Итили засопела и исподлобья взглянула на Чайне.
   – Это мой дядя… хотя он и не дядя мне вообще. Он… – Она моргнула от боли – пальцы Чайне по-прежнему сжимали ее плечо. – Он мой опекун. Дядя, это Раскоряка Тарзак. Он здесь работает.
   Чайне кивнул:
   – Откуда вы знаете Итили?
   Раскоряка улыбнулся:
   – О, эта девчушка поработала утром на тракторе, чтобы получить бесплатный вход на представление. – Он покачал головой. – У вас, наверное, крепкие пальцы, Чайне. – Тарзак протянул руку. – Приятно встретить человека, который знает, как обращаться с женщинами и держать в руках детей.
   Чайне пожал плечами, выпустил плечо Итили и пожал протянутую руку. Итили в ужасе наблюдала за происходящим. Чайне славился крепостью рукопожатия, и теперь девочка смотрела на то, как мужчины стараются пересилить друг друга. Чайне покраснел еще больше, а его соперник только усмехался:
   – Приятно… познакомиться с вами…
   У Чайне подогнулись колени.
   По тому, как побледнело и осунулось лицо Чайне, было видно, что состязание подошло к концу. Раскоряка разжал пальцы и похлопал фермера по спине.
   – Да, приятель, дружелюбный здесь, на Долдре, народ.
   Чайне неуверенно отступил на пару шагов, а Раскоряка повернулся к рабочим, игравшим в карты у одного из фургонов.
   – Эй, Морковный Нос!
   Высокий парень в комбинезоне поднялся и подошел ближе.
   – Что случилось, бригадир?
   Раскоряка еще раз хлопнул Чайне по спине, отчего фермер снова растянулся в пыли.
   – Мистер Чайне что-то бледно выглядит. Будь добр, проводи его в лазарет.
   Морковный Нос поднял Чайне с земли.
   – Конечно, бригадир. О, мистер Чайне, да вы и впрямь побледнели. Ну, пойдемте.
   Когда его потащили к лазарету, фермер успел оглянуться.
   – Итили, когда я приду, ты должна быть дома.
   Морковный Нос схватил его за руку, отчего Чайне снова скорчился от боли.
   – Извините, мистер Чайне, всего лишь хотел помочь вам. А теперь пойдемте.
   Когда они удалились, Итили посмотрела на Тарзака.
   – Спасибо, но вы даже не представляете, что теперь со мной будет.
   Раскоряка внимательно посмотрел на девочку.
   – Где твои родители?
   – Погибли. – Она умоляюще заглянула в глаза великана.
   Тот кивнул:
   – Тебе придется попроситься самой. Я не хочу, чтобы у кого-то были основания обвинять меня в том, что я тебя втянул.
   Итили стиснула кулаки и, чувствуя подступающие к глазам слезы, затрясла головой:
   – Не могу! Это запрещено по закону, и у вас будут неприятности. Они вас убьют…
   Раскоряка осторожно потрепал ее по плечу.
   – Предоставь мне урегулировать все детали. И ни о чем не беспокойся.
   Итили бросила взгляд на лазарет, вытерла глаза и посмотрела на флаги, развевающиеся над главным куполом цирка. Потом повернулась к Раскоряке.
   – Хорошо, мне нужна работа.
   Тарзак кивнул, обнял ее за плечи и легонько подтолкнул к палатке, где находилась костюмерная.
   – Мы пробудем на Долдре еще шесть недель, так что в первую очередь тебя надо сделать невидимкой. Посмотрим, что предложит Джилл Железная Челюсть. А мне, пожалуй, стоит переговорить кое с кем. – Он посмотрел на девочку с высоты своего неимоверного роста. – Ну, милочка, как тебе нравится быть частью шоу?
   Итили фыркнула и тут же рассмеялась:
   – Мне страшно. До смерти страшно.

11

   Раскрасневшаяся Итили стояла в окружении танцовщиц, наблюдающих за тем, как Джилл Железная Челюсть пытается обрядить девочку в балетную пачку.
   – Тут, вверху, надо бы что-то подложить, чтобы не топорщилось. – Она похлопала Итили пониже спины. – Да и здесь тоже. – Джилл сокрушенно покачала головой, почесала кончик носа и посмотрела на Раскоряку. – В балете ты ее не спрячешь. Это все равно что укрыть страуса среди слонов.
   Раскоряка задумчиво кивнул, потирая подбородок:
   – Однако же делать что-то надо. – Он ткнул толстым, похожим на сардельку пальцем в голову Итили. – А не лучше ли избавиться от всех этих узелков?
   Джилл зашла за спину Итили и принялась развязывать ленточки. Белоснежные волосы, избавившись от пут, рассыпались густой, пышной волной, которая накрыла почти всю спину.
   – Бубновая, сходи в детский фургон и приведи Рыбью Морду. Скажи, чтобы поспешил. Дело срочное.
   Одна из девушек выбежала из костюмерной. Раскоряка вскинул брови.
   – Думаешь всунуть нашу Булочку в детское шоу?
   Джилл кивнула и провела ладонью по волосам Итили.
   – Может кое-что получиться.
   Фрэнк Рыбья Морда, режиссер детского шоу, сразу же подошел к Раскоряке и кивнул Джилл:
   – В чем дело? Я занят.
   Джилл ухватила Итили за волосы.
   – Рыбья Морда, как тебе нравится вот это? Девочка с Распущенными Волосами?
   Рыбья Морда подошел поближе и начал ощупывать волосы. Итили нахмурилась.
   – Да, у нас никогда не было этого номера. Давай попробуем. Старый трюк, но, по-моему, сработает. Особенно на планете, где много таких простаков. – Он выпустил волосы, поскреб затылок и еще раз кивнул. – Ладно, я могу вставить ее между Пузырем и Тростинкой. – Он заметил недоуменное выражение на лице девочки и пояснил: – Это Толстая Леди и Живой Скелет.
   Итили хмуро взглянула на Раскоряку:
   – Вы собираетесь включить меня в шоу уродов?
   Бригадир рассмеялся:
   – Только до тех пор, пока не улетим с Долдры.
   Отлично. Итили надула губы.
   – Шоу уродов…
   Рыбья Морда покачал головой:
   – Лучше им не слышать, что ты называешь их уродами.
   Итили фыркнула:
   – А вы как их называете?
   – Артистами. Пойдем. Я тебя представлю, а потом подумаем, как превратить тебя в нечто неузнаваемое.
   Когда девочка уже выходила, Раскоряка крикнул ей вслед:
   – Не забудь, трактор остается за тобой! – Он покачал головой и повернулся к Джилл. – Ну а ты-то что думаешь, Железная Челюсть?
   Женщина почесала нос.
   – У нее все получится. Хорошая девочка.
   Бригадир вышел из палатки и чуть не наткнулся на Хозяина, спешащего через площадку к административному фургону.
   – Мистер Джон!
   О'Хара остановился и рассеянно огляделся по сторонам.
   – Что случилось, Раскоряка? Ты бежишь? В последний раз, если не ошибаюсь, ты так мчался, когда третий столб раскололся и чуть не испортил тебе прическу.
   – Мистер Джон, у меня к вам небольшая просьба.
   Хозяин прищурился и ткнул пальцем в грудь бригадиру.
   – И во сколько лет тюрьмы мне это обойдется?
   Раскоряка развел руками.
   – Мистер Джон, на Долдре нет тюрьмы.
   О'Хара кивнул:
   – Знаю. Возмещение ущерба, пытка и смерть.
   Раскоряка выразительно пожал плечами:
   – Что ж, в любом случае это не отнимет у вас много времени.
   Хозяин поджал губы и повернулся к своему фургону.
   – Раз так, то валяй.
   Когда На-На, «Двухголовая Красавица, Которая Доказывает, Что Две Головы Лучше Одной», закончила просушивать Итили волосы, девочка почувствовала, как по спине у нее поползли мурашки. Во время вечернего представления На-На приказала Итили смочить волосы каким-то омерзительным отваром. Потом, на глазах у собравшихся, На-На вооружилась щеткой и феном и придала прическе Итили окончательный вид. Работу каждого инструмента контролировала одна голова, одна На. Теперь, когда завитые волосы окутывали все ее лицо, у Итили появилось такое чувство, словно она смотрит на мир из какого-то волосяного туннеля.
   – Что скажешь, На?
   На нахмурилась, потом подняла руку.
   – Здесь могло бы быть попышнее. Тебе не кажется, На?
   – Ты права, На. Поработай немного щеткой, хорошо? А я пока еще чуть-чуть подсушу.
   – Конечно, На.
   – Спасибо, На.
   При виде На-На Итили просто столбенела. Каждая голова была восхитительно красива, но одна явно казалась лишней. Она тряхнула головой.
   – Сиди спокойно, Булочка.
   – Да, На-На. – Итили нахмурилась и, прищурившись, огляделась. В самом конце туннеля из ее собственных волос виднелась Толстая Леди, Пузырь – 700-Фунтов-Превосходного-Жира. Толстуха восседала на трех стульях и наблюдала за процессом.
   Гора плоти колыхнулась и величественно повела рукой.
   – Надо было побольше пива добавить в ополаскиватель, На-На. Они бы лучше стояли.
   – По-моему, и так стоят прекрасно. Ты согласна со мной, На?
   – Да, На.
   На плечо Итили опустилась чья-то рука, и девочка вздрогнула, чуть не упав с ведра, на которое ее посадили.
   – Не хотела тебя напугать, дорогая, – сказала На. – Мы уже закончили. Посмотри на себя в зеркало.
   – Да, посмотри, – вставила На.
   Итили повернулась, еще раз взглянула на На-На и перевела взгляд на прислоненное к сундуку зеркало. Она смотрела на себя, поворачивая голову из стороны в сторону, и не знала, что сказать о своей новой внешности. Ее белые волосы торчали во все стороны, почти полностью закрывая лицо.
   Толстуха хихикнула:
   – Похоже на снежок на палке.
   Итили еще раз посмотрела на себя и… согласилась. Она улыбнулась, потом взглянула на На-На:
   – Выглядит неплохо.
   – Ну, – промолвила На, – нам еще придется немного подстричь кое-где, чтобы получилось совсем кругло.
   – Согласна, – сказала На. – Только понемножку.
   Тростинка Ванда, Живой Скелет, вошла в палатку, даже не обратив внимания на Итили.
   – Раскоряка велел заканчивать, надо сворачиваться. Остальное доделаете на шаттле.
   Снаружи послышался взрыв смеха, и в палатку вбежали две карлицы. Они сразу же бросились к одному из сундуков и, повернувшись спиной друг к другу, стали переодеваться.
   Смех повторился. Казалось, смеется пустая бочка. В палатку вошла Большая Сью, великанша. На пороге она пригнула голову и вытерла катившиеся по щекам слезы. Пузырь недоуменно уставилась на Сью.
   – Что смешного?
   Сью опустилась на сундук, стукнула себя по колену и приложила к глазам платок размером с простыню. Потом кивнула в сторону карлиц.
   – Тина и Вина стояли на площадке, рядом с административным фургоном и орали друг на друга. Тина говорит: «Ты лгунья, Вина! Я намного ниже, чем ты!» А Вина отвечает: «Это потому, что ты сутулишься!» Хозяин открывает окно фургона, смотрит на Тину и Вину и со словами «детский лепет» закрывает окно!
   Чтобы не рассмеяться, Итили зажала ладошкой рот, но это уже не помогло. Все расхохотались. На-На качала обеими головами, Пузырь тряслась. Карлицы переглянулись; их недовольные лица дрогнули, расплылись в улыбке, и они тоже покатились со смеху.

12

   Поначалу новое окружение действовало Итили на нервы. Почти все артисты были замужем или женаты: На-На и Человек-с-Тремя-Ногами, Пузырь и Окостеневший, Тина, Вина и другие карлики. Большая Сью давно гуляла с Человеком-Волком, Диком Псиной Мордой, а Тростинка Ванда строила глазки Оггу, Недостающему Звену. Эти отношения казались ей нелепыми и даже невозможными. Но к тому времени, когда три недели спустя цирк остановился в Баттлтоне, Итили уже считала себя артисткой, тогда как все остальные – за исключением других артистов – принадлежали к «тому миру».
   Человек-Волк, удобно устроившись на колене Большой Сью, любил пофилософствовать о «нашем мире».
   – Уж не знаю, сколько раз за сезон мне задают один и тот же вопрос: почему я выставляю себя на всеобщее обозрение? Чаще меня спрашивают только о том, почему я не покончил с собой. – Сью почесывала ему за ушами. – Там, в том мире, внешность – это все. То же самое и здесь. Но в нашем мире мы можем гордиться нашей внешностью, гордиться тем, кто мы такие.
   – Эй, Псиная Морда, – сказала однажды Итили. – Я даже жалею, что не такая, как ты. У тебя все натуральное, а мне не обойтись без перекиси и застоялого пива.
   Человек-Волк улыбнулся, обнажив длинные клыки.
   – Послушай, Булочка, всем нам приходится хитрить. Посмотри на это. – Он пощелкал себя по зубам. – Коротки. Я подкрашиваю нос черной краской, а послушала бы ты, как я вою и рычу. – Он кивнул в сторону Сью. – Те стальные прутья, которые она завязывает в узлы, – они из армированной резины. Важно, что видит зритель.
   Утром и вечером, когда цирк становился на новое место или сворачивался, Итили работала на тракторе. Рабочие прозвали ее Полоумным Снежком за дурацкую ухмылку и текущую изо рта слюну – штрих, добавленный по предложению Рыбьей Морды. Публика с удовольствием ходила поглазеть на идиотку, а Итили избавилась от необходимости отвечать на малоприятные вопросы зрителей, среди которых вполне мог оказаться полицейский.
   Поздно вечером, отогнав трактор на место, она устало тащилась в шаттл и, обессиленная, падала на койку. У нее не было времени думать о Чайне и Диве или о полиции. Перед сном она пыталась иногда вспомнить, как выглядели отец и мать, но память о них становилась все слабее и туманнее. Цирк уже заканчивал выступление на Долдре – шла последняя неделя, – когда Итили осознала, что у нее появились новый Дом и новая семья.
   Была, однако, одна связь, которая оставалась для нее загадкой. Она всегда делила с Раскорякой ленч, и каждый раз к их раскладному столику подсаживалась Диана, Королева Трапеции. Раскоряка и Диана болтали и смеялись, и через некоторое время Итили почувствовала, что Диана понемногу попирает ее право собственности. Она стала наблюдать за прекрасной гимнасткой и уродливым бригадиром. Во время предпоследней стоянки Итили и Диана оказались за ленчем вдвоем. Поднялся сильный ветер, и гимнастка, посмотрев на хлопающий полог шапито, покачала головой и принялась за еду. Итили нахмурилась:
   – Разве ты не собираешься подождать Раскоряку?
   Диана взглянула на нее:
   – При таком ветре им придется повозиться с главным куполом. Он не станет есть, пока не убедится, что все в порядке.
   Итили поковырялась в тарелке и подняла голову.
   – Диана?
   – Что, девочка?
   Итили отправила в рот полную ложку рагу.
   – Что ты думаешь о Раскоряке?
   Диана удивленно вскинула брови.
   – Ну… странный вопрос.
   Итили пожала плечами:
   – Ты всегда сидишь за столом вместе с ним. Мне просто интересно: почему?
   Королева Трапеции опустила взгляд:
   – А почему бы мне не сидеть с ним? Есть какая-то причина?
   – Нет. Никакой причины. Просто интересно, что он для тебя.
   – Видишь ли, мы видимся с ним нечасто – работаем в разных отделениях. Мне бывает трудно сказать, что он для меня значит. Поэтому приходится смотреть вот на это. – Она сняла с груди золотой кулон и показала его Итили.
   Девочка нахмурилась:
   – Это он дал тебе кулон?
   – Да.
   – И почему ты на него смотришь?
   Диана открыла кулон, вытащила сложенный листок бумаги и осторожно развернула.
   – Видишь? Он мой муж. – Она протянула листок Итили.
   Девочка чуть не поперхнулась. Откашлявшись, она с недоумением посмотрела сначала на Диану, потом на брачный контракт.
   – Но… но ты же такая красивая!
   Диана улыбнулась:
   – Раскоряка тоже.
   В тот вечер Итили не думала о работе и не слышала предупреждения, передававшегося вполголоса от одного артиста к другому. Она сидела на стуле, испытывая приступ одиночества, и молча наблюдала за разглядывающими ее посетителями. Кто-то больно ущипнул ее за руку, и девочка повернулась.
   – Пузырь, ты зачем меня ущипнула?
   – Исчезни, Булочка. Полиция.
   Итили испуганно огляделась:
   – Где мне спрятаться?
   – Уходи со сцены и забейся в уголок потемнее. Шевелись!
   Итили встала, сошла со сцены и побежала вниз. Там она отыскала надежное, как ей показалось, убежище у входа, между складками брезента. Девочка затаилась и стала ждать. Когда прошла, наверное, целая вечность, до нее донесся голос Чайне:
   – Она где-то здесь, в цирке. Мой брат сказал, что у нее на голове большой белый парик.
   Итили замерла.
   – Вы, поднимитесь туда! – приказал другой голос, низкий и суровый.
   – Да, красавчик? – раздался голос толстухи.
   – Где Итили Стран?
   – Не знаю никакой Итили Стран, милок, но если ты покупаешь, то я продаю. Девочки, поглядите, какой красавчик, а?
   Смех.
   – Хватит молоть чепуху. Мне нужна Итили Стран!
   – А мне, милок, нужен ты! – Снова смех.
   – Эй, приятель, подожди-ка! – взвыл Окостеневший. – Перестань заигрывать с моей женушкой, а то я спущусь и угощу тебя кое-чем.
   Хохот.
   – Эй, а что ты тут делаешь?
   Итили повернулась и увидела маленького мальчика, удивленно таращившегося на нее.
   – Уходи.
   – Почему у тебя такие волосы?
   – Уходи!
   Мальчик надул губы, потер глаза и расплакался. Подошедший мужчина положил руку ему на плечо.
   – Что случилось, сынок? – Он взглянул на Итили. – Что ты ему сделала?
   – Ничего, ни…
   Чья-то рука отбросила полог, и перед Итили предстал высокий и сильный офицер долдранской полиции. За его спиной маячил ее дядя. Он улыбался.
   Полицейский схватил девочку за руку и вытащил из укрытия.
   – Итили Стран, ты арестована по жалобе твоего опекуна.
   Она увидела еще нескольких полицейских, двое из которых вели Хозяина к черной машине. Из-за угла выбежали рабочие со штырями в руках. Полицейские взялись за оружие.
   – Эй, попридержите коней! – прогремел голос Раскоряки, и в следующую секунду он уже поднялся на сцену. – Бросьте эти палки! Все! Живо!
   Штыри полетели на землю. Рабочие смотрели на Итили, полицейских, своего босса.
   Девочку потащили к машине. Обернувшись, она закричала:
   – Раскоряка, помоги!
   Один из рабочих поднял штырь. Последнее, что видела Итили, это прыгнувший со сцены на ослушавшегося рабочего бригадир.

13

   Судья с революционной розеткой в черном воротнике обратил бесстрастное лицо к офицеру полиции.
   – Какие обвинения выдвигает полиция и в чей адрес они выдвинуты?
   Сидевший за боковым столом капитан полиции поднялся и подошел к судье.
   – Первое обвинение предъявлено Итили Стран, которая самовольно покинула своего законно назначенного опекуна.
   Капитан показал на девочку, стоявшую слева со скованными руками. Рядом с ней стоял Хозяин, тоже в наручниках. Он внимательно наблюдал за судьей.
   – Второе обвинение предъявлено Джону О'Харе, который предпринял попытку похищения несовершеннолетней.
   Капитан указал на Хозяина.
   Судья взял со стола несколько бумаг и протянул их полицейскому.
   – Взгляните на это.
   Капитан подошел ближе, посмотрел документы и кивнул:
   – Да, здесь изложены факты, подтверждающие предъявленные обвинения.
   Судья повернулся к Итили и О'Харе:
   – Вы получили копии выдвинутых против вас обвинений?
   Итили, съежившаяся от страха, кивнула. Хозяин нахмурился:
   – Судья, позволено ли, чтобы кто-то представлял нас на этом суде?
   Судья утвердительно кивнул:
   – Если вы этого пожелаете. Ваш представитель здесь?
   О'Хара обернулся и окинул взглядом полупустое помещение. Ни Ловкача, ни Раскоряки не было.
   – Извините, судья, но он еще не пришел.
   – Тогда мы начнем. – Судья склонился над бумагами. – Когда ваш представитель появится, он сможет выступить в вашу защиту. Итак, обвиняется в оставлении семьи Итили Стран; обвиняется в попытке похищения Джон О'Хара. По обоим обвинениям – со стороны полиции капитан Хансел Мендт, со стороны суда… – он посмотрел на О'Хара, – Антоний Скьявелли.
   Итили заметила, как О'Хара шевельнул губами, повторяя фамилию судьи. Обвиняемых отвели на скамью защиты, а слово для выступления было предъявлено капитану полиции. Пока он говорил, О'Хара неотрывно смотрел на судью.
* * *
   Вечером, когда Итили и Хозяин сидели в комнате для задержанных, девочка долго наблюдала за О'Харой, который смотрел в окно и думал о чем-то своем.
   – Мистер Джон?
   Он повернулся и посмотрел на Итили. Широко раскрытые, испуганные глаза с надеждой всматривались в его лицо.
   – Дела не очень хороши, да, Булочка?
   Итили опустила голову.
   – Извините, я знаю, вас втянул Раскоряка…
   О'Хара отошел от окна и остановился перед ней.
   – Посмотри на меня!
   Итили вскинула голову и увидела такое страшное выражение, которого не видела никогда. Может быть, только Горго, горилла из зверинца, умел корчить подобные гримасы.
   – Я Джон О'Хара. Никто не может втянуть меня во что-то, если я того не хочу.
   – Да, мистер Джон. – Итили помолчала, наблюдая за Хозяином.
   Тот снова отошел к окну и задумался.
   – Мистер Джон?
   – В чем дело? – О'Хара даже не повернулся.
   – Кто такой Антоний Скьявелли?
   – Судья.
   – Я знаю, но кто он? Я видела, что вы смотрели на него так, как будто знакомы с ним.
   Хозяин опустил голову, пожевал губы и снова поглядел в ночное небо.
   – Если бы ты выступала с гимнастами, то наверняка бы услышала о Скьявелли. Лючелло. Это значит Птица. Так его называли двадцать пять лет назад. – Хозяин повернулся к Итили. – Ты бы видела его на трапеции – огонь в воздухе! Птица по сравнению со Скьявелли просто неуклюжее создание. Как он летал под куполом!..
   – Он выступал в вашем цирке на Земле?
   О'Хара кивнул и снова уставился в окно.
   – Антоний, его жена Клиа, брат Вито – «Летучие Скьявелли». Были с нами два сезона. Два лучших сезона. – Он развел руками. – Все остальное только дополняло их. Народ приходил посмотреть на «Летучих Скьявелли». – О'Хара потер подбородок. – Антоний и Клиа любили друг друга. Если бы не их известность как гимнастов, они, возможно, прославились бы своей любовью. Это очень давняя история.
   – Вито влюбился в Клиа?
   Хозяин кивнул:
   – Вито работал на подхвате, и когда Клиа дала понять, что не любит его и считает его намеки оскорбительными, он решил избавиться от брата. По крайней мере так думали те, кто знал их. Скьявелли никогда не работали с сеткой. В тот вечер все шло как обычно. Клиа шла первой: раскачивалась, делала переворот в полете и повисала на руках Вито. Затем то же самое повторял Антоний. Пока он летел к брату, Клиа снова шла к перекладине. Они повторяли это шесть или семь раз, очень быстро. – Хозяин пожал плечами. – Может быть, Вито рассредоточился и перепутал сигналы, может быть, решил убить Клиа. Так или иначе, она упала. Я помню эту сцену: братья еще раскачиваются под куполом, глядя вниз, а там толпа уже окружила тело Клиа. Потом они оба спустились, Антоний спокойно подошел к Вито, схватил его за шею и сломал ее. Вито умер мгновенно. – О'Хара покачал головой. – Мы сделали все, что могли, но не сумели доказать вины Вито. Антония приговорили к большому сроку в исправительном поселении. Здесь, на Долдре.
   – Мистер Джон, он винит вас в том, что попал сюда?
   – Не знаю. На суде он вел себя как сумасшедший – угрожал всем. – О'Хара вздохнул.
   – Мистер Джон, что с нами будет?
   – Можно только догадываться.
   Итили фыркнула, засопела и потерла глаза.
   – Жаль, что здесь нет Раскоряки и Дианы. И моих друзей…
   О'Хара подошел к ней и положил руку ей на плечо.
   – Ловкач и Раскоряка работают, они придумают что-нибудь, чтобы вытащить нас отсюда. Не хотел тебе говорить, потому что может ничего не получиться… В общем, это не имеет сейчас никакого значения.
   Итили умоляюще посмотрела на О'Хара:
   – Так что делает Раскоряка?
   – Он хочет удочерить тебя. Тогда с нас снимут сразу оба обвинения. Но, если даже им и удастся найти того, кто подпишет документы, они не успеют к нужному времени.
   – Удочерить меня?
   Хозяин кивнул и отошел к окну.
   – Итили Тарзак. – Попробовав его на слух, она решила, что новое имя ей нравится.

14

   Был уже поздний вечер, когда Итили и Хозяин вновь предстали перед судьей. Капитан полиции угрюмо сидел за столом, сложив руки на груди. Из задней двери появились Раскоряка и Ловкач. О'Хара нахмурился. Бригадир прошествовал к скамьям для зрителей и уселся рядом с Дианой. Его лицо не выражало никаких эмоций. Ловкач посмотрел на Хозяина, пожал плечами и тоже занял место в зале по соседству с Раскорякой. Некоторое время в помещении было тихо, потом из двери появился судья Скьявелли. Как заведено на Доддре, никто не встал.
   Судья сел на свое место, положил перед собой какую-то бумагу и повернулся к обвиняемым.
   – Мистер Тарзак и мистер Веллингтон заявили мне о намерении мистера Тарзака удочерить тебя, Итили Стран. – Он заглянул в бумагу. – Однако в связи с тем, что заявление было подано после предъявления обвинений и решение по нему еще не принято, оно не может оказать влияния на приговор суда по выдвинутым обвинениям. – Он кивнул капитану полиции. – Сторона обвинения закончила, так что теперь мы заслушаем защиту. – Судья посмотрел на девочку. – Итили Стран, что ты скажешь в ответ на обвинение в оставлении семьи?
   Хозяин поднял руку.
   – Минутку, Скьявелли! Вы сказали, что мы имеем право на представителя. Где он?
   Судья закрыл глаза, побарабанил по столу и лишь затем посмотрел на О'Хару.
   – Я уже выслушал вашего юридического советника. На мой взгляд, ему не удалось опровергнуть предъявленных вам обвинений. – Он перевел взгляд на Итили. – Так что ты можешь сказать?
   Итили сглотнула и обернулась, чтобы посмотреть на Раскоряку и Диану. Потом она повернулась к судье и сложила руки.
   – Я ушла от них. Интересно, а кто бы не ушел? В отделе по распределению детей меня приписали к ферме Чайне. Это все равно что тюрьма. Но теперь… теперь у меня есть… – На глазах у девочки выступили слезы. – Да, я ушла с фермы. И если закон говорит, что это неправильно, то этот закон глупый! Вот и все, что я могу сказать! – Она закрыла лицо руками и прижалась к О'Харе, который обнял ее за плечи.