Мей Лев Александрович. Виргинцы (книга 2)

обстоятельствах тетушке Ламберт лучше на этот раз обойтись без своего
маленького aide-de-camp {Адъютанта (франц.).} в юбке. Кузена Хэгана мы не
застали дома. Миледи в легком капоте и не слишком аккуратных папильотках
играла в криббидж с соседкой с третьего этажа, а добрая миссис Хэган
восседала по другую сторону камина со стаканом пунша и "Долгом человека".
Мария, некогда твоя Мария, слегка всплакнула при виде нас, и тетушка
Ламберт, как ты понимаешь, не замешкалась с изъявлением сочувствия, а я тем
временем расточал все, какие только приходили мне на ум, комплименты
почтенной старушке. Когда разговор между тетушкой Ламберт и новобрачной
начал иссякать, я принял в нем участие, и мы совместными усилиями
постарались, сделать это унылое посещение более приятным. Мы говорили о
тебе, о Вулфе, о войне. Теперь ты уже, вероятно, сражаешься с французами, и
я молю бога, чтобы он даровал победу моему бесценному брату и вывел его
целым и невредимым из схватки! Будь уверен, мы с тревогой следуем за тобой:
мы видим тебя у Кейп-Бретон. Мы рассматриваем план Квебека и карту реки
Святого Лаврентия. Могу ли я забыть, какая радость отразилась на твоем лице,
когда ты увидел, что я вернулся целым и невредимым с тогдашнего пустякового
поединка с французиком. Я верю, что и мой Гарри вернется с поля битвы
целехонек. Я ни секунды в этом не сомневаюсь, заранее радуюсь твоему успеху
и заразил здесь всех моей бодростью. Мы говорим о войне так, как если бы
исход ее был предрешен и капитан Уорингтон уже получил новый чин. Молю небо,
чтобы скорее настал тот день, когда все эти надежды сбудутся.
Не странно ли, что тебе, такому горячему малому (ты сам знаешь, какой
ты вспыльчивый), удавалось до сих пор избегать ссор, а я, миролюбивый по
натуре, никому не желающий зла, вечно ввязываюсь в драки по чьей-нибудь злой
воле! Что ты скажешь, узнав, что твой негодный брат снова попал в переделку,
и как ты думаешь, с кем? Ни более пи менее, как с твоим старым недругом,
нашим родичем мистером Уиллом,
Диву даюсь, что восстановило его против меня или кто мог его натравить!
Спенсер (который был моим секундантом, - дело, как видишь, зашло далеко, но
не путайся, все уже позади, и никто не получил ни царапины), так вот,
Спенсер уверен, что кто-то науськал Уилла на меня, но кто же, спрашивается,
кто? Он вел себя крайне загадочно и совершенно непозволительно. В последнее
время мы довольно часто встречались с ним в доме добрейшего Ван ден Босха,
чью прелестную внучку наша драгоценная маменька прочила в жены нам обоим.
Ах, дорогая маменька, могли ли вы предположить, что эта крошка станет causa
belli {Поводом к войне (лат.).}, что из-за нее будут обнажены шпаги и две
молодые жизни подвергнутся смертельной опасности? Но так случилось. То ли
желая показать свою храбрость, то ли по какой-то причине сомневаясь в моей,
но только всякий раз, когда мы с Уиллом встречались в их доме, - а он вечно
торчит там, - наш кузен вел себя со мной столь грубо, что мне стоило
немалого труда и выдержки сохранять спокойствие. Не раз и не два он в
присутствии всей семьи старался вызвать меня на спор и, как мне казалось, -
из чистой неприязни и злобы. Возможно, он приволакивается за мисс Лидией и
за кораблями, неграми и сорока тысячами фунтов ее дедушки? Сдается мне, что
так. Старик вечно бахвалится своими деньгами и обожает внучку, а так как эта
малютка и в самом деле прелестна, то у нас тут куча народа готова обожать
ее. Неужели Уилл так низок, что мог вообразить, будто я променяю мою Тео на
миллион гиней и орду чернокожих с этой юной Венерой в придачу? Неужели
подобная гнусность может зародиться в уме человека? Эдак он способен
обвинить меня в том, что я стянул у Ван ден Босха с обеденного стола
серебряные ложки и бокалы и вообще промышляю грабежом на большой дороге...
Словом, по той или иной причине ему угодно было проникнуться ко мне
ревностью, и возможно, что я, отвечая на его наглые выходки несколько
язвительным тоном (хотя, разумеется, абсолютно в рамках приличия, поскольку
это происходило в обществе), раз-другой задел его за живое. А наша малютка
Лидия тоже невольно подливала масла в огонь - особенно вчера, когда разговор
зашел о твоей милости.
"Ах! - неосторожно сказала эта невинная крошка, когда мы сидели за
десертом. - Ваше счастье, мистер Эсмонд, что капитана Гарри нет здесь".
"Это почему же, мисс?" - спрашивает тот с добавлением одного из своих
излюбленных словесных украшений. Не иначе, как он обидел в детстве ту самую
фею, по воле которой у скверной девочки при каждом слове выскакивала изо рта
лягушка или жаба; ну, а у Уилла что ни слово, то изо рта вылетает брань. (Я,
между прочим, знаю одну особу, из нежных уст которой сыплются только чистые
перлы и бриллианты.) "Это еще почему?" - повторяет мистер Уилл и тут же
разражается залпом проклятий.
"Ой, срам какой! - говорит мисс Лидия, прикладывая прелестные пальчики
к самым прелестным розовым ушкам на свете. - Ой, какой срам, сэр! Какие
гадкие вы употребляете слова. Ваше счастье, что капитана здесь нет, иначе он
поссорился бы с вами. А у мистера Джорджа нрав тихий, миролюбивый, и он не
станет ссориться. Есть ли у вас вести от капитана, мистер Джордж?"
"Есть, с Кейп-Бретон, - отвечаю я. - Он чувствует себя превосходно,
благодарю вас, но я хотел бы сказать..." Тут я, не договорив, умолкаю на
полуслове, так как задыхаюсь от гнева и не могу больше сдерживаться.
"Этот капитан, как вы его называете, мисс Лидия, - говорит Уилл, - еще
отличится там так, как он отличился при Сен-Ка. Ха-ха-ха!"
"Насколько мне известно, он там действительно отличился, сэр", - говорю
я.
"Отличился? - восклицает наш дорогой кузен. - А я всегда считал, что он
попросту удрал. Его там окунули в воду, и он пустился наутек, так, словно
бейлиф снова гнался за ним по пятам".
"Вот как! - говорит мисс. - Разве бейлиф когда-нибудь охотился за
капитаном?"
"А то нет! Ха, ха, ха!" - потешается мистер Уилл.
Должно быть, у меня был очень рассерженный вид, потому что обедавший с
нами мистер Спенсер наступил мне под столом на ногу.
"Не хохочите так громко, кузен, - говорю я самым мягким тоном, - вы
разбудите почтенного мистера Ван ден Босха". Старик тем временем уже спал в
глубоком кресле, в котором он любит вздремнуть после обеда.
"Полноте, кузен, - говорит Уилл и, обернувшись, подмигивает своему
приятелю капитану Дьюсэйсу, а какая у этого субъекта и у его супруги
репутация, ты, я думаю, когда посещал клубы, слышал. Уилл же ввел его в это
скромное семейство и представил как человека из самого высшего общества. -
Не пугайтесь, мисс. - говорит мистер Уилл, - да и мой кузен зря так
пугается".
"Вот и прекрасно! - восклицает мисс Лидия. - Ведите себя смирно,
господа, не ссорьтесь и приходите ко мне, когда я пришлю сказать, что чай
готов". И, сделав очаровательный реверанс, малютка Лидди исчезает.
"К черту, Джек, давай сюда бутылку, только не разбуди старика! -
говорит мистер Уилл. - А вы не хотите приложиться, кузен?" - добавляет он,
как-то презрительно подчеркивая слово "кузен".
"Да, я хочу приложиться, - говорю я, - только не к бутылке. И если вы
немножко помолчите, кузен, я сейчас скажу вам, что я намерен сделать". (Тут
Спенсер отчаянно брыкает меня под столом.)
"А на черта мне знать, что вы намерены сделать?" - говорит Уилл,
заметно побледнев.
"Я намерен запустить этим стаканом вам в физиономию", - говорю я и тут
же осуществляю свое намерение.
"Вот это да, черт побери!" - восклицает мистер Дьюсэйс, и под гром их
проклятий старик Ван ден Босх просыпается и, скинув носовой платок с лица,
спрашивает, что тут произошло.
"Да просто стакан вина был использован не по назначению", - объясняю я
ему, и старик говорит:
"Не беда, у нас в запасе еще есть! Велите дворецкому подать то вино,
что вам больше по вкусу, молодые люди!" И он снова погружается в свое кресло
и в дремоту.
"В шесть часов утра из сада, что позади Монтегью-Хаус, открывается
очень красивый вид на Хемстед, и статуя короля на церкви святого Георгия
считается очень благородным произведением искусства, кузен", - говорю я,
возобновляя разговор.
"К черту статую!" - выкрикнул было Уилл, но я его прерываю:
"Не орите, кузен, не то вы опять разбудите нашего хозяина. Не лучше ли
нам подняться наверх, к чайному столу мисс Лидии?"
Мы условились встретиться на следующее утро, и сегодня днем следователь
мог бы уже вести дознание над трупом одного из нас или даже обоих, но,
поверишь ли, в ту минуту, когда мы готовились привести наш план в
исполнение, появились трое подручных сэра Джона Фильдинга, отвели нас на
Бау-стрит и принудили самым постыдным образом дать слово не нарушать
общественного порядка и спокойствия.
Кто донес на нас? Не я и не Спенсер - за него я ручаюсь. Впрочем,
признаться, я отчасти даже обрадовался, увидав бегущих к нам констеблей с
дубинками, так как у меня не было ни малейшего желания ни проливать кровь
Уилла, ни жертвовать своей в угоду этому негодяю. Ну, что скажете, сэр, -
сомневаюсь, чтобы вы могли описать мне баталию', подобную этой, - без
единого выстрела, без запаха пороха, со шпагами, не больше окрашенными
кровью, чем на театральных подмостках? А я исписал всю бумагу, так и не
закончив своего рассказа о леди Марии и мистере Хэгане. Конец этой истории
приплывет к тебе со следующим кораблем. Дело в том, что ссора с Уиллом
произошла только вчера, вскоре после того, как я написал первые две-три
фразы письма. До обеда я просто слонялся без дела, вечером просматривал
кое-какие счета, глядел на письмо и мрачно прикидывал, удастся ли мне его
закончить, а сегодня эта ссора занимала меня уже куда больше, чем любовные
перипетии бедной Молли, и я, повествуя о ней, исписал все листки! Но я знаю,
когда бы и где бы ни прочитал мой дорогой Гарри это послание, сердце его
всегда будет с любящим его братом.

Дж. Э.-У".

^TГлава LXXI^U
Проделки Гименея

Маленькая стычка между Джорджем и его кузеном привела к тому, что
Джордж стал значительно реже наведываться в Блумсбери, ибо мистер Уилл в
своих ухаживаниях сделался еще более усердным, чем прежде, и, поскольку оба
они обязались не нарушать общественного порядка и спокойствия, стал вести
себя столь вызывающе, что Джорджу нередко стоило большого труда не пустить в
ход кулаки. А поведение бесхитростной крошки Лидии по отношению к своим
друзьям могло поставить в тупик кого угодно. Если месяца полтора назад она
была вне себя от того, что Джордж предпочел ей другую, то теперь
пользовалась каждым случаем, чтобы похвалить Тео. Мисс Тео такое нежное,
кроткое создание! Мисс Лидия уверена, что ей нужен именно такой муж, как
Джордж. Какое счастье, что эту ужасную дуэль удалось предотвратить!
Констебли подоспели как раз вовремя. А как уморительно кричал и бранился
мистер Эсмонд, в каком он был бешенстве оттого, что ему не дали подраться!
- Но прибытие констеблей спасло вашу драгоценную жизнь, дорогой мистер
Джордж, и мне кажется, мисс Тео должна благословлять их до конца дней своих,
- нежно улыбаясь, говорит Лидия. - Вы не хотите остаться отобедать с нами? У
нас сегодня обедает мистер Эсмонд. Его общество вам не по душе? Право же, он
вас не обидит, - и вы его, надо думать, тоже!
Не приходится удивляться, что после таких любезных речей, произнесенных
к тому же по какой-то странной оплошности в присутствии посторонних лиц,
мистер Уорингтон не проявлял особого стремления почаще бывать в доме юной
американки.
Весть о поединке Джорджа с мистером Уиллом не сразу долетела до
Дин-стрит, ибо Джорджу отнюдь не хотелось попусту волновать своих добрых
друзей, но когда об этом происшествии все же стало известно, вы легко можете
себе представить, в какое волнение пришли дамы и какой подняли они
переполох.
- Вы намеревались лишить жизни одного из ваших ближних и, явившись к
нам, не обмолвились об этом ни словом! О Джордж, это ужасно! - заявила Тео.
- Но, моя дорогая, он же оскорбил меня и моего брата)- взмолился
Джордж. - По-вашему, значит, он может обзывать нас обоих трусами, и я должен
сидеть смирно и говорить "мерси"?
Генерал молча слушал их перепалку. Лицо его было серьезно.
- Вы ведь тоже считаете, папенька, что это дурной обычай, что это не
по-христиански, вы же сами не раз говорили: настоящие джентльмены должны бы
иметь мужество отказываться от дуэли! - Отказываться? Да, конечно, -
соглашается мистер Ламберт - по-прежнему с весьма мрачным видом.
- Надобно обладать просто нечеловеческой силой духа, чтобы отказаться
от дуэли, - говорит Джек Ламберт, и вид у него не менее мрачный, чем у
генерала. - Если кто-нибудь осмелился бы назвать меня трусом, мне кажется, я
мог бы забыть про свой сан. - Вот видите, братец Джек на моей стороне! -
восклицает Джордж.
- Обстоятельства не позволяют мне быть против вас, мистер Уорингтон, -
говорит Джек Ламберт.
- Мистер Уорингтон? - густо покраснев, восклицает Джордж.
- Как, неужели ты, священник, хотел бы, чтобы Джордж нарушил заповедь и
совершил убийство? - спрашивает ошеломленная Тео.
- Я - сын солдата, сестра, - сухо отвечает молодой священнослужитель. -
К тому же мистер Уорингтон и не совершил, ведь никакого убийства. Скоро мы
получим вести из Канады, отец. Сейчас там решается великий спор о том, какая
из двух наций имеет право на господство. - И, говоря это, он повернулся
спиной к Джорджу, а тот с изумлением на него воззрился.
При этих неожиданных словах брата Этти сильно побледнела, и Тео под
каким-то предлогом увела ее из комнаты. Джордж вскочил, проводил их до двери
и тотчас вернулся.
- Боже милостивый! - воскликнул он. - Да вы, господа, никак,
заподозрили меня в том, что я намеренно уклонился от этой дуэли с мистером
Эсмондом! Отец и сын переглянулись.
- Воистину самые близкие и дорогие нам люди всегда первыми наносят нам
обиду! - запальчиво воскликнул Джордж.
- Ты хочешь сказать, что совсем в этом неповинен? Слава тебе господи,
как я рад, мой мальчик! - вскричал генерал. - Что я тебе говорил, Джек! - И,
покраснев, он что есть силы сжимает руку Джорджа, а затем утирает глаза.
- Да скажите мне, во имя неба, в чем это я неповинен? - спрашивает
мистер Уорингтон.
- Тут мистер Джек, изволите ли видеть, рассказал нам одну историю, -
отвечает генерал. - Так пусть сам теперь и повторит. А я от всего сердца
готов поверить, что это... э... мерзкое вранье. - И, высказавшись столь
решительно, он покидает комнату.
Его преподобие Джек Ламберт смущен и выглядит на редкость глупо.
- Так что же это, черт побери, за история?.. Какая клевета
распространяется обо мне? - спрашивает Джордж, с сердитой усмешкой глядя на
молодого священника.
- Когда храбрость мужчины подвергается сомнению - это всегда
оскорбительно для него, - говорит мистер Ламберт, - и я рад, что на вас,
выходит, возвели напраслину.
- А кто же оболгал меня, чью клевету вы повторили, сэр? - загремел
мистер Уорингтон. - Я требую, чтобы вы назвали его имя.
- Вы забываете, что дали слово не нарушать общественного порядка и
спокойствия, - говорит Джек.
- К черту спокойствие! Мы можем уехать в Голландию и драться там. Кто
он, назовите мне его, я требую!
- Потише, потише, мистер Уорингтон, я не глухой! - говорит молодой
священник. - Эту историю, которую я, не отпираюсь, сообщил моему отцу,
рассказал мне не мужчина.
- Что такое? - спрашивает Джордж, и его внезапно осеняет догадка. -
Неужели эта хитрая, коварная чертовка с Блумсбери-сквер наплела вам что-то
на меня?
- Не пристало употреблять такое слово, как "чертовка", по отношению к
молодой девице, Джордж Уорингтон! - негодует мистер Ламберт-младший. - А тем
более - по отношению к такому очаровательному созданию, как мисс Лидия. Это
она-то хитрая? Самое невинное из всех божьих творений! Это она-то коварная -
этот ангел? Сколь непритворно радовалась она, сообщая о том, что ссора
уладилась! Сколь благочестиво возблагодарила небо за то, что оно не
допустило пролиться крови в этом братоубийственном поединке! Какие высокие
воздавала вам хвалы и какую глубокую симпатию выражала за то, что вы
выполнили столь тяжкий долг и отвратили этот поединок, хотя и неприятным, но
единственно возможным способом.
- Каким способом? - спрашивает Джордж, яростно топнув ногой.
- Как каким? Сообщив куда следует, конечно! - отвечает мистер Джек, и
Джордж выражает свой гнев в словах, слишком несдержанных, чтобы
воспроизводить их здесь, и крайне нелестных для мисс Лидии.
- Не произносите подобных слов, сэр! - восклицает священник, как видно,
тоже рассердившись не на шутку. - Я не позволю вам оскорблять в моем
присутствии самую очаровательную, самую невинную из всех представительниц
слабого пола! Если она была введена в заблуждение и усомнилась в вашей
готовности совершить то, что в конце концов является не чем иным, как
преступлением, ибо человекоубийство - преступление, и притом одно из самых
тяжких, это еще не дает вам права, сэр, чернить этого ангела, да еще в столь
мерзких выражениях. Раз вы сами ни в чем не повинны, вы тем более должны
уважать невинность самой невинной, как и самой прелестной, из женщин. О,
Джордж, вы же должны стать моим братом?
- Я надеюсь, что буду иметь эту честь, - отвечал Джордж с улыбкой. Он
начинал понимать, куда клонит Джек.
- Тогда подумайте, что, если... хотя как может такой грешник, как я,
помыслить о подобном блаженстве!.. Подумайте, что, если в один прекрасный
день она станет вашей сестрой? Кто может увидеть ее и не стать рабом ее чар?
Не скрою, я им стал. Не скрою, что сапфические строфы, напечатанные в
сентябрьском номере "Журнала для джентльменов" и начинающиеся словами Lidiae
quondam cecinit venustae {Некогда пел прелестную Лидию (лат.).} (их перевел
на английский мой университетский товарищ), принадлежат мне. Я сообщил
матушке о нашей взаимной склонности, и миссис Ламберт тоже полагает, что я
имею основания надеяться на расположение этой прелестнейшей из дев. Я
написал Лидии письмо, и матушка написала тоже. Она намерена сегодня же
нанести визит дедушке мисс Лидии и принести мне ответ, который сделает меня
либо счастливейшим, либо несчастнейшим из смертных. И вот во время этой
семейной беседы мне и случилось ненароком сообщить отцу кое-какие слова,
оброненные моей дорогой девочкой. Возможно, я позволил себе недостаточно
уважительно отозваться о вашей храбрости, в коей я ни секунды не сомневаюсь,
клянусь богом, а быть может, и она заблуждалась в своих суждениях о вас.
Быть может, червь ревности точил мою душу, и - сколь ужасное подозрение! -
мне казалось, что нареченный моей сестры пользуется слишком большим
расположением у той, которая должна принадлежать только мне одному. Ах,
дорогой Джордж, кто знает всю бездну своих прегрешений? Я подобен тем,,
обезумевшим от любви... Проклятье! Почему вы смеетесь, сэр? Я вам покажу,
что risu inepto... {Неуместный смех (лат.).}
- Ну как, мальчики, вы, я вижу, уже помирились, - воскликнул генерал,
входя в комнату и видя, что Джордж покатывается со смеху.
- Я пытался объяснить мистеру Уорингтону, что я думаю по поводу
неуместного смеха вообще и по поводу его смеха в частности! - пылая гневом,
говорит Джек Ламберт.
- Полно, Джек! Джордж ведь дал слово - сохранять спокойствие, и ты не
можешь вызвать его на дуэль раньше чем через два года, а к тому времени, я
надеюсь, вы сумеете как-нибудь поладить. Пошли обедать, мальчики! Выпьем за
здоровье наших отсутствующих друзей, за окончание войны и за то, чтобы
оружие обнажали только на поле боя!
По окончании обеда Джордж поспешил откланяться, сославшись на некую
условленную встречу, а Джек, по видимому, покинул дом вскоре после него,
ибо, когда Джордж, закончив кое-какие дела у себя дома, появился на
Блумсбери-сквер перед домом мистера Ван ден Босха, он увидел, что молодой
священник уже прибыл туда раньше него и разговаривает со слугой. Хозяин и
хозяйка уехали из города еще вчера, сообщил слуга.
- Мой бедный Джек! А письмо, которое должно решить вашу судьбу, лежит,
вероятно, у вас в кармане? - спросил Джордж своего будущего шурина.
- Ну да... - Джек не стал отрицать, что этот важный документ у него с
собой. - И маменька уже приказала подать портшез и готовится нанести визит
мисс Лидии, - жалобно шепнул он, стоя на ступеньках крыльца.
В кармане у Джорджа тоже лежала записочка, адресованная той же особе,
но он не нашел нужным сообщать об этом Джеку. По правде говоря, он затем и
забегал домой, чтобы настрочить едкое послание мисс Лидий с особой припиской
для джентльмена, сообщившего ей забавную историю о том, как он, Джордж,
донес якобы куда следует о предстоящей дуэли! Но поскольку хозяев не
оказалось дома, Джордж, как и Джек, предпочел не оставлять записки. "Если
распространитель клеветы - кузен Уилл, я заставлю его об этом пожалеть", -
подумал Джордж. И, не выказывая своих чувств, спросил слугу:
- Скоро ли господа вернутся?
- Они отправились в гости к важным особам, - отвечал слуга. - Вот тут
на бумажке записан адрес.
И Джордж прочел слова, нацарапанные рукой мисс Лидии: "Картонку от
мадам Хокэ отправить фарнхэмской почтовой каретой его сиятельству графу
Каслвуду в Каслвуд, Хэмпшир, для мисс Ван ден Босх".
- Куда? - воскликнул изумленный Джек.
- Милорд и его матушка с сестрицей частенько наведываются к нам, - с
важностью отвечал слуга. - Они с нашими-то в дружбе.
Все это было в высшей степени странно, так как тисе Лидия лишь
один-единственный раз обмолвилась о посещении леди Каслвуд.
- И, верно, они думают там погостить. Мисс забрала с собой целый ворох
платьев и кучу картонок! - добавил слуга, и молодые люди удалились, каждый
комкая в кармане свое неотправленное послание.
- Что вы сказали? - спросил Джордж, когда Джек издал какое-то невнятное
восклицание. - Мне кажется, вы сказали...
- С ума можно сойти! Джордж, я вне себя! Я... Я просто не нахожу слов!
- со стоном вымолвил молодой священник. - Она уехала в Хэмпшир, и мистер
Эсмонд отправился туда же!
- Сам Отелло не мог бы выразить свою мысль лучше! Добавлю только, что
она взяла себе в спутники препорядочного негодяя! - заметил мистер Джордж. -
Гляньте-ка, а вот и портшез вашей матушки! - И в самом деле, в эту минуту
покачивающийся портшез бедной тетушки Ламберт, предшествуемый лакеем, выплыл
на Грейт-Рассел-стрит. - Стойте, тетушка Ламберт, дальше двигаться нет
смысла! - крикнул Джордж. - Наша птичка упорхнула.
- Какая птичка?
- Птичка, с которой Джек хотел сочетаться браком, птичка по имени
Лидди. Ну, послушайте, Джек, нельзя же так, вы опять богохульствуете!
Сегодня утром вы намеревались нарушить шестую заповедь, а теперь...
- Проклятье! Оставьте меня в покое, мистер Уорингтон, слышите? -
проворчал Джек и, бросив, свирепый взгляд на Джорджа, зашагал прочь,
подальше от маменькиного портшеза.
- Что случилось, Джордж? - спросила миссис Ламберт. Поведение Джека
целый день выводило Джорджа из себя, и он сказал:
- Не очень-то приятный характер у нашего Джека, тетушка Ламберт.
Сначала он объявляет вам, что я трус, а потом обижается на меня за то, что я
рассердился. Узнав, что его возлюбленная выехала куда-то за город, он рычит,
бранится и топает ногами. Просто срам! Ах, тетушка Ламберт, берегитесь
ревности! Доводилось ли вам когда-нибудь ревновать вашего супруга?
- Как бы мне не довелось разгневаться на вас, если вы будете
разговаривать со мной в таком тоне, - сказала бедная миссис Ламберт.
- Почтительнейше умолкаю. Разрешите откланяться? Желаю доброго здравия.
- И, отвесив низкий поклон, Джордж зашагал в сторону Холборна. В груди его
бушевал гнев. Он готов был затеять ссору с кем угодно. Повстречайся ему в
этот вечер кузен Уилл, все его обещания пошли бы прахом.
Он разыскивал Уилла по всем злачным местам, побывал в кофейне Артура и
у него дома. Там слуги леди Каслвуд сообщили ему, что мистер Эсмонд,
по-видимому, отправился к своим, в Хэмпшир. Тогда Джордж написал кузену
письмо.

"Мой дорогой, любезный кузен Уильям, - писал он. - Вы знаете, что я
связан словом и не могу ссориться ни с кем, а тем паче с таким
добросердечным правдолюбцем, как один наш родственник, которого мой брат
некогда жестоко оскорбил, избив тростью. Но если вам случится встретиться с
человеком, который будет утверждать, что я помешал некоему поединку, написал
донос, не будете ли вы столь любезны сказать этому распространителю слухов,
что струсил, мне кажется, не я, а кто-то другой? Одновременно с этим я
отправляю письмо мистеру Ван ден Босху и сообщаю ему и мисс Лидии, что мне
стало известно про порочащую меня клевету, распространяемую обо мне неким
негодяем, посему я советую им держаться подальше от таких субъектов".
Отправив это изящное послание, мистер Уорингтон переоделся, заглянул в
театр, а затем хорошо поужинал в "Бедфорде".
Через несколько дней, садясь завтракать, Джордж нашел на своем столе
письмо, франкированное лордом Каслвудом и им же написанное.

"Дорогой кузен, - писал милорд, - наша семья пережила за последние дни
так много треволнений, что нам, думается мне, пора покончить с нашими
недоразумениями. Два дня назад мой брат Уильям показал мне одно весьма
сердитое послание, подписанное "Дж. Уорингтон", и тут же, к немалому моему
огорчению и печали, посвятил меня в подробности вашей с ним ссоры, во время
которой вы вели себя, мягко выражаясь, крайне несдержанно. Это очень дурно -
употреблять доброе вино таким манером, каким употребили вы вино нашего