— А доказательства получают обычно только тогда, когда уже слишком поздно, — заключил Габриэль, глядя на Монтегю. — Я хочу покончить с этой историей как можно скорее и без лишнего шума.
   — Это не так-то легко при наличии финансовых обязательств, оформленных должным образом, — возразил Монтегю. — Наверняка вы не хотите обнародовать то обязательство, о котором говорили мне.
   — Нет.
   Монтегю поморщился:
   — После вашего последнего разговора Кроули едва ли захочет делиться с вами своими планами.
   — Но он и тогда не был склонен знакомить меня с ними…
   Габриэль вернулся к окну. История его знакомства с Роналдом Кроули был краткой, но не слишком приятной.
   Одна из первых авантюр Кроули, ставшая известной в Сити, казалась вполне безобидной и пристойной и выглядела весьма соблазнительно. Целью ее было втянуть в дело как можно больше людей высшего общества, что и удавалось до тех пор, пока кто-то не спросил мнение Габриэля на этот счет.
   Он долго размышлял над заманчивым предложением, задавал много имевших отношение к делу вопросов из тех, на которые так и не удается найти ответов. Тогда афера сорвалась, и двери многих приличных домов закрылись перед Кроули.
   — Похоже, что вы один из самых неприятных для Кроули людей… — заметил Монтегю.
   — Из чего следует, что я не могу в этом деле никоим образом проявить себя или обнаружить свою причастность к расследованию. Как, впрочем, и вы.
   — Да уж, одного упоминания имени Кинстера достаточно, чтобы у Кроули шерсть поднялась дыбом.
   — А как насчет его подозрений? Если он так хитер, каким его рисует молва, этот тип уже все знает обо мне. Нам потребуется раздобыть некоторые необходимые свидетельства, и для этого мы должны найти овцу, заслуживающую доверия.
   Монтегю недоуменно заморгал:
   — Овцу?
   — Ну, того, кто может убедительно доказать, что его подстригли как овечку, то есть обобрали.
 
   — Сирина!
   Сидящая рядом с Сириной Алатея повернула голову и увидела леди Силию Кинстер, призывно машущую рукой из проезжавшего мимо ландо.
   Сирина повернулась к кучеру:
   — Сюда, Джейкобс, подъезжайте как можно ближе. Кучер с невозмутимым видом повернул экипаж и подъехал вплотную к трем другим, чуть не задев их.
   К этому времени Алатея, Мэри и Элис уже выпрыгнули на траву. Силия и ее дочери — шестнадцатилетняя Хизер и пятнадцатилетняя Элайза — бросились им навстречу — в воздухе зазвенели их голоса, смех, невинные шутки и вопросы.
   — Им еще предстоит узнать, что светская болтовня ограничивается вопросом «как поживаете?» и что это та самая смазка, которая заставляет вертеться колеса светской болтовни, верно?
   — Да, это та смазка, что заставляет вращаться колеса беседы, — подтвердила Силия, оборачиваясь к говорившей, ослепительно красивой леди постарше, замыкавшей шествие.
   Алатея сделала глубокий реверанс:
   — Приветствую вас, ваша милость.
   Сирина, все еще сидевшая в экипаже, вежливо поклонилась.
   Улыбаясь, Хелена, вдовствующая герцогиня Сент-Ивз, коснулась кончиками пальцев щеки Алатеи:
   — Вы с возрастом становитесь все красивее, дорогая.
   Благодаря своим частым визитам в Куиверстоун-Мэнор герцогиня хорошо знала всех Морвелланов.
   Алатея с улыбкой встала. Герцогиня удивленно подняла брови.
   — О, да вы уже не такая маленькая.
   Поймав взгляд Алатеи, она подняла бровь еще выше:
   — И это усугубляет загадку. Отчего вы все еще не замужем?
   Эти слова были произнесены мягко, но Алатее не хотелось быть втянутой в подобный разговор. Хотя она привыкла к такого рода вопросам, ум, светившийся в светло-зеленых глазах герцогини, всегда смущал ее, оставляя чувство неловкости, должно быть, потому, что это была единственная женщина, подозревавшая правду.
   Сирина встала, намереваясь выйти из коляски и присоединиться к ним, но Хелена тут же замахала рукой:
   — Нет-нет. Я поднимусь к вам, и мы сможем приятно поболтать. — Она перевела взгляд на девушек. — А эти двое путь пока разомнут ноги.
   Оставив Хелену и Сирину, Алатея и Силия двинулись вслед за другими девушками, впрочем, не собираясь к ним присоединяться.
   Они только не хотели терять их из виду, предоставив им возможность чувствовать себя свободно.
   Силия немедленно приступила к расспросам:
   — Вы разговаривали с Рупертом после приезда в Лондон?
   — Да, — ответила Алатея, стараясь припомнить, о чем они беседовали. — Мы как-то встретились, когда я вывозила девочек на прогулку.
   — Ну, в этом случае вы могли присмотреться к нему внимательнее. Что мне с ним делать?
   Алатея искоса взглянула на собеседницу.
   — Я не заметила в нем ничего необычного. А что вас так тревожит?
   — Он! — Силия яростно тряхнула зонтиком. — Он раздражает меня еще больше, чем его отец. К его возрасту Мартин уже образумился, и свидетельство тому то, что он женился на мне. Но ведь и Руперту придется когда-нибудь сделать этот шаг…
   — Ему всего тридцать.
   — А это означает, что он вполне созрел. Демон женился, и Ричард тоже, а Ричард только на год старше Руперта. — Леди Силия вздохнула. — Но меня не столько беспокоит его нежелание жениться, сколько состояние духа. Он даже не смотрит на дам, по крайней мере не присматривает невесту. Конечно, у него бывают связи определенного рода… Словом, ко мне поступают весьма неутешительные сообщения.
   Хотя Алатея изо всех сил старалась держать рот на замке, она все же переспросила:
   — Неутешительные?
   Девушки, оказавшиеся впереди, чему-то засмеялись, и Силия задумчиво посмотрела на них.
   — Говорят, что Руперт холоден даже со своими любовницами. Он держится с ними отстраненно и надменно.
   — Но если свободная любовь не может высечь из него искры, есть ли надежда на то, что какая-нибудь достойная леди зажжет в нем огонь?
   Алатея старалась не выдать своих чувств и крепко сжимала губы, чтобы случайно не улыбнуться. По всем стандартам светской жизни их беседу нельзя было бы счесть уместной, но они уже в течение не менее десяти лет обсуждали сыновей Силии, и это вошло у них в привычку.
   — А вы уверены, что ваши сведения верны? Возможно, вы слышали такое мнение только от тех леди, которые… в которых он не был заинтересован? — спросила она.
   — Хотелось бы, чтобы это было так. Но если хотя бы половина того, что рассказывают о его похождениях, правда, едва ли он помнит имена своих подружек.
   В заключение обвинительной речи Силия осуждающе покачала головой, выражая явное неодобрение.
   — Остается надеяться на то, что найдется леди, которая поставит его на колени.
   Она подняла голову и посмотрела на идущих впереди девушек, а затем пробормотала:
   — И все же по-настоящему меня беспокоит именно Руперт — он такой необщительный, замкнутый, весь в себе. Ничто его глубоко не затрагивает.
   Алатея нахмурилась: ей вовсе не показалось, что Габриэль был углублен в себя, когда его собеседницей была графиня, однако она не могла порадовать этой новостью Силию. Странно, что портрет Габриэля, изображенный Силией, был столь разительно непохож на того мужчину, которого она недавно открыла в нем, на того, кто вчера держал ее в объятиях.
   Силия вздохнула:
   — Возможно, я слишком пекусь о нем, но я просто не представляю леди, которой удалось бы пробить защитную броню Руперта. Ах, если бы нашелся кто-то, знающий, где расположена брешь в этой броне!
   — Не стоит ли нам поторопиться и догнать их? — поспешно спросила Алатея, желая отвлечься от опасных мыслей.
   Силия подняла голову, взгляд ее стал острым и пронзительным.
   — Да, вы правы. — Она ускорила шаги, и теперь уже Алатея едва поспевала за ней.
 
   Оставив Люцифера и своих друзей, с которыми он завтракал в клубе «Уайте», в курительной комнате, Габриэль со скучающим видом оглядывал посетителей ресторана.
   Никто не казался ему подходящим для его целей. Ему нужен был человек, никак не связанный с Кинстерами и в то же время заслуживающий доверия, с острым умом и быстрой реакцией, умеющий сыграть роль и при этом казаться пустым и праздным, не способным размышлять, готовым принимать от него приказания, словом, кто-то очень надежный. К тому же этот человек должен был располагать деньгами, которые он мог бы вложить в дело.
   Несмотря на обилие знакомых, которые вполне отвечали некоторым из этих требований, последний критерий делал их кандидатуры неприемлемыми.
   Остановившись на ступеньках клуба, Габриэль некоторое время размышлял, потом не спеша двинулся к Бонд-стрит.
   Был разгар сезона, светило солнце. Как он и рассчитывал, все светское общество с родными и близкими неторопливо прогуливалось по этой улице. Он шел не спеша, оглядывая лица гуляющих, отмечая знакомые, оценивая их, отвергая, ища возможную альтернативу и пытаясь не обращать внимания на женщин. Ему нужна была овечка, а не надменная леди.
   Габриэль уже прошел почти половину улицы, когда прямо перед собой увидел четырех дам, выпорхнувших из мастерской белошвейки. Он тотчас узнал в них Морвелланов.
   Алатея подняла голову и теперь смотрела ему прямо в глаза. Сирина, Мэри и Элис проследили за ее взглядом, и их лица тотчас же озарились улыбками.
   Габриэлю не оставалось ничего иного, кроме как сделать хорошую мину при плохой игре. Забыв о популярности своей персоны и снизойдя к дамам, он взял руку Сирины и пожал ее, затем обменялся кивками с Мэри и Элис и, наконец, принужденно и церемонно раскланялся с Алатеей. Все четыре дамы, сторонясь толпы, остановились перед витриной, где они могли бы разговаривать свободнее. Впрочем, Алатея держалась в стороне, стоя спиной к мостовой, запруженной экипажами.
   — Сегодня утром мы встретили вашу мать и сестер, — сообщила Сирина.
   — В парке, — добавила Мэри. — Мы так весело прогулялись.
   — Там было много неразумных джентльменов, — заметила Элис, — в чудовищных галстуках. Ничего похожего на те, что носите вы и Люцифер.
   Габриэль отвечал без тени смущения и без раздумий. Сирина, Мэри и Элис входили в особый список людей, с которыми следовало быть любезным, однако с Алатеей он должен был держаться настороже, и ему приходилось исподтишка следить за ней.
   Хотя при этом он ощущал себя задетым и обиженным, тем не менее ему хватило одного взгляда, чтобы заметить ее нарядное платье цвета лаванды и соломенную шляпку, прикрывавшую прическу. Габриэль не сомневался, что под этой шляпкой она носит кружево, которое он находил столь вызывающим. Конечно, Габриэль не мог рассуждать об этом вслух, особенно в присутствии Сирины, но если бы ему довелось встретиться взглядом с Алатеей, они бы без слов поняли друг друга, и она знала бы, о чем он подумал.
   Неожиданно лошадь позади них взбрыкнула и, встав на дыбы, начала бить по воздуху передними ногами.
   Габриэль стремительно схватил Алатею и потянул к себе. Повернувшись, он оказался между копытами и ею, инстинктивно стараясь защитить ее. Лошадь заржала, рванулась вперед, увлекая за собой коляску, потом взбрыкнула задними ногами и по касательной угодила копытом ему в спину. Однако Габриэль устоял на ногах.
   И тут начался сущий ад. Люди кругом кричали, со всех сторон сбегались мужчины. Некоторые не торопились оказать помощь, зато охотно давали советы. Одна из дам забилась в истерике, другая упала в обморок; через несколько секунд их окружила шумная толпа. В центре же внимания оказался кучер злополучной коляски со взбунтовавшейся лошадью.
   Габриэль неподвижно стоял на краю тротуара, держа в объятиях Алатею.
   Взгляд ее был устремлен куда-то через его плечо, но по неровному дыханию он догадывался, что она ничего не видит. Легкий аромат цветов поднимался от ее груди, вплотную прижатой к нему, и по телу ее пробегала едва заметная дрожь. Мягкие локоны выбились из-под шляпки всего в дюйме от его лица.
   Габриэль услышал, как она глубоко вздохнула, и снова легкая дрожь пробежала по ее телу. Однако Алатея сумела овладеть собой — она повернула голову и посмотрела ему в лицо.
   Их взгляды встретились, и некоторое время они смотрели друг на друга — две пары светло-карих, орехового цвета, глаз. Ее глаза были затуманены чувствами, мгновенно сменявшими друг друга, и потому он не мог определить ни одного из них. Потом внезапно эти сменявшие друг друга чувства, как облака, разошлись и осталась только тревога.
   — Ты в порядке? — спросила она. Ее руки, плотно прижатые к его груди, лежали на отворотах его плаща.
   — Надеюсь, лошадь не сильно тебя задела?
   Она все еще оставалась в его объятиях, и в ее глазах он читал неподдельное беспокойство.
   — Тебе, должно быть, больно?
   Все его тело было в огне, и возбуждение продолжало нарастать.
   Заставить свои руки разомкнуться и выпустить ее на этот раз оказалось едва ли не самым тяжким физическим усилием в его жизни. Алатея, не глядя на него, тотчас же принялась оправлять помятые юбки.
   Габриэль чувствовал смятение, смущение, неловкость… Он повернулся посмотреть, что происходит на дороге, моля всевышнего, чтобы она не заметила румянца на его щеках.
   Алатея тотчас же почувствовала, что он больше не смотрит на нее. Неловко склонив голову, джентльмен, владелец норовистой лошади, подошел к ней и принялся рассыпаться в пространных извинениях.
   Она же мысленно повторяла только одну фразу: «Габриэль не понял, он не догадался. Пока еще не догадался».
   Тут к ним подлетела Сирина.
   — Вы уверены, что с вами все в порядке? — Она схватила Габриэля за руку и вертела его, заставляя показать спину и бока, которые могли пострадать от копыт злополучной лошади.
   Пока Сирина отряхивала плащ Габриэля, Алатея осторожно взглянула в сторону.
   — Да нет же, я не пострадал! — Высвободившись из объятий Сирины, Габриэль, поколебавшись, спросил ее:
   — Где ваш экипаж?
   — Джейкобс ждет нас за углом. — Сирина махнула рукой, указывая направление.
   В первый раз после того, как он выпустил ее из объятий, Габриэль посмотрел в лицо Алатеи. Она тотчас же замахала Мэри и Элис, потом повернулась туда, где их должна была ожидать коляска.
   Габриэль предложил руку Сирине, и та с готовностью оперлась на нее, благодарно ощущая его силу. Расстояние до их коляски она прошла, расточая ему вполне искренние похвалы за его находчивость и ловкость. Разумеется, Алатея тоже чувствовала благодарность к Габриэлю, но не хотела никакого сближения с ним. Спеша скорее добраться до экипажа, она ускорила шаги и первой взобралась на свое место, не ожидая помощи.
   Габриэль подсадил в экипаж остальных дам, потом отступил в сторону и поклонился.
   Джейкобс натянул вожжи, и экипаж двинулся вдоль улицы, а Габриэль побрел среди толпы гуляющих, глядя вперед невидящим взглядом. Позволить себе так взволноваться от прикосновения к Алатее! Он не мог понять, отчего это произошло, и чувствовал себя обескураженным, сбитым с толку. Это ему ужасно не нравилось. Она никогда не вызывала у него подобных чувств — они всегда оставались близкими друзьями, и только.
   Габриэль продолжал свой путь, и постепенно чувства его успокаивались, а голова прояснялась.
   Ответ напрашивался сам собой, и это принесло ему огромное облегчение.
   Дело было не в Алатее, а в графине. Всю прошедшую ночь он провел, строя планы, как в конце концов соблазнить ее, тешил и дразнил свою фантазию всевозможными деталями этого совращения, а утром принялся за осуществление этого плана.
   Потом судьба бросила Алатею в его объятия. Теперь все встало на свои места.
   Едва ли можно было удивляться тому, что его тело приняло Алатею за вожделенную графиню, одну женщину за другую. Они обе высоки ростом, обе обладают гибкими, как ивы, и безукоризненно стройными телами. Любая женщина, столь высокая и стройная, произвела бы на него такое же действие.
   Однако для Габриэля были очевидны и черты их несходства. Если бы он осмелился поцеловать Алатею, на него излился бы поток негодования, и, уж конечно, она не лежала бы, покорно тая в его объятиях, даря ему откровенно чувственные и щедрые поцелуи.
   Эта мысль вызвала у него улыбку. Интересно, что подумала о нем Алатея, когда оправилась от страха? Должно быть, она просто выбросила из головы все игривые мысли. Потом он вспомнил, что ей, несомненно, давно известен его легкомысленный образ жизни, и снова улыбнулся. Вероятно, она приписала все случившееся его необузданному сластолюбию, и была права: он желал графиню, эту свою ночную гурию, желал страстно и, к его собственному удивлению, хотел узнать ее по-настоящему. Он хотел знать, кто она, что любит, о чем думает, что может ее рассмешить. Она была таинственной, интригующей и, как ни странно, очень близкой ему. Эту загадку он желал разгадать полностью, не оставив в стороне ничего значимого. Но чтобы это стало возможным, ему надо было поторопиться и привести в исполнение свой план…
   Перейдя через дорогу, Габриэль повернулся и пошел обратно, внимательно глядя перед собой. Ему необходима «овца» — должен же кто-нибудь найтись на эту роль…
   — Господи, что это с тобой? — Вопрос был обращен к нему, и тотчас же в его живот уперлась чья-то трость. — Идешь себе, задрав нос, по Бонд-стрит и никого не замечаешь!
   На Габриэля смотрела пара маленьких, но зорких, похожих на птичьи глазок. Габриэль улыбнулся:
   — Минни!
   Отодвинув в сторону трость, он нежно поцеловал старушку в щеку.
   Минни презрительно фыркнула, и тон ее был беспощадным, но в глазах заплясали искорки:
   — Напомните мне рассказать об этом Силии, Тиммс.
   Высокая леди, сопровождавшая Минни, недовольно поджала губы.
   — Это немыслимо — идти по Бонд-стрит, ни на кого не глядя!
   Габриэль подчеркнуто вежливо поклонился:
   — Я прощен? — спросил он, выпрямляясь.
   — Об этом мы еще подумаем. — Минни огляделась. — Ты здесь, Джерард?
   Только тут Габриэль заметил племянника Минни, Джерарда Деббингтона, брата Пэйшенс, жены Вейна, переходившего улицу с мешочком орехов в руке, который он, должно быть, собирался преподнести тетушке.
   — А вот и мы! — весело приветствовал он ее, передавая пакет.
   Джерарду было всего восемнадцать, но он выглядел гораздо старше. Его уверенный вид отчасти объяснялся влиятельностью зятя. Габриэль узнавал пристрастия Вейна в одежде Джерарда и даже в его модном парике. При росте около шести футов плечи молодого человека были, пожалуй, слишком широки. Остальное в его облике и манерах — легкость, изящество, самоуверенность — шло, пожалуй, от семьи сестры — Пэйшенс Кинстер всегда была воплощением прямоты и праведности.
   Габриэль открыл было рот, но тотчас же одернул себя. Ему надо было поразмыслить. Джерарду всего восемнадцать, а операция связана с риском. К тому же он был братом Пэйшенс.
   — Мы отправляемся заглянуть к Аспри, — сказала Минни. — Хотя тебя и не интересуют драгоценности, может быть, тебе там тоже что-нибудь приглянется?
   Габриэль ответил ей невинным взглядом.
   — Пожалуй, но не сейчас.
   На время образ графини исчез из его мыслей. Возможно, после того, как она вознаградит его, ему удастся услужить ей. Алмазы будут прекрасно выглядеть на такой высокой женщине. Решив отложить эту мысль на время, он вежливо поклонился:
   — Не смею вас задерживать.
   Минни царственно кивнула, Тиммс взяла ее под руку, и они двинулись дальше.
   Джерард уже собрался последовать за ними, когда Габриэль окликнул его:
   — Послушай-ка, не знаешь, где сейчас Вейн?
   — Если хочешь его найти, попытайся поискать у Мэнтона. Я знаю, что сегодня он собирался там встретиться с Дьяволом.
   Коротко кивнув, Габриэль повернулся и направился к Мэнтону.
 
   — Это должно произойти в августе. — Дьявол вытянул руку и нажал на спусковой крючок. Пуля прошла всего в дюйме от центра мишени.
   Вейн поморщился:
   — Значит, Ричард уверен?
   — Насколько я понимаю, кто уверен, так это Катриона. Ричард в его состоянии не уверен ни в чем.
   Обойдя Дьявола, чтобы произвести свой выстрел, Вейн скорчил гримасу:
   — Мне знакомо это состояние.
   — И что же это такое? Урок для будущих отцов? — Габриэль посмотрел на них с явным неодобрением. Дьявол усмехнулся:
   — Хочешь поучиться?
   — Нет уж, покорно благодарю.
   Вейн мрачно уставился на длинный ствол своего пистолета.
   — Тебе это тоже выпадет на долю, не обольщайся.
   Габриэль скорчил гримасу:
   — Возможно, когда-нибудь, но пока что пощадите мою невинность. Можно обойтись без деталей?
   Онория и Пэйшенс — обе ждали младенцев. При этом Дьявол демонстрировал равнодушие человека, прошедшего через пресс для отжимания белья, зато Вейн казался раздраженным. Он нажал на спусковой крючок, и когда дым рассеялся, они увидели, что пуля чуть-чуть не угодила в цель. Дьявол послал служителя за другим пистолетом, потом повернулся к Габриэлю:
   — Я полагаю, ты уже слышал, что наши матери решили устроить специальный прием, чтобы торжественно отпраздновать вступление Катрионы в семью?
   — Значит, она готова снизойти?
   Дьявол кивнул:
   — Вчера мама получила от нее письмо. Катриона сообщает, что может путешествовать до конца августа. Учитывая, что Онория собирается родить в начале июля, а Пэйшенс в том же месяце, но чуть позже, август — как раз подходящее время для задуманного торжества.
   Габриэль помолчал, обдумывая слова Дьявола, потом спросил:
   — Неужели Ричард присоединился к вашей компании?
   — Присоединился, в этом нет ни малейшего сомнения. — Вейн злорадно хмыкнул. — Теперь дело за Демоном и Флик. Скоро они вернутся из своих странствий. Подумай только, в каком положении в августе окажешься ты.
   Габриэль выругался.
   — Надо предупредить Люцифера. Мама становится просто невыносимой.
   — Ну, ты бы мог ее подбодрить, порадовать.
   Взгляд, которым Габриэль наградил Дьявола, показывал, что он чувствует себя преданным.
   — Это ужасная идея.
   Дьявол рассмеялся:
   — Странно об этом говорить, но к такому состоянию можно привыкнуть. — Его брови лукаво поднялись: — В нем есть и приятные стороны, некоторая, так сказать, компенсация.
   — Вероятно, — неуверенно пробормотал Габриэль.
   — Но если ты пришел сюда не затем, чтобы обсудить наше будущее отцовство, то что тебя принесло? — неожиданно спросил Вейн.
   Стараясь быть кратким, Габриэль рассказал о плане Кроули тщательно избегая упоминания о графине.
   — Кроули, не тот ли, что рекламировал вложения в какую-то алмазную жилу? — спросил Вейн.
   Габриэль кивнул.
   — Ты и это разнюхал?
   Габриэль снова кивнул:
   — Вот почему на этот раз мне нужна помощь, но не от вас. — Он посмотрел на Вейна: — Мне нужен кто-нибудь, связанный с этим делом.
   Габриэль принялся объяснять, что ему необходимо точно узнать детали предложения, которое делалось инвесторам.
   — А что ты думаешь насчет того, чтобы использовать Джерарда Деббингтона?
   Вейн поморгал:
   — В качестве овцы?
   — Меня с ним никто никогда не видел, и если он даст не твой адрес, а адрес Минни, то не будет оснований связывать его с Кинстерами. Я знаю, что Кроули не в ладу с обществом — он использует Арчи Дугласа в качестве источника информации в этой области, а Арчи не отличит Джерарда от Адама.
   — Верно.
   — Но даже если Арчи попытается наводить справки и проверять подноготную Джерарда, то ведь известно, что он богат и владеет поместьем в Дербишире. Арчи не станет устанавливать светские связи Джерарда или его сестры.
   — Как и его опекунов.
   — Совершенно верно. К тому же Джерард выглядит много старше своего возраста.
   Вейн задумался.
   — Не вижу причины, почему бы Джерард не мог заинтересоваться компанией по добыче золота и не захотел стать акционером. — Он многозначительно посмотрел на Габриэля
   — Конечно, при условии, что мы ничего не станем говорить Пэйшенс.
   — А я и не собирался ничего ей говорить.
   — Ну, тогда все в порядке.
   В это время появился служитель с пистолетами.
   — Я все объясню Джерарду, и посмотрим, что он сам об этом думает. Если он согласится, я пришлю его к тебе.
   Габриэль кивнул, считая разговор оконченным. Взяв один из пистолетов, он поднял его, взвешивая на руке.
   — Интересно, как вы считаете очки?
 
   Они отстреляли по очереди десять раундов. Габриэль с легкостью опередил всех, но все же продолжал хмуриться.
   — Брак, — заметил он, — притупил вашу меткость.
   Вейн пожал плечами:
   — Это всего лишь игра, и едва ли так важно быть столь уж метким. Как видишь, брак заставляет каждого пересмотреть свои приоритеты.
   Габриэль посмотрел на Вейна, потом на Дьявола, тот ответил ему вызывающим взглядом и, не сделав попытки возразить, словно читая мысли Габриэля, усмехнулся:
   — Друг мой, начинай об этом задумываться, потому что это коснется тебя с той же непреложностью, с какой август следует за июлем.
   Эти слова выбили почву из-под ног Габриэля — по спине его пополз неприятный холодок предчувствия. Однако, не подав виду, он напустил на себя обычное безразличие и в своей беспечной манере последовал за остальными к выходу из тира.
 
   В пять часов Габриэль лениво листал «Журнал джентльмена», когда в дверь постучали. Прислушавшись, он различил шаги Чанса и с улыбкой вернулся к чтению.
   Минутой позже дверь гостиной открылась, и появился слуга.
   — К вам мистер Деббингтон, милорд.
   Габриэль вздохнул:
   — Благодарю, но я не лорд.