Страница:
— Откуда ты это знаешь, господин?
— Откройся! Кто он?
— Ты выдашь ему меня!
— Нет, потому что он и мой враг.
— Не ты ли тот человек, который победил его?
— Я. Ты ненавидишь шейха Зедара бен Ули? При этих словах ее темные глаза сверкнули.
— Да, господин, я ненавижу его.
— Почему?
— Я ненавижу его потому, что он приказал убить отца нашихдетей.
— Зачем?
— Хозяин моего очага не хотел воровать.
— Почему не хотел?
— Потому что самую большую долю получал шейх.
— Ты бедна?
— Дядя моих детей взял меня к себе. Он тоже беден.
— Сколько у него скота?
— Одна корова и десять овец. Сегодня он должен был их отдать, потому что иначе, когда вернется шейх, все убытки все равно возместим мы. Шейх не обеднеет — племя станет бедным.
— Он не сможет вернуться, если только ты говоришь искренне.
— Господин, ты сказал правду?
— Я сказал правду. Я оставлю его в плену, а племени абу-хаммед дам справедливого и честного шейха. Дядя твоих детей сегодня должен сохранить то, что имеет.
— Господин, твои руки рассыпают милосердие. Что ты хотел узнать от меня?
— Ты знаешь про остров на реке?
Она побледнела.
— Почему ты о нем спрашиваешь?
— Потому что хочу выяснить его тайну.
— О, не делай этого, господин, потому что шейх убьет того, кто выдаст тайну острова!
— Если ты расскажешь тайну мне, шейх не вернется.
— Это точно?
— Верь мне! Итак, для чего используется остров?
— Он предназначен для пребывания пленников.
— Каких пленников?
— Шейх ловит путников на равнине или на реке и все у них отбирает. Если у них ничего нет, шейх приказывает их убить. Если они богаты, шейх держит их для выкупа.
— И тогда они попадают на остров?
— Да, в тростниковую хижину. Они не могут убежать, потому что их связывают по рукам и ногам.
— А когда шейх получает выкуп?
— Пленников все равно убивают, чтобы они не выдали тайны.
— А если они не хотят или не могут платить?
— Тогда их подвергают мучениям.
— В чем состоят эти пытки?
— Они весьма разнообразны. Чаще всего шейх приказывает закопать пленников.
— Кто бывает палачом?
— Он сам и его сыновья.
Пленивший меня был также его сыном. Я видел его среди пленников в вади Дерадж. Поэтому я спросил:
— Сколько сыновей у шейха?
— Двое.
— Один из них здесь?
— Тот, кто хотел тебя убить, когда ты приехал в лагерь.
— Сейчас на острове есть пленники?
— Я этого не знаю. Об этом известно только мужчинам,участвовавшим в облаве.
— Как пленники попали в ваши руки?
— Они спускались на плоту по реке и вечером расположились на берегу, недалеко отсюда. Там на них и напали.
— Сколько времени прошло со дня их пленения?
Она немного задумалась, а потом сказала:
— Пожалуй, дней двадцать.
— Как шейх обходился с ними?
— Этого я не знаю.
— Много у вас тахтерванов [126]?
— Да, много.
Я вытащил из тюрбана несколько золотых монет из тех, что я нашел в седельных сумках Абузейфа. К сожалению, его великолепный верблюд скончался в Багдаде. Деньги, однако, у меня еще сохранились,
— Благодарю тебя! Вот, возьми!
— О господин, твоя милость больше, чем…
— Не благодари, — прервал я ее. — Дядя твоих детей тоже попал в плен?
— Да.
— Его освободят. Иди к маленькому человеку, который скачет на черном жеребце, и скажи ему от моего имени, что он должен отдать тебе твой скот. Шейх не вернется сюда.
— О господин!..
— Хорошо. Иди и ни единой душе не рассказывай, о чем мы с тобой говорили!
Она удалилась, а я вышел из палатки. Хаддедины почти справились с подсчетом животных. Я разыскал Халефа и позвал его. Он подъехал ко мне.
— Хаджи Халеф Омар, кто тебе разрешил брать моего вороного?
— Я хотел приучить его к своим ногам, сиди!
— Не очень-то он их боится. Слушай, Халеф, к тебе придет женщина и потребует назад свою корову и десяток овец. Ты отдашь их ей.
— Повинуюсь, эфенди.
— Слушай дальше! Ты возьмешь три тахтервана из лагеря и укрепишь их на трех верблюдах.
— Кто в них поедет, сиди?
— Посмотри на берег. Видишь кусты и дерево справа?
— Вижу и кусты, и дерево.
— Там лежат трое больных людей. Для них и предназначены тахтерваны. Иди в палатку шейха. Она принадлежит тебе вместе со всем, что в ней находится. Возьми одеяла, положи их в корзины, чтобы больным было мягко лежать. Но ни теперь, ни в пути ни один человек не должен узнать, кого везут верблюды!
— Сиди, ты знаешь, что я сделаю все, что ты прикажешь, но я не могу столько сделать один.
— Там три англичанина и двое хаддединов. Они тебе помогут. А сейчас верни мне жеребца. Я сам займусь отбором скота.
Через час мы полностью управились с работой. В то время как все арабы направили все внимание на стада, Халефу удалось незаметно погрузить больных на верблюдов. Весь длинный караван был подготовлен к отправлению. Теперь я поискал молодого человека, который поприветствовал меня сегодня дубинкой. Я увидел его, окруженного товарищами, и подскакал к нему. Линдсей со своими слугами стоял поблизости.
— Сэр Дэвид Линдсей, нет ли у вас или у ваших слуг чего-нибудь наподобие шнура?
— Я полагаю, что у нас здесь есть много веревок.
Он подошел к лошадям, которые были оставлены племени абу-хаммед. Лошади были привязаны поводками к кольям палаток. Несколькими движениями он отрезал целый ворох этих поводков, после чего вернулся ко мне.
— Сэр Дэвид, видите вон того загорелого парня?
Я подмигнул ему украдкой.
— Я вижу его, сэр.
— Передаю его вам. Он присматривал за тремя горемыками, а поэтому должен идти с нами. Свяжите ему руки за спину, а потом прикрепите веревку к своему седлу или к стремени. Пусть немного поучится побегать.
— Yes, сэр! Очень хорошо!
— Пока мы не доберемся до вади Дерадж, он не получит ни есть, ни пить.
— Он это заслужил!
— Караульте его. Если он убежит от вас, то между нами все кончено, и вы сами будете искать места, где можно выкопать Fowling bulls!
— Я его удержу. Но возле места ночевки начнем копать!
— Итак, вперед!
Англичанин подошел к юноше и положил ему руку на плечо.
— I have the honour, Mylord [127]. Пойдем, висельник!
Линдсей крепко держал парня, а оба слуги со знанием дела связали ему руки. В первое мгновение юноша был ошарашен, потом он повернулся ко мне.
— Что это означает, эмир?
— Ты пойдешь с нами.
— Я не пленник и останусь здесь!
В этот момент к нам протолкалась пожилая женщина.
— Аллах керим, эмир! Что ты хочешь сделать с моим сыном?
— Он будет сопровождать нас.
— Он? Звезда моей старости? Слава своих друзей, гордость племени? Что он совершил, раз ты связываешь его, как убийцу, которого настигла кровная месть?
— Быстрее, сэр! Привяжите его к лошади — и вперед!
Я дал знак к немедленному выступлению и ускакал. Поначалу я испытывал сострадание к столь тяжко наказанному племени, теперь же лицо каждого из них было мне противно, и, когда мы покидали лагерь, оставляя за собой горестный вой, мне казалось, как будто я выскользнул из разбойничьего логова.
Халеф с тремя своими верблюдами занял место во главе каравана. Я подъехал к нему.
— Удобно ли они лежат?
— Как на кушетке падишаха, сиди!
— Они поели?
— Нет, только выпили молока.
— Тем лучше. Говорить могут?
— Они сказали лишь несколько слов, но на языке, которого я не понимаю, эфенди.
— Это, видимо, был курдский?
— Курдский?
— Да. Я считаю их поклонниками дьявола.
— Поклонниками дьявола? Аллах-иль-Аллах! Господи, защити нас от трижды побитого камнями черта! Как можно поклоняться черту, сиди?
— Они не поклоняются ему, хотя им это и приписывают. Они — очень храбрые, очень прилежные и почтенные люди, полухристиане-полумусульмане.
— Поэтому и язык у них такой, что его не понимает ни один мусульманин. Ты умеешь говорить на этом языке?
— Нет.
Халеф подскочил как ужаленный.
— Как нет! Сиди, это неправда, ты все можешь!
— Говорю тебе, я не понимаю этого языка.
— Совсем?
— Хм! Я знаю один родственный язык; возможно, что я найду какие-то слова, чтобы понять их.
— Видишь, сиди, я был прав!
— Только Бог все знает. Человеческое знание отрывочно. Не знаю же я, как Ханне, свет твоих глаз, довольна своим Халефом?
— Довольна, сиди? У нее на первом месте Аллах, потом — Мухаммед, потом — черт на цепочке, которого ты ей подарил, а уж потом только — Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абулаббас ибн Хаджи Дауд аль-Госсара.
— Итак, ты идешь за чертом!
— Не за шайтаном, а за твоим подарком, сиди!
— Так будь ей благодарен и повинуйся ей!
После такого призыва я оставил маленького слугу одного.
Само собой разумеется, что наш обратный путь из-за большого количества животных проходил гораздо медленнее. На закате мы достигли места, лежавшего все еще ниже Джеббара и очень хорошо подходившего для ночлега, поскольку оно было покрыто цветами и роскошной травой. Главная задача состояла теперь в том, чтобы охранять и стада, и пленников абу-хаммед. Мне пришлось отдать необходимые распоряжения. Поздним вечером, когда я уже укладывался спать, ко мне еще раз подошел сэр Линдсей.
— Ужасно! Страшно, сэр!
— Что?
— Хм! Непостижимо!
— Что такое? Ваш пленник исчез?
— Пленник? No! Лежит крепко связанный!
— Ну что же тогда ужасного и страшного?
— Мы забыли главное!
— Ну, говорите же!
— Трюфели!
Я просто не мог не рассмеяться.
— О, это, разумеется, ужасно, сэр. По меньшей мере, я видел в лагере абу-хаммед целый мешок, наполненный ими.
— Где же здесь трюфели?
— Поверьте, завтра они у нас будут!
— Прекрасно! Доброй ночи, сэр!
Я заснул, так и не поговорив с тремя больными. На другое утро я уже был возле них. Состояние несчастных немного улучшилось, и они уже настолько отдохнули, что разговор не был им в тягость.
Как я скоро убедился, все трое очень хорошо говорили по-арабски, хотя вчера в полубессознательном состоянии у них вырывались слова только на родном языке. Когда я к ним приблизился, один из них поднялся и с благодарностью поклонился мне.
— Это ты! — воскликнул он, прежде чем я успел его поприветствовать. — Это ты! Я снова узнаю тебя!
— Кто я, мой друг?
— Это ты явился мне, когда смерть протянула руку к моему сердцу. О, эмир Кара бен Немей, как я тебе благодарен!
— Как? Ты знаешь мое имя!
— Мы знаем его, потому что этот добрый Хаджи Халеф Омар очень много рассказал нам о тебе после нашего пробуждения.
Я обернулся к Халефу:
— Болтун!
— Сиди, разве мог я не говорить о тебе? — защищался малыш.
— Да, конечно, но без выдумок. Теперь я повернулся к больным.
— Окрепли ли вы настолько, чтобы говорить?
— Да, эмир.
— Тогда позвольте мне спросить, кто вы.
— Меня зовут Пали, этого человека — Селек, а этого — Мелаф.
— Где ваша родина?
— Наша родина называется Баадри, она расположена севернее Мосула.
— Как вы оказались в таком положении, в каком я вас нашел?
— Наш шейх послал нас в Багдад, чтобы отвезти наместнику подарки и письмо от шейха.
— В Багдад? Разве вы не подчиняетесь Мосулу?
— Эмир, губернатор Мосула, — злой человек, он очень притесняет нас; наместник в Багдаде пользуется полным доверием государя; он может помочь нам.
— Как вы сюда добрались? В Мосул и вниз по реке?
— Нет. Мы направились к реке Хазир, построили плот, проплыли на нем из Хазира в Заб [128], а из Заба в Тигр. Там мы вышли на берег и во время сна были захвачены шейхом племени абу-хаммед.
— Он вас ограбил?
— Он отобрал подарки, письмо и все, что при нас было. Потом он хотел заставить нас написать соплеменникам, чтобы они прислали за нас выкуп.
— Вы этого не сделали?
— Нет, потому что мы бедны и наши семьи не могут заплатить никакого выкупа.
— А ваш шейх?
— От нас требовали, чтобы мы и ему написали, но мы точно так же отказались. Шейх бы заплатил, однако мы знали, что это было бы напрасно, так как нас все равно бы убили.
— Вы правы. У вас отняли бы жизнь, даже если выкуп был бы выплачен.
— Тогда нас стали мучить. Нас били, на долгие часы подвешивали за руки и за ноги и наконец зарыли в землю.
— И все это долгое время вы были связаны?
— Да.
— Вы знаете, что ваш палач находится в наших руках?
— Хаджи Халеф Омар рассказал нам об этом.
— Этот шейх должен понести наказание!
— Эмир, не воздавай ему за зло!
— Как это?
— Ты мусульманин, у нас же другая религия. Мы были возвращены к жизни и хотим простить ему. Итак, это были поклонники дьявола!
— Вы заблуждаетесь, — сказал я, — я не мусульманин, а христианин.
— Христианин? Ты же носишь мусульманскую одежду и даже знак хаджи!
— Разве христианин не может быть хаджи?
— Нет, потому что ни один христианин не может войти в Мекку.
— И тем не менее я был там. Спросите этого человека — он меня там видел.
— Да, — вмешался Халеф. — Эмир Хаджи Кара бен Немей был в Мекке.
— Что ты за христианин, эмир? Халдей?
— Нет, я франк.
— Признаешь ли ты Деву, родившую Бога?
— Да.
— Признаешь ли ты Есау, сына божественного Отца?
— Признаю.
— Признаешь ли ты святых ангелов, стоящих у трона Господня?
— Конечно.
— Признаешь ли ты таинство крещения?
— Да.
— Веришь ли ты, что Есау, Сын Божий, воскреснет?
— Я верю в это.
— О эмир, твоя вера правильна. Мы рады, что встретили тебя! Сделай же нам добро и прости шейху племени абу-хаммед то зло, что он нам сделал!
— Посмотрим! Вы знаете, куда мы едем?
— Мы знаем это. Мы направляемся к вади Дерадж.
— Шейх хаддединов будет рад вас видеть.
После этой короткой беседы наш поход продолжился. Возле Калаат-эль-Джеббер я нашел много трюфелей, отчего англичанин пришел в восторг. Он набрал их целую гору и пообещал пригласить меня на трюфельный паштет собственного приготовления.
Когда миновал полдень, мы поехали между горами Кануза и Хамрин, повернув к вади Дерадж. Я умышленно не стал предупреждать о нашем прибытии, чтобы удивить добрейшего шейха Мохаммеда Эмина, но стражи абу-мохаммед заметили нас и дали знак к началу торжества, продолжавшегося весь день. Мохаммед Эмин и Малик немедленно поскакали нам навстречу и поприветствовали нас. Мое стадо пришло первым.
Путь через горы к пастбищам хаддединов вел только через вади. Здесь еще находились все военнопленные, и можно себе представить, какими взглядами провожали нас абу-хаммед, вынужденные пропускать мимо себя знакомых животных. Наконец мы снова оказались на равнине, и тогда я оставил седло.
— Кто сидит в тахтерванах? — спросил Мохаммед Эмин.
— Трое мужчин, которых хотел замучить до смерти шейх Зедар. Я еще тебе расскажу о них. Где пленные шейхи?
— В палатке. Вон они идут.
Шейхи только что вышли.
Глаза шейха племени абу-хаммед злобно сверкнули, когда он узнал свое стадо, и тогда он подошел ко мне.
— Не забрал ли ты больше, чем нужно?
— Ты имеешь в виду скот?
— Да.
— Я взял столько, сколько было условлено.
— Я пересчитаю!
— Сделай милость, — ответил я холодно. — И тем не менее я привез больше, чем следовало.
— Как это понять?
— Не хочешь ли взглянуть?
— Конечно, я должен посмотреть!
— Только кликни еще вон того парня. — При этом я показал на старшего сына шейха, только что показавшегося у входа в палатку.
Шейх подозвал его.
— Идите со мной! — сказал я.
Мохаммед Эмин, Малик и еще три шейха последовали за мной туда, где я оставил верблюдов с тахтерванами. Как раз в этот момент Халеф позволил езидам выбраться.
— Знаешь этих людей? — спросил я Зедара бен Ули. Он в испуге отступил, его сын — тоже.
— Езиды! — крикнул шейх.
— Да, езиды, которых ты, изверг, хотел медленно умертвить, как это уже проделал со многими!
Глаза Зедара сверкнули, словно у пантеры.
— Что он сделал? — спросил шейх обеидов Эсла эль-Махем.
— Позволь рассказать тебе! Ты удивишься, узнав, что за человек твой боевой товарищ.
Я подробно описал, как и в каком состоянии нашел троих пленников. Когда я умолк, все отступили от Зедара бен Ули. При этом открылся вид на выход из долины, где показались три всадника: Линдсей со своими слугами. Он сильно припозднился. Возле его лошади плелся младший сын шейха.
Зедар бен Ули увидел юношу и мгновенно повернулся ко мне:
— Аллах акбар! Что это такое?! Мой второй сын в плену?
— Как видишь!
— Что он сделал?
— Он помогал тебе в твоих постыдных действиях. Оба твоих сына должны охранять в течение двух суток голову своего отца, по шею зарытого в землю; потом ты снова станешь свободным… Такое наказание очень мягко для тебя и твоих сыновей. Поди и развяжи своего младшего.
Тогда преступник подскочил к лошади англичанина и схватился за веревку. Сэр Дэвид немедленно спешился, отвел руку шейха и крикнул:
— Убирайся! Этот парень мой!
Шейх выхватил из-за пояса у англичанина один из его огромных пистолетов, вскинул оружие и выстрелил. Сэр Дэвид молниеносно повернулся боком, тем не менее пуля попала ему в руку; но в следующий момент раздался второй выстрел. Ирландец Билл поднял свое ружье в защиту хозяина, и его пуля прошила голову шейха. Оба сына Зедара бен Ули бросились на стрелка, однако их схватили и связали.
Я с содроганием отвернулся. Свершился высший суд! Наказание, придуманное для преступника мною, было бы незначительным. А теперь уж точно исполнится мое слово, данное той женщине из племени абу-хаммед: шейх никогда не вернется в свой лагерь.
Прошло какое-то время, пока мы все успокоились. Тогда Халеф спросил:
— Сиди, а куда мне отнести этих троих?
— Это может определить шейх, — гласил мой ответ.
Шейх подошел к трем езидам.
— Мархаба… Добро пожаловать ко мне! Оставайтесь у Мохаммеда Эмина, пока вы не оправитесь от страданий!
Селек быстро взглянул на него.
— Мохаммед Эмин? — спросил он.
— Так меня зовут.
— Ты разве хаддедин, а не шаммар?
— Хаддедины относятся к шаммарам.
— О, господин, тогда у меня послание к тебе.
— Что за послание?
— Это было в Баадри, еще до того, как мы начали свое путешествие. Я подошел к ручью, чтобы зачерпнуть воды. Возле ручья расположился отряд арнаутов, охранявших только одного молодого человека. Тот попросил пить и, притворяясь, что пьет, прошептал мне: «Иди к шаммарам, к Мохаммеду Эмину, и скажи ему, что меня увезут в Амадию. Все остальные казнены». Это все, что я хотел тебе сказать.
Шейх отшатнулся.
— Амад эль-Гандур, мой сын! — воскликнул он. — Это был он, это был он! Опиши мне его!
— Он был высокий, пошире тебя в плечах, а черная борода доходила ему до груди.
— Это он! Хамдульиллах! Наконец, наконец я напал на его след! Радуйтесь, люди, радуйтесь со мной вместе, так как сегодня должен быть праздник для всех, зовутся ли они друзьями или врагами! Когда ты говорил с ним?
— Шесть недель прошло с тех пор, господин!
— Благодарю тебя! Шесть недель, как долго! Но он не должен больше томиться; я вызволю его, даже если бы мне пришлось завоевать или разрушить всю Амадию! Эмир Хаджи Кара бен Немей, ты поедешь со мной или покинешь меня?
— Я еду с тобой!
— Аллах тебя благослови!.. Пойдем, позволь нам объявить это послание всем мужчинам племени хаддединов! Он поспешил к вади, а Халеф подошел ко мне и спросил:
— Сиди, это правда — ты едешь с ними?
—Да.
— Сиди, могу я поехать с тобой?
— Халеф, подумай о своей жене!
— Ханне под хорошей защитой, а ты, господин, нуждаешься в надежном слуге! Так могу я тебя сопровождать?
— Хорошо, я беру тебя с собой; но спроси сначала разрешения шейха Мохаммеда Эмина и шейха Малика — позволят ли они.
Глава 11
— Откройся! Кто он?
— Ты выдашь ему меня!
— Нет, потому что он и мой враг.
— Не ты ли тот человек, который победил его?
— Я. Ты ненавидишь шейха Зедара бен Ули? При этих словах ее темные глаза сверкнули.
— Да, господин, я ненавижу его.
— Почему?
— Я ненавижу его потому, что он приказал убить отца нашихдетей.
— Зачем?
— Хозяин моего очага не хотел воровать.
— Почему не хотел?
— Потому что самую большую долю получал шейх.
— Ты бедна?
— Дядя моих детей взял меня к себе. Он тоже беден.
— Сколько у него скота?
— Одна корова и десять овец. Сегодня он должен был их отдать, потому что иначе, когда вернется шейх, все убытки все равно возместим мы. Шейх не обеднеет — племя станет бедным.
— Он не сможет вернуться, если только ты говоришь искренне.
— Господин, ты сказал правду?
— Я сказал правду. Я оставлю его в плену, а племени абу-хаммед дам справедливого и честного шейха. Дядя твоих детей сегодня должен сохранить то, что имеет.
— Господин, твои руки рассыпают милосердие. Что ты хотел узнать от меня?
— Ты знаешь про остров на реке?
Она побледнела.
— Почему ты о нем спрашиваешь?
— Потому что хочу выяснить его тайну.
— О, не делай этого, господин, потому что шейх убьет того, кто выдаст тайну острова!
— Если ты расскажешь тайну мне, шейх не вернется.
— Это точно?
— Верь мне! Итак, для чего используется остров?
— Он предназначен для пребывания пленников.
— Каких пленников?
— Шейх ловит путников на равнине или на реке и все у них отбирает. Если у них ничего нет, шейх приказывает их убить. Если они богаты, шейх держит их для выкупа.
— И тогда они попадают на остров?
— Да, в тростниковую хижину. Они не могут убежать, потому что их связывают по рукам и ногам.
— А когда шейх получает выкуп?
— Пленников все равно убивают, чтобы они не выдали тайны.
— А если они не хотят или не могут платить?
— Тогда их подвергают мучениям.
— В чем состоят эти пытки?
— Они весьма разнообразны. Чаще всего шейх приказывает закопать пленников.
— Кто бывает палачом?
— Он сам и его сыновья.
Пленивший меня был также его сыном. Я видел его среди пленников в вади Дерадж. Поэтому я спросил:
— Сколько сыновей у шейха?
— Двое.
— Один из них здесь?
— Тот, кто хотел тебя убить, когда ты приехал в лагерь.
— Сейчас на острове есть пленники?
— Я этого не знаю. Об этом известно только мужчинам,участвовавшим в облаве.
— Как пленники попали в ваши руки?
— Они спускались на плоту по реке и вечером расположились на берегу, недалеко отсюда. Там на них и напали.
— Сколько времени прошло со дня их пленения?
Она немного задумалась, а потом сказала:
— Пожалуй, дней двадцать.
— Как шейх обходился с ними?
— Этого я не знаю.
— Много у вас тахтерванов [126]?
— Да, много.
Я вытащил из тюрбана несколько золотых монет из тех, что я нашел в седельных сумках Абузейфа. К сожалению, его великолепный верблюд скончался в Багдаде. Деньги, однако, у меня еще сохранились,
— Благодарю тебя! Вот, возьми!
— О господин, твоя милость больше, чем…
— Не благодари, — прервал я ее. — Дядя твоих детей тоже попал в плен?
— Да.
— Его освободят. Иди к маленькому человеку, который скачет на черном жеребце, и скажи ему от моего имени, что он должен отдать тебе твой скот. Шейх не вернется сюда.
— О господин!..
— Хорошо. Иди и ни единой душе не рассказывай, о чем мы с тобой говорили!
Она удалилась, а я вышел из палатки. Хаддедины почти справились с подсчетом животных. Я разыскал Халефа и позвал его. Он подъехал ко мне.
— Хаджи Халеф Омар, кто тебе разрешил брать моего вороного?
— Я хотел приучить его к своим ногам, сиди!
— Не очень-то он их боится. Слушай, Халеф, к тебе придет женщина и потребует назад свою корову и десяток овец. Ты отдашь их ей.
— Повинуюсь, эфенди.
— Слушай дальше! Ты возьмешь три тахтервана из лагеря и укрепишь их на трех верблюдах.
— Кто в них поедет, сиди?
— Посмотри на берег. Видишь кусты и дерево справа?
— Вижу и кусты, и дерево.
— Там лежат трое больных людей. Для них и предназначены тахтерваны. Иди в палатку шейха. Она принадлежит тебе вместе со всем, что в ней находится. Возьми одеяла, положи их в корзины, чтобы больным было мягко лежать. Но ни теперь, ни в пути ни один человек не должен узнать, кого везут верблюды!
— Сиди, ты знаешь, что я сделаю все, что ты прикажешь, но я не могу столько сделать один.
— Там три англичанина и двое хаддединов. Они тебе помогут. А сейчас верни мне жеребца. Я сам займусь отбором скота.
Через час мы полностью управились с работой. В то время как все арабы направили все внимание на стада, Халефу удалось незаметно погрузить больных на верблюдов. Весь длинный караван был подготовлен к отправлению. Теперь я поискал молодого человека, который поприветствовал меня сегодня дубинкой. Я увидел его, окруженного товарищами, и подскакал к нему. Линдсей со своими слугами стоял поблизости.
— Сэр Дэвид Линдсей, нет ли у вас или у ваших слуг чего-нибудь наподобие шнура?
— Я полагаю, что у нас здесь есть много веревок.
Он подошел к лошадям, которые были оставлены племени абу-хаммед. Лошади были привязаны поводками к кольям палаток. Несколькими движениями он отрезал целый ворох этих поводков, после чего вернулся ко мне.
— Сэр Дэвид, видите вон того загорелого парня?
Я подмигнул ему украдкой.
— Я вижу его, сэр.
— Передаю его вам. Он присматривал за тремя горемыками, а поэтому должен идти с нами. Свяжите ему руки за спину, а потом прикрепите веревку к своему седлу или к стремени. Пусть немного поучится побегать.
— Yes, сэр! Очень хорошо!
— Пока мы не доберемся до вади Дерадж, он не получит ни есть, ни пить.
— Он это заслужил!
— Караульте его. Если он убежит от вас, то между нами все кончено, и вы сами будете искать места, где можно выкопать Fowling bulls!
— Я его удержу. Но возле места ночевки начнем копать!
— Итак, вперед!
Англичанин подошел к юноше и положил ему руку на плечо.
— I have the honour, Mylord [127]. Пойдем, висельник!
Линдсей крепко держал парня, а оба слуги со знанием дела связали ему руки. В первое мгновение юноша был ошарашен, потом он повернулся ко мне.
— Что это означает, эмир?
— Ты пойдешь с нами.
— Я не пленник и останусь здесь!
В этот момент к нам протолкалась пожилая женщина.
— Аллах керим, эмир! Что ты хочешь сделать с моим сыном?
— Он будет сопровождать нас.
— Он? Звезда моей старости? Слава своих друзей, гордость племени? Что он совершил, раз ты связываешь его, как убийцу, которого настигла кровная месть?
— Быстрее, сэр! Привяжите его к лошади — и вперед!
Я дал знак к немедленному выступлению и ускакал. Поначалу я испытывал сострадание к столь тяжко наказанному племени, теперь же лицо каждого из них было мне противно, и, когда мы покидали лагерь, оставляя за собой горестный вой, мне казалось, как будто я выскользнул из разбойничьего логова.
Халеф с тремя своими верблюдами занял место во главе каравана. Я подъехал к нему.
— Удобно ли они лежат?
— Как на кушетке падишаха, сиди!
— Они поели?
— Нет, только выпили молока.
— Тем лучше. Говорить могут?
— Они сказали лишь несколько слов, но на языке, которого я не понимаю, эфенди.
— Это, видимо, был курдский?
— Курдский?
— Да. Я считаю их поклонниками дьявола.
— Поклонниками дьявола? Аллах-иль-Аллах! Господи, защити нас от трижды побитого камнями черта! Как можно поклоняться черту, сиди?
— Они не поклоняются ему, хотя им это и приписывают. Они — очень храбрые, очень прилежные и почтенные люди, полухристиане-полумусульмане.
— Поэтому и язык у них такой, что его не понимает ни один мусульманин. Ты умеешь говорить на этом языке?
— Нет.
Халеф подскочил как ужаленный.
— Как нет! Сиди, это неправда, ты все можешь!
— Говорю тебе, я не понимаю этого языка.
— Совсем?
— Хм! Я знаю один родственный язык; возможно, что я найду какие-то слова, чтобы понять их.
— Видишь, сиди, я был прав!
— Только Бог все знает. Человеческое знание отрывочно. Не знаю же я, как Ханне, свет твоих глаз, довольна своим Халефом?
— Довольна, сиди? У нее на первом месте Аллах, потом — Мухаммед, потом — черт на цепочке, которого ты ей подарил, а уж потом только — Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абулаббас ибн Хаджи Дауд аль-Госсара.
— Итак, ты идешь за чертом!
— Не за шайтаном, а за твоим подарком, сиди!
— Так будь ей благодарен и повинуйся ей!
После такого призыва я оставил маленького слугу одного.
Само собой разумеется, что наш обратный путь из-за большого количества животных проходил гораздо медленнее. На закате мы достигли места, лежавшего все еще ниже Джеббара и очень хорошо подходившего для ночлега, поскольку оно было покрыто цветами и роскошной травой. Главная задача состояла теперь в том, чтобы охранять и стада, и пленников абу-хаммед. Мне пришлось отдать необходимые распоряжения. Поздним вечером, когда я уже укладывался спать, ко мне еще раз подошел сэр Линдсей.
— Ужасно! Страшно, сэр!
— Что?
— Хм! Непостижимо!
— Что такое? Ваш пленник исчез?
— Пленник? No! Лежит крепко связанный!
— Ну что же тогда ужасного и страшного?
— Мы забыли главное!
— Ну, говорите же!
— Трюфели!
Я просто не мог не рассмеяться.
— О, это, разумеется, ужасно, сэр. По меньшей мере, я видел в лагере абу-хаммед целый мешок, наполненный ими.
— Где же здесь трюфели?
— Поверьте, завтра они у нас будут!
— Прекрасно! Доброй ночи, сэр!
Я заснул, так и не поговорив с тремя больными. На другое утро я уже был возле них. Состояние несчастных немного улучшилось, и они уже настолько отдохнули, что разговор не был им в тягость.
Как я скоро убедился, все трое очень хорошо говорили по-арабски, хотя вчера в полубессознательном состоянии у них вырывались слова только на родном языке. Когда я к ним приблизился, один из них поднялся и с благодарностью поклонился мне.
— Это ты! — воскликнул он, прежде чем я успел его поприветствовать. — Это ты! Я снова узнаю тебя!
— Кто я, мой друг?
— Это ты явился мне, когда смерть протянула руку к моему сердцу. О, эмир Кара бен Немей, как я тебе благодарен!
— Как? Ты знаешь мое имя!
— Мы знаем его, потому что этот добрый Хаджи Халеф Омар очень много рассказал нам о тебе после нашего пробуждения.
Я обернулся к Халефу:
— Болтун!
— Сиди, разве мог я не говорить о тебе? — защищался малыш.
— Да, конечно, но без выдумок. Теперь я повернулся к больным.
— Окрепли ли вы настолько, чтобы говорить?
— Да, эмир.
— Тогда позвольте мне спросить, кто вы.
— Меня зовут Пали, этого человека — Селек, а этого — Мелаф.
— Где ваша родина?
— Наша родина называется Баадри, она расположена севернее Мосула.
— Как вы оказались в таком положении, в каком я вас нашел?
— Наш шейх послал нас в Багдад, чтобы отвезти наместнику подарки и письмо от шейха.
— В Багдад? Разве вы не подчиняетесь Мосулу?
— Эмир, губернатор Мосула, — злой человек, он очень притесняет нас; наместник в Багдаде пользуется полным доверием государя; он может помочь нам.
— Как вы сюда добрались? В Мосул и вниз по реке?
— Нет. Мы направились к реке Хазир, построили плот, проплыли на нем из Хазира в Заб [128], а из Заба в Тигр. Там мы вышли на берег и во время сна были захвачены шейхом племени абу-хаммед.
— Он вас ограбил?
— Он отобрал подарки, письмо и все, что при нас было. Потом он хотел заставить нас написать соплеменникам, чтобы они прислали за нас выкуп.
— Вы этого не сделали?
— Нет, потому что мы бедны и наши семьи не могут заплатить никакого выкупа.
— А ваш шейх?
— От нас требовали, чтобы мы и ему написали, но мы точно так же отказались. Шейх бы заплатил, однако мы знали, что это было бы напрасно, так как нас все равно бы убили.
— Вы правы. У вас отняли бы жизнь, даже если выкуп был бы выплачен.
— Тогда нас стали мучить. Нас били, на долгие часы подвешивали за руки и за ноги и наконец зарыли в землю.
— И все это долгое время вы были связаны?
— Да.
— Вы знаете, что ваш палач находится в наших руках?
— Хаджи Халеф Омар рассказал нам об этом.
— Этот шейх должен понести наказание!
— Эмир, не воздавай ему за зло!
— Как это?
— Ты мусульманин, у нас же другая религия. Мы были возвращены к жизни и хотим простить ему. Итак, это были поклонники дьявола!
— Вы заблуждаетесь, — сказал я, — я не мусульманин, а христианин.
— Христианин? Ты же носишь мусульманскую одежду и даже знак хаджи!
— Разве христианин не может быть хаджи?
— Нет, потому что ни один христианин не может войти в Мекку.
— И тем не менее я был там. Спросите этого человека — он меня там видел.
— Да, — вмешался Халеф. — Эмир Хаджи Кара бен Немей был в Мекке.
— Что ты за христианин, эмир? Халдей?
— Нет, я франк.
— Признаешь ли ты Деву, родившую Бога?
— Да.
— Признаешь ли ты Есау, сына божественного Отца?
— Признаю.
— Признаешь ли ты святых ангелов, стоящих у трона Господня?
— Конечно.
— Признаешь ли ты таинство крещения?
— Да.
— Веришь ли ты, что Есау, Сын Божий, воскреснет?
— Я верю в это.
— О эмир, твоя вера правильна. Мы рады, что встретили тебя! Сделай же нам добро и прости шейху племени абу-хаммед то зло, что он нам сделал!
— Посмотрим! Вы знаете, куда мы едем?
— Мы знаем это. Мы направляемся к вади Дерадж.
— Шейх хаддединов будет рад вас видеть.
После этой короткой беседы наш поход продолжился. Возле Калаат-эль-Джеббер я нашел много трюфелей, отчего англичанин пришел в восторг. Он набрал их целую гору и пообещал пригласить меня на трюфельный паштет собственного приготовления.
Когда миновал полдень, мы поехали между горами Кануза и Хамрин, повернув к вади Дерадж. Я умышленно не стал предупреждать о нашем прибытии, чтобы удивить добрейшего шейха Мохаммеда Эмина, но стражи абу-мохаммед заметили нас и дали знак к началу торжества, продолжавшегося весь день. Мохаммед Эмин и Малик немедленно поскакали нам навстречу и поприветствовали нас. Мое стадо пришло первым.
Путь через горы к пастбищам хаддединов вел только через вади. Здесь еще находились все военнопленные, и можно себе представить, какими взглядами провожали нас абу-хаммед, вынужденные пропускать мимо себя знакомых животных. Наконец мы снова оказались на равнине, и тогда я оставил седло.
— Кто сидит в тахтерванах? — спросил Мохаммед Эмин.
— Трое мужчин, которых хотел замучить до смерти шейх Зедар. Я еще тебе расскажу о них. Где пленные шейхи?
— В палатке. Вон они идут.
Шейхи только что вышли.
Глаза шейха племени абу-хаммед злобно сверкнули, когда он узнал свое стадо, и тогда он подошел ко мне.
— Не забрал ли ты больше, чем нужно?
— Ты имеешь в виду скот?
— Да.
— Я взял столько, сколько было условлено.
— Я пересчитаю!
— Сделай милость, — ответил я холодно. — И тем не менее я привез больше, чем следовало.
— Как это понять?
— Не хочешь ли взглянуть?
— Конечно, я должен посмотреть!
— Только кликни еще вон того парня. — При этом я показал на старшего сына шейха, только что показавшегося у входа в палатку.
Шейх подозвал его.
— Идите со мной! — сказал я.
Мохаммед Эмин, Малик и еще три шейха последовали за мной туда, где я оставил верблюдов с тахтерванами. Как раз в этот момент Халеф позволил езидам выбраться.
— Знаешь этих людей? — спросил я Зедара бен Ули. Он в испуге отступил, его сын — тоже.
— Езиды! — крикнул шейх.
— Да, езиды, которых ты, изверг, хотел медленно умертвить, как это уже проделал со многими!
Глаза Зедара сверкнули, словно у пантеры.
— Что он сделал? — спросил шейх обеидов Эсла эль-Махем.
— Позволь рассказать тебе! Ты удивишься, узнав, что за человек твой боевой товарищ.
Я подробно описал, как и в каком состоянии нашел троих пленников. Когда я умолк, все отступили от Зедара бен Ули. При этом открылся вид на выход из долины, где показались три всадника: Линдсей со своими слугами. Он сильно припозднился. Возле его лошади плелся младший сын шейха.
Зедар бен Ули увидел юношу и мгновенно повернулся ко мне:
— Аллах акбар! Что это такое?! Мой второй сын в плену?
— Как видишь!
— Что он сделал?
— Он помогал тебе в твоих постыдных действиях. Оба твоих сына должны охранять в течение двух суток голову своего отца, по шею зарытого в землю; потом ты снова станешь свободным… Такое наказание очень мягко для тебя и твоих сыновей. Поди и развяжи своего младшего.
Тогда преступник подскочил к лошади англичанина и схватился за веревку. Сэр Дэвид немедленно спешился, отвел руку шейха и крикнул:
— Убирайся! Этот парень мой!
Шейх выхватил из-за пояса у англичанина один из его огромных пистолетов, вскинул оружие и выстрелил. Сэр Дэвид молниеносно повернулся боком, тем не менее пуля попала ему в руку; но в следующий момент раздался второй выстрел. Ирландец Билл поднял свое ружье в защиту хозяина, и его пуля прошила голову шейха. Оба сына Зедара бен Ули бросились на стрелка, однако их схватили и связали.
Я с содроганием отвернулся. Свершился высший суд! Наказание, придуманное для преступника мною, было бы незначительным. А теперь уж точно исполнится мое слово, данное той женщине из племени абу-хаммед: шейх никогда не вернется в свой лагерь.
Прошло какое-то время, пока мы все успокоились. Тогда Халеф спросил:
— Сиди, а куда мне отнести этих троих?
— Это может определить шейх, — гласил мой ответ.
Шейх подошел к трем езидам.
— Мархаба… Добро пожаловать ко мне! Оставайтесь у Мохаммеда Эмина, пока вы не оправитесь от страданий!
Селек быстро взглянул на него.
— Мохаммед Эмин? — спросил он.
— Так меня зовут.
— Ты разве хаддедин, а не шаммар?
— Хаддедины относятся к шаммарам.
— О, господин, тогда у меня послание к тебе.
— Что за послание?
— Это было в Баадри, еще до того, как мы начали свое путешествие. Я подошел к ручью, чтобы зачерпнуть воды. Возле ручья расположился отряд арнаутов, охранявших только одного молодого человека. Тот попросил пить и, притворяясь, что пьет, прошептал мне: «Иди к шаммарам, к Мохаммеду Эмину, и скажи ему, что меня увезут в Амадию. Все остальные казнены». Это все, что я хотел тебе сказать.
Шейх отшатнулся.
— Амад эль-Гандур, мой сын! — воскликнул он. — Это был он, это был он! Опиши мне его!
— Он был высокий, пошире тебя в плечах, а черная борода доходила ему до груди.
— Это он! Хамдульиллах! Наконец, наконец я напал на его след! Радуйтесь, люди, радуйтесь со мной вместе, так как сегодня должен быть праздник для всех, зовутся ли они друзьями или врагами! Когда ты говорил с ним?
— Шесть недель прошло с тех пор, господин!
— Благодарю тебя! Шесть недель, как долго! Но он не должен больше томиться; я вызволю его, даже если бы мне пришлось завоевать или разрушить всю Амадию! Эмир Хаджи Кара бен Немей, ты поедешь со мной или покинешь меня?
— Я еду с тобой!
— Аллах тебя благослови!.. Пойдем, позволь нам объявить это послание всем мужчинам племени хаддединов! Он поспешил к вади, а Халеф подошел ко мне и спросил:
— Сиди, это правда — ты едешь с ними?
—Да.
— Сиди, могу я поехать с тобой?
— Халеф, подумай о своей жене!
— Ханне под хорошей защитой, а ты, господин, нуждаешься в надежном слуге! Так могу я тебя сопровождать?
— Хорошо, я беру тебя с собой; но спроси сначала разрешения шейха Мохаммеда Эмина и шейха Малика — позволят ли они.
Глава 11
У ПОКЛОННИКОВ ДЬЯВОЛА
Итак, я прибыл в Мосул и ожидал аудиенции у турецкого паши. Мне хотелось поехать с Мохаммедом Эмином в курдские горы, чтобы хитростью или силой вызволить его сына Амада эль-Гандура из крепости Амадия — задача, решить которую было не так-то просто. Конечно, храбрый шейх хаддединов предпочел бы выступить со всеми воинами своего племени, пробиться через турецкие владения и напасть на Амадию открыто. Однако выполнить столь фантастический план было невозможно. У одного-единственного человека было больше надежды на успех, чем у целой орды бедуинов, и Мохаммед Эмин согласился наконец на мое предложение: попытаться освободить пленника втроем.
Нам понадобилось все наше красноречие, чтобы втолковать сэру Дэвиду Линдсею, который слишком охотно присоединился бы к нам, что он при полном незнании языка и неумении приспосабливаться к местной обстановке принесет нам больше вреда, чем пользы, но в конце концов он согласился остаться у хаддединов и ждать нашего возвращения. Здесь он мог, воспользовавшись в качестве переводчика раненым греком Александром Колеттисом, искать своих дорогих летающих быков. Хаддедины пообещали показать ему столько развалин, сколько он захочет. В Мосул он со мной не поехал, потому что я отговорил его. Мне он был там не нужен, а та единственная цель, которую он мог преследовать в Мосуле, а именно, намерение искать защиты тамошнего английского консула, стала неактуальной, ибо покровительство хаддединов полностью его удовлетворяло.
Споры хаддединов с их врагами были улажены. Три неприятельских племени покорились, и заложники остались у победителей. Так вот и получилось, что Мохаммед Эмин смог отказаться от собственных воинов. Он, конечно, не поехал с нами в Мосул: там он подвергся бы очень серьезной опасности. Мы договорились встретиться в развалинах Хорсабада, древнего ассирийского Сарагума [129]. Итак, мы отправились в вади Мурр, Айн-эль-Халхан и Эль-Каср. Там мы расстались. Я поехал с Халефом в Мосул, а шейх пересек на плоту Тигр, чтобы добираться до места нашей встречи по другому берегу реки, вдоль Джебель-Маклуб.
Но мне-то зачем было ехать в Мосул? Не разыскивать же английского представителя, чтобы просить у него защиты! Это даже не пришло мне в голову. Я и без того чувствовал себя в полной безопасности. Но пашу я должен был разыскать. Это было необходимо, поскольку я намеревался запастись всем, что могло понадобиться в нашем рискованном предприятии.
В Мосуле стояла ужасная жара. Термометр показывал сто шестнадцать градусов по Фаренгейту [130] в тени, и это на уровне первого этажа. Однако я поселился в одном из тех подвалов, в которых жители этого города спасаются в самое жаркое время года.
Мы как раз находились в своем подземелье. Халеф сидел рядом со мной и чистил пистолеты. Мы долго молчали, однако я видел по малышу, что на душе у него скребут кошки. Наконец он рывком повернулся ко мне и сказал:
— Об этом я не подумал, сиди!
О чем?
— Что мы, может быть, никогда не увидим хаддединов.
— А-а… Почему?
— Ты направляешься в Амадию, сиди?
— Да. Ты давно это знаешь.
— Я знал это, но пути, который туда ведет, я не знал. Аллах-иль-Аллах! Этот путь ведет к смерти и в джехенну!
При этом лицо его приняло такое задумчивое выражение, какого я никогда прежде не видел у своего верного слуги.
— Так опасно, Хаджи Халеф Омар?
— Ты мне не веришь, сиди? Разве я не слышал, что ты на этом пути хочешь навестить троих мужчин, называющих себя Пали, Селек и Мелаф — тех троих, что ты спас на острове? Отдохнув у хаддединов, они возвращаются на родину.
— Да, я навещу их.
— Тогда мы погибли. Ты и я, мы оба, — истинно верующие. Однако каждый верующий, если он попадает к ним, теряет и жизнь, и место на небе.
— Это ново, Хаджи Халеф! Кто это тебе сказал?
— Это знает каждый мусульманин. Разве ты не слышал, что страна, в которой они живут, называется Шайтанистан?
О, теперь я понял, о чем он думал. Он боялся езидов, поклонников дьявола. Тем не менее я вел себя так, как будто ничего не знал, и спросил:
— Шайтанистан, страна дьявола?
— Там живут риджаль-эш-шайтан, люди дьявола, которые ему поклоняются.
— Хаджи Халеф Омар, где ты нашел людей, поклоняющихся дьяволу!
— Ты этому не веришь? Ты никогда не слышал о таких людях?
— Я даже видел таких людей.
— И все же ты ведешь себя так, будто не веришь мне?
— Я тебе действительно не верю.
— Но ты же их сам видел?
— Не здесь. Я был в одной стране, далеко за Большим морем. Франки называют ее Австралией. Там я повстречал дикарей, у которых был шайтан, прозванный ими Яху. Ему они молились. Здесь нет людей, поклоняющихся дьяволу.
— Сиди, ты умнее меня и умнее многих людей; однако иногда твой ум и твоя мудрость полностью исчезают. Спроси здесь первого встречного, и он тебе скажет, что в Шайтанистане поклоняются дьяволу.
— Ты был на их службах?
— Нет, но я о них слышал.
— А те люди, от которых ты это слышал, сами были на службах?
— Они это тоже слышали от других.
— Тогда я тебе скажу, что этого обряда не видел еще ни один посторонний человек, потому что езиды не допускают иноверцев на свои богослужения.
Нам понадобилось все наше красноречие, чтобы втолковать сэру Дэвиду Линдсею, который слишком охотно присоединился бы к нам, что он при полном незнании языка и неумении приспосабливаться к местной обстановке принесет нам больше вреда, чем пользы, но в конце концов он согласился остаться у хаддединов и ждать нашего возвращения. Здесь он мог, воспользовавшись в качестве переводчика раненым греком Александром Колеттисом, искать своих дорогих летающих быков. Хаддедины пообещали показать ему столько развалин, сколько он захочет. В Мосул он со мной не поехал, потому что я отговорил его. Мне он был там не нужен, а та единственная цель, которую он мог преследовать в Мосуле, а именно, намерение искать защиты тамошнего английского консула, стала неактуальной, ибо покровительство хаддединов полностью его удовлетворяло.
Споры хаддединов с их врагами были улажены. Три неприятельских племени покорились, и заложники остались у победителей. Так вот и получилось, что Мохаммед Эмин смог отказаться от собственных воинов. Он, конечно, не поехал с нами в Мосул: там он подвергся бы очень серьезной опасности. Мы договорились встретиться в развалинах Хорсабада, древнего ассирийского Сарагума [129]. Итак, мы отправились в вади Мурр, Айн-эль-Халхан и Эль-Каср. Там мы расстались. Я поехал с Халефом в Мосул, а шейх пересек на плоту Тигр, чтобы добираться до места нашей встречи по другому берегу реки, вдоль Джебель-Маклуб.
Но мне-то зачем было ехать в Мосул? Не разыскивать же английского представителя, чтобы просить у него защиты! Это даже не пришло мне в голову. Я и без того чувствовал себя в полной безопасности. Но пашу я должен был разыскать. Это было необходимо, поскольку я намеревался запастись всем, что могло понадобиться в нашем рискованном предприятии.
В Мосуле стояла ужасная жара. Термометр показывал сто шестнадцать градусов по Фаренгейту [130] в тени, и это на уровне первого этажа. Однако я поселился в одном из тех подвалов, в которых жители этого города спасаются в самое жаркое время года.
Мы как раз находились в своем подземелье. Халеф сидел рядом со мной и чистил пистолеты. Мы долго молчали, однако я видел по малышу, что на душе у него скребут кошки. Наконец он рывком повернулся ко мне и сказал:
— Об этом я не подумал, сиди!
О чем?
— Что мы, может быть, никогда не увидим хаддединов.
— А-а… Почему?
— Ты направляешься в Амадию, сиди?
— Да. Ты давно это знаешь.
— Я знал это, но пути, который туда ведет, я не знал. Аллах-иль-Аллах! Этот путь ведет к смерти и в джехенну!
При этом лицо его приняло такое задумчивое выражение, какого я никогда прежде не видел у своего верного слуги.
— Так опасно, Хаджи Халеф Омар?
— Ты мне не веришь, сиди? Разве я не слышал, что ты на этом пути хочешь навестить троих мужчин, называющих себя Пали, Селек и Мелаф — тех троих, что ты спас на острове? Отдохнув у хаддединов, они возвращаются на родину.
— Да, я навещу их.
— Тогда мы погибли. Ты и я, мы оба, — истинно верующие. Однако каждый верующий, если он попадает к ним, теряет и жизнь, и место на небе.
— Это ново, Хаджи Халеф! Кто это тебе сказал?
— Это знает каждый мусульманин. Разве ты не слышал, что страна, в которой они живут, называется Шайтанистан?
О, теперь я понял, о чем он думал. Он боялся езидов, поклонников дьявола. Тем не менее я вел себя так, как будто ничего не знал, и спросил:
— Шайтанистан, страна дьявола?
— Там живут риджаль-эш-шайтан, люди дьявола, которые ему поклоняются.
— Хаджи Халеф Омар, где ты нашел людей, поклоняющихся дьяволу!
— Ты этому не веришь? Ты никогда не слышал о таких людях?
— Я даже видел таких людей.
— И все же ты ведешь себя так, будто не веришь мне?
— Я тебе действительно не верю.
— Но ты же их сам видел?
— Не здесь. Я был в одной стране, далеко за Большим морем. Франки называют ее Австралией. Там я повстречал дикарей, у которых был шайтан, прозванный ими Яху. Ему они молились. Здесь нет людей, поклоняющихся дьяволу.
— Сиди, ты умнее меня и умнее многих людей; однако иногда твой ум и твоя мудрость полностью исчезают. Спроси здесь первого встречного, и он тебе скажет, что в Шайтанистане поклоняются дьяволу.
— Ты был на их службах?
— Нет, но я о них слышал.
— А те люди, от которых ты это слышал, сами были на службах?
— Они это тоже слышали от других.
— Тогда я тебе скажу, что этого обряда не видел еще ни один посторонний человек, потому что езиды не допускают иноверцев на свои богослужения.