— Лорел тоже была вашей родственницей?
   — Нет. Она из Техаса. В ней был заинтересован один очень богатый человек. Он и прислал ее к нам.
   — Не понимаю.
   — Вам и не нужно ничего понимать. Про Лорел я не буду вам говорить ничего плохого. Она хоть и не была мне ни дочерью, ни внучкой, но любила я ее больше, чем кого-либо из них.
   Она перешла на шепот. Прошлое залило комнату, словно прилив, весь состоящий из шепота. Я встал и попрощался. Элма Краг подала мне свою сухую ладошку с увеличенными суставами.
   — Когда будете выходить, сделайте, пожалуйста, звук погромче. Послушаю лучше, как другие говорят.
   Я прибавил громкость и закрыл за собой дверь. Когда я дошел до середины коридора, за другой дверью какой-то старик воскликнул дребезжащим голосом:
   — Пожалуйста, не режьте меня!
   Старик распахнул дверь и выскочил в коридор. Его обнаженное тело походило на удлиненное яйцо. Обхватив меня руками, он прижался своей почти лысой головой к моему солнечному сплетению.
   — Не давайте им резать меня. Скажите им, чтобы не резали, мамочка!
   Хотя поблизости никого не было, я сказал, чтобы его не резали. Старичок тут же отпустил меня и вернулся в свою комнату, закрыв за собой дверь.

Глава 20

   В приемной количество беженцев, пострадавших в результате войны поколений, сократилось до шести человек. Пожилой санитар спокойно провожал их по своим комнатам.
   — Пора спать, друзья, — говорил он.
   Во входных дверях показался Джек Флейшер. По глазам и по выражению лица было видно, что он устал и выпивши.
   — Я хотел бы видеть миссис Краг, — обратился он к санитару.
   — Сожалею, сэр, но время посещений истекло.
   — У меня важное дело.
   — Ничем не могу помочь, сэр. Решения здесь принимаю не я. Управляющий сейчас в Чикаго, на конференции.
   — Можешь мне это не объяснять. Я представитель закона.
   Флейшер говорил уже на повышенных тонах. Лицо его налилось кровью. Пошарив в карманах, он вытащил полицейский жетон и предъявил его санитару.
   — Это не имеет значения, сэр. Я исполняю то, что мне приказано.
   Без всякого предупреждения Флейшер ударил санитара раскрытой ладонью. Тот упал и тут же поднялся. Одна половина его лица стала красной, другая — белой, как мел. Старики молча наблюдали за происходящим. Подобно настоящим беженцам, применения физической силы они боялись больше всего на свете.
   Я зашел сзади и захватил шею Флейшера в замок. Он был здоровенный и сильный. Иначе мне было его никак не удержать.
   — Это ваш друг? — спросил меня санитар.
   — Нет.
   Однако в известном смысле Флейшер принадлежал мне. Я вывел его во двор и отпустил. Он выхватил пистолет.
   — Ты арестован, — объявил он.
   — За что? За предотвращение драки?
   — Оказание сопротивления полиции при исполнении служебных обязанностей. — Глаза его сверкали, он говорил, брызжа слюной. Пистолет у него был, похоже, тридцать восьмого калибра[11] — достаточно, чтобы проделать во мне приличную дырку.
   — Опомнись, Джек, и убери свою пушку. Ты за пределами своего округа, и здесь есть свидетели.
   Санитар и его подопечные наблюдали за нами с порога. Джек Флейшер обернулся и посмотрел на них. Ногой я вышиб у него пистолет и успел подхватить его с земли, когда тот бросился за ним. Стоя на карачках, как человек, превратившийся в собаку, он пролаял мне:
   — Я тебя упеку за это. Я — полицейский.
   — Вот и веди себя соответственно.
   К нам подошел санитар. Боковым зрением я увидел лишь, как ко мне приближается что-то бесформенное беловатого цвета. Все внимание я сосредоточил на Флейшере, который поднимался с земли. Санитар обратился ко мне:
   — Мы не хотим неприятностей. Вызову-ка я лучше полицию, а?
   — В этом нет необходимости. Что скажешь, Джек?
   — Черт подери, я и есть полиция.
   — А я вообще-то слышал, что ты уже в отставке.
   — Кто ты такой, черт возьми? — Флейшер со злостью посмотрел на меня. Его глаза желтовато посвечивали в полутьме.
   — Частный детектив с лицензией. Фамилия — Арчер.
   — Если не хочешь расстаться со своей лицензией, верни пистолет. — Он протянул свою здоровенную, поросшую рыжими волосами ручищу.
   — Сначала лучше поговорим, Джек. Тебе лучше бы извиниться перед человеком, которого ты ударил.
   Флейшер болезненно скривил рот. Просить прощения — это для испорченного бывшего полицейского самое непривычное и потому жестокое наказание.
   — Извиняюсь, — выдавил он, не глядя на санитара.
   — Пожалуйста, — ответил тот и, повернувшись, с достоинством удалился. Стоящие на ступеньках старики двинулись за ним. Дверь лязгнула замками.
   Флейшер и я направились к своим машинам. В узком пространстве между ними мы стояли лицом друг к другу, опираясь каждый на свою машину.
   — Мой пистолет, — напомнил он мне.
   Пистолет находился у меня в кармане.
   — Поговорим сначала. Чем сейчас занимаешься, Джек?
   — Работаю над одним старым делом, несчастный случай со смертельным исходом, который произошел несколько лет назад.
   — Если ты знаешь, что это был несчастный случай, чего ради было его поднимать?
   — Я никогда не закрывал его. Люблю все доводить до конца.
   Он говорил уклончиво, лишь в общем, избегая вдаваться в детали. Я попытался «помочь» ему:
   — Ты знаешь Джаспера Блевинса?
   — Нет. Ни разу не встречал такого, — спокойно ответил он.
   — Но знал его жену Лорел.
   — Может, и знал. Но не настолько хорошо, как некоторые думают.
   — Почему ты не предъявил ей для опознания труп мужа?
   Ответил он не сразу. Наконец спросил меня:
   — Записываешь наш разговор на пленку?
   — Нет.
   — Отойди-ка от своей машины, а, приятель.
   Мы пошли с ним по дорожке. Пинии, образующие своими кронами сплошную арку, словно бы приближали к нам сужающийся свод ночного неба. В почти кромешной тьме Флейшер стал более словоохотливым:
   — Я признаю, что допустил ошибку пятнадцать лет назад. Но это единственный промах, который я готов признать. Не собираюсь разгребать всю эту грязь и разбрасывать ее у себя на собственном крыльце.
   — В чем заключалась ошибка, Джек?
   — Я поверил этой бабе.
   — Лорел говорила, что человек, погибший под колесами поезда, не ее муж?
   — Она много чего наговорила. И, в основном, все врала. Надула меня здорово.
   — Нельзя во всем винить ее. Опознание тела входило в твои обязанности.
   — Не надо говорить мне о моих обязанностях. За те тридцать лет, что я проработал в управлении шерифа, под колесами поездов в нашем округе погибла едва ли не сотня бродяг. У одних были при себе документы, у других — нет. У того — не было. Откуда я мог знать, что он отличается от остальных?
   — Чем же он отличался, Джек?
   — Ты прекрасно знаешь, чем.
   — Скажи мне.
   — Я сказал тебе все, что хотел. Думал, мы с тобой сумеем понять друг друга. Но ты только берешь, а сам ничего не даешь.
   — Ты тоже не дал мне ничего, чем я мог бы воспользоваться.
   — А ты мне вообще ничего не дал, — сказал он. — Ну, а какова твоя версия?
   — Никаких версий у меня нет. Я работаю по делу о похищении Стивена Хэккета.
   — Кого, кого? — прикинулся было он.
   — Не надо меня дурачить, Джек. О деле Хэккета тебе отлично известно. Ты читал о нем в сан-францисской газете.
   Он повернулся вполоборота и в упор посмотрел на меня в темноте.
   — Так это ты висел у меня на хвосте во Фриско? Какого черта тебе от меня нужно?
   — От тебя лично — ничего. Твое и мое дело связаны между собой. Маленький сын Джаспера Блевинса, тот самый ребенок, который потерялся в той кутерьме, вырос и стал здоровенным парнем. Вчера он увез Хэккета.
   Слышно было, как Флейшер судорожно вздохнул, затем медленно выдохнул.
   — В газете писали, что этот Хэккет набит деньгами. — Это прозвучало, как вопрос.
   — Набит что надо.
   — И этот парень Джаспера Блевинса требует за него выкуп?
   — О выкупе речи не было. Я, по крайней мере, не слышал. Думаю, что он хочет убить Хэккета, если уже не убил.
   — Боже мой! Он не должен этого совершить! — Флейшер воскликнул это с такой силой, словно под угрозой была его собственная жизнь.
   Я спросил его:
   — Ты знаешь Хэккета?
   — Ни разу в жизни не видел. Но здесь пахнет хорошими деньгами, приятель. Нам нужно объединиться, тебе и мне.
   Я не хотел иметь Флейшера своим партнером. Не доверял ему. С другой стороны, он знал об этом деле такое, что было не известно никому из оставшихся в живых. И еще он знал округ Санта-Тереза.
   — Ты помнишь ранчо Крага под Сентервилом?
   — Да, я знаю, где оно.
   — Возможно, что Дэви Блевинс держит Стивена Хэккета на этом ранчо.
   — Тогда поехали туда, — сказал Флейшер. — Чего мы ждем?
   Мы пошли назад к нашим машинам. Я протянул Флейшеру его пистолет. Глядя на этого человека в полутьме, я испытал такое чувство, словно смотрел на свое собственное отражение в мутном, искажающем изображение зеркале.
   Ни один из нас ни словом не упомянул о смерти Лорел Смит.

Глава 21

   Ехать мы решили в машине Флейшера, новой и быстроходной. Свою я поставил на ночной стоянке в Каноге-Парк, неподалеку от дома Кита Себастьяна. Что бы ни случилось, возвращаться мне нужно было туда.
   Я вел машину, а Флейшер дремаk рядом, на переднем сиденье. Мы ехали по долине Сан-Фернандо, по главному перевалу вверх, минуя Камарилло и направляясь к темнеющему впереди океану. Едва мы пересекли границу округа Санта-Тереза, Флейшер встрепенулся, словно почуял свою территорию.
   В нескольких милях южнее Санта-Терезы, когда мы ехали одни на пустынном отрезке шоссе, Флейшер попросил меня притормозить у эвкалиптовой рощи. Я подумал, что ему захотелось по нужде. Однако, когда я повернулся к нему, он не стал выходить из машины.
   Оставаясь сидеть, он изогнулся в мою сторону и нанес мне сильнейший удар тяжелой рукояткой пистолета по голове. Я мешком вывалился из машины. Некоторое время спустя обволакивающая меня темень наводнилась причудливыми образами. Огромные вращающиеся колеса, подобно приводным шестерням вечности и роковой неизбежности, преобразовались в мчащийся локомотив. Я беспомощно лежал поперек рельсов, а он с грохотом несся на меня, угрожающе раскачивая своим циклопическим оком.
   Раздался оглушительный гудок. Однако звучал он не как железнодорожный, и лежал я не на рельсах, и никаких причудливых образов тоже не было и в помине. С трудом приподнявшись, я сел прямо посреди северной половины шоссе. Расцвеченный, словно рождественская елка, грузовик ехал прямо на меня, отчаянно сигналя.
   Тормоза у него визжали, но ясно было, что остановиться передо мной он уже не успеет. Я опять опрокинулся навзничь, увидев, как грузовик заслонил собой мерцающие в черном небе звезды. Потом я снова увидел звезды и ощутил, как кровь толчками бежит у меня по жилам.
   С юга, по другой половине шоссе, шли машины. Я сполз с проезжей части, чувствуя себя маленьким и неуклюжим, как сверчок. Эвкалипты роптали и вздыхали листвой на ветру, словно живые свидетели. Я ощупью поискал свой револьвер. Его не было.
   Измена Флейшера привела в действие параноидальную струну, вибрировавшую и звеневшую в моей раненой голове. Я напомнил ей и себе, что и сам был готов избавиться от Флейшера при первом же удобном случае, когда счел бы это нужным. Просто он оказался чуть порасторопнее.
   Отведя грузовик на обочину, водитель зажег фары и габаритные огни. Он бежал ко мне с фонариком.
   — Эй, у вас все в порядке?
   — Думаю, что да. — Я встал на ноги, с трудом сохраняя равновесие и балансируя своей тяжеленной, раскалывающейся на части головой.
   Водитель посветил фонариком мне в лицо. Я зажмурил глаза, едва не упав от ударившего в меня снопа света.
   — Э-э, да у вас на лице кровь. Я задел вас?
   — Вы-то нет. Это один мой приятель оглушил меня и выбросил из машины на шоссе.
   — Я лучше позвоню в полицию, а? Вам нужна «скорая помощь».
   — Мне ничего не нужно, если только вы подвезете меня до Санта-Терезы.
   Он колебался, на лице его отразилась целая гамма чувств — от сопереживания до подозрения. То, что лицо у меня в крови, можно ведь было расценивать по-разному. Порядочных людей не бьют по голове и не выбрасывают на дорогу.
   — О'кей, — согласился он без особого энтузиазма. — Это я могу для вас сделать. — Он довез меня до окраины Санта-Терезы. На станции обслуживания автомобилей еще горел свет, и я попросил водителя высадить меня.
   Фред Крэм, тот самый парень с ногой в ортопедическом ботинке, был на дежурстве. Он, похоже, не узнал меня. Я прошел в туалет и смыл с лица кровь. Повыше виска кожа была рассечена и вздулась, но кровотечение остановилось.
   На стене было кем-то написано печатными буквами: «Будь благоразумен, не горячись». Я рассмеялся. Голова от этого заныла.
   Выйдя из туалета, я попросил у Фреда Крэма разрешения воспользоваться телефоном. На этот раз он узнал меня.
   — Вы нашли девушку?
   — Нашел. Большое вам спасибо.
   — Пожалуйста. Могу ли еще чем-нибудь помочь?
   — Позвольте только позвонить с вашего телефона в город.
   Стрелки электрических часов в конторе совместились, показывая ровно двенадцать. Что ж, полночь для меня — самое подходящее время звонить Лэнгстонам. В справочнике я нашел их номер и набрал его. В трубке раздался глухой голос Генри Лэнгстона.
   — Дом Лэнгстонов.
   — Говорит Арчер. Ты меня, наверное, возненавидишь.
   Его голос стал звонче:
   — Я думал о тебе. Дэви не сходит со страниц всех местных газет.
   — Пожалуй, я знаю, где он находится, Хэнк. И Флейшер тоже знает, он сейчас направляется туда. Что скажешь насчет еще одной ночной поездки?
   — Куда?
   — На одно ранчо под Сентервилом, на севере округа.
   — А Дэви с Хэккетом там?
   — Уверен в этом на пятьдесят процентов. Захвати оружие.
   — У меня только спортивный пистолет тридцать второго калибра[12].
   — Бери. И фонарь. — Сказав, где я нахожусь, я вышел из конторки и стал ждать. Тем временем Фред Крэм запер бензоколонку и выключил верхний свет.
   — Извините, — сказал он мне. — Пора закрывать.
   — Ничего, закрывайте. Через несколько минут за мной подъедут.
   Но молодой человек медлил, глядя на мою рассеченную кожу.
   — Это вас Дэви Спэннер так?
   — Нет. Я все еще разыскиваю его.
   — Ведь это он был с девушкой вчера вечером. Сначала я не узнал его, он здорово изменился. Но когда прочел о нем в газете... У него в багажнике в самом деле был человек?
   — В самом деле. Вы знаете Дэви?
   — Знал, когда мы вместе учились в старших классах один год. Я-то уже заканчивал школу, а он только поступил к нам. В то время он не был преступником. Был по-настоящему маленьким, да и роста невысокого. Это уж он потом так вымахал, вот почему я и не узнал его вчера.
   — Если еще раз увидите его, Фред, дайте мне знать. — Я протянул ему визитную карточку. — Можете звонить мне на записывающий автомат в любое время.
   Карточку он взял, но, судя по выражению на его лице, предложения не принял.
   — Я не совсем то имел в виду.
   — А что ты имел в виду?
   — Да то, как в жизни все оборачивается. Хочу сказать, что я вот здесь, зарабатываю на жизнь, заливая бензин в чужие машины, а Дэви стал преступником.
   Поставив помещение и бензоколонку на автоматическую сигнализацию, Фред выключил в конторке свет и запер дверь. Он вежливо не оставлял меня одного до тех пор, пока от шоссе не подъехал фургон Лэнгстона, поравнявшись с его ветхой подержанной машиной.
   Пожелав Фреду спокойной ночи, я сел к Лэнгстону. Внимательным взглядом он осмотрел мое лицо и голову.
   — Ты ранен. Доктор нужен?
   — Не сейчас. И так уже отстаю от Флейшера минимум на полчаса.
   — Он-то как здесь всплыл?
   — Он занимался этим делом с самого начала. Ты это знаешь. Я совершил ошибку, попытавшись сотрудничать с ним. Наша совместная деятельность длилась примерно час. Затем он оглушил меня рукояткой пистолета и выбросил на дорогу.
   Хэнк присвистнул.
   — И ты не хочешь заявить в полицию?
   — Тогда мы отсюда вообще никогда не выберемся. Фонарь и пистолет захватил?
   — Да, конечно. У меня такое ощущение, что я — подручный на подхвате у соучастника преступления.
   Его юмор прозвучал несколько натужно, но я ответил ему в тон:
   — Поехали, подручный.
   Лэнгстон вырулил на шоссе, и мы помчались на север. До моего звонка он все же несколько часов поспал и теперь был полон энергии и любознательности. Ему хотелось подробно поговорить о Дэви, особенностях и нюансах его психики. Но я быстро устал от этой болтовни. Мои ответы становились все более краткими. Спустя некоторое время я перебрался на заднее сиденье и попытался заснуть. Однако всякий раз, когда навстречу мимо нас проносился грузовик, я, вздрагивая, просыпался.
   Там, где шоссе делало петлю в сторону от побережья, мы въехали в полосу дождя. Севернее нас, над горами, непроглядное черное небо то и дело озарялось вспышками молнии. Шоссе опять пошло по побережью. Здесь ночное небо оставалось еще ясным, и над кромкой океана светило белое око луны. Я узнал то самое пересечение дорог, где вчера ночью мы обнаружили Сэнди.
   Мысли о девушке угнетали меня. Сэнди в ее теперешнем состоянии представлялась мне столь же изменчивой, как и висящая надо мною луна. Белая и сияющая, она символизировала собой саму чистоту, но на луне была еще и обратная сторона, холодная и изрытая кратерами, заброшенная и непостижимая. Именно одно из этих двух и могло произойти с девушкой в ее дальнейшей судьбе, в зависимости от исхода нашей поездки.
   Если нам удастся вернуть Хэккета живым, у нее еще будет шанс стать подопечной отдела по работе с трудновоспитуемыми подростками. Если же Хэккет умрет, то вместе с ним умрет и ее будущее.

Глава 22

   В Родео-сити мы въехали уже в начале второго. Это был курортный городок, застроенный мотелями, компактно расположившийся между скоростным шоссе и берегом океана. Мы съехали по склону на главную улицу, протянувшуюся параллельно шоссе и чуть ниже него. Мимо нас по середине проезжей части с оглушительным ревом пронеслись три мотоциклиста в шлемах. Девушки с развевающимися по ветру волосами прижались к их спинам, словно дьяволы в женском обличье.
   Найдя поворот и указатель «Сентервил. 20 миль», мы свернули в сторону от побережья. Асфальтированная дорога пошла мимо площадок для проведения состязаний по родео, трибуны которых возвышались в темноте, словно древние амфитеатры. Постепенно дорога спустилась к подножию гор, а затем резко пошла вверх, к перевалу. Прежде чем мы достигли его вершины, мы оказались в плотном облаке тумана. Оно конденсировалось на ветровом стекле крупными каплями, и ехать пришлось очень медленно.
   Когда мы переехали на ту сторону вершины, по крыше забарабанил настоящий дождь. Ветровое стекло и окна сразу запотели. Пересев на переднее сиденье, я стал протирать их каждые несколько минут, но ехали мы все равно медленно.
   Дождь лил, не переставая, всю дорогу до Сентервила.
   Время от времени вспышки молнии выхватывали из темноты нависающую над нами стену леса, отделяющую дорогу от долины, расстилавшейся внизу.
   Сентервил был одним из тех типичных поселений Дальнего Запада, которые почти совсем не изменились за последние лет семьдесят. Весь он состоял из одной улицы бедных щитовых домиков, торговой лавки с бензоколонкой, закрывающейся yа ночь, здания школы с колоколом на коньке крыши да небольшой церквушки со шпилем, заблестевшим от дождя, когда лучи наших фар выхватили его из темноты.
   Единственным освещенным зданием оказался небольшой бар с рекламной вывеской пива рядом с лавкой. Правда, висела табличка «Закрыто», но я заметил внутри человека в белом переднике, протирающего шваброй пол. Забежав под козырек, я постучал в дверь.
   Человек в переднике покачал головой и показал на табличку. Я опять постучал. Минуту спустя он поставил швабру к стойке бара, подошел к двери и открыл ее.
   — Ну, что еще? — Это был очень пожилой человек с обветренным и хитроватым, как у лисы, заостренным лицом, по выражению которого можно было определить, что его обладатель — любитель поболтать.
   Я вошел внутрь.
   — Извините за беспокойство. Не могли бы вы сказать, как проехать на ранчо Крага?
   — Сказать-то могу, но это еще не значит, что вы доберетесь туда. Вот-вот хлынет Бурлящий Поток.
   — Как это?
   — Это такой бурный ручей, который перекроет дорогу на ранчо. Вы можете, конечно, попытаться, если хотите. Тут один сейчас уже сумел проехать. Назад, по крайней мере, он не вернулся.
   — Вы имеете в виду Джека Флейшера?
   — А-а, так вы знаете Джека, да? Что там творится на этом ранчо? — Он заговорщически ткнул меня локтем. — Что, Джек там с женщиной? Это уже не впервой.
   — Может быть.
   — Чертовски неподходящая ночь для свиданий, да и местечко тоже не из приятных.
   Я позвал из машины Хэнка Лэнгстона. Человек в переднике представился. Его звали Эл Симмонс, и он пояснил, что этот бар принадлежит ему, так же как и соседняя торговая лавка.
   Разложив на стойке бумажную салфетку, Симмонс набросал на ней примерный план. Въезд на ранчо находился в двенадцати милях к северу от Сентервила. Бурлящий Поток протекал, когда он протекал, как раз по эту сторону от ранчо. Во время сильного дождя он быстро поднимался. Но мы еще могли бы успеть проехать по нему, поскольку дождь начался лишь недавно. На прощание Симмонс сказал:
   — Если застрянете, то у меня есть трактор, и я вас вытащу. Разумеется, это обойдется вам в определенную сумму.
   — Какую именно? — полюбопытствовал Хэнк.
   — Будет зависеть от того, сколько времени это займет. Обычно за трактор я беру десятку в час. Это за все время в пути — отсюда и обратно, от двери до двери. Но если вашу машину унесет вниз по реке, тут уж никто ничем не поможет. Так что смотрите в оба, ясно?
   Мы направились вверх по гравиевой дороге, покрытие которой следовало бы сменить. Дождь лил, не переставая. Вспышки молнии принимали пугающе непонятные очертания.
   Мы переехали через несколько небольших ручейков, бежавших в расщелинах дороги. Отъехав, согласно спидометру, ровно двенадцать миль от Сентервила, мы остановились перед тем самым потоком. Он пересекал дорогу и в свете фар представлял собой однородную водную массу бурого цвета, пузырящуюся от дождя. На глаз ширина составляла никак не меньше тридцати метров.
   — Как думаешь, одолеем мы его, Хэнк?
   — Не знаю, глубоко ли здесь. Не хотелось бы терять машину.
   — Попробуем-ка сначала вброд. Пойду первым.
   Достав пистолет и фонарь, я переложил их во внутренние карманы пиджака. Затем снял туфли с носками и брюки, оставив их в машине. Когда я предстал в свете фар без брюк, в одном пиджаке, Хэнк громко рассмеялся над моим видом.
   Вода была холодная, а наступать на острый гравий было больно. И тем не менее я испытывал некое удовольствие, уходящее корнями в далекое детство, когда я переходил вброд ручейки в Лонг-Биче, держась за сильную руку отца.
   За чью-либо руку неплохо было бы подержаться и сейчас. Хотя вода доставала мне только до бедер, ноги под напором течения расходились, и шагать было трудно. В самом глубоком месте, в середине потока, для большей устойчивости ноги пришлось расставить и, нагнувшись, окунуться в воду. Будто вторая сила тяжести наклонила меня под прямым углом к первой.
   Миновав середину потока, я немного постоял на месте, чтобы передохнуть и собраться с силами для последнего броска. Вглядываясь в противоположный берег, я различил лежащий у дороги бесформенный сероватый ком. Выйдя из воды, я стал подходить к нему. Это оказался человек, живой или мертвый — непонятно, в серой одежде. Прошлепав к нему по лужам, я достал фонарь.
   Лицом вверх лежал Хэккет. Его лицо носило следы столь сильных побоев, что я едва узнал его. Одежда вымокла. Волосы были в грязи.
   На свет он, однако, прореагировал, попытавшись приподняться и сесть. Я наклонился и помог ему, поддерживая за плечи.
   — Я — Арчер. Помните меня?
   Он кивнул. Голова его ткнулась мне в колени.
   — Вы можете говорить?
   — Да, говорить могу, — голос у него был нечленораздельный, словно во рту запеклась кровь, такой тихий, что мне пришлось наклониться, чтобы расслышать его.
   — Где Дэви Спэннер?
   — Убежал. Застрелил того человека и убежал.
   — Застрелил Джека Флейшера?
   — Как зовут, не знаю. Средних лет. Спэннер разнес ему голову. Это ужасно.
   — Кто избил вас, мистер Хэккет?
   — Спэннер. Бил меня, пока я не потерял сознание, потом бросил, думая, что я умер. Под дождем я пришел в себя. Добрел досюда и отключился.
   С того берега мне что-то прокричал Хэнк. Вспыхнули фары его фургона. Я крикнул, чтобы он выключил мотор, и велел Хэккету ждать меня здесь.
   Он испуганно спросил:
   — Вы ведь не оставите меня?
   — Только на несколько минут. Постараемся переправить машину через поток. Если Спэннера здесь нет, бояться нечего.
   — Его нет. Слава богу.
   Печальный опыт, перенесенный Хэккетом, похоже, поубавил в нем спеси. Я ощутил к нему сочувствие, которого не испытывал прежде, и отдал свой пиджак.
   Я было направился обратно через поток с фонарем в одной руке и пистолетом — в другой. И тут вдруг вспомнил о машине Флейшера. Если он мертв, я мог бы воспользоваться ею. Я вернулся к Хэккету.
   — Где машина убитого?