Мильтон Джон. Потерянный рай

   Так решено Судьбой. Но ты, отец,
   Копья губительного берегись
   И не надейся тщетно, что броня,
   В эфире закалённая, тебя
   Убережёт. Губительный удар
   Всех сокрушает, кроме Одного -
   Кто властвует в Небесной вышине".
   Она умолкла. Хитрый Враг, смекнув
   Значенье слов её, умерил гнев
   И нежно молвил: "— Дорогая дочь,-
   Поскольку ты зовёшь меня отцом
   И предъявляешь сына моего
   Прекрасного — залог взаимных нег,
   Которые с тобою в Небесах
   Делили мы; печально вспоминать
   О них, коль так ужасно мы с тобой
   Переменились. Прибыл к вам, поверь,
   Не как противник, но как лучший друг,
   Чтоб вызволить из мрачной бездны бед
   Обоих вас и всех союзных Духов,
   Сражавшихся в защиту наших прав
   И вместе с нами сброшенных с высот.
   От них я послан. Жертвуя собой
   Для блага общего, предпринял сам
   Служенье трудное; один как перст,
   Я странствую в бездонной глубине,
   Чтоб отыскать среди пустых пространств
   Неизмеримых — некий новый мир,
   Предсказанный давно, и признак есть
   Надёжный, что уже он сотворён,
   Обширный, круглый, благостный; преддверье
   Небес, вместилище утех, приют
   Каких-то новосозданных существ,
   Быть может — предназначенных занять
   На Небе — место наше; впрочем, Он
   Их отдалил, боясь, что возрастёт
   Избыток населенья и впять
   В Его владеньях разразится бунт.
   Разведав: так ли это иль не так,
   Не утаён ли замысел иной
   Царём Небес? — я тотчас возвращусь,
   Тебя и Смерть перенесу туда,
   Где вы привольно будете порхать
   Невидимые, на немых крылах,
   В душистом воздухе, где пища вам
   Без меры уготована, где всє
   Добычей вашей станет!" — Сатана
   Умолк. Чудовища восхищены
   Его словами. Смерти страшный лик
   Ухмылкой злой довольство оказал
   Грядущим пиром и благословил
   Прожорливое чрево, что теперь
   Обильной снедью голод утолит;
   А гнусной тени мерзостная мать,
   Не менее ликуя, своему
   Родителю сказала: "— Я храню
   От Преисподней заповедный ключ
   По праву и велению Царя
   Всемощного. Он приказал вовек
   Врат адамантовых не отпирать,
   А против силы — наготове Смерть
   С копьём, которому противостать
   Не властно никакое существо.
   Но разве я обязана служить
   Питающему ненависть ко мне,
   Тому, кто в Тартар, в беспросветный мрак
   Низверг, чтоб здесь повинность я несла
   Подлейшую из подлых? Дочь Небес
   И Небожительница, я терпеть-
   Обречена страдания и страх
   От собственных исчадий, что рычат,
   И воют, и нутро моё грызут?
   Ты — мой отец, ты — мой родитель, ты -
   Жизнеподатель мой. Кому ещё
   Повиноваться мне? Кому должна
   Последовать? Меня ты унесёшь
   В тот лучезарный, в тот счастливый мир,
   К богам блаженствующим, где всегда,
   С тобою рядом, справа от тебя,
   Как дочь и как любимица твоя,
   Истомой сладострастною дыша,
   Царить я буду!" Замолчав, она
   Ключ роковой, орудье наших зол
   И бед, сняла с бедра, и скользкий хвост
   Влача звериный, поползла к Вратам
   Мгновенно, и решётчатый заслон
   Вверх подняла, который без неё
   Стигийским силам вкупе не сместить,
   Ключ повернула в скважине замка,
   Пружины сложные освободив,
   А с ними — все болты и рычаги
   Из прочного железа и базальта
   Массивного; и створы, скрежеща
   На вереях и петлями визжа,
   Внезапно распахнулись; гром и лязг
   До основанья потрясли Эреб.
   Она их отомкнула, но замкнуть
   Уже не властна. Ныне широко
   Врата отворены; могла бы рать
   Огромная, свободным, вольным строем,
   Знамёна боевые развернув,
   С растянутыми флангами войти
   В проем, — с повозками и лошадьми.
   Теперь оттуда, словно из жерла
   Плавильни, бил клубами чёрный дым
   И пламя рдяное. Глазам троих,
   Стоящих на пороге Адских Врат,
   Предстали тайны пропасти седой:
   Безвидный, необъятный океан
   Тьмы самобытной, где пространства нет,
   Ни ширины, длины и высоты,
   Ни времени; где пращуры Природы,-
   Ночь древняя и Хаос, — в шуме битв
   Немолчных безначалие блюдут
   Исконное, сумятицу, нелад
   И существуют лишь благодаря
   Отсутствию порядка. Вечный спор
   Здесь четверо соперников-борцов
   Заядлых: Сухость, Влажность, Холод, Жар,-
   О первенстве ведут и гонят в бой
   Зачатки-атомы, что под гербы
   Различных кланов строятся; легко
   Вооружённые и тяжело,
   Проворны и медлительны, остры
   И гладки, неисчетны, как пески
   Бесплодных почв Кирены или Барки,
   Вздымаемые стычкой вихревой,
   Чтоб ветров невесомые крыла
   Отяготить; и верх берет на миг
   Та сторона, где атомы в числе
   Чуть большем накопятся; а судья
   Их распрей — Хаос, как бы ни решал,
   Лишь умножает смуту, что ему
   Опорой служит; правит рядом с ним
   Арбитр верховный — Случай. На краю
   Пучины дикой, — зыбки, а быть может -
   Могилы Мирозданья, где огня
   И воздуха, материков, морей,
   В помине даже нет, но все они
   В правеществе зачаточно кишат,
   Смесившись и воюя меж собой,
   Пока. Творец Всевластный не велит
   Им новые миры образовать;
   У этой бездны осторожный Враг,
   С порога Ада созерцая даль,
   Обмысливал свой предстоящий путь:
   Ведь не пролив же узкий переплыть
   Ему придётся! Нестерпимый шум
   Губительный ошеломлял его,
   Подобный (если малое сравнить
   С большим возможно) рыку батарей
   Осадных гаубиц, когда Беллона
   Обширный город обращает в прах;
   И если б даже рухнул небосвод
   И элементы вздыбленные шар
   Земной сорвали бы с его оси,
   Возникший грохот не был бы сильней
   Того, что слух Врага теперь терзал.
   Вот наконец он, крылья распустив
   Подобно корабельным парусам,
   От почвы оттолкнулся и взлетел
   С клубами чадными, и много лиг
   Преодолел отважно, оседлав
   Летучий дым; но вскорости клубы
   Развеялись под ним и седока .
   Оставили в бескрайной пустоте.
   Напрасно он размахивал вовсю
   Громадными крылами; как свинец
   Сорвался в пропасть, падая стремглав,
   И десять тысяч фатомов успел
   Отмерить он, и падал бы сейчас,
   Когда бы, на беду, могучий взрыв
   Из тучи, проносившейся вблизи,
   Насыщенной селитрой и огнём,
   Опять скитальца ввысь на много миль
   Не взвил; безумный вихрь затих, и он
   Погряз в трясине вязкой — ни вода,
   Ни суша. Через топкий этот край
   С натугой путник двигался вперёд,
   Где лєтом, где пешком; ему годны
   Весло и парус. Так пересекал
   Болота, горы и пустыни Гриф,
   Преследуя упорно Аримаспов,
   Что золото украли у него,
   Хоть россыпи он зорко сторожил.
   Подобно Грифу, стойкий Сатана
   Одолевал болота и хребты,
   Стремясь вперёд сквозь множество стихий -
   Разреженных, и плотных, и густых,
   И твёрдых; пробивался головой,
   Руками, крыльями, ногами; он
   Летел, нырял, пускался вплавь и полз.
   Вдруг бесконечно-дикий, зычный вопль
   Он услыхал: нестройных криков гул,
   Смешенье смутных звуков, и туда
   Бесстрашно повернул, дабы взглянуть:
   Какие сонмы Духов или Сил
   Здесь, в глубочайшей пропасти, царят
   Средь шума этого, и разузнать
   Надёжный путь из тьмы к пределам света.
   Внезапно перед ним престол возник
   Владыки Хаоса; его шатёр
   Угрюмый над провалами глубин
   Раскинут широко; второй престол
   Ночь занимает, с головы до пят
   Окутанная тёмной пеленой,-
   Наидревнейшая изо всего,
   Что существует; рядом с ними Орк,
   Аид и Демогоргон, чьё нельзя
   Прозванье грозное произносить,
   А там — Смятенье, Случай и Молва,
   Раздор тысячеустый и Мятеж
   Вопят, кричат и спорят вразнобой.
   К ним обратился храбро Сатана:
   "— Вы, Духи или Силы, Нижней Бездной
   Исконно правящие: Хаос, ты,
   И ты, несозданная Ночь! Пришёл
   Не как лазутчик, тайны распознать
   Владений ваших, и не свергнуть вас;
   Негаданно в пустынный здешний край
   Забрёл я, ибо к свету верный путь
   По вашей мрачной области пролёг.
   Я в одиночку, без проводника,
   Во мгле плутаю; не могу найти
   Рубеж, где ваше царство темноты
   Граничит с Небом. Там, невдалеке,
   Возможно, есть места, не столь давно
   Отобранные Деспотом у вас.
   Туда стремлюсь я; укажите мне
   Дорогу, — вас сторицей награжу,
   И если мне Захватчика изгнать
   Удастся из отторгнутой страны,
   Её верну в первоначальный мрак,
   Под вашу руку (в этом цель моя),
   И знамя древней Ночи водворю.
   Вся прибыль — вам, себе — оставлю месть!"
   Анарх — старик с изменчивым лицом,
   Забормотал: "— Ты мне знаком, чужак;
   Ты — Ангелов могучий верховод,
   Восставщий на Властителя Небес
   И побеждённый. Да, я видел все
   И слышал. Многочисленная рать
   Подобная беззвучно не могла
   Сквозь бездну потрясённую лететь,
   Обрушиваясь, падая стремглав,
   А мириады яростных полков
   Из распахнувшихся Небесных Врат
   Победоносно хлынули вослед,
   Преследуя повстанцев по пятам.
   Здесь, на границе царства моего,
   Я восседаю, силясь уберечь
   Ту малость, что ещё подвластна мне,
   Но распри ваши даже ей грозят.
   Держава древней Ночи из-за них
   Ущерблена: сперва отторгнут был
   Обширный Ад, чтоб вам тюрьму создать.
   Теперь Земля и Небо — новый мир,-
   Подвешены на золотой цепи,
   Над нашими владениями, там,
   Где легионы рушились твои.
   И знай, коль ты намерился туда:
   Опасен путь, хотя и не далёк.
   Ступай, спеши! Разруха и разор,
   Бесчинство и крушенье — любы мне!"
   Не тратя ни мгновенья на ответ
   И радуясь тому, что берег моря
   Его скитаний близок, Сатана
   Со свежей силой взмыл одним рывком,
   Как пирамида пламени, в простор
   Пустынного пространства, проложив
   Дорогу средь враждующих стихии,
   Кишевших вкруг него. Не претерпел
   Такие беды Арго, между скал
   Смыкающихся проходя Босфор;
   Не худшим испытаниям Улисс
   Подвергся, левым бортом обогнув
   Харибду, чтоб кормило повернуть
   К соседней водоверти. Но вперёд,
   С трудом, упорно Сатана летел,
   Одолевал упорно и с трудом
   Препятствия; когда их превозмог,
   И с помощью его произошло
   Паденье Человека, — страшный путь
   Преобразился дивно: Грех и Смерть,
   Вослед, с произволения Небес,
   Над бездною широкую стезю
   Немедля проторили. Клокоча,
   Пучина терпеливо сносит мост
   Длины безмерной: от Гееннских недр
   До рубежей вновь созданного мира;
   По той тропе шныряют Духи Зла
   Вперёд-назад, чтоб соблазнять людей
   И их карать нещадно, исключив
   Хранимых благосклонностью Творца
   И добрых Ангелов от искушенья.
   Но вот своё влиянье проявил
   Блаженный свет, забрезжив от зубцов
   Небесных башен; отблеск заревой
   Проник в глубины хмурой Ночи. Здесь
   Природа зачинается уже;
   Отсюда Хаос, как разбитый враг,
   Поспешно отступает; он притих,
   И глуше бранный гул его звучит.
   Все меньшие усилья Сатане
   Потребны для полёта; он теперь,
   В мерцанье сумерек, совсем легко
   Скользит по успокоенным волнам.
   Так радостно заходит в порт корабль,
   Рангоут потеряв и такелаж,
   В борьбе со штормом. Крылья распластав
   Широкие, в разреженной среде,
   Почти воздушной, — видит Сатана
   Просторы эмпирейские Небес,-
   Квадратных или круглых, — не понять,
   Столь широки они. Пред ним опал
   Высоких башен, блещущий сапфир
   Зубчатых стен его былой отчизны,
   И рядом — мир повис на золотой
   Цепи, подобный крохотной звезде
   В сравнении с Луной. Лелея месть
   Неутолимую, проклятый Дух
   Торопится туда в проклятый час.

КНИГА ТРЕТЬЯ

   Восседая на Престоле своём, Бог видит Сатану, летящего к новозданному миру, и, указав на него Сыну, сидящему одесную, предрекает успешное совращение рода человеческого Сатаною и разъясняет, что Божественное правосудие и премудрость безупречны, ибо Человек создан свободным и вполне способным противостоять искушению.
   Однако Он изъявляет намерение помиловать Человека, падшего не по причине прирождённой злобности, как Сатана, но будучи соблазнённым им. Сын Божий восхваляет Отца за милость к Человеку, но Господь провозглашает, что милость та не может быть дарована без удовлетворения Божественной справедливости; Человек оскорбил величие Божие, посягнув присвоить себе божественность, а посему осуждён со всем потомством на смерть и должен умереть, если не найдётся кто-либо, возжелающий искупить за него эту вину и понести кару. Сын Божий выражает готовность добровольно пожертвовать Собой для искупления Человека; Отец принимает жертву, повелевает Сыну воплотиться и превозносит Его надо всеми именами на Небесах и на Земле, повелевает всем Ангелам поклониться Сыну.
   Повинуясь, Ангелы, объединённым хором, сопровождаемым арфами, воспевают в гимнах Отца и Сына. Тем часом Сатана опускается на поверхность крайней сферы нашей вселенной. Странствуя здесь, он прежде всего находит некое место, названное позднее Лимбом, Преддверьем Суетности. Следует описание лиц и предметов, возносящихся в эту область. Затем Сатана достигает Небесных Врат; следует описание ступеней, ведущих к ним, и вод, обтекающих Небеса. Далее Сатана направляет полет к шару Солнца, встречает Уриила, правителя этой планеты, преображается в младшего Ангела и притворно уверяет Серафима в своём горячем стремлении увидеть новозданный мир и Человека, поселённого на нем Создателем. Он выведывает местонахождение Человека и сперва опускается на гору Нифат.

 
   О, Свет святой! О, первенец Небес!
   Хвала тебе! Дерзну ль неосужденно
   Лучом совечным Вечному назвать
   Тебя, когда Господь есть Свет,
   От века сущий в неподступном свете,
   А стало быть, о, излучённый блеск
   Субстанции несозданной, — в тебе!
   Эфира ли ты чистое струенье?
   Но кто укажет мне, где твой исток?
   Ты прежде Солнца пребывал и Неба
   И, повинуясь голосу Творца,
   Подобно ризам юный мир облёк,
   Возникший из безвидной пустоты
   Безмерной, — мир глубоких, чёрных вод.
   Стигийскую пучину миновав,
   Покинув тьму, где долго я блуждал,
   На смелых крыльях возвращаюсь вновь
   К тебе. Летя сквозь мрак и полумрак,
   Ночь древнюю и Хаос я воспел
   Не на Орфеев лад, на лад иной.
   Нет! Музою небесной умудрён,
   Спускался я в провалы темноты
   Отважно и оттуда восходил
   Опять к высотам. Труден этот путь
   И необычен. Снова я обрёл
   Тебя и воскрешающую мощь
   Твоей лампады чую, но глаза
   Ты никогда мои не посетишь.
   Вотще они вращаются, ища
   Всепроникающих твоих лучей,
   Не находя и промелька зари;
   Их погасила тёмная вода,
   А может, бельма плотные. Но все ж
   Я, возлюбив священные напевы,
   Паломничества не прерву в страну,
   Где обитают Музы, где ручьи
   Прозрачные, тенистые леса
   И солнцем напоённые холмы.
   Но предпочтительно к тебе, Сион,
   К источникам, которые в цветах,
   У твоего подножия журчат
   Святого, — я ночами уношусь,
   Нередко вспоминая двух мужей
   Слепых: Тамириса и Меонида,
   С которыми сравнялся я судьбой;
   О, если б равной славы мне достичь! -
   И думаю о древних двух волхвах:
   Финее и Тересии. Мой дух
   Тогда питают мысли и невольно
   Рождают гармонический напев.
   Так птица в непроглядной тьме поёт
   Бессонная и, средь густых теней
   Укрытая, свою ночную трель
   Выводит. Наступают каждый год
   Весна и лето, осень и зима,
   Но никогда не возвратится день
   Ко мне. Я не увижу никогда
   Блаженных смен восходов и закатов,
   Ни вешних цветников, ни летних роз,
   Ни тучных стад, ни дивных лиц людских.
   Подобно туче, беспросветный мрак
   Меня окутал; от мирской стези.
   Кипучей отстранил навек меня,
   И Книга, по которой изучать
   Я мог Природы дивные дела,
   Померкла, выскоблена и пустых
   Страниц полна; закрыты, для слепца,
   Одни из врат Премудрости навек.
   Тем ярче воссияй, Небесный Свет,
   Во мне и, силы духа озарив,
   Ему — восставь глаза; рассей туман,
   Дабы увидел и поведал я,
   То, что узреть не может смертный взор.
   С пречистой, эмпирейской высоты,
   С Престола наивысшего, Отец
   Всемощный, глядя вниз, обозревал
   Своё творенье и дела Своих
   Созданий. Словно звезды, без числа
   Толпясь вокруг Творца, Небесный сонм
   Святой, при созерцанье Божества,
   Блаженствовал безмерно. Сын Его
   Единый одесную восседал,-
   Господней славы образ лучезарный.
   Творец на Землю взоры преклонил
   И наших прародителей чету
   Вдали узрел, — единственных людей,
   В ту пору населявших райский сад,
   Вкушавших там бессмертные плоды
   Любви непревзойдённой, несравненной
   И непрерывно длящихся утех,
   В отрадном одиночестве. Затем
   На Ад и на пучину Он воззрел
   Окружную, приметил Сатану:
   Меж башнями Небес и царством Ночи
   Парил скиталец в сумрачной среде,
   Усталые крыла сложить стремясь,
   Дабы нетерпеливою пятой
   На почву мира нового ступить,
   Нагого, сходного с материком,
   Укрытым средь стихий, но небосвода
   Лишённым, и нельзя определить:
   Воздушный или водный океан
   Глухие омывают берега.
   И со Своей взирая высоты,
   Откуда настоящее Ему,
   Грядущее и прошлое ясны,
   Провидчески промолвил Сыну Бог:
   "— Мой Сын единородный! Убедись
   В свирепом рвенье Нашего Врага.
   Ни предписанья строгие Мои,
   Ни все преграды Ада, ни цепей
   Железо, ни бездонная пучина,
   Его не удержали; злобный Дух
   Отчаянною жаждою влеком
   Отмщенья, но обрушится оно
   На голову мятежника. Теперь
   В пределах света он летит, вблизи
   Небес, к недавно созданной Земле,
   Он Человека силой погубить
   Замыслил, или хуже — соблазнить,
   Употребив коварство и обман.
   И соблазнит. Беспечно и легко,
   Поддавшись лживой лести, Человек
   Не соблюдёт единый Мой запрет,
   Единый послушания залог,
   И со своим потомством совокупно
   Изменчивым — падёт. По чьей вине?
   Ужели не по собственной? В удел
   Я все неблагодарному отвёл,
   Чем он владеть способен; Я благим
   Его и чистым создал; волю дал
   Свободно Зло отвергнуть или пасть.
   Таков закон для сотворённых Мной
   Эфирных Сил и Духов; как для тех,
   Что пали, так для тех, что Мне верны
   Остались. Преступить ли, устоять -
   От них зависело. Как бы могли,
   Не будучи свободными, любовь
   Свою ко Мне бесспорно доказать,
   И преданность, и верность? Если б долг
   Они осуществляли принуждённо,
   Не следуя хотенью своему,
   А лишь необходимости одной,
   В чем их была б заслуга? Разве Мне
   Смиренье мило, если воля, разум
   (Ведь разум — это тот же вольный выбор)
   Бездейственны, бессильны, лишены
   Свободы выбора, свободной воли,
   Не мне, а неизбежности служа?
   Я справедливо создал их. Нельзя
   Им на Творца пенять и на судьбу
   И виноватить естество своё,
   Что, мол, непререкаемый закон
   Предназначенья ими управлял,
   Начертанный вселенским Провиденьем.
   Не Мною — ими был решён мятеж;
   И если даже знал Я наперёд -
   Предвиденье не предрешало бунта;
   И не провиденный, он все равно
   Свершился без вмешательства Судьбы.
   Без принужденья, без неизбежимых
   Предначертаний, Духи предались
   В суждениях и выборе — греху.
   На них вина. Они сотворены
   Свободными; такими должно им
   Остаться до поры, пока ярмо
   Не примут сами рабское; иначе
   Пришлось бы их природу исказить,
   Ненарушимый, вечный отменив
   Закон, что им свободу даровал.
   Избрали грех — они; самих себя
   Разврату и обману обрекли,
   Зачинщиками став. Но Человек
   Падёт, прельщённый ими; посему
   Его помилую, но Духам Зла
   Прощенья нет. Мой справедливый суд
   И милосердье славу приумножат
   Мою — на Небесах и на Земле,
   Но первым и последним будет свет
   Ярчайший — милосердия сиять".
   Пока Творец глаголил, аромат
   Амврозии овеял Небеса,
   Сладчайшим счастьем новым упоив
   Блаженных Духов избранных; но Сын
   Был славой несравненной озарён;
   Вся суть Отца отобразилась в Нем.
   Святое состраданье лик Его
   Являл, неистощимую любовь
   И милость беспредельную; излил
   Он чувства эти, обратись к Отцу:
   "— Отец мой! Завершил Ты приговор
   Державный — милосердно: обретёт
   Пощаду Человек! Тебе хвалы
   Провозгласят и Небо и Земля
   В несметных песнопениях священных
   И гимнах, вкруг престола Твоего,
   Из века в век Творца превознося.
   Возможно ли, чтоб Человек погиб,
   Юнейшая из тварей, младший сын
   Любимый Твой, хотя бы даже он,
   Обманом соблазнённый, согрешил
   В безумии своём? О, Ты далёк,
   Далёк от этой мысли, мой Отец!
   Ты всех своих созданий Судия
   Непогрешимый, праведный; ужель
   Дозволишь Ты Врагу осуществить
   Его стремленья, обратить в ничто
   Твой Промысел благой, а силы Зла
   Победно разнуздать? Неужто Враг,
   Пускай для горшей кары, но гордясь
   Отмщеньем, увлекая заодно
   Весь род людской, который он растлил,
   Вернётся в бездну Адскую? Неужто
   Из-за него Ты уничтожишь Сам
   Созданье, сотворённое Тобой
   Для славы Собственной? Такой исход
   Сомненью бы кощунственно подверг
   Величие и благость Божества
   И предал бы хуле неотвратимой!"
   "— О Сын! — Господь ответствовал. — Души
   Моей отрада, отпрыск недр Моих!
   Единый Ты — Моя Премудрость, Мощь
   Творящая и Слово! Глубину
   Моих решений вечных Ты постиг
   И выразил: погибнет Человек
   Не до конца. Желающий спастись
   Спасение обрящет, но отнюдь
   Не волей собственной, но лишь Моим,
   Даруемым свободно милосердьем.
   Жестоко истощённые в плену
   Греха, среди разнузданных страстей,
   Людские силы жалкие опять
   Восставлю Я, да, подкреплённый Мной,
   Он со смертельным встретится Врагом
   На равных основаньях, да поймёт,
   Мной подкреплённый, что ослаблен он,
   Ослушник падший, что обязан Мне
   Спасением — иному никому!
   Я милости особой удостою
   Избранников немногих; таково
   Моё соизволенье. Остальных
   Не перестану обличать в грехах,
   Дабы разгневанное Божество
   Просили о прощении, пока
   Ещё не поздно, и Господь благой
   Их милосердно призывает. Мрак
   Людских умов я просветлю, смягчу
   Сердца их каменные, побудив
   Раскаяться, покорствовать, молить.
   К раскаянью, покорству и мольбам
   Чистосердечным Я не буду глух
   И слеп. Я в души Совесть им вселю,-
   Вождя и Судию. Кто внемлет ей,
   От света к свету следуя, стремясь
   К заветной цели, тот себя спасёт.
   Но презирающий долготерпенье
   Создателя и пренебрёгший Днём
   Прощения — не будет пощажён.
   Пускай ожесточённые сердца
   Ожесточатся пуще, слепота
   Усугубится, дабы глубже пал
   Ослушник, спотыкаясь. Лишь таким
   Прощения не будет. Но не всє
   Сказал Я: Человек, поправ запрет,
   Растопчет верность; отвергая власть
   Верховную Небес и возжелав
   Сравниться с Богом, он последних благ
   Лишится. Нечем будет искупить
   Ему свою измену, посему
   Он обречён распаду. Умереть
   Должны и он, и отпрыски его;
   И либо Справедливость, либо он
   Умрёт, когда не сыщется другой,
   Достойный, кто в замену б захотел
   Себя охотой в жертву принести
   Суровому закону: смерть за смерть.
   Ответьте, Силы горние: любовь
   Найдётся ли такая? Кто из вас
   Решится тленным стать, чтоб смертный грех
   Омыть людской? Кто праведный спасёт
   Неправедного? Есть ли в Небесах
   Столь всеобъемлющее состраданье?"
   Он вопросил, но Эмпирей молчал.
   Небесный хор немотствовал. Никто
   За Человека выступить не смел,
   Тем более — вину его принять
   Смертельную, возмездие навлечь
   На собственную голову. И так,
   Неискупленным должен род людской,
   На Ад и Смерть сурово осуждённый,
   Погибнуть, но предстательство Своё
   Сын Божий, воплощенье полноты
   Любви божественной, — возобновил:
   "— Изрёк Ты, Отче: милости лишён
   Не будет Человек. Ужель она
   Его минует, из Твоих гонцов -
   Быстрокрылатейшая и ко всем
   Твореньям находящая пути,
   Предупреждая просьбы и мольбы?
   Сколь счастлив Человек, что ей призыв
   Не надобен и что сама собой
   Приходит милость! Гибнущий в грехах,
   Не в силах, умирая, он снискать
   Твою помогу, искупить вину
   Молитвами и жертвами. Взгляни
   На Сына! Предлагаю жизнь за жизнь.
   Взамен его — меня прийми. Твой гнев
   Пускай меня карает. Человеком
   Меня сочти; я, из любви к нему,
   Твоё покину лоно; отрешусь
   От славы, разделяемой с Тобой,
   И за него умру охотно. Пусть
   Смерть источит неистовство на мне.
   Недолгий срок пребуду я в ярме
   Её угрюмой власти. Ты мне дал
   Жизнь вечную; в Тебе я вечно жив
   И, Смерти подчинившись, ей отдам
   Лишь смертное во мне. Когда же долг
   Я уплачу, Ты в мерзостном гробу
   Меня поживой Смерти не оставишь,
   Мой чистый дух истленью не предашь.
   Победно я воскресну, покорив
   Смерть — покорительницу, отниму
   Добычу у неё, которой так
   Она гордилась. Раны понеся
   Смертельные, посрамлена, лишась