МакБейн Эд. До самой смерти...

   А чего стоит этот высокий, рыжий, с белой прядью над левым виском sangue della maruzza!^[8] Да он распугает всех подружек невесты в Риверхеде! Тони готов был поклясться, что видел у него под пиджаком револьвер, когда тот наклонился, чтобы завязать шнурок. Большой черный револьвер, торчащий из кобуры под мышкой. Ну ладно, то, что его сын полицейский, – это неплохо, но неужели его друзья должны приходить с оружием на мирную христианскую свадьбу?
   А потом накатило на Анджелу. В час пятнадцать, ровно за час сорок пять минут до свадьбы, она начала рыдать так, словно весь белый свет собрался ее насиловать. Луиза выбежала от нее, ломая в отчаянии руки.
   – Стив, – сказала она, – пойди к ней. Скажи ей, что все будет в порядке, прошу тебя. Иди же, иди к своей сестре.
   Тони проводил сына взглядом. Тот поднялся к Анджеле, но стенания, доносившиеся из окна спальни в верхнем этаже дома, не прекратились. Тони сидел со своей невесткой Тедди (com'e grande, подумал он, povera Theodora!)^[9] и тремя чужими людьми: мистером Хейзом, мистером Клингом и мисс Максуэлл – и пил с ними вино, готовый застрелить свою жену, придушить сына, отречься от дочери и послать всю свадьбу к чертовой матери!
   Он пыхтел и злился, пока Тедди не погладила его по руке. И тогда он вдруг улыбнулся ей, кивнул головой и, сложив руки на животе, положился на волю Божью, надеясь, что все в конечном счете обойдется и он, Антонио Карелла, как-нибудь переживет этот день.

* * *

   Стоя в коридоре перед спальней Анджелы, Карелла слышал ее всхлипывания, доносившиеся из-за двери. Он мягко постучал и стал ждать.
   – Кто там? – спросила Анджела прерывающимся голосом.
   – Это я, Стив.
   – Что тебе нужно?
   – Ну полно, Комби, открой.
   – Уходи, Стив.
   – Меня ты не прогонишь. Я – полицейский, разбирающий нарушение общественного спокойствия. – Он не мог поручиться, но ему показалось, что сестра его за дверью тихонько прыснула.
   – Комби! – позвал он.
   – Что?
   – Мне выломать дверь?
   – О, подожди минуту, – сказала Анджела.
   Он услышал приближающиеся шаги, задвижка щелкнула, но дверь не открылась. Затем шаги удалились, и на кровати под Анджелой громко скрипнули пружины. Он легонько толкнул дверь и вошел в комнату. Сестра лежала на постели, уткнув лицо в подушку. На ней была длинная белая комбинация, пышные темные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Комбинация немного задралась, и из-под нее была видна голубая подвязка, стягивающая нейлоновый чулок.
   – Одерни платье, – сказал Карелла. – Зад видно.
   – Это не платье, – обиженно ответила Анджела. – Это комбинация. И никто не просил тебя смотреть, куда не надо. – Но комбинацию все же одернула.
   Карелла присел на край кровати.
   – Что случилось?
   – Ничего не случилось. – Она помолчала. – Совершенно ничего не случилось. – Она вдруг присела на кровати, устремив на брата прекрасные карие глаза, в которых было что-то восточное, что-то такое, что говорило о далеких посещениях арабами Сицилии. Это поражало всякого, кто впервые видел ее лицо с широкими скулами – лицо Кареллы, но в утонченном варианте.
   – Я не хочу выходить за него замуж, – сказала она. Она помолчала. – Вот что случилось.
   – Почему?
   – Я не люблю его.
   – Это черт знает что! – выругался Карелла.
   – Стив, я не терплю, когда ругаются. Ты знаешь. Я всегда это не переносила, даже когда мы были еще маленькими. А ты нарочно ругался, чтобы позлить меня. И еще я не люблю, когда ты называешь меня Комби.
   – С Комби ты сама первая начала.
   – Неправда, – возразила Анджела. – Это ты начал. Потому что ты был вредный и испорченный.
   – Я говорил тебе правду, – сказал Карелла.
   – Это неблагородно: говорить тринадцатилетней девочке, что она еще не настоящая девушка, только потому, что она носит хлопчатобумажные комбинации.
   – Я помогал тебе взрослеть. Ты ведь попросила после этого маму купить тебе нейлоновую комбинацию?
   – Ну да, и она отказала.
   – Все равно, направление было верное.
   – Из-за тебя у меня появился комплекс неполноценности.
   – Я помогал тебе овладеть секретами женственности.
   – Вот дерьмо собачье, – сказала Анджела, и Карелла расхохотался. – Это не смешно. Я не пойду за него замуж. Мне ничего в нем не нравится. Такой же неотесанный хам, как и ты, только хуже. И ругается больше. И потом... – Она запнулась: – Стиви, я боюсь. Стиви, я не знаю, как быть. Я в ужасе.
   – Ну, – сказал он, – ну же, – и ласково привлек сестру к себе и погладил ее по волосам. – Не надо этого бояться.
   – Стив, он убивал людей, ты знал об этом?
   – Я тоже.
   – Я знаю, но... сегодня ночью мы останемся одни... в одном из самых больших отелей мира... здесь, в этом городе... а я даже не знаю человека, за которого вот-вот выйду замуж. Как я позволю... позволю ему...
   – Комби, ты говорила с мамой?
   – Говорила.
   – И что она тебе сказала?
   – Она сказала: «Любить – это ничего не бояться». Я передаю приблизительно, она сказала это по-итальянски.
   – Она права.
   – Я знаю, но... Я не уверена, что люблю его.
   – Я чувствовал то же самое в день свадьбы.
   – Но у тебя не было всей этой шумихи с церковью.
   – Я знаю. Но у нас был прием, а это выматывает нервы не меньше.
   – Стив... ты помнишь, однажды ночью... мне было, по-моему, шестнадцать. Ты только пошел служить в полицию. Помнишь? Я вернулась со свидания и сидела тут в комнате, пила молоко перед сном. А у тебя была, по-видимому, смена с четырех до двенадцати, потому что ты пришел следом. Ты еще посидел со мной и тоже выпил молоко. Помнишь?
   – Да, помню.
   – Еще у старика Бирнбаума горел свет. Вон в том окне напротив.
   Он повернулся к окну и поглядел поверх садовых деревьев туда, где стоял островерхий дом Джозефа Бирнбаума, ближайшего друга и соседа отца на протяжении сорока лет. Он отчетливо помнил ту весеннюю ночь, гудение мошкары в саду, одинокий огонек, светившийся в чердачном окне у Бнркбаума, тонкий желтый серп луны, висевший безучастно над крутым скатом крыши.
   – Я тебе рассказала о том, что со мной случилось в ту ночь, – сказала Анджела. – О... об этом парне, с которым я встречалась, и... о том, что он пытался сделать.
   – Да, я помню.
   – Я никогда не рассказывала об этом маме, – сказала Анджела. – Я вообще рассказала об этом только тебе. И я спросила тебя... все ли так делают? И значит, мальчишки, с которыми я буду встречаться, будут делать то же самое? Мне было важно понять, как себя вести. Ты помнишь, что ты мне ответил?
   – Да, – сказал Карелла.
   – Ты сказал, что я должна делать то, что мне кажется правильным. Ты сказал, что я сама пойму, что правильно. – Она помолчала. – Стив... я никогда...
   – Лапочка, давай я позову маму.
   – Нет, я хочу поговорить с тобой. Стив, я не знаю, что я должна делать сегодня ночью. Я знаю, что это ужасно глупо, мне двадцать три года, и я должна знать, что делать, но я не знаю, и мне страшно, что он меня разлюбит, что он будет разочарован, что он...
   – Ш-ш-ш, ш-ш-ш, – сказал он. – Ну полно, перестань. Чего ты от меня хочешь?
   – Я хочу, чтобы ты все объяснил мне.
   Он посмотрел ей в глаза, взял ее руки в свои и сказал:
   – Я не могу этого сделать, Комби.
   – Но почему?
   – Потому что ты уже не ребенок в бумажной комбинации и не юная девушка, пришедшая в смятение от своего первого поцелуя. Ты женщина, Анджела. И ни один мужчина на свете не может дать женщине инструкций, как любить. Да я и не думаю, что они тебе понадобятся, дорогая. Я действительно думаю, что они тебе не понадобятся.
   – Ты думаешь, что все... будет в порядке?
   – Я думаю, что все будет замечательно. Но еще я думаю, что тебе пора начать одеваться. Иначе ты опоздаешь на свою собственную свадьбу.
   Анджела хмуро кивнула.
   – Да перестань же, – сказал он. – Ты будешь, черт возьми, самой очаровательной невестой, которую когда-либо видели в этой округе. – Он крепко прижал ее к себе, поднялся и направился к двери.
   – А... Тедди боялась? – спросила Анджела.
   – Как старший брат, я хочу дать тебе один маленький совет, – сказал Карелла. – Я не скажу тебе, была ли Тедди растеряна, или смущена, или испугана, или еще что-нибудь. Я не скажу тебе потому, что брак – это тайна, Анджела, и он строится в первую очередь на доверии. И что бы ни произошло между тобой и Томми (сегодня или еще когда-нибудь), об этом будете знать только вы двое. И в этом-то одна из тягот брака... но это же и чертовски успокаивает. – Он снова подошел к кровати и взял ее руки в свои: – Запомни, Анджела, тебе нечего бояться. Он любит тебя до того, что весь дрожит. Он любит тебя, солнышко. Он хороший человек. Ты правильно выбрала.
   – Стив, я тоже его люблю. Правда. Только...
   – Никаких «только». Какого черта тебе нужно? Письменных гарантий, что жизнь – это сплошная малина? Ну, так это не так. Но ты начинаешь семейную жизнь с чистой страницы, и от тебя зависит, что на ней будет написано. И главное для начала у тебя уже есть, солнышко. – Он улыбнулся: – Так что ты не можешь промахнуться.
   – О'кей, – сказала она, энергично тряхнув головой.
   – Будешь одеваться?
   – Да.
   – Хорошо.
   – О'кей, – сказала Анджела еще более энергично. Потом после паузы добавила: – И все же, я думаю, ты гнида, за то, что не намекнул мне хотя бы одним словом!
   – Я не гнида, а любящий брат.
   – Стив, мне уже лучше. Спасибо.
   – За что? Одевайся. Твоя голубая подвязка очень тебя украшает.
   – Иди к черту, – отмахнулась она, и он вышел за дверь, ухмыляясь.

* * *

   Молодого человека звали Бен Дарен.
   Ему было двадцать шесть лет, у него были ярко-голубые глаза и располагающая улыбка. Длинноногий, в синем спортивном костюме из ангорской шерсти, он пересек вприпрыжку газон и остановился перед верандой с внутренней стороны дома, на которой сидел Тони Карелла со своими гостями.
   – Здравствуйте, мистер Карелла, – поздоровался он. – У вас тут все кипит. Волнуетесь?
   – Работают, – неопределенно сказал Тони, поглядев через газон на бесконечный ряд столов, белеющих свежими скатертями. – Ты рано, Бен. Банкет начнется только в пять.
   – Но свадьба же в три. Вы ведь не думаете, что я пропущу свадьбу Анджелы!
   – Я думаю, что, похоже, она сама ее пропустит, – проворчал Тони. – Ты знаком с моей невесткой Тедди? Это Бен Дарси.
   – По-моему, мы уже встречались раньше, миссис Карелла, – сказал он.
   Тедди кивнула. У нее убийственно болела спина. Ей хотелось попросить стул с прямой спинкой, но она знала, что Тони уступил ей самое удобное и мягкое кресло на веранде, и ей не хотелось его обижать.
   – А это друзья моего сына, – продолжал Тони. – Мисс Максуэлл, мистер Хейз и мистер Клинг. Бен Дарси.
   – Зовите меня просто Бен, – сказал Бен, поднимаясь на веранду и здороваясь со всеми за руку. – Я знаком с Кареллами так давно, что уже чувствую себя членом их семьи. Я могу чем-нибудь помочь, мистер Карелла?
   – Ничего не надо. Просто не мешайся под ногами. С этими столами и остальной ерундой они меня пустят по миру. – Он покачал головой в полном унынии.
   – Да он тут самый богатый человек на улице, – проговорил Бен улыбаясь. – Об этом все знают.
   – Ну, разумеется, разумеется, – проворчал Тони.
   – Когда мы были детишками, он раздавал нам бесплатно булочки с черного хода своей пекарни. Но потом он стал экономить – и булочки кончились.
   Бен пожал плечами.
   – Нашли себе дармовую кормушку, я не Армия спасения с ее бесплатным супом, – возмутился Тони. – В один прекрасный день я подсчитал, что я раздаю детишкам, которые приходят к черному ходу, по пятьсот булочек в неделю! Еще до меня дошло, что присылают этих детишек сами родители, чтобы сосать кровь Антонио Кареллы. Все, никаких булочек! Абсолютно никаких!
   Деньги на бочку! Никакого кредита в моей булочной!
   – Он все равно раздает булочки, – сказал Бен с теплотой. – Стоит только рассказать какую-нибудь душещипательную историю, и Тони Карелла тут же разжалобится. А если история достаточно убедительная, то он отдаст вам всю свою лавочку.
   – Разумеется, разумеется. Фонд Рокфеллера – это я. Занимаюсь бизнесом из спортивного интереса.
   Бен кивнул, посмеиваясь. Лениво растягивая слова, он спросил:
   – А вы, господа, тоже связаны с выпечкой хлеба?
   Клинг готов уже был ответить, но взглянул сначала на Хейза. Его рыжие волосы просто пылали на солнце. С седой прядью, которая казалась еще белей на фоне этого пожара, Хейза менее, чем кого бы то ни было, можно было представить сейчас за мирным занятием булочника. Тот перехватил взгляд Клинга и улыбнулся.
   – Нет, мы не пекари.
   – Ах да, верно, – сказал Бен. – Вы ведь друзья Стива.
   – Да.
   – Значит, полицейские?
   – Мы? Почему? – изумился Хейз. Он вполне правдоподобно рассмеялся. – Черт, конечно же нет.
   Тедди и Кристин посмотрели на него с интересом, но ничем не выдали своего замешательства.
   – Мы работаем театральными агентами, – беззастенчиво солгал Хейз. – Хейз и Клинг. Возможно, вы о нас слышали.
   – Нет, к сожалению, не слышал.
   – Да, – сказал Хейз. – А мисс Максуэлл – одна из наших клиенток. Эта девушка, помяните мое слово, когда-нибудь станет настоящей звездой.
   – Правда? – спросил Бен. – А в каком вы амплуа выступаете, мисс Максуэлл?
   – Я... – Кристин открыла рот и замолчала.
   – Она исполняет экзотические танцы, – пришел на помощь Хейз, и Кристин метнула на него свирепый взгляд.
   – Экзо... что? – недоуменно переспросил Бен.
   – Она исполняет танцы с раздеванием, – объяснил Хейз. – Мы тут пытались убедить мистера Кареллу, чтобы Кристин вылезла из свадебного торта, но ему эта идея не очень нравится.
   Тонн Карелла расхохотался. На лице Бена Дарси появилась недоверчивая улыбка.
   – Хейз и Клинг, – повторил Хейз. – Если когда-нибудь заинтересуетесь шоу-бизнесом, позвоните нам.
   – Обязательно, – заверил Вен. – Но я вряд ли когда-нибудь заинтересуюсь шоу-бизнесом. Я учусь на стоматолога.
   – Это благородная профессия, – заметил Хейз. – Но в ней нет блеска, присущего миру зрелищ.
   – О, что вы, в работе стоматолога тоже много интересного, – возразил Бей.
   – Наверное, – ответил Хейз, – но что сравнится с лихорадочным накалом, который охватывает вас перед премьерой? Ничего! Ни один бизнес нельзя поставить рядом с шоу-бизнесом.
   – Я думаю, что вы правы, – согласился Бей, – но я все же рад, что изучаю стоматологию. Я буду, наверное, специализироваться на околозубных тканях со временем. – Он помялся. – Вы знаете, это Анджела впервые натолкнула меня на мысль стать врачом.
   – Я не знал, – сказал Хейз.
   – О да. Я же с ней встречался. Да что там встречался? Черт, я начал назначать ей свидания, когда ей было еще семнадцать лет, и, по-моему, следующие пять лет я и дневал и ночевал у них на пороге. Разве не так, мистер Карелла?
   – Да, он был настоящая пиявка, – подтвердил Тони.
   – Она замечательная девушка, – продолжал Бен. – Томми чертовски повезло. Таких девушек, как Анджела Карелла, еще поискать.
   За спиной Бена громко хлопнула дверь. Он резко обернулся. На веранде стоял Стив Карелла. Отец посмотрел на него:
   – У нее все в порядке?
   – Да. У нее все в порядке, – ответил Стив.
   – Девчонка, – пробормотал Тони загадочно и покачал головой.
   – Привет, Бен, – поздоровался Карелла. – Как ты?
   – Прекрасно, спасибо. А ты?
   – Ничего, так себе. Ты что-то рановато.
   – Пожалуй. Просто вышел прогуляться, ну и дай, думаю, зайду узнаю, не нужно ли помочь. Анджела в норме?
   – Все прекрасно.
   – У Томми, кажется, тоже все о'кей. Лимузин уже прибыл.
   – О!
   – Ага. Видел его на подъездной дорожке, когда проходил мимо.
   – Ясно. Тогда мне надо двигаться. – Он посмотрел на часы. – Солнышко, Берт и я поедем с Томми. Ты не возражаешь?
   Тедди устремила на него вопрошающий взгляд. Он научился мгновенно угадывать тончайшие оттенки переживаний на ее подвижном лице. Лишенная дара речи от рождения, она выражала чувства с помощью легкой мимики, моментально давая понять глазами и губами, что она хочет сказать. Он ожидал увидеть тень неудовольствия при своем заявлении, но, вглядываясь в ее лицо, читая на нем только замешательство, решил, что она не «слышала» его. Стоя сзади нее, он не дал ей прочесть по губам, что он говорил. Тогда он присел на корточки рядом со стулом жены.
   – Берт и я поедем в церковь в машине Томми. Ты не против?
   Но и сейчас ее лицо не выразило неудовольствия. На нем по-прежнему читалось замешательство, но при этом глаза подозрительно сузились. Он тут же понял, что ему не удалось обмануть свою жену. Хотя он ничего не рассказал ей об инциденте с пауком, Тедди Карелла в своем молчаливом и беззвучном мире уже почувствовала что-то неладное. Присутствие Хейза и Клинга не было проявлением светской любезности. Они находились здесь в качестве полицейских, а не свадебных гостей. Она кивнула и потянулась к нему поцеловать его.
   – Увидимся в церкви, – сказал он. – Ты хорошо себя чувствуешь?
   Она снова кивнула. У нее по-прежнему мучительно ныла спина, но она чутьем угадывала, что в голове у ее мужа сейчас вещи поважнее, чем тяготы беременности. И она улыбнулась ему неожиданной лучистой улыбкой. Карелла сжал ее руку.
   – Пошли, Берт! – позвал он.

Глава 4

   Когда Карелла и Клинг подъехали к дому Джордано, черный «кадиллак» уже стоял на подъездной аллее с глухой стороны дома. Водитель поставил машину в глубине двора в самом конце бетонной дорожки, рядом с гаражом. Но самого его нигде не было видно.
   Когда они поднимались на крыльцо, Клинг сказал:
   – Мое мнение, Стив, что это шутка. По-моему, мы только зря здесь теряем время.
   – Что ж, может быть, – ответил Стив и позвонил в дверь. – Но ведь осторожность никогда не вредит, не так ли?
   – Да, пожалуй. Все же у меня такое чувство, что Коттон охотно предпочел бы быть со своей блондинкой где-нибудь в другом месте. – Он сделал паузу. – Но... таков шоу-бизнес.
   – Что? – не понял Карелла, но в этот момент Томми открыл дверь.
   – Стив, привет! Заходите. Я как раз одевался. Ты умеешь завязывать галстук бабочкой? Я уже бьюсь полчаса и никак. Заходите. – Он с любопытством посмотрел на Клинга.
   – Берт Клинг, – представил Карелла, – Томми Джордано, мой будущий зять. Берт со мной работает, Томми.
   – А-а. Ну да. Проходите. Стив, я чувствую себя полным идиотом. Я думаю, это все же шутка.
   – Ну, шутка это или не шутка, – сказал Карелла, – Берт и еще один мой приятель будут присутствовать в церкви и на банкете.
   – Стив, я очень ценю то, что ты для меня делаешь, – замялся Томми, – но я все обдумал и почти уверен, что это шутка. Проходите, пожалуйста, в спальню.
   Они проследовали за ним через весь дом. В спальне Томми взял с комода белый галстук и подал его Карелле.
   – Вот, – сказал он, – попробуй, может быть, у тебя что-нибудь выйдет с этой чертовой штукой.
   Он встал перед Кареллой и поднял подбородок.
   – Я навел справки о Соколине, – проговорил Карелла, принимаясь за работу.
   – Да?
   – Я не хочу, чтобы ты сразу начал волноваться... но он сейчас в городе. В апреле вышел из тюрьмы.
   – О!
   – По-прежнему считаешь, что это шутка?
   – Ей-богу, даже не знаю. Ты думаешь, он способен столько лет питать ко мне злобу? За то, что случилось в Корее? Или, точнее, за то, что даже не...
   – Ты был в Корее? – спросил Клинг с интересом.
   – Да, а ты?
   – Тоже.
   – В сухопутных войсках?
   – Да.
   – Я был в частях связи, – сказал Томми. – Десятый корпус. Высадка при Инчхоне.
   – А я участвовал в освобождении Сеула, – сказал Клинг. – В составе Девятого корпуса.
   – Под командованием генерала Уокера?
   – Да.
   – Черт, мы же сражались вместе с Первым и Девятым возле Сеула! – воскликнул Томми. – Боже, так мы же были друг от друга рукой подать.
   – Ты участвовал в наступлении на Ялу?
   – Конечно.
   – Как тебе это нравится? – усмехнулся Клинг Стиву. – Тесен мир, ничего не скажешь.
   – А теперь ты полицейский – так, что ли?
   – Да. А ты чем занимаешься?
   – Служу в банке, – ответил Томми. – Обучаюсь банковскому делу. – Он передернул плечами. – Вообще, это совсем не то, что я хотел бы.
   – А чего бы ты хотел?
   – Я бы хотел быть бейсбольным комментатором. Я был довольно приличным ловцом, когда мы играли ребятишками. Я знаю эту игру вдоль и поперек. Спроси Джоунзи, когда он вернется. – Он повернулся к Карелле. – Вы случайно не встретили его внизу?
   – Кого? – пробормотал Карелла. – Ну все, завязал наконец.
   – Джоунзи, он будет моим дружкой на свадьбе. И к тому же это мой лучший друг. Он сошел вниз примерно полчаса назад, сказал, что хочет подышать воздухом.
   – Он уже был при полном параде?
   – Да.
   – Что-то я никого не заметил, кто был бы одет, как на свадьбу. А ты, Берт?
   – Тоже.
   – Ну ничего, он не опоздает, – сказал Томми. – Господи, только бы он не потерял кольцо. Сколько времени, Стив?
   – Два. У тебя еще час, расслабься.
   – Да, но, видишь ли, я должен приехать туда немного раньше и ждать у священника. По правилам, я не могу видеть невесты, пока она не подойдет к алтарю. Но твоя мать, Стив, – это нечто!
   – Как это?
   – Ты не подумай, я не жалуюсь. Из нее, наверное, выйдет отличная теща. Но когда я тут позвонил недавно, она даже не разрешила мне поговорить с Анджелой. Это уж чересчур, тебе не кажется?
   – Она одевалась, – объяснил Карелла.
   – Да? – Томми просиял. – Ну и как она выглядит? Здорово, наверное?
   – Здорово.
   – Я так и знал. Она волновалась?
   – Очень.
   – Я тоже. Хотите кофе?
   – Нет, спасибо.
   – Выпить чего-нибудь?
   – Нет. Рассказать тебе про Соколина?
   – Соколина? Кто такой?.. Ах, ну да. Конечно, конечно, – Томми надел пиджак. – Ну все, я готов. Как я выгляжу? Я чисто выбрился?
   – Чисто.
   – К тому времени, как мы приедем вечером в отель, мне, наверное, снова надо будет побриться. У меня быстро отрастает щетина. Вам, светловолосым, Берт, везет. Как я выгляжу? Ничего, Стив? Бабочка на месте?
   – На месте.
   – Тогда я готов. Как думаешь, мы можем уже идти? Уже ведь третий час, верно?
   – Думаю, что ты должен еще кое-что сделать до ухода, – произнес Карелла.
   – Да? Что?
   – Надеть штаны.
   Томми посмотрел вниз, на свои волосатые ноги.
   – О Боже! Хорошо, что вы здесь! Как может человек забыть то, что он делает каждый день, всю свою жизнь? О черт! – Он скинул пиджак и снял с вешалки в шкафу черные брюки. – Так что этот Соколин?
   – Он отсидел год в тюрьме за драку из-за своего дружка, убитого в Корее.
   – Да, звучит не очень обнадеживающе.
   – Звучит просто скверно. Могу себе представить, какие чувства он питает к тебе.
   Раздался стук в парадную дверь. Томми поднял голову и натянул подтяжки на плечи.
   – Стив, открой ты, пожалуйста. Это, наверное, Джоунзи.
   Карелла пошел вниз и открыл парадную дверь. Парень, который стоял перед ним, был примерно возраста Томми: лет двадцати шести или двадцати семи. Темные волосы были коротко подстрижены. Серые глаза горели от возбуждения. Он был очень красив в своем смокинге и белой рубашке с накрахмаленной грудью. Увидев, что Карелла был в такой же униформе, он протянул руку и сказал:
   – Привет. Тоже шафер?
   – Не-а. Родственник, – ответил Карелла. Он пожал протянутую руку. – Стив Карелла. Брат невесты.
   – Сэм Джоунз. Дружка жениха. Зови меня Джоунзи.
   – О'кей.
   – Как наш жених?
   – Волнуется.
   – А кто не волнуется? Я даже пошел прогуляться, а то думал, чокнусь.
   Они прошли через весь дом и вошли в спальню. – Все в порядке, Томми?
   – Все прекрасно. Я чуть не ушел без штанов, что ты на это скажешь?
   – Нормально в твоем положении, – успокоил его Джоунзи.
   – У тебя грязь на коленях, – сказал Томми, глядя на брюки своего шафера.
   – Что? – Джоунзи проследил его взгляд. – О, черт, я так и знал! Я споткнулся на ступеньке, когда выходил. Проклятие! – Он начал энергично счищать грязь щеткой.
   – Кольцо с тобой?
   – Угу.
   – Проверь.
   – Оно у меня.
   – Все равно проверь.
   Джоунзи перестал чистить брюки и сунул указательный палец в карман жилета:
   – Здесь. Готово к подаче. Джордано от Джоунза.
   – Джоунзи был у нас в команде подающим, – объяснил Томми, – а я принимал. Я уже, кажется, говорил вам об этом?
   – Джордано от Джоунза, – снова повторил Джоунзи. – Он чертовски здорово брал подачи.
   – Это ты здорово подавал, – сказал Томми, застегивая молнию на брюках. – Ну вот. Теперь пиджак. Туфли на мне? – Он посмотрел на ноги.
   – Он всегда был такой, перед каждой игрой, – сказал Джоунзи с улыбкой. – Я знаю этого типа с трех лет. Вы можете в это поверить?
   – Нас вместе водили гулять в парк, – объяснил Томми. – Он не попал в Корею из-за того, что у него выпадение мениска. А то мы бы и там были вместе.
   – Такого свинтуса еще свет не видел, – сказал Джоунзи, ткнув пальцем в Томми. – Даже не знаю, за что я его люблю.
   – Те-те-те, – сказал Томми. – У нас взаимные завещания. Ты не знал об этом, Стив?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Мы их оформили, когда я вернулся из армии. Составлял сын Бирнбаума, а свидетелями были Бирнбаум и его жена. Помнишь, Джоунзи?