— По-моему, есть поступки намного хуже.
   — Например? — В голосе у нее прозвучал вызов: ведь я ставил под сомнение ее нравственные устои.
   — Ну, например, спокойно смотреть, как твоя лучшая подруга катится вниз, явно попадая в беду, и палец о палец не ударить, чтобы помочь ей.
   — Я спокойно и не смотрела. Но как я могла удержать ее? Во всяком случае, она не попала в беду в том смысле, какой вы вкладываете в эти слова.
   — Я вовсе не имел в виду, что у нее будет ребенок. Это еще не самая большая беда, которая может случиться с девушкой.
   — А что еще может?
   — Например, лишиться жизни, тогда уж детей вообще никогда не будет. Или вдруг в одночасье резко состариться.
   Хэйди тонко пискнула, словно перепуганный зверек. Она произнесла севшим голосом:
   — Именно это и случилось с Сэнди, в некотором роде. Откуда вы узнали?
   — Просто доводилось видеть, как такое приключалось с другими девочками, которые не хотели ждать. Ты знаешь Дэви?
   Она ответила не сразу.
   — Я знакома с ним.
   — Что ты о нем думаешь?
   — Он очень интересная личность, — сказала она осторожно. — Но думаю, что для Сэнди он не подходит. Грубый и необузданный. По-моему, он сумасшедший. В общем, полная противоположность Сэнди. Во всем. — Она помолчала, задумавшись и посерьезнев. — С ней случилась большая беда, вот в чем дело. Случилась и все.
   — Ты имеешь в виду, что она без памяти влюбилась в Дэви?
   — Нет, я имею в виду другого человека. Дэви Спэннер не такой плохой, как тот.
   — Кто он?
   — Ни как его зовут, ни других вещей о нем говорить она мне не стала.
   — А откуда же ты знаешь, что Дэви лучше его?
   — Легко догадаться. Сэнди стала радостнее и веселее, чем раньше. А то она постоянно говорила о самоубийстве.
   — Когда это было?
   — Летом, перед началом занятий в школе. Она хотела заплыть далеко от берега на пляже в Зума-Бич и утопиться. Я ее еле отговорила.
   — Что мучило ее: несчастная любовь?
   — Наверное, можно назвать это так.
   Говорить мне что-либо еще Хэйди не хотела. Она торжественно поклялась Сэнди, что никому ни о чем и словом не обмолвится, и, выходит, уже нарушила клятву, кое-что раскрыв мне.
   — Ты когда-нибудь видела ее дневник?
   — Нет. Только знаю, что она вела его. Но она никогда никому его не показывала. Никогда. — Она повернулась ко мне, натянув юбку на колени. — Можно вас спросить, мистер Арчер?
   — Валяй.
   — Что случилось с Сэнди? Я имею в виду, на этот раз?
   — Не знаю. Ровно сутки назад она уехала из дома. Позавчера вечером в Западном Голливуде во время свидания с Дэви появился ее отец, увел ее домой и запер на всю ночь.
   — Не мудрено, что Сэнди убежала из дома, — сказала девочка.
   — Между прочим, она прихватила с собой отцовское ружье.
   — Для чего?
   — Не знаю. Но, насколько мне известно, Дэви стоит на учете в полиции.
   Хэйди никак не прореагировала на мой подразумевающийся вопрос. Она сидела, опустив голову, не сводя глаз со своих стиснутых кулачков. Доехав до конца склона, мы поехали по направлению к бульвару Вентуры.
   — Вы думаете, она сейчас с Дэви, мистер Арчер?
   — Я исхожу именно из такого предположения. Куда ехать?
   — Обождите минутку. Остановитесь у тротуара.
   Я притормозил, остановившись в тени раскидистого незасохшего дуба, неведомо как уцелевшего, несмотря на строительство шоссе, а затем бульвара.
   — Я знаю, где живет Дэви, — сказала Хэйди. — Сэнди как-то раз брала меня с собой к нему на хату. — Жаргонное словечко она произнесла с оттенком гордости, словно доказывая мне, что она уже взрослая. — В жилом доме «Лорел», в квартале Пасифик-Пэлисейдс. Сэнди говорила, что квартира у него бесплатная за то, что он сторожит плавательный бассейн и оборудование.
   — И что произошло, когда вы были у него?
   — Ничего не произошло. Посидели, поболтали. Очень интересно было.
   — О чем же вы болтали?
   — Как люди живут. Об их низкой морали.
   Я предложил Хэйди довезти ее до самой школы, но она ответила, что дальше поедет автобусом. Я оставил ее на углу, кроткое существо, кажущееся совсем потерянным в этом мире высоких скоростей и низкой морали.

Глава 4

   Из Сепульведы я выехал по Сансет-бульвару[4] и направился на юг в деловую часть Пасифик-Пэлисейдс. Жилой дом «Лорел» находился на Элдер-стрит, наклонной улице, постепенно спускающейся к берегу океана.
   Это был один из самых новых и небольших многоквартирных домов в этом районе. Поставив машину у обочины, я направился во внутренний дворик.
   Плавательный бассейн отсвечивал солнечными бликами. Зеленый кустарник был тщательно подстрижен. На фоне листвы резко выделялись ярко-красные бутоны.
   Из квартиры на первом этаже вышла женщина, внешность которой каким-то необъяснимым образом гармонировала с красными цветами. На ней было переливающееся домашнее платье, оранжевое на спине, а тело под платьем ходило так, словно его обладательница привыкла к тому, что ею постоянно любуются. Рыжие волосы, обрамляющие красивое лицо, делали его немного грубоватым. Она была босиком, демонстрируя стройные загорелые ноги.
   Со знанием дела, приятным голосом, по которому, однако можно было определить, что в университете его хозяйка, наверняка, не обучалась, она поинтересовалась, что мне нужно.
   — Вы владелица дома?
   — Да, я миссис Смит. Дом принадлежит мне. Свободных квартир сейчас нет.
   Я представился.
   — Хотелось бы вас спросить кое о чем. Позволите?
   — О чем же?
   — У вас работает некто Дэви Спэннер.
   — В самом деле?
   — Как я понял, да.
   Она ответила таким тоном, словно уже устала защищать его:
   — Ну почему бы вам всем не оставить его в покое, хотя бы для разнообразия?
   — Я вообще в глаза его не видел.
   — Но вы ведь из полиции, так? Если не оставите его, наконец, в покое, то сами же опять толкнете на скользкую дорожку. Вы этого добиваетесь? — Она говорила негромко, но в голосе ее чувствовалась затаенная сила, как глухой гул в разжигаемой топке.
   — Нет, я не из полиции.
   — Тогда, значит, инспектор по надзору за условно освобожденными. Мне все равно, кто вы. Дэви Спэннер хороший парень.
   — И у него есть по крайней мере одна хорошая подруга, — сказал я, надеясь переменить тональность разговора.
   — Если на меня намекаете, то вы ошиблись. Чего вы хотите от Дэви?
   — Только задать ему несколько вопросов.
   — Задавайте их мне вместо него.
   — Хорошо. Вы знаете Сэнди Себастьян?
   — Встречала ее. Милая девочка.
   — Она здесь?
   — Здесь она не живет. Живет с родителями где-то в Долине...
   — Со вчерашнего утра она пропала, дома ее нет. Она была здесь?
   — Сомневаюсь.
   — А Дэви?
   — Сегодня утром я его еще не видела. Сама только что встала. — Она посмотрела ввысь, словно человек, который любит свет, но которому долго пришлось жить в темноте. — Значит, вы все-таки полицейский?
   — Частный детектив. Работаю сейчас на отца Сэнди. Думаю, вы поступите благоразумно, если позволите мне поговорить с Дэви.
   — Говорить я буду сама. Вы же не хотите, чтобы он опять сбился с пути?
   Она привела меня к двери маленькой квартирки в задней части дома у входа в гараж. На двери на белой карточке тем же каллиграфическим четким почерком, что и стишок на листке, выпавшем из книги Сэнди, было выведено «Дэвид Спэннер».
   Миссис Смит негромко постучала и, не дожидаясь ответа, окликнула:
   — Дэви!
   За дверью послышались голоса. Один явно принадлежал молодому человеку, другой — девушке, от чего без всякой видимой причины сердце у меня заколотилось. Раздались шаги. Дверь открылась.
   Дэви был не выше меня, но казалось, что он загородил собой весь дверной проем. Его черную трикотажную рубашку распирали мускулы. В лице и белокурых волосах сквозила какая-то незавершенность. Он посмотрел наружу с таким выражением, будто солнечный свет всегда досаждал ему.
   — Я вам нужен?
   — Твоя подруга у тебя? — Я не мог определить, с какой именно интонацией задала вопрос миссис Смит. Не исключено, что она ревновала его к девушке.
   Но Дэви ее интонацию наверняка определил.
   — А разве что-то случилось?
   — Вот этот человек считает, что да. Говорит, что твоя подруга пропала.
   — Как она может пропасть, если она здесь? — Голос парня звучал ровно, казалось, он сдерживает свои чувства. — Вас наверняка ее отец подослал, — обратился он ко мне.
   — Совершенно верно.
   — Так вот, отправляйтесь назад и скажите ему, что сейчас на дворе двадцатый век. Вторая половина уже. Один раз старикан уже запер девчонку в ее комнате, и ему это сошло с рук. Но больше не выгорит. Так и передайте старику Себастьяну.
   — Он не старик. Хотя за минувшие сутки и здорово постарел.
   — Вот и прекрасно. Надеюсь, он вообще копыта отбросит. Сэнди тоже надеется.
   — Могу я поговорить с нею?
   — Я дам вам ровно минуту. — Обращаясь к миссис Смит, он добавил: — Отойдите, пожалуйста, на одну минутку.
   Дэви говорил с нами обоими с неким превосходством, слегка напоминающим превосходство маньяка. Женщина, похоже, почувствовала это. Не возразив и даже не взглянув на него, она отошла в другой конец дворика, выполняя его прихоть. Она села на скамейку у бассейна, и я вновь задал себе вопрос: в каком качестве он у нее работает?
   По-прежнему загораживая собой весь проем, он повернулся и позвал девушку:
   — Сэнди! Подойди-ка на минутку.
   Она подошла к двери. На ней были темные очки, скрывающие выражение лица. Как и Дэви, она была одета в черную трикотажную рубашку. Подавшись вперед, она изогнулась и прижалась к Дэви с тем вызывающим бесстыдством, на которое способны лишь совсем юные девушки. На ее бледном лице застыло решительное выражение, говорила она сквозь зубы, почти не раскрывая рта:
   — Я не знаю вас, так ведь?
   — Меня прислала ваша мать.
   — Чтобы опять затащить меня домой?
   — Вполне естественно, что родители интересуются вашими планами. Если они у вас есть.
   — Можете передать, что они узнают о них очень скоро. — Говорила она отнюдь не сердито в обычном смысле этого слова. Голос ее звучал ровно и бесстрастно. Казалось, что, разговаривая со мной, она сквозь темные очки смотрела не на меня, а на Дэви. Между ними существовала непонятная странная привязанность. Она ощущалась в воздухе, словно легкий дымок, выдающий, что где-то неподалеку дети играют со спичками и ненароком что-то подожгли.
   Я не знал, как говорить с ними.
   — Все это сильно выбило вашу мать из колеи, мисс Себастьян.
   — И выбьет еще сильнее.
   — Это похоже на угрозу.
   — Так оно и есть. Гарантирую, что выбьет еще сильнее.
   Дэви посмотрел на нее и покачал головой.
   — Ни слова больше. Его минута истекла. — Он демонстративно посмотрел на свои часы, и я внезапно ощутил, что творится у него в голове: грандиозные планы, некая замысловатая враждебность и сложный график распланированных действий, который не всегда совпадает с реальным ходом вещей. — Свою минуту вы получили. Прощайте.
   — Да нет, здравствуйте. Мне нужна еще минута, а может, и две. — Я не собирался специально выводить парня из себя, но вместе с тем и не избегал этого. Важно было узнать, до какой степени он и в самом деле необуздан и груб. — Будьте так любезны, мисс Себастьян, снимите, пожалуйста, очки, а то я не вяжу ваше лицо.
   Обеими руками она приподняла и сняла очки. Взгляд ее был жарким и потерянным одновременно.
   — Надень обратно, — бросил Дэви.
   Она подчинилась.
   — Ты выполняешь только мои приказы, птичка. И ничьи другие. — Он повернулся ко мне. — А что касается вас, то я желаю, чтобы ровно через минуту вы исчезли с глаз моих. Это приказ.
   — Молод еще, чтобы приказывать. Когда я уйду, мисс Себастьян тоже уйдет.
   — Вы так думаете? — Он затолкнул ее назад в квартиру, захлопнув за нею дверь. — Она никогда больше ни вернется в ту клетку.
   — Это лучше, чем связываться с психом.
   — Я не псих!
   В доказательство этого он размахнулся правой рукой, целя мне в голову. Я увернулся, и кулак просвистел у меня над ухом. Однако он тут же нанес удар левой, на этот раз попав мне по шее сбоку. Пошатываясь, я сделал несколько заплетающихся шагов назад, отступая во дворик, от боли задрав кверху подбородок. Запнувшись о бетонный парапет вокруг бассейна, я упал навзничь, сильно стукнувшись затылком.
   Между мною и прыгающим в моих глазах небом возник Дэви. Я откатился в сторону. Он дважды ударил меня ногой по спине. Кое-как я поднялся и схватился с ним. Это было все равно, что бороться с медведем. Он приподнял меня, оторвав от земли.
   Миссис Смит воскликнула:
   — Прекрати! — Она обращалась к нему, словно к наполовину прирученному зверю. — Хочешь обратно в тюрьму?
   Он помедлил, все еще стискивая меня в своих медвежьих объятиях так, что я едва дышал. Рыжеволосая подошла к крану, открыла его и пустила струю из шланга, направив его на Дэви. Несколько струй попали и в меня.
   — Отпусти его.
   Дэви разжал руки. Женщина не выпускала шланга из рук, направляя мощную струю ему в живот. Дэви даже не попытался выхватить у нее шланг. Он наблюдал за мной. Я же наблюдал за сверчком, который полз по парапету, стремясь преодолеть лужицу разлитой воды, словно крошечное неуклюжее подобие человека.
   Женщина раздраженно бросила мне через плечо:
   — Убирайся-ка отсюда к чертовой матери, везунчик несчастный!
   К моим физическим страданиям она добавила еще и оскорбление, но я все-таки удалился. Правда, недалеко: за угол, где стояла моя машина. Я объехал квартал и опять остановился на уходящей под уклон улице, но уже выше уровня дома «Лорел». Теперь мне не было видно ни внутренний дворик, ни выходившие в него двери. Зато вход в гараж просматривался превосходно.
   Я сидел и наблюдал за ним с полчаса. Мало-помалу мои оскорбленные и воспаленные чувства остывали. Места на спине, по которым пришлись удары ногой, ныли, не переставая.
   Я никак не ожидал, что разделаться со мной можно так легко. Этот факт означал, что либо я старею, либо Дэви — крепкий орешек. Мне понадобилось менее получаса, чтобы прийти к заключению, что истине соответствуют, по-видимому, оба предположения.
   Улица, на которой я остановился, называлась Лос-Баньос-стрит. Она была очень красивая, новенькие дома типа ранчо были словно врезаны в холм по его склону друг под другом. Каждый дом отличался от среднего. Так, например, во фронтон дома, напротив которого я остановился и все окна которого были плотно завешены шторами, была вделана трехметровая плита вулканической скальной породы. Рядом стояла новенькая «пантера» последней модели.
   Из дома вышел мужчина в пиджаке из мягкой зеленой кожи, открыл багажник машины и достал оттуда небольшой плоский диск, заинтересовавший меня. Диск напоминал катушку магнитофонной ленты. Заметив, что я проявляю к этому предмету интерес, мужчина сунул его в карман пиджака.
   Этого ему, однако, показалось недостаточно. Он перешел мостовую и направился ко мне. Это был высокий, крупного телосложения человек с веснушчатой лысиной. Прищуренные колючие глазки на широком улыбающемся лице казались камешками, попавшими в сладкий заварной крем.
   — Живешь здесь, приятель? — обратился он ко мне.
   — Просто присматриваюсь. Вы называете это жить здесь?
   — Мы тут не любим, когда неведомо кто что-то вынюхивает. Поэтому, может, поедете своей дорогой?
   Мне не хотелось привлекать к себе внимание, поэтому я поехал «своей дорогой», прихватив с собой на память номер «пантеры» и номер дома — 702 по Лос-Баньос-стрит.
   Я обладаю неплохим чувством времени, а может быть, само время питает ко мне теплые чувства. Едва я тронулся с места, как светло-зеленая малолитражка выехала из гаража, примыкающего к дому «Лорел». Она поехала вниз по склону к скоростному шоссе, идущему вдоль побережья, и я увидел, что за рулем сидит Сэнди, а Дэви — рядом с нею на переднем сиденье. Я последовал за ними. Свернув вправо на шоссе, они проскочили на желтый свет, оставив меня скрежетать с досады зубами перед вспыхнувшим через мгновение красным глазом светофора. Я поехал по направлению к Малибу, надеясь перехватить их там, но это мне не удалось. Пришлось возвращаться в дом «Лорел» на Элдер-стрит.

Глава 5

   Карточка на двери квартиры номер один гласила «Миссис Лорел Смит». Она открыла дверь, не снимая цепочки, и рявкнула мне в лицо:
   — Из-за вас он уехал. Надеюсь, вы довольны.
   — Хотите сказать, что они уехали на добрые дела?
   — Не желаю с вами разговаривать.
   — Думаю, что вам все же лучше сделать это. Не могу сказать, что от меня одно невезение, но неприятность действительно может произойти. Если Дэви Спэннер в самом деле освобожден условно, то его могут опять посадить за то, что он напал на меня.
   — Сами напросились.
   — Это смотря на чьей вы стороне. Вероятнее всего, на стороне Дэви. В этом случае вам лучше сотрудничать со мной.
   Она подумала над моими словами.
   — Сотрудничать? Как это?
   — Мне нужна эта девушка. Если я заполучу ее в достаточно хорошем состоянии и достаточно быстро, то особых претензий к Дэви у меня не будет. В противном случае — будут.
   Она сняла цепочку.
   — Ладно уж, мистер Всевышний. У меня тут беспорядок, ну да ведь и у вас тоже не все в порядке.
   Она улыбнулась уголком рта и одним глазом. Мне показалось, что она намеревалась было по-прежнему продолжать сердиться на меня, но за свою жизнь она испытала столько всякого, что долго оставаться сердитой просто не могла. Среди пережитого ею, насколько я мог судить по запаху спиртного, исходящего от нее, явно было и пристрастие к алкоголю.
   Часы на каминной полке показывали половину одиннадцатого. Они были покрыты стеклянным колпаком, который как бы пытался оградить хозяйку от губительного для нее хода времени. Прочие вещи — незакрывающаяся набитая одеждой мебель, безделушки и разбросанные повсюду иллюстрированные журналы — придавали гостиной неуютный, неухоженный вид. Она напоминала приемную зубного врача, где вы никак не можете расслабиться и отвлечься от гнетущего страха, что вас вот-вот вызовут. Или же — приемную психиатра.
   В углу светился экран небольшого телевизора, однако звук был выключен. Лорел Смит пояснила извиняющимся тоном.
   — Никогда не смотрю телевизор. Но этот я выиграла по конкурсу недели две назад.
   — По какому конкурсу?
   — Да из тех, что проводят по телефону. Мне позвонили и спросили, какой город — столица штата Калифорния. Я ответила: «Сакраменто», и мне сказали, что я выиграла портативный телевизор. Да, да, именно так. Я еще подумала, что это розыгрыш, но не прошло и часа, как мне доставили вот этот телевизор.
   Она выключила его. Мы сели в разные концы большого мягкого дивана с подлокотниками лицом друг к другу. Нас разделял журнальный столик, покрытый матовым стеклом. Из окна позади нас открывался чудесный вид на голубой океан и голубое небо.
   — Расскажите мне о Дэви.
   — Рассказывать особенно нечего. Я приняла его на работу месяца два назад.
   — В каком смысле «приняли на работу»?
   — Убираться вокруг дома, содержать все в чистоте. Ему нужна была работа с сокращенным рабочим днем: с начала учебного года он собирался поступать в колледж с неполным двухгодичным курсом обучения. По тому, как он вел себя сегодня утром, этого о нем не скажешь, но вообще он — целеустремленный молодой человек.
   — Когда вы принимали его, вы знали, что он сидел в тюрьме?
   — Знала, разумеется. Это-то меня в нем и заинтересовало. В свое время у меня тоже неприятностей хватало.
   — Неприятностей с законом?
   — Этого я не сказала. И давайте не будем говорить обо мне, а? Мне улыбнулась судьба — повезло с недвижимостью, и я просто захотела поделиться с кем-нибудь своей удачей. Вот и дала Дэви работу.
   — Вы хоть раз говорили с ним о чем-нибудь подробно?
   Миссис Смит хохотнула.
   — Я бы сказала, что да. Этот парень кого хочешь заговорит.
   — О чем же?
   — На любую тему. Но его главная тема — это то, что наша страна катится в пропасть. И в этом он, возможно, прав. Говорит, что за время, проведенное за решеткой, глаз на всякие темные делишки стал у него наметан.
   — Прямо как адвокат, из тех, что хлебом не корми, дай только языком почесать.
   — Дэви этим не ограничивается, — бросилась она на его защиту. — Он не только говорит. И не из таких, кто любит язык почесать. Он серьезный парень.
   — В чем же он серьезный?
   — Хочет вырасти, стать настоящим человеком и приносить пользу людям.
   — По-моему, он просто-напросто дурачит вас, миссис Смит.
   — Нет, — она затрясла своей перекрашенной головой. — Он меня не обманывает. Возможно, в какой-то степени он обманывает себя самого. Бог его знает, у него есть свои трудности. Я говорила с его инспектором по делам условно освобожденных... — Она замолкла в нерешительности.
   — Кто у него инспектор?
   — Забыла фамилию. — Она прошла в переднюю, взяла телефонный справочник и прочла фамилию, написанную на обложке: — Мистер Белсайз. Вы знаете его?
   — Мы знакомы. Он хороший человек.
   Лорел Смит села поближе ко мне. Похоже, она немного помягчела, но взгляд ее оставался настороженным.
   — Мистер Белсайз признался мне, что он рисковал в случае с Дэви. Я имею в виду, когда рекомендовал его к условно-досрочному освобождению. Сказал, что Дэви может оправдать доверие, а может и нет. Я тогда ответила ему, что тоже хочу рискнуть.
   — Зачем?
   — Нельзя же жить все время только для себя. Я поняла это. — Внезапно лицо ее озарилось улыбкой. — И я наверняка обожглась на нем, так ведь?
   — Наверняка обожглись. Белсайз говорил вам, что с Дэви?
   — У него затронута эмоциональная сфера, — ответила она. — Когда у него начинается помешательство, ему начинает казаться, что все мы его враги. Даже я. Хотя на меня руку он ни разу не поднимал. И вообще ни на кого до сегодняшнего дня.
   — Но вы можете этого просто не знать.
   — Я знаю, что в прошлом у него были неприятности, — сказала она. — Но я хотела сделать для него доброе дело. Вы не знаете, через что ему пришлось пройти за свою жизнь — сиротские приюты, детство у приемных родителей, и везде тычки и пинки. Никогда не было родного угла, ни отца, ни матери.
   — Ему еще предстоит научиться держать себя в руках.
   — Я-то это знаю. Мне показалось, что вы начинаете ему сочувствовать.
   — Я действительно сочувствую Дэви, но это ему не поможет.
   Он играет во взрослые игры с молоденькой девушкой. Он должен вернуть ее. Родители девушки могут упечь его за решетку, и тогда из тюрьмы он выйдет почти в пожилом возрасте.
   Она в отчаянии прижала руку к груди.
   — Мы не можем этого допустить.
   — Куда он мог поехать с нею, миссис Смит?
   — Не знаю.
   Она осторожно почесала пальцем свою крашеную голову, встала и подошла к широкому окну. Она стояла спиной ко мне, ее фигура откровенно просвечивала сквозь одежду как у одалиски. Океан, обрамленный темно-красными шторами, казался столь же древним, как Средиземное море, древним, как первородный грех.
   — Он приводил ее сюда раньше? — спросил я, обращаясь к черно-оранжевой спине.
   — Приводил, чтобы познакомить нас, на прошлой неделе. Нет, на позапрошлой.
   — Они собирались пожениться?
   — Не думаю. Слишком молоды. У Дэви наверняка другие планы.
   — Какие именно?
   — Я говорила вам про учебу и так далее. Он хочет стать врачом или юристом.
   — Пусть благодарит бога, если его вообще в тюрьму не упекут.
   Миссис Смит повернулась ко мне лицом, нервно потирая руки. Звук от трения был сухим и тревожным.
   — Что я могу сделать?
   — Позволить мне обыскать его квартиру.
   С минуту она молчала, глядя на меня с таким выражением, словно ей было трудно кому-либо доверять.
   — Что ж, мысль, пожалуй, неплохая.
   Она достала связку своих ключей, тяжело звякнувших на кольце, напоминающем браслет чересчур большого размера. Карточки с надписью «Дэвид Спэннер» на двери квартиры уже не было. Это вполне могло означать, что возвращаться сюда он больше не собирался.
   Квартира состояла из одной комнаты с двумя кроватями, выдвигающимися под прямым углом друг к другу. В обеих кроватях спали, так и оставив их неубранными. Откинув покрывала, миссис Смит тщательно осмотрела простыни.
   — Не могу определить, вместе они спали или нет, — сказала она.
   — Думаю, что да.
   Она обеспокоенно посмотрела на меня.
   — Раз кобылка несовершеннолетняя, то за это его могут посадить, да?
   — Конечно. А если он увезет ее куда-нибудь против ее воли или если она захочет уехать от него, а он применит силу...
   — Знаю, это называется похищением. Но Дэви ни за что так не поступит. Она ему очень нравится.
   Я открыл шкаф. Он был совершенно пуст.
   — Вещей у него немного, в смысле одежды, — пояснила миссис Смит. — К одежде и тому подобным вещам он безразличен.
   — А к чему небезразличен?
   — К машинам. Но как освобожденному условно, водить ему не разрешается. Думаю, это одна из причин, по которой он связался с этой девушкой. У нее есть машина.
   — А у ее отца — ружье. Теперь оно в руках у Дэви.
   Она повернулась ко мне так резко, что подол платья взметнулся вверх.
   — Об этом вы ничего не говорили.
   — А почему это столь важно?