Лоуренс Стефани. Тайная любовь

   Его губы изогнулись в усмешке.
   — Ваше исчезновение совпадет с предъявлением долгового обязательства и описью имущества, но никто не будет знать, где вы и какова причина вашего исчезновения. Зато весь высший свет увидит, как вашу семью выдворят из дома в лохмотьях. — Его улыбка стала еще шире. — Я слышал, что ваши сестры собираются замуж, им уже сделаны предложения. Но их предполагаемые мужья скоро испарятся, исчезнут, растают как дым.
   Он придвинулся к ней еще ближе и теперь смотрел ей в глаза не отрываясь. Алатея чувствовала спиной жесткое дерево, к которому ее прижал Кроули.
   — Мне будет приятно сломить вас, сделать покорной, ручной. Я могу сейчас же послать кое-кого из известных мне джентльменов сделать предложения вашим сестрам, всем троим.
   Алатея больше не могла сдерживать свой гнев.
   — Вы мерзавец! — закричала она и изо всей силы дала ему пощечину.
   Кроули разразился бранью и отпрянул, потянув ее за руку, стараясь сбить с ног. Алатея вскрикнула. Тогда он шлепнул ее по губам ладонью.
   Удар оказался болезненным, но боль не усмирила, а только разъярила ее и придала ей сил. Грязно ругаясь, Кроули обхватил ее за талию. Она молотила его по ребрам, но, когда мясистые ручищи сомкнулись вокруг нее, уже ничего не могла сделать и оказалась вплотную прижатой к его груди. Он на-половину нес, наполовину волок ее по коридору, торопясь к двери, видневшейся в самом его конце.
   Алатея извивалась и пыталась вырваться, однако все усилия ее были напрасны.
   Изловчившись, она дотянулась до ушей Кроули и изо всей силы рванула их.
   Негодяй взвыл и сделал попытку отступить назад, но Алатея успела прочертить ногтями борозды на его щеках.
   — Сука! — завопил Кроули, оглушая ее своим криком. — Ты за это заплатишь! За каждую царапину!
   Единственное, чему Алатея могла бы порадоваться, так это тому, что коридор не давал ему возможности развернуться и как следует ударить ее.
   Алатея сопротивлялась яростно, извивалась и брыкалась, но это только слегка замедляло их продвижение к цели.
   В двух ярдах от открытой двери Кроули остановился и, прежде чем Алатея поняла, что происходит, распахнул другую дверь, до этого скрытую от ее глаз.
   Увидев за дверью кровать, приделанную к стене, она вцепилась в дверной косяк. Сопротивление возросло вдвое, но дюйм за дюймом Кроули все-таки удавалось проталкивать свою жертву в крошечную каюту. Потом он ударил кулаком по ее пальцам…
   Алатея с криком выпустила косяк, и Кроули таки удалось втолкнуть ее внутрь.
   В этот момент наверху загрохотали шаги. Алатея и Кроули замерли, подняв головы и уставившись в потолок.
   И тут Алатея, набрав полную грудь воздуха, закричала что есть силы.
   Кроули чертыхнулся и грубо толкнул ее.
   Наступив на подол своего платья, Алатея упала, но тотчас же снова поднялась и закричала:
   — Габриэль!
   И тут же дверь захлопнулась у нее перед носом, а потом раздался скрежет ключа.
   Крадучись пленница подобралась к двери и попыталась выглянуть в замочную скважину. Ей удалось разглядеть стену коридора напротив. Она возблагодарила Бога — ведь это означало, что Кроули вытащил ключ.
   Алатея извлекла шпильку из волос и принялась за работу.
   Стоя за дверью, Кроули прислушался. Шаги прозвучали у него над головой по верхней палубе — кто-то проверял люки один за другим. Неужели Кинстер? На губах у Кроули появилась самодовольная улыбка. Потом он рассмеялся и, повернувшись, вошел в открытую дверь большой каюты.
 
   Найдя наконец главный люк, Габриэль потянул за скобу; но только после того, как ему на помощь подоспел Чиллингуорт, вместе им удалось сдвинуть с места тяжеленную крышку люка. Они свесили головы вниз, в тускло освещенный коридор, и убедились, что свет падал из открытой двери каюты.
   Габриэль оглянулся на Чиллингуорта и показал ему знаком, что собирается спуститься вниз.
   Вцепившись в край люка, он протиснулся в щель между крышкой и полом палубы, а затем, нащупав перекладины внутреннего трапа, быстро скользнул вниз.
   Однако не успел Габриэль выпрямиться и сделать шаг по коридору, как пистолет Кроули нацелился ему прямо в сердце.
   Послышался щелчок взводимого курка, и тут же коридор будто взорвался от звука выстрела. Но еще прежде неожиданная преграда закрыла Габриэля от Кроули — это Алатея вырвалась в коридор.
   Дверная панель, в которую угодила пуля, затрещала возле ее плеча.
   В узком пространстве коридора выстрелы казались оглушительными.
   — На пол! — услышала она рев Габриэля. Сзади послышались проклятия Кроули, а затем его громоподобные шаги.
   Дверь, только что выпустившая Алатею, захлопнулась. Кроули некоторое время с ненавистью смотрел на приближавшегося к нему Габриэля, затем повернулся и побежал в сторону главной каюты.
   — Стой! — Алатея метнулась вслед за Кроули, чтобы не дать ему перезарядить пистолет, но, ворвавшись в каюту, увидела, что бандит схватил одну из двух сабель, похожих словно близнецы и висевших крест-накрест между двумя иллюминаторами. Сабля издала угрожающее шипение, когда он вытянул ее из ножен.
   К счастью, Габриэль уже переступил порог каюты и по доспел как раз вовремя — Кроули одним ударом мог разрубить Алатею надвое. Однако, увидев более достойного противника, он лишь отпихнул ее в сторону, и она с силой ударилась о стену.
   Теперь Габриэль видел только Кроули. Расставил ноги, здоровяк держал саблю за эфес обеими руками, и его поза показывала, что он никогда не участвовал в рукопашном бою.
   Габриэль улыбнулся безумной и страшной улыбкой. Кроули эта улыбка не сулила ничего хорошего, и в его движениях появилась неуверенность — он топтался на месте, переминаясь с ноги на ногу. Наступавший на него Габриэль медленно кружил по комнате, ожидая удара…
   Наконец Кроули сделал резкое движение влево. Сабля со свистом рассекла воздух…
   И тут Габриэль показал, на что способен, — его левая ладонь сжала руки Кроули, яростно вцепившиеся в рукоять сабли, в то время как кулаком правой руки он нанес противнику сокрушительный удар в челюсть.
   Кроули покачнулся, но тут же, собрав все силы, попытался отбросить Габриэля, чтобы пустить в ход саблю.
   В конце концов ему все же удалось вырваться, и на этот раз он оказался более проворным — его удар попал в цель. Левая рука Габриэля на мгновение беспомощно опустилась.
   Все же, несмотря на полученную рану, Габриэлю удалась загнать противника в угол, и по мере того как он давил на перехваченную им саблю, оружие медленно, дюйм за дюймом, приближалось к лицу Кроули.
   Скрипя зубами, тот смотрел на смертоносное лезвие, стараясь найти выход и спастись от смерти.
   Неожиданно Габриэль отскочил назад. Сабля со звоном упала на пол. Кроули выпрямился, и тотчас же на него обрушился страшный удар — кулак Габриэля угодил точно в солнечное сплетение.
   Кроули заревел от боли и, пошатнувшись, потерял равновесие.
   Вжавшись в стену, Алатея наблюдала за схваткой — сердце ее билось где-то у горла. Даже на неопытный взгляд, Габриэль явно выигрывал, хотя сейчас он больше рисковал, подступая к противнику ближе и ближе, чтобы нанести ему последний сокрушительный удар. Однако и Кроули не зевал.
   Ему удалось обрушить свой кулак на голову Габриэля, а затем лягнуть его ногой чуть выше левого бедра.
   С глухим стуком Габриэль упал на пол, ударившись головой о край стола. Больше он не двигался. Кроули, тяжело дыша, стоял над ним, моргая своими заплывшими поросячьими глазками. Потом его зубы сверкнули в злобной усмешке. Оглядевшись вокруг, он бросился поднимать упавшую саблю.
   В это время Габриэль застонал. Приподнявшись на локте и повернув голову, он увидел занесенное над ним оружие.
   Кроули смотрел на него, и по его лицу расплывалась широкая улыбка. Глаза негодяя сверкали, сабля в его руке чуть подрагивала. Еще миг — и она опустится…
   Между тем Алатея, боясь вздохнуть, медленно, дюйм, за дюймом продвигаясь вдоль стены, бесшумно обошла Кроули сзади. Он все еще медлил, готовясь нанести решительный удар.
   Сделав резкое движение, Алатея сорвала со стены вторую саблю и рывком выхватила ее из ножен. По комнате пронеслось злобное шипение. Сабля оказалась слишком тяжелой для нее. Однако, задыхаясь, она все же подняла сверкающее оружие и опустила его на спину врага.
   Пытаясь повернуться, Кроули взмахнул своей саблей…
   В этот момент окончательно пришедший в себя Габриэль неожиданно вытянул ногу и пнул Кроули в пах.
   Его противник зашатался, и это придало Алатее сил — она мгновенно подняла саблю. Затем, сверкнув в воздухе, лезвие снова опустилось и пронзило Кроули.
   С лица только что столь уверенного в себе здоровяка сразу сбежали все краски, его выражение стало бессмысленным. Он все еще ухитрялся держаться на ногах, сжимая в руках саблю, пытаясь повернуться и посмотреть, что торчит у него из спины. Взгляд его говорил о том, что Кроули так ничего и не понял…
   Он сделал шаг к Алатее, неуверенно шаркая ногами и все еще не выпуская своего оружия…
   Неожиданно со стороны люка послышались стремительные шаги, и в дверях показался Чиллингуорт. Едва бросив взгляд на открывшуюся ему картину, он решительно поднял руку с пистолетом и выстрелил.
   Не издав ни звука, Кроули дернулся, в глазах застыло недоумение; потом веки его опустились, и он рухнул лицом вниз.
   Габриэль попытался сесть — у него все еще звенело в ушах и кружилась голова… ему пришлось прислониться спиной к ножке письменного стола.
   Чиллингуорт не спеша подошел к Кроули и дотронулся до сабли, торчащей из его спины.
   — О, так вы уже позаботились о нем. — Он поднял взгляд на Габриэля. — Как вам удалось управиться с этим дьяволом?
   Габриэль посмотрел на побелевшее лицо Алатеи и слабо усмехнулся:
   — Мы сделали это общими усилиями.
   Алатея все еще стояла у стены, как будто старалась слиться с ней, и не могла отвести взгляда от мертвого тела.
   В коридоре снова послышались шаги, и в комнату заглянул Чарли:
   — Мне показалось, я слышал выстрел…
   Его глаза расширились, когда он увидел Кроули, распростертого у ног Чиллингуорта.
   — Он… мертв?
   Габриэль подавил безумное желание расхохотаться.
   — Мертвее не бывает.
   Его лицо все еще оставалось мрачным отчасти из-за боли в голове и руке, отчасти по другой причине.
   Вглядываясь в лицо Алатеи, он тихо спросил:
   — Ты в порядке?
   Смахнув слезы, она подняла голову.
   — Разумеется, в порядке. А ты? Господи! Этот мерзавец ранил тебя! Дай-ка мне взглянуть!
   Только теперь Габриэль осознал, что его одежда порвана и безнадежно испорчена, а из раны идет кровь.
   Алатея присела на корточки возле него и пыталась раздвинуть края располосованного фрака, чтобы увидеть, насколько серьезно положение…
   — Ты можешь стоять? — Заглянув, ему в глаза, она нахмурилась. — Конечно, нет.
   Алатея сделала знак Чиллингуорту:
   — Помогите мне поднять его на ноги.
   — Смотри не испорть платье, — предупредил Габриэль. Потом он показал на свой запачканный кровью рукав: — Надо поскорее остановить кровотечение.
   — Должно быть, у Кроули есть где-нибудь простыни. — Алатея бросила взгляд на брата: — Чарли, пойди поищи их.
   К тому времени когда Чарли вернулся, Алатея уже сняла с Габриэля фрак и обнажила рану. Она оказалась неглубокой, но сильно кровоточила.
   — Вот. — Чарли протянул сестре несколько чистых рубашек, потом посмотрел на Кроули. — Ему они больше не понадобятся.
   Алатея принялась разрывать рубашки на тонкие полосы, даже не удостоив взглядом их бывшего хозяина.
   Обойдя труп, Чиллингуорт подошел к Габриэлю и молча осмотрел рану, пока Алатея в буфете искала воду или вино.
   — Чтобы не терять времени, мы с Чарли можем проверить каюты…
   — Хорошая мысль, — откликнулся Габриэль.
   — А что нам следует искать? — Чиллингуорт подошел к письменному столу. — Финансовые обязательства? Но здесь ли они? — Он вопросительно взглянул на Габриэля.
   Габриэль кивнул:
   — Думаю, да. Вероятно, Кроули собирался сбежать отсюда, как только узнал о нашем расследовании. — Он выразительно посмотрел на Алатею.
   — Я полагаю, что Стратерс развил слишком бурную деятельность и Кроули стало об этом известно. — Глаза Алатеи затуманились. — Кроули убил капитана — он мне сам об этом сказал.
   Чиллингуорт мрачно оглядел мертвое тело.
   — Значит, теперь ему прямая дорога в ад.
   Габриэль взял руку Алатеи:
   — Ты уверена, что капитан мертв? Может быть, Кроули просто хотел припугнуть тебя?
   Алатея грустно покачала головой:
   — Думаю, он сбросил несчастного старика в реку.
   Чиллингуорт поморщился:
   — Тут мы уже ничего не можем сделать. Этот мерзавец готовил себе путь к отступлению, точнее, к бегству. Самый лучший способ отомстить за смерть капитана — сделать так, чтобы гнусные планы Кроули умерли вместе с ним.
   Пока Чиллингуорт продолжал проверять ящики письменного стола, Чарли отправился в другую каюту.
   Когда Алатея покончила с перевязкой, он появился снова.
   — Я думаю, это то, что нам надо. — В руках у него был морской сундучок, полный документов. Чарли уже нашел нужную бумагу и теперь победоносно размахивал ею. — Полагаю, мы искали это.
   Алатея взяла из рук Чарли найденное им обязательство, и тут ее нервы сдали. Ее охватила дрожь. Габриэль обнял Алатею за талию и притянул к себе, чтобы успокоить.
   — Возьми бумаги с собой и покажи отцу, а потом сожги.
   Алатея, кивнув, сложила документ и передала его Чарли.
   — Смотри не потеряй, это очень важно для нас, — напутствовала она брата.
   Чарли сунул бумагу в карман, потом принялся читать имена на других финансовых обязательствах.
   Чиллингуорт помогал ему, сортируя документы.
   — Кроули занимался в основном мелочью — вот векселя, полученные от розничных торговцев. А вот эти, — он указал на отложенную им стопку, — получены от пэров. Но, думаю, как правило, богатые люди не делают таких необдуманных капиталовложений — они вкладывают деньги в более надежные проекты. Однако каково количество клиентов! Он готов был обобрать половину Англии.
   Габриэль кивнул:
   — Алчный и беспринципный мерзавец. Такое определение вполне подходит для его эпитафии.
   — И что же нам делать с ними? — поинтересовался Чиллингуорт, задумчиво перебирая бумаги. — Может, сжечь?
   — Нет, — возразила Алатея. — Если мы так сделаем, все эти люди по-прежнему будут считать себя должниками Кроули.
   — Надеюсь, там есть адреса? — поинтересовался Габриэль.
   — Есть, насколько я мог заметить, — ответил Чарли.
   Чиллингуорт согласно кивнул.
   — Что же, можно поступить и так, — не спеша произнес Габриэль. — Только надо найти что-нибудь, чтобы завернуть их. Я отвезу все документы Монтегю, а уж он-то знает, как вернуть их владельцам.
 
   Глава 21
   Чиллингуорт высадил Габриэля и Алатею на Брук-стрит.
   — Я скоро вернусь! — крикнула Алатея Чарли, поднимаясь по ступенькам и поддерживая Габриэля, опиравшегося на ее плечо.
   Габриэль усмехнулся, открывая дверь своей квартиры, и лукаво посмотрел на Алатею.
   Этот дом скоро должен был стать и ее домом.
   Они просто немного поторопили события. Однако он не собирался сразу ошеломить ее — например, перенести через порог.
   В конце холла появился Чанс — он был без ливреи, в одной рубашке, и явно смущен тем, что его господин вернулся так рано. Когда же ему удалось осознать, кто стоит рядом с Габриэлем, глаза его чуть не вылезли из орбит, и он начал медленно отступать назад.
   Глядя на него, Алатея улыбнулась.
   — Вы Чанс, верно?
   — Да, это я, миледи. — Втянув голову в плечи, слуга неуверенно приблизился.
   — Ваш господин нуждается в помощи. Принесите теплой воды, а также чистые тряпки и бинты в его комнату. Да, и не забудьте обеззараживающую мазь. Надеюсь, она есть у вас в доме?
   Не переставая говорить, Алатея продвигалась через холл, помогая идти Габриэлю.
   Чанс тут же исчез за обитой сукном дверью.
   Повинуясь усилиям Алатеи, Габриэль медленно поднимался по лестнице, стараясь внушить ей, что он очень слаб и нуждается в ее помощи. Голова еще слегка кружилась, но скорее от облегчения, от того, что все закончилось и Кроули никогда больше не омрачит их будущего.
   Все, что ему требовалось теперь, — это услышать от нее, что она согласна.
   — Сюда.
   Он остановился около своей комнаты и позволил Алатее, нажав на ручку, широко распахнуть дверь. Без малейшего смущения она вошла первой и, подойдя к широкой кровати, заставила его сесть. Ловкие пальцы быстро развязали импровизированную повязку, после чего Алатея нетерпеливо посмотрела на дверь.
   — Да где же этот малый?
   — Думаю, он появится здесь через минуту-другую.
   Габриэль уже избавился от своего фрака, и Алатея заставила его лечь, а потом деловито принялась за манжеты рубашки, быстро расстегивая их.
   Габриэль старался скрыть улыбку. Интересно, как далеко она зайдет, если он ей это позволит?
   — Тебе больно?
   Габриэль покачал головой:
   — Нет.
   Он заглянул ей в глаза, стараясь понять, что отражается в них — только беспокойство или скрывающаяся за ним любовь.
   Его наблюдения прервал явившийся наконец Чанс — с одной руки его свисало полотенце, в другой он держал баночку с мазью, а миску с водой каким-то образом удерживал запястьями.
   — Это все, что вам нужно, миледи?
   — Да. — Алатея одобрительно кивнула. — Только подвиньте стол поближе, и лампу тоже.
   — Ого, сколько крови!
   Чанс тут же исполнил ее приказания.
   — Может быть, вам нужен коньяк, чтобы промыть рану?
   Она подняла голову:
   — Отличная мысль! Несите скорее!
   Внезапно ей на глаза попался графин, стоящий на туалетном столике.
   Габриэль оцепенел.
   — Нет! Только не это…
   — Ну-ка, Чанс, несите его сюда!
   Габриэль с ужасом наблюдал за Чансом, который стрелой бросился к туалетному столику и тотчас же вернулся с графином, наполненным прекрасным старым французским коньяком.
   — Право же, этого не требуется…
   — Успокойся! — Алатея строго посмотрела на него. — Я все время боюсь, что у тебя начнется жар. Пожалуйста, предоставь мне и Чансу позаботиться о тебе. — Произнося это, она была убийственно серьезна.
   Габриэль сжал губы и кивнул.
   В течение следующих пятнадцати минут он мужественно переносил совместные старания Чанса и Алатеи причинить ему как можно меньше боли.
   Молча сидя на кровати, Габриэль пытался не расчувствоваться, видя их беспокойство, волнение, доброту и любовь. Это было приятно, даже несмотря на отчетливое ощущение, что он их обманывает.
   С помощью Чанса Алатея сняла с Габриэля рубашку, потом очень осторожно обработала рану, по-видимому, ничуть не смущаясь видом его обнаженной груди. Габриэлю очень хотелось переменить положение, двинуться, прикоснуться к ней, но только не при Чансе.
   Ему было приятно, что, несмотря на все испытания, которые выпали сегодня на долю Алатеи, его три цветка все еще держались — в ее прическе, и он не собирался вынимать их.
   Пока она возилась с его рукой, он размышлял над тем, как лучше выманить у нее обещание, которое ему так хотелось услышать.
   Алатея придвинулась ближе, и Габриэль ощутил тепло ее груди в нескольких дюймах от своего лица. Он старался не дышать, пока она обследовала шишку у него на голове.
   — Размером с утиное яйцо, — сообщила Алатея, приходя в ужас.
   Габриэль закрыл глаза, пытаясь сдержать стон. К счастью, прохладная влажная ткань, которую она положила ему на голову, смягчила боль. Но было только одно средство, способное излечить его от боли в паху. Когда наконец она начала бинтовать ему руку, Габриэль перехватил взгляд Чанса, и тот, мгновенно поняв его, поспешно собрал грязную одежду, полотенца и покинул комнату.
   Щелчок захлопнувшейся двери удачно совпал по времени с окончанием перевязки. Алатея осторожно потрогала свое творение.
   — Ну вот, — сказала она, поднимая глаза. — Теперь ты можешь отдохнуть.
   — Еще нет. — Руки Габриэля сомкнулись у нее на талии, он потянул ее к себе и уложил рядом на постель. Ее изумленное восклицание было заглушено поцелуем, когда он повернулся, перекатился на широкой и мягкой постели и она оказалась прижатой к ней навалившимся на нее телом.
   — Осторожнее! Твоя рука!
   — Она в полном порядке!
   Алатея замолчала и некоторое время не двигалась.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Ничего. Я ведь пытался тебе объяснить — это просто царапина, поверхностный порез. Не похоже, что мне суждено умереть от него.
   Она недоверчиво нахмурилась.
   — Я думала, это опасно.
   — Знаю. — Склонившись к ней, Габриэль нежно поцеловал ее в губы. — Но ведь это же было очевидно.
   Ее длинное гибкое тело, подрагивавшее под ним, вызвало волну непреодолимой жажды обладать ею. Собственнический инстинкт, желание и еще какие-то более сложные чувства, которые Габриэль не смог бы выразить словами, захлестнули его.
   Все еще хмурясь, Алатея попыталась защититься, выставив руки.
   — Но ведь тебе, должно быть, больно. И еще у тебя болит голова.
   — Болит, но не голова.
   Габриэль чуть изменил положение, и Алатея почувствовала, как крепко прижаты к ее телу его бедра и отвердевшая плоть.
   Ее глаза широко раскрылись, и она шевельнулась, будто собиралась укачать его. Она согласилась. Обращенный к нему взгляд был воплощением женственности и самоотречения.
   Неожиданно она села на постели.
   — О, вы, мужчины! Неужели вы все такие?
   — Если ты имеешь в виду Кинстеров, то да!
   Габриэль повернулся на бок и теперь смотрел, как она развязывает ленты и расшнуровывает корсаж. Она снова сделала нечто непредсказуемое, чего он не ожидал, и ему ничего не оставалось, как только предложить свою помощь. Он потянулся к ее шнуркам и лентам:
   — Нет, позволь мне!
   Совсем недавно, предаваясь фантазиям, Габриэль представлял, как будет снимать с нее это бело-золотое платье. В нем Алатея виделась ему некоей языческой жрицей, объектом поклонения. Спустив платье с ее плеч, он принялся умащивать ее кожу поцелуями, впав чуть ли не в молитвенный экстаз. Его губы скользили, не пропуская ни дюйма шелковистой кожи.
   Алатея вздрогнула, затрепетала. Он лег рядом с ней, и руки его заскользили по ее груди. Габриэль прикасался к ней, нежной и упругой, гладил, ласкал. Другая его рука оказалась у нее под головой. Его длинные пальцы уже вынимали шпильки из ее волос, давая им возможность рассыпаться по подушке, но он был осторожен и не тронул трех цветков, приколотых к ее прическе.
   Когда его пальцы сжали сосок, Алатея со стоном подставила губы его поцелуям, и он жадно принял этот дар, сознавая, что теперь может больше не сдерживать себя. Теперь она была с ним, принадлежала ему, они томились одинаковой жаждой, одинаковым желанием овладеть, удержать, увериться в своем праве на другое существо, в том, что они вместе прошли через смертельное испытание и выжили. Они обрели наконец свободу любить друг друга и не думать больше ни о чем.
   Каждый спешил раздеть другого, они хотели принадлежать друг другу совершенно обнаженными. Их тела соприкасались, и между ними не было даже тончайшей преграды. Их ноги и руки переплелись, и они лежали в коконе из покрывал, как в уютном гнездышке. Габриэль прижимал Алатею к себе, двигался в ней, обнимал ее руками и ногами. Одно движение, и он ощутил жар и влажность ее пленительной плоти.
   Алатея со сладким вздохом раскрылась для него. Ее тело изогнулось, напряглось, потом расслабилось — казалось, она тает, плавится. Ее капитуляция была полной. Габриэлю хотелось, чтобы она не скрывала своих чувств, своей страсти, своей любви, поэтому его ласки были медлительными, и их тела двигались в совершенной гармонии. Они чувствовали, что это гармоничное слияние означало такое же гармоничное слияние их жизней, глубокое и полное. Когда его тело приподнималось над ней, она стремилась вслед за ним, стараясь быть ближе, прижаться, слиться, раствориться в нем.
   Он легко подчинялся ей, и это продолжалось до бесконечности. Ее тело волнообразно изгибалось под ним — живой и теплый бархат, роскошь и богатство, счастье и гордость любящей женщины.
   Он снова и снова овладевал ею, и она с восторгом принимала его. Наконец Габриэль замер, наслаждаясь ее трепетом и чутко прислушиваясь к ее удовлетворенному вздоху.
   Подождав, пока тело ее совсем расслабится, он задвигался снова.
   Прошло некоторое время, прежде чем она зашевелилась, приноравливаясь к нему, к его ритму. Ее веки затрепетали, глаза раскрылись, и Габриэль увидел устремленный на него внимательный взгляд. Его язык коснулся ее губ, проник в нее глубже, и опять все ее тело изогнулось.
   Он заметил изумление в ее глазах.
   Мгновением позже он почувствовал ее руки на своей спине — они ласкали и гладили его без всякого принуждения.
   Она перехватила его взгляд.
   — Что?
   — Я хочу слышать тебя. Хочу, чтобы ты это сказала.
   Это было произнесено тихо, ровным голосом, но вполне отчетливо. Алатее не нужно было спрашивать, что он хочет от нее услышать.
   Она слегка пошевелилась под грузом его тела и прошептала:
   — Мне пора домой.
   Он покачал головой:
   — Нет, пока ты не скажешь этих слов, я буду держать тебя здесь, нагую, горячую и жаждущую меня, пока ты не скажешь, что любишь меня.
   — Жаждущую? Ты говоришь не обо мне…
   Его поцелуй заставил ее замолчать. Приподнявшись, Габриэль глубоко вошел в ее пленительную нежность, в ее притягательную влажную глубину.