Слова Виннету поразили Гнедого Коня в самое больное место: ни один индеец не может снести обвинения в трусости. Он хотел вскочить на ноги, но апач тяжелым презрительным взглядом удержал его на месте.
   - На врага следует нападать ночью, - проворчал смирившийся вождь окананда. - Краснокожие воины всегда так поступали.
   - Только в том случае, если они действительно нападали на врага.
   - Разве я должен упрашивать бледнолицых уйти из моих владений? Разве я должен просить, когда могу приказывать?
   - Если Гнедой Конь может приказывать, то пусть приказывает, а не подкрадывается ночью, как вор. Пусть он выступит как хозяин этой страны и скажет, что не потерпит здесь присутствия бледнолицых. Пусть он назначит день, когда они должны будут покинуть его владения, и, если они не подчинятся, тогда он обрушит на них свой гнев. Если бы ты так и поступил, я считал бы тебя вождем, равным мне, но сегодня я вижу перед собой человека, по-воровски проникающего в чужой дом только потому, что он боится, что днем его оттуда прогонят палкой.
   Вождь окананда отвел взгляд от Виннету и не ответил ему.
   Я уже совершенно отпустил его, и он стоял перед нами, даже не пытаясь бежать, как человек, которого удерживают не путы, а нечто большее. Виннету, по лицу которого пробежала едва заметная улыбка, обратился ко мне с вопросом:
   - Гнедой Конь думал, что мы вернем ему свободу. Что скажет на это мой брат Олд Шеттерхэнд?
   - Он ошибся, - ответил я, подыгрывая Виннету. - Гнедой Конь уже мертв. Да поджигатель и не заслуживает иного конца.
   - Олд Шеттерхэнд убьет меня? - воскликнул окананда.
   - Убийство и наказание - это не одно и то же, - ответил я. - Ты заслужил смерть.
   - Неправда! Я нахожусь в моей стране!
   - Сейчас ты находишься в вигваме бледнолицего, и неважно, в чьих землях он стоит. По законам прерии любой, кто врывается в чужой вигвам, должен умереть. Мой брат Виннету уже сказал тебе, как следовало поступить, и я с ним согласен. Ни один белый и ни один краснокожий воин не осудят нас, если мы отнимем у тебя жизнь. Но ты знаешь, что мы не любим проливать кровь, поэтому попроси вождя апачей объяснить тебе, чем ты можешь спасти себе жизнь.
   Вождь окананда пришел сюда вершить суд и вдруг оказался в роли подсудимого. Он боялся нас, боялся смерти, хотя и пытался скрыть свои чувства. Наверное, он хотел привести еще какие-то доводы в свое оправдание, отстоять право на разбой и насилие, но ничего не мог придумать, и поэтому молчал и глядел на вождя апачей с надеждой и гневом в глазах. Я внимательно следил за его лицом и внезапно заметил, как он скосил глаза на Роллинса. Может быть, это была случайность, а может, нет, - тогда у меня не было времени задумываться над подобными загадками, - однако мне показалось, что в его взоре читалась мольба о помощи. Странно, но Роллинс действительно попытался вступиться за него.
   - Вождь апачей не жаждет крови. Даже здесь, на Диком Западе, нельзя наказывать за преступление, которое человек еще не совершил.
   Виннету пристально и с подозрением посмотрел на Роллинса и оборвал его:
   - Откуда бледнолицему знать, чего жаждет вождь апачей? Я и Олд Шеттерхэнд не нуждаемся в чужих советах, поэтому не произноси лишних слов. Мужчина не должен болтать, он должен говорить только тогда, когда другие хотят его выслушать.
   Как потом признался мне Виннету, он и сам не знал, почему предостерег Роллинса. Однако позже оказалось, что невероятное чутье апача и на этот раз не подвело его.
   - Ты слышал слова Олд Шеттерхэнда, - продолжал Виннету, обращаясь к краснокожему. - Его мысли - мои мысли. Мы не прольем твою кровь, если ты расскажешь нам всю правду. Тебе не удастся провести меня, поэтому скажи честно, зачем вы сюда пришли.
   - Уфф! - воскликнул вождь окананда. - Мы не трусы, как ты подумал, и я вовсе не отказываюсь признаться в том, что мы собирались напасть на бледнолицых и сжечь их вигвам.
   - А что вы хотели сделать с людьми?
   - Они должны были умереть.
   - Вы так решили на совете?
   Гнедой Конь колебался, по-видимому, не решаясь сказать всей правды, поэтому Виннету продолжал настаивать:
   - Вы сами так решили или кто-то подсказал вам, что бледнолицых поселенцев лучше убить?
   Краснокожий молчал, тем самым подтверждая наши опасения.
   - Гнедой Конь не может найти нужное слово, чтобы ответить на мой вопрос? не давал ему передышки Виннету. - Пусть мой брат подумает, стоит ли ему молчать. Если он хочет сохранить жизнь, то должен сказать мне, кто посоветовал им напасть на бледнолицых.
   - Разве вождь апачей предает союзников?
   - Нет, - вынужден был согласиться Виннету.
   - Поэтому и я не могу назвать имя.
   - Ты прав, предавший сторонника и друга заслуживает смерти. Однако скажи мне, он из воинов окананда?
   - Нет.
   - Он из другого племени краснокожих воинов?
   - Нет.
   - Так, значит, он белый?
   - Да.
   - Он пришел сюда вместе с тобой?
   - Его нет среди моих воинов.
   - Я был прав! Уфф! - воскликнул Виннету. - Мой брат Олд Шеттерхэнд тоже догадался, что всему виной бледнолицый. Кроме того, вы еще никого не убили. И мы вернем тебе свободу, если ты согласишься на наши условия.
   - Что я должен сделать? - спросил Гнедой Конь.
   - Ты прогонишь бледнолицего, который уговорил вас сжечь вигвам белого человека, поселившегося на вашей земле.
   Обрадованный надеждой на спасение, вождь окананда согласился выполнить наше условие, хотя было заметно, что оно ему не по вкусу. Виннету продолжил:
   - Завтра днем, при свете солнца, ты придешь сюда как вождь и потребуешь у белого человека по имени Корнер заплатить за землю, на которой стоит его вигвам, за землю, на которой пасется его скот, и за землю, на которой растет его рожь. Если он не захочет платить, то ему придется уйти отсюда, а ты можешь вернуться к нему с воинами и выгнать его силой.
   Второе условие пришлось больше по душе Гнедому Коню, однако вызвало взрыв негодования со стороны Корнера. Старик с возмущением перечислял статьи закона, говорил о правах поселенцев, но Виннету не захотел выслушать его.
   - Я знаю бледнолицых, - тоном обвинителя сказал он. - Они крадут наши земли, и если они не уважают наши права и обычаи, то и мы не должны уважать их законы. Если ты считаешь, что можешь силой удержаться здесь, оставайся, но на нашу помощь не надейся. Мы сделали для тебя все, что могли. Теперь я и Олд Шеттерхэнд выкурим трубку мира с вождем окананда.
   Корнеру не оставалось ничего другого, как замолчать. Апач достал трубку мира, закурил ее и, соблюдая обычай, произнес краткую речь о дружбе. Затем он передал трубку Гнедому Коню, а тот, после ответного слова, - мне. По окончании обряда Виннету отпер дверь, распахнул ее и сказал:
   - Пусть мой краснокожий брат возвращается к своим воинам и уводит их домой. Мы верим, что ты выполнишь наш уговор.
   Гнедой Конь без слов вышел из дома, а мы встали у окна - хотя нас и охранял "дым мира", следовало все же убедиться, что окананда ушли прочь.
   Гнедой Конь был настоящим вождем: он встал на открытом месте, чтобы луна освещала его, и свистом созвал воинов.
   - Пусть воины окананда выслушают слова своего вождя! - произнес он так громко, что было слышно даже в доме. - Я привел вас сюда, чтобы отомстить бледнолицему по имени Корнер за то, что он без нашего разрешения поселился на нашей земле. Но сегодня в его вигваме ночуют два самых славных воина гор и прерий: Виннету и Олд Шеттерхэнд, от их чутких глаз и ушей не скрылось, что мы идем сюда. Олд Шеттерхэнд вышел ко мне навстречу, его объятия лишили меня дыхания, и я попал в плен. Но я не испытываю стыда от того, что он меня победил. Я выкурил с ним и с Виннету трубку мира и считаю дружбу с ними честью для себя. Мы решили, что следует даровать жизнь белым поселенцам, если они купят у нас землю или покинут ее к указанному мною дню. Если они откажутся, то мы придем к ним и поступим с ними как с ворами. Виннету и Олд Шеттерхэнд слышат мои слова; теперь мои братья вернутся вместе со мной в свои вигвамы.
   С этими словами Гнедой Конь, не прячась, пошел к воротам усадьбы, остальные краснокожие последовали за ним. Уверенные, что вождь сдержит свое слово, мы вывели на двор лошадей и устроились спать на траве. И только Роллинс, пробормотав под нос, что "проклятым краснокожим нельзя доверять", последовал за сиу, чтобы проверить, действительно ли они убрались прочь. Его поведение и на этот раз вызвало подозрения.
   Когда мы проснулись, Роллинс с хозяином дома сидели у крыльца и о чем-то перешептывались. Корнер пожелал нам доброго утра, хотя в его голосе и не слышалось искренности: он явно злился на нас за ночное вмешательство. Он уже забыл, что если бы не мы, то индейцы беспрепятственно проникли бы в его дом и хладнокровно вырезали всю семью. Теперь поселенца заботило другое: он должен был платить или убираться вон. Я не испытывал к нему жалости: он без приглашения вторгся в чужие владения, а когда хозяева попытались указать ему на дверь, схватился за оружие. Как бы повели себя белые в любом из штатов, если бы кто-нибудь из краснокожих облюбовал себе участок в одном из городов, поселился там с семьей и твердил, что поступает по закону? Мы не стали задерживаться, поблагодарили поселенца за гостеприимство и уехали.
   Роллинс, как мы и договаривались, отправился в путь вместе с нами. Правда, поначалу нас удивляло, что он отстает, все время придерживает коня, чтобы не ехать рядом, но потом перестали обращать на него внимание. В конце концов, это его дело, а нам так было даже удобнее, потому что мы могли беседовать, не беспокоясь о посторонних ушах.
   Однако через несколько часов пути он догнал нас, чтобы начать бесконечные расспросы о количестве и качестве мехов. Особенно его интересовало, где Олд Файерхэнд хранит шкурки: в сухой пещере или в тайнике под землей. Я снова насторожился и не стал отвечать, на что Роллинс обиделся и снова отстал от нас на добрую сотню метров.
   Мы возвращались знакомым путем, но, как это делает любой вестмен, машинально вглядывались в траву в поисках следов человека и животных. В. полдень мы увидели примятую траву, спешились, присмотрелись и поняли, что здесь отдыхали люди, пытавшиеся старательно замести след.
   - Это следы бизона? - спросил нас подъехавший Роллинс.
   Виннету промолчал, но я счел необходимым ответить, дабы нс выглядеть невежливым:
   - Мне кажется, вы не так давно в прерии? Иначе сразу бы поняли, что здесь проходили люди.
   - Люди? Сомневаюсь! По-моему, люди вытоптали бы траву сильнее.
   - Вы полагаете, что человек, попавший в прерию, усердно топчет траву, чтобы его выследили и убили?
   - Конечно, нет. Но лошади оставляют более четкие отпечатки.
   - Люди, прошедшие здесь, были без лошадей.
   - Без лошадей? Странно и даже подозрительно. Насколько я знаю, в прерии невозможно выжить без лошади.
   - Я думаю так же, но разве вы не слышали, что иногда человек может попасть в переделку и потерять коня.
   - Конечно, слышал. Но странно, что коня потерял не один путник, а сразу несколько...
   Роллинс пытался играть роль умного и бывалого человека, хотя было очевидно, что читать следы он не умеет. Не понимая, зачем приказчик ведет никому не нужный спор, я отвернулся от него.
   - Что думает мой белый брат об этих следах? - обратился ко мне Виннету.
   - Здесь прошли трое белых, у них не было ни лошадей, ни ружей.
   - Мой белый брат прав. Бледнолицые шли друг за другом, след в след. Они опирались на палки. Бледнолицые опасаются погони - последний из них заметал следы.
   - Очень странно! Трое безоружных бледнолицых вдали от поселений! несмотря на необычность происходящего, я начинал тревожиться за судьбу собратьев. - С ними приключилось несчастье - кто-то напал на них и ограбил.
   - Пусть мой белый брат посмотрит сюда, на этот след. У них даже не было ножей, и они просто выломали себе по палке. Они нуждаются в помощи.
   - Виннету хочет помочь им?
   - Вождь апачей всегда помогает и белым и краснокожим, попавшим в беду. Но сегодня пусть Олд Шеттерхэнд решает, как нам поступить: он лучше знает своих собратьев. Я не доверяю людям, прошедшим здесь.
   - Почему?
   - Потому что бледнолицые заметали следы до того, как сделали привал, и лишь потом перестали. Краснокожий воин поступит так только тогда, когда хочет скрыть, откуда он пришел, и заманить врага в ловушку.
   - Может быть, они не хотят терять времени или уже чувствуют себя в безопасности?
   - Если это так, то они не вестмены, а гринхорны или люди, случайно попавшие в прерию. Надо помочь им.
   - Поможем им! - воскликнул я, внутренне радуясь благородству апача. - Тем более что нам с ними по пути.
   Мы снова вскочили на лошадей и хотели было поехать по следу, но Роллинс остановил нас.
   - К чему нам связываться с неизвестными людьми в такой глуши? Какая нам в них нужда? - с недовольной миной проворчал он.
   - Нам в них нет никакой нужды, но, может быть, они нуждаются в нас, ответил я. Его поведение снова показалось мне странным и подозрительным.
   - Но мы только зря потеряем время из-за каких-то бродяг! - упорствовал он.
   - Неужели горсть монет вам дороже чужой жизни? Если так, то вам нечего делать в прерии.
   Возможно, я ответил слишком резко, но уж больно мне хотелось осадить Роллинса. Его глаза, как мне показалось, сверкнули, но приказчик сразу же отвернулся и нехотя последовал за нами. Я не доверял ему, хотя многие торговцы, проникающие в прерию в погоне за барышами, вели себя так же, предпочитая не тратить время на помощь ближнему, если она не сулила прибыли.
   След вывел нас из леса в долину. Судя по отпечаткам ног, люди прошли здесь не более часа назад; вскоре мы увидели впереди три черные точки. Когда до них осталось полмили и мы уже могли рассмотреть, что это трое мужчин, одетых не как вестмены, один из них оглянулся и замер от страха. Остальные стремглав бросились наутек, словно надеясь опередить наших коней. Мы остановились, чтобы показать беднягам, что не собираемся преследовать их, и я закричал:
   - Стойте, джентльмены! Мы не причиним вам зла!
   Я уже успел надсадить горло криками, когда они наконец-то поняли, что никто за ними не гонится, и остановились, с опаской поглядывая на нас.
   У них не было даже ножей, а те суковатые дубинки, что они выломали в лесу, не могли служить им защитой ни от людей, ни от зверей. У одного из мужчин голова была обмотана платком, у второго рука болталась на перевязи, третий, самый молодой, был цел и невредим. На их лицах застыло выражение страха и надежды на спасение.
   - От кого вы так удираете, джентльмены? - спросил я, когда мы подъехали.
   - Откуда нам знать, кто вы такие? - ответил старший из них.
   - Кем бы мы ни были, мы и так настигли бы вас, поэтому вам нечего было спешить. Но мы честные люди и поехали по вашему следу, чтобы узнать, не нужна ли вам помощь, так как нам показалось, что вы попали в переплет.
   - Вы совершенно правы, сэр. У нас, мягко говоря, серьезные неприятности. А если сказать честно, то мы еле унесли ноги. Слава Богу, хоть живы остались.
   - Примите мои соболезнования. Но что же все-таки произошло? Из-за кого вы попали в беду?
   - Всему виной проклятые сиу-окананда.
   - Они напали на вас? Где же и когда?
   - Вчера утром, в верховьях Тарки-Ривер.
   - Как же это случилось? А может быть, вы еще не оправились от пережитого и вам тяжело рассказывать?
   - Мне, конечно, нелегко, но я готов рассказать вам все, если вы действительно честные люди. Хотелось бы услышать ваши имена.
   Он уже пришел в себя после первоначального испуга и выглядел более уверенным.
   - Извините, мы забыли представиться, - поспешил я исправить мнимую оплошность. - Краснокожий джентльмен - вождь апачей Виннету, мое имя ничего не скажет, но в прерии меня зовут Олд Шеттерхэндом, а наш товарищ - мистер Роллинс. Он торговец и путешествует с нами по делам.
   - Тысяча чертей и одна ведьма! Простите, сэр, наше недоверие. Мы не вестмены, только поэтому и не узнали вас. Но мы слышали, кто такие Виннету и Олд Шеттерхэнд, и нам известно, что на них можно положиться. Само провидение привело вас сюда. Мы нуждаемся в вашей помощи, джентльмены.
   - Вам стоит только сказать, чем мы можем вам помочь.
   - Позвольте сначала представиться и нам. Меня зовут Вартон, это мой сын, а вон тот молодой человек - мой племянник. Мы прибыли в эти края из Нового Ульма, чтобы поселяться на берегах Тарки-Ривер.
   - Вы поступили крайне неосмотрительно.
   - Увы, мы и не предполагали, насколько это опасно. Нам нарисовали райскую картину: приезжай, бери земли сколько душе угодно, собирай урожай и богатей.
   - А индейцы? О них вы не подумали?
   - Мы представляли их совсем не такими, каковы они на самом деле. Мы приехали в фургонах, с припасами, чтобы выбрать место получше и обустроиться. Тут-то эти дьяволы и нагрянули к нам.
   - Благодарите Бога, что остались живы, и не жалейте о потерях.
   - Конечно, конечно! Я понимаю, что мы дешево отделались, так как сначала краснокожие завели речь о столбе пыток. Умирать никому не хотелось, а в страшных мучениях - и подавно. Но потом они просто ограбили нас и отпустили на все четыре стороны. У них были дела поважнее.
   - Вы сказали - дела поважнее? - насторожился я. - Может быть, вам известно какие?
   - Не очень-то много нам известно. Их варварского языка мы не знаем, но вождь кое-как говорит на ломаном-переломаном английском, и мы поняли, что они хотели в ту же ночь напасть на усадьбу поселенца по имени Корнер.
   - Вы прекрасно все поняли. Они действительно собирались напасть на него в ту же ночь, и у них не было времени возиться с вами. Поэтому, и только поэтому, вы остались в живых.
   - Лучше бы они убили нас! У нас ничего не осталось!
   - У вас осталась жизнь.
   - К чему она нам, если мы все равно обречены? У нас нет ни припасов, ни оружия, чтобы охотиться на дичь или защититься от диких зверей. Сначала мы искали в лесу ягоды, но на равнине они не попадаются. Питаться кореньями мы не рискуем из боязни отравиться. Не встреть мы вас - через несколько дней нас ждала бы мучительная голодная смерть. Надеюсь, вы христианин и поделитесь с нами куском хлеба.
   - Не волнуйтесь, мы не дадим вам погибнуть. А куда вы направляетесь?
   - В форт Рондэйл.
   - Вы знаете дорогу туда?
   - Мы впервые в этих местах, но нам кажется, что мы выбрали верное направление. Или мы ошиблись?
   - Вы действительно не ошиблись. Но почему вы направились именно туда?
   - Если уж быть честным, то до конца. Наши семьи последовали за нами, и, пока мы пытали счастья у медведя в берлоге, они ждали нас в форте Рондэйл. Они и теперь там.
   - Могу сказать одно: вам снова повезло. Мы едем в том же направлении, в форте нас знают, и, как только нам встретится драгунский разъезд, мы передадим вас ему на руки.
   - В самом деле? Вы не бросите нас одних? Ведь краснокожие отняли у нас лошадей, и дорога туда растянется дней на шесть, не меньше.
   - Ничего не поделаешь. А пока присядьте и подкрепитесь.
   Роллинс, всем своим видом показывая, что такой поворот дела ему явно не по душе, ворчал о потере времени и о никому не нужном милосердии, но мы, не обращая внимания на его возражения, спешились и предложили изголодавшимся беднягам еду. Когда те немного подкрепились и отдохнули, мы двинулись дальше. Наши новые спутники болтали без умолку, но так как я и Виннету отвечали односложно, то они оставили нас в покое и попытались завязать беседу с Роллинсом. Однако торговец резко оборвал их:
   - Неужели вы не понимаете, что вы для нас обуза? Если уж вы навязались нам на шею, то хоть увольте от ваших росказней!
   Его откровенная грубость показалась мне подозрительной, и я стал исподтишка наблюдать за ним, что привело к любопытному открытию: когда Роллинс был уверен, что никто не смотрит на него, по его лицу пробегала язвительная улыбка, в которой можно было угадать коварство и чувство превосходства. В такие мгновения он украдкой бросал на меня и на Виннету быстрые, хитрые и пронзительные взгляды. Понимая, что все это неспроста, я удвоил внимание, и мне открылась еще одна странность в его поведении: как только Роллинс и кто-нибудь из горе-поселенцев встречались взглядами, они тут же отводили глаза, словно делали вид, что незнакомы и не хотят иметь ничего общего.
   Так ведут себя только люди, желающие сохранить в тайне свой преступный сговор! Но зачем Роллинсу обманывать нас? И зачем белым, терпящим бедствие в прерии, злоумышлять против людей, которые ведут их к спасению?
   Однако я уже знал, что человеческое коварство не имеет границ, и продолжал наблюдать за ними в оба.
   Пока я думал, что же предпринять, чтобы заставить Роллинса и новых спутников раскрыться, Виннету спешился и обратился к Вартону:
   - Мой белый брат устал, пусть он сядет на моего коня и отдохнет. Олд Шеттерхэнд тоже готов уступить свою лошадь более слабому. Мы ходим быстро и не отстанем от вас.
   В первое мгновение Вартон притворился, что он очень смущен и не решается принять предложение вождя апачей, но через минуту он уже сидел в седле, а я помогал его сыну влезть на спину Сволоу. Роллинс должен был последовать нашему примеру и уступить своего коня племяннику Вартона, но намеренно не сделал этого, с ухмылкой отвернувшись от нас.
   Теперь мы шли на расстоянии нескольких шагов от всадников, что не вызывало подозрений, и могли разговаривать, не боясь, что нас услышат. И все же, полные подозрений, мы перешли на язык апачей.
   - Я вижу, что мой брат уступил свою лошадь не из чувства сострадания, сказал я.
   - Олд Шеттерхэнд умен и видит то, чего не видят другие, - ответил Виннету и умолк, ожидая, когда я выскажу свои соображения.
   - Виннету присмотрелся к этим людям? - спросил я его.
   - Я заметил, что мой брат не доверяет им, и мои глаза тоже захотели убедиться в их честности, хотя я и раньше видел, что не все, что они говорят, - правда.
   - И что же увидел Виннету?
   - Пусть мой брат догадается сам.
   - Ты говоришь о повязках?
   - Да. У одного из них перевязана голова, у другого - рука, но мы переехали через два ручья, и ни один не остановился, чтобы промыть раны проточной водой. Но если раны придуманы, то и все остальное ложь, а встреча с нами была подстроена. А заметил ли Олд Шеттерхэнд, как они ели?
   - Они набросились на еду, но съели совсем немного, - ответил я, обрадованный тем, что мои подозрения подтверждаются.
   - Человек, питавшийся два дня ягодами, готов съесть целого быка. Бледнолицые только притворялись голодными. Они утверждают, что сиу-окананда напали на них в верховье Тарки-Ривер, но даже Виннету не сумел бы добраться сюда пешком так быстро.
   - Но это значит, что у них есть лошади, и они их оставили под присмотром сообщников. Кроме того, мне показалось, что Роллинс знаком с ними и тщательно скрывает это. Может, стоит их спросить откровенно?
   - Нет.
   - Почему?
   - Потому что у них могут быть свои причины для скрытности. Мы не имеем права оскорблять их недоверием или обвинять в нечестности, пока не убедимся, что они того заслуживают. Пусть мой брат Олд Шеттерхэнд подумает, есть ли у торговца причины ненавидеть нас.
   - Не думаю. Если с нами по пути приключится несчастье, он никогда не попадет к Олд Файерхэнду. Поэтому если даже он и относится к нам враждебно, то не покажет этого, пока не доберется до мехов. А те трое, представившиеся поселенцами...
   - Они не поселенцы. Но сейчас это не имеет значения. Мы в безопасности, пока до "крепости" далеко.
   - Но как только мы доберемся до нее, все может измениться.
   - Уфф! - улыбнулся Виннету. - Мой брат думает так же, как я. Мне кажется, что все они торговцы.
   - Корнер сказал нам вчера, что купец по имени Бартон работает с четырьмя приказчиками, может быть, старик, выдающий себя за поселенца, и есть на самом деле Бартон? Но на всякий случай назвался вымышленным именем. Он мог прятаться поблизости От дома Корнера, а Роллинс ночью выходил и предупредил хозяина о возможности поживиться. Теперь они хотят проникнуть в "крепость", но не для того, чтобы оценить меха, а чтобы украсть их.
   - Я тоже думаю, что они собираются ограбить нас. Мой брат должен быть осторожен. Ночью тот из нас, кто встанет на часах? должен быть готов к нападению в любую минуту...
   Итак, мы с Виннету почти обо всем догадались. Почти. Если бы мы узнали все, боюсь, нам не удалось бы сохранить внешнюю невозмутимость.
   Мы собрались провести ночь в прерии, на равнине, где легко заметить приближение человека. Но к вечеру пошел дождь, и нам пришлось искать пристанища в ближайшем лесу. На опушке росли высокие деревья с густой листвой, чьи кроны укрыли нас от дождя. Однако за такое удобство надо было платить, и платить собственной безопасностью. Мы удвоили внимание.
   После ужина мы хотели было лечь спать, но наши спутники повели оживленную беседу. Даже Роллинс разговорился и сыпал историями о приключениях, которые ему довелось пережить в путешествиях по Дикому Западу. Ни я, ни Виннету не участвовали в беседе, которая показалась мне неслучайной - нас словно пытались втянуть в разговор, чтобы отвлечь наше внимание. Я искоса посмотрел на апача и увидел, что он предельно напряжен, что оружие у него под рукой и что глаза его из-под полуопущенных ресниц зорко вглядываются в темноту. К полуночи, когда дождь прекратился и ветер стих, мы вознамерились перенести лагерь на равнину. Но Роллинс и "поселенцы" воспротивились столь яростно, что еще более усилили наши подозрения, и мы, решив не дразнить гусей, уступили.