Страница:
Глава III. Борьба продолжается
После усмирения «мятежа» русских солдат в лагере ля-Куртин 92 куртинских руководителя были отправлены в военную тюрьму города Бордо, а 300 солдат заточены в фортовых подвалах острова Экс. Кроме этого, еще 300 куртинцев, относившихся к «беспокойным элементам», отправили в лагерь Бург-Ластик, в районе Клермон-Феррана, где был установлен тюремный режим. Все эти 700 человек являлись подследственными, и многим из них грозило суровое наказание.
Из остальных солдат 1-й бригады численностью в 7800 человек сформировали 19 так называемых «особых безоружных сводных маршевых рот», по 400 человек в каждой. Эти роты разместили в том же лагере ля-Куртин.
Вернувшись в лагерь, куртинцы опять стали организовывать свои революционные силы. По инициативе отдельных солдат был создан подпольный комитет, который в своей работе придерживался прежних идей борьбы против империалистической войны, за возврат на родину.
Вследствие того, что основная масса солдат «особых сводных маршевых рот» по-прежнему не изъявляла согласия подчиниться властям и выступить на фронт, их разделили на три категории: 1-я категория — солдаты, которых можно было использовать как боевую часть на французском фронте, сформировав из них «добровольческие» батальоны и влив в состав национальных легионов; 2-я категория — солдаты, которых, по мнению командования, можно было использовать как рабочую силу на работах оборонного значения в тылу и в армии; 3-я категория — все остальные солдаты, не желающие нести ни военной службы в «добровольческих» батальонах на [239] фронте, ни выполнять работы в тылу и армии. Эти солдаты предназначались к высылке в Северную Африку.
Таким образом, революционным русским солдатам, требующим прекращения войны и возвращения на родину, приходилось выбирать одно из трех: службу на фронте, военные работы в тылу, каторжно-принудительные работы в знойной Африке. Русские солдаты во Франции по-прежнему рассматривались французскими банкирами как их собственность, которой они могут распоряжаться по-своему.
Ликвидация куртинского «мятежа» и отправка небольшой части солдат 3-й бригады на фронт, решение Временного правительства поставить русские войска во Франции на тыловые работы дали генералу Занкевичу основание рассчитывать на полное «усмирение» непокорных. Объявляя решение Временного правительства, Занкевич предложил им «полное право» «добровольно» избрать любой из выше указанных способов их использования.
Узнав о таких решениях, подпольный комитет лагеря ля-Куртин ответил несколькими воззваниями к солдатам.
Первое воззвание гласило:
Второе воззвание:
«Товарищи! Категорически отказывайтесь от всякой работы так же, как идти на фронт. Нас обманывают: говорят, что нет транспорта отправить в Россию. Это — ложь! Они не хотят отправить нас в Россию на помощь нашим отцам и братьям. Командование старается обмануть нас разными способами и отправить на фронт, чтобы защищать французскую буржуазию.Товарищи, знайте, что близок час нашего столь ожидаемого возвращения в Россию. Ура! Долой тиранов!»
Третье воззвание:
Соглашательский отрядный комитет лучше генерала Занкевича разбирался в настроениях солдат. Чтобы прибрать солдат к рукам, он возобновил кампанию за выступление на фронт.
— Мы, — говорили соглашатели из отрядного комитета солдатам, — расправились с куртинцами-ленинцами, изменниками родины, немецкими агентами, должны теперь доказать на деле, с оружием в руках, нашу преданность родине и союзникам. Пусть не будет среди нас трусов и малодушных; ни одного изменника, который поступил бы так, как куртинцы! [241]
Подобным речам не было конца. Они произносились ежедневно и по разному поводу. Эта агитация русских соглашателей была подкреплена приказом командующего XVIII военным округом, в котором размещались бригады, французского генерала Аллуэн: «Французское правительство, — говорилось в приказе, — постановило, что русские войска, находящиеся в лагере Курно, будут распределены следующим образом: 1. Боевые дружины, волонтеры на французском фронте (русский легион). 2. Добровольные рабочие, по мере надобности, в зоне действующей армии. 3. Русские солдаты, которые не войдут в состав этих двух категорий, будут отправлены в Северную Африку».
Этот приказ был отправным пунктом в изменнической деятельности отрядного комитета. По решению комитета, утвержденному генералом Занкевичем, быть в первой категории, стать легионером предоставлялось право только солдатам 3-й бригады, и в первую очередь активным участникам «усмирения» куртинского «мятежа».
И солдаты 3-й бригады, опять одураченные соглашательским отрядным комитетом, пошли в легион так же бездумно, как на расстрел 1-й революционной бригады лагеря ля-Куртин.
Записавшиеся в легион солдаты 3-й бригады надеялись, что воинская дисциплина в легионе будет зиждиться на основах «Декларации прав солдата», хотя эта декларация после июльских событий в России была аннулирована. Но они просчитались. Вместо «Декларации прав солдата» их ознакомили с приказом главнокомандующего французской армией, которым отменялись все институты, предусмотренные декларацией, и в первую очередь солдатские комитеты. Русские солдаты снова возвращались к воинской дисциплине, существовавшей в царской армии.
Как только русский легион был сформирован, его причислили к иностранному легиону французской армии и включили в состав марокканской дивизии. Вскоре его направили на фронт на участок Виллер-Бретоне, восточнее Амьена, на стыке между английскими и французскими войсками. Печальна судьба этого легиона! 26 апреля 1918 года он был брошен в наступление и почти полностью уничтожен.
Только тогда оставшиеся в живых русские легионеры поняли, куда завела их соглашательская политика руководителей. [242] Они требовали отправить их в Россию. Но теперь уже с ними не церемонились. Члены отрядного комитета 3-й бригады, избранные на «армейском демократическом съезде» — Сабуров и Ушаков — ярые сторонники организации легиона и выступления на фронт, — написали военному министру Пенлеве жалобу на неправильные действия французского командования, которые привели к гибели большей части личного состава русского легиона, и тайно отправили ее с нарочным курьером в Париж.
Вместо ответа на эту жалобу поступил приказ — легиону немедленно выступить на фронт. Русским солдатам стало ясно, что им не предоставляют иного выбора, как только умирать за чужие интересы. И они решили последовать примеру куртинцев: отказались выполнить приказ. Началась чистка легиона от «нежелательных элементов». В результате было арестовано 60 человек, в том числе Сабуров и Ушаков. Их обвинили в нарушении воинской дисциплины, в подстрекательстве к измене воинскому долгу и предали военно-полевому суду. Военно-полевой суд приговорил Сабурова и Ушакова к расстрелу. 23 мая 1918 года они были расстреляны перед строем легиона.
Остальных арестованных русских легионеров отправили на фронт в дисциплинарный батальон марокканской дивизии. Там у них отобрали оружие и заставили день и ночь выполнять всевозможные работы. И когда марокканская дивизия заняла боевой участок, русский дисциплинарный батальон был истреблен почти полностью.
Трагическая судьба русского легиона многому научила солдат 3-й бригады. Теперь и они проклинали Временное правительство, которое использовало их в роли палачей 1-й бригады, а после этого отдало на произвол французской буржуазии. Они проклинали и своих вожаков — инициаторов организации русского легиона, сторонников продолжения преступной войны. Но они были уже не в силах изменить что-либо, французская реакция жестоко расправилась с ними.
Тяжело было и тем русским солдатам, которые до конца оставались верными делу революции. Положение солдат в лагере ля-Куртин с каждым днем становилось все хуже. К голоду, физическим истязаниям, отсутствию медицинской помощи и другим невзгодам прибавилась эпидемия брюшного тифа и другие тяжелые болезни. То в одной, то в другой роте стала появляться цинга. Голод, [243] тиф, цинга, физические и моральные мучения сломили стойкость части солдат, и 2600 человек из 7800 дали согласие пойти в рабочие батальоны.
Измученные голодом и болезнями, подняли восстание те 300 человек из Куртинского лагеря, которые после разгрома 1-й бригады были заключены в тюремный лагерь Бург-Ластик. На усмирение восставших командование XII военным округом из Клермон-Феррана бросило пехотный полк и три пулеметные роты. Восстание было подавлено, 50 куртинцев арестованы и под усиленным конвоем отправлены на остров Экс, 250 человек после избиения дали «добровольное» согласие идти в рабочие батальоны.
Из остальных солдат 1-й бригады численностью в 7800 человек сформировали 19 так называемых «особых безоружных сводных маршевых рот», по 400 человек в каждой. Эти роты разместили в том же лагере ля-Куртин.
Вернувшись в лагерь, куртинцы опять стали организовывать свои революционные силы. По инициативе отдельных солдат был создан подпольный комитет, который в своей работе придерживался прежних идей борьбы против империалистической войны, за возврат на родину.
Вследствие того, что основная масса солдат «особых сводных маршевых рот» по-прежнему не изъявляла согласия подчиниться властям и выступить на фронт, их разделили на три категории: 1-я категория — солдаты, которых можно было использовать как боевую часть на французском фронте, сформировав из них «добровольческие» батальоны и влив в состав национальных легионов; 2-я категория — солдаты, которых, по мнению командования, можно было использовать как рабочую силу на работах оборонного значения в тылу и в армии; 3-я категория — все остальные солдаты, не желающие нести ни военной службы в «добровольческих» батальонах на [239] фронте, ни выполнять работы в тылу и армии. Эти солдаты предназначались к высылке в Северную Африку.
Таким образом, революционным русским солдатам, требующим прекращения войны и возвращения на родину, приходилось выбирать одно из трех: службу на фронте, военные работы в тылу, каторжно-принудительные работы в знойной Африке. Русские солдаты во Франции по-прежнему рассматривались французскими банкирами как их собственность, которой они могут распоряжаться по-своему.
Ликвидация куртинского «мятежа» и отправка небольшой части солдат 3-й бригады на фронт, решение Временного правительства поставить русские войска во Франции на тыловые работы дали генералу Занкевичу основание рассчитывать на полное «усмирение» непокорных. Объявляя решение Временного правительства, Занкевич предложил им «полное право» «добровольно» избрать любой из выше указанных способов их использования.
Узнав о таких решениях, подпольный комитет лагеря ля-Куртин ответил несколькими воззваниями к солдатам.
Первое воззвание гласило:
«Товарищи! Многие из нас оказали из ряда вон выходящую слабость, начали подчиняться буржуазии; они хотят спасти ее от гибели.Товарищи! Не соглашайтесь выполнять работы. Те, кто дают записать себя, идут к гибели так же, как их товарищи, которые страдают ни за что. Записавшихся просим подумать о том, что их ждет. Отказывайтесь!»Вслед за первым воззванием последовали еще два.
Второе воззвание:
«Товарищи! Категорически отказывайтесь от всякой работы так же, как идти на фронт. Нас обманывают: говорят, что нет транспорта отправить в Россию. Это — ложь! Они не хотят отправить нас в Россию на помощь нашим отцам и братьям. Командование старается обмануть нас разными способами и отправить на фронт, чтобы защищать французскую буржуазию.Товарищи, знайте, что близок час нашего столь ожидаемого возвращения в Россию. Ура! Долой тиранов!»
Третье воззвание:
«Граждане солдаты! Мы еще не забыли, наши сердца еще бьются, у нас лишь одна мысль: в Россию! в Россию! Отправьте нас в Россию как можно скорее. Никто не может [240] забыть, как мы были окружены и «побеждены» в ля-Куртине. Они осыпали нас огнем и оставили без хлеба. Чтобы не отправлять нас в Россию, они отняли все права и хотят согнуть нас опять силой железа! Они отправили наших ни в чем не повинных товарищей в неизвестные места, а теперь некоторые наши товарищи начинают это забывать.Возможно ли, чтобы мы были настолько малодушны, чтобы пойти работать за деньги? Так мало для них гибели их братьев. Не унижайтесь ради жалованья. Наша свобода гораздо дороже, чем все медные гроши. Если мы вернемся в Россию после этой добровольной работы, наши братья спросят нас, смотря нам в глаза: «Что ты сделал? Ты работал на французов, принял от них деньги и вытянул последние гроши у твоей семьи».Товарищи, мы просим вас не идти на добровольные работы. Тем, кто записался, даем совет: отказывайтесь.В Россию! В Россию! Тайный комитет» {71}.Эти воззвания делали свое дело. Несмотря на кровавую бойню, голод, продолжавшийся террор, борьба куртинцев за свободу, за возврат на родину не прекращалась даже в условиях, когда они были обезоружены, морально подавлены. Русско-французская реакция рано торжествовала. Ей удалось уничтожить физически тысячи русских революционных солдат, посадить в казематы сотни активистов куртинцев, но сломить волю к борьбе тысяч оставшихся в живых ей не удалось. Борьба продолжалась, хотя она и приняла иные формы.
Соглашательский отрядный комитет лучше генерала Занкевича разбирался в настроениях солдат. Чтобы прибрать солдат к рукам, он возобновил кампанию за выступление на фронт.
— Мы, — говорили соглашатели из отрядного комитета солдатам, — расправились с куртинцами-ленинцами, изменниками родины, немецкими агентами, должны теперь доказать на деле, с оружием в руках, нашу преданность родине и союзникам. Пусть не будет среди нас трусов и малодушных; ни одного изменника, который поступил бы так, как куртинцы! [241]
Подобным речам не было конца. Они произносились ежедневно и по разному поводу. Эта агитация русских соглашателей была подкреплена приказом командующего XVIII военным округом, в котором размещались бригады, французского генерала Аллуэн: «Французское правительство, — говорилось в приказе, — постановило, что русские войска, находящиеся в лагере Курно, будут распределены следующим образом: 1. Боевые дружины, волонтеры на французском фронте (русский легион). 2. Добровольные рабочие, по мере надобности, в зоне действующей армии. 3. Русские солдаты, которые не войдут в состав этих двух категорий, будут отправлены в Северную Африку».
Этот приказ был отправным пунктом в изменнической деятельности отрядного комитета. По решению комитета, утвержденному генералом Занкевичем, быть в первой категории, стать легионером предоставлялось право только солдатам 3-й бригады, и в первую очередь активным участникам «усмирения» куртинского «мятежа».
И солдаты 3-й бригады, опять одураченные соглашательским отрядным комитетом, пошли в легион так же бездумно, как на расстрел 1-й революционной бригады лагеря ля-Куртин.
Записавшиеся в легион солдаты 3-й бригады надеялись, что воинская дисциплина в легионе будет зиждиться на основах «Декларации прав солдата», хотя эта декларация после июльских событий в России была аннулирована. Но они просчитались. Вместо «Декларации прав солдата» их ознакомили с приказом главнокомандующего французской армией, которым отменялись все институты, предусмотренные декларацией, и в первую очередь солдатские комитеты. Русские солдаты снова возвращались к воинской дисциплине, существовавшей в царской армии.
Как только русский легион был сформирован, его причислили к иностранному легиону французской армии и включили в состав марокканской дивизии. Вскоре его направили на фронт на участок Виллер-Бретоне, восточнее Амьена, на стыке между английскими и французскими войсками. Печальна судьба этого легиона! 26 апреля 1918 года он был брошен в наступление и почти полностью уничтожен.
Только тогда оставшиеся в живых русские легионеры поняли, куда завела их соглашательская политика руководителей. [242] Они требовали отправить их в Россию. Но теперь уже с ними не церемонились. Члены отрядного комитета 3-й бригады, избранные на «армейском демократическом съезде» — Сабуров и Ушаков — ярые сторонники организации легиона и выступления на фронт, — написали военному министру Пенлеве жалобу на неправильные действия французского командования, которые привели к гибели большей части личного состава русского легиона, и тайно отправили ее с нарочным курьером в Париж.
Вместо ответа на эту жалобу поступил приказ — легиону немедленно выступить на фронт. Русским солдатам стало ясно, что им не предоставляют иного выбора, как только умирать за чужие интересы. И они решили последовать примеру куртинцев: отказались выполнить приказ. Началась чистка легиона от «нежелательных элементов». В результате было арестовано 60 человек, в том числе Сабуров и Ушаков. Их обвинили в нарушении воинской дисциплины, в подстрекательстве к измене воинскому долгу и предали военно-полевому суду. Военно-полевой суд приговорил Сабурова и Ушакова к расстрелу. 23 мая 1918 года они были расстреляны перед строем легиона.
Остальных арестованных русских легионеров отправили на фронт в дисциплинарный батальон марокканской дивизии. Там у них отобрали оружие и заставили день и ночь выполнять всевозможные работы. И когда марокканская дивизия заняла боевой участок, русский дисциплинарный батальон был истреблен почти полностью.
Трагическая судьба русского легиона многому научила солдат 3-й бригады. Теперь и они проклинали Временное правительство, которое использовало их в роли палачей 1-й бригады, а после этого отдало на произвол французской буржуазии. Они проклинали и своих вожаков — инициаторов организации русского легиона, сторонников продолжения преступной войны. Но они были уже не в силах изменить что-либо, французская реакция жестоко расправилась с ними.
Тяжело было и тем русским солдатам, которые до конца оставались верными делу революции. Положение солдат в лагере ля-Куртин с каждым днем становилось все хуже. К голоду, физическим истязаниям, отсутствию медицинской помощи и другим невзгодам прибавилась эпидемия брюшного тифа и другие тяжелые болезни. То в одной, то в другой роте стала появляться цинга. Голод, [243] тиф, цинга, физические и моральные мучения сломили стойкость части солдат, и 2600 человек из 7800 дали согласие пойти в рабочие батальоны.
Измученные голодом и болезнями, подняли восстание те 300 человек из Куртинского лагеря, которые после разгрома 1-й бригады были заключены в тюремный лагерь Бург-Ластик. На усмирение восставших командование XII военным округом из Клермон-Феррана бросило пехотный полк и три пулеметные роты. Восстание было подавлено, 50 куртинцев арестованы и под усиленным конвоем отправлены на остров Экс, 250 человек после избиения дали «добровольное» согласие идти в рабочие батальоны.
Глава IV. Новые репрессии
7 ноября 1917 года в России свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция. Победа русских рабочих и крестьян, взявших под руководством большевиков власть в свои руки, привела в бешенство французскую буржуазию, вызвала у нее новый приступ ненависти к русским революционным солдатам. Французское командование теперь уже не считало нужным соблюдать хотя бы видимое невмешательство во внутренние дела 1-й особой русской дивизии и открыто и нагло заявило о своем намерении жестоко расправиться со всеми русскими солдатами, отказывавшимися служить интересам французских банкиров.
11 ноября 1917 года в лагерь ля-Куртин прибыл подполковник французской службы Кросс. Он имел особое поручение французского военного командования «рационально» использовать русских «рабочих добровольцев» и срочно отправить их на работы, в первую очередь военного значения.
11 ноября вечером 2600 бывших солдат лагеря ля-Куртин отправили в различные департаменты страны. Особенно много солдат оказалось в угольных шахтах и рудниках, на военных заводах и лесных разработках.
При посадке в эшелоны русских солдат на ст. ля-Куртин произошел довольно знаменательный инцидент. В то время, когда началось распределение и посадка в вагоны людей, небольшая группа офицеров и сержантов французской службы из числа выделенных для конвоирования «рабочих» до места назначения стала куражиться. Покрикивая начальническим тоном на русских солдат, эти петэновские молодчики развязно заявили: «Не только вы, русские солдаты, обязаны работать на нас, французов, но [245] и вся ваша Россия будет нашей, так как Франция за пушки и снаряды купила вас, а вместе с вами и всю вашу Россию».
На это заявление русские солдаты-куртинцы спокойно, но твердо ответили: «Если вы, французы, попытаетесь напасть на Россию, то вы потеряете сначала всю вашу армию, а затем и свою страну, точно так же, как ваш Наполеон в 1812 году сначала потерял в России всю свою армию, затем потерял французскую империю, а вместе с нею и свою корону».
Такой ответ взбесил французских молодчиков, и они бросились на куртинцев, угрожая им оружием. Произошла схватка. Эта схватка через 10 минут кончилась тем, что 350 человек «рабочих добровольцев», будучи безоружными, смяли конвойную роту французских солдат, обезоружили ее и с оружием в руках, с криком «ура!» вернулись в лагерь, заняли казармы и забаррикадировали входы. К этим тремстам пятидесяти присоединилось еще несколько сотен человек. Французы окружили казармы. Назревал серьезный конфликт. Но подполковник Кросс не решился пускать в ход оружие и пошел на переговоры с русскими солдатами. Через несколько часов все успокоилось. Возникший инцидент был улажен. Но отправить после этого на работы всю партию «рабочих добровольцев» ни представителям командования XII военного округа, ни подполковнику Кроссу уже не удалось. Из 2600 человек, завербованных обманом и насилием «добровольцев», в этот день отправили всего лишь 1000 человек, а 1600 человек, имея отнятое у французских солдат оружие, продолжали оставаться в лагере, решительно отказываясь оставить его. Конвойные французские части оказались против них бессильными. Потребовалось вызвать несколько батальонов регулярных войск, чтобы обезоружить «солдат добровольцев» и отправить их на работы.
После отправки «рабочих добровольцев» в лагере ля-Куртин осталось еще около 7000 русских солдат. Они продолжали требовать отправки их на родину и отвергали все предложения французских властей.
На категорический отказ этих солдат оставаться на службе у французской буржуазии французское командование ответило рядом репрессий. Куртинцев стали морить голодом. Но это не сломило солдат. Тогда французское командование объявило куртинцам, что они будут высланы из лагеря в места, назначенные французскими властями. [246] Это была угроза разбросать куртинцев по тюрьмам и каторжным лагерям.
Однако и эта угроза не оказала никакого действия на куртинцев. Несколько дней работы по вербовке новых «добровольцев» никаких результатов не дали. Тогда, чтобы добиться своей цели, французские власти решили осуществить новую клеветническую кампанию против русских солдат. В записках французского генерального штаба, датированных последними числами ноября 1917 года, адресованных на имя военного министра Франции Пенлеве, сообщалось, что русские солдаты лагеря ля-Куртин разлагаются и бесчинствуют, что они пьянствуют, занимаются кражей и насильничают в окрестных деревнях, разрушают занимаемые ими казармы и т. п. «Таким образом, — резюмировали офицеры генерального штаба, — ...если не будут приняты меры, солдаты скоро станут разбойниками».
Эти донесения явились для французских властей основанием к новым репрессиям против куртинцев.
В высших кругах было принято решение снять с фронта 11-й кирасирский смешанный полк в составе 2500 человек под командой полковника Дюрана и бросить его против голодных и безоружных куртинцев, не желавших вступать в легионы. Одновременно с этим командующему XII военным округом генералу Комби было отдано распоряжение занять деревню ля-Куртин особым полком в составе 1400 человек, с пулеметной ротой.
С разрешения военного министра Пенлеве генерал Комби спешно перебросил из Лиможа полк кавалерии, который также направлялся против куртинцев.
3 декабря 1917 года по телеграфу военный министр отдал еще один приказ генералу Комби: немедленно очистить лагерь ля-Куртин, всех русских солдат отправить на работы, предварительно распределив по разным пунктам страны.
К тем же, говорилось в этом приказе, которые откажутся работать, применить принудительные меры, и после того, как принудительные меры не окажут действия, «эта часть солдат должна рассматриваться как неисправимая и должна быть выслана за пределы Франции, в Северную Африку».
Генерал Комби, получив приказание министра, в тот же день в сопровождении подполковника Кросса специальным поездом прибыл в лагерь ля-Куртин. [247]
Осведомившись у военного коменданта о событиях последнего дня в лагере, генерал Комби вызвал к себе русского коменданта лагеря полковника Котовича и вручил ему следующий приказ:
Приказ французского военного командования, переданный солдатам полковником Котовичем, и его личное обращение к ним не произвели на них никакого действия. Солдаты заявили полковнику Котовичу:
«Подчиняться приказам французского правительства [248] мы совершенно не намерены; пусть оно довольствуется теми малодушными, которые поехали работать «добровольно», но больше ни один солдат не пойдет ни на работу, ни тем более в легион. Если оно не хочет нас отправить в Россию, пусть подвозит артиллерию и начинает второй расстрел. Передайте генералу Комби, а через него французскому правительству, что лагерь ля-Куртин был революционным лагерем, а сейчас он, кроме того, превратился и в революционную крепость. Так пусть же французская буржуазия уничтожает эту крепость артиллерией» {74}. В 11 часов утра того же дня полковник Котович довел до сведения генерала Комби заявление куртинцев, добавив от себя, что ни один русский солдат не выражает желания идти работать или вступить в легион. Генерал Комби, выслушав полковника Котовича, который прибыл в штаб генерала Комби в сопровождении десятка русских офицеров, выразил свое удивление по поводу «спокойного тона», с которым русский полковник говорит о «мятежном» решении русских солдат. «Господа офицеры, — обратился Комби к полковнику Котозичу и русским офицерам, сопровождавшим его, — благодарю вас, я в вас больше не нуждаюсь; я принимаю решение, а вы запишите и немедленно опубликуйте нижеследующий приказ, который я вам сейчас продиктую». И генерал Комби продиктовал свой новый приказ русским солдатам:
Вооруженные солдаты французских полков во главе со своими и русскими офицерами под командой полковника Котовича ночью внезапно окружили бараки и казармы и начали расправу над безоружными людьми. Чтобы заставить солдат дать свое согласие идти на работу, их подвергали 15–20 ударам прикладом. К тем, кто не подчинялись, применяли другие меры физического воздействия. Таким путем был составлен список «добровольцев».
В результате избиения, длившегося всю ночь, было завербовано на работы около 1100 человек. Не допуская ни минуты промедления, дабы не дать «добровольцам» одуматься, к 5 часам вечера 10 декабря к станции ля-Куртин подали два эшелона, и тут же началась посадка. За каких-нибудь 3 часа 1100 человек успели рассадить по вагонам, выдать «продукты питания» и отправить по назначению. Эти эшелоны «добровольцев» довезли до ближайшей станции, там посадили в другие поезда и группами, по 150–200 человек, развезли в разные районы страны.
Но в лагере еще оставалось около 6000 человек. Генерал Комби продолжал проводить в лагере вербовку, прибегая к тем же методам. В течение двух следующих дней в лагере ля-Куртин можно было слышать крики и стоны русских солдат, избиваемых французскими вербовщиками. Но новых «добровольцев» эта вербовка не дала. Русские солдаты мужественно переносили все издевательства и стояли на своем. Они требовали отправить их в Россию. После этого французское военное командование оставило попытки заставить остальных русских солдат пойти в легион или на работы. Оно приказало генералу Комби начать формирование из русских солдат Куртинского лагеря отрядов для отправки в Африку. Получив приказ, генерал Комби поручает своему офицеру штаба — капитану Дофэну — из оставшихся куртинцев сформировать 4 отряда, по 1500 человек каждый. [250]
В каждый отряд были назначены французские офицеры, говорившие по-русски, которым и поручалось сопровождать «мятежников» в Алжир.
Военный комиссар русских войск во Франции эсер Михайлов, сменивший к этому времени Раппа, узнав решение французских властей, прибыл из Бордо в лагерь ля-Куртин. Он обратился с речью к куртинцам, прося их одуматься, поразмыслить над тем, что их ожидает в знойной стране. Но куртинцы терпеливо выслушали речь Михайлова и молча разошлись.
13 декабря 1917 года первая группа русских революционных солдат лагеря ля-Куртин численностью в 1500 человек под усиленным конвоем была направлена через Марсель в Северную Африку. 19 декабря туда же направили вторую группу и в ночь на 20 декабря — две последние группы.
Так закончилась неравная борьба русских революционных солдат лагеря ля-Куртин с французской и русской реакцией.
20 декабря 1917 года к вечеру казармы лагеря ля-Куртин заняли первые батальоны американской дивизии.
11 ноября 1917 года в лагерь ля-Куртин прибыл подполковник французской службы Кросс. Он имел особое поручение французского военного командования «рационально» использовать русских «рабочих добровольцев» и срочно отправить их на работы, в первую очередь военного значения.
11 ноября вечером 2600 бывших солдат лагеря ля-Куртин отправили в различные департаменты страны. Особенно много солдат оказалось в угольных шахтах и рудниках, на военных заводах и лесных разработках.
При посадке в эшелоны русских солдат на ст. ля-Куртин произошел довольно знаменательный инцидент. В то время, когда началось распределение и посадка в вагоны людей, небольшая группа офицеров и сержантов французской службы из числа выделенных для конвоирования «рабочих» до места назначения стала куражиться. Покрикивая начальническим тоном на русских солдат, эти петэновские молодчики развязно заявили: «Не только вы, русские солдаты, обязаны работать на нас, французов, но [245] и вся ваша Россия будет нашей, так как Франция за пушки и снаряды купила вас, а вместе с вами и всю вашу Россию».
На это заявление русские солдаты-куртинцы спокойно, но твердо ответили: «Если вы, французы, попытаетесь напасть на Россию, то вы потеряете сначала всю вашу армию, а затем и свою страну, точно так же, как ваш Наполеон в 1812 году сначала потерял в России всю свою армию, затем потерял французскую империю, а вместе с нею и свою корону».
Такой ответ взбесил французских молодчиков, и они бросились на куртинцев, угрожая им оружием. Произошла схватка. Эта схватка через 10 минут кончилась тем, что 350 человек «рабочих добровольцев», будучи безоружными, смяли конвойную роту французских солдат, обезоружили ее и с оружием в руках, с криком «ура!» вернулись в лагерь, заняли казармы и забаррикадировали входы. К этим тремстам пятидесяти присоединилось еще несколько сотен человек. Французы окружили казармы. Назревал серьезный конфликт. Но подполковник Кросс не решился пускать в ход оружие и пошел на переговоры с русскими солдатами. Через несколько часов все успокоилось. Возникший инцидент был улажен. Но отправить после этого на работы всю партию «рабочих добровольцев» ни представителям командования XII военного округа, ни подполковнику Кроссу уже не удалось. Из 2600 человек, завербованных обманом и насилием «добровольцев», в этот день отправили всего лишь 1000 человек, а 1600 человек, имея отнятое у французских солдат оружие, продолжали оставаться в лагере, решительно отказываясь оставить его. Конвойные французские части оказались против них бессильными. Потребовалось вызвать несколько батальонов регулярных войск, чтобы обезоружить «солдат добровольцев» и отправить их на работы.
После отправки «рабочих добровольцев» в лагере ля-Куртин осталось еще около 7000 русских солдат. Они продолжали требовать отправки их на родину и отвергали все предложения французских властей.
На категорический отказ этих солдат оставаться на службе у французской буржуазии французское командование ответило рядом репрессий. Куртинцев стали морить голодом. Но это не сломило солдат. Тогда французское командование объявило куртинцам, что они будут высланы из лагеря в места, назначенные французскими властями. [246] Это была угроза разбросать куртинцев по тюрьмам и каторжным лагерям.
Однако и эта угроза не оказала никакого действия на куртинцев. Несколько дней работы по вербовке новых «добровольцев» никаких результатов не дали. Тогда, чтобы добиться своей цели, французские власти решили осуществить новую клеветническую кампанию против русских солдат. В записках французского генерального штаба, датированных последними числами ноября 1917 года, адресованных на имя военного министра Франции Пенлеве, сообщалось, что русские солдаты лагеря ля-Куртин разлагаются и бесчинствуют, что они пьянствуют, занимаются кражей и насильничают в окрестных деревнях, разрушают занимаемые ими казармы и т. п. «Таким образом, — резюмировали офицеры генерального штаба, — ...если не будут приняты меры, солдаты скоро станут разбойниками».
Эти донесения явились для французских властей основанием к новым репрессиям против куртинцев.
В высших кругах было принято решение снять с фронта 11-й кирасирский смешанный полк в составе 2500 человек под командой полковника Дюрана и бросить его против голодных и безоружных куртинцев, не желавших вступать в легионы. Одновременно с этим командующему XII военным округом генералу Комби было отдано распоряжение занять деревню ля-Куртин особым полком в составе 1400 человек, с пулеметной ротой.
С разрешения военного министра Пенлеве генерал Комби спешно перебросил из Лиможа полк кавалерии, который также направлялся против куртинцев.
3 декабря 1917 года по телеграфу военный министр отдал еще один приказ генералу Комби: немедленно очистить лагерь ля-Куртин, всех русских солдат отправить на работы, предварительно распределив по разным пунктам страны.
К тем же, говорилось в этом приказе, которые откажутся работать, применить принудительные меры, и после того, как принудительные меры не окажут действия, «эта часть солдат должна рассматриваться как неисправимая и должна быть выслана за пределы Франции, в Северную Африку».
Генерал Комби, получив приказание министра, в тот же день в сопровождении подполковника Кросса специальным поездом прибыл в лагерь ля-Куртин. [247]
Осведомившись у военного коменданта о событиях последнего дня в лагере, генерал Комби вызвал к себе русского коменданта лагеря полковника Котовича и вручил ему следующий приказ:
«В силу принятых решений, как следствие соглашения между военным министром и генералом Занкевичем, соблаговолите сообщить мне самое позднее в 12 часов количество подчинившихся приказу об отъезде в качестве рабочих. Остальные будут рассматриваться как неисправимые, и с ними будет поступлено соответствующим образом» {72}.Вручив приказ Котовичу, генерал Комби через подполковника Кросса тут же передал приказ и французским полкам, уже окружившим Куртинский лагерь. В нем говорилось:
«9 декабря с 9 часов утра русским солдатам будет строжайше запрещено отлучаться из своего лагеря. Посты будут удвоены, часовые меняются каждый час. Они будут укреплены системой сильных патрулей (20–25 человек), которые будут курсировать вокруг лагеря. За линией часовых одновременно будут циркулировать по меньшей мере два патруля. Они будут укомплектованы наполовину мобилизованными, наполовину кавалерийским полком. Одна треть войск будет в пикете. Всякий нарушитель приказа будет немедленно арестован.Патрули будут укреплены двумя или тремя хорошо знающими местность, которые будут служить разведкой» {73}.Вручая приказ полковнику Котовичу, генерал Комби предложил ему обратиться еще раз к солдатам лагеря ля-Куртин с требованием безоговорочно подчиниться приказам французских властей и объявить им, что в случае отказа вступить в легион или согласиться на работы они будут высланы в Алжир.
Приказ французского военного командования, переданный солдатам полковником Котовичем, и его личное обращение к ним не произвели на них никакого действия. Солдаты заявили полковнику Котовичу:
«Подчиняться приказам французского правительства [248] мы совершенно не намерены; пусть оно довольствуется теми малодушными, которые поехали работать «добровольно», но больше ни один солдат не пойдет ни на работу, ни тем более в легион. Если оно не хочет нас отправить в Россию, пусть подвозит артиллерию и начинает второй расстрел. Передайте генералу Комби, а через него французскому правительству, что лагерь ля-Куртин был революционным лагерем, а сейчас он, кроме того, превратился и в революционную крепость. Так пусть же французская буржуазия уничтожает эту крепость артиллерией» {74}. В 11 часов утра того же дня полковник Котович довел до сведения генерала Комби заявление куртинцев, добавив от себя, что ни один русский солдат не выражает желания идти работать или вступить в легион. Генерал Комби, выслушав полковника Котовича, который прибыл в штаб генерала Комби в сопровождении десятка русских офицеров, выразил свое удивление по поводу «спокойного тона», с которым русский полковник говорит о «мятежном» решении русских солдат. «Господа офицеры, — обратился Комби к полковнику Котозичу и русским офицерам, сопровождавшим его, — благодарю вас, я в вас больше не нуждаюсь; я принимаю решение, а вы запишите и немедленно опубликуйте нижеследующий приказ, который я вам сейчас продиктую». И генерал Комби продиктовал свой новый приказ русским солдатам:
«Крепость ля-Куртин. К русским войскам.Французское правительство решило, что лагерь ля-Куртин будет очищен в самый кратчайший срок от русских войск. Эта эвакуация будет осуществлена следующим образом: 1) русские, которые просят работу на тех же условиях, что и уже уехавшие их товарищи, будут направлены на указанные участки; 2) из тех, кто не попросится на работу, будут сформированы отряды и отправлены под эскортом в Африку» {75}.К вечеру 9 декабря этот приказ был опубликован в Куртинском лагере. Из оставшихся в лагере 7000 человек ни один не выразил согласия пойти на работу. Тогда генерал Комби принимает новое решение. Он издает ультиматум, подобный тому, который был издан 16 сентября генералом Занкевичем, с той лишь разницей, что в ультиматуме [249] Занкевича для изъявления покорности русским солдатам давался срок в 48 часов, а в ультиматуме генерала Комби этот срок был сокращен до 3 часов. Ультиматум генерала Комби был доведен до сведения куртинцев. Но он ничего не изменил. Добровольцев идти на работы, а тем более служить в легионе, не оказалось. Тогда генерал Комби отдал распоряжение полковнику Котовичу ночью окружить бараки и казармы французскими солдатами и лишить русских солдат возможности общаться друг с другом.
Вооруженные солдаты французских полков во главе со своими и русскими офицерами под командой полковника Котовича ночью внезапно окружили бараки и казармы и начали расправу над безоружными людьми. Чтобы заставить солдат дать свое согласие идти на работу, их подвергали 15–20 ударам прикладом. К тем, кто не подчинялись, применяли другие меры физического воздействия. Таким путем был составлен список «добровольцев».
В результате избиения, длившегося всю ночь, было завербовано на работы около 1100 человек. Не допуская ни минуты промедления, дабы не дать «добровольцам» одуматься, к 5 часам вечера 10 декабря к станции ля-Куртин подали два эшелона, и тут же началась посадка. За каких-нибудь 3 часа 1100 человек успели рассадить по вагонам, выдать «продукты питания» и отправить по назначению. Эти эшелоны «добровольцев» довезли до ближайшей станции, там посадили в другие поезда и группами, по 150–200 человек, развезли в разные районы страны.
Но в лагере еще оставалось около 6000 человек. Генерал Комби продолжал проводить в лагере вербовку, прибегая к тем же методам. В течение двух следующих дней в лагере ля-Куртин можно было слышать крики и стоны русских солдат, избиваемых французскими вербовщиками. Но новых «добровольцев» эта вербовка не дала. Русские солдаты мужественно переносили все издевательства и стояли на своем. Они требовали отправить их в Россию. После этого французское военное командование оставило попытки заставить остальных русских солдат пойти в легион или на работы. Оно приказало генералу Комби начать формирование из русских солдат Куртинского лагеря отрядов для отправки в Африку. Получив приказ, генерал Комби поручает своему офицеру штаба — капитану Дофэну — из оставшихся куртинцев сформировать 4 отряда, по 1500 человек каждый. [250]
В каждый отряд были назначены французские офицеры, говорившие по-русски, которым и поручалось сопровождать «мятежников» в Алжир.
Военный комиссар русских войск во Франции эсер Михайлов, сменивший к этому времени Раппа, узнав решение французских властей, прибыл из Бордо в лагерь ля-Куртин. Он обратился с речью к куртинцам, прося их одуматься, поразмыслить над тем, что их ожидает в знойной стране. Но куртинцы терпеливо выслушали речь Михайлова и молча разошлись.
13 декабря 1917 года первая группа русских революционных солдат лагеря ля-Куртин численностью в 1500 человек под усиленным конвоем была направлена через Марсель в Северную Африку. 19 декабря туда же направили вторую группу и в ночь на 20 декабря — две последние группы.
Так закончилась неравная борьба русских революционных солдат лагеря ля-Куртин с французской и русской реакцией.
20 декабря 1917 года к вечеру казармы лагеря ля-Куртин заняли первые батальоны американской дивизии.
Глава V. На каторжном острове Экс
Итак, основная масса русских солдат лагеря ля-Куртин осталась верной тому революционному знамени, под которым она многие месяцы вела борьбу и после расстрела Куртинского лагеря. Русские солдаты с негодованием отвергли все предложения французских властей, направленные на то, чтобы помешать им вернуться на Родину. И французская буржуазия жестоко расправилась с ними. Применяя силу, она отправила многие тысячи русских солдат на каторжные работы в Северную Африку. Так же жестоко расправилась французская реакция и с теми куртинцами, которых она считала руководителями и организаторами русских революционных солдат 1-й особой дивизии.
Утром 22 сентября 1917 г. на станцию ля-Куртин подошел поезд в составе 13 товарных вагонов. С противоположного холма, где размещался штаб главноначальствующего русскими войсками во Франции генерала Занкевича, на станцию ля-Куртин привели 390 человек арестованных, бывших руководителей и актив лагеря ля-Куртин. Среди них 90 человек руководителей ротных, полковых комитетов солдатских депутатов, в том числе и руководители Куртинского Совета, Все руководство солдатских комитетов 1-й бригады разместили отдельно в трех товарных вагонах. В другие 10 вагонов разместили остальных 300 куртинцев.
Утром 22 сентября 1917 г. на станцию ля-Куртин подошел поезд в составе 13 товарных вагонов. С противоположного холма, где размещался штаб главноначальствующего русскими войсками во Франции генерала Занкевича, на станцию ля-Куртин привели 390 человек арестованных, бывших руководителей и актив лагеря ля-Куртин. Среди них 90 человек руководителей ротных, полковых комитетов солдатских депутатов, в том числе и руководители Куртинского Совета, Все руководство солдатских комитетов 1-й бригады разместили отдельно в трех товарных вагонах. В другие 10 вагонов разместили остальных 300 куртинцев.