Эйкон сидел за столом, кажущийся огромным в своей сверкающей красной мантии. Когда Ньял вошел в зал, эйкон с трудом оттолкнулся от стола и встал.
   — Новый лорд Кровелла! Как это мило с твоей стороны навестить меня! — Он протянул руку, когда Ньял остановился перед ним.
   — Я не лорд Кровелла, эйкон, — сказал Ньял, оставляя без внимания протянутую руку и не садясь на предложенный эйконом стул.
   — Добро пожаловать в мой дом. Ты уверен, что не хочешь сесть? Ведь ты, должно быть, утомился, путешествуя в такую ужасную погоду. Но ты очень храбр, раз путешествуешь один. Дороги опасны.
   — Да, опасны, — холодно согласился Ньял. — На нас напали.
   — Не может быть! — Глаза эйкона расширились, он откинулся на спинку стула. Стул застонал. — Напали. Какой ужас! Боюсь, я вынужден согласиться с некоторыми из лордов. Троллей необходимо уничтожить. Пока они существуют, никто не почувствует себя в безопасности.
   — Напали не тролли. То был человек-всадник.
   Эйкон нахмурился, покачал головой:
   — Уж не хочешь ли ты сказать, что северные лорды напали на тебя?
   — Конечно, нет. — Ньял смотрел на эйкона в упор, надеясь, что тот дрогнет.
   — Милорд, я что-то не пойму. — Эйкон' ответил Ньялу таким же пристальным взглядом, его широко распахнутые холодные глаза выражали недоумение.
   — Судя по приветствию, это был фанатик. Он оскорбил нас и напал без предупреждения. Гном Руф Наб получил серьезную рану и лишился пони, спасая мою жизнь.
   — Да, это ужасно. Напасть на тебя! Кто бы это мог быть?
   — Думаю, вам лучше знать, — сдержанно ответил Ньял. — Он говорил как последователь Новой Веры, и его щит был черным, без геральдических знаков.
   — Ах, дорогой, — покачал головой эйкон. — Неужели ты думаешь, что я как-то связан с этим ужасным случаем?
   Ньял ничего не ответил. Он продолжал наблюдать за Глисом.
   Эикон наклонился к столу с самым серьезным видом:
   — У меня много последователей в этой стране, но по условиям Гаркинского Мира мне позволено держать лишь несколько вооруженных слуг, которые охраняют стены моей Обители. Тирл ездит по моим поручениям только с кинжалом для самозащиты. Если ты считаешь, что это я организовал нападение, то ты, видимо, думаешь, что я послал своего алтарного служку или кого-то из послушников?
   — Я думаю, вашим врагам стало опасно путешествовать по дорогам, — негромко сказал Ньял.
   Эйкон удивленно поднял брови.
   — Мне говорили, что тебе недостает такта. Бесспорно, у тебя что на уме, то и на языке. — Он поджал пухлые губы. — Возможно, мой дорогой лорд, я и ответил бы на твой вопрос, если бы у меня был ответ. Как ты знаешь, твой отец никогда не запрещал мне проповедовать веру в Ворсай, и я ее проповедую. Я распространяю слово, идущее от всего сердца. У меня много последователей, и с каждым годом все больше, среди них могут быть и лорды. Для меня важен не титул человека, а только его принадлежность к роду человеческому. Но я не властен над деяниями моих последователей. Если кто-то из них повинен в случившемся, то я обещаю разъяснить недопустимость подобного насилия со своей кафедры. Но это все, что в моих силах. Этого хватит?
   — Хватит ареста убийц моего отца и людей, напавших на меня.
   — Конечно. Мы все уповаем на это, — промурлыкал позолоченный голос. С великим усилием эйкон встал на ноги. — Я забылся. Я бы хотел выразить соболезнование по поводу кончины твоего брата. Прискорбно умереть таким молодым, когда перед ним открывалось столь блестящее будущее. И так скоро после гибели твоего отца. Ужасно. Знаешь, твой отец заслужил мое уважение и восхищение. Я скорблю вместе с тобой.
   Ньял промолчал.
   — Говорят, он победил меня, но на самом деле твой отец был моим учителем, не так ли, Тирл? — Эйкон засмеялся. — Да, было времечко! Ты слишком молод, чтобы помнить это. Но мы, старики, мы все были молодые тогда. Молодые и горячие, и каждый служил своему делу со всей страстью. — Он наклонился к Ньялу, глядя ему в глаза. — Твой отец был прекрасным человеком и великим миротворцем. Он остудил мой пыл, так что я больше не воинствующий миссионер. Я стал мирным пастырем. Я живу в мире с Другими. — Эйкон минуту помолчал. — Да, я очень огорчился, услышав о смерти твоего отца. Но ты мне, конечно, не веришь.
   У Ньяла даже шея покраснела.
   — Я верю, что вы рады смерти Телерхайда. Верю и в то, что он был великим человеком, который изрядно вас проучил.
   Эйкон засмеялся:
   — Вот это поворот! Исповедник Древней Веры так же честен и прям, как моерский центурион.
   — Я крестьянин. Я не пытаюсь называть простые вещи заумными именами. Я хочу только отомстить за смерть отца и брата и вернуться к простым крестьянским делам.
   — Отомстить за смерть брата? Но я думал, он умер из-за болезни.
   Ньял смутился и мысленно выругал себя. Он не собирался упоминать Брэндона, но ласковый голос на миг усыпил его бдительность.
   — За смерть отца, я хотел сказать.
   — Как интересно! — Эйкон улыбнулся, а Ньялу его улыбка напомнила волчий оскал. — Но в твоей жизни есть и более счастливые события, не так ли? Я слышал, ты скоро женишься?
   Ньял замялся. Ему не хотелось говорить о Сине с этим человеком.
   — Я дал клятву, — признал он. — Лорд Ландес объявит о моей помолвке с леди Синой из Фанстока на Совете Лордов. — Ньялу показалось, что за окном что-то зашуршало. Он обернулся, но никого не увидел.
   — Ты не поверишь, но я хотел бы выпить за твое здоровье и пожелать долгих лет, мой дорогой лорд. — Эйкон улыбался, разливая вино.
   Ньял не стал пить. Как он потом сказал Тиму, он вдруг не смог глотать. Почему-то ни с того ни с сего ему вдруг вспомнился серебряный кувшин Брэндона.
   Меллорит все слышала. Она просто-таки застыла на выступе под окном, задыхаясь от слез. Ньял не будет принадлежать ей. Он женится на другой! Слепая ярость вспыхнула в душе девочки, и она представила Ньяла беспомощным, сжатым огромными когтистыми драконьими лапами. Он умолял ее о пощаде, взывал к ее милосердию, а она с презрением отвергала его. Немного успокоившись, Меллорит проползла по выступу до неровного наклонного камня, по которому можно было спуститься во двор.
   Во дворе сенешаль — дородный мужчина, у которого была дочка, ровесница Меллорит, — улыбнулся ей.
   — Осторожно, моя маленькая леди, не обдери коленки! — крикнул он девочке, а обращаясь к привратнику, добавил: — В этом возрасте они сами не знают, кем им хочется быть: дамами сердца или юными разбойницами.
   Оба мужчины засмеялись.
   Уши Меллорит вспыхнули. Она зашагала по двору, распугивая кур. Они все, все пожалеют об этом! На мгновение она представила замок сгоревшим, лежащим в руинах. Ньял лежал ничком, неподвижно, у ног ее нового героя — безликого рыцаря, одетого в белое, с длинным сверкающим мечом. Сенешаль трусливо съежился под гневным взглядом Меллорит. Куры пронзительно кудахтали, и Меллорит очнулась от своих грез.
   В замок прибыли новые гости. Привратник бежал к воротам, мальчишка трусил за ним следом. Гвардейцы поправляли шлемы. Меллорит с интересом смотрела на вновь прибывших. Много замечательных демонов гордо ехали по мосту, словно армия победителей. Во главе их был старик верхом на пони, а рядом с ним — огромный, лохматый зверь, похожий на человека, верхом на огромном косматом единороге. Тусклые глаза единорога с недоверием таращились на все вокруг, а огромные, похожие на обрубки ноги громко бухали по мосту. Бревна моста прогибались под тяжестью зверя. Сзади ехали еще такие же здоровенные волосатые мужики, а замыкала шествие высокая темноволосая девушка-человек лишь немногим старше Меллорит.
   — Слушайте все! — проорал сержант-гвардеец. — Отдать салют в честь наших гостей! Мастер Фаллон, Чародей Седьмой Ступени! Его величество Ур Логга, король великанов Гаркинского леса! Леди Сина из Фанстока, ученица чародея! Расступись!

Глава 15

   Обитель Эйкона, темная и зловещая, вырастала на скалистом мысе у основания полуострова, известного под названием Волчий Клык. Удаленная от людских поселений, Обитель граничила с Гаркинским лесом с одной стороны и с яростным Северным морем — с другой. Замок из черного гранита и крепостной вал были построены еще во времена Китры, о чем свидетельствовали его величественные, устремленные в небо линии. В ту эпоху округу заселяли эльфы, и в замке долгое время располагалась процветающая эльфийская община. Неутомимое море век за веком подтачивало утесы, и наконец во время высокого прилива замок оказался отрезанным от материка. Однажды, во время торжества в честь королевы эльфов, утес треснул и часть крепостной стены рухнула в море. С тех пор в течение многих лет эльфийский замок стоял необитаемый.
   После Гаркинской битвы вожди Пяти Племен решили поселить здесь эйкона Глиса и его Новую Веру. Перекрыли крышу, построили подъемный мост через прорезанное морем ущелье. Эйкон восстановил надворные постройки и воздвиг храм за крепостной стеной.
   Шел мелкий дождь, но Сина еще за милю увидела Обитель, когда та замаячила между стволами деревьев, растущих вдоль грязной дороги. После невысоких строений Фанстока и подземных залов Урского Кургана замок, с горделивым высокомерием уходящий ввысь, потряс воображение Сины. Крепость возвышалась над скалами, потемневший от дождя гранит блестел, и замок казался черной трещиной на поверхности неба и моря.
   Немного не доехав до Обители, процессия остановилась на короткий отдых. Почетная Великанская Стража спешилась и села тесным кружком, чтобы причесать друг у друга волосы огромными корявыми пальцами. Ур Логга торжественно переходил от великана к великану. Проурчав каждому из своих спутников слова ободрения, он принимал от каждого ритуальное расчесывание, которым у великанов принято подбадривать сородичей.
   Сина слезла с единорога, на котором сидела за спиной у Бема Гриппона — главы Почетной Великанской Стражи. Отойдя в сторонку, она быстро скинула свой коричневый дорожный плащ и надела небесно-голубой балахон причастной к Магии. Потом она помогла Фаллону переодеться. А потом смотрела, как чародей распушает бороду, дабы она красиво лежала на груди. Затем отряд снова уселся на единорогов и поехал к Обители.
   Чувства Сины от волнения обострились. Каждая волна четко выделялась в растревоженном дождем море. Величавая поступь единорога, запах сырой шерсти великана и вид огромного замка сливались в один восхитительный праздник. На башнях развевались флаги, а на крепостных стенах собрались гвардейцы. Мост через ров был опущен. Когда Ур Логга и Фаллон повели отряд во двор, в воздухе разлилось звучное пение великанских рожков. Слуги эйкона и последователи Новой Веры расступились перед процессией. Сина не видела столько народа в одном месте с тех пор, как уехала из Кровелла. Она прекрасно понимала, что за ней следит множество глаз, и держалась гордо, глядя прямо вперед.
   Впереди бок о бок ехали Ур Логга и Фаллон. Пони чародея казался совсем крошкой рядом с громадиной единорогом. За ними плотным строем, словно армия победителей, следовала Почетная Стража. Вступая в бастион Новой Веры, триумфальная процессия прошла по двору мимо множества лиц: одни из них наполняла ненависть, другие — презрительная надменность.
   Посреди двора, между замком и храмом, процессия остановилась. Отзвучала последняя нота рожка, наступило молчание, и только эхо медленно носилось между башнями. Эйкон Глис стоял на невысоком крыльце замка. Ур Логга и Фаллон остановились напротив. Великан вежливо склонил голову, почтительная улыбка обнажила его клыки. Сина очень удивилась, увидев, как гордо выдвинул вперед подбородок и плечи Фаллон. Толпа молчала, наблюдая. Эйкон медленно и неохотно сошел с крыльца. Он склонил голову и опустился на колени.
   — Я приветствую вас, — сказал он хрипло, — Мастер Магии. Добро пожаловать.
   — Я здесь не один. — Слова Фаллона хлестнули, как хлыст, эхом отразившись от каменных стен замка.
   Сина решила, что эйкон задохнулся.
   — И его высокоуважаемое величество, великанского короля, — выдавил эйкон.
   — Скажите и ему что-нибудь, — напирал Фаллон.
   Слова вылетали из уст эйкона неохотно, будто его заставляли глотать вонючее варево.
   — Я рад видеть его в Обители Эйкона.
   — Премного благодарны, Глис. — В голосе Фаллона звучал легкий сарказм. — Давно бы пора выучить! Восемнадцать лет, а ты все никак не запомнишь свою роль в нашей церемонии! И то, как надо себя вести! Или, может, твоя память ослабела с годами? Но мы ведь не хотим, чтобы кто-нибудь подумал, будто у тебя мозги усохли, не так ли?
   Эйкон, напоминая выброшенного на берег грузного тюленя, с трудом встал.
   — Годы не смягчают тебя, Фаллон, — заметил он.
   — Пожалуй, что так. Я становлюсь острее, — сухо отозвался Фаллон. — А ты уж точно раздаешься вширь.
   Великаны вежливо отвернулись и уставились вдаль, всем своим видом словно торжественно заявляя, что ничего не слышали. По толпе слуг и вассалов эйкона пробежал смешок.
   Официальные приветствия заняли еще несколько минут, а затем сенешаль повел Сину и чародея в отведенные им комнаты. Сине была выделена отдельная спаленка с видом на море, рядом с покоем Фаллона. Серый день заглядывал в маленькое окно, освещая гобелены на стенах. Яркие, красочные, они изображали сцены из Писания Новой Веры, в которых Ворсай уничтожал своих врагов (которые показались Сине подозрительно похожими на великанов и гномов). Со вздохом девушка поставила свою сумку рядом с узкой кроватью. Ей было хорошо в этой комнате наверху, ей нравилась настоящая кровать, и даже символы Новой Веры не омрачали радости. Став на колени на покрывающую пол тростниковую циновку, Сина погрузилась в молитву, прося Китру о помощи и руководстве. В дверь постучали.
   — Кто там? — спросила Сина. Услышав знакомый голос, она бросилась открывать. — Ньял!
   Он подхватил ее и кружил по комнате, пока у Сины не закружилась голова. Смеясь, она взмолилась о пощаде. Ньял остановился, не выпуская ее из объятий.
   — Ньял!
   Он был чуть выше ее ростом. Его плечи стали шире, а волосы потеряли золотой блеск, подаренный летним солнцем. Они падали на лоб темной волной, но не могли скрыть здоровенного синяка. Сина ахнула.
   — Что ты с собой сделал? — побранила она Ньяла. — Опять свалился с лошади? — Она усадила Ньяла на кровать и рукой опытной целительницы прикоснулась к его лбу. Синяк был устрашающих оттенков лилового и зеленого и идеально сочетался с цветами куртки Ньяла.
   Сина порылась в своем мешке и извлекла сундучок с травами — подарок Ур Логги. Сделанный из розового дерева, сундучок был меньше, чем у Фаллона, но отличался изысканной резьбой, имел кожаную ручку для переноски и множество маленьких отделений внутри. Тонкие пальцы Сины двигались аккуратно, доставая только то, что нужно. В углу комнаты разместился маленький очаг. Сина подбросила дров в огонь, чтобы вскипятить воду. Ньял поудобнее устроился на узкой кровати и, улыбаясь, наблюдал за работой возлюбленной.
   — Ты бы взглянула на Руфа Наба, если будет возможность, — сказал он. — Ему хуже, чем мне.
   — А что случилось?
   — Какой-то человек напал на нас по дороге. Руф пострадал, спасая мне жизнь.
   — Какой ужас! А где был отец? Другие лорды?
   Ньял рассказал о переходе через брод.
   — Они должны скоро приехать.
   Сина приложила ко лбу Ньяла примочку из цветов арники. Ньял дернулся.
   — Сиди спокойно, а то всю постель закапаешь, — велела ему Сина. — Знаешь, столько всего странного происходит… — Оковы Молчания мягко сжали ее грудь. Она отвернулась к окну.
   — Странно то, что этот подлец не убил нас, хотя мог. И похоже, он знает, кто убил Телерхайда. Он сказал, что мне нужно дозреть, чтобы потом умереть так же.
   — Ньял, будь осторожен.
   — Со мной все будет в порядке. Однако я бы предпочел не встречаться с тем типом снова один на один. Он силен, как единорог. У меня до сих пор правая рука ноет.
   Сина прогнала ненужные мысли, дышать стало легче, и она снова повернулась к Ньялу. Примочка закрывала половину его лица, но левый глаз серьезно смотрел на девушку.
   — Ньял, я должна сказать тебе кое-что. Насчет Брэндона. Я много думала о его смерти. О том, как он умирал, и о том, что я ничем не помогла ему.
   — Сина, ты не могла ничем помочь.
   — Да, ничем. Фаллон объяснил мне, что даже самый великий Целитель не в силах вылечить всех. Но я все равно продолжала думать о том, что случилось.
   Ньял поправил примочку и прислонился к стене, внимательно слушая.
   — А несколько недель назад я повторяла то, что знаю о травах и их лечебных свойствах, с женой Ур Логги. Мало кто из людей действительно хорошо в этом разбирается. Великаны прекрасно знают травы, но они охраняют свои знания. У людей этими знаниями ведают только Целители и держат их под большим секретом.
   Сина села на кровать и поставила свой сундучок между собой и Ньялом. Открыв крышку, она показала Ньялу на полотняные мешочки с драгоценными травами.
   — В больших дозах некоторые из этих трав могут убить. Фаллон очень строг насчет этого, и Целителей обучают осторожности. Хотя несчастный случай возможен всегда, я не очень верю в него. Но если бы кто-то захотел убить умышленно, есть много трав, которые могут стать опасными, будучи употреблены неправильно. Жена Ур Логги рассказала мне об аконите, его еще называют борцом.
   — Лиловые цветы?
   — Да. Если сварить корни, получишь сильнодействующий яд. Он вызывает острую боль и может убить за несколько часов. Она сказала, что этот яд вызывает онемение тела и дает жертве ощущение, что она летает. Помнишь, что сказал мне Брэндон?
   Ньял выпрямился.
   — Он думал, что всплывает с постели. Он и мне это сказал, раньше, когда Гвен меня позвала.
   — Ньял, я думаю, его отравили. Кто-то убил его. — Она понизила голос: — Мне не следовало говорить тебе об этом. Знание трав — искусство Магии, и непосвященные…
   — Сина, я должен знать! — Широко раскрытые глаза юноши стали серьезными, цепкими. — Ты рассказала Фаллону?
   — Да. Он выслушал, но сказал, что доказательств нет. В последнее время он озабочен великанским пророчеством… — Грудь Сины сдавило. — Обещай, что никому не скажешь, что я выдала тебе тайну, — прошептала она.
   — Обещаю.
   — Поклянись, Ньял. Фаллон будет в ярости, если узнает.
   — Клянусь. Я никому не скажу, что ты выдала мне тайну. Но это правда, не так ли? Во время охоты на единорога кто-то отравил Брэндона. — Он стукнул кулаком по постели. — Я знал это! Сина, я клянусь Драконихой, что найду убийцу! Кто бы он ни был, я найду его!
   Сина вздрогнула:
   — Но теперь напали на тебя!
   — Странные дела творятся…
   Сина посмотрела на Ньяла изучающе.
   — Более странные, чем ты думаешь, — осторожно сказала она. — Я не знаю наверняка, но я убеждена, что смерть твоего отца и непогода — части чего-то большего. На Движении Камня… — Холод сковал ее дыхание. — Ньял, я не могу сказать тебе. Хочу, но не могу. Я под заклятием. Фаллон наложил Оковы Молчания на мои губы.
   — Что ты знаешь? — настаивал он.
   Давление на ее грудь стало невыносимым, ей с огромным трудом удавалось дышать.
   — Пожалуйста, Ньял, мне запрещено говорить об этом.
   — Ладно, но мне-то не запрещено. Ты ответишь, если сможешь?
   Девушка кивнула.
   — Твой отец ведь очень часто видится с эйконом?
   Давление упало.
   — Что за странный вопрос! Отец всегда был Телерхайдовым посланником к эйкону Глису для разрешения споров; чтобы заставить исповедников Новой Веры соблюдать правила, когда они их нарушали… Ньял! О чем это ты думаешь?
   — Просто думаю, вот и все. — Он снял примочку со лба. — Она остыла.
   Сина забрала у него примочку.
   — Сиди спокойно, пока я не наложу бальзам.
   Пока Сина нежно втирала мазь в синяк, Ньял продолжал:
   — Я говорил с эйконом нынче утром. Он учился Магии, и он, вероятно, знает травы.
   — Но как он мог дать аконит Брэндону? Его же не было в Кровелле. Говорят, он вообще редко когда выбирается из Обители.
   — Кто-то помогает ему. Поэтому я и спросил о твоем отце…
   Сина сильнее надавила на синяк. Ньял взвизгнул и отдернулся.
   — Хватит, уже все прошло. — Он встал. — У Брэндона были какие-то догадки, я уверен. Он велел мне не доверять никому…
   — Он не мог иметь в виду друзей вашей семьи…
   — Никому, — повторил Ньял.
   — Значит, Брэндон ошибался! — взорвалась Сина. — Мой отец служит Морбихану дольше, чем ты существуешь на свете! Он любит Древнюю Веру, и он любил Телерхайда! Когда мы с Недом росли, он проводил больше времени с твоей семьей, чем с нами! Чтобы ты обвинял его в убийстве Телерхайда — да это самое подлое, что я когда-либо слышала!
   — Подожди, Сина, я не обвиняю его! Но я должен думать обо всех.
   — Не о моем отце! С тем же успехом ты мог бы обвинить Фаллона. Или меня.
   — Я никого не обвиняю! Но среди лордов есть предатель! Я проверю каждого, пока не найду убийцу!
   — Предатель… — начала Сина, но Оковы сдавили ее грудь с такой силой, что она не смогла продолжать. Девушка отвернулась к окну.
   Неверно истолковав ее молчание, Ньял сказал:
   — Я понимаю, почему ты не хочешь говорить об этом, но я не могу позволить даже нашей с тобой любви помешать мне в поисках этого человека. На Прощании с Телерхайдом я дал обет найти его убийцу и тебе поклялся Драконихой, что найду убийцу Брэндона. Это не только ради безопасности Кровелла и Тела-младшего, Сина, но и ради нас с тобой… возможно, и ради всего Морбихана.
   Сина так ничего и не ответила, и Ньял пошел к двери. Взявшись за ручку, обернулся:
   — Чуть не забыл. Лорд Ландес предлагает нам поклясться в нашей любви перед Камнем по окончании церемоний.
   Через минуту Сина услышала, как дверь тихо закрылась. Куда больше времени потребовалось ей, чтобы восстановить дыхание. Дрожа, она села на кровать под усмехающейся мордой Ворсай, злобно смотревшей на нее с обтянутой гобеленами стены.
 
   Как всегда, когда бывал расстроен, Ньял пошел в конюшню. За ним увязался бродячий кот, влез на балку и оттуда следил за Ньялом диковинными голубыми глазами. В конюшне было тихо, и Ньял решил вывести и почистить Авелаэра. Он поднял голову — посмотреть на кота, опасаясь, как бы тот не напугал жеребца, но кот исчез.
   — Не очень-то Сина рассудительная, — прошептал Ньял сам себе.
   — Очень, очень рассудительная! — возразил чей-то голос прямо у него над ухом. Ньял даже подскочил от испуга.
   — Мастер Фаллон!
   — Как поживаешь, мой мальчик? Сина всегда рассудительная. И это ее самый большой недостаток, мешающий ей обрести мудрость. Впрочем, я по-прежнему надеюсь, что с возрастом это пройдет. Как ваше путешествие. Наше — ужасно. Погода — хуже не бывает. Сыро, грязно. Все опаздывают. Ты, я, великаны — здесь, а больше что-то никого пока нет.
   — Много крестьян приехало, сэр. И кое-кто из пикси.
   — Ну, простой народ всегда приезжает — дождь ли, солнце ли. Они любят доброе волшебное представление. Но я надеюсь, лорды скоро прибудут. Мне не по душе находиться рядом с Глисом без вооруженного отряда.
   Ньял кивнул:
   — Лорды скоро будут здесь.
   — У тебя завелся Дар пророчества? — В голубых глазах Фаллона блеснула смешинка.
   — Нет, я всего лишь хотел сказать, что, по моим подсчетам, они скоро должны быть. Вечером или завтра утром, если Маолинский мост устоял.
   — Да все я понял, я просто пошутил. Как думаешь, стоит ли отложить церемонию, если они не приедут? Обычно мы начинали ее каждый год в одно и то же время, чтобы точно воспроизвести ритуал.
   Ньял сосредоточенно нахмурил брови:
   — Полагаю, мы должны начать тогда, когда должны. Пусть кто-то здесь, а кого-то нет. Если лорды просто опоздают, в худшем случае они пропустят церемонию. Но если с ними случится что-то нехорошее, мы уже будем объединены Движением Камня и сможем противостоять всему, чему угодно.
   — Хорошо сказано. — Чародей повернулся и посмотрел на стоявшего в стойле жеребца.
   — Осторожнее, Мастер, он кусается.
   — Да? — притворно удивился Фаллон, гладя нос Авелаэра. Жеребец прижал уши, но не укусил чародея. — Я вижу, он все еще горяч. Тебе нравятся такие, как он, верно, Ньял? Волнения — вот твоя стихия. Да. Тебе долго ждать мирной жизни.
   Ньял стоял рядом с чародеем, погрузившись в раздумья.
   — О чем задумался? — спросил Фаллон.
   Ньял не сразу ответил. Спросить о ядовитых травах он не решался, боясь, что Фаллон рассердится на Сину. Наконец он осторожно сказал:
   — Мастер, мне нужна ваша помощь.
   Фаллон улыбнулся:
   — Сина не так уж и сердита на тебя, если ты об этом.
   — Нет, сэр, не об этом. Мастер Фаллон, я уверен, что эйкон убил Телерхайда. Я думаю, что один из нас стал предателем.
   Чародей поднял бровь:
   — Один из лордов? Что ж, вероятно, ты прав. Я о том же говорил Брэндону. А что тебе нужно от меня?
   — Вы можете с помощью Магии увидеть предателя?
   Фаллон неловко переступил с ноги на ногу:
   — Видение прошлого сродни видению будущего. Оно требует глубокого понимания сути Причины и Следствия… боюсь, я так и не овладел этим полностью. Я сделаю, что смогу, Ньял, но в конце концов ты должен довериться Закону.