– Я лишь благословил его тяготением к гармонии, – отвечает Доррин с невеселой улыбкой.
   – Да это ведь хуже смерти! Как ты можешь быть таким жестоким?
   Доррин выразительно смотрит в сторону повозки.
   – Ты что, думаешь, это он ее? Нет, он не мог... – стряпуха едва не плачет.
   – Сделай это он, его бы уже не было в живых.
   – Ты справедлив, а это пугает еще больше, – качает головой повариха, оглядываясь на Джардиша. – Никто не в силах проклясть тебя страшнее, чем ты уже проклят. Все, кто окружают тебя, будут страдать.
   – Они уже страдают, – печально откликается Доррин, садясь на козлы и щелкая вожжами.
   Повозка, слегка кренясь, выкатывает с грязного двора на дорогу.

CIV

   После крутого поворота Доррин выводит повозку на прямую дорогу. Лидрал, обложенная подушками и укрытая одеялом, спит.
   Управлять повозкой сложнее, чем ездить верхом. Сиденье возницы жесткое, дорога размыта.
   – Эй, на повозке!
   Близ дороги, на стволе упавшего дерева сидят два оборванца. Сердце Доррина начинает биться быстрее. Потянувшись чувствами к обочине и уяснив, что незнакомцев действительно двое и луков у них нет, он левой рукой пододвигает посох поближе, чтобы его можно было выхватить в любой миг. Развернуть повозку, чтобы удрать, все равно не успеть, к тому же ему позарез нужно попасть в Дью.
   Двое мужчин с мечами в руках неторопливо выходят на дорогу.
   – Привет. Мы тут собираем пошлину, – заявляет бородатый детина на полголовы выше Доррина, помахивая для убедительности выщербленным клинком.
   – Я и не знал, что за проезд по этой дороге надо платить.
   – Надо, приятель, еще как надо.
   – Причем немало, – бурчит второй разбойник. Он пониже ростом и держит свой меч так, словно это дубинка.
   Наклонившись, Доррин стремительным движением выхватывает посох.
   – Глянь-ка, у торгаша есть зубочистка.
   Доррин соскакивает с козел в дорожную грязь. Поскользнувшись, он ухитряется сохранить равновесие, но оба разбойника покатываются со смеху.
   – Бедняга... На ногах-то еле стоит.
   Огибая повозку, оба грабителя приближается к юноше. Тот, заняв более устойчивое положение, берет посох наизготовку и ждет.
   – Чего вылупился, малый? – говорит, останавливаясь, рослый бородач. – Отдавай кошелек, да поживее.
   – Ничего вы не получите, – говорит юноша, прекрасно понимая, что, даже отдав деньги, живым он не уйдет.
   – Экий ты дурной... – бормочет здоровяк. – Ну смотри, сам напросился...
   Он замахивается мечом, но прежде, чем успевает нанести удар, получает посохом по запястью. Меч падает в грязь. Разбойник бросается вперед, выхватив нож. Однако Доррин опережает его, и в следующий мгновенье громила уже валяется рядом со своим клинком.
   Прежде чем юноша успевает восстановить стойку, второй грабитель – рыжий коротышка – наносит размашистый удар. Доррин уклоняется, однако острие клинка царапает его лоб.
   Оба противника скользят по дорожной грязи. Отбив клинок, Доррин наносит стремительный удар кончиком посоха в диафрагму. Разбойник падает. Юноша по инерции повторяет выпад.
   Волна белой боли захлестывает его мозг; чтобы не упасть, ему приходится опереться о повозку. Ему приходится ждать, пока пламя боли поутихнет, превратившись в череду пульсирующих, ритмичных, как удары молота, вспышек.
   В повозке все по-прежнему. Лидрал стонет во сне. Оттащив тела в тающий придорожный снег, Доррин, стараясь проявить практичность, обшаривает их в поисках кошельков. Добыча составляет один серебреник, четыре медяка и золотое кольцо. Старые мечи он оставляет рядом с мертвецами, которых даже не пытается похоронить.
   Зима была суровой, и стервятники тоже оголодали.
   Прихваченной из дома Джардиша чистой тряпицей Доррин стирает кровь со лба и, морщась от жжения, присыпает порез толченым звездочником.
   Взобравшись на повозку, он щелкает вожжами. Брид и Кадара постоянно имеют дело с куда более умелыми и опасными грабителями.
   Повозка переваливает через гребень, и впереди, выступая из туманной дымки, начинает вырисовываться Дью.
   – Пить...
   Следя одним глазом за дорогой, Доррин нащупывает бутыль и подносит горлышко к губам женщины. Немного воды проливается на щеки.
   – Доррин...
   – Я здесь.
   Колесо наезжает на камень, и повозка кренится; ее едва не заносит. Дорога вконец размокла.
   – Я здесь, – повторяет юноша, глядя на высящиеся позади Дью Закатные Отроги, над которыми клубятся серые тучи. Похоже, дело идет к очередному холодному дождю. Хорошо бы добраться до дому прежде, чем он хлынет.
   – Я здесь...

CV

   Доррин смотрит на лежащий на наковальне металлический лист. Прежде ему почти не приходилось ковать вхолодную, но броня, даже щиты, требует именно холодной ковки.
   Отложив лист в сторону, юноша берет щипцами полосу поменьше и отправляет ее в горн. Пока он следит за цветом раскаляющегося металла, Ваос подвозит очередную тачку древесного угля. Переднее колесо разбрызгивает по полу грязь,
   – Вытри грязь.
   – Но, мастер Доррин, я все равно натащу еще больше, как только снова высунусь наружу. Там льет как из ведра.
   – Грязь меня раздражает. Может быть, это и неразумно, но мне необходимо, чтобы в помещении было чисто.
   – Хорошо, мастер Доррин, – бормочет Ваос, направляясь за метлой.
   – И колесо, пожалуйста, тоже обмети.
   – Будет сделано.
   Перенеся лист на наковальню, Доррин плющит его ударами молота до толщины боевой брони, одновременно гармонизируя металл, чтобы превратить его в черное железо. Когда дело сделано, он кладет гармонизированную пластину на край горна.
   Юноша берет кусок угля и начинает писать на гладкой, струганной доске цифры.
   Расчеты показывают, что при толщине в одну двадцатую спана щит в полтора локтя в поперечнике потянет больше чем на стоун.
   – Тьма! – восклицает он. Крепеж и ремни добавят еще полстоуна, а если сделать металлический лист еще тоньше, то остановит ли он огненную стрелу Белого мага? Как все-таки мало он знает!
   Однако ясно, что даже могучий Брид едва ли захочет таскать щит весом в полтора стоуна. Что уменьшить – толщину щита или его размер? Придется делать расчеты заново.
   Но пока он возвращается к работе над новой игрушкой для Джаслота – вентилятором с заводной рукояткой и железными лопастями. Занимаясь ею, Доррин остро сожалеет о том, что не может предложить Бриду ничего хитроумнее обычных щитов для отражения магического пламени.
   Изготовление изогнутых лопастей и установка их в соединенной с двумя шестеренками круглой розетке занимает всю вторую половину дня, однако это самая сложная часть оставшейся работы. Шестеренки уже выкованы и обточены, а приладить их на место – дело нехитрое.
   Ваос еще дважды привозит уголь и подметает пол. Наконец Доррин кивает в знак того, что с вентилятором на сегодня все, и, положив на наковальню лист черного железа, наносит удар молотом. При этом у него едва не отнимается рука, а на металле остается лишь чуть заметная вмятинка. Очевидно, что черное железо холодной ковке не поддается.
   Попытка воздействовать на уже расплющенную до предполагаемой толщины щита пластину с помощью зубила приводит к тому же результату: рука едва удерживает молот, а на железе видна лишь царапина.
   Ну что ж, решает юноша, стало быть, можно ковать щиты вгорячую. Маловероятно, чтобы меч какого-либо бойца ударил по щиту сильнее, чем зубило, на которое обрушился тяжеленный молот.
   Отправив пластину в горн, Доррин подзывает Ваоса.
   – Бери легкую кувалду.
   – Ого... я буду молотобойцем?
   – Без молотобойца мне с этим делом не управиться. Будешь наносить удары по тем точкам, которые я покажу, и не углом, а всей плоскостью.
   – Знаю. Я присматривался к тебе и Яррлу.
   Глядя на неловко поднимающего кувалду парнишку, Доррин дивится долготерпению Хегла, возившегося с ним, когда он был таким же неумехой. На третьем ударе Ваос бьет по краю листа, и Доррину приходится отскочить в сторону, чтобы горячий железный лист не свалился ему на ноги.
   – Ваос!
   – Прошу прощения.
   – Ты не извиняйся, а следи за кувалдой. И наноси удар прямо, сверху вниз. Лучше помедленнее, но точнее. Время у нас есть, а вот новые руки-ноги ни один целитель не приставит.
   – Понял, мастер Доррин....
   Наконец, когда пластина расплющена примерно до намеченной толщины, Доррин прекращает работу.
   – На сегодня хватит. Доводить до ума буду завтра.
   – Ну вот, а я только-только научился лупить как следует.
   – А по-моему, ты только-только собрался сшибить-таки эту пластину мне на ноги. Давай, берись за метлу, а я займусь горном.
   Ваос откладывает кувалду. Руки его заметно дрожат.
   – Но я бы мог поработать еще, – храбро произносит парнишка.
   – Поработаешь, еще надоест, – ворчит Доррин, отворачиваясь к горну. – Уж на сей-то счет можешь не беспокоиться.
   Разложив по местам инструменты и напомнив парнишке, чтобы тот не забыл убрать свои, юноша вешает на крюк кожаный фартук и покидает кузницу.
   Лидрал, лежа на животе, читает взятую у Риллы книгу целителя.
   – Интересно? – он касается ее плеча, и она вздрагивает. – Прости.
   – Ничего... просто со мной... что-то не так.
   – В бреду ты все время твердила, что я причинил тебе боль... Но ведь я ничего подобного не делал. Я не мог даже выяснить, где ты находишься, а как узнал, тотчас за тобой приехал.
   – Знаю, – говорит Лидрал, присаживаясь на постели. – Хорошая у тебя кровать... и вообще – все. Твои друзья... Рейса вот, сегодня под проливным дождем пришла меня навестить... такая славная, – Лидрал морщится, и из ее правого глаза вытекает слезинка.
   Доррину хочется обнять ее, но он чувствует, что делать этого не следует. Самое скверное заключается в том, что он не улавливает ни хаоса, ни незаживающих ран – ничего представляющего опасность. И тем не менее с ней определенно что-то не так. Побои не должны были изменить ее отношения к нему, но оно явно стало не таким, как прежде.
   – Не хочешь ли подкрепиться? – мягко спрашивает он.
   – Не то слово! Просто умираю с голоду, и мне надоело валяться в постели. Можно накинуть поверх этой сорочки твою рубаху?
   – А силенок-то у тебя хватит?
   – Конечно. Уж во всяком случае выйти на кухню и поесть за столом я всяко смогу. Пожалуйста, дай мне время привести себя в порядок, – просит Лидрал, и Доррин выходит в примыкающую к спальне каморку, где всю обстановку составляют стол и тюфяк.
   Вздохнув, юноша направляется на кухню.
   – Мастер Доррин, – тут же обращается к нему Мерга. – Не разделишь ли баранину? А я пока закончу с печеньем.
   Резать мясо Доррину совсем не хочется, однако, как ни крути, он хозяин дома. Приходится взяться за нож и начать разделывать баранину под пристальным взглядом Ваоса.
   – Хватит тебе слюни пускать! – не выдерживает Доррин, – Все равно раньше других тебе не перепадет.
   – Я проголодался, а такую кусину мяса нечасто увидишь.
   – Скажи спасибо Лидрал. Рейса так обрадовалась ее возвращению, что притащила целую баранью ногу.
   – Это за что мне надо сказать «спасибо»? – слышится с порога голос Лидрал.
   – За то, что... – начинает Доррин, поворачиваясь к ней с ножом в руках.
   – Не-е-е-ет! – побелев от ужаса, кричит Лидрал и без чувств падает на пол.
   Доррин, бросив нож, спотыкаясь спешит к ней и касается ее запястий. Мерга рассыпает выпечку.
   Юноша проверяет Лидрал чувствами, но не улавливает ни хаоса, ни какой-либо болезни. Только частое и сильное сердцебиение.
   – Что случилось? – спрашивает Мерга.
   – Хотел бы я знать...
   – Она вошла, глянула на нас, и вдруг закричала.
   – Она хорошая, ты ее исцелишь, – уверенно заявляет Фриза. Осторожно, стараясь не касаться еще напоминающих о себе рубцов, Доррин поднимает женщину, переносит ее в спальню и укладывает на двуспальную кровать.
   Рядом, подкладывая подушки, хлопочет Мерга.
   – Нож... – стонет Лидрал. – Зачем ты делаешь мне больно?
   Доррин и Мерга переглядываются.
   – Похоже, она повредилась умом... Ты не мог бы причинить боль никому, а уж тем более – ей.
   – Она думает иначе, – шепчет юноша, а вслух, повернувшись к Лидрал, говорит: – Я никогда не делал тебе ничего дурного.
   – Нет... такая боль... мучил меня... так сильно...
   Он не понимает, что именно сделали Белые Чародеи, но ясно, что они как-то связали для нее перенесенные мучения с его образом.
   – Ей все-таки надо подкрепиться, – шепчет юноша.
   – Я принесу тарелку, – предлагает Мерга.
   – Я с тобой, – беспомощно твердит Доррин, обращаясь к Лидрал. – Я здесь. Я с тобой.
   – Что случилось? – спрашивает Лидрал, с трудом приподнимаясь на кровати.
   – Я резал баранину, – отвечает Доррин. – Ты вошла, взглянула на меня, вскрикнула и лишилась чувств. А потом, в бреду, все время твердила о том, как я тебя мучил.
   – Ужас, – бормочет Лидрал, утирая лицо рукавом. – Я ведь прекрасно понимаю, что ты меня вовсе не обижал, но со мной что-то творится. Что-то непонятное. Я не владею собой, а это невыносимо. Невыносимо!
   Последнее слово Лидрал выкрикивает с яростью.
   – И я не буду есть в постели, как малое дитя... – Лидрал делает паузу. – Ты закончил разделывать мясо?
   – Мерга может закончить.
   – Это я запросто. Я сейчас же поставлю твою тарелку, госпожа.
   – Называй меня Лидрал.
   Мерга ускользает на кухню. Доррин протягивает Лидрал руку. Та берет ее с дрожью и отпускает, как только становится на ноги.
   Бок о бок, но не касаясь друг друга, они идут на кухню.

CVI

   – Почему ты не работаешь? – спрашивает Лидрал, стоя в дверях кухни.
   – Пришел навестить тебя. Я по-прежнему беспокоюсь.
   – А как же насчет помощи Бриду и Кадаре или твоей машины? – говорит она, качая головой. – Раньше ты только об этой машине и думал.
   – А теперь больше думаю о тебе – о твоих страхах и обо всем, что с этим связано. Проклятые чародеи – я их ненавижу!
   – Я тоже, но что толку? Ты же сам признаешь, что исцелить меня тебе не под силу.
   Доррин непроизвольно сжимает кулаки.
   – И я, и Рилла использовали все известные нам средства. Ничего не помогает. Белые каким-то образом связали для тебя память о мучениях с моим образом, но ни как они это сделали, ни зачем – мне непонятно.
   – Тьма! Но ведь от того, что ты стоишь здесь, это понятнее не станет. Да и другие дела с места не сдвинутся.
   Шагнув к столу Лидрал смотрит на ломтик сыра, потом на нож... и ее пальцы, словно сами собой, обхватывают рукоятку. Доррин, угрюмо размышляя о том, что бы еще ему предпринять, поворачивается к ней и видит, что глаза ее неожиданно сделались пустыми. Перехватив рукоятку поудобнее, Лидрал делает шаг ему навстречу.
   Глаза Доррина расширяются, он отступает.
   Она поднимает нож.
   – Что с тобой?
   Доррин пятится. Лидрал наступает, перехватив рукоять обеими руками и нацелив острие ему в сердце.
   Глядя ей в глаза, юноша пытается воздействовать на нее гармонией, но она упорно движется вперед.
   Он сосредоточивается, однако в этот миг глаза женщины белеют и она, в стремительном прыжке, наносит ему удар в грудь.
   Успев отпрянуть – острие на волосок не достигает цели – юноша хватает ее за запястья, но мускулы Лидрал вздуваются и она вырывается из его хватки. Нож снова нацелен на Доррина.
   Отступая, он больно ударяется бедром об угол стола и едва успевает перехватить запястье нападающей обеими руками. Но рука Лидрал кажется выкованной из стали – она одолевает, и нож медленно приближается к его телу.
   Остолбеневшая Мерга застывает на пороге с разинутым ртом.
   Доррин выпускает запястье Лидрал и отскакивает, опрокинув лавку.
   Увернувшись от следующего удара, юноша неожиданно бросается вперед и притягивает Лидрал к себе.
   Ему кажется, что по груди бежит струйка огня, но он, не обращая внимания на боль, ухитряется перехватить и вывернуть ее кисть.
   Нож с глухим стуком падает на пол.
   С трудом собрав то немногое, что осталось от его чувства гармонии, Доррин направляет этот темный поток на Лидрал. У той подкашиваются ноги. Шатаясь, он поддерживает ее за плечи, не давая упасть, хотя правое его плечо жжет огнем.
   – Мастер Доррин... что же это? Мастер Доррин... – беспомощно лепечет Мерга.
   Не выпуская обмякшее тело Лидрал, Доррин косится на свою рану. Она кровоточит, но кажется не слишком глубокой. Впрочем, почем ему знать: до сих пор его ножами не пыряли.
   – Зачем... зачем ты меня мучил? – Голос Лидрал звучит чуть ли не по-детски, а сама она полулежит в его объятиях.
   – Да что заладила... «мучил, мучил»! – не выдерживает Доррин. – Сама только что чуть меня не прирезала! – стараясь не морщиться от боли, он сажает ее на стул, а нож отбрасывает ногой по направлению к Мерге. – Прибери эту штуковину.
   – Но ты бил меня плетью... – стонет Лидрал. – Хлестал меня... так больно.
   – Да я пальцем тебя не тронул! И не смог бы, даже появись у меня такое намерение, – ворчит Доррин, прощупывая чувствами свою рану. Надо бы поскорее присыпать ее порошком звездочника.
   – И то сказать... разве ж он бы смог, – повторяет за ним Мерга, поднимая и вытирая нож. Взгляд ее перебегает с сидящей за столом женщины на окровавленное плечо Доррина.
   Глаза Лидрал расширяются.
   – Я... пыталась тебя убить? – произносит она дрожащим голосом. – Убить? Тебя... я... – тело ее сотрясается от рыданий.
   – Мы сделаем все, что надо, – говорит Мерга, подходя к столу и указывая на раненое плечо Доррина.
   Юноша открывает дверь в кладовку, где хранятся лечебные снадобья, и шарит по полкам, прислушиваясь к доносящимся с кухни словам.
   – ...это же такой человек... целитель... мухи не обидит...
   Стискивая до боли зубы, Доррин думает, что кое-кого он все же обидит. И очень сильно.

CVII

   Засветив в предрассветных сумерках лампу, Доррин тянется к повязке на плече, но, заслышав приближающиеся шаги, опускает руку.
   В коридоре перед кухней появляется Лидрал в накинутом поверх сорочки одеяле.
   – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, подкручивая фитиль. – Я не хотел тебя будить.
   – Хорошо... плохо... Тьма, что я могу сказать? Они хотели, чтобы я убила тебя... – Лидрал ежится и придерживается рукой за стену.
   Доррин протягивает ей руку, но она подается назад:
   – Нет... прости... Это сильнее меня... – ее снова начинает бить дрожь. – Я люблю тебя, но не могу к тебе прикоснуться.
   – Ты хоть присядь, – предлагает Доррин, выдвигая стул.
   – Что ты им сделал? – спрашивает Лидрал, осторожно усаживаясь так, чтобы не касаться спинки. – Почему они так боятся тебя... или нас?
   Юноша пожимает плечами:
   – Не знаю. Думаю, они просматривали письма, и твои и мои.
   – А почему ты не сообщил мне?
   – Как? – сухо произносит Доррин.
   Лидрал издает короткий, невеселый смешок.
   – Ты совсем бледная, тебе надо поесть, – говорит он. – Сейчас принесу сыра с хлебом.
   Доррин поворачивается к кухонному столу и хмурится, увидев нож.
   – Ты хочешь сказать, что я так и не поела? – спрашивает Лидрал, проследив его взгляд. При виде ножа она ежится. – А где вещи, которые были в моей повозке?
   – В твоей кладовке, по полкам разложены.
   – Что еще за «моя кладовка»?
   – Да построил я тут... специально для тебя.
   Лидрал вздыхает:
   – И зачем только ты отпустил меня? Почему не задержал?
   – Потому что был молод и глуп, – отвечает Доррин, уставясь в половицы. – Так что тебе принести из кладовки?
   – Сама возьму что надо.
   Печально улыбнувшись, Доррин указывает на прочную дверь в дальнем конце помещения.
   – Там есть и второй выход, наружу, – говорит он, снимая с консоли лампу.
   – Ламп у тебя не хватает.
   – У меня много чего не хватает, – говорит он, открывая дверь, – Вот, полюбуйся, все твои вещички разложены по полкам. Тут даже... насчет кое-чего я так и не понял, что это такое.
   – Вот поэтому мне и удавалось зарабатывать кое-какие деньги, – откликается Лидрал, неслышно скользя по твердому, холодному глиняному полу. Потом она шарит по полкам, а Доррин светит ей лампой.
   – Ага, вот то, что нужно. Сырорезка.
   Доррин поднимает брови:
   – Как эта финтифлюшка может резать сыр? Здесь же нет лезвия.
   – Увидишь. Я-то думала, что она может приглянуться людям вроде тебя, – говорит женщина, возвращаясь на теплую кухню.
   – А пригодилась тебе, – замечает Доррин.
   – Лучше бы это я испытывала отвращение к клинкам.
   – Но ведь ты не хотела меня убивать, – говорит юноша, легонько касаясь ее плеча.
   – Не хотела, но все равно пыталась. Это была как будто не я... но все-таки я, – женщина отворачивается к окну, за которым моросит дождик, и добавляет: – Может, уберешь нож подальше?
   Взяв нож со стола, Доррин прячет его в ящик для столовых приборов, а Лидрал тем временем налаживает сырорезку.
   – Видишь, проволочка режет совсем как лезвие. Может быть, даже чище.
   На щербатую тарелку, один за другим, ложатся три тоненьких, аккуратных ломтика.
   – Проволока... Проволока из черного железа или стали! Я и представить себе не мог! – изумленно восклицает Доррин. – Магические ножи... Ручаюсь, они их даже не увидят! Понадобится волочильное колесо и особые волочильные доски – но с этим я справлюсь.
   Он порывается обнять Лидрал, однако та уклоняется.
   – Ладно, потом потолкуем, – говорит Доррин. Под моросящим дождем он спешит в кузницу.
   – Чем займемся сегодня? – спрашивает Ваос, раздувая меха.
   – Проволоку волочить будем.
   – Это как? Я никогда этим не занимался.
   – Теперь придется. Думаю, нам ее потребуется много.
   Хотя Доррин еще плохо представляет себе будущие магические ножи, в том, что они будут действовать, у него сомнений нет. Белые чародеи получат по заслугам.
   – Сбегай, принеси что-нибудь перекусить, – велит он Ваосу.
   – Сию минуту.
   – Магические ножи... – пальцы Доррина нетерпеливо постукивают по брускам железа. – Белым чародеям воздастся за все!

CVIII

   Остановив лошадь перед казармой, Доррин стирает с лица пот пополам с дождевой водой. Не смоют ли непрекращающиеся ливни Спидлар с лица земли, тем самым избавив Белых от каких-либо хлопот?
   Не зная точно, где можно найти Брида или Кадару, он привязывает Меривен к торчащему возле длинного одноэтажного здания столбу и подходит к солдату, сидящему, развалясь, у входа. Завидев постороннего, тот выпрямляется.
   – Мне нужен командир Брид, – говорит юноша.
   – А сам-то ты кто таков? – спрашивает солдат, приглядываясь к черному посоху, седельным сумам и какому-то плоскому, завернутому в кожу предмету в руках незнакомца.
   – Доррин меня зовут. Я кузнец.
   – Подожди здесь, мастер Доррин. Я сейчас вернусь.
   Ждать под дождем приходится недолго: дверь открывается, и юноша, прихватив свою ношу, бочком протискивается мимо часового.
   – Доррин, как хорошо, что ты наведался! Жаль только, что Кадара со своим отрядом в патруле – она тоже была бы рада с тобой повидаться, – говорит Брид. Он гладко выбрит, на нем аккуратный синий мундир и начищенные сапоги, но глаза по-прежнему запавшие, и лицо кажется изможденным.
   Несколько солдат, сидящих возле едва теплящегося очага, с любопытством косятся на гостя своего командира.
   – Я к тебе по делу.
   – Ну, прежде чем перейдем к делу... – Брид прокашливается. – Ты ведь привез Лидрал из Клета, так? Кадара рассказывала, что она, вроде бы, больна.
   – Ее пытали и били, – резко отвечает Доррин.
   – Ну, по крайней мере она жива. А там, с твоей помощью, глядишь и поправится. А ты вот что скажи – на обратном пути тебе никто не встречался?
   – У меня что, это на лбу написано?
   – Зачем на лбу? – смеется Брид. – Патруль нашел у дороги двух мертвых разбойников. У одного шея сломана, у другого грудь пробита. Клинки их рядом валяются, а на дороге следы повозки.
   – Ну... так получилась. Они остановили повозку, а у Лидрал был жар. Я боялся, что ее не довезу.
   – А зачем же, в таком случае, было трогать ее с места?
   – Беда в том, – со вздохом говорит юноша, – что я нашел ее у Джардиша, а Джардиш связался с Белыми.
   – Только этого не хватало! Сейчас, когда на носу война! И что ты с ним сделал?
   – Когда мы расставались, он стоял в подштанниках у колодца и пытался смыть хаос со своей шкуры. Теперь любое соприкосновение с хаосом стало для него невыносимым... Возьми лучше вот это. Все равно вам принес, – Доррин передает Бриду сверток, оказавшийся весьма увесистым.
   – Тяжелехонько... Что это такое?
   – В том-то и загвоздка, что легче мне сделать не удалось.
   Отогнув уголок кожи, Брид видит гладкий черный металл. Чтобы поговорить наедине, друзья уходят в маленькую комнатушку с прямоугольным столом и полудюжиной стульев. Закрыв дверь, Брид разворачивает щит и кладет его на стол.
   Доррин садится.
   Брид надевает щит на руку, проделывает несколько движений и удовлетворенно кивает.
   – Совсем неплохо. Только вот маловат.
   – Сделать больше нетрудно, но он будет и тяжелее. Чтобы черное железо могло отражать белый огонь, лист должен быть не тоньше некоего предела. В чем тут фокус, я пока не понял, но решил смастерить эту штуковину для тебя. На пробу.
   – Спасибо, – говорит Брид – Я опробую. Но вид у тебя такой, будто ты припас что-то еще.
   – Так оно и есть, – отвечает Доррин, указывая на седельные сумы. – Кажется, мне удалось смастерить что-то вроде магического ножа.