- Там вы и познакомились с Гарри?
   - С Гарри? - переспросил он со странной улыбкой. - Я давно с ним знаком. Встречались с ним и в Нью-Венанго, и в Омахе, где у него живет брат, да и в других местах.
   - Расскажите мне о нем. Мальчик заинтересовал меня.
   - Только не сейчас. Ваш рассказ так разволновал меня, что мне недостанет сил на такой разговор. Потом я расскажу вам все, что знаю. Он не сообщил вам, что ему нужно было в Нью-Венанго?
   - Нет, он сказал только, что заехал туда по пути.
   - Все сходится! Но вы уверены, что ему удалось избежать опасности?
   - Совершенно уверен.
   - А видели вы, как он стреляет?
   - Я ведь уже говорил, что он пулей сшиб цветок на моей шапке. Необыкновенный мальчик!
   - Да-да, вы правы. Необыкновенный! Его отец - старый опытный траппер, он сам льет пули, и они всегда попадают в цель. От него Гарри и научился стрелять. И не думайте, что он стреляет, только чтобы покуражиться. Когда в том будет необходимость, он не даст промаха.
   - А где же его отец?
   - То тут, то там... Он старый бродяга, но я вас обязательно с ним познакомлю.
   - Мне было бы очень приятно, сэр.
   - Вы заслужили его благодарность.
   - Что вы, не стоит говорить о таких пустяках.
   - Не скромничайте. Я уже успел узнать вас и понял, что вы не из породы хвастунов. Вот вам кольцо. Когда-нибудь вы поймете, как я вам доверяю, и оцените мой поступок. - Он с непонятной мне многозначительностыо посмотрел на меня. - Пойду-ка я сменю Виннету на часах. А вы ложитесь спать и наберитесь сил для завтрашнего перехода. Завтра и нам и лошадям придется несладко - за один день придется покрыть расстояние до Манкисити.
   - Но ведь вы собирались завтра добраться только до Грин-Парка. К чему такая спешка?
   - На то есть свои причины. Спокойной ночи.
   - Удачи вам, и не забудьте разбудить меня, когда придет время менять вас в карауле.
   - Спите. Позвольте и мне сделать хоть что-то для вас. Я у вас в долгу.
   Мной овладели странные и противоречивые чувства. Я ворочался с боку на бок и не мог уснуть, пытаясь найти хоть какое-то объяснение поведению вестмена, но догадки сменяли одна другую, и все они казались нелепыми или неубедительными. Воспоминания страшного вечера, когда я чуть было не изжарился живьем, когда в пламени сгорели десятки людей, вывели меня из состояния душевного равновесия, а подробности трагедии, разыгравшейся в овраге, стояли у меня перед глазами. Кошмарные картины перемежались наплывавшим на них лицом Олд Файерхэнда, на котором застыла странная гримаса напряжения и муки, а в ушах звучали его слова: "Я у вас в долгу".
   Проснувшись на рассвете, я увидел, что у костра никого нет. Оба моих товарища должны были находиться где-то поблизости, так как над огнем висел котелок с водой, рядом лежало нарезанное ломтями мясо, оставшееся от ужина, и стоял развязанный мешок с мукой для лепешек.
   Откинув одеяло и вздрагивая от утренней прохлады, я направился к ручью, чтобы умыться, и увидел Виннету и Олд Файерхэнда сидящими на берегу. Заметив мое приближение, они умолкли, из чего можно было заключить, что они говорили обо мне.
   Через полчаса мы уже скакали в направлении долины Манкисити, лежавшей в двадцати милях от Миссури. Отдохнувшие за ночь лошади резво бежали в утренней прохладе. Оба моих друга время от времени поглядывали на меня, и мне показалось, что оба они стали относиться ко мне по-другому, с большим уважением и любовью.
   В полдень мы сделали привал, и Олд Файерхэнд ушел на разведку, а я достал из мешка наши припасы. Виннету растянулся на траве рядом, наблюдая за мной, и вдруг неожиданно сказал:
   - Мой брат отважен, как сокол, и нем, как скала.
   Я ничего не ответил на это необычное вступление.
   - Он умчался сквозь пламя горящей нефти и ни одним словом не обмолвился об этом своему брату Виннету, - продолжил вождь апачей.
   - Язык мужчины, - ответил я, - как нож в ножнах. Он слишком остр для игры.
   - Мой брат мудр, и его уста говорят правду, но Виннету грустит, потому что сердце его любимого брата закрыто перед ним, как скала, внутри которой хранятся золотые самородки.
   - Но разве сердце Виннету всегда было открыто для меня?
   - Кто как не Виннету открыл моему брату тайны лесов и прерий? Кто как не Виннету научил его читать следы, убивать врага, снимать скальп и всему тому, что должен уметь великий воин?
   - Все это сделал Виннету, но разве он поведал мне об Олд Файерхэнде, который властвует в его сердце, и о женщине, память которой Виннету хранит до сих пор?
   - Виннету любил ее, а любовь не живет на губах. Почему мой брат не рассказал мне о мальчике, которого он вынес из огня?
   - Я не люблю хвастовства. Ты знаешь этого мальчика?
   - Я носил его на руках, показывал ему цветы на полях и деревья в лесу, рыб в воде и звезды на небе. Я научил его пускать стрелу из лука и усмирять дикого мустанга. Я подарил ему язык краснокожих мужей, и я же подарил ему пистолет, пуля из которого убила Рибанну, дочь ассинибойнов.
   Застыв от удивления, я глядел на него. Во мне просыпалось чувство, которое я не осмелился высказать словами. Может быть, я бы и решился сделать это, но возвратился Олд Файерхэнд, и мы занялись приготовлением обеда. Мои мысли витали вокруг того, что сообщил мне Виннету, я вспомнил слова Гарри и пришел к заключению, что отцом мальчика был не кто иной, как Олд Файерхэнд. Его вчерашнее поведение только подтверждало правильность моей догадки.
   Отдохнув, мы опять тронулись в путь. Кони, словно предчувствуя скорый отдых, ожидающий их в конце пути, бежали легко и быстро, и, когда уже смеркалось, перед нами показалась горная цепь, за которой простиралась долина Манкисити. Спустя несколько часов мы въехали в глубокий овраг, ведущий, как мне показалось, прямо к реке.
   - Стой! - раздалось неожиданно из кустов, и мы увидели нацеленное на нас ружье. - Пароль!
   - Мужество.
   - И?
   - Молчание, - ответил Файерхэнд, пытаясь за колючими ветками разглядеть лицо спрашивающего.
   Наконец из кустарника вышел человек, увидев которого я обомлел. Из-под печально обвисших полей фетровой шляпы, чей возраст и цвет привели бы в изумление даже видавшего виды вестмена, выглядывала обросшая густой поседевшей щетиной физиономия, украшенная носом размером с добрый флюгер. Маленькие плутовские глазки, словно ощупывая нас, перебегали с одного лица на другое. Небольшое тело скрывала невероятного покроя куртка, сшитая из грубо выделанной кожи, болтавшаяся на нем как на вешалке. У человека был вид ребенка, для забавы надевшего куртку деда. Он крепко стоял на земле, опираясь на пару тощих и кривых ног в обтрепанных охотничьих штанах, из которых хозяин, казалось, вырос лет десять назад. Сапоги ему были явно велики, и казалось странным, что он не выпрыгивает из них прямо на ходу. Словом, это был Сэм Хокенс собственной персоной!
   В руке он держал старое ружье, к которому я не отважился бы прикоснуться из опасения, что оно выстрелит в меня, но вид у него был гордый и независимый.
   - Сэм Хокенс! - обратился к нему с упреком Олд Файерхэнд. - Неужели твои глазки настолько ослепли, что ты спрашиваешь пароль у меня?
   - Никак нет, сэр. Просто я считаю необходимым напоминать проезжим об обязанности помнить пароль и соблюдать наши правила. Сердечно приветствую вас, джентльмены. Ну и радости же будет в лагере! Я вне себя от счастья, что снова вижу моего гринхорна, которого теперь все зовут Олд Шеттерхэндом, и великого вождя апачей Виннету, чтоб мне лопнуть!
   Он протянул ко мне обе руки, я спрыгнул с коня, в мы обнялись, от чего его куртка заскрипела, словно пустой деревянный короб. Я заметил, что вестмен сдал. На его дубленом лице появились новые морщины, а доселе черные усы и борода поседели.
   - Я снова вижу вас, дорогой Сэм, - сказал я, искренне радуясь встрече. Признайтесь честно, вы говорили Олд Файерхэнду, что давно знаете меня, что мы друзья и что вы были моим наставником?
   - Был грех, хвастался, и не раз.
   - А он ни словом не обмолвился, что я встречу здесь вас!
   Олд Файерхэнд улыбнулся моему упреку и произнес:
   - Мне хотелось порадовать вас приятной неожиданностью. Как вы уже убедились, я много слышал о вас из первых рук. Мы часто говорили о вас. Вы встретите здесь еще двух ваших старых знакомых.
   - Дика Стоуна и Билла Паркера? Неразлучных друзей Сэма?
   - Ну, конечно. Представляю, как они обрадуются вашему неожиданному появлению. Сэм, кто сегодня дома?
   - Все, кроме Билла Балчера, Дика Стоуна и Гарриса, которые отправились за мясом. Наш маленький сэр тоже здесь.
   - Я уже знаю об этом. Как вам здесь жилось? Краснокожие не беспокоили?
   - Спасибо, сэр, как у Христа за пазухой. А что касается краснокожих, никак не вспомню, когда последний раз видел их. Моя старушка Лидди, - тут он ткнул пальцем в свое допотопное ружье, - очень по ним соскучилась.
   - Как наши капканы?
   - Принесли неплохой урожай, чтоб мне лопнуть! Сами увидите, сэр. Путь свободен, можете ехать, джентльмены.
   Он повернулся к нам спиной, продрался сквозь колючие заросли и снова занял свой пост в гуще кустарника, а мы поехали дальше. Сэм Хокенс наверняка сторожил вход в "крепость", и я стал внимательно смотреть по сторонам, чтобы увидеть ворота.
   Внезапно перед нами открылся проход, но такой узкий, что приходилось остерегаться, как бы не задеть коленями за его скальные выступы. Сверху нависали кусты ежевики, по проходу тек ручей, в каменистом русле которого не оставалось следов. Через полсотни метров стены стали сдвигаться над нами; казалось, что дальше пути нет, однако Олд Файерхэнд упрямо ехал вперед и вдруг словно растворился в стене. Вслед за ним исчез Виннету, а я, подъехав поближе, увидел разгадку тайны: естественный полог из плетей дикого вьюнка скрывал вход в настоящий тоннель, где царила кромешная тьма.
   Мы еще долго пробирались по узкому каменному лабиринту; наконец впереди забрезжил свет, и мы снова въехали в скальную расщелину, как две капли воды похожую на ту, что привела нас к тоннелю. Через пять минут мы миновали ее, и я чуть не вскрикнул от удивления.
   Перед нами простиралась широкая долина, вокруг которой высились отвесные скалы. Табун лошадей и мулов мирно щипал травку. Около них лениво бродили псы, внешне напоминавшие волков, из той особой породы, которую индейцы используют для охраны своих табунов. В стороне от них, высунув языки, на траве лежала стая других собак - маленьких и быстро толстеющих пимо, чье мясо, как и мясо пумы, считалось изысканным лакомством.
   - Вот это и есть моя крепость, - произнес Олд Файерхэнд. - Здесь нам не грозит никакая опасность.
   - Можно ли проникнуть сюда другим путем? - спросил я.
   - Нет. С другой стороны сюда не заберется даже мышь. Индейцы и не догадываются о существовании этой долины.
   - Как же вы ее открыли?
   - Как-то на охоте я погнался за енотом, и он привел меня сюда. Я, конечно, сделал долину своим владением.
   - Один?
   - Поначалу один. Я не раз спасался здесь от индейцев, а потом собрал моих товарищей, мы сообща охотимся и боремся с зимой.
   Раздался пронзительный свист, и из кустов начали выходить люди, в которых даже неискушенный человек с первого взгляда узнал бы свободных граждан Дикого Запада. С радостными восклицаниями они окружили нас, приветственно хлопали по плечам, радостно пожимали руки.
   Привыкший к сдержанному поведению индейцев, Виннету чувствовал себя не в своей тарелке среди шумной компании. Он потихоньку выскользнул из толпы, расседлал коня, потрепал его по шее, давая понять, что тот должен сам позаботиться о своем ужине, и удалился.
   Я решил последовать его примеру, пустил Сволоу пастись, а сам отправился осматривать долину. Видимо, когда-то в доисторические времена раскаленные каменные массы вздулись от внутреннего напряжения, словно мыльный пузырь, и лопнули. Солнце, ветер и дожди за тысячу лет разрушили каменную твердыню и превратили гигантскую воронку в долину, а ручей, бьющий из-под земли, проложил в скалах тоннель, по которому мы и проникли сюда.
   Я шел по краю долины вдоль отвесных скал. То тут, то там я видел пещеры, занавешенные шкурами диких животных. На высоком уступе стоял шалаш, к которому вела узкая тропинка с вырубленными в каменной стене ступенями. Я решил подняться туда, чтобы осмотреть долину сверху.
   Когда я уже был наверху, из шалаша вышел мальчик, не замечая меня, встал у самого обрыва и, прикрыв ладонью глаза от солнца, устремил взгляд в долину. Одет он был в пеструю охотничью рубаху из грубой ткани, потрепанные штаны и маленькие мокасины, вышитые бисером и украшенные иглами дикобраза. На голове был повязан красный платок, и такого же цвета шарф опоясывал его тонкую фигуру.
   Услышав шум шагов, мальчик оглянулся, и я, к моей радости, узнал Гарри.
   - Возможно ли это? - воскликнул я.
   Глаза мальчика смотрели на меня холодно и неприязненно.
   - К сожалению, возможно. Хотя я предпочел бы не встречаться с вами, ответил он. - По какому праву вы нарушаете покой нашего лагеря?
   "Неужели я заслужил такой прием?" - мысленно спросил я себя, но вслух произнес совершенно другое. В моем голосе не было угрозы, только холодное предостережение:
   - Я полагаю, вы еще пожалеете об этих словах.
   Отвернувшись, я стал осторожно спускаться в долину. Как я уже догадался, Гарри был сыном Олд Файерхэнда, хотя сама история его рождения оставалась для меня тайной. Он был еще слишком молод, и следовало делать скидку на его возраст, но я почувствовал себя уязвленным, не понимая, почему он считал меня трусом.
   К вечеру посреди долины разожгли большой костер, вокруг которого собрались все жители крепости. К Гарри, как я уже убедился, они относились как к равному, он сидел среди взрослых и вел с ними мужские беседы, избегая смотреть на меня.
   Выслушав рассказ о последнем происшествии в окрестностях, я встал и пошел к лошади. Уже в нескольких шагах от костра темнота сомкнулась вокруг меня. Над головой мерцало небо, усеянное тысячами тысяч звезд, даривших свой свет иным, более счастливым, чем Земля, мирам, где люди не нападают друг на друга с оружием в руках.
   Сволоу встретил меня радостным ржанием и принялся тереться головой о мое плечо, а я рукой трепал его гриву: с тех пор как он вынес меня из моря пламени, я еще сильнее полюбил его.
   Внезапно конь фыркнул и я оглянулся. От костра кто-то приближался ко мне. Это был Гарри.
   - Извините, если я помешал вам, - произнес он с неожиданным смущением в голосе. - Мне хотелось поблагодарить Сволоу за то, что он спас меня. Я обязан ему жизнью.
   - В самом деле? Мой конь к вашим услугам. Но мне не хотелось бы смущать вас своим присутствием, поэтому - спокойной ночи.
   Но не успел я сделать несколько шагов, как Гарри позвал меня:
   - Остановитесь, сэр!
   Он подошел ко мне и с дрожью в голосе, не скрывая волнения, сказал:
   - Я обидел вас, простите меня.
   - Вы не можете меня обидеть, - ответил я холодно. - Чтобы обидеться, мне придется стать с вами на одну доску. Самое большее, на что вы можете рассчитывать, - снисхождение.
   Прошла целая минута, прежде чем он нашелся что ответить.
   - Простите мне мою ошибку, - выдавил он.
   - Людям свойственно ошибаться, поэтому мне нечего прощать вам.
   - Я постараюсь больше не пользоваться вашей снисходительностью.
   - Однако я, несмотря ни на что, готов предоставить ее вам в любую минуту.
   Я снова попытался уйти, но Гарри остановил меня, положив руку на плечо.
   - Вы дважды за одну ночь спасли жизнь моему отцу. Я хотел поблагодарить вас за это и сказать, что вы имеете право на самые резкие слова. Я узнал ваше имя, и мне рассказали о ваших заслугах.
   - Любой вестмен сделал бы на моем месте то же самое. А что касается заслуг, то есть люди, у которых их несравненно больше, чем у меня. Не смотрите на случившееся сквозь призму сыновней любви.
   - Раньше я был несправедлив к вам, теперь вы несправедливы к самому себе. Неужели вы так же относитесь и ко мне?
   - Ну уж к вам-то я никогда не относился несправедливо.
   - Тогда разрешите обратиться к вам с просьбой.
   - Сколько угодно.
   - Если я совершу что-то плохое или недостойное, браните меня, но не говорите о снисхождении. Прошу вас.
   - Согласен.
   - Спасибо, сэр. А теперь давайте вернемся к костру, пожелаем всем спокойной ночи, и я провожу вас в отведенные для вас покои. Лучше лечь пораньше, завтра надо встать с рассветом.
   - Зачем?
   - Я поставил капканы на бобров у Бифока и приглашаю вас пойти со мной за добычей.
   Он провел меня к пещере, приподнял полог из шкур, пропуская меня внутрь, и зажег свечу из оленьего жира.
   - Здесь вы можете спать, не опасаясь, что проснетесь с ревматизмом или насморком, - сказал он.
   - Вы считаете, что я настолько изнежен, что на свежем воздухе начинаю чихать и кашлять?
   - Что вы, сэр! Но дело в том, что ночи в долине холодные и сырые, а мне хотелось бы, чтобы вам у нас было удобно. Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Спокойной ночи!
   Он подал мне руку и вышел, дружелюбно улыбнувшись на прощание. Оставшись один, я внимательно осмотрел мое пристанище, напоминавшее скорее монашескую келью. Это была не естественная пещера, как мне вначале показалось, а вырубленный в скале человеческой рукой грот. Каменный пол был устлан шкурами, у стены стоял сколоченный из толстых бревен топчан с ворохом шерстяных одеял. На колышках, вбитых в трещины гранитных скал, висели охотничьи принадлежности. Судя по всему, Гарри уступил мне собственное жилище.
   Огромная усталость, внезапно навалившаяся на меня, была главной причиной того, что я остался в тесной келье: тот, кто привык к бесконечному простору прерии, с трудом переносит тюрьму, которую люди гордо именуют домом.
   В пещере было тихо, поэтому я спал как убитый и проснулся позже, чем обычно, да и то меня разбудил чей-то голос:
   - Сэр, я готов подумать, что подушка и одеяло вам милее доброй охоты. Но учтите, что дичью, съеденной во сне, сыт не будешь.
   Я вскочил на ноги и, еще не отойдя от сна, с недоумением уставился на человека у входа в пещеру. Это был Сэм Хокенс в полном трапперском снаряжении.
   - Через минуту я буду готов, дорогой Сэм.
   - Поторопитесь, маленький сэр уже давно ждет нас и горит нетерпением показать вам свои угодья.
   - Вы идете с нами?
   - Придется, чтоб мне лопнуть. Мальчику не по силам тащить на себе все снаряжение, а Олд Шеттерхэнд не вьючное животное.
   Гарри ждал нас у выхода из долины. Сэм забросил на спину полдюжины капканов и поспешил к мальчику.
   - Мы идем пешком? - спросил я.
   - Разве ваш конь умеет ставить силки или ловить бобров на дне реки? Надо поторапливаться, чтобы успеть вернуться до обеда, иначе нам придется поститься до вечера, - ответил Сэм. Он был все такой же неунывающий шутник.
   - Но мне надо напоить лошадь!
   - Не беспокойтесь, Гарри уже все сделал.
   Его слова обрадовали меня: Гарри позаботился о моем коне, а тем самым и о его хозяине. Да, Олд Файерхэнд сумел объяснить сыну, какого обращения я заслуживаю.
   Когда мы уже направились к выходу, к нам подошел Виннету.
   - Сын Рибанны силен, как взрослый воин, от его глаз не ускользнет ни один бобр, а рука не сможет унести все шкурки, какие он сумеет добыть, - проговорил он в своей обычной сдержанной манере. Заметив, что я оглядываюсь и ищу взглядом Сволоу, Виннету добавил: - Мой брат может не беспокоиться, я позабочусь о его коне.
   Миновав узкий овражек, отделявший нашу "крепость" от равнины, мы пошли вдоль ручья, пока не добрались до того места, где он впадал в небольшую речушку, змеившуюся по Манкисити. По ее берегам росли деревья, дикий виноград опутывал стволы, переплетаясь с ветками, свисал вниз, живой паутиной покрывая землю.
   Сэм Хокенс шел впереди, и я, глядя на его сгорбленную фигуру с капканами на спине, вспоминал, как по улицам моего родного города ходили бродячие торговцы мышеловками. Сходство было поразительное, с той лишь разницей, что Сэм не кричал, нахваливая свой товар, а шел совершенно бесшумно. Его ноги сами обходили те места, где мог бы остаться след, маленькие глазки буравили густые заросли. Стояла уже поздняя осень, но растительность еще не пожухла.
   Внезапно Сэм остановился, приподнял вверх ветку, осторожно выглянул из-за нее и, убедившись, что все спокойно, зашагал дальше. Гарри последовал за ним.
   - Здесь у нас протоптана тропинка к бобровой плотине, сэр, - шепнул он мне.
   Действительно, за зеленым занавесом начиналась тропинка, петляющая по густым зарослям. Еще какое-то время мы шли вдоль реки, скрытые в гуще кустов, пока Сэм не остановился и не приложил палец к губам в знак молчания. С реки доносилось тихое посвистывание.
   - Пришли, - еле слышно, одними губами, произнес Гарри. - Часовые бобров уже насторожились.
   Мы застыли как вкопанные и стояли без малейшего движения, пока свист не смолк, и только тогда осторожно двинулись дальше. Подойдя к самому берегу, мы выглянули из-за кустов, и перед нами открылся необыкновенный вид на небольшую колонию бобров.
   Реку пересекала широкая плотина, по которой даже человек мог бы перебраться на противоположный берег. Четвероногие строители работали споро и слаженно. Одни подгрызали деревья и валили их в воду, другие доставляли их к плотине, третьи, орудуя хвостом, словно мастерком, обмазывали сооружение глиной.
   На берегу восседал большой бобр, внимательно поглядывавший по сторонам. Вдруг толстяк-часовой навострил уши, издал уже знакомый нам свист и скрылся под водой. Остальные зверьки мгновенно последовали за ним, забавно шлепая плоскими хвостами по воде и разбрызгивая ее во все стороны.
   Но кто мог испугать безобидных зверьков? Самым большим и опасным их врагом остается человек. Не успел последний бобр скрыться под водой, как мы уже лежали под низко свисающими ветками пинии, с оружием в руках ожидая появления непрошеных гостей.
   Вскоре верхушки трав заколыхались, и на берег справа от нас вышли двое индейцев. У одного из них на плече висели капканы, второй нес бобровые шкурки. Он были вооружены и вели себя так, словно ожидали на каждом шагу встретить неприятеля.
   - Тысяча чертей, - прошипел сквозь зубы Сэм, - негодяи нашли наши капканы и собрали урожай, который не сеяли. Ну погодите! Старушка Лидди сейчас объяснит вам, кто хозяин капканов и шкурок, чтоб мне лопнуть!
   Он прицелился, но я, считая, что надо действовать без. шума, схватил его за плечо и удержал. С первого взгляда было ясно, что к нам пожаловали индейцы понка, а боевая раскраска на их лицах говорила о том, что они вышли на тропу войны. Возможно, поблизости была не одна сотня кровожадных головорезов, готовых примчаться на звук выстрелов и расквитаться с нами за смерть товарищей.
   - Не стреляйте, Сэм! - прошептал я. - Возьмите с собой только нож. Наверняка они здесь не одни.
   Сэм Хокенс согласился со мной, хотя у него и чесались руки всадить в краснокожих по пуле.
   - Я, конечно, понимаю, что лучше убрать их потихоньку, но я человек старый, а мой нож притупился, и мне с двумя такими молодцами не справиться.
   - Я подсоблю вам.
   - Черт бы их побрал! Четыре капкана, по три с половиной доллара каждый! А за украденные бобровые шкуры они заплатят своими.
   - Вперед, Сэм, иначе будет поздно.
   Индейцы стояли к нам спиной, занятые поиском следов на берегу. Отложив ружье и достав нож, я медленно пополз к ним, как вдруг у самого уха раздался встревоженный шепот Гарри:
   - Сэр, позвольте мне сделать это за вас.
   - Не надо, Гарри. Убийство, пусть даже врага, не забава.
   Подкравшись к индейцам поближе, я прыжком вскочил на ноги, обвил левой рукой шею того, что стоял ближе ко мне, и ударил его между лопаток. Нож с хрустом вонзился в тело, и краснокожий без стона упал на землю. Читатель должен меня понять: я не люблю убивать, но индейцы могли по нашим следам найти вход в "крепость", а я не имел права подвергать смертельной опасности жизнь остальных членов общины трапперов.
   Не теряя ни секунды, я выхватил нож из раны, чтобы помочь Сэму, но тот уже стоял над поверженным врагом и даже успел снять с него скальп.
   - Теперь ты можешь ставить силки и капканы в Стране Вечной Охоты, говорил он, деловито разглядывая скальп. - И хотя мне твоя шкурка без надобности, я все же оставлю ее на память. Вы возьмете себе второй скальп?
   - Нет, - отказался я. - Вы же знаете, Сэм, как я отношусь к этому варварскому обычаю. Удивительно, что вы к этому пристрастились.
   - У меня есть на то свои причины, сэр. Мне пришлось воевать с такими краснокожими, что у меня не осталось ни капли жалости к ним, да и они меня не жалели. Смотрите!
   Он сорвал с головы свою потрепанную временем шляпу, а вместе с ней и длинноволосый парик, под которым скрывался багровый, ужасного вида скальпированный череп. Однако это зрелище было для меня не новым, поэтому и не произвело должного впечатления.
   - Что вы скажете на это, сэр? - продолжал оправдываться Сэм. - Я носил собственную шевелюру с раннего детства, привык к ней и имел на нее полное право, чтоб мне лопнуть! И вдруг появляется дюжина индейцев пауни и отнимает у меня мое естественное украшение. Пришлось идти в город, выкладывать три связки бобровых шкур и приобретать накладные волосы. Не спорю, парик - штука удобная, особенно летом, его можно снять, если вспотеешь; за него поплатился жизнью не один краснокожий, так что теперь содрать скальп - для меня большее удовольствие, чем поймать бобра.
   Он водрузил на прежнее место парик и шляпу и хотел было продолжить свои рассуждения о пользе накладных волос и необходимости снимать скальпы с индейцев, но мне пришлось остановить поток его красноречия. В любое мгновение следовало ждать нападения, к тому же надо было торопиться предупредить об опасности жителей "крепости".