Для борьбы с подводными лодками британское морское командование располагало в общей сложности 280 эсминцами. Однако не менее 100 из них были задействованы для эскадренных нужд - для сопровождения тяжелых кораблей, поскольку Битти не имел права сбрасывать со счетов возможность столкновения с главными силами Флота Открытого моря. Охотой за подводными лодками в прибрежных водах занимались многочисленные тральщики, сторожевые корабли и прочие вспомогательные военные суда, но их успехи были весьма скромны.
   Английский гидрофон времен первой мировой войны представлял собой весьма примитивное устройство, и с его помощью невозможно было определить ни расстояния до объекта, ни направление его движения. Более совершенный "Асдик" стал поступать на вооружение со второй половины 1917 г. Ла-Манш был практически полностью перегорожен минными полями и мощными противолодочными сетями из стальных тросов. Но и эта мера не принесла существенного облегчения союзникам. Более того, так называемый "Дуврский Барраж", карауливший эти сети и минные поля, постоянно подвергался нападениям германских эсминцев и подчас нес ощутимые потери.
   В январе 1917г. Битти предложил морскому министру Карсону осуществить постановку грандиозных минных полей в Гельголандском заливе и тем самым полностью заблокировать корабли противника в его портах. Однако Джеллико быстро охладил его пыл. Первый морской лорд совершенно справедливо указал, что для этого потребуется не только чудовищное количество мин, но и постоянное патрулирование минных полей силами флота. В противном случае от этих заграждений не будет никакого толка: немцы легко протралят в них проходы.
   Лишь повсеместное внедрение системы конвоев позволило существенно снизить потери торгового тоннажа от подводных лодок. Первый "пробный" атлантический конвой, состоящий из 17 кораблей, вышел из Гибралтара 10 мая 1917 г. и 12 дней спустя благополучно прибыл в Англию, не потеряв ни одного судна. Гибралтарский конвой стал, по выражению американского адмирала Уильяма Симса, "одним из важнейших поворотных пунктов в этой войне".
   Каких трудов стоило Битти, Ричмонду и Гендерсону добиться приказа о конвоировании групп торговых судов - отдельная история. Главным противником системы конвоев выступил первый морской лорд адмирал Джеллико. Предоставим слово первоисточникам. Пространная цитата из записей в дневнике Г. Ричмонда от 15 мая 1917 г. заслуживает того, чтобы ее здесь привести: "Нынешним утром побывал на "Куин Элизабет", где встретился с Броком (контр-адмирал Осмонд де Брок. - Д. Л.). Я спросил его, прочел ли командующий мои предположения по атаке сирийского побережья. Он ответил, что прочел. Он добавил также, что в последнее время готовили атаку сирийского побережья, но Джеллико ответил французскому министру, что такая операция будет слишком рискованной из-за подводных лодок. Что за детский лепет! Страх! Страх! Мы всего боимся. ...Как же можно выиграть войну, ничем не рискуя. ...Командующий, прослышав, что я на борту, пригласил меня зайти. Он прочел мою разработку по конвоям и защите торговли и полностью с ней согласен. Она содержит, говорил он, те же самые взгляды, которых он придерживается и которые в течение некоторого времени безуспешно пытается внедрить в жизнь. ...Он сказал мне, что невежество Джеллико в вопросах ведения войны просто поразительно. Он в жизни не прочел о войне ни одной книги. Последний раз он застал его за чтением "Влияния морской мощи ..." Мэхена. Боже милостивый! Он читал ее в первый раз. Он с такой радостью показывал Битти некоторые цитаты о Нельсоне, как будто это было совершенно новое открытие, на что Битти сказал ему, что если он прочтет еще что-нибудь - например, "Жизнь Нельсона" Мэхена или донесения (Нельсона. - Д. Л.), - он найдет там ту же идею, повторяемую многократно. Какие детские радости по поводу новых открытий. Это восхитительно - начать читать о войне после того, как сам становишься командующим флотом во время войны!!! Все предложения Битти о внедрении системы конвоев неизменно встречают противодействие. Это "невозможно". Все "невозможно". Пытаться протолкнуть какую-либо идею, говорит Битти, это все равно, что "биться головой о кирпичную, нет, гранитную стену".
   Сопротивление первого морского лорда внедрению системы конвоев удалось сломить лишь прибегнув к содействию премьер-министра. 30 апреля Ллойд Джордж лично посетил Адмиралтейство и своей властью принял решение об отправке первого конвоя. Конвоирование торговых судов в Средиземном море, Атлантике, а также перевозок из скандинавских стран способствовало постепенной стабилизации на морях и снижению потерь торгового флота. Во второй половине 1917г. потери торгового тоннажа составили в среднем 300 000 - 400 000 т в месяц (около 150 судов ежемесячно). По сравнению с пиком кризиса в апреле (869 000 т) это означало сокращение потерь в 2-3 раза. Зато нападения на конвои, шедшие в сопровождении эсминцев, были чреваты для подводных лодок гораздо большим риском. С июля по декабрь 1917 г. германский флот потерял 43 подводных лодки (по сравнению с 58 за все предшествующие 2,5 года войны).
   Для того чтобы понять истоки столь упорного нежелания высшего военно-морского руководства переходить к новым методам морской войны, следует вернуться на 25 лет назад. В начале 90-х гг. XIX в. из-за океана пришел мощный импульс, стимулирующий интерес европейских акций к морской политике. Он был связан с появлением американского военно-морского теоретика и историка А. Т. Мэхена. Но нигде учение Мэхена не имело такого ошеломляющего и безоговорочного успеха, как в Англии. Ведь, в сущности, его книги были о том, как Британия стала великой. Политики и военно-морские эксперты проявили единодушие в своих восторгах. В конце XIX в. ни одна дискуссия в стенах Королевской военной академии не обходилась без того, чтобы стороны не прибегали к авторитету именитого американца, а меморандумы и штабные разработки Адмиралтейства в изобилии содержали цитаты из его трудов.
   Именно с этого времени берет начало полемика двух школ военно-морской теоретической мысли в Англии. Условно их можно определить как "школу решающего морского сражения" и "школу борьбы за морские коммуникации". Немногочисленным специалистам было ясно, что концепция "морской мощи" А. Т. Мэхена является слишком односторонней, а исторические примеры, на которых она построена, слишком избирательными.
   Почти одновременно и несколько ранее в Англии стали публиковаться труды двух военно-морских теоретиков - капитана Джона Коломбо и его брата адмирала Филиппа Коломба. Они совершенно справедливо указывали, что война на море состоит не из одних только решающих битв линейных кораблей и геройских поступков адмиралов и офицеров, и не они в конечном итоге являются главным, что определяет ход и исход борьбы за господство на море. Главной является борьба за морские коммуникации. Успешно функционирующие морские пути - вот залог экономического и военного могущества нации, ее способности продолжить борьбу. Кардинальная задача военного флота - защита морских коммуникаций, источника могущества нации. Важнейшие труды Филиппа Коломбо о принципах морской блокады, стратегии системы конвоев убедительно показывали, что в морской войне требуются не столько героизм и самопожертвование, сколько бесконечное терпение и упорство.
   Увы, пример братьев Коломбо лишний раз продемонстрировал истину "нет пророка в своем отечестве". Их труды игнорировались Адмиралтейством и презирались "Джеки" Фишером, оказавшим огромное влияние на формирование морской политики и стратегии Великобритании в начале XX в. Фишер и Джеллико воспитывались на трудах Мэхена и были адептами "школы решающего морского сражения". Не случайно, что именно Фишер инициировал новый виток гонки вооружений в области тяжелых артиллерийских кораблей, отдав приказ в 1905 г. о закладке "Дредноута". Они были убеждены, что главной задачей военного флота станет поиск и уничтожение флота противника.
   Такие взгляды неоднократно подвергались суровой и заслуженной критике. В 1911 г. Джулиан Корбетт опубликовал свой знаменитый труд "Некоторые принципы морской стратегии", гораздо более глубокий и основательный, нежели опусы Мэхена. Корбетт с высоким профессионализмом обосновал основные принципы борьбы за морские коммуникации и их решающую роль в условиях применения дредноутов, новейших типов крейсеров, эсминцев, торпед и подводных лодок.
   Дэвид Битти, как и все офицеры "эры Фишера", воспитывался на трудах Мэхена. Усвоению им идей школы решающего морского сражения" способствовал и тот факт, что перед войной он командовал тяжелыми артиллерийскими кораблями, перед которыми и стояла задача выиграть это сражение. Но, в отличие от Джеллико, практически невежественного в такого рода литературе, Битти очень внимательно следил за всеми новинками. Его глубокий, скептический ум и знание новейших идей в области военно-морской стратегии и тактики позволили ему быстро перестроиться в 1917 г., когда характер войны на море изменился кардинальным образом.
   В самый разгар "неограниченной" подводной войны британский флот постигла катастрофа, аналогичная той, которая случилась 7 октября 1916 г. с русским Черноморским флотом, когда по неизвестным причинам взорвался и погиб линкор "Императрица Мария", только с еще большими человеческими жертвами. В ночь с 9 на 10 июля 1917 г. на рейде Скапа-Флоу взорвался линейный корабль "Вэнгард". "Вэнгард" был третьим в серии дредноутов типа "Сент-Винсент". Он имел водоизмещение 19 250 т и был вооружен десятью 305-мм орудиями главного калибра. Стояла тихая июльская ночь, и ничто не предвещало несчастья, когда в 23.30 раздался взрыв колоссальной силы, вызвавший детонацию бомбовых погребов. С "Вэнгардом" было покончено в 25 секунд. В одно мгновение погибли более 1 000 матросов и офицеров экипажа. Из воды подобрали только двух матросов и одного офицера, но последний вскоре скончался. Повезло лишь нескольким счастливчикам, которые оказались в тот момент на берегу в увольнении. Как всегда бывает в таких случаях, поползли слухи о германской диверсии. Однако комиссия, расследовавшая обстоятельства взрыва, пришла к выводу, что он стал следствием несчастного случая, скорее всего, небрежного обращения с боеприпасами.
   Неделю спустя после катастрофы "Вэнгарда" в военно-морском ведомстве вновь произошла смена руководства, причем повлекшая за собой гораздо более глубокие изменения, чем все предыдущие перестановки. Эдварда Карсона на посту морского министра сменил Эрик Геддес, вместе с назначением которого последовала реорганизация системы управления флотом, ликвидировавшая чрезмерную централизацию. Таким образом, система "эры Фишера", когда один "великий человек" был сам в курсе всех дел и единолично отдавал приказы; система, которая совершенно не подходила для успешного проведения сложных морских операций в войнах XX в., теперь окончательно ушла в прошлое.
   В декабре 1917г. настала очередь Джеллико. Перед тем как занять пост первого морского лорда, он 27 месяцев нес тяжелейший груз ответственности командующего флотом в водах метрополии. Эта ноша надломила его морально и физически. Джеллико и раньше был человеком осторожным и нерешительным по натуре, теперь эти стороны его характера окончательно возобладали. Он много беспокоился по пустякам, его физическое состояние ухудшалось. Джеллико оказался не тем человеком, который был в состоянии решать сложнейшие проблемы верховного командования, в особенности после начала неограниченной подводной войны против Англии. Первый морской лорд упрямо противодействовал внедрению системы трансатлантических конвоев, считая, что они не будут способствовать снижению потерь торгового флота от действий германских субмарин.
   О предстоящей отставке Джеллико начали поговаривать уже с мая 1917г. При этом наиболее вероятным преемником называли Битти. Слухи доходили и до него и были настолько упорными, что Битти сам, уверовал в такую возможность в ближайшее время. Единственно, что его удерживало на "Куин Элизабет", это предсказание мадам Дюбуа, которая нагадала командующему, что в ближайшее время предстоит генеральное сражение с германским флотом. В таком деле Битти непременно хотел участвовать лично. 16 мая он писал жене: "В настоящее время наша доблестная армия добивается определенных успехов на Западном фронте и уничтожает гансов в огромном количестве. Противник использует свои последние резервы, и все ближе день, когда мы придем к некому определенному финалу. Эх, если бы мы могли хоть в чем-то помочь, но в настоящее время мы не можем и должны держать наши души в смирении. Но мадам Дюбуа утверждает, что наше время придет, и тогда мы сможем покончить с ними раз и навсегда. Вот после этого я готов идти в Адмиралтейство или еще куда, если меня попросят..."
   Однако в 1917г. Битти не суждено было попасть в Адмиралтейство. Джеллико сдал дела только в декабре, а новый морской министр Эрик Геддес остановил свой выбор на адмирале Розлине Уэстер-Уэмиссе. Уэмисс был на 7 лет старше Битти, имел большие связи при дворе и довольно быстро продвигался по служебной лестнице. Начало войны застало его командующим эскадрой броненосных крейсеров в составе Отечественного флота. Затем его перевели на Средиземное море, где он был комендантом военно-морской базы на Лемносе, обеспечивающей операцию по форсированию Дарданелльского пролива. Командовал кораблями, прикрывавшими высадку десанта в Галлиполи в апреле 1915 г. Неудачный штурм Черноморских проливов никак не отразился на карьере Уэмисса. Напротив, он получил звезды вице-адмирала и перепорхнул на весьма тепленькое местечко (в прямом и переносном смысле) - на протяжении всего 1916 г. и первой половины 1917г. командовал военно-морскими силами в Индийском океане. Ему уже пришел приказ принять командование Средиземноморским флотом, когда вскоре последовало предложение морского министра сразу перейти в Адмиралтейство, и Уэмисс не отказался.
   Выбор Геддеса оказался удачным. "Впервые с начала войны, - писал профессор Мардер, воцарилась гармония в отношениях между Адмиралтейством и высшим командованием Гранд Флита". Мы можем смело добавить - и внутри Адмиралтейства. Брат морского министра, будущий посол Великобритании в США Окланд Геддес заметил в своих мемуарах: "Взаимоотношения, установившиеся между морским министром и новым первым морским лордом, были почти идеальными.и они работали бок о бок с полным взаимным доверием. Морской министр ограждал моряков от вмешательства политиков, а моряки с полной отдачей претворяли в жизнь решения восстановленного в своем авторитете Совета Адмиралтейства''. Относительно "идеальных отношений" в мемуарах О. Геддеса, пожалуй, слишком громко сказано. Между Эриком Геддесом и Уэмиссом имели место определенные разногласия, особенно по поводу судостроительной программы. Но они действительно доверяли друг другу и испытывали взаимную симпатию. Это и стало залогом успеха в совместной работе двух ключевых фигур в военно-морской иерархии Великобритании на завершающем этапе мировой войны.
   Отношения между Уэмиссом и Битти с самого начала установились вполне доброжелательные и оставались таковыми до конца войны. "Отношения между Битти и Джеллико, - вспоминал Уэмисс уже после войны, - никогда не были сердечными - первый всегда считал, что последний сознательно уклонился от Ютландского сражения, и вообще был о нем невысокого мнения; и, конечно же, отношения между Адмиралтейством и Гранд Флитом стали более доверительными и доброжелательными с моим приходом". Действительно, на протяжении последнего военного года первый морской лорд и командующий флотом оставались на короткой ноге. Их письма друг другу начинались обращениями "Дорогой Дэвид" и "Дорогой Рози". Увы, сразу после окончания войны отношения между "Дэвидом" и "Рози" быстро изменились в худшую сторону.
   В начале 1918 г. уже ощущалось, что война близится к концу. Было ясно, что Великобритании в очередной раз удалось отстоять свои позиции "владычицы морей". Но в горниле первой мировой войны уже зарождалась новая угроза, новая проблема, искать выход из которой на протяжении первого послевоенного десятилетия пришлось именно Дэвиду Битти.
   Концепция экономической войны против Германии и нанесения ей поражения посредством непроницаемой морской блокады разрабатывалась в британском Адмиралтействе на протяжении 1906-1908 гг. Занимались данной проблемой начальник отдела военно-морской разведки контр-адмирал Чарльз Оттли, а затем сменивший его на этом посту контр-адмирал Эдмонд Слейд. В результате своих изысканий они пришли к выводу, что промышленность Германии и обеспечение ее населения всем необходимым зависят от морских перевозок не в меньшей степени, чем сама Великобритания. Оттли представил Р.Маккенне докладную записку, которая начиналась почти поэтически: "Географическое положение нашей страны в совокупности с ее преобладающей морской мощью дает нам верное и простое средство удушения Германии с моря. ...В ходе продолжительной войны мельничные жернова нашей морской мощи (хотя и не так быстро, как хотелось бы) сотрут в порошок промышленное население Германии. В конце концов сквозь мостовые Гамбурга прорастет трава, повсюду воцарятся смерть и разруха".
   Однако блокада Германии могла быть эффективной только в случае пресечения всей морской торговли этой страны, в том числе перевозок под флагом нейтральных стран. Такие мероприятия могли привести не только к попранию прав нейтральных государств, но и шли вразрез с официальной позицией Великобритании, объявившей себя одним из гарантов международных законов морской торговли под нейтральным флагом, провозглашенных в Парижской декларации 1856 г. и подтвержденных в Гаагской декларации 1907 г. и Лондонской декларации 1909 г.
   Правда, военные моряки не испытывали никаких сомнений перед лицом вышеупомянутых осложнений. "Война не имеет правил, - писал Фишер, - Суть войны - насилие. Самоограничение в войне - идиотизм. Бей первым, бей сильно, бей без передышки"! Фишер в своей простоте полагал, что международное право "не имеет зубов". Что касается положения нейтральных государств в будущей большой европейской войне, то из них только Соединенные Штаты могли в случае необходимости подкрепить свои права силой. К 1914 г. военный флот этой страны уже переместился на третье место в мире, по числу кораблей практически не уступая германскому.
   Нельзя сказать, чтобы Маккенна и Фишер полностью игнорировали проблему могущественных нейтралов. Общение с американскими морскими офицерами и, прежде всего, с командированным в Англию капитаном III ранга Уильямом Симсом, который был вхож к самому президенту Теодору Рузвельту, наводило первого морского лорда на мысль, что США благосклонно отнесутся к любым военным мероприятиям Англии. В 1908 г. Фишер высмеял военные планы Слейда по обороне Канады на случай войны с США. В декабре 1910 г. Симе в присутствии многих официальных лиц на банкете в Гилд-холле провозгласил тост за лояльные отношения между двумя англосаксонскими державами. Фишер поддерживал переписку и с А. Т. Мэхеном, чьи идеи оказывали сильнейшее влияние на морскую политику и стратегическое планирование США. Однако, если бы первый морской лорд имел возможность ознакомиться с военными планами морского департамента США, думается, его оптимизм был бы сильно поколеблем.
   С началом военных действий в августе 1914г. проблема "свободы морей" и тесно связанный с ней вопрос о правах нейтральных стран приобрели громадное значение. В самом начале первой мировой войны правительство США запросило воюющие стороны, будет ли ими соблюдаться Лондонская декларация 1909 г. и рекомендовало им придерживаться последней. Британское правительство дало ответ, что оно будет соблюдать соответствующие правила, но с некоторыми изменениями, которые сочтет необходимыми. В том же духе высказывались союзники Англии. Германия и правительства центральных держав, напротив, ответили, что они принимают правила Лондонской декларации при условии их соблюдения другой воюющей стороной.
   Однако уже в первые недели войны обе стороны начали систематически отрекаться от принципов международных соглашений по морской торговле и попирать их одно за другим под предлогом нарушения этих принципов противником. Уже 13 августа Эдвард Грей опубликовал заявление, что все суда, направляющиеся в Роттердам, будут подразделяться на три категории: 1) суда под флагом противника; 2) суда, следующие из Соединенных Штатов; 3) остальные. Большинство британских государственных деятелей к концу сентября 1914 г. пришли к убеждению, что именно экономическая блокада поможет выиграть войну. Лишь очень немногие допускали возможность конфликта с США на этой почве. Асквит был, пожалуй, единственным человеком в правительственном кабинете, который считал, что Англия не может себе позволить утратить доброе расположение Америки и должна стараться сохранить его любой ценой. Грей, Черчилль, Ллойд Джордж, Китченер и другие требовали ужесточения ограничений по морской торговле. На введении непроницаемой морской блокады настаивало и французское правительство.
   Новый этап в попрании прав нейтральной торговли начался с возвращением 30 октября 1914 г. в Адмиралтейство Фишера. С 3 ноября всякое нейтральное судно, направлявшееся в Северное море без английских навигационных документов, рисковало взлететь на воздух на британских минных полях, выставленных в международных водах. Для получения таких документов требовался заход в один из английских портов. В порту капитан должен был доказать, что его груз не является военной контрабандой и не попадет в Германию непосредственно либо окольным путем. Военной контрабандой были объявлены все сколько-нибудь существенные предметы международной торговли, включая хлопок и продукты питания. Пользуясь отсутствием решительных действий со стороны Америки, 5 ноября английский военный корабль захватил рефрижератор "Альфред Нобель", следовавший с грузом мяса в Копенгаген. Вскоре подобные захваты стали обычным делом.
   Почему же США уже в первые три месяца войны не предприняли никаких действенных шагов, чтобы отстоять свои права? Американцы вполне могли наладить эскортирование конвоев из нейтральных судов своими военными кораблями, как это они уже делали в 1798 г. После войны Грей признался, что нейтральных конвоев он опасался больше, чем любой другой формы протеста со стороны США. Ответ на поставленный вопрос может быть двояким. С одной стороны, ряд государственных деятелей США, например, Уолтер Пейдж, опасались, что радикальные меры противодействия Великобритании могут привести к войне с этой страной. С другой стороны, те, кто "делал" американскую внешнюю политику между августом и октябрем 1914 г. - У. Пейдж, Р. Лансинг, Э. Хауз и, наконец, сам президент Вильсон, - судя по их неофициальным высказываниям, явно стояли на стороне Антанты.
   Пользуясь этим. Грей постарался сделать морскую блокаду настолько действенной, "насколько можно было обойтись без разрыва с Соединенными Штатами". Но в конечном итоге Вильсон вынужден был уступить давлению со стороны возмущенного общественного мнения. Многие американцы были обеспокоены начавшимся глобальным конфликтом и незащищенностью США. Прежде всего это относилось к восточному побережью Америки. Консерваторы по своим убеждениям и сторонники республиканской партии по политической ориентации, хорошо образованные и имевшие представление о положении дел в Европе не понаслышке, они начали политическую кампанию осенью 1914 г. за "готовность" к возможной войне. Они требовали принятия программы военно-морского строительства, которая обеспечила бы США военным флотом, гарантировавшим от любого вторжения, и создания армии, численностью как минимум в 1 млн. человек, основанной на всеобщей воинской повинности. Возглавили кампанию такие влиятельные люди, как бывший президент Теодор Рузвельт, сенатор Генри Кэббот Лодж, бывший госсекретарь Элиу Рут. После того как Великобритания начала осуществлять бескомпромиссную морскую блокаду, это движение получило дополнительные козыри в своей агитации.
   Таким образом, непосредственной причиной англо-американских трений в начале первой мировой войны явились военные мероприятия Англии, имевшие целью блокаду стран Тройственного союза, с одной стороны, и стремление американского капитала к неограниченной торговле со всеми воюющими сторонами, с другой. Английское правительство объявило почти все сколько-нибудь существенные предметы международной торговли военной контрабандой. Северное море было объявлено военной зоной и заминировано. Торговля США с Германией и Австро-Венгрией уже к 1915 г. практически прекратилась. Госдепартамент США бомбардировал Лондон нотами протеста по поводу морской блокады. Некоторые из этих нот были составлены в весьма резких выражениях. И, несмотря на то что многие руководители политики и дипломатии с обеих сторон принимали все возможные усилия к тому, чтобы по возможности сглаживать противоречия и не доводить до конфликта, расхождения между Вашингтоном и Лондоном все увеличивались.