- Разумно, - кивнул поэт. - Давай так и поступим. Меня ты тоже приглашаешь?
   - Да, Карен так считает...
   - Большое ему спасибо! - иронически поклонился Глеб. - Очень неглупый юноша. А что считаешь по этому поводу ты?
   - Я уже вообще больше ничего не считаю! - снова взбеленилась Олеся. - Ты окончательно меня заморочил, и я отказываюсь что-либо понимать.
   - Тогда выбери день и время. Думаю, всех устроит пятница, часов семь. Передай Полине привет и скажи, что я очень скучаю без нее. И низкий поклон Карену. Он у тебя, кажется, чрезвычайно преуспевает по службе?
   - Кажется, - буркнула Олеся. - Отдался какой-то фирме. Я не вникаю в его служебные дела. На жизнь нам вполне хватает.
   - Вот здесь ты молодец! - похвалил отец. - Всегда бы так: не вникай - и дело с концом!
   - Легко тебе говорить, папа! - раздраженно сказала Олеся. - Ты бы лучше поговорил с Полиной.
   - Да о чем? - вновь удивился поэт. - Девочка даже не влюблена, простейшая физиология, самый примитивный случай... Она и так у тебя ничем особым не занята, ну пусть изображает хотя бы страсть. Все же занятие! И не такое уж неинтересное, ты не находишь? Неужели тебе надоел твой юный и прекрасный муж?
   Олеся поняла, что обсудить с отцом ничего не удастся.
   - Ладно, мы договорились, в пятницу, в семь, - скороговоркой пробормотала она. - Не забудь. Если что-нибудь изменится, я позвоню.
 
   Олеся нервничала. Ее взвинченность подогревалась безупречным, нарочитым спокойствием Карена и шутками Глеба. Они оба издевались над ее тревогами и страхами, обесценивая их своей иронией и превращая в ложные, несущественные. Ну, конечно, они были полностью правы: Олеся драматизировала события, но сейчас она чувствовала, что теряет Полину навсегда, и это подстегивало, заставляло торопиться и совершать необдуманные бессмысленные поступки. Вот когда она до конца осознала чувства Джангировых по отношению к ней и Карену, те чувства, которые она так справедливо осудила, не умея понять, те, с которыми они не смогли совладать когда-то и с которыми она не в состоянии была справиться теперь. Проклятый, вновь смыкающийся круг! Как могла она бороться с этим неумолимым, жестким, четко спланированным и логически выверенным течением жизни, как могла устоять перед ним - маленькая, слабая, бестолковая? И почему вдруг именно сейчас она так жадно, исступленно схватилась за Полину? Сознавала, что уходят годы, ничего не оставляя взамен? Ощущала близость новых потерь и панически боялась их? Вот! Отгадка, кажется, найдена. Она боится потерять Карена... Он молод, беспечен, эгоистичен и только бесстрастно свистит, покачиваясь на носках. Он уверенно шагает вперед, не оглядываясь и не останавливаясь ни перед чем. Его шаг - шаг победителя. Везде и во всем. И что за прихоть, что за детский каприз - на ходу прихватить с собой маленькую женщину с озерными глазами? И как он будет вести себя дальше - ведь ему только двадцать шесть, а ей уже под сорок... И не имеет никакого значения то, что они выглядят как ровесники. Это абсолютно ничего не значит. Карен всегда поступал и впредь будет поступать в соответствии со своими желаниями, и никто не властен что-либо изменить в его поведении. Подсознательно страшась его вполне возможного предательства, Олеся стала судорожно хвататься за дочь, не желая терять и ее тоже.
   Она напряженно осмотрела стол, готовый к ужину: ничего не забыла? Скоро должны приехать Полина со Стасом и Глеб. Карен закрылся в кабинете и что-то читал. Издерганная Олеся не слышала, как он бесшумно подошел и встал сзади.
   - Я думаю, - сказал он, лениво потягиваясь, - тебе давно пора бросить работу: твои деньги погоды не делают. Может, тогда ты начнешь хоть немного интересоваться домом. Надежда, правда, очень слабая...
   - Мы именно в эту минуту будем обсуждать твое неуместное предложение? - раздраженно спросила Олеся.
   - А что тут обсуждать? - флегматично пожал плечами Карен. - Тут абсолютно все ясно. Не вижу никакой проблемы.
   - Зато я вижу! Кроме того, ты, по своему обыкновению, пришел не вовремя. В твоем духе как раз сейчас предложить лечь в постель!
   - Это совсем неплохо, - Карен уставился на нее неподвижным взором. - Думаешь, не успеем?
   - Думаю, ты никогда не уймешься, - с трудом удержалась от смеха Олеся.
   Ну что можно поделать с ним, не меняющимся темноглазым мальчишкой, упрямо мокнущим под дождем возле ее дома?
   - Кажется, обстановку разрядили, - удовлетворенно заметил Карен и опустился в кресло. - Если они не явятся сию минуту, я съем все без остатка вместе с салфетками. Ты меня моришь голодом с полудня.
   - Не сочиняй! - возмутилась Олеся. - Ты без конца жевал дрянные чипсы и что-то там еще из пакета!
   - Конечно, из пакета. И, безусловно, дрянные. Я всю жизнь ем у тебя что-то мерзкое из пакета. А мечтаю - из тарелки! Разумеется, это замечательно - ходить в рестораны с такой неподражаемой женщиной, как ты, но все же не менее прекрасно ужинать с ней вдвоем дома. Я не люблю, когда моя личная жизнь проходит на людях! И мне сильно не нравится, когда на тебя смотрят! А там на тебя почему-то все время смотрят! В этом смысле дома значительно безопаснее и спокойнее. Однако я отвлекся. Почему я не вижу четко составленного тобой плана беседы? Вопрос - ответ, вопрос - ответ, твой монолог, наш диалог, стихи Глеба... Я думал, ты лучше подготовилась к встрече.
   Олеся махнула рукой.
   - Не смейся! Я действительно не знаю, о чем говорить.
   - А зачем говорить? - невозмутимо спросил Карен. - Пускай они говорят, а ты молчи. Только, умоляю, не бросай на меня трагические взгляды, это порой бывает сложно пережить, я начинаю пугаться и судорожно соображать, что от меня немедленно требуется. Я открою.
   И он встал, услышав звонок. Приехал Глеб со своей неизменной тростью. Он вручил Олесе два букета - для нее и для Полины - и огромный сверток.
   - Ты поразительно галантен! Вдобавок и цветы, - Олеся подозрительно осмотрела отца. - Очередное свидание, что ли, сорвалось? И ты остался с цветами и с носом?
   - Не проявляй сообразительность, - нежно посоветовал Глеб. - У тебя все равно ничего не получится. Детей еще нет?
   - Как видишь, - вздохнула Олеся. - Полина никогда не приходит вовремя.
   - Это хорошо характеризует будущую женщину, - порадовался, усаживаясь, Глеб.- Девочка, неужели ты наконец научилась готовить? - воскликнул он, с изумлением оглядывая стол.
   - Вы что, сговорились? - крикнула Олеся. - Пригласила на время кухарку, самый примитивный выход! Устраивает?
   Глеб успокоительно кивнул.
   - Вот теперь все сразу встало на свои места, а то я слишком удивился. Карен, как можно выносить ее столько лет? Признаюсь, я смутно понимаю.
   - Притерпелся, - лаконично ответил Карен и грустно вздохнул, скосив глаза на Олесю. - А куда денешься?
   - Деваться некуда, - охотно согласился с ним Глеб. - От нее вообще нельзя никуда деться.
   Олеся покорно сложила на коленях руки, готовясь терпеливо слушать долгое обсуждение собственного характера и бесчисленные упражнения в дурацких остротах, но, к счастью, явились Полина и Стас. Мускулистый, подвижный, слегка простоватый и явно очарованный Полиной юноша сначала понравился Олесе. Его немного смутили чересчур внимательные взгляды, и Олеся поспешила усадить всех за стол. По лицу Полины бродила обычная неопределенная улыбка. Карен мгновенно радостно схватился за нож и вилку.
   - С тех пор, как ты живешь отдельно, Поля, здесь все перешли на лечебное голодание. Поэтому ваш сегодняшний визит для меня - праздник. И если я объемся, не судите слишком строго. Это повторится теперь очень нескоро, если, конечно, вы не собираетесь баловать нас своими посещениями.
   Полина мило наклонила головку, ее блуждающая улыбка стала ласковой и признательной.
   - Мы можем бывать у вас часто, - сообщила она. - А почему не пришел Левон?
   Растерялся даже хладнокровный Карен. Глеб поправил очки. Олеся в испуге уставилась на дочь.
   - Не смог, - коротко объяснил Карен и сразу сменил тему. - Как успехи в теннисе? Что говорит тренер?
   - Тренер доволен, - включился в игру Стас. - Хотя Полина иногда ленится. Глеб Иванович, - почтительно обратился он к Витковскому, - я бы очень хотел автограф. Если можно.
   И он вытащил из кармана книжку Глеба. Пока тот подписывал ее, Олеся пыталась догадаться, какой новый сюжет зреет в голове дочери. Что за неуместный вопрос о Левоне? Карен безмятежно ел, изредка поглядывая то на жену, то на Полину, и усмехался. Потом он снова заговорил со Стасом, прекрасно понимая, что от женщин ждать многого не приходится и можно рассчитывать только на себя и на Глеба. Но тут Полина показала новый фокус. Она внезапно побледнела, прижала ладонь ко рту и выскочила из-за стола. Олеся бросилась за ней. Склонившись над раковиной, Полина мучилась приступом тяжелой рвоты, пытаясь побыстрее избавиться от съеденного.
   - Неужели отравилась? Попей водички!
   Полина прижалась к ее руке и застонала.
   - Что же ты могла съесть? - по-настоящему испугалась Олеся. - Мы ведь только что сели. И здесь ничего не должно быть плохого. А что ты ела сегодня дома?
   - Не сегодня, - простонала Полина. - Это не сегодня, мама. Это уже не первый день. Только положу что-нибудь в рот - и сразу выворачиваюсь наизнанку!
   Олеся похолодела. Она догадалась.
   - Почему ты не сказала мне раньше?
   Хотя что изменило бы признание дочери...
   - Я думала, пройдет, - лепетала Полина. - Можно, я пойду лягу?
   Олеся отвела ее в спальню и уложила. Вскоре заглянул Карен.
   - Чем-нибудь помочь?
   Олеся вяло покачала головой: чем тут теперь поможешь?
   - Ты развлекай там Стаса и папу. Я скоро приду.
   Но Карен приблизился к Полине.
   - Тебе ничего не нужно, Поля? Оставайся сегодня здесь, по-моему, тебе трудновато будет добраться до дому.
   - Стас довезет, - пролепетала Полина. - Спасибо, Карен... У меня просто сильно разболелась голова.
   - Я так и понял, - кивнул он. - Просто загадка, что бы все женщины делали без этой спасительной головной боли?..
   Он вышел.
   - Полина, - решительно сказала Олеся, - ты принимаешь хоть какие-нибудь меры предосторожности, когда спишь со Стасом?
   На лице Поли она увидела выражение полнейшего непонимания и удивления.
   - А разве нужно? Я не знала... Ты думаешь, он мог меня чем-нибудь заразить?
   Олеся чуть не заплакала от отчаяния. Такой степени непонятливости и отрешенности не ожидала даже она.
   - Полина, тебе шестнадцать лет, ты должна думать о последствиях... О любых... И о беременности в том числе. Мы же с тобой говорили об этом...
   Полина растерянно провела рукой по лицу.
   - Ты думаешь...
   - По крайней мере, - прервала ее Олеся, - ты могла бы для начала посоветоваться со мной!
   Полина удивленно подняла прислушивающиеся брови, в точности повторив манеру матери, которой она когда-то пленила Валерия.
   - Я не думала, что это может быть так сразу...
   - По-моему, это очевидность, - пробормотала разом обессилевшая Олеся, - Тебе немедленно нужно к врачу!
   Снова неопределенное движение бровей... Олеся вышла из себя.
   - Ты что, совсем ничего не понимаешь? Ты собираешься рожать?
   Полина меланхолично и неторопливо поднялась.
   - Пойдем, мама. Там нас ждут и беспокоятся.
   Конечно, их давно ждали и беспокоились, но Олеся напрочь потеряла всякую способность ориентироваться в обстановке, говорить и замечать происходящее. Она очнулась лишь тогда, когда Глеб осторожно поцеловал ее, прощаясь, и увел Полину и Стаса. Карен сидел рядом с ней, покачивая ногой и зацепив локтем ее руку.
   - Я все уберу, можешь спокойно сидеть дальше. Но я тебе так делать не советую. Лучше поделись со мной: что там у девочки?
   - У девочки ребенок! - выпалила Олеся и всхлипнула. - И она хочет его рожать!
   Карен хмыкнул.
   - Только не начинай, пожалуйста, сразу рыдать. Дети - это совсем неплохо. Как я когда-то просил тебя, но ты отказалась наотрез! Они собираются пожениться?
   - Никто не собирается! И она - прежде всего!
   - А чей это ребенок? - вдруг спросил Карен.
   Олеся возмущенно выдернула руку и мгновенно вспылила.
   - Ты прекратишь когда-нибудь свои дурацкие шутки?! Не знаешь чей?
   Карен задумчиво посмотрел на нее.
   - Этого не знает никто. Ни ты, ни я, ни сама Поля. Дело в том, что у тебя неполная информация. Кроме Стаса, девочка параллельно спит еще с Левоном. Уже четвертый месяц...
   Если бы в комнату сейчас вошел инопланетянин с рожками на голове, Олеся удивилась бы значительно меньше. Она затихла, в замешательстве глядя на мужа, и, видимо, что-то в ее лице ему опять очень не понравилось.
   - Не волнуйся, Леся, - быстро сказал он, обнимая ее. - Тут нет ничего страшного. Лев любит Полину. А теннисист - крохотное, минутное увлечение, и не увлечение даже, а так, пустячок.
   - Хорош пустячок... - прошептала Олеся. - Как-то на нас все всегда сваливается... Я не уверена, что ей вообще можно рожать. А Левон знает?
   - Про ребенка или про Стаса?
   Олеся махнула рукой.
   - Хоть про кого-нибудь...
   - Лев рассказал мне лишь об их отношениях. Похоже, ни о чем другом он не подозревает: девочка немножко водит его за нос, ничего, это ей даже идет. Пускай рожает, не трогай ее. Только... - Он отодвинулся. - Только... Попробуй, если, конечно, сможешь, все же развести ее с тренером. Я не собирался тебе ни о чем говорить, но так получилось. Впрочем, я думаю, они очень скоро расстанутся сами.
   - Карен, - еле слышно сказала Олеся, - ну как же так, Карен... Ты говоришь, что неизвестно, от кого ребенок. Как же Левон... - и она запнулась, окончательно смешавшись.
   Муж положил голову ей на колени.
   - Послушай, Леся... Я очень люблю своего единственного брата, хотя он недотепа и останется таким навсегда. Но больше всего на свете я люблю тебя. И я не могу позволить, чтобы даже из-за моего брата страдала ты. Мне уже достаточно твоих страданий. Чтобы защитить тебя от них, я пожертвую чем угодно, - он помолчал. - Даже Левоном. Поэтому он не должен ничего знать, и он женится на Полине, и у них - запомни, именно у них! - родится ребенок. Внуши это, пожалуйста, Поле, обмани ее. Но если ты сейчас начнешь мучиться из-за неудавшейся жизни Полины, я окончательно озверею. Это ложь во спасение, и к ней необходимо прибегнуть, чтобы сохранить нашу жизнь. - Карен поднял голову и пристально посмотрел на жену. Он, как всегда, был предельно честен. - Ты поняла меня? Полина никакая, прости меня, но я ошибся, и она выросла совсем бесцветной. А вот ты - какая-то, и даже очень какая! Но Левону нужна именно Полина, а мне - ты. Наш сценарий нельзя ни исправить, ни переписать заново. Поэтому попробуем изменить их странички, пока они пишутся. По крайней мере, там еще много пустот.
   - А у нас их, значит, больше нет? - слабо улыбнулась Олеся. - Все кончено? Мы с тобой поставили последнюю точку?
   Муж уткнулся носом в ее волосы и подышал в маленькое ухо.
   - Никогда не думай о точке, Леся, - глуховато сказал он. - Думай только про запятую. В крайнем случае, про многоточие. Это мой любимый знак препинания. Он оставляет свободу действию и фантазии. А теперь, пожалуйста, поцелуй меня, иначе мне тоже станет плохо, как Полине. У тебя отвратительные духи. Посуду я уберу позднее.
   Разом обрушилась тишина...
 
   Левон чувствовал себя счастливым. У него было все, о чем только можно мечтать: преданные заботливые родители, любящий старший брат, деньги, учеба, а теперь и любимая женщина. Что еще нужно человеку? Медлительная, заторможенная Полина подходила Левону как нельзя лучше. Снова Карен оказался полностью прав: Левон не искал никого другого. Только Полина с ее вялой походкой манекенщицы и размытой улыбкой. Только ее равнодушные ладошки, ее небрежные, рассеянные фразы и движения, ее модные, но постоянно мятые туалеты. Сколько ни билась над этим Олеся, ничего поделать не смогла: Полина, улыбаясь, продолжала одеваться кое-как, наспех. Иногда она застывала перед зеркалом с тушью в руках, забывая о том, что хотела накрасить ресницы. Задумавшись о чем-то своем, она сидела до тех пор, пока кто-нибудь или что-нибудь, например, телефонный звонок, не выводил ее из состояния глубокой задумчивости. Если рядом была мать, она попросту встряхивала Полину за плечи и говорила привычное:
   - Полька, очнись!
   Левон в подобных случаях заглядывал в глаза и гладил по голове:
   - Полина, ты меня слышишь? Услышь меня, пожалуйста!
   Полина улыбалась и опускала застывшую руку. "Нужно, наконец, докраситься", - думала она и застывала снова. Так могло продолжаться до бесконечности.
 
   Карен попросил Левона заехать к нему вечером и решительно отправил Олесю из дома.
   - Пойди погуляй, или зайди к Полине, или навести отца, в общем, делай что хочешь. Но часа два на глаза не показывайся. Накормить ты нас все равно не в состоянии, а говорить с Левоном буду я сам.
   Олеся послушно кивнула и уехала в Нескучный сад - почему-то Мэри любила его больше всего в Москве и когда-то именно там назначала все свои свидания.
   Левон был рад увидеться с братом, тем более наедине. Карен с улыбкой рассматривал Левона: совсем взрослый, собирается стать по примеру отца журналистом. Ему так проще и спокойнее.
   - Как там родители? Я давно их не видел.
   - Ты бы заехал, - осторожно попросил брат. - Они скучают без тебя. Но в общем все хорошо.
   - Да, в самое ближайшее время, - кивнул Карен. - А как развиваются твои отношения с Полиной?
   Бесхитростный Левон расплылся в доверчивой улыбке.
   - Тоже все хорошо. Поля такая умница...
   Карен усмехнулся: умница была штучкой что надо.
   - Я рад за тебя. Но, видишь ли, есть одно осложнение, о котором она пока не решается тебе сказать...
   - Что-то случилось? - встревожился Левон. - Очень плохое?
   - Да нет, ничего страшного. Просто она еще слишком молодая и неопытная. И Олеся случайно кое о чем догадалась. Полина беременна, Лев, и хочет оставить ребенка.
   Брат посмотрел на Карена в изумлении. "Какое он еще все-таки дитя, - с нежностью подумал Карен. - И останется таким навсегда".
   - Ты понял меня, Лев? У вас будет ребенок! Поля не решается сама сообщить тебе об этом. Что ты думаешь делать?
   Левон покраснел и отвел глаза.
   - Я думаю так же, как она. Мы все равно собираемся пожениться, так что это очень хорошо... - Он опять взглянул на брата. - Это очень хорошо, Карен. А Поля - она правда маленькая и глупая.
   Глаза Левона стали задумчиво-нежными. Карен с грустью наблюдал за ним. Как легко и быстро все уладилось! Да, с простодушным бесхарактерным братом у Карена никогда не будет особых проблем.
   - Полина плохо себя чувствует, - сказал Карен. - У нее тяжелый токсикоз. Ты будь с ней бережнее и ласковее. Надеюсь, все скоро пройдет.
   Левон вновь забеспокоился.
   - Это так трудно? До самого конца?
   Карен засмеялся и подвинулся к брату поближе.
   - Это трудно до самого конца! Если ты берешь на себя ответственность за судьбу женщины, это невероятно трудно отныне и навеки! Но иначе невозможно: только ты сам должен с ходу, рывком поднять предназначенную тебе тяжесть и легко, не показывая вида, нести ее всю жизнь. Не дели ее ни с кем никогда. И, самое главное, не дели ее со своей женой! Она должна быть всегда свободна от любого груза!
   Брат смотрел очень внимательно и кивал. Вряд ли он до конца понимал простую и необходимую истину.
   - А что мне сказать Полине?
   - Дурачок! Скажи ей, что ты все узнал от меня и топай оформить документик. Впрочем, туда ты возьмешь с собой меня, иначе у тебя опять возникнут какие-нибудь осложнения. Скоро придет Олеся, она очень беспокоится за Полину, и мы объясним ей, что все в порядке.
   - Конечно, - обрадованно кивнул Левон.
   Он был чрезвычайно доволен, что его будущая судьба оказалась так быстро и удивительно хорошо улажена руками брата.
   "Господи, помоги мне!" - шепнула Олеся, торопливо перекрестилась и открыла входную дверь. Братья сидели рядом и мирно беседовали.
   - А-а, ты пришла! - без всякого энтузиазма встретил ее муж. - Немедленно убери куда-нибудь подальше свои большие глаза. У нас все чудесно! Неужели ты сомневалась?
   Олеся без сил опустилась на диван. Разве можно сомневаться в Карене? Он улыбался насмешливо и пренебрежительно, покачивая ногой. В его нехорошей усмешке сквозило откровенное презрение к самому себе. Он принес в жертву этой женщине всего себя без остатка, а сегодня - даже больше, чем себя. Он сознательно отдал ей жизнь своего единственного любимого брата.
   Отныне и навеки.
 
   15
 
   Ашот Джангиров раньше сына заметил, что Олеся устала. Он верно угадал и понял ее тяжелое состояние, поправить которое теперь уже было невозможно. Его внутреннее сопротивление выбору Карена, обида за неудачный, неравный, как ему казалось, брак - все кануло в прошлое. Ашот давно примирился со свершившимся, тем более, что был не властен ничего изменить. Отныне он полностью разделял заботы и трудности старшего сына, в круг которых оказался против своей воли вовлеченным и Левон. Олеся опять погрузилась в прежнюю задумчивость. Ее мучила судьба Полины, складывающаяся далеко не лучшим образом. Ашот решил подождать, пока Карен разберется в ситуации. Ждать долго не пришлось: тонкость видения никогда не изменяла старшим Джангировым.
   Как ни старался Карен уберечь Олесю от боли и страдания, они приходили независимо от него. Да и что Карен мог сделать с Полиной, которая после рождения Боба слишком часто стала оставаться в клинике? Ашот и Глеб без конца выискивали лучших врачей и препараты, но они приносили только временное облегчение. Через месяц-два, ненадолго выйдя из больницы довольно бодрой и повеселевшей, Полина снова начинала тосковать и опять попадала туда же.
   Маргарита, которая предпочитала минимально общаться с обеими невестками, почему-то страшно привязалась к Бобу и не желала отдавать его ни родителям, ни Олесе. Во время обострений у Полины, повторяющихся со зловещей регулярностью, Рита без всякого разрешения забирала ребенка к себе и возилась с ним, перенеся на него всю оставшуюся в ней материнскую нежность и страсть, в которых давно не нуждались выросшие сыновья. Толстый, розовощекий Боб весело прыгал в ее руках, сверкая темными глазищами Джангировых.
   Ашот задумчиво рассматривал мальчика. Знала бы Маргарита, что он может быть вовсе и не ее внуком! Хотя эти темные глазки... Джангиров-старший тоже был в курсе событий.
   Олеся пожаловалась на поведение Маргариты Карену. Тот с ней не согласился.
   - Тебе тоже нужно отдохнуть. Я думаю, Бобу с мамой очень хорошо, поэтому не сопротивляйся. Пусть он живет то там, то здесь. Когда-то так жил Левон.
   - Но мне скучно одной. Ты заставил меня бросить работу, что мне теперь делать?
   - Читай Диккенса, - посоветовал Карен, хитро скосив на нее глаза. - Он много чего написал, тебе надолго хватит.
   Олеся вздохнула.
   Вечерами часто заезжал Левон, и его посещения были мучительными, почти невыносимыми для Олеси. Иногда она боялась на него даже просто взглянуть. Обманутый и несчастный, он каждый раз вызывал у нее взрыв безмолвного отчаяния и усугублял постоянно нараставшее чувство вины. Карен, естественно, не разделял ее мучений.
   - Он что, насильно женился на Полине? - резко спросил муж Олесю. - Под дулом моего пистолета? Ах, нет! Ну, так что же ты сходишь с ума? И мальчик, мне кажется, как раз его: посмотри на него повнимательней. А я с тобой тоже мыкаюсь всю жизнь: подумаешь, невидаль, депрессия! Ну, правда, там несколько сложнее, чем у тебя. Зато ты у меня собиралась спиться!
   Олеся покраснела.
   - Прекрати, Карен! Речь сейчас совсем не обо мне. Левон из-за болезни Полины не может толком ни учиться, ни работать.
   - А почему, собственно, из-за болезни Полины? - холодно поинтересовался муж. - Твоя манера списывать вину и ответственность человека за собственные поступки на обстоятельства и происки судьбы просто удивительна! Каждый должен отвечать за себя сам! Тем более, за него не должна отвечать женщина, вдобавок, не очень здоровая. Смотри, не начинай мне еще одну трагедию! И вообще мы скоро уезжаем!
   - Куда мы вдруг уезжаем? - растерялась от неожиданности Олеся.
   - В Филадельфию, мне там предложили очень хорошее место, - как ни в чем не бывало объяснил Карен. - Идея выглядит безупречной.
   Он всегда был абсолютно непредсказуем.
   - А Полина? - в замешательстве спросила Олеся.
   - Без паники! Полина, Левон, Боб... - проворчал Карен. - Можешь забрать их всех с собой, если тебе так хочется. А заодно своего отца и моих родителей. Собери полный комплект. Тогда ты, наконец, будешь довольна?
   Олеся в смятении смотрела на него, спокойного, бесстрастного. Она не хотела никуда уезжать, бросать все, привыкать к новому месту. И действительно, как же дети?
   - Леся, я, кажется, все тебе очень понятно растолковал, - терпеливо повторил Карен. - Есть возможность увезти Полину с собой в Америку, там прекрасные условия для жизни и работы. Мы заберем ее из клиники и сразу уедем. Левон и отец уже знают.
   - Ну, конечно! - тотчас обиделась Олеся. - Я все всегда узнаю последней! Ты вообще, не моргнув глазом, можешь сдать меня в багаж и увезти с собой куда угодно!
   - Могу! - хладнокровно согласился Карен. - Главное - увезти с собой! Все остальное не имеет никакого значения. Так что я тебя очень прошу: не распускайся и собирай вещи. Впрочем, второе не обязательно, я все сделаю сам. Обрати, пожалуйста, внимание на мою первую просьбу!
   Сделанное вскользь сообщение окончательно выбило Олеся из колеи. Усталость, бороться с которой становилось невозможно, засасывала, сознание своей вины и греховности, за которые она расплачивается болезнью Полины, мучило бесконечно. Она наказана за собственные прегрешения. Она была жестока и безжалостна, играла с чужими душами, издевалась над Валерием, лгала ему и Эмме... Она сурово обращалась с отцом, обвиняла его, судила, хотя была слишком виновата сама... Бог покарал ее тогда, когда она могла быть по-настоящему счастливой. Она не заслужила своего счастья.