Марягин Леонид Георгиевич. Изнанка экрана

   — Это все — гениально. Сейчас я вам прочту хотя бы вот этот замысел.
   Якобсон полез в карман за очками — в этом кармане их не оказалось. Полез в другой — тоже пусто... Он лихорадочно шарил по карманам и вдруг поднял взор на хозяина кабинета.
   — А может, ваши очки подойдут… — И снял пенсне с переносицы онемевшего от такого нахальства Берия. — Вот, послушайте...
   — Отдай очки, — просипел пришедший в себя Берия, — и иди работай!

Уметь продать

   За анекдоты — сажали. Но известного фельетониста Смирнова-Сокольского это обстоятельство не смущало. Он «вещал» анекдоты. Смачно, громко, на все актерское фойе, в присутствии полутора десятка коллег по концерту. И безнаказанно! Правда, вступление к любому анекдоту всегда было унифицированным:
   — Вчера потрясающий антисоветский анекдот рассказал мне... — Далее произносилась конкретная фамилия реального рассказчика.

Почем увлечение?

   Режиссер Леонид Луков, поставивший фильм «Два бойца», рассказывал своему коллеге М. Донскому:
   — Я увлекался кино еще мальчишкой, крутился возле кинотеатра, сидел в кинобудке, и киномеханик, как плату за присутствие, отрезал с моей головы пучки волос для кисточек, которые должны были сметать пыль с проекционного аппарата.
   Донской, выслушав, заметил:
   — Кто-то за свое увлечение платил головой, а ты — только волосами!

Чувство меры

   В давние времена моей режиссерской юности Марлен Хуциев (постановщик «Весны на Заречной улице», «Заставы Ильича» и других картин) принес на мой день рождения кружку с солью и подарил со словами:
   — Чтобы больше было соли у тебя в мизансценах.
   Следующий фильм я посвятил выполнению совета мэтра. И, когда показал его, услышал:
   — С мизансценами все в порядке, теперь добавь соли в содержание.
   Я выполнил указание Марлена, и фильм «Моя улица» не приняли.
   Хуциев, посмотрев картину, резюмировал:
   — Теперь пересолил!

Скорый суд

   Иосиф Сталин смотрел в Большом театре премьеру оперы Вано Мурадели «Великая дружба». Отзвучал финальный аккорд, зажегся свет в зале. Публика безмолвствовала — все ждали, когда зааплодирует вождь. Но вождю это музыкальное действо не понравилось, что потом выразилось в разгромном постановлении ЦК.
   Сталин встал в правительственной ложе и изрек, понимая, чем отзовется его молчание:
   — Артисты не виноваты!

Лав стори

   В кругу посетителей кафе «Националь» пятидесятых спорили, кто лучший композитор всех времен и народов. И писатели, и художники, и актеры, любившие это заведение, сходились во мнении, что Д. Шостакович, таким образом поддерживая битого за формализм и временами запрещаемого к исполнению руководством страны соотечественника. Но точку в споре поставил скульптор Виктор Шишков по кличке «Коньячный»:
   — Конечно, Бетховен!
   — Почему?
   — Он вне конкуренции. Его бюст моей работы продается всегда, в любом киоске, в универмагах, на базарах. И никаких ограничений и постановлений партии по его персоне!

Повод для общения

   Юрий Олеша сидел в компании своих собутыльников в кафе «Националь». По сервировке стола было видно, что много съедено и еще больше выпито. В зал вошел преуспевающий драматург — в ярко-синем пиджаке, в рубашке с жестким крахмальным воротником, в пестром галстуке. Олеша жестом пригласил его за стол и тут же позвал подавальщицу:
   — Муся, счет!
   Появившийся тут же счет Юрий Карлович споро протянул преуспевающему драматургу. Тот попробовал возмутиться:
   — Юра, ты что, звал меня только для этого?
   — А как же! — откровенно признался Олеша. — Должен же быть в компании тот, кто расплачивается!

Дворянин-предъявитель

   — В двадцатом году я работал в Теревсате, — рассказывал Утесов. — Вы не знаете, где это и что. Это Театр революционной сатиры, там, где сейчас театр Маяковского. И был у нас артист Сускин, который говорил всем, что он дворянин и ездил с графом Сумароковым-Эльстоном в Лондон на дерби и слышал его храп на своем «крупе». «Какой ты дворянин? — спрашиваю. — К тебе же приходит еврейская мама и приносит кисло-сладкое мясо». — «Это не мама, это — домработница», — заявляет Сускин.
   У меня был друг, куплетист из театра Струйского (там, где сейчас филиал Малого), Коля Смирнов-Сокольский. Небольшой артист, но личность. И вот является он к нам в театр, в актерское фойе, а навстречу идет этот самый Сускин, и я говорю:
   — Коля, Сускин утверждает, что он дворянин.
   Коля, небольшой артист, но личность, останавливает Сускина и заявляет:
   — Сускин! Если ты дворянин, то предъяви член.
   Сускин здесь же расстегивает ширинку и показывает член. Смирнов-Сокольский внимательно рассмотрел предъявленное и громогласно объявил:
   — Да. Он не обрезанный. Но это и не член!

Жажда прошлого

   Один реэмигрант после долгого перерыва попал на Манежную площадь и, увидев памятник Жукову, ошарашенно произнес:
   — У вас что, теперь худсоветов нет?

Дружеская поддержка

   Великий С. Эйзенштейн, который не часто уделял внимание женщинам, беседовал на каком-то приеме с актрисой М. Мироновой, тогда еще женой кинематографиста. Подруга Мироновой, тоже актриса, подбежала к Марии Владимировне с возгласом:
   — Маша, ты сейчас прекрасно выглядишь!
   — А как я выглядела? — поинтересовалась Миронова.
   — Хуже некуда!

Полезный совет

   Родители Андрея Миронова — артисты А. Менакер и М. Миронова — решили сделать из мальчика пианиста. И заставляли Андрея играть на фортепьяно по два часа в день. Занятия эти шли неважно — по разным причинам не давалось ему исполнительское искусство. Но он через силу ежедневно отбывал свой урок. Однажды в гости к родителям пришел Л. Утесов, послушал Андрея и спросил:
   — Тебе самому нравится?
   — Нет.
   — Тогда бренчи по четыре часа в день.
   Андрей поднял на Утесова полные слез глаза, но Леонид Осипович пояснил:
   — Им, — он кивнул на соседнюю комнату, где находились родители, — надоест слушать и они от тебя отстанут!

Нападение — лучшая защита

   Замечательный артист Николай Симонов, сыгравший в кино перед войной Петра I и множество других прекрасных ролей, работал в знаменитой питерской Александринке. Был порок у артиста — он крепко пил. И, напившись, явился в актерское фойе театра, где стояли гипсовые скульптуры отцов и матерей — основателей театра (театр в прошлом был императорским).
   Симонов откусил гипсовые носы всем без исключения скульптурам. На следующий день состоялось собрание труппы. Симонова обвинили в аморальности, и большинство склонялось к тому, чтобы выгнать артиста из театра. Предоставили слово Симонову. Он вышел в центр фойе и, горестно тряхнув шевелюрой, заявил:
   — Да, я аморален, но вот вы меня осуждаете, а в ложе второго яруса наш худрук Юрий Михайлович Юрьев с мальчиком живет.
   Артист остался в труппе.

Скорость звука

   Дирижер В. Людвиковский вел оркестровую репетицию в утесовском коллективе. Сам Утесов слушал оркестр из зала. Когда пьеса отзвучала, Леонид Осипович попросил:
   — Сыграйте еще раз.
   — А почему? Что не так? — поинтересовался Людвиковский.
   — Мне кажется, контрабас опаздывает, — объяснил Утесов.
   — Ну правильно, — вмешался контрабасист, — я дальше всех от вас и стою.

Немое кино

   В кафе «Националь» ходил в шестидесятые годы «человек с трубкой». То ли журналист, то ли диссидент, то ли стукач. Он гордо держал в зубах прямую английскую трубку и мог часами неподвижно восседать за столом. Как-то раз его соседом по столу оказался поэт-песенник Игорь Шаферан. Заказал кофе, кусок яблочного пирога и, пока официантка несла заказ, закурил сигарету. Затянулся пару раз и поискал глазами пепельницу. Ее на столе не оказалось. Шаферан не нашел ничего лучшего, как стряхнуть пепел своей сигареты в трубку «человека с трубкой». Тот не шелохнулся. Шаферану принесли кофе. «Человек с трубкой» молча выбил содержимое своей трубки в чашку с кофе поэта-песенника.

Главная роль

   Все столики в ресторане Дома кино были заняты, и я сиротливо торчал у входа в зал. Мой телевизионный коллега А. Габрилович, удобно восседавший за столом с двумя дамами, пригласил меня на свободное место. Я с благодарностью подсел. Одна из дам, сексуальная ведущая музыкальных программ — Татьяна К., встретила меня в штыки:
   — Терпеть не могу режиссеров-неудачников!
   Но после двух последовавших рюмок смягчилась:
   — Впрочем, я готова иметь с вами дело. Но при одном условии.
   — При каком? — затравленно выдавил я.
   — Будете снимать меня в главной роли.
   И я — решился. Сделал выпад:
   — Согласен. Я сейчас снимаю фильм «Полтора часа в гинекологическом кресле».

В одно касание

   К кинорежиссеру, успешно снявшему комедийный фильм, подошел сценарист-борзописец и предложил для следующей постановки прочитать его сценарий.
   — За сколько? — уточнил режиссер.
   — Ну, читай хоть месяц, — пожал плечами сценарист.
   — Ты меня не понял. За сколько рублей я должен прочитать то, что ты написал?

Разные цели

   Иду через проходную «Мосфильма». Два охранника преграждают путь:
   — Ваш пропуск!
   Показываю.
   — Смотри, — говорит один другому, — режиссер, а пропуск показывает!
   — Что ж тут удивительного? — спрашиваю.
   — А только что прошел режиссер Б., пропуск не предъявил и сказал, что охрана его должна знать.
   — Ну, правильно, — согласился я, — он борется за популярность у охраны, а я — у народа.

Нужный инструмент

   Одному актеру театра после долгих его стараний и хлопот присвоили, наконец, звание народного. В день, когда был опубликован указ, актер играл главную роль в спектакле. Он купался в роли, тянул паузы. А его товарищи по театру ждали окончания спектакля у накрытого стола в театральном музее, где по стенам были развешаны подарки трудящихся коллективу театра: гайки, болты, вымпелы, отбойный молоток. Спектакль продолжался бесконечно из-за виновника торжества. Когда ожидание стало невыносимым, актер Яковлев, зло вперив взгляд в стену, на которой прямо перед ним находился отбойный молоток, устремил палец в этот шахтерский инструмент и громко заявил:
   — Смотрите! Вот этим молотком наш виновник торжества пробивал себе звание!

Семейное счастье

   Режиссеры часто рабы своих жен. Это и трогательно и курьезно. В энциклопедическом Российском словаре, поскольку для отдельной статьи о жене места не нашлось, появилось разъяснение: «В. Наумов — муж Н. Белохвостиковой». С. Колосов — режиссер первых наших телесериалов — на съезде московских кинематографистов, после того как зачитали список умерших между съездами творческих работников, возмутился, недослышав: «А почему в списке нет меня и моей жены Людмилы Касаткиной?»

Привереда

   Снималась сцена на одесском вокзале по картине «Веселые звезды». Режиссер фильма Вера Павловна Строева активно объясняла Ю. Тимошенко и Е. Березину (Тарапуньке и Штепселю), как играть сцену:
   — Это должно быть обворожительно, волнительно, восхитительно и пленительно, а потом вы идете в вокзал. Вы поняли?
   — Нет, — пожал плечами Тимошенко.
   — Тогда слушайте еще раз. Это должно быть обворожительно, волнительно, восхитительно и пленительно, а потом вы идете в вокзал. Теперь поняли?
   — Нет, — так же недоуменно ответил Юрий.
   — Ну как же! Это должно быть обворожительно, волнительно, восхитительно, и пленительно, а потом вы идете в вокзал! Что же здесь непонятного?
   Тимошенко не выдержал — взвизгнул:
   — Мне непонятно, что до «потом»?

Два сапога — пара

   После долгого перерыва встречаю киргизского режиссера Океева.
   — Что ты сейчас делаешь? — спрашиваю.
   — «Чингисхана», — отвечает и, в свою очередь, спрашивает: — А ты?
   — Я — «Троцкого».
   Океев резюмирует:
   — Вот и встретились: Чингисхан и Чингиз Хаим!

Странный министр

   Бывшего начальника белорусских партизан Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко на короткое время назначили министром кино. Режиссер М. И. Ромм тут же пришел к нему в приемную и через секретаршу передал записку следующего содержания:

   «Прошу меня принять. Мне нужно для разговора всего 5 минут. Ромм».

   Секретарша удалились и тотчас вынесла другую записку, на которой было начертано:

   «Когда у Ромма будет больше времени, чтобы поговорить со мной — пусть приходит. Пономаренко».

Истинная причина

   Театральный режиссер пригласил своего коллегу на премьеру спектакля. Действо было занудным, и главной достопримечательностью его оказался монолог старого героя, который читает и сжигает письма своих любовниц. На полу лежал лист железа, на нем лист асбеста. Актер, игравший старого героя, бросал горящие бумаги на подстилку, где они и тлели.
   Тексты, которые говорил актер, звучали так одинаково и долго, что зритель с удовольствием смотрел на огонь, как смотрят на завораживающее пламя камина.
   По окончании спектакля приглашенный режиссер не нашел ничего, с чем можно было поздравить своего коллегу. Но тот подсказал сам:
   — Ты знаешь — великий режиссер Мейерхольд уверял, что монолог в театре не может быть длиннее 7 минут?
   — Знаю.
   — А у меня монолог сожжения писем — 20 минут. Значит великий Мейерхольд, — гордо заключил постановщик, — не все знал!
   — Не думаю, — возразил приглашенный, — просто у Мейерхольда в театре пожарная команда была строже.

Эрудиция в массе

   Чтец Дмитрий Журавлев рассказывал, как одна из первых групп советских туристов приехала после войны в Париж. С утра руководитель группы сообщил:
   — Сегодня мы посетим собор Нотр-Дам. Узнаем о истории и архитектуре Нотр-Дама.
   — Что вы все про какой-то Нотр-Дам, — возмутились туристы, — нет бы повести нас в собор Парижской Богоматери, про который сам Гюго писал!

Долой условности

   Великий Мейерхольд поссорился со своим ассистентом Меламедом, но не выгнал того из театра, а просто перестал общаться напрямую. Гостим — театр Мейерхольда — выехал на гастроли в Киев. И в день первого спектакля Мейерхольд пришел на монтировку конструкций, которой руководил Меламед. У Всеволода Эмильевича возникло желание сделать несколько замечаний ассистенту, находившемуся тут же.
   Мейерхольд поискал глазами кого-нибудь, кто мог пересказать Меламеду его замечания, но обнаружил только пожарного в медной каске, торчавшего у запасного выхода.
   — Передайте Меламеду, — обратился он к пожарному, — то-то, то-то и то-то...
   — Передайте Мейерхольду, — ассистент тоже решил общаться через пожарного, — что я сделаю то-то, то-то и то-то...
   — Передайте Меламеду!
   — Передайте Мейерхольду!
   — Передайте Меламеду!
   — Передайте Мейерхольду!
   Пожарник удивленно вертел головой.
   — Передайте Меламеду!
   — Передайте Мейерхольду!
   Пожарный принял это как издевательство над собой и, когда очередной раз Мейерхольд сказал: «Передайте Меламеду», взревел:
   — Да пошел ты, вон твой Меламед, сам ему и скажи!

Из огня в полымя

   Актеру и режиссеру Алексею Дикому, освобожденному из лагеря, где он пребывал по непонятным причинам, предложили сыграть Сталина в кино. Дикий поинтересовался:
   — Сколько заплатите?
   — Десять тысяч.
   — Тогда отправляйте обратно в лагерь.
   — Десять тысяч — большие деньги!
   — Отправляйте обратно, — настаивал Дикий.
   — Хорошо! Сколько вы хотите за роль Сталина?
   — Двадцать пять тысяч!
   — Почему двадцать пять?
   — Рисковать так рисковать!

Большевик с гитарой

   Руководитель кинокомитета и создатели фильма «Юность Максима» сдавали картину Сталину. Главный герой ленты, как известно, поет городской романсик под гитару «Крутится, вертится шар голубой». После титра «Конец» возникла зловещая пауза и Сталин изрек:
   — Большевики на гитаре не играли! Таких не было!
   Один из создателей упал со стула в обмороке, другой сидел ни жив ни мертв.
   — Мы уберем гитару, — тотчас отреагировал руководитель кинокомитета.
   — Оставьте все как есть, — одернул его вождь народов, — большевика с гитарой полюбит народ!
   Он знал толк в подтасовках.

Общая очередь

   На новогоднем балу к популярному киногерою — «секс-символу» сезона — подошла дама и без обиняков заявила:
   — Я вас хочу!
   — Заявок много, — ответил «символ». — Пойдете в порядке общей очереди!

Мечта

   Известный комик Боря Брондуков, тот, что снимался у меня в фильме «Вас ожидает гражданка Никанорова», в былые застойные времена получил приз за лучшую роль на каком-то союзном фестивале и, естественно, хорошо отметил сей факт. Наутро он оказался в центре внимания прессы. К нему в номер проникла корреспондентка с магнитофоном и спросила:
   — Какая ваша неосуществленная творческая мечта?
   — В каком смысле? — еще не проснувшись, переспросил Боря.
   — Ну, какую роль вы мечтали бы сыграть?
   Артист глубоко задумался и выдал:
   — Ленина.
   Потом посмотрел на вращающиеся бобины магнитофона, на микрофон, и испуганно поправился:
   — В Театре сатиры.

Конкретное обязательство

   Режиссер пришел к председателю правления одного банка просить денег на постановку фильма.
   — Сколько денег нужно на вашу картину? — уточнил банкир.
   — Один миллион долларов, — с готовностью сообщил режиссер.
   — Хорошо, — согласился банкир, — я дам вам один миллион, но через год вы вернете мой миллион и хотя бы один доллар.
   — Один доллар я могу и сейчас вернуть, — успокоил банкира режиссер.

Емкий текст

   Режиссер Михаил Ромм снял фильм «Убийство на улице Данте», который с успехом пошел по стране.
   Героиня ленты — французская актриса Мадлен Тибо — пела в одной из сцен песню, обращенную к любимому, со словами: «Найду, разыщу, где б ты ни был — в раю иль в аду».
   Вскоре режиссер получил телеграмму: «Благодарим за создание нашего гимна тчк Чекисты».

Метод познания

   — Юрий Карлович! — обратился собеседник к Олеше, — очевидно, вы не знаете окружающей действительности!
   — Вы ошибаетесь, — ответил писатель.
   — Значит, вы не знаете советских людей, если столько лет молчите!
   — Вы нахально ошибаетесь!
   — Да вы, кроме кафе «Националь», нигде не бываете! — не унимался нахал.
   — Я попрохаю! — Олеша употреблял это слово, когда хотел подчеркнуть свое «шляхетство». — Но знайте: каждый год я наблюдаю этих людей. Я выхожу ранним утром после новогодней ночи на крыльцо и с удовольствием смотрю, как они идут из гостей зеленые и с патефонами!

Непременное условие

   Режиссер Л. Луков выписывался после микроинфаркта из Кунцевского отделения кремлевской больницы. Напутствия, как вести и блюсти себя вне больничной палаты, давала ему врач отделения. Но Леонид Давыдович попросил вызвать в больничную палату профессора и, когда тот появился, попросил женщину-врача удалиться:
   — Я хочу говорить с профессором, как мужчина с мужчиной.
   Врачиха вышла, демонстративно хлопнув дверью.
   — Профессор, а с женщинами мне можно? — с нескрываемой тревогой спросил режиссер.
   — Не только можно, но и нужно, — улыбнулся профессор — Но при одном условии...
   Луков приготовился записывать: водрузил на переносицу очки в золоченой оправе, взял в руки «паркер», открыл записную книжку в сафьяновом переплете:
   — Говорите, профессор!
   — Вот вам условие: не отвечает взаимностью — не расстраивайтесь. Пойдете за угол — найдете другую!

Результат ожидания

   Фильм «Застава Ильича» мучили хрущевскими поправками. Нужно было в очередной раз собрать исполнителей в сцене «Вечеринка» и что-то доснять.
   Тарковский, Кончаловский, Гобзева и менее известные участники этой сцены вовремя явились в павильон по зову Марлена Хуциева. Не было только начинающего артиста. Без него кадр, который предстояло переснять, не монтировался с предыдущим. Все ждали, посылали гонцов, снова ждали. Наконец, через три часа, он соизволил явиться! Хуциев, скрывая бешенство, попросил спортсмена, снимавшегося здесь же:
   — Ты можешь поднять опоздавшего?
   — Могу. — И спортсмен поднял.
   — А повернуться с ним раза три?
   — Могу.
   Все участники съемки — человек пятьдесят — наблюдали за происходящим. Спортсмен повернулся вокруг собственной оси со щуплым исполнителем, вознесшимся над группой.
   — Видите, — сказал Хуциев, — вот это дерьмо мы ждали три часа.

Творческое решение

   За столиком ресторана Дома кино беседовали посетители: молодой грузинский режиссер Габескерия объяснял Андрею Тарковскому азы режиссуры после просмотра фильма «Зеркало». Тарковскому обучение не понравилось — оба вскочили, схватили друг друга за грудки, ощетинились. Рядом возникла метрдотель с ведром воды в руках. Бойцы напряглись — в это мгновение их окатил холодный душ. Еще секунда — и гнев творцов смел бы ревнительницу порядка, но... остатки воды она опрокинула себе на прическу и спокойно удалилась.
   От посетителей жалоб не последовало.

Размер льготы

   Поминки по моему приятелю проходили в фешенебельном ресторане, поскольку хозяин заведения был родственником покойного. В самый разгар тризны ресторатор, очевидно растрогавшись моей речью, подсел рядом и проговорил в ухо, чтобы преодолеть царивший за столом гам:
   — Леня! Я дам тебе карточку на пятидесятипроцентную скидку! И ходи к нам постоянно!
   — Можно попросить меню? — отреагировал я.
   — Ты сомневаешься в нашей кухне? — обиделся хозяин.
   — Нисколько... Мне нужно... Для общего кругозора.
   — На поминках смотреть меню как-то неудобно, — упирался хозяин.
   — Ничего, я положу его на свои колени.
   Убеждения подействовали — меню принесли. В кожаной обложке. С золотым тиснением. Я изучил цены и заявил:
   — Чтобы я сюда ходил, нужно две карточки!

Скромное желание

   Классику нашего кино, заслуженному деятелю искусств России Леониду Захаровичу Траубергу гильдия кинорежиссеров России решила сделать подарок: на закате дней, в очередной раз, представила его к званию «Народный артист России». Трауберг, узнав об этом, сказал:
   — Сергей Эйзенштейн умер заслуженным деятелем искусств, а режиссер Георгий Натансон — народный артист России. Я хочу умереть в звании Эйзенштейна, а не в звании Натансона.

Творческая помощь

   Один из двух художественных руководителей студии им. Горького, режиссер Леонид Луков, сидел за огромным, тяжелым, на львиных лапах, столом и вызванивал очередного режиссера своего объединения, Сухобокова:
   — Володя, срочно зайди!
   Я, неоперившийся юнец, слушал приказ из угла кабинета хозяина.
   Сухобоков, шевеля усами, возник незамедлительно. Он казался мне тогда глубоким стариком.
   — Слушай, — проронил Луков, — я хочу тебе помочь, у тебя в сценарии «Ночной патруль» есть роль ресторанной певички.
   Сухобоков согласно кивнул.
   — Ее будет играть актриса О. — И Луков назвал фамилию актрисы, недавно вернувшейся из заключения и давно — бывшей его любовницей.
   — Но она стара для этой роли, я хотел помоложе, — робко возразил режиссер.
   — Ты тоже стар для роли режиссера, — обрезал Луков, — я возьму помоложе, — худрук показал на меня.
   Актриса снималась в фильме «Ночной патруль».

Ошибся жанром

   Молодой и поэтому самоуверенный режиссер рассказывал своим коллегам, что он начал новый для нашей страны жанр — фильм ужасов.
   После просмотра коллега в возрасте вынужден был отрезвить молодого режиссера:
   — Ты снял совсем не фильм ужасов, ты снял просто ужасный фильм.

Краткость — сестра таланта

   Режиссера Бориса Барнета пригласили вести во ВГИКе режиссерский курс. Барнет провел со студентами три занятия и перестал являться в институт. В ректорате забеспокоились и разыскали Бориса Васильевича.
   — В чем дело?
   — Ни в чем, — развел руками Барнет, — я уже рассказал все, что знал.

Экзамен на сообразительность