— Нет! — Его руки сомкнулись у нее за спиной. Кончики его пальцев задели ягодицы девушки, и она напряглась. Что-то упиралось ей в живот, и, когда она снова пошевелилась, он застонал. — Эмили, перестань вертеться.
   Подняв голову, она посмотрела в его глаза и невольно оперлась рукой о его плечо. Он зашипел, стиснув зубы от боли.
   — О, прости, Джош. Но ты должен отпустить меня.
   — Ни в коем случае, Эми, — произнес он, и его глаза наконец поймали ее взгляд. — Скажи, что ты любишь меня, потому что я тоже люблю тебя. И поцелуй меня. Тогда я сразу поправлюсь.
   Она не хочет, она не может, она ни за что не будет этого делать!
   Но Джош ни за что не хотел ее отпускать на этот раз. Вместо этого он взял ее голову в свои руки и заглянул прямо в глаза:
   — Я люблю тебя, Эми.
   Девушка растерялась, потому что она тоже любила его, и внезапно она наконец поняла, почему ее мать все эти годы оставалась рядом с отцом, несмотря на свою жалкую судьбу. Она любила его, а когда кого-то любишь, ничто не важно — ни то, что было раньше, ни то, что будет потом.
   Они прильнули друг к другу, их сердца забились в унисон, их губы встретились — и весь остальной мир перестал существовать.
   Они целовались раньше. Эмили прикасалась к Джошу, и он прикасался к ней. Но никогда это не было так, как сейчас. Потому что теперь они любили друг друга и знали об этом, а любовь все превращает в чудо.
   Эти губы, о которых она столько мечтала, были теперь настойчивыми и властными. Они требовали от нее чего-то, о чем она еще не догадывалась, но очень хотела всему научиться.
   Его язык ласкал ее рот. Джош кусал губы девушки, целовал ее подбородок, ее шею. Его большие, тяжелые ладони гладили ее тело сквозь тонкую ткань рубашки.
   У него были такие умные пальцы, они освободили ее тело от ненужных преград, обнажили его для новых прикосновений, для восторженных взглядов. Под взглядом Джоша Эмили захотела отдать ему все, что у нее есть. Она всегда хотела этого.
   Эмили легла рядом с ним. Простыня соскользнула с него, и от вида его обнаженного тела у нее перехватило дух. Сейчас Маккензи казался ей таким большим, таким грубым — настоящим мужчиной.
   Медленно протянув к ней руки, Джош нежно взял ее груди в свои ладони. Ощущение, которое пронзило Эмили, было восхитительным, особенно когда он потер большими пальцами ее тугие соски. Но когда она посмотрела ему в лицо, то увидела, что оно полно благоговения, нежности, любви. От этого все, что она чувствовала к нему, увеличилось десятикратно.
   Эмили подалась вперед.
   — Джош, — прошептала она, — пожалуйста, не буди меня на этот раз.
   Он посмотрел на нее с недоумением.
   — Не будить тебя?
   — Ты знаешь, сколько раз я видела этот момент во сне? Сколько мечтала об этом? Скажи мне, что надо делать.
   Его глаза потемнели, он обнял ее за талию другой рукой и придвинул ближе к себе, а потом снова прильнул к ней губами.
   Его губы делали свое дело, а руки тем временем ласкали ее тело. Эмили поежилась, как от холода, несмотря на то что оба они горели. Ее рука, подстегиваемая желанием, потянулась к его груди. Свет лампы отбрасывал отблески на его кожу, делая темные спутанные волосы на груди золотыми. Она услышала, как у него вырвался вздох, когда она провела пальцем по его коже. Ее пальцы стали смелее, они гладили его, путались в волосах у него на груди, они знакомились с его телом. До сих пор она мечтала об этом только во сне.
   Эмили нащупала повязку на плече. Здесь, наверное, останется шрам от пули — шрам, который Джош получил, защищая ее. Когда эта мысль пришла ей в голову, это еще сильнее подхлестнуло ее страсть.
   Он зарылся лицом в ее волосы, сделал глубокий вдох, потерся о ее щеку и прошептал:
   — Ты пахнешь солнечным светом.
   Она улыбнулась, коснувшись губами его потемневшей от щетины щеки, и провела кончиком языка по мочке его уха.
   — А ты пахнешь как настоящий мужчина.
   Дрожь прошла по его телу. Решив, что это и в самом деле вернулась лихорадка, Эмили отпрянула и посмотрела ему в лицо. Глаза Джоша были закрыты, рот сжат, весь он выглядел каким-то уязвимым. Таким трогательным она раньше никогда не видела его. Кроме всего прочего, он все-таки очень болен. Может быть, страсть совсем истощила его силы?
   Девушка провела рукой по его лбу, по колючей щеке. Лоб был теплый, но это было не болезненное тепло. Жар страсти имел совсем другой вкус. И она тоже это чувствовала.
   Эмили думала, что он откроет глаза при ее прикосновении. Вместо этого он потерся щекой о ее ладонь и снова зарылся лицом в ее волосы. Ее сердце заколотилось, и она проглотила комок в горле.
   — Джош, может быть, это неразумно? Ты все-таки очень болен. Тебе надо беречь свои силы.
   Открыв глаза, он опрокинул Эмили на кровать и склонился над ней:
   — Это самое лучшее лекарство, о котором только может мечтать мужчина.
   Дрожа от предвкушения, она ждала, чтобы он расстегнул оставшиеся пуговицы ее рубашки. Теперь одежда была им не нужна. Потом Джош медленно наклонил голову, и его губы прикоснулись к розовому бутону ее груди. Она беспокойно шевельнулась под ним.
   — Я сделал тебе больно? — прошептал он, оторвавшись от ее груди.
   Она запустила пальцы в его волосы и покачала головой.
   — Нет, ты никогда не делаешь мне больно.
   Это было правдой. Девушка знала это с самого первого момента, как только увидела его. Маккензи мог быть опасным, грубым и жестоким, потому что это был человек, исполняющий свою работу, — но он никогда не сделал ей больно. И никто теперь не посмеет прикоснуться к ней, когда Джош рядом.
   Приподняв голову, он посмотрел ей в лицо. Ее груди затрепетали, когда он рассматривал их, потом взгляд его спустился ниже. На кого она только похожа, лежа в неверном свете лампы, с растрепанными волосами, разбросанными по плечам, а соски влажные от его губ? И она сделала единственно верное движение, которое ей подсказывал ее женский инстинкт, — она прильнула к нему.
   — Подожди, — прошептал он, — дай мне еще поласкать тебя, Эми.
   Его рука скользнула по ее бедру. Палец повторял линию ее ноги, надавливая, обещая.
   Опустив свои губы к ее пупку, он языком проник в него и кругами гладил его, затем двинулся ниже и поцеловал ее туда, куда она не могла даже мечтать, — и Эмили замерла от восторга.
   Опустив руку, она бесстыдно стала изучать все самые интимные тайны Джоша, как он изучал ее, она проводила своим пальчиком по всему его телу, по всем его секретам. Он прикоснулся к ней, направляя ее руку, и она улыбнулась, поняв: им тоже можно управлять.
   Увидев эту улыбку, он осторожно снял с девушки рубашку и бросил ее на пол.
   Пламя лампы казалось тусклым по сравнению с огнем, который горел в его глазах. Эмили не могла себе представить, что страсть мужчины может быть такой чистой.
   Он провел по ее губам кончиками пальцев с невыразимой нежностью, и у нее невольно потекли слезы. Улыбнувшись, он быстро поцеловал то место, где только что были его пальцы.
   — Дотронься до меня, Эми, — прошептал он ей прямо в губы.
   Она охотно подчинилась, пробежав пальцами и губами по его телу.
   Казалось, время остановилось. Лампа горела слабо. Их страсть разгоралась все сильнее. Они касались друг друга и целовали, и бормотали друг другу нежные слова, и наслаждались друг другом.
   Все ее тело горело как в огне, когда он развел ее ноги и проник к источнику огня внутри ее. Их взгляды встретились, плоть прильнула к плоти, губы — к губам, их желание слилось воедино, и он навеки сделал ее своей.
   Эмили слышала, что в первый раз должно быть больно, но страсть заглушила боль. Жар внутри ее разгорелся еще сильнее. Джош начал медленно выходить из нее, пока она не стала умолять его вернуться. Она хотела, чтобы это блаженство никогда не кончалось. Наконец, когда ожидание стало почти невыносимым, он вошел в нее еще раз, и тогда ее страсть разбилась на тысячу разноцветных волн, и она закричала от восторга.
   Когда ее дыхание успокоилось, она повернула к нему свое лицо и поцеловала в щеку, в многодневную щетину, которая царапала ее губы. Но и это было ей сладко.
   Приподняв голову, Джош посмотрел на Эмили долгим взглядом. Потом наклонился и поцеловал ее в висок, и этот бережный жест многое сказал ей о мужчине, с которым она только что пережила мгновения наивысшего наслаждения любви.
   — Но ты так и не сказала, — прошептал он.
   — Что не сказала?
   — Ты знаешь.
   Эмили нахмурилась. В ее голове все перепуталось. Ей казалось, что она сказала все. Все, что можно сказать, она сказала своим сердцем и своим телом.
   Она заглянула глубоко в его глаза и увидела в них отблеск страха. Это смутило ее. Чего может бояться Джош Маккензи?
   Она поцеловала его, надеясь, что это сотрет страх с его лица, но когда снова посмотрела на него, выражение его глаз не изменилось.
   — Что случилось? — спросила она.
   — Ты… ну да… я знаю, что ты никогда бы не дала мне этот дар, если бы не любила меня, но… — Он вздохнул, сдерживаясь изо всех сил.
   Внезапно она поняла, чего он боится, и ей захотелось кричать от радости — он боится, что она не любит его!
   — О, Джош, я обожаю тебя.
   Он избегал встретиться с ней глазами, пока она не схватила его голову в свои ладони, прижалась носом к его носу и произнесла очень медленно:
   — Я тебя люблю, Джош Маккензи.
   Тогда он наконец улыбнулся и поцеловал ее — ночь еще только начиналась.

Глава 27

   Эмили проснулась оттого, что губы Джоша нежно прикоснулись к ее губам.
   — О… — Она глубоко вздохнула. — О, Билли, поцелуй меня еще раз…
   — Ты опять меня дурачишь, — ответил Джош. — Это больше не работает. — Его губы снова прикоснулись к ней, на этот раз поцелуй был таким долгим, что она чуть не потеряла сознание.
   Открыв глаза, Эмили произнесла:
   — О, это всего лишь ты…
   Ее попытка выглядеть разочарованной не удалась, потому что против собственной воли она радостно улыбнулась.
   — Ты проспала целый день, — сказал Джош, наклонившись над ней и опершись локтями на подушку, так что ее лицо оказалось в рамке его рук. — Ты собираешься и ночью этим заниматься?
   Обхватив его за шею, она проговорила:
   — Нет, даю клятвенное обещание, что ночью я спать не буду. Если только вы, сэр, составите мне в этом компанию.
   — Вот так! Ах ты, маленькая распутница! Я бы этим занялся прямо сейчас, если бы тебе не надо было вставать и одеваться. Нам пора выбираться отсюда. — Он отошел от кровати. — Пришло время сделать из тебя честную женщину.
   От этих слов Эмили подскочила как ошпаренная. Она встала в кровати, забыв о том, что совсем голая.
   — И вы хотите сказать — после всего, что было между нами прошлой ночью, — вы по-прежнему считаете, что я обманщица и воровка?
   — Эми, я не хочу… — Но слова застряли у Джоша в горле, когда он обернулся. Он смотрел на нее, от самых кончиков пальцев до макушки, медленно, голодно, внимательно. Проглотив комок в горле, он сказал хриплым шепотом: — Боже, Эми, ты просто восхитительно прекрасна.
   Это ему не поможет. Все пропало. Схватив с кровати покрывало, она набросила его на себя.
   — Прекрасна, но по-прежнему порочна, не так ли? И слишком плоха для мистера Честного-Благородного-У-Которого-Работа-На-Первом-Месте — детектива Маккензи. Ну что ж, можете присовокупить к моим остальным недостаткам еще и ослиное тупоумие, потому что все, что было ночью, это еще один несомненно идиотский поступок.
   Она хотела пройти к двери, соединяющей их комнаты, но когда шла мимо, Джош протянул руку, схватил край покрывала и сдернул его.
   — Ты гораздо лучше смотришься без него, дорогая. К тому же тебе надо остыть.
   Эмили никогда не чувствовала себя так отвратительно. Предали ее лучшие чувства!
   — О, как я ненавижу вас, Джош Маккензи! — Она стиснула зубы и сжала кулаки. — Как бы я хотела…
   — Продолжай, детка, это меня возбуждает, — сказал он, подкрадываясь к ней сзади. — Что ты еще хочешь со мной сделать, что не делала прошлой ночью?
   — Поверь мне, Джош, что если ты коснешься меня, я закричу во весь голос.
   Он наклонился и поднял с пола ее ночную рубашку.
   — Я только хотел предложить тебе надеть вот это, хотя, конечно, это не слишком подходящее свадебное одеяние. Но зато когда все формальности будут закончены, это поможет сразу приступить к делу.
   — Свадебное платье?
   Увидев на лице Джоша усмешку, Эмили опустила руки.
   — Ты хочешь сказать… Ты…
   — Да, я прошу тебя выйти за меня замуж. Как я сказал, Эми, я хочу сделать из тебя честную женщину. Ты пойдешь за меня замуж? Все приготовления сделаны. Гости уже ждут.
   — Ко я думала… я думала, что ты думаешь, что я лгунья и воровка…
   — А на самом деле?
   — Конечно, нет. Я же говорила тебе об этом тысячу раз!
   — Я тебе верю.
   — Почему только сейчас? — подозрительно спросила она. — Ведь раньше ты ничему не верил.
   — Потому что теперь я люблю тебя, а ты любишь меня. Мы любим друг друга.
   Все еще не уверенная в его искренности, Эмили спросила:
   — А если бы я сказала тебе, что я на самом деле украла эти деньги?
   — Тогда я сказал бы, что ты меня обманываешь, потому что ты не можешь быть воровкой, Эми. Мне кажется, что я всегда знал это, но не хотел в этом признаться даже самому себе, потому что у меня не было бы тогда повода удерживать тебя около себя. А теперь, может быть, ты что-нибудь наденешь? Там весь зал набит людьми, которые ждут начала свадебной церемонии.
   — Пусть они подождут, Маккензи, — сказала она, направляясь к кровати. — У меня есть одна фантазия про того незнакомца — он до странности похож на тебя и даже говорит с техасским акцентом, — который насиловал меня, пока я не согласилась выйти за него замуж.
   — Гм-м, — произнес Джош. — Незнакомец, говоришь?
   — Никогда не видела его раньше. Он ворвался в мою комнату и приковал меня к кровати — совсем такими же наручниками, какие лежат у меня в саквояже.
   — Он приковал тебя к кровати? Эмили кивнула.
   — И изнасиловал тебя?
   — Угу. — Она раскинулась на кровати, как настоящая искусительница. — Безумно, необузданно.
   — Пока ты не согласилась выйти за него замуж?
   — Пока я не согласилась выйти за него замуж, — ответила она, опустив глаза долу и изображая девичью стыдливость.
   — Хорошо, — сказал Джош, расстегивая рубашку. — Пускай все эти свадебные гости подождут еще немного, какая им разница, ведь они все равно столько ждали. Как ты говоришь, этот незнакомец… что?..
   Хотя Эмили нарушила условия контракта, учитывая ее самоотверженную работу на пожаре, Фред Гарви распорядился не экономить на свадьбе Эмили и не жалеть средств на угощение.
   Церемония бракосочетания проходила во временном обеденном помещении ресторана Гарви. Присутствовали все девушки, миссис Макнамара, Фаллон Бриджес, доктор Хагис и Ян Чен.
   Кульминацией вечера стало появление шерифа Бена Трэвиса, который объявил всем собравшимся, что трое бандитов, которые пытались ограбить поезд, теперь заключены в тюрьму Лас-Вегаса и будут дожидаться там приезда судебного исполнителя.
   Когда церемония закончилась, шериф попросил молодоженов пройти в тюрьму, чтобы опознать преступников.
   Увидев этих ужасных людей, Эмили поежилась от отвращения.
   — Как мы скоро свиделись, Блондиночка, — произнес главарь. Затем, глупо ухмыльнувшись, посмотрел на Джоша. — А ты меня не видел раньше, мистер агент Пинкертона.
   — Это приятно слышать, подонок, потому что у нас с тобой одно незаконченное дельце. Если когда-нибудь попадешь в Техас, найди меня. Меня зовут Маккензи. Джош Маккензи.
   Затем Эмили и Джош подписали письменные показания под присягой, подтверждающие опознание разбойников. Девушка больше не могла находиться в этом помещении.
   — У меня от их вида мороз по коже, Джош. Это так ужасно! Особенно этот Янси! — Ее передернуло. — А этот зловещий Броган! Благодаря им у меня полностью изменилось романтическое представление о разбойниках.
   — Не беспокойся, Эми. Я уверен, что сегодня мы в последний раз видели этих троих выродков.
   Позже, лежа в объятиях мужа, она поняла, что все ее фантазии воплотились в жизнь — она стала женой мужчины своей мечты.
   — А где мы будем теперь жить, Джош? — спросила Эмили.
   — Что ты скажешь насчет того, чтобы жить в Техасе?
   — Техас! — Она села на постели, удивленная. — Я думала, что твоя работа на востоке.
   — Работа теперь для меня не главное, Эми. Я ковбой, это у меня в крови. Но если ты предпочитаешь жить на востоке, то пусть будет так. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
   Если бы можно было быть еще счастливее, она бы просто лопнула от радости. Она не могла поверить, что ее муж ставит ее счастье впереди своего собственного интереса. Эмили знала, что нельзя любить его еще сильнее, чем она любила его в эту минуту.
   — Я люблю Запад, Джош. Мне кажется, что мне понравится быть женой ковбоя.
   — Это нелегкая, но прекрасная, замечательная жизнь, любовь моя! И в «Трипл-Эм» ты никогда не будешь одинока. Мы построим себе дом, и наши дети будут расти вместе со своими двоюродными братьями и сестрами, как и я рос.
   — Это звучит прекрасно, Джош. Зачем тогда ты вообще уезжал оттуда?
   — Мне надо было кое-что доказать самому себе, Эми.
   — А сейчас ты доказал? — спросила она, смотря прямо в его глаза.
   — Да. Я пытался стать лучше троих мужчин, вместо того чтобы стать лучшим из того, что я есть.
   — Ты самый лучший мужчина на свете, Джош.
   — Вот это мне и надо было узнать. Я хочу, чтобы ты никогда не переставала в это верить, потому что это главная цель, ради которой стоит жить: чтобы ты верила в меня, а не в моего отца или в моих братьев. — Прижав жену к себе покрепче, Джош добавил: — Как только мы покончим с делами в Нью-Йорке, то сразу же поедем в Техас.
   Эмили встрепенулась и попыталась вырваться из его объятий.
   — Нью-Йорк? Ты можешь послать телеграмму в свое агентство, что ты больше не служишь у Пинкертона. Зачем нам самим ехать туда?
   — Эми, мы должны закончить дело с твоим отцом раз и навсегда.
   Кровь застыла у нее в жилах.
   — Ты его не знаешь, Джош. Он обязательно что-нибудь придумает, чтобы разлучить нас.
   — Любовь моя, он не сможет задержать тебя против твоей воли. И к тому же ты теперь моя жена. Он не сможет просто так отбросить это, чтобы заставить тебя остаться.
   Она слишком хорошо знала своего отца, чтобы поверить в это. Он всегда делал то, что хотел.
   — Зачем ради этого приезжать? Я просто телеграфирую ему, что вышла замуж.
   — Нет, Эми, этого недостаточно. Это все равно что трусливо сбежать от опасности. Я хочу видеть его глаза, когда он услышит, что мы поженились. У меня есть что сказать Хайрему Лоуренсу — и самое главное, это то, что он не имеет больше права угрожать моей жене.
   Эмили снова устроилась в его объятиях, но еще долго после того, как Джош заснул, она лежала без сна. Она боялась, что отец найдет способ помешать их счастью.
   На следующее утро Эмили все еще терзалась дурными предчувствиями. Поезд, стоящий у вокзала Лас-Вегаса, готов был умчать их на восток.
   Роза и другие «Гарви герлз» вышли на платформу попрощаться с ними.
   — Мы навестим вас, когда будем ехать обратно в Техас, — заверила Эмили Розу. — А если я подыщу тебе в Техасе богатого мужа, ты туда поедешь?
   — Золотце мое, если он будет того стоить, я поеду хоть на край света.
   — Занимайте свои места! — прокричал кондуктор. Ян Чен выступил вперед и вручил Джошу корзинку.
   — Ян Чен собрала вам и мисси хорошая ленча.
   — О, благодарю вас, Ян Чен! Я вас не забуду.
   — Ян Чен не забудет тоже, мисси.
   — Пойдем, дорогая, — сказал Джош, беря Эмили за руку. Они вошли на площадку вагона.
   — О, как это романтично! — воскликнула Салли Стюарт, официантка из Айовы. — Эмили такая счастливая, а Джош просто прелесть. Такой герой! Ты подумай, он же спас ее из лап этих ужасных разбойников! — И девушка глубоко вздохнула.
   Губы Розы скривились в легкой усмешке:
   — Да, дорогая, он в самом деле красавчик. Но, к сожалению, он совсем не так богат, как хотелось бы. Иначе бы он не работал в этом дурацком агентстве Пинкертона. Что до меня, красавчик он или нет, а если парень будет…
   — …богат… — закончили хором «Гарви герлз» и рассмеялись.
   Пыхтя, паровоз покатил со станции. Эмили стояла на площадке и махала платком девушкам, которые тоже махали ей в ответ.
   Когда их уже совсем нельзя было различить, она повернулась и пошла в купе. На сердце у нее было тяжело. Она страшилась того, что ожидает их впереди, в Нью-Йорке.
   Извозчик развернул экипаж, и упряжка быстрой рысью помчалась вдоль длинной аллеи. В конце дорожки был виден фронтон величественного особняка с колоннами. Аккуратно подстриженный газон возле дома окаймляли пышные вековые дубы.
   Дом был похож на замок, даже решетки на окнах выглядели элегантно. Однако для Эмили этот дом был тюрьмой, в которой она провела взаперти двадцать три года своей жизни.
   Она знала, что с тех пор как Джош телеграфировал о времени их приезда, начальник этой тюрьмы уже сделал необходимые распоряжения. Теперь он поджидает их в роскоши своего кабинета, обитого дубовыми панелями, сидя в огромном кожаном кресле за столом красного дерева — собственноручной работе Томаса Джефферсона.
   Экипаж остановился у подъезда, дверку открыл быстро подскочивший молодой грум в ливрее. Джош вышел первым и протянул руку Эмили. Она глубоко вздохнула и вышла из экипажа. Огромный ирландский сеттер подбежал к ней и обнюхал ее платье.
   — Привет, Рэд, — сказала Эмили, гладя собаку по голове. Это была собака повара. Эмили никогда не разрешалось держать животных, потому что от них в доме была грязь и шерсть.
   Дверь отворилась, и Джеймс Уоллес, дворецкий, приветствовал ее:
   — Добро пожаловать домой, мисс Эмили.
   Он отступил в сторону, чтобы пропустить ее, а она немного задержалась, разглядывая знакомые стены выложенного мрамором крытого портика. Тут ничего не изменилось — а почему она считала, что здесь должно что-нибудь измениться? Сколько она себя помнила, здесь никогда ничего не менялось. Кусочки резной слоновой кости и полированного гранита все так же блестели по бокам лестницы, хрустальный канделябр все так же сверкал, отражая солнечный свет. Знакомые темные рамы красного дерева, как всегда, были аккуратно вычищены.
   — Мистер Лоуренс ожидает вас в…
   — Я знаю, — ответила Эмили.
   — Ваша шляпа, сэр, — обратился дворецкий к Джошу.
   — Джеймс, это мой муж, мистер Маккензи.
   Если эта новость и произвела на вышколенного слугу какое-то впечатление, то можно с уверенностью сказать, что это никоим образом не отразилось на его лице. Джеймс был хорошо выдрессирован на службе у Хайрема Лоуренса.
   — Мои поздравления, сэр.
   — Спасибо, — ответил Джош, подавая дворецкому свою ковбойскую шляпу, и поспешил следом за Эмили.
   Она остановилась в нерешительности перед двустворчатой широкой дверью.
   — Ну что ж, мистер Маккензи, как я помню, вы говорили, что не признаете компромиссов. Тогда, любовь моя, держись крепче в седле, потому что сейчас тебе понадобится вся твоя смелость и решительность.
   И, драматически взмахнув рукой, Эмили распахнула дверь в кабинет отца.
   Хайрем Лоуренс даже не поднял головы, когда они вошли. Пока они пересекали пространство, устланное дорогам восточным ковром, в комнате был слышен лишь скрип пера. Эмили присела на один из золоченых парчовых стульев эпохи королевы Анны, стоящих перед столом. Джош последовал ее примеру и сел на другой стул.
   Наконец мистер Лоуренс отложил перо в сторону и, не поднимая глаз, произнес:
   — Итак, моя расточительная дочь вернулась под отчий кров.
   — Вопреки моему желанию, отец.
   Лоуренс вырвал чек, который он только что подписал, из большой переплетенной чековой книжки и толкнул его через стол в сторону Джоша.
   — Мистер Маккензи, признателен вам за хорошую работу. Получите ваш чек, и вы свободны. Пожалуйста, закройте за собой дверь, когда будете выходить.
   — Я буду рад покинуть ваш дом, сэр, только после того, как скажу все, что собирался вам сказать.
   — Мистер Маккензи, повторяю, вы свободны. У меня нет времени, а еще более желания выслушивать любые ваши объяснения.
   — Как вам угодно. Тогда я не буду более занимать как ваше внимание, так и свое время, пытаясь вам что-то объяснять против вашего желания. — Он поднялся. — Пойдем, Эми.
   Последние слова заставили Лоуренса встрепенуться.
   — О чем вы там толкуете? Моя дочь никуда с вами не пойдет.
   — Моя жена, сэр, — уточнил Джош.
   Лоуренс вскочил на ноги, устремив свой взор на Эмили.
   — Это правда? Вы вышли замуж за этого искателя приключений, чтобы досадить мне?
   — Едва ли, отец. Вы перехитрили самого себя. Я вышла замуж, потому что полюбила его.
   Натянуто усмехнувшись, Лоуренс произнес:
   — Зато он, без всякого сомнения, имеет некоторые виды относительно тебя.
   Эмили дерзко вздернула подбородок.
   — Да, имеет.
   — Догадываюсь какие. Ясно, что он полюбил твое богатство.
   — О, вы имеете в виду то наследство, которое мне оставила матушка и которое, как вы утверждаете, я у вас украла? Это богатство, отец?
   — Я надеюсь, что ты его не промотала целиком, ведь тебе надо было что-то покупать во время своей безумной эскапады. От меня он не получит ни пенни.
   — Прошу прощения, — перебил его Джош. — Если вы оба не возражаете, я бы хотел сказать несколько слов сам.
   — Мне совсем не интересно слушать, что собирается говорить этот жиголо, — презрительно бросил Лоуренс.