МакБейн Эд. Выбор убийцы

   – В каком смысле?
   – Это он совершил...
   – Очень может быть.
   – Что совершил? – спросила Моника.
   – Ничего, – ответил Клинг.
   – Можно ли узнать, откуда был звонок? – поинтересовалась миссис Травайл.
   – Теперь уже нет. И вообще, это непросто, даже если абонент ещё не повесил трубку. Сейчас ведь на телефонных станциях в основном автоматика. И даже когда вас соединяют через оператора, которому вы сообщите номер, это сделать не очень просто, потому что ваш звонок все равно попадает в систему автоматической связи, и тогда ищи иголку в стоге сена. Полиция тут мало чем может похвастаться. В реальной жизни все не так, как в детективных романах.
   – Я понимаю, – отозвалась миссис Травайл.
   – Если вы не возражаете, мы хотели бы посмотреть комнату Анни, – вежливо напомнил Карелла.
   – Разумеется, – вежливо улыбнулась миссис Травайл.
   – На это уйдет кое-какое время, – сказал Карелла. – Мы не хотели бы торопиться.
   Пока убийце везло.
   Клинг и Карелла очень тщательно обыскали комнату, но письма не нашли.

Глава 14

   Из центральной уголовной картотеки в 87-й полицейский участок были присланы с курьером материалы на Чарлза Феттерика. Коттон Хейз сидел за своим столом и сосредоточенно изучал досье.
   Прочитав материалы по второму разу, Хейз перелистал бумаги, чтобы взглянуть на отпечатки пальцев Феттерика, и снова принялся за чтение. Феттерик отсидел год. Его последнее местожительство – Боксер-лейн, 127, где они тогда нашли его и тотчас же потеряли. В свое время Феттерик пытался взломать сейф в конторе своего хозяина. Впрочем, это было слишком сильно сказано – он просто хотел залезть в сейф, выяснив сначала шифр.
   Хейз снова посмотрел на карточку, выданную компьютером:
   «Фотограверные работы. Актон-драйв, Риверхед».
   Он пожал плечами, сказал Мейеру Мейеру, что ненадолго отлучится, и вышел из дежурной комнаты.
   Владельца граверной мастерской на Актон-драйв звали Сэм Каплович. Это был гигант с грудью колесом и огромными черными усами, которые топорщились, словно малярские кисти.
   – Конечно, я помню Чарли, – сказал он. – Как не помнить! Я стреляный воробей и вдруг с ним так прокололся! Это была моя первая ошибка! И, поверьте мне, последняя.
   – Сколько времени он у вас проработал, мистер Каплович? – спросил Хейз.
   – Зовите меня Сэм.
   – Договорились, – сказал Хейз. – Так сколько же, Сэм?
   – Давно хочу переменить фамилию. Но не потому, что я еврей, не в этом дело. Но Каплович! Слишком длинно. И некрасиво. Противно слышать. Надо бы сократить до Каплана. Тогда всем станет ясно: человек хочет изменить фамилию не для того, чтобы скрыть, что он еврей. Если ты еврей, то фамилия у тебя должна быть еврейская, но не дурацкая. Вот так! Как вам нравится фамилия Каплан?
   – Отличная фамилия, – одобрил Хейз.
   – Каплан! – ещё раз произнес Каплович, смакуя сочетание звуков. – А что, возьму и сменю фамилию, почему бы нет? Сначала, конечно, надо будет обсудить это с сыновьями. Название мастерской мы оставим прежним. «Актон-драйв». Так называется наша улица. Но фотограверные работы Капловича! Звучит жутко. Черт знает что. Всякий раз, когда я отвечаю на телефонные звонки, я буквально давлюсь: «Каплович!»
   – Так что бы вы могли рассказать об этом молодом человеке, мистер Каплович?
   – Сэм, умоляю вас, не Каплович, а просто Сэм!
   – Хорошо, Сэм.
   – То-то же. Взял я, значит, его к себе в мастерскую. Тогда ему, кажется, было девятнадцать. Ничего-то он не знал и не умел. Я его всему научил. Ох уж этот Чарли Феттерик! У нас его прозвали Зябликом. Так, в шутку, никакого издевательства. За год он выучился у нас на хорошего гравера. Очень даже хорошего.
   – А что потом?
   – А потом он решил залезть в мой сейф. Не зная шифра, представляете? Полицейские нашли у него клочок бумажки с цифрами. Там было все неправильно. Адвокат пытался на этом сыграть. Хотел доказать, будто Чарли и не думал залезать в сейф. Комедия! Еще как думал. В хорошенькое положение он меня поставил. Я парню доверял. Он мне нравился. И вдруг лезет в мой сейф. Тут мое терпение лопнуло. Знаете, я даже обрадовался, когда его посадили, честное благородное слово, обрадовался!
   – Я вас понимаю, – сказал Хейз.
   – С малых лет я сам зарабатывал себе на хлеб, мистер Хейз, – сказал Каплович. – У меня все руки сожжены кислотой. До сих пор следы остались. Хотя с тех пор много воды утекло. Теперь у меня собственная мастерская, но в жизни ничего не достается даром. У парня были отличные перспективы. У нас он выучился настоящему ремеслу. Но он решил пойти по легкой дорожке. И оказался за решеткой. Каким местом думают эти люди, ума не приложу. – Каплович шумно высморкался. – Значит, у него опять неприятности, у Чарли?
   – Да.
   – Что он натворил? В прошлом году, говорят, его выпустили из тюрьмы. Я, признаться, слегка перетрухнул. Вдруг он затаил на меня злобу и захочет отомстить. Мало ли на что способны типы, которым ничего не стоит залезть в чужой сейф?
   – Но он у вас так и не появился?
   – Нет.
   – И не пришел просить работы?
   – Не пришел. Хотите, я вам кое-что скажу? Я бы ни за что не взял его обратно. Кто-нибудь скажет, что это жестоко. Зато честно. Обжегшись на молоке, мы дуем на воду. Конечно, каждый из нас должен сознавать свой долг перед обществом, и все такое, но я не дал бы ему работы, даже если бы он приполз ко мне на брюхе. Я обращался с ним как с родным сыном. Слава Богу, мои собственные сыновья не пытались залезть в мой сейф. Так что же он отмочил на этот раз?
   – Ограбил магазин и убил полицейского.
   – Плохо. Очень плохо. – Каплович печально закивал головой. – Такого и врагу не пожелаешь. Скверное дело.
   – Да, хорошего мало.
   – Тут надо ещё подумать, случилось бы с ним такое, не попади он тогда в тюрьму. Надо ещё подумать...
   – Не о чем тут думать, мистер Каплович.
   – Сэм, умоляю вас.
   – Сэм.
   – И все-таки надо поразмыслить. Главное, понимаете, если бы у него был серьезный повод лезть в мой сейф. Ну, к примеру, заболела мать или позарез понадобились деньги. Но он у нас неплохо зарабатывал, да и на Рождество получил приличную премию. Не было у него повода. Никакого! Таких типов нечего и жалеть. Но мне все равно его жаль. Плохо, что парень опять натворил дел. Обидно! Теперь ему не позавидуешь.
   – Как вы думаете, мистер Каплович, он мог вернуться к своему старому ремеслу, когда вышел из тюрьмы?
   – Не знаю. Но могу проверить, если хотите. Все граверные мастерские мне известны, я могу навести справки незаметно, чтобы его не спугнуть в случае чего. Вы только скажите, я проверю.
   – Был бы вам очень признателен.
   – Будет сделано. Не люблю воров, мистер Хейз. Я за честность. На честности держится мир.
   – Вот моя карточка, – сказал Хейз. – Если что-нибудь узнаете, пожалуйста, позвоните.
   Каплович взял карточку и стал читать.
   – Коттон, да? – спросил он. – Послушайте, мистер Хейз, когда я надумаю менять фамилию, я вам позвоню. Может, захотите составить мне компанию.
   – Всегда готов, мистер Каплович, – сказал Хейз, широко улыбаясь.
   – Сэм, – отозвался тот. – Умоляю вас.

* * *

   Человек, вошедший в дежурную комнату, прижимал шляпу к груди. Глаза у него были красными, как у кролика, из носа текло, и вообще вид он имел тот еще, будто с похмелья. Человек стоял у перегородки и шмыгал носом. Он ждал, когда на него обратят внимание. Первым заметил его Мисколо, который шел по коридору из канцелярии с кофейником в руках.
   – Чем могу помочь, приятель? – осведомился он.
   – Мне бы, значит... это... Где тут у вас сыщики? Тут, что ли?
   – Тут, – сказал Мисколо. – А что стряслось?
   Подойдя ближе к неопрятному типу, он почувствовал сильный запах дешевого вина и слегка отодвинулся.
   – В чем дело, приятель?
   – Мне бы это... поговорить с ребятами, которые расследуют это... как его... убийство в винном магазине.
   – Мейер! – крикнул Мисколо. – К тебе! Принимай гостей!
   – У тебя что, кофе? – крикнул в ответ Мейер.
   – Кофе.
   – Тащи сюда.
   Мейер встал из-за стола и подошел к перегородке. Он тоже почувствовал перегар, повел ноздрями и, поморщившись, сказал:
   – Слушаю.
   – Значит, вы расследуете это... про ту дамочку, которую убили в винном магазине, верно?
   – Расследуем, отчего же не расследовать, – сказал Мейер. – А ты зачем пожаловал? Хочешь признаться в убийстве, да? Это ты её убил?
   – Кто, я? Э, нет, что вы... Не я...
   Пришелец не знал уже, как убраться подобру-поздорову. Нахлобучив шляпу, он быстро повернулся, чтобы уйти, но голос Мейера остановил его:
   – Я пошутил, приятель. Что там у тебя, рассказывай.
   – Джордж... Меня, значит, зовут Джордж... Не называйте меня приятелем. Лучше Джордж.
   – Буть по-твоему, Джордж. Что там у тебя?
   – Можно это... присесть?
   – Конечно. Присаживайся. Кофе хочешь?
   – Еще чего? – подал голос Мисколо. – У нас тут не Армия Спасения.
   – Налей ему чашечку, – велел Мейер. – Не будь жестокосердным, Мисколо.
   – Тут не Армия Спасения, – снова пробурчал Мисколо, но кофе налил. Алкоголик полез в карман, извлек бутылку дешевого вина, откупорил и плеснул немного в кофе.
   – Сегодня ни капли во рту не было, – пояснил он. И поднял чашку.
   – Значит, ты насчет винного? – напомнил Мейер.
   – Вот, вот. Насчет него.
   – Тогда выкладывай.
   – Я все видел, – сказал Джордж. Мейер поставил чашку на стол.
   – Прямо-таки все? – переспросил он.
   – Ага!
   – Как её убили?
   – Нет... Потом... Все остальное.
   – А что остальное?
   – Как уехала машина.
   – Все почему-то видят, как уехала машина, – сказал Мейер. – Как ты это увидел?
   – Я... Значит... в общем, лежал на улице у стенки. Не в себе был... выпимши.
   – Неужели ты выпиваешь? – удивился Мейер.
   – Это... Бывает... Словом, случается.
   – И что же там произошло?
   – Там стреляли. Жуткое дело. И бутылки – дзынь! Ужас. Чистый ужас.
   – Так, давай дальше.
   – Я... это... приподнялся слегка. Гляжу, из магазина выбежал кто-то и... значит... в машину. Фьюить! И укатил.
   – Мужчина или женщина?
   – Леший его знает. Не разобрал.
   – Значит, ты видел, как кто-то сел в машину и уехал, но не понял, мужчина это или женщина, так?
   – Ага. Я, значит... плохо, значит, соображал. Обалдевши был малость...
   – А номер, часом, не запомнил?
   – Нет... не запомнил.
   – Год выпуска машины?
   – Нет.
   – Марку?
   – Нет.
   – Значит, ты видел только, как из магазина кто-то вышел, то ли мужчина, то ли женщина, сел в машину и уехал, верно?
   – Ага.
   – И все?
   – Ага.
   – Ты очень нам помог, Джордж. Огромное спасибо, что пришел.
   – Чего там, – сказал Джордж.
   Он допил кофе, нахлобучил шляпу и вышел из комнаты.
   Мейер тяжело вздохнул. Потом, немного поразмыслив, он решил, что даже из такой информации можно кое-что извлечь. У человека, отъехавшего от магазина, по всей вероятности, были водительские права. Его автомобиль где-то зарегистрирован. А если он украл машину и катался на ней без прав?
   К столу Мейера подошел Мисколо.
   – Как это тебя разыскал твой папаша? – спросил он. Мейер и не подумал обижаться.
   – Ума не приложу, – в тон ему сказал Мейер. – Я велел старику держаться отсюда подальше, но он не послушался. Часу без меня прожить не может.
   – Ты заметил, как он благоухал? – спросил Мисколо.
   – Мой папаша-то?
   – Он самый.
   – Еще бы не заметить!
   – Приятный запах, верно?
   – Изумительный. Это его любимый одеколон.
   – Он у тебя щеголь, – заметил Мисколо.
   – Это за ним всегда водилось. Однажды на конкурсе красоты он чуть было не победил самого Адольфа Менжу^[10]. Самую малость не дотянул до победы. Хочешь верь, хочешь не верь.
   – Как тут не поверить! – воскликнул Мисколо. И, внезапно став серьезным, спросил: – Ты от него что-нибудь получил?
   Головную боль, – ответил Мейер.

Глава 15

   Они перебрали всех подозреваемых и поняли, что зашли в тупик.
   У подозреваемых были железные алиби, у детективов – сплошные расстройства.
   Они гнались за убийцей, которого, похоже, не существовало в природе.
   Они гонялись за ним по кругу.
   Артур Кордис работал кассиром в банке. Он был знаком с Анни Бун, несколько раз они встречались. Когда появились сыщики и сказали, что хотели бы побеседовать с ним, Кордис слегка занервничал. Он слыл безукоризненно честным человеком, однако и ему стало не по себе, когда в банк, где он работал, заявились сыщики и сообщили, что им нужно с ним побеседовать. Это может бросить тень на репутацию человека, который в жизни не присвоил и десяти центов.
   Детективы выглядели уставшими. Одного звали Карелла, другого – Клинг. Карелла был дружелюбен, как кобра. Клинг был не старше Элвиса Пресли. Детективы и Кордис уселись за столом администратора. Все это было крайне неприятно. Неприятно и унизительно. Кордис, не укравший в жизни и десяти центов, чувствовал себя изобличенным преступником. С ним часто случалось такое. Он чувствовал себя кругом виноватым, даже если пропадала скрепка, которую он в глаза не видел.
   Такой уж это был человек. Его выводили из равновесия совершеннейшие пустяки.
   – Мистер Кордис, – начал Карелла, – насколько мы знаем, вы были знакомы с Анни Бун.
   – Да, – сказал Кордис. – Я был с ней знаком. Неужели они считают, что я её убил, пронеслось у него в голове. Разве одного взгляда на него не достаточно, чтобы понять, что он не способен на злодейство? Разве убийцы носят очки?
   – Когда вы встречались с ней в последний раз?
   – Примерно месяц тому назад. Да, месяц. Вы не меня подозреваете в убийстве?
   – Мы просто задаем вопросы, мистер Кордис, – сказал Карелла. – Обычные вопросы.
   Он не улыбался. Он выглядел как настоящая змея. Самый отвратительный тип из всех, кого Кордис встречал когда-либо. Интересно, женат ли он, подумал Кордис, и если женат, то какая извращенная психика должна быть у женщины, которая выбрала в мужья такого негодяя!
   – Где вы виделись с Анни в последний раз? – спросил Клинг.
   – Мы вместе ходили на балет, – сказал Кордис. – Смотрели «Лебединое озеро»...
   – Где?
   – В нашем культурном центре.
   – Понравилось?
   – Очень.
   – Она была тихой скромной девушкой, так, мистер Кордис?
   – Очень интеллигентной.
   – Вы когда-нибудь видели, как она играет в бильярд? – спросил Карелла.
   – Простите?
   – В бильярд.
   – Мне так и послышалось... Это в каком смысле? Чтобы Анни Бун...
   – Именно. Анни Бун.
   – Играла в бильярд? Думаю, что это исключено. Не могу себе даже представить такое.
   – Вам известно, мистер Кордис, что она была в разводе?
   – Да.
   – Вы когда-нибудь видели её дочь?
   – Монику? Да.
   – Говорили с ней по телефону?
   – С кем? С Моникой?
   – Да.
   – Вроде говорил. Раз или два. А что?
   – Вы не говорили с ней на днях?
   – Нет, нет. С тех пор, как мы виделись с Анни последний раз, я с Моникой не говорил.
   – Где вы были, мистер Кордис, в тот вечер, когда убили Анни Бун?
   – Если я не ошибаюсь, это случилось десятого июня, в понедельник, – сказал Кордис. – Да, именно десятого. На следующее утро я прочитал об этом в газете. Это ужасно. Очень тихая, скромная девушка и на удивление интеллигентная. Таких теперь почти не встретишь. Она много читала – Драйзера, Тек-керея, Бальзака, Достоевского. Обожала книги. На Рождество я подарил ей «Притчу».
   – Какую такую притчу?
   – Это роман Фолкнера, «Притча», – пояснил Кордис.
   – Ей понравилось?
   – Не сомневаюсь, что понравилось. Очаровательная девушка, замечательная, просто замечательная. По отношению к ней у меня были самые серьезные намерения.
   – Но вы не виделись с ней около месяца, верно?
   – Да. Совершенно верно. Именно поэтому я до поры до времени и перестал с ней встречаться. Из-за того, что стал относиться к ней самым серьезным образом.
   – Вот как?
   – У вас, наверное, возникли сомнения, джентльмены? Знакомлюсь с очаровательной девушкой, потом перестаю с ней встречаться, а потом её находят убитой...
   – Вы так и не сказали, где были вечером десятого июня, – напомнил Карелла.
   – Вы считаете, что я убил ее?
   – Просто нам хотелось бы знать, где вы тогда были, мистер Кордис.
   – Я был дома.
   – Один?
   – Нет.
   – С кем?
   – С матерью.
   – Вы живете с ней вместе?
   – Да.
   – Значит, в тот вечер вы были дома вдвоем?
   – Нет. Еще зашла соседка. Мы играли в джин. Моя мать обожает карты.
   – Анни тоже любила играть в карты?
   – Не знаю. Я её об этом никогда не спрашивал.
   – Вы были с ней близки, мистер Кордис?
   – В каком смысле?
   – В самом, так сказать...
   – А! Нет, нет... Почему это вас интересует?
   – Нам просто хотелось бы знать.
   – Нет, нет. Мы целовались несколько раз. Да, целовались. Она была не из таких... Позволить себе с ней какие-нибудь вольности? Трудно представить.
   – Когда-нибудь она упоминала человека по имени Джейми?
   – Джейми? Не припоминаю. Это сокращение от Джеймса?
   – Мы не знаем.
   – Джейми... Джейми... Подождите! Да, упоминала. Было такое. Я тогда рассердился. Ну, не то чтобы очень рассердился, "о все же...
   – Так вы рассердились или нет, мистер Кордис?
   – Честно говоря, рассердился. Она пришла на свидание и вдруг стала рассказывать о другом мужчине. Мне это не понравилось. Все же есть какие-то правила поведения. Я не могу сказать, чтобы Анни была плохо воспитана. Напротив, она не допускала бестактностей...
   – Кроме одного раза, – подсказал Карелла.
   – Да, это был единственный случай. Я тогда и впрямь рассердился. Мне показалось, что ей очень... очень нравится этот Джейми, уж не знаю, право, кто он такой.
   – Что же она о нем сказала?
   – Только то, что была у него дома и он оказался очень славным.
   – Она не упоминала, где он живет?
   – Где-то в Айсоле.
   – А точнее?
   – Она не сказала.
   – Что ещё она говорила о Джейми?
   – Больше ничего припомнить не могу. Я намекнул ей, что молодой и привлекательной женщине не подобает ходить в гости к мужчине, но она только засмеялась.
   – И ничего не ответила?
   – Она сказала: «Джейми прелесть, я его обожаю». Что-то в этом роде. Может быть, я не совсем верно передал слова, но смысл примерно таков. Я очень огорчился и повторил, что это неприлично.
   – Что она на это сказала?
   – Сказала: «Артур, не говори глупостей. Я с ним в такой же безопасности, как и с тобой». Вот что она мне ответила. – Кордис взглянул на Кареллу. – Вам, наверное, смешно?
   – Ничуть, – возразил Карелла. – Продолжайте.
   – А это, пожалуй, все, – сказал Кордис. – Больше она о нем не упоминала. Я с ней перестал видеться, потому что начал в неё влюбляться. А потом... потом её не стало.
   – Если мы правильно вас поняли, в тот вечер, когда её убили, ваша мать и соседка играли в карты?
   – Да.
   – Как долго?
   – Примерно с половины восьмого и до полуночи.
   – В это время вы никуда не уходили?
   – Нет.
   – Как фамилия вашей соседки?
   – Миссис Александер.
   – Спасибо, мистер Кордис, – сказал Карелла и встал. Поднялся и Клинг, а Кордис остался сидеть.
   – Я могу продолжить работу? – спросил он.
   – Естественно, – ответил Карелла. – Если мы не дадим о себе знать в ближайшее время, можете вообще забыть о нашем существовании.
   Артур Кордис отправился назад в свою клетку. Больше он не встречался с Кареллой и Клингом, поскольку было точно установлено, что вечером десятого июня он действительно играл в карты со своей матерью и миссис Александер.
   Миссис Франклин Фелпс ничуть не удивилась, когда снова увидела Мейера и Клинга. Она открыла дверь, улыбнулась и сказала:
   – Джентльмены, я ждала, что вы придете. Входите. Через прихожую с тусклым зеркалом детективы проследовали в антикварную гостиную и расположились в креслах.
   – Почему вы ждали нас, миссис Франклин? – задушевным голосом осведомился Мейер.
   – Потому что рано или поздно вас должно было осенить, что среди подозреваемых в убийстве я на первом месте.
   – Видите ли, – спокойно отозвался Мейер, – мы работаем не торопясь. Бредем себе и бредем потихонечку.
   – Я рада, что вы зашли, – сказала миссис Фелпс. – Когда Франклина долго нет, мне делается как-то тоскливо.
   – Мы бы хотели кое-что проверить, миссис Фелпс, – сказал Мейер.
   – Что именно?
   – Вы знали, что у вашего мужа был роман с Анни Бун, не так ли?
   – Да. И я знала, что он платил ей гораздо больше, чем положено продавщице. Я все это знала и радости, как вы понимаете, не испытывала, но решила подождать, пока увлечение не пройдет само собой. Я уже рассказывала вам об этом, но могу повторить ещё раз. Я не убивала Анни Бун. Поймите раз и навсегда – не убивала.
   – Но согласитесь, у вас были достаточно серьезные мотивы делать её смерти.
   – Верно, – ответила миссис Фелпс с улыбкой. – Но двух других составных частей явно не хватало.
   – Каких же, миссис Фелпс?
   – Орудия убийства и возможности убийства.
   – Вы хотите сказать, что у вас нет пистолета?
   – Нет и никогда не было. Ненавижу огнестрельное оружие и держать его в своем доме не стану.
   – Однако, миссис Фелпс, в наши дни достать пистолет совсем несложно.
   – Не стану спорить. Наверно, я могла бы тайком купить пистолет, не предъявляя разрешения, которого у меня, кстати, все равно нет. Полагаю, что мне это удалось бы, особенно если заплатить втридорога. Допустим, я раздобыла орудие убийства. Но как насчет возможности, мистер Мейер? Это ведь ключевой момент.
   – А почему у вас не было возможности, миссис Фелпс? – спросил Мейер. – Расскажите нам, пожалуйста.
   – Анни Бун убили в винном магазине. Это очень далеко от того места, где я была.
   – Но ведь вы водите машину, миссис Фелпс?
   – Да, вожу, – ответила она, чуть скривив губы, – однако...
   – Что в таком случае могло вам тогда помешать?
   – Те несколько тысяч миль, которые отделяли меня от винного магазина. В тот вечер, когда погибла Анни Бун, я была в Майами. На машине оттуда так быстро не добраться.
   Мейер пробормотал что-то неопределенное.
   – При желании вы можете позвонить в отель «Шалимар» и поговорить с управляющим. Он расскажет, сколько я там прожила, и подтвердит, что именно в тот вечер я была на приеме, который по традиции устраивают для гостей отеля. Он меня сразу вспомнит. Свяжитесь с ним.
   Миссис Фелпс одарила их очаровательной улыбкой.
   – У вас все, джентльмены?
   Управляющему отелем «Шалимар» позвонили из полиции за казенный счет. Говорил с ним Мейер Мейер.
   – Когда к вам приехала миссис Фелпс? – спросил он.
   – Пятого июня.
   – А выехала?
   – Четырнадцатого.
   – Правда ли, что вечером десятого июня для гостей в отеле был устроен прием?
   – Десятого? Минуточку. – Наступившая пауза влетела налогоплательщикам в копеечку. – Совершенно верно. Это было десятого.
   – Миссис Фелпс там присутствовала?
   – Да. Она была в ярко-красном платье, выглядела очень привлекательно.
   – Когда она пришла?
   – Прием начался днем. Мы пригласили всех гостей отеля. Наш отель, позволю себе сказать, славится приемами. У нас великолепные коктейли.
   – Когда собрались гости?
   – Около половины пятого.
   – И миссис Фелпс была там с самого начала.
   – Да.
   – А когда она ушла?
   – Ушла? По-моему, она пробыла там до самого конца.
   – Вы уверены в этом?
   – Не могу сказать на все сто процентов: там были и другие женщины в красных платьях... Но, скорее, все же уверен. Да, она была до конца.
   – Когда кончился прием?
   – Он, по правде говоря, несколько затянулся. Мы подали завтрак в половине шестого.
   – Когда?
   – В половине шестого утра.
   – А начали накануне днем, в половине пятого?
   – Именно так.
   – Значит, вы веселились всю ночь до завтрака?
   – Да. У нас дело поставлено на широкую ногу.
   – Разумеется. Миссис Фелпс была на завтраке?
   – Да. Я хорошо помню, как подавал ей яичницу.
   – Она была в том же красном платье?
   – Да.
   – И вы считаете, что она провела там всю ночь?
   – У нас тысячи гостей, – сказал управляющий. – Кто-то приезжает, кто-то уезжает. На таких вечерах много пьют, и администрация, признаться вам, не очень-то следит за тем, что делает каждый из приглашенных.
   – Понятно, – сказал Мейер. – Значит, миссис Фелпс приехала пятого июня, уехала четырнадцатого, а прием был десятого, так? Ну что ж, большое спасибо.
   – Не за что, – ответил управляющий и повесил трубку. Некоторое время Мейер сидел, мрачно уставясь в стол, а потом решил разыграть последнюю карту. Он позвонил во все авиакомпании и попросил выяснить, не продавал ли кто-нибудь билет на имя миссис Франклин Фелпс с обратным вылетом из Майами вечером десятого июня – тем вечером, когда была убита Анни Бун. А на тот случай, если билет был выписан на чужое имя, он поинтересовался заодно, не покупала ли такой билет какая-нибудь другая женщина.
   В одной из авиакомпаний ему ответили, что на имя миссис Франклин Фелпс был продан билет до Майами на ранний утренний рейс пятого июня и обратный билет – на четырнадцатое. В ночь на десятое никаких полетов туда и обратно ни она, ни другие женщины не совершали. Мейер поблагодарил и положил трубку.
   К горлу подкатил противный комок. Последняя карта была бита.