царственный Энселиэрн, Владыка Леса, признавал: когда он юношей впервые услышал имена правителей, Даугмир уже был старше самых старых деревьев.
И не дрогнув, приветствовал Вейген Владыку Даугмира, коего звали еще Вечный Гном, и сказал ему слова дружбы и предложил союз. И ответил Даугмир:
«Учтивы и разумны речи твои. Но не отвечу я на них сразу, сперва же предложу тебе взглянуть с нами на нечто; уверен, тебя это позабавит.»
И хлопнув в иссохшие ладоши, призвал он великих подгорных магов, и приказал: «Раскройте нам Ворота Созерцания.»
И распахнули маги в воздухе чародейские Ворота, и увидел Вейген бурые скалы, выжженные солнцем, а на площадке среди скал молодой гном в синем плаще, с сапфировым венцом на голове, ласкал дивного крылатого зверя, имя которому грифон, и лапы у него, как у льва и как у дракона, а голова как у орла, только с пышной гривой, и тело, как у осла, но сильное и с огромными крыльями, а в крыльях тех перья, как у птиц.
Сказал Даугмир, коего чтили еще как Даугмира Непреходящего:
«Долго живем мы на свете, принц Вейген, и успеваем видеть дела потомков наших. Есть в нашем языке слово «тар», означает оно «внук внука». Тот, которого ты видишь – тар-таритар мой, Синий Предводитель Греир, командир Синего Легиона. Взял он с собой Глаз Востока, оттого можем мы видеть, что делает он. Но смотри, кто пожаловал к нему в гости.»
И увидели все, кто собрался в Тронном Чертоге Дастардварта, как спускаются с неба к Греиру черные летучие мыши, числом восемь, а в лапах держат они бычью шкуру, на шкуре же стоит воин в красных доспехах и белом плаще. Был то сам Ангкха-Даум, и соскочил он со шкуры на скалы, и приветствовал Греира поднятой рукой, и обнялись они, и пошли среди скал. Ангкха-Даум дружески держал Греира за плечо, и говорили они, улыбаясь.
Сказал старый Даугмир:
«Ты правильно понял то, о чем молчишь сейчас, принц Вейген. Опередил тебя гонец Красного домена и предложил союз, и я принял этот союз. Сейчас там, в южных горах, тар-таритар мой Греир скрепит этот союз по нашим обычаям, а уж завтра легионы Гор двинутся на ваших восточных родичей, прокладывая дорогу волчьим всадникам. Так что прости, принц Вейген, тебе я вынужден отказать. Закройте Ворота Созерцания».
И тут не содрогнулся могучий Вейген, но сказал с достоинством:
«Я слышал и понял твой ответ, Владыка Даугмир. Ну что ж, позволь мне с тобой проститься; надеюсь, что встречусь с твоим доблестным потомком на поле боя».
Кивнул в ответ старый Даугмир и молвил:
«Верю, что так бы ты и поступил, принц Вейген. Но я не могу тебе позволить рассказать о виденном здесь в Белой Гавани. Если слышал ты рассказы о коварстве гномов, о жестоких и беспощадных их нравах, то знай: это все правда. Обычаи наши непостижимы для людей, но полны мудрости, а мудрость жалости не ведает. Сейчас же ты, принц Вейген, умрешь, сраженный ударом в спину. Оглянись: вот гибель твоя за плечами.»
Оглянулся могучий Вейген, выхватывая меч, и в этот миг старый Даугмир ударил его меж лопатками стальным острием своего посоха. Страшно закричал могучий Вейген; услышал этот крик славный Арет и тотчас же прыгнул со стены, а погнавшиеся за ним сторожевые грифоны быстро отстали. Так умер в Тронном Чертоге Дастардварта могучий Вейген, Желтый принц-бастард Белого домена. И все же стало известно о предательстве гномов, хоть и пошли они на подлое убийство, дабы коварство свое утаить.
Утро поднималось над стенами Ингеррара, когда вихрем влетел славный Арет во двор замка, и рухнул на колени перед Глорианом, что привел первый отряд эльфийских лучников на подмогу наследнику Хираму, принявшему командование гарнизоном. Глориан обхватил голову Арета руками, и смотрел ему в глаза, и говорил с ним на древнем эльфийском языке, и многое понял, а об остальном догадался. И встал витязь Глориан, и сказал:
«Обнажите клинки в прощальном салюте; храбрый Вейген пал во дворце Владыки Даугмира, а Желтый домен присоединился к врагам нашим.»
Содрогнулись и Восток и Запад от этой вести, не могло быть горше известия в те дни. А более других страдала прекрасная Амери, думая о Вейгене и вспоминая, сколько горестей доставляла она бастарду своим презрением. И решилась прекрасная Амери на то, что умножило ее славу в веках.
Дождалась она, когда Властитель Денхир собрал могучее войско и повел его в Ингеррар. Воспользовалась она тем, что и Сагастен, и Хирам были уже в Ингерраре, а юный Хирали еще не добрался в столицу из Харденанга. Темной ночью поскакала прекрасная Амери в Сапфир. В мужском платье была она, сопровождал ее один лишь верный оруженосец. Два дня спустя была она уже в крепкостенном Сапфире, а царственный супруг ее Денхир еще лишь выводил войска из Дельфоса, где просил благословения богов для грядущей битвы. И сказала Амери жителям Сапфира:
«Кто осмелится пойти со мной в лихой смертельный набег, чтобы отмстить за смерть великого воина Вейгена? Ничем иначе не искуплю я свою вину перед ним. А если никто не пойдет за мной, одна совершу я то, что должна совершить».
Но ответили моряки Сапфира: «Выбирай кого хочешь. Любой из нас пойдет с тобой на смерть.»
Выбрала Амери самых дерзких и отважных, взошли они на быстрый корабль и в безлунную ночь пересекли Лиаменну, оказавшись в предутренней мгле у причалов Хьяридейла, что на языке прибрежных жителей значит Виндвеллинг, Обитель Ветра.
Тихо и безлюдно было на пристани, спали белокурые гиганты-стражники и воины, что должны были плыть на крутобоких драконах, когда отважные корсары Амери с факелами в левой руке и клинками в правой прыгнули на дощатые причалы. И вспыхнуло дерево, и когда проснувшиеся прибрежники бросились к кораблям из казарм, добраться до них уже нельзя было. Сгорели причалы, пылали доки и верфи, а драконы беспомощно стояли на якорях в середине залива. И вступили корсары Амери в беспощадный бой со стражей на кораблях, и поджигали каждый корабль, который захватывали. И так сожгли они все корабли, кроме четырех, девятнадцать кораблей сожгли они. Не стало флота у Рагнахалля. И не стало воинов у Амери. А когда осталась она одна, подожгла она свой белопарусный корабль и направила его меж уцелевших драконов. Забросила она якорь на мачту левого дракона, сама же с мечом и факелом прыгнула на борт правого. И вспыхнули еще два чернобортных корабля богатыря Рагнахалля, и не могли их потушить стражники. А прекрасная Амери не подпускала к огню прибрежников с мехами, полными воды. Одиннадцать воинов сразила она, стоя среди огня, и была ранена четыре раза. А когда вонзила она меч в грудь двенадцатого воина, рухнула под ней пылающая палуба. Так погибла прекрасная Амери, и ценою жизни своей отвела она угрозу от берегов великой Западной. Только два корабля остались у Рагнахалля, сгорели на них паруса, изломаны были весла, да и не могли теперь сражаться они с флотом Сапфира, тем паче – с объединенным флотом Востока и Запада. А Властитель Денхир потерял всего один легкий корабль и четыре десятка отважных моряков. Но великой потерей для Домена была гибель прекрасной Амери.
И все же стало так, как хотел благородный Денхир. Разъединены оказались Знамена Оранжевые и Знамена Красные. Волчьи всадники уже прошли сквозь Гномьи горы, не поспевала бы за ними медленная пехота Сандерклиффа. И разъяренный Рагнахалль поспешил искать мести к стенам Ингеррара.
Пять дней спустя привел он пятнадцать Знамен на пограничные земли и вступил во владения Властителя Денхира. И еще день спустя подошел к Ингеррару. А Багровый Бич, храбрый Ангкха-Даум, посылал своих летучих мышей вперед, чтобы известили они его о приближении Оранжевых кораблей, но возвращаясь и преображаясь, орколаки только разводили руками; и терял время Багровый Бич, не решаясь идти на землю Мореходов – а с ним и Греир. Привел Греир с собой два Легиона, и в каждом было по четыре Знамени гномов-секирщиков. Двадцать два Знамени таились в северных отрогах Гномьих гор, да пятнадцать вышли из Гиблых болот у Ингеррара: а всего у Пламенного союза было тридцать семь Знамен, готовых к штурму и разбою. Но не решался Ангкха-Даум двигаться дальше на север, и не понимал он, почему медлит Рагнахалль.
А дети Туманного Берега тем временем пошли на штурм стен Ингеррара. Четыре Знамени защищали город: Знамя гарнизонной тяжелой пехоты, да Знамя легкой конницы, что привел с собой принц Хирам, да Знамя копейщиков, предводительствуемых магом Сагастеном, да почти Знамя эльфов, стрелков из лука, но с ними был Преображенный Глориан дан Лориделл и его верный Арет.
Два штурма выдержали стены Ингеррара, и с немалыми потерями отступали Оранжевые бойцы. Чуть более тринадцати Знамен оставалось у Рагнахалля, когда в утро перед третьим штурмом маг Сагастен испросил позволения у Зеленого принца Хирама и вывел конницу для упреждающей атаки. И преуспел он в этом, как и в прочем, за что брался. Конница вихрем налетела на сонных и неповоротливых варваров, истребив их в поле почти полтора Знамени, и с малыми потерями вернулась в город. А когда ошеломленные прибрежники, переругиваясь, строились к приступу, появился в небе непревзойденный Глориан верхом на Арете и вызвал на поединок Сохрира Стальную Ладонь. Пешими сошлись они в бою, и убил Глориан Сохрира, и с триумфом вернулся в город.
Вовсе рассвирепел Рагнахалль и поклялся не отступать более. С утра до вечера гнал он своих воинов на стены, пять раз возглавляли вылазки Сагастен и Глориан, но к вечеру не осталось сил у защитников. Одна, последняя двадцатка конников на измученных скакунах не могла более вырваться в поле, всего две фаланги копейщиков да три фаланги тяжелой пехоты стояли на стенах, а эльфы полегли все до единого. Был ранен Глориан, и дважды ранен Сагастен, только Хирам оставался невредимым. А Рагнахалль собирал воинов для последнего натиска, и было у него еще более семи Знамен, так что, хоть и величайшей кровью, но неизбежно захватил бы он Ингеррар, а уж вышибить непреклонных, как скалы, прибрежников, из-за высоких стен не смог бы потом и Небесный Охотник.
И тут дивной силы и красоты звук раздался с северных холмов. То подоспели четыре Знамени, что вел без отдыха благородный Денхир, то звучал победоносный рог Селекса Юнихорн, а из южного леса ему радостными криками вторили эльфы, которых вел сын Властителя Энселиэрна Зеленый принц Леса Энларис. И в смертельной схватке сошлись войска у стен Ингеррара, а из ворот города вышли все его защитники, и встретились у самых ворот Денхир и Рагнахалль. Недолгим был их бой. Отразил Денхир страшный удар меча Саммахим, и ответ его был ужасен. Слетела с плеч седая голова богатыря Рагнахалля и скатилась в наполненный кровью ров под мостом. И отшатнулись Оранжевые воины, а Денхир поднял меч Саммахим и крикнул победный клич. Но недолгим было его торжество. Медный молот, огромный шар на цепи, вылетел из строя прибрежных бойцов, расколол крепкий шлем Властителя Денхира и обагрил кровью его белый лоб. Пошатнулся Белый принц, опустился на землю и умер. А перед смертью сказал лишь: «Уходят все.»
Так в самый канун великой победы закончилось пятое правление династии Селексингов. А длилось оно без малого сорок шесть лет.
Великий стон издали тогда воины в белом и воины в зеленом, и бросились вперед, чтобы уничтожить врага. В несколько минут потерял Оранжевый домен три Знамени бойцов, и не рассчитывали уж прибрежники ни на победу, ни даже на жизнь, как вдруг пробился в первые ряды сражающихся принц Хирам и громко крикнул: «Стойте!» И остановились все, не в силах противиться сему повелению, такая сила звучала в нем. А Хирам сказал:
«Где Желтый Ярл Хальгар? Найдите его, если он жив, и не медлите!»
Вышел ему навстречу, шатаясь, израненный Хальгар Три Меча. Был он залит кровью, своей и чужой, так что лица не было видно под коркой запекшейся крови. Спросил Хальгар:
«Чего ты хочешь, Хирам? Поединка со мной? Начнем же немедля, если пообещаешь ты в случае победы щадить моих людей, а в случае поражения пусть пропустят тех, кто уцелел из войска отца моего, домой беспрепятственно. Нет нам больше нужды в вашей земле, и смертью моей может закончиться битва.»
Отвечал принц Хирам:
«Нет, не поединка я хочу, а прекращения бойни. Два Домена потеряли ныне своих властителей. Я наследую отцу моему Денхиру, и скажи, о Желтый Ярл, не ты ли наследуешь отцу своему Рагнахаллю?»
«Да, это так», – ответил Хальгар.
«Тогда скажи, о Белый Ярл, не хватит ли крови для этого дня?»
«И это правда», – ответил смертельно измученный варвар.
«Со смертью отца твоего умер союз между ним и Ангкха-Даумом. Скажи, о Белый Ярл, хочешь ли ты возобновить его?»
«Не будет в том добра для моего народа», – сказал Хальгар. «Лишились мы правителя, флота и войска, а не приобрели ничего.»
«Тогда я предлагаю тебе мир для народа твоего. А вирой за отца твоего, чтобы не было между нами крови, послужит прощение за нападение, и жизни всех, кто уцелел сегодня, и вот этот славный меч.»
С этими словами нагнулся Хирам, бережно поднял окровавленный Меч Тьмы Саммахим, что выпал из мертвой руки отца его Денхира, и рукоятью вперед протянул его Хальгару.
«Негоже, чтобы меч этот покидал ваш род, хоть он и честно добыт нами в бою. Принимаешь ли ты такую виру, Белый Ярл Хальгар?»
«Принимаю», – сказал Хальгар, и склонив голову, взял меч Саммахим у Хирама.
«А вирой за моего отца требую я союза между нами против орков и вероломных гномов. Союза до полной победы. Согласен ли ты уплатить такую виру, Белый Ярл Хальгар?»
«Никто из рода моего не отказывался платить долги», – ответил Хальгар и еще ниже склонил голову.
«Тогда пусть принесут чистой воды, дабы скрепить клятву по обычаю нашему», – приказал Хирам, сбросил изорванный зеленый плащ и принял от Сагастена знамя, белое знамя с синей полосой.
«Шлем Денхира разбит, плащ окровавлен, венец далеко позади, в отставшем обозе», – сказал он. – «Пусть знамя Домена послужит символом власти, которую я принимаю.»
«И пусть разожгут костер, чтобы мог я скрепить клятву по обычаю предков», – сказал Хальгар.
И принесли воду, и разожгли костер, и вышли перед воинами Белый Принц Хирам и Белый Ярл Хальгар.
Простер над огнем руку Хальгар и сказал:
«Оранжевым пламенем родных очагов клянусь, что принимаю мир и союз с Белыми Корабелами Запада. Пусть не примет тела моего погребальный костер, если нарушу я эту клятву.»
Омыл лицо холодной водой Хирам, отпил из чаши и сказал:
«Пока льется дождь с небес, пока не пересохнет Западная, не нарушу я мир и союз с Оранжевыми детьми Туманного Берега, мной же и предложенный. Пусть иссохну я от жажды на берегу реки, если отрекусь от этих слов. Пусть боги услышат меня, пусть слова мои впитаются в вечность, как эта вода впитывается в землю.»
И вылил он воду на землю, и приняла земля воду, и впитала в себя.
И воины Энлариса, и воины Хирама, отринув жажду боя, закричали:
«Да здравствует Властитель Хирам! Да живет вечно Хирам Мудрый!»
А воины Хальгара, еще не веря в спасение свое, молча переглядывались, а потом стали кричать:
«Благословен будь, Хальгар, наш Ярл! Благословен будь, Хирам Спаситель!»
И Глориан дан Лориделл, склонившись к Хираму, сказал: «Воистину мудро поступил ты. Шесть Знамен ты спас для грядущих боев: четыре Оранжевых, одно Белое да одно Зеленое. Пристало тебе зваться Хирам Мудрый.»
Так началось шестое правление династии, а считается оно с часа клятвы. Было это двадцать третьего златолиста, в изумруде, у стен Ингеррара. В сорок лет принял Зеленый принц Домена Хирам венец отца своего, десять лет до того носил он Цвет Зеленый. И было это в оборот 1508 от Рождества Первого Корабела, а по счету Белой Гавани – оборот 1437 от Золотого Дождя, а от воцарения Селекса – год 320, от Второго Передела же восемьдесят восьмой.»
Я закрыл книгу и невольно зажмурился. Картины прошедших дней возникали в моем воображении; я проклинал того, кто стер из моей памяти все великолепие этих событий и благословлял вдохновенную руку летописца. А когда я раскрыл глаза, надо мной склонился Орбен.
– Я не смею советовать вашему сиятельству, но возможно, добрый сон поможет Властителю лучше чувствовать себя во время завтрашнего пути? Властитель Данк уже седьмым храпом храпит, а ваше сиятельство все читает…
Я вдруг неистово зевнул и понял, что действительно дьявольски устал и очень, очень хочу спать. Я положил книгу в хитрый капкан-ларец, шлепнул его по крышке и беззвучно произнес «Райдок». Щелкнул запор. Книга была в безопасности, а я – в порядке. Затем я с удивлением обнаружил перед собой поднос, налил и залпом выпил чашечку совершенно остывшего кофе.
– Да. Спать.
Как Орбен задул светильню, я уже не видел.
Проснулся я, когда солнце стояло достаточно высоко. Прямо передо мной дымился кофейник. Орбена поблизости не было. По другую сторону кострища слышалась возня. Вяло ругался Данк, почтительно бубнил Хьюма. Кажется, Оранжевый принц не желал признать связь своего поведения с природными силами. В смысле, день-де сну не помеха. Я зевнул так, что за ушами затрещало, и молча с ним согласился.
Зашуршал полог, появился Орбен.
– Доброго утра вашему сиятельству!
– Ага, – сказал я, опять зевая. – Привет, Орбен. А где вчерашний кофе, холодный?
Орбен смущенно улыбнулся.
– По правде говоря, мой принц, я его выпил. Не подавать же вашему сиятельству разогретый…
– Ну и зря, – равнодушно сказал я. – Лучше бы ты этот выпил, горячий. Холодный кофе – тоже кофе.
– Виноват, ваше сиятельство, – особого раскаяния я не уловил. Ладно, поваляемся, поразмышляем.
Все-таки с памятью немного получше стало. Вот хотя бы с той же историей взять. Про Марахский конфликт я почти сразу после первого заклятия вспомнил. А ночью поднатужился – да, действительно, и про Пламенный Союз немного знаю. Хотя, конечно, все это следует обновить. Но главное преимущество – память сейчас податливая, как у ребенка. Прочитал, услышал – значит, запомнил. Как на чистом листе писать. А когда само собой что-нибудь припоминается – ощущение такое, будто утренний туман развеивается.
«Боги слушают, боги говорят твоими губами, о Рагнахалль. Ты мой брат, ты мой старший брат. Никогда не поставлю я себя перед тобой, никогда не назову себя выше, никто не усомнится в отваге твоей. Лучшая часть добычи будет твоей по праву. Вот красной кровью своей, цветом моей родины скрепляю я эти слова.»
Разрезал Ангкха-Даум руку свою и пролил кровь на землю на глазах у воинов двух Доменов. И Красные воины впервые нарушили молчание, и били мечами о ножны и кричали «Гохх! Гохх! Так хорошо!»
Оранжевые же воины молчали, а иные говорили: «Недоброе это дело», а иные говорили: «Вот хорошо, это мудро. Будет добрая драка, и славная добыча уже ждет». А Хальгар Три Меча сказал: «Дурное вы замыслили, и не будет в том славы, и не видать нам удачи, но я пойду с тобой, отец.» И не было единодушия среди детей Туманного Берега.
Видел то и слышал величайший из великих воинов, Преображенный Витязь Глориан дан Лориделл, что помнил еще времена Начальные. И земли, и народы до Первого Передела помнил эльфийский мастер боя, первого Принца Белого Запада, великого Селекса наставлял он в Мальрене, великие маги смиренно спрашивали его о непостижимых тайнах мира, и говорили, будто на своем крылатом коне, что быстрее орла мчался по небу, улетал Глориан за пределы мира. Далеко на восток улетал он, туда, где впадает Западная река в безграничное море и дальше нет более земли, а только волны и небо, и могущество богов вселяет трепет в сердца смертных. Так говорили о непревзойденном Глориане.
На своем быстрокрылом коне взлетел он на неприступный утес у Сандерклиффа, смотрел и слушал, а потом крикнул из поднебесной выси: «Не ждите, глупцы, что сохранится содеянное вами в тайне! Будут ждать вас в Ингерраре, и Белые пристани узнают о тех, кто движется на них!»
Взвыли орколаки, теряя человечий облик, и в бессильной ярости своей обратились в черных летучих мышей. Но медленно летят черные мыши и нет у них сил для жестокой битвы в небе. Только клочки шерсти да капли крови упали на землю, а крылатый конь, что понимал слова хозяина, радостно заржал. Тогда закричал Ангкха-Даум «Убейте его!», и взмыли в небо тучи черных стрел с багровым оперением. Но крылатый конь, чье имя, говорят, было Арет, поднялся выше самой быстрой стрелы, и упали бессильные стрелы обратно на землю. Звонко засмеялся Глориан, поднял мощный лук эльфийский и пустил вниз не знающую промаха стрелу. Пронзила стрела плечо Сохрира Стальная Ладонь, жестоко ранила Оранжевого Витязя. А Глориан с хохотом унесся прочь. Словно теплый восточный ветер трай, унес его на запад верный Арет.
Не в эльфийские земли полетел Глориан, а в обильный и щедрый Айнал, что был ближе. И встретил он там мага Белого домена, могучего Сагастена, и говорил с ним.
Так стало известно о союзе орков и прибрежников, о братстве Ангкха-Даума и Рагнахалля, что потом прозвали Пламенным Союзом, ибо Красный и Оранжевый цвета соединились в нем, а потом присоединился к ним и Желтый, но об этом еще будет сказано довольно.
Немало встревожился Сагастен от сего известия, и просил Глориана о помощи. И сделали они вот что: Глориан оседлал могучего коня с зеленых пастбищ Айнала и поскакал в светлостенный Мальрен и высокий храм Дейненделльский с вестью о грядущих битвах. Быстрокрылого же Арета вручил он заботе спешно прибывшего в Айнал молодого Хирали. Хирали обласкал Арета, подружился с ним и направил полет свой в Теннан, что на юг от Белой Гавани. А Сагастен неуловимым глазу колдовским шагом направился в Дианар, и был там в тот же день к вечеру.
Тень легла на чело благородного Денхира, когда узнал он о Пламенном сговоре. Четырнадцать Знамен привел Ангкха-Даум под стены Сандерклиффа, а ушел оттуда с армией в двадцать девять Знамен. Давно не слышали о столь огромном войске на берегах Западной, с темных Начальных Времен не грозила столь великая битва полководцам. Понимал Денхир, что Белым Пристаням не выстоять перед таким штурмом, но если направить на восток подмогу, достатную числом и умением, то беззащитными оставались города Белых Корабелов. Уже тогда называли так народ Белого Запада, ибо и люди Белого Востока были искусны в делах реки и моря, но все же были они только мореходами, кораблей же, равных сошедшим с верфей Сапфира, не знали волны и ветер.
Целую ночь думал благородный Денхир, а когда настало утро, призвал он к себе любимого сиблинга своего, принца-бастарда Вейгена, и сказал ему: «Направляйся, возлюбленный брат мой, тотчас же в Харденанг, и садись на корабль самый быстрый. Обгоняя ветер и течение, не щадя парусов и весел, спеши к Белым пристаням, а оттуда – к Теннану. Вели юному Хирали тотчас возвращаться домой и спешить за мной к пограничному Ингеррару. Туда поведу я войска. Ты же возьми быстрого Арета и лети в далекий и удивительный город Дастардварт, Звезду-меж-скал. И не жалея слов и посулов, золота и самоцветов не жалея, склони низкорослых горцев к союзу против пришельцев с юга. Если удастся тебе столь великое дело, обречены будут войска Рагнахалля и орды Ангкха-Даума. Спустятся с гор владыки Секиры, вместе с братьями нашими, Белыми Мореходами, защитят они проходы к Белым Гаваням от волчьих всадников. Корабли же Сандерклиффа неизмеримо уступают нашим. А попробуют дерзкие напастники обойти Лиаменну с юга – встретят их наши Знамена у Ингеррара, а Глориан приведет туда же великую подмогу из Леса всех лесов. Спеши, брат мой!»
И тут же отправился в путь могучий Вейген.
Владыки Белой Гавани склонились перед ним и молили: «Выполни веление Властителя Денхира, спаси нас! Хоть это и невиданно, отдадим мы тебе Желтый плащ нашего Домена, и не превзойдет тебя по славе никто на обеих берегах Западной! Возлюбленную принцессу нашу, юную Ауренну отдадим мы в жены наследнику Хираму и не возьмем выкупа, в приданое же дадим три тысячи слитков самого чистого золота, что хранится в золотых ларцах, не соприкасаясь с серебром с тех пор, как вышло из тигля.» И помчался дальше неутомимый Вейген. Оседлал он славного Арета (а тот признал его сразу, как достойного и могучего витязя), простился с юным Хирали и отправился в великие горы на юго-востоке, вотчину Желтых гномов. А первые Знамена Красного домена уже подходили к Гномьим горам с юга, и снаряжал свои корабли богатырь Рагнахалль.
И достиг принц Вейген загадочного Дастардварта, города, высеченного в скале, города, к которому нет пути, а попасть в него можно, как водится у гномов, либо тайными тоннелями, либо с воздуха. Опустился Арет на городскую стену, и повелел Вейген стражникам оповестить Желтых Владык о своем прибытии.
И провели его с почестями в тронный зал, и увидел он Белого Мудреца, Короля Горы, Властителя Даугмира. Никогда не вступал Даугмир в бой, никогда не угрожал ему противник, оттого был он самым древним владыкой среди народов Радуги. Когда вступил на престол великий Селекс, никто уж не мог счесть годы Даугмира. Сам царственный Энселиэрн, Владыка Леса, признавал: когда он юношей впервые услышал имена правителей, Даугмир уже был старше самых старых деревьев.
И не дрогнув, приветствовал Вейген Владыку Даугмира, коего звали еще Вечный Гном, и сказал ему слова дружбы и предложил союз. И ответил Даугмир:
«Учтивы и разумны речи твои. Но не отвечу я на них сразу, сперва же предложу тебе взглянуть с нами на нечто; уверен, тебя это позабавит.»
И хлопнув в иссохшие ладоши, призвал он великих подгорных магов, и приказал: «Раскройте нам Ворота Созерцания.»
И распахнули маги в воздухе чародейские Ворота, и увидел Вейген бурые скалы, выжженные солнцем, а на площадке среди скал молодой гном в синем плаще, с сапфировым венцом на голове, ласкал дивного крылатого зверя, имя которому грифон, и лапы у него, как у льва и как у дракона, а голова как у орла, только с пышной гривой, и тело, как у осла, но сильное и с огромными крыльями, а в крыльях тех перья, как у птиц.
Сказал Даугмир, коего чтили еще как Даугмира Непреходящего:
«Долго живем мы на свете, принц Вейген, и успеваем видеть дела потомков наших. Есть в нашем языке слово «тар», означает оно «внук внука». Тот, которого ты видишь – тар-таритар мой, Синий Предводитель Греир, командир Синего Легиона. Взял он с собой Глаз Востока, оттого можем мы видеть, что делает он. Но смотри, кто пожаловал к нему в гости.»
И увидели все, кто собрался в Тронном Чертоге Дастардварта, как спускаются с неба к Греиру черные летучие мыши, числом восемь, а в лапах держат они бычью шкуру, на шкуре же стоит воин в красных доспехах и белом плаще. Был то сам Ангкха-Даум, и соскочил он со шкуры на скалы, и приветствовал Греира поднятой рукой, и обнялись они, и пошли среди скал. Ангкха-Даум дружески держал Греира за плечо, и говорили они, улыбаясь.
Сказал старый Даугмир:
«Ты правильно понял то, о чем молчишь сейчас, принц Вейген. Опередил тебя гонец Красного домена и предложил союз, и я принял этот союз. Сейчас там, в южных горах, тар-таритар мой Греир скрепит этот союз по нашим обычаям, а уж завтра легионы Гор двинутся на ваших восточных родичей, прокладывая дорогу волчьим всадникам. Так что прости, принц Вейген, тебе я вынужден отказать. Закройте Ворота Созерцания».
И тут не содрогнулся могучий Вейген, но сказал с достоинством:
«Я слышал и понял твой ответ, Владыка Даугмир. Ну что ж, позволь мне с тобой проститься; надеюсь, что встречусь с твоим доблестным потомком на поле боя».
Кивнул в ответ старый Даугмир и молвил:
«Верю, что так бы ты и поступил, принц Вейген. Но я не могу тебе позволить рассказать о виденном здесь в Белой Гавани. Если слышал ты рассказы о коварстве гномов, о жестоких и беспощадных их нравах, то знай: это все правда. Обычаи наши непостижимы для людей, но полны мудрости, а мудрость жалости не ведает. Сейчас же ты, принц Вейген, умрешь, сраженный ударом в спину. Оглянись: вот гибель твоя за плечами.»
Оглянулся могучий Вейген, выхватывая меч, и в этот миг старый Даугмир ударил его меж лопатками стальным острием своего посоха. Страшно закричал могучий Вейген; услышал этот крик славный Арет и тотчас же прыгнул со стены, а погнавшиеся за ним сторожевые грифоны быстро отстали. Так умер в Тронном Чертоге Дастардварта могучий Вейген, Желтый принц-бастард Белого домена. И все же стало известно о предательстве гномов, хоть и пошли они на подлое убийство, дабы коварство свое утаить.
Утро поднималось над стенами Ингеррара, когда вихрем влетел славный Арет во двор замка, и рухнул на колени перед Глорианом, что привел первый отряд эльфийских лучников на подмогу наследнику Хираму, принявшему командование гарнизоном. Глориан обхватил голову Арета руками, и смотрел ему в глаза, и говорил с ним на древнем эльфийском языке, и многое понял, а об остальном догадался. И встал витязь Глориан, и сказал:
«Обнажите клинки в прощальном салюте; храбрый Вейген пал во дворце Владыки Даугмира, а Желтый домен присоединился к врагам нашим.»
Содрогнулись и Восток и Запад от этой вести, не могло быть горше известия в те дни. А более других страдала прекрасная Амери, думая о Вейгене и вспоминая, сколько горестей доставляла она бастарду своим презрением. И решилась прекрасная Амери на то, что умножило ее славу в веках.
Дождалась она, когда Властитель Денхир собрал могучее войско и повел его в Ингеррар. Воспользовалась она тем, что и Сагастен, и Хирам были уже в Ингерраре, а юный Хирали еще не добрался в столицу из Харденанга. Темной ночью поскакала прекрасная Амери в Сапфир. В мужском платье была она, сопровождал ее один лишь верный оруженосец. Два дня спустя была она уже в крепкостенном Сапфире, а царственный супруг ее Денхир еще лишь выводил войска из Дельфоса, где просил благословения богов для грядущей битвы. И сказала Амери жителям Сапфира:
«Кто осмелится пойти со мной в лихой смертельный набег, чтобы отмстить за смерть великого воина Вейгена? Ничем иначе не искуплю я свою вину перед ним. А если никто не пойдет за мной, одна совершу я то, что должна совершить».
Но ответили моряки Сапфира: «Выбирай кого хочешь. Любой из нас пойдет с тобой на смерть.»
Выбрала Амери самых дерзких и отважных, взошли они на быстрый корабль и в безлунную ночь пересекли Лиаменну, оказавшись в предутренней мгле у причалов Хьяридейла, что на языке прибрежных жителей значит Виндвеллинг, Обитель Ветра.
Тихо и безлюдно было на пристани, спали белокурые гиганты-стражники и воины, что должны были плыть на крутобоких драконах, когда отважные корсары Амери с факелами в левой руке и клинками в правой прыгнули на дощатые причалы. И вспыхнуло дерево, и когда проснувшиеся прибрежники бросились к кораблям из казарм, добраться до них уже нельзя было. Сгорели причалы, пылали доки и верфи, а драконы беспомощно стояли на якорях в середине залива. И вступили корсары Амери в беспощадный бой со стражей на кораблях, и поджигали каждый корабль, который захватывали. И так сожгли они все корабли, кроме четырех, девятнадцать кораблей сожгли они. Не стало флота у Рагнахалля. И не стало воинов у Амери. А когда осталась она одна, подожгла она свой белопарусный корабль и направила его меж уцелевших драконов. Забросила она якорь на мачту левого дракона, сама же с мечом и факелом прыгнула на борт правого. И вспыхнули еще два чернобортных корабля богатыря Рагнахалля, и не могли их потушить стражники. А прекрасная Амери не подпускала к огню прибрежников с мехами, полными воды. Одиннадцать воинов сразила она, стоя среди огня, и была ранена четыре раза. А когда вонзила она меч в грудь двенадцатого воина, рухнула под ней пылающая палуба. Так погибла прекрасная Амери, и ценою жизни своей отвела она угрозу от берегов великой Западной. Только два корабля остались у Рагнахалля, сгорели на них паруса, изломаны были весла, да и не могли теперь сражаться они с флотом Сапфира, тем паче – с объединенным флотом Востока и Запада. А Властитель Денхир потерял всего один легкий корабль и четыре десятка отважных моряков. Но великой потерей для Домена была гибель прекрасной Амери.
И все же стало так, как хотел благородный Денхир. Разъединены оказались Знамена Оранжевые и Знамена Красные. Волчьи всадники уже прошли сквозь Гномьи горы, не поспевала бы за ними медленная пехота Сандерклиффа. И разъяренный Рагнахалль поспешил искать мести к стенам Ингеррара.
Пять дней спустя привел он пятнадцать Знамен на пограничные земли и вступил во владения Властителя Денхира. И еще день спустя подошел к Ингеррару. А Багровый Бич, храбрый Ангкха-Даум, посылал своих летучих мышей вперед, чтобы известили они его о приближении Оранжевых кораблей, но возвращаясь и преображаясь, орколаки только разводили руками; и терял время Багровый Бич, не решаясь идти на землю Мореходов – а с ним и Греир. Привел Греир с собой два Легиона, и в каждом было по четыре Знамени гномов-секирщиков. Двадцать два Знамени таились в северных отрогах Гномьих гор, да пятнадцать вышли из Гиблых болот у Ингеррара: а всего у Пламенного союза было тридцать семь Знамен, готовых к штурму и разбою. Но не решался Ангкха-Даум двигаться дальше на север, и не понимал он, почему медлит Рагнахалль.
А дети Туманного Берега тем временем пошли на штурм стен Ингеррара. Четыре Знамени защищали город: Знамя гарнизонной тяжелой пехоты, да Знамя легкой конницы, что привел с собой принц Хирам, да Знамя копейщиков, предводительствуемых магом Сагастеном, да почти Знамя эльфов, стрелков из лука, но с ними был Преображенный Глориан дан Лориделл и его верный Арет.
Два штурма выдержали стены Ингеррара, и с немалыми потерями отступали Оранжевые бойцы. Чуть более тринадцати Знамен оставалось у Рагнахалля, когда в утро перед третьим штурмом маг Сагастен испросил позволения у Зеленого принца Хирама и вывел конницу для упреждающей атаки. И преуспел он в этом, как и в прочем, за что брался. Конница вихрем налетела на сонных и неповоротливых варваров, истребив их в поле почти полтора Знамени, и с малыми потерями вернулась в город. А когда ошеломленные прибрежники, переругиваясь, строились к приступу, появился в небе непревзойденный Глориан верхом на Арете и вызвал на поединок Сохрира Стальную Ладонь. Пешими сошлись они в бою, и убил Глориан Сохрира, и с триумфом вернулся в город.
Вовсе рассвирепел Рагнахалль и поклялся не отступать более. С утра до вечера гнал он своих воинов на стены, пять раз возглавляли вылазки Сагастен и Глориан, но к вечеру не осталось сил у защитников. Одна, последняя двадцатка конников на измученных скакунах не могла более вырваться в поле, всего две фаланги копейщиков да три фаланги тяжелой пехоты стояли на стенах, а эльфы полегли все до единого. Был ранен Глориан, и дважды ранен Сагастен, только Хирам оставался невредимым. А Рагнахалль собирал воинов для последнего натиска, и было у него еще более семи Знамен, так что, хоть и величайшей кровью, но неизбежно захватил бы он Ингеррар, а уж вышибить непреклонных, как скалы, прибрежников, из-за высоких стен не смог бы потом и Небесный Охотник.
И тут дивной силы и красоты звук раздался с северных холмов. То подоспели четыре Знамени, что вел без отдыха благородный Денхир, то звучал победоносный рог Селекса Юнихорн, а из южного леса ему радостными криками вторили эльфы, которых вел сын Властителя Энселиэрна Зеленый принц Леса Энларис. И в смертельной схватке сошлись войска у стен Ингеррара, а из ворот города вышли все его защитники, и встретились у самых ворот Денхир и Рагнахалль. Недолгим был их бой. Отразил Денхир страшный удар меча Саммахим, и ответ его был ужасен. Слетела с плеч седая голова богатыря Рагнахалля и скатилась в наполненный кровью ров под мостом. И отшатнулись Оранжевые воины, а Денхир поднял меч Саммахим и крикнул победный клич. Но недолгим было его торжество. Медный молот, огромный шар на цепи, вылетел из строя прибрежных бойцов, расколол крепкий шлем Властителя Денхира и обагрил кровью его белый лоб. Пошатнулся Белый принц, опустился на землю и умер. А перед смертью сказал лишь: «Уходят все.»
Так в самый канун великой победы закончилось пятое правление династии Селексингов. А длилось оно без малого сорок шесть лет.
Великий стон издали тогда воины в белом и воины в зеленом, и бросились вперед, чтобы уничтожить врага. В несколько минут потерял Оранжевый домен три Знамени бойцов, и не рассчитывали уж прибрежники ни на победу, ни даже на жизнь, как вдруг пробился в первые ряды сражающихся принц Хирам и громко крикнул: «Стойте!» И остановились все, не в силах противиться сему повелению, такая сила звучала в нем. А Хирам сказал:
«Где Желтый Ярл Хальгар? Найдите его, если он жив, и не медлите!»
Вышел ему навстречу, шатаясь, израненный Хальгар Три Меча. Был он залит кровью, своей и чужой, так что лица не было видно под коркой запекшейся крови. Спросил Хальгар:
«Чего ты хочешь, Хирам? Поединка со мной? Начнем же немедля, если пообещаешь ты в случае победы щадить моих людей, а в случае поражения пусть пропустят тех, кто уцелел из войска отца моего, домой беспрепятственно. Нет нам больше нужды в вашей земле, и смертью моей может закончиться битва.»
Отвечал принц Хирам:
«Нет, не поединка я хочу, а прекращения бойни. Два Домена потеряли ныне своих властителей. Я наследую отцу моему Денхиру, и скажи, о Желтый Ярл, не ты ли наследуешь отцу своему Рагнахаллю?»
«Да, это так», – ответил Хальгар.
«Тогда скажи, о Белый Ярл, не хватит ли крови для этого дня?»
«И это правда», – ответил смертельно измученный варвар.
«Со смертью отца твоего умер союз между ним и Ангкха-Даумом. Скажи, о Белый Ярл, хочешь ли ты возобновить его?»
«Не будет в том добра для моего народа», – сказал Хальгар. «Лишились мы правителя, флота и войска, а не приобрели ничего.»
«Тогда я предлагаю тебе мир для народа твоего. А вирой за отца твоего, чтобы не было между нами крови, послужит прощение за нападение, и жизни всех, кто уцелел сегодня, и вот этот славный меч.»
С этими словами нагнулся Хирам, бережно поднял окровавленный Меч Тьмы Саммахим, что выпал из мертвой руки отца его Денхира, и рукоятью вперед протянул его Хальгару.
«Негоже, чтобы меч этот покидал ваш род, хоть он и честно добыт нами в бою. Принимаешь ли ты такую виру, Белый Ярл Хальгар?»
«Принимаю», – сказал Хальгар, и склонив голову, взял меч Саммахим у Хирама.
«А вирой за моего отца требую я союза между нами против орков и вероломных гномов. Союза до полной победы. Согласен ли ты уплатить такую виру, Белый Ярл Хальгар?»
«Никто из рода моего не отказывался платить долги», – ответил Хальгар и еще ниже склонил голову.
«Тогда пусть принесут чистой воды, дабы скрепить клятву по обычаю нашему», – приказал Хирам, сбросил изорванный зеленый плащ и принял от Сагастена знамя, белое знамя с синей полосой.
«Шлем Денхира разбит, плащ окровавлен, венец далеко позади, в отставшем обозе», – сказал он. – «Пусть знамя Домена послужит символом власти, которую я принимаю.»
«И пусть разожгут костер, чтобы мог я скрепить клятву по обычаю предков», – сказал Хальгар.
И принесли воду, и разожгли костер, и вышли перед воинами Белый Принц Хирам и Белый Ярл Хальгар.
Простер над огнем руку Хальгар и сказал:
«Оранжевым пламенем родных очагов клянусь, что принимаю мир и союз с Белыми Корабелами Запада. Пусть не примет тела моего погребальный костер, если нарушу я эту клятву.»
Омыл лицо холодной водой Хирам, отпил из чаши и сказал:
«Пока льется дождь с небес, пока не пересохнет Западная, не нарушу я мир и союз с Оранжевыми детьми Туманного Берега, мной же и предложенный. Пусть иссохну я от жажды на берегу реки, если отрекусь от этих слов. Пусть боги услышат меня, пусть слова мои впитаются в вечность, как эта вода впитывается в землю.»
И вылил он воду на землю, и приняла земля воду, и впитала в себя.
И воины Энлариса, и воины Хирама, отринув жажду боя, закричали:
«Да здравствует Властитель Хирам! Да живет вечно Хирам Мудрый!»
А воины Хальгара, еще не веря в спасение свое, молча переглядывались, а потом стали кричать:
«Благословен будь, Хальгар, наш Ярл! Благословен будь, Хирам Спаситель!»
И Глориан дан Лориделл, склонившись к Хираму, сказал: «Воистину мудро поступил ты. Шесть Знамен ты спас для грядущих боев: четыре Оранжевых, одно Белое да одно Зеленое. Пристало тебе зваться Хирам Мудрый.»
Так началось шестое правление династии, а считается оно с часа клятвы. Было это двадцать третьего златолиста, в изумруде, у стен Ингеррара. В сорок лет принял Зеленый принц Домена Хирам венец отца своего, десять лет до того носил он Цвет Зеленый. И было это в оборот 1508 от Рождества Первого Корабела, а по счету Белой Гавани – оборот 1437 от Золотого Дождя, а от воцарения Селекса – год 320, от Второго Передела же восемьдесят восьмой.»
Я закрыл книгу и невольно зажмурился. Картины прошедших дней возникали в моем воображении; я проклинал того, кто стер из моей памяти все великолепие этих событий и благословлял вдохновенную руку летописца. А когда я раскрыл глаза, надо мной склонился Орбен.
– Я не смею советовать вашему сиятельству, но возможно, добрый сон поможет Властителю лучше чувствовать себя во время завтрашнего пути? Властитель Данк уже седьмым храпом храпит, а ваше сиятельство все читает…
Я вдруг неистово зевнул и понял, что действительно дьявольски устал и очень, очень хочу спать. Я положил книгу в хитрый капкан-ларец, шлепнул его по крышке и беззвучно произнес «Райдок». Щелкнул запор. Книга была в безопасности, а я – в порядке. Затем я с удивлением обнаружил перед собой поднос, налил и залпом выпил чашечку совершенно остывшего кофе.
– Да. Спать.
Как Орбен задул светильню, я уже не видел.
Проснулся я, когда солнце стояло достаточно высоко. Прямо передо мной дымился кофейник. Орбена поблизости не было. По другую сторону кострища слышалась возня. Вяло ругался Данк, почтительно бубнил Хьюма. Кажется, Оранжевый принц не желал признать связь своего поведения с природными силами. В смысле, день-де сну не помеха. Я зевнул так, что за ушами затрещало, и молча с ним согласился.
Зашуршал полог, появился Орбен.
– Доброго утра вашему сиятельству!
– Ага, – сказал я, опять зевая. – Привет, Орбен. А где вчерашний кофе, холодный?
Орбен смущенно улыбнулся.
– По правде говоря, мой принц, я его выпил. Не подавать же вашему сиятельству разогретый…
– Ну и зря, – равнодушно сказал я. – Лучше бы ты этот выпил, горячий. Холодный кофе – тоже кофе.
– Виноват, ваше сиятельство, – особого раскаяния я не уловил. Ладно, поваляемся, поразмышляем.
Все-таки с памятью немного получше стало. Вот хотя бы с той же историей взять. Про Марахский конфликт я почти сразу после первого заклятия вспомнил. А ночью поднатужился – да, действительно, и про Пламенный Союз немного знаю. Хотя, конечно, все это следует обновить. Но главное преимущество – память сейчас податливая, как у ребенка. Прочитал, услышал – значит, запомнил. Как на чистом листе писать. А когда само собой что-нибудь припоминается – ощущение такое, будто утренний туман развеивается.