- Я чувствую запах лошадей, - прошептал мне на ухо вестмен. - Вы можете мне не поверить, однако я могу по запаху определить, стоят лошади или движутся. Мои старые уши меня еще не подводят: я слышу, как конь поскользнулся на траве. Сейчас команчи бросятся на штурм.
   Ночную тишину разорвал крик: "Нтса-хо!" На языке команчей это слово означает: "Вперед!" В то же мгновение в ответ прозвучали два выстрела из ружья Виннету, и долина огласилась неописуемым воем. Трещали револьверные выстрелы, свистели стрелы и копья, томагавки с хрустом раскраивали черепа. Однако так продолжалось недолго, и вскоре шум боя и ржание лошадей покрыло победное "И-их-иихх!" апачей.
   - Как видите, я был прав, - шепнул Олд Дэт. - Нет никакой необходимости вступать в бой, апачи справятся и без нас. К тому же у них хватает ума не преследовать убегающих команчей в темноте.
   Вой прекратился, команчи отошли. Теперь они, наученные горьким опытом, соблюдали тишину, но это была тишина поражения.
   - Мои белые братья могут спуститься, - долетел к нам снизу голос Виннету. - Сражение окончилось.
   - Команчи атаковали сразу два прохода, - объяснил он нам пять минут спустя, сидя у костра. - Но мы были готовы к нападению, и у них ничего не получилось. Воины апачей проникли в долину, и теперь ни одно движение команчей не укроется от нас.
   Виннету склонил голову, словно прислушиваясь, и в следующее мгновение вскочил на ноги. Пламя костра ярко осветило могучую фигуру молодого вождя.
   - Что случилось? - встревоженно спросил я.
   - Уши Виннету услышали, как на каменной тропе споткнулась лошадь. Ко мне скачет гонец, и ему придется спешиться, чтобы проверить, кто сидит у костра. Поэтому я встал, чтобы он издали увидел меня.
   Невероятно чуткий слух Виннету не подвел его. Вскоре к нам действительно подъехал всадник, остановил коня и спрыгнул на землю перед вождем. Тот встретил его строго: выговорил ему за то, что воин не сумел приблизиться бесшумно. Апач с уважением выслушал неприятные слова вождя, ничем не выказав своего недовольства или раздражения. Это был свободный воин, признающий волю и приказ начальника.
   - Они приближаются, - лаконично сказал он.
   - Сколько их?
   - Все. На зов Виннету откликнулись все воины. С женщинами никто не остался.
   - Как далеко они отсюда?
   - Они будут здесь на рассвете.
   - Хорошо. Пусти лошадь в табун и иди отдыхать.
   Оставшееся до рассвета время мы коротали за рассказами о событиях в Ла-Гранхе и приключениях в "Эстансия-дель-Кабальеро". А когда на востоке начала разгораться заря, Виннету встал и молча вытянул руку. Мы посмотрели в указанном направлении. Туман лежал в прерии огромным бесконечным морем, и из него один за другим выезжали конные воины. Ехавший во главе отряда всадник узнал Виннету и пустил коня рысью. В его волосах белели два орлиных пера знак вождя. За ним, выстраиваясь на ходу в шеренги, скакали остальные. Меня поразило то, что, хотя апачи не пользуются седлами и шпорами, действовали они удивительно слаженно и управляли лошадьми не хуже, а может быть, и лучше, чем солдаты европейской кавалерии. У большинства из них за спинами висели ружья, и только немногие были вооружены луками и стрелами.
   Виннету жестом приказал конникам спешиться, отдал распоряжения их предводителю, и апачи, оставив лошадей под охраной тех, у кого не было ружей, двинулись в проход. Один за другим воины карабкались по лассо на скалы и исчезали на тропе, опоясывающей долину. Виннету наблюдал за своими людьми и, когда последний из них скрылся из виду, обратился к нам:
   - Команчи погибнут.
   - Они погибнут, если ты того захочешь, - ответил Олд Дэт. - Но разве Виннету нравится убивать?
   - Нет, но они не заслуживают пощады. Что делают белые, когда один из них убьет другого? Разве они не ловят убийцу и не собирают совет, чтобы решить, как его казнить? Вы не вправе осуждать апачей за то, что они поступают так же.
   - Но мы лишаем жизни только убийцу, а ты собираешься умертвить всех команчей, и даже тех, кто не принимал участия в набеге на ваши стойбища!
   - Они виновны, ибо согласились идти в поход на нас, согласились жечь и убивать. Это они радовались мукам апачей, умерших у столбов пыток. Бледнолицые казнят даже конокрадов, а если у них похищают жену или дочь, они убивают всех, замешанных в деле. Там, в долине, скрываются похитители наших жен и дочерей, они ограбили нас! Или ты считаешь, что мы должны отпустить их с дарами?
   - Но вы можете вернуть себе ваших жен и дочерей, не убивая всех.
   - Мой брат говорит как христианин, который всегда требует от нас того, чего сам никогда не сделает. Как поступят белые с человеком, который перенесет межу или убьет зверя в чужом лесу? Его посадят в дом с решетками, который вы называете тюрьмой. Но что вы сделали с нами? Где наши прерии? Где табуны лошадей и стада скота, которые раньше принадлежали нам? Вы пришли незвано и с оружием отняли у вас кров и пищу. Вы отобрали у нас земли, а когда краснокожие противились, их убивали. Теперь ты требуешь от меня простить врагов, которым мы не причинили зла. Но разве вы не сказали: "Око за око, зуб за зуб"? Почему мы не можем поступать так же, как и вы? Но вы обзываете нас дикарями и присылаете к нам священников, чтобы обмануть нас и завладеть нашими землями. А ведь мы не причинили вам вреда! Так могу ли я пощадить команчей, если никто не щадит апачей? Хуг! Я все сказал.
   Виннету умолк, отошел от нас в сторону и в сильном волнении уставился вдаль. Справившись с обуревавшими его чувствами, он вернулся к нам и уже без гнева обратился к Олд Дэту:
   - Я долго говорил, но мой брат - человек справедливый и признает, что я был прав. Однако сердце мое не жаждет крови, а душа моя милосерднее моих слов. Я надеялся, что команчи начнут переговоры о мире, но они не сделали этого, и я буду беспощаден. И все же я отправлю к ним человека, чтобы склонить их сдаться.
   - Я очень рад! - воскликнул Олд Дэт. - Так как и я виноват в том, что они угодили в ловушку.
   - Ты не должен укорять себя, я перебил бы их и без твоей помощи.
   - Знаешь ли ты, что еще один отряд команчей направляется сюда?
   - Виннету пришлось пробираться между их отрядами, и он сосчитал команчей. Я уничтожу их так же, как и воинов Белого Бобра, если они не попросят пощады.
   - Тогда тебе следует торопиться, пока к команчам не подошла подмога.
   - Виннету ничего не боится, но он не станет медлить. Он прямо сейчас пошлет человека к команчам. Не согласится ли мой брат пойти к ним и склонить их к миру?
   - Я согласен. Скажи свои условия.
   - За каждого убитого апача они дадут пять лошадей, за каждого умершего у столба пыток - десять.
   - Это немного, но, с тех пор как в прерии появились белые, табуны мустангов встречаются все реже и реже.
   - Мы требуем вернуть нам наших женщин и детей и все, что они украли в наших вигвамах. Пусть команчи также назначат место, где встретятся вожди апачей и команчей, чтобы договориться о мире. Пока не будут выполнены все условия, команчи, которые должны были сегодня погибнуть, останутся нашими пленниками.
   - Мой брат добр и великодушен. Я согласен немедленно идти к команчам и передать его условия.
   Олд Дэт вскинул на плечо ружье, срезал с куста зеленую ветку - знак парламентера у индейцев - и исчез в узком проходе вместе с Виннету. Миссия его была небезопасной, но старый вестмен не испытывал страха.
   Через десять минут вождь апачей вернулся: переговоры начались, и ему оставалось только ждать, чем они закончатся. Он тем временем повел нас к табуну, где выбрал для нас по коню в подарок. Признаться честно, я до сих пор не видывал таких скакунов. Кузнецы долго ходили вокруг своих лошадей, похлопывали их, разглядывали и не могли налюбоваться. Негр радовался как ребенок рождественскому подарку и приговаривал:
   - Ох! Какой конь получить Сэм! Он черный, как Сэм! Мы очень подходить друг другу! Ох!
   Наконец через три четверти часа вернулся Олд Дэт, хмурый и озабоченный. Против моих ожиданий, команчи, по-видимому, не согласились принять условия Виннету.
   - Мой брат хочет мне поведать то, что я и так предвидел, - произнес Виннету при его появлении. - Команчи предпочитают умереть, но не просить о мире.
   - К сожалению, ты прав, - сокрушенно покачал головой вестмен.
   - Великий Дух не хочет спасения команчей и лишил их рассудка за то, что они напали на наши стойбища. По какой причине они отказались?
   - Команчи надеются победить вас в утренней схватке.
   - Ты сказал им, что сюда прибыли еще пятьсот воинов апачей? Знают ли они, что мы оцепили всю долину?
   - Они не поверили и смеялись мне в лицо.
   - Их ждет смерть. Никто не сумеет им помочь.
   - У меня кровь стынет в жилах, когда я думаю о том, что за считанные минуты погибнет пять сотен молодых краснокожих воинов!
   - Мой брат мудр и справедлив. Виннету не знакомы ни страх, ни тревога, но когда он думает, что стоит ему подать рукой знак и раздастся залп из всех ружей, рука его начинает дрожать и наливается свинцом. Я попытаюсь сам уговорить их. Пусть Великий Маниту поможет мне открыть им глаза и просветить их умы!
   Я и Олд Дэт проводили Виннету к завалу, где вождь вскарабкался по лассо на тропинку и двинулся по ней в полный рост, не прячась, чтобы команчи могли видеть его. Не успел он сделать и двух шагов, как вокруг него стали свистеть стрелы, из которых, к счастью, ни одна не задела вождя апачей. Прогремел выстрел из ружья Белого Бобра, теперь принадлежавшего новоиспеченному вождю команчей, но Виннету спокойно шагал дальше, словно не заметив пули, расплющившейся о скалы рядом с его головой. Он остановился у огромного валуна и заговорил громко и внятно, затем поднял руку и обвел ею долину - по его знаку апачи, прятавшиеся в скалах, встали во весь рост, и мы увидели, как их много. На месте команчей даже безумец понял бы всю отчаянность своего положения, и это свидетельствовало в пользу Виннету, открывшего свои карты, чтобы дать врагам последний шанс на спасение.
   Внезапно Виннету умолк и бросился на землю. Мгновение спустя раздался гром выстрела.
   - Вождь команчей снова выстрелил в Виннету. Он пулей ответил на предложение сдаться, - с горечью заметил Олд Дэт. - Апач увидел, что в него целятся, и успел увернуться. Теперь очередь за ним. Смотрите!
   Так же внезапно Виннету вскочил на ноги, мгновенно вскинул свое серебряное ружье и выстрелил, почти не целясь. В ответ по долине прокатился вой команчей.
   - Виннету не промахнулся! Команчи снова остались без вождя, - сказал Олд Дэт.
   Тем временем Виннету снова выпрямился, поднял руку вверх и опустил ее. Апачи подняли ружья, и свыше четырехсот стволов выплюнули горячий свинец в долину.
   - Пойдемте отсюда, джентльмены, - попросил со страдальческим лицом Олд Дэт. - Лучше не смотреть на это избиение. Даже мне, старику, становится не по себе, хотя я признаю, что команчи вполне заслуживают смерти. Вы сами видели: Виннету делал все, чтобы предотвратить кровопролитие.
   Мы вернулись к лошадям, и старик, забыв, что дареному коню в зубы не смотрят, долго и придирчиво осматривал своего нового скакуна. Знаток лошадей, обладающий "конским чутьем", он не нашел в нем изъянов, но и не выказал радости - по-видимому, его мысли были в долине, где гремели залп за залпом и раздавался победный клич апачей. Пять минут спустя все стихло, и Виннету вернулся к нам.
   - Великий плач пройдет по всем стойбищам и вигвамам команчей, - серьезно и без торжества произнес он. - Ни один из воинов не вернется домой. Великий Дух пожелал, чтобы мы отомстили за смерть наших братьев, и я не мог поступить иначе, потому что враги не захотели сдаться в плен. Но нет радости в сердце Виннету, и никогда больше глаза его не взглянут на эту долину. Мои воины завершат начатое мной дело, а я немедленно уезжаю с белыми братьями.
   Полчаса спустя мы мчались прочь в сопровождении Виннету и десяти хорошо вооруженных апачей.
   Мапими есть не что иное, как обширное плоскогорье, расположенное на высоте тысяча сто метров над уровнем моря и охватывающее две мексиканские провинции Чиуауа и Чоауила. Со всех сторон, кроме северной, Мапими окружают отвесные известковые скалы, изрезанные многочисленными ущельями. Невысокие, пологие холмы покрыты песком или редкой травой, иногда встречаются одинокие деревья и чахлый кустарник. То тут, то там по пустынной равнине разбросаны скалы, а землю калечат глубокие трещины, что заставляет путешественника пускаться в объезд и давать крюк в милю, а то и более. Я ошибался, считая Мапими совершенно безводной пустыней: там есть озера, которые, хотя и пересыхают в жаркое время года, оставляют в почве столько влаги, что на их берегах хватает корма для лошадей.
   Мы направлялись к озеру, которое читатель вряд ли встретит на карте и которое называется Лагуна-де-Санта-Мария. Дорога петляла между скал, мы выбирались из одного ущелья, чтобы сразу же углубиться в другое, солнце появлялось из-за каменных стен только на короткие мгновения, иногда казалось, что мы повернули назад, и в конце концов я потерял направление. Уму непостижимо, как наши проводники находили верный путь в нагромождении скал.
   Уже под вечер мы добрались до Лагуны-де-Санта-Мария, хотя от долины, где произошла бойня, ее отделяет расстояние в десять миль. После бессонной ночи долгое путешествие показалось особенно утомительным. Деревьев в окрестностях не было, и нам пришлось разбить лагерь в зарослях неизвестного мне кустарника, колючего и чахлого. Озеро наполовину высохло, и его неподвижная поверхность выглядела неожиданно грустно. Впереди простиралась холмистая равнина, на западе солнце садилось в горы, казавшиеся красными в его лучах. Земля еще дышала дневным зноем, но ночью подул ветер, похолодало, и нам пришлось кутаться в одеяла.
   Ранним утром, все еще дрожа от холода, мы пустились в дальнейший путь. Достигнув края плоскогорья, мы снова долго петляли по ущельям, спускаясь все ниже и ниже по головокружительным уступам, похожим на гигантские ступени.
   Опасность подстерегала нас на каждом шагу. Часто дорога превращалась в тропу, над которой видна была лишь узкая полоска раскаленного неба, а внизу зияла бездна с обломками скал, словно нагроможденными руками исполина. В небе кружили грифы, не оставлявшие нас ни днем, ни ночью. Если мы останавливались на ночлег, зловещие птицы садились рядом, чтобы утром взмыть в небо и сопровождать нас дальше, пронзительными криками напоминая о своем присутствии. Иногда в скальной расщелине мелькал силуэт шакала, ожидавшего, как и грифы, когда путешественник упадет без сил от истощения или свалится в пропасть.
   К полудню мы миновали опасный каменный лабиринт, выехали на травянистую равнину и вскоре обнаружили нужные нам следы: там проскакали десять подкованных и две неподкованные лошади. Однако, судя по отпечаткам копыт, этот отряд, чувствуя погоню, мчался без отдыха всю ночь и опережал нас на шесть часов.
   Солнце уже начинало скатываться с небосклона к горизонту, когда скакавший впереди Олд Дэт остановил коня и показал нам новые следы: отряд неизвестных нам индейцев на неподкованных лошадях двигался вслед за беглецами. Определить число краснокожих, преследующих солдат Хуареса, было невозможно, так как ехали они гуськом, один за другим.
   - Не нравится мне этот след, - проворчал Олд Дэт. - Встреча с краснокожими в Мапими не сулит нам ничего хорошего.
   - Мой белый брат прав, - подтвердил Виннету. - Все апачи ушли из Мапими, чтобы принять участие в сражении, и сейчас здесь могут бродить шайки враждебных нам племен.
   Поехав дальше, мы вскоре обнаружили место, где индейцы догнали белых. Судя по следам, оба отряда какое-то время вели переговоры, а затем, найдя общий язык, отпустили проводников-апачей и продолжили путь вместе.
   К вечеру равнина сменилась холмами, поросшими низким кустарником, среди которых вился небольшой ручей. Мы остановились на его берегу и напоили лошадей, а Олд Дэт, прикрыв ладонью глаза от солнца, долго осматривался.
   - Там, ниже по течению, я вижу две темные точки. Похоже, это койоты. Но почему эти бестии спокойно сидят и не убегают? Койоты - трусливые животные и при появлении человека спешат пуститься наутек.
   - Пусть мои братья помолчат, - перебил нас Виннету. - Я слышу чей-то голос.
   В тишине со стороны койотов до нас долетели слабые крики.
   - Человек! - воскликнул Олд Дэт, вскочил в седло и помчался на зов.
   Койоты при нашем приближении поджали хвосты и затрусили прочь. Посередине ручья из воды торчала человеческая голова, над которой висела туча комаров.
   - Ради всего святого, сеньоры, помогите! - раздался полустон-полумольба. Я больше не вынесу этой пытки...
   - Что с вами? - спросил Олд Дэт по-испански, спрыгивая с коня. - Как вы оказались в воде? Что вы там делаете?
   - Меня закопали.
   - Тысяча чертей! Кто посмел закопать живого человека?
   - Индейцы и белые.
   Мы осмотрелись и действительно заметили следы тех, за кем гнались.
   - Джентльмены, за дело, - приказал нам вестмен. - Лопаты у нас нет, поэтому придется лезть в воду и откапывать беднягу руками.
   - Вы найдете лопату в ручье у меня за спиной. Негодяи бросили ее в воду и присыпали песком.
   - У вас есть лопата? - несказанно удивился Олд Дэт. - Впервые вижу, чтобы человек отправлялся в прерию и брал с собой лопату!
   - Я гамбусино, старатель. У золотоискателей всегда при себе лопата и кирка.
   Мы нашли его лопату и принялись за работу. Дно ручья было песчаное, мягкое, и копать его было нетрудно. Негодяи вбили за спиной незнакомца кол и привязали к нему его голову так, что бедняга не мог наклониться. Солнце пекло немилосердно, жажда мучила его, но напиться он не мог. Связанный по рукам и ногам, освободиться он тоже был не в состоянии. Как только мы откопали гамбусино и сняли с него ремни, он потерял сознание.
   Когда золотоискатель пришел в себя, мы отнесли его в наш лагерь на берегу ручья. Переодевшись в сухую одежду и подкрепив свои силы куском жареного мяса, незнакомец рассказал нам о своих злоключениях:
   - Последнее время я работал старателем на приисках в горах, примерно в дне пусти отсюда. Бонанса (Так горняки называют богатый рудный карман. В США это слово (американское произношение "бонанзе") приобрело специфическое значение: "выгодное предложение", "золотое дно".) там богатая, народу работает на ней много, и я подружился с одним человеком по имени Хартон...
   - Хартон? - неожиданно перебил Олд Дэт. - А как его полное имя?
   - Фред Хартон, он из Нью-Йорка, и ему уже под шестьдесят.
   - Он что-нибудь рассказывал вам о себе?
   - Он вдовец, жена давно умерла, а сын работает в Фриско. Вы знакомы с Фредом?
   Непонятное волнение охватило старика, глаза сверкали, на впалых щеках проступил багровый румянец. Усилием воли он взял себя в руки и продолжил расспросы, но уже обыденным, ровным тоном.
   - Я встречался с ним, но это было очень давно. Тогда фортуна улыбалась ему, он пустился в торговлю и разбогател. Вы что-нибудь слышали об этом?
   - Кое-что он мне рассказывал. Он выходец из порядочной и обеспеченной семьи, получил образование, со временем нажил капитал и открыл большой магазин, но его родной брат присосался к нему, как пиявка, и промотал его состояние.
   - А как звали этого негодного брата?
   - Генри.
   - Все сходится, ошибки быть не может. Очень надеюсь вскоре увидеть вашего товарища.
   - Боюсь, что вам больше никогда не свидеться. Негодяи, закопавшие меня здесь, увели его с собой, и жить ему осталось недолго.
   - Как все произошло?
   - Да я ведь и начал было рассказывать все по порядку, но вы меня перебили. Итак, непутевый брат пустил на ветер все состояние Хартона, но, как мне кажется, Хартон любит его и называет не иначе, как "бессовестный мальчишка". Знаете, как бывает: уж не повезет, так не повезет. Так случилось и с Хартоном: разорившись, он брался за любую работу, был рабочим, вакеро, гамбусино, но несчастья преследовали его, и он влачил нищенское существование.
   - Ему нельзя было браться за то, что он не умеет делать!
   - Легко сказать, сеньор. Тысячи людей занимаются тем, к чему меньше всего пригодны. А может быть, его брат тоже был когда-то золотоискателем, и он надеялся, что встретит его на одном из приисков?
   - Вряд ли. Если бы его брат был удачливым гамбусино, зачем бы ему понадобилось разорять Хартона? У него и так хватало бы денег!
   - Деньги быстро кончаются, особенно, если швырять их направо и налево, а негодяй был известный мот. Возможно, Хартон думал, что брат взял у него деньги на время и отправился снова попытать счастья на приисках. Как бы то ни было, Хартон в конце концов попал в Чиуауа и нанялся к моему хозяину. Там я с ним и познакомился. Золотоискатели - народ завистливый и недружелюбный, но он мне понравился, и мы с ним больше не расставались.
   - Как зовут вашего хозяина?
   - Дэвис. Мистер Дэвис, - сразу же поправился гамбусино.
   - Тысяча чертей! Сеньор, не говорите ли вы по-английски?
   - Так же хорошо, как и по-испански.
   - Будьте так любезны, перейдите на английский язык. Среди нас есть два джентльмена, не владеющих испанским, а ваш рассказ будет им очень интересен, и Олд Дэт кивнул в сторону отца и сына Ланге.
   - Почему? Кто они такие? - спросил изумленный гамбусино.
   - Сейчас узнаете. Мистер Ланге, позвольте вам объяснить: этот человек старатель и работает на некоего мистера Дэвиса из Чиуауа.
   - Что вы сказали? Мистера Дэвиса? - воскликнул Ланге. - Да ведь это хозяин моего зятя!
   - Да вы не волнуйтесь так, сэр. Дэвисов и в Штатах и в Мексике пруд пруди, может быть, это другой человек.
   - Если вы говорите о Дэвисе-золотодобытчике, то здесь ошибки быть не может. В наших краях такой Дэвис один, - сказал гамбусино.
   - Да, это он! - не мог успокоиться Ланге. - Вы его знаете?
   - Мне ли его не знать? Я на него работаю.
   - Может быть, вы знаете и моего зятя?
   - Может быть, и знаю, да только сначала скажите, как его зовут.
   - Ульман.
   - Знаю, как не знать?! Он управляющий на рудниках, а скоро станет компаньоном хозяина. И дочку вашу знаю. Так вы, значит, решили ее навестить? Ну тогда вам лучше ехать прямиком на прииски в горах, а не в Чиуауа. Ваш зять сам случайно наткнулся на жилу, и сейчас он там с семьей и с рабочими.
   - Что вы говорите! Ты слышишь, Билл?
   Но Ланге-сын онемел от радости и только кивал головой. Мы тоже радовались удаче наших друзей, один Олд Дэт хмурился и что-то ворчал себе под нос. Выждав, когда поутихли восторженные возгласы, гамбусино продолжил:
   - Мы с Хартоном помогли им обустроиться на бонансе, а сами подались в Мапими, в надежде, что нам тоже повезет. Три дня мы бродили по тем местам, но не нашли и следов золота. Наконец мы решили попытать счастья на ручье. Вот тут-то они нас и обступили. Человек сорок краснокожих из племени чимарико и десять белых.
   - Чимарра? Они очень воинственны, но предпочитают не нападать на белых. Странно. Что им от вас понадобилось?
   - Чимарра не друзья и не враги белых, поэтому никогда не знаешь, чего от них ожидать. Они немногочисленны и не решаются открыто выступать против поселенцев, но доверять им нельзя.
   - Тем более я не понимаю, почему на этот раз они решили напасть на вас. Вы чем-то их обидели?
   - Ни единым словом. Но у нас были хорошие лошади, оружие, провиант, инструменты и все необходимое для длительного пребывания в пустыне.
   - Понимаю, разбойники решили поживиться.
   - Они окружили нас и спросили, что мы здесь делаем. Мы не стали скрывать правду, индейцы обозвали нас ворами. Это их земля, сказали они, и все, что лежит на поверхности или спрятано в глубине, принадлежит им. Поэтому они потребовали, чтобы мы отдали им наше имущество.
   - И вы отдали?
   - Хартон отдал без спору, а я схватился за ружье, но краснокожие набросили на меня лассо и связали, а белые и не подумали вступиться за нас. Наоборот, они принялись расспрашивать нас о бонансе и как туда проехать. Я отказался говорить, и тогда они избили меня и закопали в ручье, а Хартона секли плетьми, пока он все не рассказал. Но все же бандиты не поверили ему до конца и взяли с собой как проводника, угрожая ему пытками, если он не приведет их к бонансе к завтрашнему вечеру.
   Я поражался: Олд Дэт, несгибаемый старый вестмен, никогда не терявший присутствия духа, пребывал в смятении! Голос его дрожал, а на лице застыла гримаса беспощадной решительности.
   - Вы уверены, что они направились к бонансе?
   - Я слышал, как они сговаривались напасть на лагерь старателей, перебить всех и забрать золото. Да и индейцам там будет чем поживиться: боеприпасы, оружие и многое другое.
   - Тысяча чертей! Лакомый кусочек для негодяев! Как далеко отсюда бонанса?
   - Они будут там завтра к вечеру, если Хартон не догадается провести их окольными путями. Я надеялся, что кто-нибудь освободит меня и я смогу уговорить моего спасителя помчаться к бонансе и предупредить о нападении. Сам я, увы, остался без коня.
   Старый вестмен молча смотрел вдаль, погруженный в раздумья. Мы не вмешивались в беседу, понимая, что все происшедшее имеет для него какое-то особенное, чуть ли не роковое значение.
   - Я бы предпочел тронуться в путь немедленно. Можете ли вы описать мне дорогу так, чтобы не заплутать ночью?
   Гамбусино отрицательно покачал головой.
   - Ночью, в темноте, вы обязательно собьетесь с пути и только зря потеряете время. Тем более, что найти бонансу трудно даже днем.
   - Так и быть. Подождем до утра. Насколько я знаю, золотоносные жилы выходят на поверхность в ущельях возле рек и ручьев. Опишите мне, где находится ваша бонанса.