Кори поцеловала его в кончик носа.
   Затем поцеловала его глаза, чувствуя трепетание век под губами.
   После этого выпрямилась.
   — Тебе разве не стало лучше?
   — Боже мой, Корин.
   Она вспомнила, как целовала его колени, там, на озере. Как давно это было! Только сегодня днем. И целовала его пенис…
   — Жаль, что я не могу всего тебя обцеловать, — сказала она. — Но это было бы немножко рискованно. Почти как взгромоздиться тут на тебя.
   Он улыбнулся. Или скривился. Кори не была уверена, что именно.
   — Я и сам хотел уже попросить тебя об этом.
   — Конечно.
   — Я серьезно.
   — А тебе не кажется, что любовные приключения лучше отложить до…
   — Я говорю о ноге.
   — Что, плохо?
   — Нет, болит не очень сильно, но онемела, и невозможно пошевелить ею.
   Кори понимающе кивнула. Его правая нога была согнута в колене, икра плотно прижата к тыльной стороне бедра, а щиколотка и ступня попали под левую ягодицу.
   Еще раньше, когда Кори была наверху, во время беседы, Чед высказал предположение о том, что у него, вероятно, сломаны берцовые кости. Ему удалось дотянуться до них и ощупать рукой.
   — Закрытый перелом, — объявил он ей. — Торчащих концов костей или чего-нибудь подобного нет. — Тогда Кори сделала для себя вывод, что его ранение не было особенно опасным, и единственную неприятность усматривала в том, что оно делало его неспособным выкарабкаться на тропу.
   Теперь же она заволновалась.
   — Что я должна сделать? — поинтересовалась она.
   — Выпрямить. Вытащи ее из-под меня, если сможешь. Оттого, что я на ней лежу, нарушается нормальное кровообращение.
   — Почему ты мне ничего не сказал раньше?
   — Ты бы попыталась спуститься.
   — Мне можно было и самой догадаться. Ладно, как будем исправлять положение?
   — Очень осторожно.
   — Да ну тебя! — Провисшая часть веревки доставала до пояса. Правой рукой Кори собрала ее и сунула за пазуху, запихнув под неплотную страховочную петлю. Уверенная в том, что веревка больше не вывалится и не запутает ее, она наклонилась к Чеду. По обе стороны его головы было достаточно места для одного колена. Его левое плечо и бедро находились вровень с вертикальным склоном. Справа, рядом с его бедром, Кори увидела примерно два дюйма свободного места.
   Туда можно было положить правую руку.
   — Может, лучше не рисковать? — промолвил Чед.
   — Я знаю, что делаю, — ответила она, и внутри у нее все оборвалось, когда со своего места она юркнула на карниз Чеда. Судорожно втянув в себя воздух, Кори тихонько взвизгнула.
   Когда ее колени опустились на гранит, Кори пошатнулась и почувствовала, как Чед схватил ее, за бедра. Она завалилась вперед, левая рука вцепилась ему в левое бедро, а правая ладонь уперлась в каменный срез справа от него.
   — Боже, Боже, Боже! — заахала она.
   — С тобой все в порядке. Все нормально.
   Переводя дыхание, она пробормотала:
   — Черт возьми.
   — Ты в порядке?
   — Думаю, да. Но лучше не терять времени.
   — Тебе будет легче, если я подниму колено?
   — Да.
   — Я не зашибу тебя, нет? Мне ничего не видно, кроме твоих брюк.
   — Только не очень резко.
   Его левое колено поднялось к ее лицу. Отпустив бок Чеда, Кори схватилась за поднятое бедро и сильно его сжала. Затем быстро перенесла правую руку от края карниза к правой щиколотке, схватила и потянула его ступню из-под зада. Чед поморщился от боли и ахнул, а его пальцы впились ей в бедра.
   Медленно отклоняясь назад, пока ее плечо не коснулось верхушки его колена, она потянула его правую ногу и выпрямила ее. Затем положила правую ладонь на гранит рядом с его бедром.
   — Вот и все, — сказала она. — Сделать что-нибудь еще? Наложить шину?
   — Из чего?
   — Ну, не знаю. Из моих туфель? Можно было бы использовать твой ремень…
   — Нет, не стоит. И так хорошо. Это не имеет значения, я ведь не буду на нее опираться. А тебе лучше вернуться назад на тропу, пока еще хоть что-нибудь видно.
   Кори подняла голову. Судя по небу, ночная темнота была ухе не за горами. Возможно, минут пятнадцать — и станет совсем темно. На склон уже легла густая темно-серая тень.
   Она понимала, что надо побыстрее взбираться вверх.
   Но уходить не хотелось.
   «Если я останусь, — подумала она, — возможно, удастся развернуться и лечь ничком на него. Но если кто-нибудь из нас станет ночью ворочаться…» Нет, об этом не могло быть и речи. Не говоря уже о большой вероятности падения, на его сломанную ногу навалится лишний вес. А еще холод. Им обоим нужны спальные мешки, и она с самого начала хотела спустить ему один. Без этого не обойтись.
   — Я могу еще что-нибудь сделать для тебя? — спросила она.
   — Учитывая наши позы, очень многое. Но ты, вероятно, упадешь, когда попытаешься расстегнуть мою ширинку.
   — Вероятно.
   — Меня все это время так и подмывает предпринять что-нибудь со своей стороны.
   — Ради меня?
   — Тебя уже не нужно отвлекать. — Его руки скользнули по тыльной поверхности ее ног и нежно стиснули ее ягодицы через толстые тренировочные брюки. Она ожидала, что между ногами у нее поднимется его голова, собиралась почувствовать его губы. Но его голова осталась лежать. — Тебе лучше идти, — промолвил он.
   — Легче сказать, чем сделать.
   — А ты не могла бы поставить ступни туда, где сейчас находятся твои колени, и встать?
   — Можно попробовать.
   — Придерживайся за мое колено и свою веревку.
   — Ладно. Проклятье!
   — Что?
   — Я не хочу покидать тебя.
   — Ты должна это сделать.
   — Я знаю.
   — Ступай, Мария, мой бобрик. Ты пойдешь, и я пойду с тобой. Мы пойдем вместе.
   — Прекрати.
   — А? Тебе не нравится, как я подражаю Куперу?
   — Роберт Джордан погиб.
   — А со мной все будет в порядке. Мне действительно станет лучше, как только ты вернешься туда, где должна находиться.
   — Я люблю тебя.
   — Я тоже тебя люблю. — И он легонько шлепнул ее по попке. — Мы поженимся еще до того, как снимут гипс с моей ноги. А сейчас иди, ладно?
   — Ладно.
   Кори высоко подняла руку, схватила веревку и натянула ее. Не особенно доверяя ей, стараясь только удерживать равновесие с ее помощью, она оттолкнулась от поднятого колена Чеда и стала поднимать свое правое, пока подушечка ступни не нашла место на карнизе. Затем повторила эту операцию с левой ногой.
   После этого начала приподниматься.
   С большой неохотой Кори отпустила колено Чеда и потянулась к стене. Схватиться там было не за что, но она все равно прижала к ней ладонь, чтобы встать.
   Ощущение было такое, словно она нависла над Чедом.
   Казалось, его лицо было далеко внизу. Он смотрел на нее серьезно и озабоченно.
   — Я сейчас спущу тебе спальный мешок, — сказала она.
   — Спи крепко, ладно?
   — И ты тоже. Не возражаешь, если я наступлю на тебя?
   — Буду только рад.
   Развернувшись на левой пятке в сторону горы, Кори оперлась правой ногой Чеду на плечо, но только на один миг. Затем подняла ее вверх, поставила в расселину и начала взбираться.

Глава 32

   Говард завалился на заднее сиденье автомобиля со вздохом облегчения. Удивительно приятно было разгрузить натруженные и натертые ноги и наконец-то усесться, к тому же на мягкие подушки, а не на бревно, землю или камень.
   Рядом опустилась Анжела. Как только захлопнулась дверца, Говард положил руку ей на плечо.
   — Я уже не надеялся, что мы дойдем.
   — Да, приятной прогулкой это не назовешь.
   — Но, кажется, длилась она не так уж долго.
   От озера к машине дорога в основном шла под гору, и по залитым лунным светом петлям серпантина путников подгоняла сила тяжести. Говарду казалось, что его кто-то толкает в спину, отчего приходилось делать более широкие и быстрые шаги, чем хотелось. И все время надо было удерживать себя, чтобы стремительно не понестись по тропе и, чего доброго, не сорваться в пропасть. Это торможение крайне пагубно сказалось на физическом состоянии: пальцы ног буквально расплющивались о носки ботинок, бедренные мышцы превратились в какой-то вялый дрожащий студень.
   Говард понимал, что спуск был еще тяжелее для тех, у кого за спиной подпрыгивал рюкзак. Несколько раз он предлагал Анжеле понести ее рюкзак, но всякий раз его предложение вежливо отклонялось. Зная, что в нем находится, Говард неизменно чувствовал огромное облегчение. Несмотря на то, что скелет принадлежал матери Анжелы, от одного воспоминания о нем ползли мурашки по спине. Но из-за того, что он шел налегке, Говард чувствовал угрызения совести. Он предлагал отдать ему рюкзак и Лане, но та лишь поблагодарила его и сказала: «Все нормально».
   Естественно, Кит и Глен не преминули предложить ему поднести их рюкзаки. Но муки совести были не настолько острыми, так что Говард со смехом посоветовал им прибавить шагу.
   Эти двое действительно сбежали последний отрезок тропы к подножию горы. Так-то им нужна была помощь. Конечно, к тому времени они, видимо, настолько утомились, что не захотели больше утруждать себя сопротивлением силе тяжести.
   — Ты никогда не замечал, — спросила Анжела, — что, когда откуда-нибудь возвращаешься, это всегда кажется быстрее?
   — Наше возвращение на самом деле было намного быстрее.
   — Да. Это точно, — она тихо рассмеялась. — Я думаю, пальцы на ногах теперь никогда не выпрямится.
   — Жаль, что ты не позволила мне поднести твой рюкзак.
   — Он не такой тяжелый. К тому же, сам понимаешь, там моя мать.
   Лана, Кит и Глен, завершив погрузку автомобиля, сгрудились на переднем сиденье.
   — Будем молиться Богу, чтобы эта крошка завелась, — промолвила Лана.
   Двигатель несколько раз чихнул и заглох. Затем радостно заурчал. Лана увеличила обороты, и он взревел.
   — Где Дорис? — поинтересовалась Анжела.
   — Отошла по-маленькому, — проронила Лана.
   — Вот наша единственная возможность потерять ее, — бросил Кит.
   — Пошел ты к хренам собачьим! — рявкнул Глен.
   — Эй, это всего лишь шутка.
   — И шутки твои туда же. Понял? Она спасла Лану вчера ночью, а сегодня — доктора Дальтон. Нормальная девчонка. Даже лучше, чем нормальная. И заслуживает уважения.
   — Мне каэца, ты в нее втюрился, во чо мне каэтца.
   — Ну так что, если и так? У тебя какие-нибудь проблемы?
   — У кого, у меня?
   — Тогда брось свои шуточки. Прямо сейчас. Усек?
   — Конечно, конечно. Ты — босс.
   — Ладно тебе.
   Через несколько секунд вернулась Дорис. Она забралась в машину и села рядом с Говардом. Не успела закрыться дверь, как Лана стала сдавать назад. Объехав машину Корин, она включила переднюю передачу и вывернула руль в другую сторону.
   Повернувшись, Говард посмотрел в заднее стекло. В темноте нетронутая лунным светом машина была совершенно черной и напоминала припавшего к земле зверя.
   — С ними все будет в порядке, — проронила Анжела.
   — Кому-то из нас следовало остаться, — пробормотал Говард.
   — У тебя был шанс, Гаубица.
   — В это время завтра ночью, — вмешалась в разговор Лана, — Чед и Кори залягут в каком-нибудь уютном мотеле и займутся любовью.
   — Забавляясь игрой в «спрячь колбаску», — не удержался Кит. — Разумеется, Дальтон придется быть сверху.
   — Какой же ты кретин, — обронила Дорис.
   — Эй, Глен хочет, чтобы я был с тобою полюбезнее. Не усложняй мне задачу.
   — Тогда прекрати отпускать свои сальные шуточки. Это совсем не смешно.
   — Я лишь пытался своим исключительно кретинским способом унять тревогу Гаубицы о безопасности нашей профессорши.
   — Все равно, не смей говорить о ней подобным образом.
   — Да пошел ты…
   — Сам пошел…
   — Почему бы вам всем не заткнуться, хотя бы ненадолго, — попросила Лана. — У меня от вас голова болит. Ну и дорога. Сущая пытка. Давайте посидим хоть немного мирно и тихо.
   — Слышали, о чем попросила леди? — Кит оглянулся через плечо. — Эй, вы, там, на галерке, а ну-ка прекратите нытье. — Он повернулся вперед и, тихо хихикая, опустился на свое сиденье.
   Когда Анжела сжала ногу Говарду, он поглядел на нее. Хотя от жестокой тряски ее лицо превратилось в скачущее и вибрирующее расплывчатое пятно, ему показалось, что она улыбается. И он потянул ее к себе. Чтобы рука не мешала, Анжела подняла ее, завела ему за спину и стала нежно поглаживать его по пояснице. Они подскакивали, раскачивались и сталкивались.
   Вскоре Говард услышал похрапывание Дорис.
   Поразительно. Как можно уснуть, когда так трясет и кидает?
   Он и сам смертельно устал и сожалел о том, что не может заснуть. Но если ему суждено бодрствовать, все было не так уж и плохо. В машине темно и тепло, и он обнимал Анжелу.
   Они попытались поцеловаться, но только больно ударились.
   — Ты в порядке? — прошептал он.
   — Кажется, да. А ты? Губу не рассек? Зубы не повыбивал?
   — У меня все нормально.
   — Попробуй здесь.
   И она показала пальцем. Говард легонько дотронулся губами к щеке. Слегка вибрировавшая кожа была гладкой и теплой. Машину внезапно бросило в сторону, и скула ударила его по носу.
   — О, с тобой все в порядке?
   Говард схватился за нос. Глаза заслезились.
   — Кровь идет?
   Он шмыгнул носом, покачал его из стороны в сторону, затем приложил пальцы к ноздрям.
   — Нет, не похоже.
   — Лучше и не пытаться.
   Говард отвернулся в сторону. Никто на них не смотрел. Хотя Дорис продолжала храпеть, Говард не был уверен в том, мог ли кто-нибудь спереди слышать их. Скорее всего, нет. Во-первых, шум мотора, затем скрип и глухие стуки подпрыгивающего автомобиля. Потом еще скрежет камней под колесами, хруст и треск больших и маленьких веток, шишек и всякого иного переезжаемого мусора.
   — Давай не будем, — шепнул он.
   — Не будем что?
   — Останавливаться.
   — Я не хочу, чтобы ты поранился.
   — Будем осторожнее.
   Анжела кивнула и, наклонившись вперед, стала стаскивать с себя ветровку. Говард помог ей освободить руки из рукавов. Пока держал куртку, она сунула руки за спину под тенниску. Когда до Говарда дошло, что она делает, у него захватило дух и участился пульс.
   Руки Анжелы тем временем вернулись вперед. Она откинулась на сиденье, взяла у Говарда куртку и прикрылась ею.
   Развернувшись боком, Говард бережно завел левую руку ей за голову, а правая рука скользнула под нейлоновое покрывало. Там она встретилась с рукой Анжелы, и они вместе освободили тенниску из тренировочных брюк.
   Но не только вытащили рубашку — они еще и подняли ее вверх.
   Рука Говарда заскользила по шелковистой теплой коже живота. Он старался гладить очень нежно. Иногда покачивания машины отрывали руку. Иногда сильные толчки бросали девушку на его руку или сотрясали его так, что ладонь резко съезжала в сторону.
   Постепенно рука поднималась все выше и выше.
   То же можно было сказать и о руке Анжелы, лежавшей на его бедре.
   Дрожа и задыхаясь от волнения, Говард ласкал ее под левой грудью. Не терпелось потрогать грудь, но он никак не мог решиться на это.
   «Глупо, — твердил он себе. — Прошлой ночью мы занимались с ней любовью. По полной программе».
   Но грудь была словно тайное сокровище. И он боялся к ней прикоснуться.
   «Она сама хочет, чтобы я это сделал, — убеждал он себя. — Она и прикрылась курткой для того, чтобы я смог это сделать. Даже расстегнула бюстгальтер. Куда уж очевиднее».
   И все же он колебался.
   Пока рука Анжелы не переместилась к нему в пах и нежно погладила через брюки пенис.
   Говард выгнулся и еле сдержался, чтобы не застонать.
   И подвел ладонь снизу под грудь. Такая гладкая и теплая… Легонько обернув ее ладошкой, он почувствовал, как та дрожит. От неожиданного резкого толчка машины грудь легонько шлепнула по ладони.
   «Это невероятно, — подумалось ему. — То, что мы делаем такое, прямо здесь в машине. И никто ни о чем не догадывается».
   И тут он заметил, что рука Анжелы больше не гладит его. Ему стало интересно, почему она остановилась. И он решил, что знает причину: чересчур возбудилась. Все его внимание сосредоточилось на груди и руке.
   Или, возможно, она почувствовала, что так недолго и контроль над собой потерять.
   Хорошее предзнаменование.
   Словно прочитав его мысли, Анжела отняла руку от паха и начала гладить его бедро.
   Следующий толчок машины — и ее грудь мягко шлепнулась в его ладонь.
   Анжела застонала, когда его большой палец, подвинувшись вверх по склону, коснулся изогнутого краешка твердой плоти, прочертил полукруг по периметру и затем скользнул на нее. Волнистый набухший конус вздымался круто вверх, завершаясь вертикально торчащим столбиком. Говард медленно провел по нему пальцем, нашел его закругленный кончик, погладил, нажал — тот согнулся, а Анжела ахнула, затрепетала и сжала его ногу. Заволновавшись, Говард снял с соска палец, и тот подскочил вверх, как на пружине.
   — Тебе больно? — прошептал он.
   — Нет. Боже, нет. Было так замечательно.
   «Это, пожалуй, даже лучше, чем вчера ночью», — подумал он, снова подводя к груди указательный палец и используя его вместе с большим, чтобы насладиться ощущением соска и возбудить его.
   Ночью было здорово. Лучше, чем здорово. Но тогда было неистовство страсти, спешка — и все быстро кончилось. Сейчас же совсем по-другому — медленное исследование контуров, фактуры и реакций. Они не могли делать ничего иного, как только тайно прикасаться друг к другу. Здесь, в машине, в присутствии такой аудитории, другое было просто немыслимо. Зато это могло длиться вечно. Или, по крайней мере, до тех пор, пока не проснется Дорис или не обернется кто-нибудь из сидящих спереди. Если повезет, это может продолжаться до тех пор, пока они не выедут на главную дорогу.
   Что случится никак не раньше, чем через час.
   Целый час, возможно, и дольше.
   Большой промежуток времени. Но не такой уж и большой, если разобраться. Говарду показалось, что этого времени не хватит даже на одну грудь. А была еще и другая. А еще эта глубокая аппетитная впадина между ногами.
   Позволит ли она запустить туда руку.
   Скорее всего, да.
   А что она сделает? На что отважится?
   И Говард накрыл ладонью мягкий холмик: сосок торчал между слегка растопыренными пальцами. Когда он нежно свел ладонь, Анжела выгнула спину и с присвистом втянула воздух. Кончики ее пальцев буквально впились ему в колено.
 
   Машину раскачивало и подбрасывало в разбитой колее грунтовой дороги, а Говард продолжал ласкать грудь Анжелы. Он водил по ней рукой, гладил и тискал, держал в ладони, наслаждаясь ощущением гладкой тяжести, трясущейся и подпрыгивающей вместе с автомобилем, нежно пощипывал и подергивал за сосок. Иногда Анжела сидела смирно с закрытыми глазами, а иногда вздыхала, ахала и ерзала. Свою руку она держала подальше от его паха, как будто чувствуя, что малейшее прикосновение может вызвать взрыв.
   Ощущения, испытываемые Говардом от прикосновения к ее груди, приобретали почти невыносимую остроту. И время от времени, приближаясь к пределу, он убирал руку, чтобы немного успокоиться.
   Вспомнив о том, что их время истекает, Говард переключил внимание на правую грудь. Хотя едва ли та особенно отличалась от левой, ее изгибы и фактура показались волшебными: свежими и волнующими. И она была ближе к нему, к ней легче было дотянуться.
   Говард держал грудь в чашечке своей ладони, ощущая, как та дрожит в его руке, когда Анжела подняла руку и сдвинула куртку ровно настолько, чтобы обнажить его руку и грудь под ней. Взгляд на передние сиденья убедил Говарда в том, что никто на них не смотрит. Его соседка, Дорис, продолжала храпеть. Говард посмотрел на расплывчатое пятно лица Анжелы. Выражения он не рассмотрел, но увидел, что девушка кивнула.
   Говард опустил взгляд. Тенниска Анжелы и спрятанный в ней бюстгальтер образовывали пухлый валик как раз над грудью. Его рука выглядела очень темной на фоне бледной кожи. Он опустил ее вниз, чтобы не портила ему вид.
   Потому что теперь он не мог оторвать глаз от кремового холмика с темным конусом и столбиком. Он наблюдал за его мелкой дрожью, ощущал, как тот отскакивает от его ладони. Смотрел, как кончики пальцев скользят по склонам, смотрел, как нажимают, чувствовал, как поддается кожа, но затем пружинисто расправляется, чуть только давление ослабевает.
   Будь здесь побольше света.
   Будь они одни…
   Наклонившись, Говард прижался щекой к смятому гнезду, образованному рубашкой и бюстгальтером, поцеловал верхнюю часть груди, затем повернул голову и с некоторым усилием опустил ее чуть ниже. Лизнув сосок, он затолкал его языком в рот, плотно сжал вокруг него губы и принялся сосать. Анжела, вся дрожа, утопила пальцы в волосах у него на затылке и крепко прижала его к себе. Тогда Говард втянул в рот столько груди, сколько поместилось, и начал исследовать ее языком и зубами. Она была пружинистой и теплой, скользкой от слюны.
   Ему показалось, что его пенис вот-вот порвет брюки и начнет пульсировать и стучать, как сердце.
   Только не сейчас!
   Ты еще не спустился туда, вниз!
   Рука Говарда скользнула вниз по животу девушки, под эластичный пояс тренировочных брюк. Когда он попытался просунуть кончики пальцев под тоненький поясок трусиков, Анжела за волосы оттянула назад его голову и прошептала:
   — Нет, не надо. — Влажно хлюпнув, грудь вывалилась у него изо рта.
   Смутившись и обидевшись, Говард внезапно весь сник. Выпрямившись, он увидел, что Анжела отодвинула ветровку в сторону, чтобы прикрыть грудь.
   — Что случилось? — прошептал он.
   Она покачала головой.
   — Анжела?
   — Извини.
   — Что я сделал не так?
   Она снова покачала головой. Затем повернулась к нему. Ветровка упала с плеч на колени, и Говард увидел, что она уже опустила тенниску вниз. Из-за бюстгальтера та причудливо оттопыривалась на груди.
   Анжела положила руку ему на затылок и притянула его к себе, прижавшись щекой к его щеке.
   — Мне действительно жаль, — прошептала она, щекоча своим дыханием его ухо. — Я очень не хотела тебя останавливать. Мне это так нравится, и я люблю тебя. Но… я чувствую себя очень неловко.
   — Что?
   — Я боюсь… я не могу позволить тебе трогать меня. Только не там.
   — Все нормально, — шепнул он.
   Но Говард был подавлен. Что было не так? Прошлой ночью она не жаловалась. Они занимались любовью — ни много ни мало. Так почему же, ни с того ни с сего, она теперь запрещает трогать себя?
   Из-за того, что могут узнать другие?
   Как так? Она ведь даже показала мне грудь. Если боялась, что Кит или Глен повернутся, то почему это сделала?
   — Ты что, расстроился? — прошептала она.
   — Нет.
   — Я сумею чуть позже утешить тебя.
   — Да все в порядке, честное слово.
   — Беда в том… — Она замялась. — Я испугалась, что если ты… А я так сильно хочу в туалет.
   — Что?
   — Вот почему. Иначе я бы просто не смогла удержаться.
   Тяжелый камень свалился с груди Говарда, и он рассмеялся. Анжела нервно заерзала, рука поднялась к лицу и она потерла ухо.
   — Совсем не смешно, — шепнула она.
   — Давай попросим их остановить машину.
   — Мне не хотелось бы делать из этого большую проблему.
   — Но если тебе надо выйти…
   — Я могу подождать еще немножко. Мы должны быть уже почти… на ровной дороге будет не так тяжело. Возможно, я смогу потерпеть, пока мы доедем до города.
   — Такое не следует откладывать.
   — Парни будут насмехаться. Ты же знаешь.
   — Если тебя беспокоит только это, я скажу, что выйти надо мне.
   — Давай лучше…
   Толчок встряхнул машину. Анжела застонала и схватилась за Говарда, когда их подбросило вверх и они рухнули вниз с такой силой, что подушки сидений заскрипели под тяжестью их тел.
   — С тобой все в порядке? — поинтересовался он.
   — Еще удерживаюсь.
   — Я сейчас им скажу… — Он почувствовал, как машина повернула вправо, и ощутил неожиданное и удивительное спокойствие. Автомобиль покатил без рывков и толчков. Выглянув поверх макушки Кита, Говард увидел, что они выехали на шоссе.
   — Слава Богу, — вздохнула Анжела.
   — Ты все еще намерена терпеть до города? Туда, насколько мне известно, не менее десяти миль.
   — Думаю, лучше потерплю. Если получится.
   За спиной раздался храп Дорис. Затем она коротко ахнула и промурлыкала:
   — А?
   Анжела отпустила Говарда и подтянула ветровку вверх. Они вдвоем откинулись на спинку сиденья. Говард посмотрел на Дорис. Та протирала кулаками глаза.
   «Удивительно, — подумал он. — Проспала такую тряскую дорогу, чтобы проснуться, как только машину перестало подбрасывать и раскачивать».
   Дорис потянулась, затем повернулась и посмотрела в окно.
   Говард отвернулся к Анжеле. Ветровка, прикрывавшая ее, ожила подвижными бугорками, когда та подсунула под нее руки, чтобы вернуть бюстгальтер на место. Руки ушли, остались только бугорки-двойняшки, выпятившие ткань, когда Анжела изогнулась дугой, чтобы застегнуть на спине застежки. Закончив, она тяжело опустилась на сиденье и похлопала Говарда по колену.
   — Думаю, нам лучше…
   — Эй! — вскрикнул Кит. — А вот кому-то чертовски не повезло.
   — У них не такой надежный и неукротимый стальной конь, как мой, — заметила Лана.
   — Спустило колесо, — проронил Глен.
   За головой Дорис в окне Говард увидел темные очертания застывшего автомобиля.
   — Слава Богу, мы не пробили ни одного колеса, — промолвила Лана. — Меня удивляет, как мы вообще остались с колесами после этой чудной дорожки.