— Пожалуй, вы заблуждаетесь, — возразил Олд Шеттерхэнд. — Я убежден, что никакого нападения вообще не было бы, если бы этот несчастный спокойно спал. Где он, кстати? Что-то я его не замечаю.
   — Здесь я, здесь… — затараторил кантор извиняющимся тоном, выходя из-за дерева.
   — Отлично! Скажите-ка мне, как вам пришла в голову мысль уйти из лагеря?
   — Я хотел принести воды, герр Шеттерхэнд.
   — Воды? Снизу? Из реки? Да разве можно было отважиться на такое! Разве ваша жажда стала такой невыносимой, что вы не могли дождаться утра?
   — Я хотел воды не для себя.
   — Для кого же?
   — Для моего доброго друга Хромого Фрэнка. Он пожаловался на жажду, а я еще и поссорился с ним… Вот и подумал, что мы помиримся, если я ему принесу воды.
   — Что за глупость! Из-за какой-то пустяковой ссоры вы подвергли смертельной опасности все наши жизни! Не находись мы в самом сердце диких краев, я бы выгнал вас из отряда. Но сейчас, к сожалению, я не могу этого сделать, ибо так вы немедленно погибнете.
   — Кто, я? Никогда! Тот, кому суждено исполнить высокую культурную миссию, подобно моей, выражающейся в сочинении двенадцати актов, не может погибнуть!
   — Оставьте свое шутовство! В дальнейшем я буду связывать вас по вечерам, чтобы вы не совершали глупости. В первом же цивилизованном поселении по дороге я вас оставлю. Вы сможете спокойно собирать материал для своей оперы, где угодно и сколько угодно. Ну, а реки-то вам удалось достичь?
   Кантор отрицательно покачал головой и рассказал о своем пленении и обо всех дальнейших событиях, не умолчав и о том, что одолжил свой нож Поллеру.
   — Черт возьми! — выругался Олд Шеттерхэнд. — Этот человек просто притягивает к нам несчастья. Теперь придется побеспокоиться, чтобы эти мошенники от нас не сбежали. Я-то надеялся, что…
   Громкий крик нихора прервал его рассуждения. Взглянув на освещенное место, он сразу понял, в чем дело. Поллер, Батлер и Нефтяной принц внезапно вскочили и рванули со всех ног по направлению к лошадям краснокожих.
   — Они удирают! — закричал Хромой Фрэнк. — Скорее по коням и за ними, иначе…
   Он не закончил фразы, потому что решил немедленно действовать, но Олд Шеттерхэнд крепко схватил его и удержал на месте.
   Индейцы тоже помчались к лошадям, но три беглеца оказались проворней, и, несмотря на отчаянный вой краснокожих, послышался удаляющийся топот лошадиных копыт.
   — Вот они и убежали! Навсегда скрылись от нас! — причитал Фрэнк. — Почему вы меня не пустили в погоню?
   — Потому что это очень опасно, да и не нужно.
   — Опасно? Вы считаете, что я испугаюсь трех этих негодяев?
   — Я имею в виду краснокожих. Мы еще не договорились с ними, и приходится быть очень осторожными. Если мы бросимся преследовать беглецов, то попадем в руки к нихора. Мы останемся здесь до тех пор, пока не разберемся с ними.
   — И позволим трем мошенникам уйти?
   — Да в силах ли мы поймать их среди ночи? Если такая возможность и существует, оставим ее краснокожим. Слышите? Они уже пустились в погоню за беглецами, значит, мы можем не утруждать себя.
   — Ну, уж эти-то индейцы не слишком перетрудятся.
   — И этим только докажут, что мы поступили разумно. Если мы дождемся дня, то сможем прочесть следы и последовать за ними.
   — Но у парней будет такое огромное преимущество!
   — Пожалуй, мы их догоним, и их легко будет задержать, потому что защищаться они не смогут. Ведь у них и оружия-то всего, что перочинный нож, любезно подаренный нашим господином кантором, а это не слишком опасная штука.
   Все согласились, что он прав, и даже Фрэнк последовал общему примеру. Через какое-то время снова послышался конский топот, а потом все стихло. Погоня оказалась безрезультатной; в случае удачи индейцы бы долго ликовали.
   Завтрашний день обещал быть напряженным, поэтому все вынуждены были снова улечься спать. Виннету и Олд Шеттерхэнд бодрствовали, наблюдая за нихора, ибо те в любой момент могли отважиться освободить пленного вождя. Ночью нихора вели себя спокойно, а когда наступило утро и спящие белые пробудились, они увидели сидящих на берегу реки индейцев, так и не сомкнувших глаз.
   До сих пор никто не разговаривал с Мокаши, да и он не раскрыл рта, лежа так неподвижно, словно удар Олд Шеттерхэнда умертвил его. Однако вождь был жив и зоркими глазами смотрел вокруг.
   Пришло время сказать ему, чего от него хотят, и Олд Шеттерхэнд собирался взять слово. Но Виннету, догадавшись об этом, кивком попросил друга помолчать и, вопреки своему обыкновению, сам обратился к Мокаши:
   — Вождь нихора — сильный человек, великий охотник и очень смелый воин. Самого сильного бизона он убивал одной стрелой, поэтому его и назвали Мокаши. Я мог бы говорить с ним как с братом и другом, поэтому прошу его сказать, кто я такой!
   Такое обращение показалось странноватым, но оно имело свою цель.
   — Ты Виннету, вождь апачей, — ответил Мокаши.
   — Верно. Только почему ты не назвал племя, к которому я принадлежу?
   — Потому что все племена апачей признали тебя вождем.
   — Да, это так. А знаешь, к какому народу относятся навахо?
   — Они тоже апачи.
   — А нихора, назвавшие тебя своим вождем?
   — Апачи.
   — Твои уста говорят правду. И все, кто принадлежат к великому народу апачей, — братья. Когда у отца много детей, то среди них царит любовь и взаимовыручка. Так должно быть. В нужде и беде они помогут друг другу, они не то что драться, даже ссориться не должны. На юго-востоке живут команчи, смертельные враги апачей. Каждый год их воины приходят биться с апачами, поэтому наши племена должны сплотиться в борьбе против этих воров и убийц. Однако мы этого не делаем. Наоборот, наши племена враждуют между собой, уничтожают друг друга, и в итоге, когда приходит необходимость, слишком слабы, чтобы отразить смертельного неприятеля. Мое сердце отяжелело от этих забот. Нихора и навахо называют меня вождем апачей, но они сами апачи, поэтому должны слушать слова, исходящие из моих уст. Ты взял в плен Виннету и его белых братьев, хотя мы ничего вам не сделали, а я принадлежу к одному с тобой народу. Можешь ты мне назвать разумную причину своего поступка?
   — Твое сердце больше склонно к навахо, чем к моему племени.
   — Ты ошибаешься. Я ваш общий брат.
   — Твоя душа принадлежит бледнолицым, нашим врагам.
   — И опять ты заблуждаешься. Я люблю всех людей одинаково, и мне неважно, какого цвета у них кожа — белая или красная. Но все злые люди — мои враги, будь они белые или индейцы. Топор войны выкопан, и теперь брат идет на брата, чтобы пролить новую кровь. Это плохо, потому сегодня я не считаю себя вашим другом. Я не помогаю ни вам, ни навахо, я только призываю закопать томагавк войны и опять жить в мире.
   — Этот невозможно. Мир может наступить только после того, как прольется кровь. А до тех пор мы не будем слушать никого, кто говорит о мире.
   — И даже меня?
   — И тебя тоже.
   — Вижу, что мои слова напрасны, а Виннету не привык говорить впустую. Продолжайте свой спор с навахо, но берегитесь втягивать в него меня и моих белых братьев! Ты обошелся с нами как с врагами, но мы хотим это забыть. Сейчас ты у нас в руках, твоя жизнь зависит от нашей воли. Скажи, хочешь ли ты, чтобы в палатках ваших врагов говорили: «Олд Шеттерхэнд и Виннету пленили Мокаши, хотя при нем было три сотни воинов»? Хочешь, чтобы о тебе говорили: «Он вынужден был вернуть даже белых скво и детей, плененных им»?
   Виннету сказал это специально, поскольку подобное было бы для Мокаши величайшим позором. Вождю нихора надо было выпутываться. Если он не станет препятствовать уходу бывших пленников, за это сам получит свободу. Взамен он получит обещание, что его позор будет забыт. Вождь мрачно глядел перед собой и молчал. Тогда Виннету продолжил:
   — Твои воины уверены, что мы тебя сразу же убьем, если только они попытаются напасть на нас. Ты слышал, как об этом сообщил им мой брат Шеттерхэнд?
   Мокаши кивнул.
   — Ну, теперь ты знаешь, что тебя ожидает. Решай сам свою судьбу. Мы требуем свободного прохода и возвращения всего отнятого у нас.
   — Теперь это наши вещи!
   — Нет. Мы не оставим в ваших руках ни единой своей иголки.
   — Тогда будет бой!
   — Но прежде ты умрешь!
   — Я воин и смерти не боюсь. Мои люди отомстят за меня.
   — Ошибаешься. Мы находимся под защитой скал и деревьев. Кроме того, не забывай: мы никогда не считаем своих врагов, нам все равно, триста их или меньше, а твоим воинам известно, какое у нас оружие. Уверяю тебя, вы нас не победите.
   — Тогда пусть мои люди умрут со мной. Они так же, как и я, запятнаны позором, о котором ты сказал раньше.
   — Если ты будешь вести себя разумно, а они станут тебе повиноваться, то вы сотрете с себя это позорное пятно. Мы обещаем, что никому не скажем о событиях сегодняшней ночи.
   Глаза Мокаши засветились радостью, он воскликнул:
   — Ты обещаешь? Ты сдержишь слово?
   — Разве Виннету когда-нибудь нарушил данное слово?
   — Нет, но скажи мне, как вы будете относиться к нам после того, как мы вас отпустим.
   — Так же, как и вы к нам. Если последуете за нами, чтобы опять напасть, мы будем защищаться.
   — Куда вы направитесь?
   — Пока не знаем. Мы должны поймать трех сбежавших пленников. Куда они поехали, туда мы и отправимся. Если они поедут к навахо, и нам придется выбрать этот путь.
   — Вы объединитесь с ними против нас?
   — Мы будем склонять их к миру, как я пытался уговорить тебя. Я уже говорил: мы не хотим быть вашими врагами. Решайся быстрее! Нам надо выезжать, иначе трое бледнолицых получат слишком большое преимущество.
   Мокаши закрыл глаза, взвешивая все за и против. После непродолжительного раздумья он снова открыл их и объявил:
   — Вы получите все принадлежащее вам, а потом можете ехать.
   — И вы не будете нас преследовать?
   — Мы забудем про вас, но вы не должны говорить, как я попал в ваши руки!
   — Решено! Готов ли мой брат Мокаши раскурить с нами трубку мира?
   — Да.
   — Стой! — вмешался Олд Шеттерхэнд. — Мой брат Виннету забыл нечто важное. Он не сказал о восьми навахо, оказавшихся в руках нихора.
   — Я думал о них, — ответил апач.
   — Мы должны требовать их освобождения.
   — Какое вам до них дело? — вспылил Мокаши. — Разве они ваши спутники? Разве мы взяли их в плен в вашем присутствии? Вы сказали, что не считаете себя ни их врагами, ни нашими, и я этому поверил. Может, я ошибся? Я выполняю ваше желание в отношении вас самих и ваших вещей. А эти навахо никакого отношения к вам не имеют, и вы не можете требовать их освобождения. Если вы будете настаивать, я возьму свои слова назад, и пусть бой решит, кто из нас прав.
   Человечность заставляла Олд Шеттерхэнда упорствовать в своем требовании, однако Виннету думал достичь той же цели иным образом. Он подал тайный знак своему другу и сказал нихора:
   — Мой брат Мокаши прав. Мы не будем требовать от вас навахо, потому что они не были нашими спутниками, но ты знаешь, что их, как и вас, я считаю своими братьями, а потому прошу выслушать мою просьбу.
   — Виннету может говорить. Я слушаю его.
   — Что вы намерены сделать с этими пленниками?
   — Они умрут у столбов пыток, как и все навахо, попадающие в наши руки.
   — Тогда я прошу тебя не предавать их смерти сейчас.
   — А когда?
   — Когда закончится война и топор войны снова будет зарыт.
   — Это произошло бы и без твоей просьбы. Ты — самый знаменитый воин апачей и должен знать обычаи всех племен. Пленных не убивают в походе, они получают свое после возвращения победителей домой.
   — Итак, мы договорились, и теперь можем раскурить трубку мира.
   — Тогда развяжите меня и выведите на открытое место, чтобы мои воины видели, как мы курим калюмет.
   Его желание было исполнено, после чего все уселись на открытом месте, там, где вчера горел костер. Виннету набил свою трубку, зажег ее и дал Мокаши сделать первую затяжку. Потом трубка пошла из рук в руки. Даже женщинам и детям пришлось приложиться к ней, иначе договор, по индейским понятиям, не распространится на всех. Когда церемония закончилась, Мокаши пожал всем, даже детям, руки и отправился к своим людям, чтобы сообщить о происшедшем.
   — Я охотно бы освободил и восьмерых навахо, — заметил Олд Шеттерхэнд, — а теперь придется оставить их в руках нихора.
   — Пусть мой брат не беспокоится, — уверил его Виннету, — с ними ничего не случится.
   — Я не так уверен, как ты.
   — Нихора будут вынуждены отдать и этих пленных.
   — Кто их вынудит? Навахо? Каким образом?
   — Мы сообщим им об этом.
   — Значит, ты думаешь, нам надо отправиться прямо к навахо?
   — Мы должны это сделать, поскольку Нефтяной принц поскакал прямо к ним.
   — Хм, мой брат прав! У этих парней нет оружия, они не могут подстрелить дичь, они не могут разжечь костер, они просто вынуждены искать людей, а там, куда они едут, других людей, кроме навахо, нет. Правда, неизвестно, как их примут навахо. Если они объявят себя врагами нихора, расскажут, что были у них в плену и бежали, то прием может быть сносным.
   — Мой брат мог бы учесть, что они могут сказать и другое. Они расскажут про разведчиков-навахо и про то, что Хасти-тине был убит нихора. Они приплетут и тебя, и меня, чтобы только войти в доверие к навахо.
   — И попросить у них оружия и всего, в чем они нуждаются. Ты думаешь, они своего добьются?
   — Зависит от того, что они расскажут. Нитсас-Ини, великий вождь навахо, слывет очень умным человеком; он проверит каждое сказанное ими слово, прежде чем поверит. Но посмотри-ка на нихора! Они садятся на лошадей.
   Мокаши сказал своим людям, что мир заключен. Те не очень-то в это поверили, но вынуждены были согласиться, поскольку была раскурена трубка мира. Они сели на лошадей и ускакали прочь. Потом несколько воинов вернулись, они сложили на землю все трофеи, которые могли быть востребованы белыми. Кое-каких мелочей все же не оказалось, но это действительно были мелочи, на которые не стоило тратить лишних слов, ведь прежде речь шла о делах серьезных, а то и вообще о жизни и смерти!

Глава 10
Пропавший чек

   Прошло два дня. Там, где Челли впадает в Рио-Сан-Хуан, которую называют также Рио-дель-Навахос, на длинной полоске земли между обеими реками, располагался большой индейский лагерь. Там собралось сотен шесть навахо, и не на охоту, иначе они прихватили бы с собой палатки. Речь шла о боевом походе, ибо все лица были раскрашены в цвета войны.
   Место это было исключительно удобным для лагеря. С двух сторон его защищали реки, значит, охранять лагерь надлежало только с одной стороны. Травы было больше, чем достаточно, деревьев и кустов тоже, да и недостатка в воде никто не испытывал.
   На ремнях, натянутых между деревьями, сушились длинные, тонко нарезанные куски мяса, самый необходимый провиант в военном походе. Краснокожие либо лениво лежали в траве, либо купались в реке. Кто-то дрессировал свою лошадь, кому-то нравилось упражняться с оружием.
   Посреди лагеря стоял построенный из веток большой вигвам. Воткнутое возле входа копье было украшено тремя орлиными перьями. Этот шалаш принадлежал Нитсас-Ини, верховному вождю навахо. Ему, сидевшему перед входом, еще не было пятидесяти лет, он был крепко сложен, и — что удивительно — лицо его не имело следов боевой раскраски, отчего его благородные черты были хорошо различимы. Во взгляде вождя читались ум, спокойствие и ясность, которые не всегда можно наблюдать у индейцев. Он не производил впечатления дикого или даже полудикого человека. Если отыскивать причину всего этого, то достаточно было взглянуть на существо, сидевшее рядом с вождем и беседовавшее с ним — на его скво.
   Это было неслыханно! Скво в военном лагере, да еще и рядом с вождем! Известно же, что даже самые любимые из индейских женщин не осмеливаются сиживать рядом с мужьями. А здесь речь шла о верховном вожде большого племени, которое в состоянии выставить пять тысяч воинов. Но эта женщина была не индейской скво, а европейкой, матерью Ши-Со, выбравшей в мужья вождя навахо и оказавшей на него благотворное влияние.
   Перед этой парой стоял, опираясь на седло своей лошади, долговязый, худой, но выглядевший очень сильным мужчина с окладистой седой бородой. С одного взгляда можно было понять, что он повидал на своем веку немало и не привык бездельничать. Эти трое беседовали между собой, причем разговор велся на немецком языке. Вождь почти свободно говорил на нем, что можно объяснить только одним обстоятельством: жена его была немкой.
   — Я тоже начинаю беспокоиться, — сказал седобородый. — Наши разведчики до сих пор не вернулись.
   — С ними что-то произошло, — уверенно сказала женщина.
   — Этого я не боюсь, — рассуждал вождь. — Хасти-тине — лучший разведчик племени, а с ним ушли девять опытнейших воинов. Вероятно, они еще не встретили нихора и теперь разыскивают их следы. Возможно, они разделились, чтобы вести поиск в разных направлениях. В таком случае нелегко встретиться снова, по крайней мере, до этой встречи может пройти много времени.
   — Будем надеяться, что это так. Ну, а я возьму с собой несколько воинов, — произнес бледнолицый.
   — Бери сколько угодно. Кто хочет охотиться на антилопу, должен взять с собой много людей, чтобы загнать добычу.
   — Тогда будь здоров, Нитсас-Ини!
   — Будь здоров, Маитсо!
   Седовласый легко вскочил на лошадь и, отъезжая, взял с собой нескольких индейцев. Те охотно приняли приглашение, потому что охота на антилопу была желанным развлечением для любого краснокожего. Вождь назвал своего гостя Маитсо, что на языке навахо означает «волк». Очевидно, такой была его немецкая фамилия [74]. Если вспомнить, что друга и товарища Ши-Со звали Адольф Вольф, то легко понять, что этот Маитсо и был тем дядюшкой, которого хотел разыскать Адольф.
   Седовласый вырвался с индейскими спутниками на широкий простор прерий, где вскоре им удалось подстрелить несколько антилоп. На обратном пути, еще задолго до лагеря, они заметили троих всадников, медленно приближавшихся с восточной стороны. Их лошади оставили за собой долгий, изнурительный путь, поскольку даже издалека было заметно, как они измучены.
   Заметив группу охотников, эти трое придержали своих лошадей, чтобы посоветоваться, что делать дальше. Этими всадниками были Поллер, Батлер и Нефтяной принц.
   — Добрый вечер, мистер! — приветствовал старшего по возрасту охотника последний из названных. — Вы белый, и поэтому, надеюсь, дадите нам достоверный ответ. К какому племени принадлежат эти краснокожие?
   — К навахо, — ответил Вольф, довольно неприязненно разглядывая неизвестного.
   — Кто их вождь?
   — Нитсас-Ини, верховный вождь навахо.
   — А вы, что, тоже принадлежите к навахо?
   — А почему нет?
   — Потому что вы белый.
   — Хо! Бывают и белые навахо. Я уже давно живу рядом с ними.
   — Где они теперь? Мы должны это знать.
   — Должны? Это означает, что я должен сказать вам об этом? Ничего я никому не должен!
   — И тем не менее вы дадите ответ. Мы разыскиваем Нитсас-Ини, чтобы передать ему очень важное сообщение.
   — От кого?
   — От его разведчиков.
   Если Нефтяной принц предполагал, что после этого старик сразу же клюнет на приманку, он ошибался. Тот посмотрел еще более недоверчиво и сказал:
   — Разведчиков? А я и не знал, что мы высылали разведчиков.
   — Не притворяйтесь! Вы должны нам поверить. Мы привезли действительно важное сообщение.
   — Ладно, даже если мы действительно кого-то посылали, думаете, им пришла бы в голову мысль переслать свое сообщение через трех бледнолицых? Для этого они прислали бы одного из наших.
   — Да, если бы смогли.
   — Почему же они не смогли?
   — Потому что попали в плен к нихора.
   — Тысяча чертей! Таких людей, как наши лазутчики, нелегко взять в плен.
   — И тем не менее их пленили! В двух днях пути отсюда, вверх по долине Челли.
   — Сколько было разведчиков?
   — Восемь человек.
   — К сожалению, не сходится, никак не сходится!
   — Дьявол, не будьте таким неверующим! Я-то знаю, что их должно было быть десять человек, но двоих нихора убили.
   — Послушайте, мистер! У вас такие лица, что ни одно из них не внушает мне доверия. Когда вы что-то нам говорите, то позаботьтесь хотя бы о том, чтобы это звучало правдоподобно, иначе наживете неприятностей!
   — Как угодно! Мы не очень-то расположены выслушивать грубости и оскорбления в ответ на наши старания.
   — Не больно-то возмущайтесь! Оружия у вас нет, а стало быть, вы полностью беспомощны. Не надо быть очень догадливым, чтобы принять вас за бродяг.
   — Мы сбежали!
   — Ах, вот оно что! Откуда же?
   — От нихора, у которых были в плену. Мы буквально касались спинами ваших разведчиков! Вы еще будете нас благодарить, что мы наткнулись на ваш отряд. Вам, может быть, известно озеро Глуми-Уотер по ту сторону от Челли? Так вот, недалеко оттуда Мокаши убил вашего Хасти-тине и еще одного, а восемь других были взяты в плен на самом озере и отведены к Челли. Нам троим, тоже попавшим в плен, удалось бежать. Хотите верьте мне, хотите нет, нам все равно!
   Теперь Вольф, знавший Хасти-тине, перестал сомневаться:
   — Хасти-тине убит? Это правда? А другие пленные? Черт возьми, им должно быть очень плохо.
   — Но кое-кому еще хуже.
   — Кому?
   — Виннету, Олд Шеттерхэнду, Сэму Хокенсу и другим вестменам, в том числе целой группе немецких переселенцев.
   — Вы с ума сошли? — вырвалось у Вольфа. — Виннету и Шеттерхэнд в плену?
   — И много других, — вмешался в разговор Поллер. — Пленен также некий Ши-Со, прибывший из Германии с молодым человеком по имени Адольф Вольф.
   — Адольф Вольф? — буквально закричал старик. — Вы это хорошо знаете?
   Разумеется. Мне пришлось быть проводником этих переселенцев. По-немецки я немного разговариваю, поэтому сумел завоевать их доверие.
   — О, Боже! Должен сказать вам, что я дядя этого самого Адольфа Вольфа. Он ехал ко мне. Значит, он в плену? И Ши-Со тоже? Скорей едем к вождю! Вы должны все нам рассказать, а потом мы немедленно отправимся на выручку.
   Он пришпорил лошадь и галопом поскакал к лагерю. Трое белых последовали за ним, обмениваясь довольными взглядами. Мошенники хотели получить у навахо оружие и боеприпасы, чтобы потом спокойно отправиться дальше. Они знали, конечно, что их будут преследовать и ни в коем случае не собирались сдаваться. У них имелись только две возможности. Либо им удастся, снарядившись у навахо, быстро отделаться от них, и это был бы самый лучший вариант, либо их вынудят вернуться обратно и вести навахо к нихора. В этом случае приходилось думать о бегстве. А еще придется постараться, чтобы не произошла встреча Олд Шеттерхэнда и его людей с навахо. По дороге к лагерю Нефтяной принц думал, как бы это устроить. Наконец, ему пришла в голову счастливая мысль: Виннету и его белый брат находятся слева от Челли. Если вынудить навахо двигаться по правому берегу реки, то встречу удастся оттянуть на много дней, а тогда, глядишь, и представится случай к побегу. Обдумав свою идею, Нефтяной принц проинструктировал своих сообщников:
   — Когда нас станут расспрашивать, говорить буду я. И запомните самое главное: мы находились на левом, а не на правом берегу Челли. Позднее я вам все объясню, сейчас же на это нет времени.
   Они, действительно, подъехали к лагерю. Находившиеся там индейцы с удивлением разглядывали белых чужаков. В этой отдаленной местности, да еще теперь, когда выкопан топор войны, они не рассчитывали встретить бледнолицых. Вольф подскакал с ними к шалашу вождя, спрыгнул с лошади и сообщил сидевшему перед входом Нитсас-Ини:
   — Этих людей я встретил во время охоты. У них важное сообщение.
   Нитсас-Ини посмотрел на слезавших с лошадей приезжих и обратился к Вольфу:
   — Ты приветствовал их как друзей?
   — Да.
   Вождь наморщил лоб и сказал:
   — Опытный глаз определит по коре, трухляво ли внутри дерево. Ты, верно, не открывал глаз.
   Белые, очевидно, не произвели на него благоприятного впечатления. Сначала они стояли молча, потом Нефтяной принц приблизился к вождю и сказал со смесью вежливости и упрека в голосе:
   — Есть и здоровые деревья, хотя кора их кажется больной. Нитсас-Ини сможет только тогда верно судить о нас, когда узнает ближе.
   Складки на лбу вождя стали глубже, а голос его зазвучал строго:
   — Сотни лет прошли с тех пор, как бледнолицые пришли в нашу страну. У нас было время изучить их. Только очень немногие белые могут называться друзьями краснокожих.
   — Мы из тех людей! Мы вам это докажем.
   — Если сможете доказать, ваше счастье!
   — Счастье? Я думал, что нам у вас нечего бояться, потому что мистер Вольф принял нас по-дружески.
   — Краснокожего не связывает то, что делает и говорит белый. Я — верховный вождь навахо, и ваша судьба зависит от того, что я теперь о вас узнаю.
   При этих словах троице стало страшно, однако Нефтяной принц подавил в себе этот испуг и уверенно продолжил:
   — Я слышал, что Нитсас-Ини считается справедливым и мудрым вождем. Он не станет враждебно относиться к воинам, пришедшим спасти его людей и самого вождя.
   — Спасти нас? — взгляд вождя внимательно прошелся по лицам белых. — Интересно, что это за опасность, которую вы хотите предотвратить?
   — Воины нихора.
   — Чепуха! — воскликнул вождь, пренебрежительно махнув рукой. — Мы раздавим их! Даже если бы число их составляло десять раз по сто, мы и тогда сумели бы уничтожить их, потому что один навахо стоит десяти нихора. А вы, безоружные, хотите помочь нам? Только трус позволяет отнять у себя оружие.