Он позволил ей затащить его внутрь. Они заказали кофе и булочки и сели за столик с видом на море. Никого, кроме них, в кафе не было. Ронни положила цветы на свободный стул. Принесли кофе. Ронни сделала глоток дымящегося напитка. Глядя, как ее дразнящие губы складываются в подобие поцелуя, прикасаясь к чашке, Маркус едва не заерзал на стуле.
   – Ну а как насчет инженера-конструктора? – спросил он, чтобы отвлечься.
   – Ты о Кевине Коллинзе? – спросила она, отломив кусочек от теплой булочки.
   – Да. За последние пять лет он успел поработать в четырех разных компаниях, производящих электронику.
   Ронни положила кусочек булочки в рот и начала задумчиво жевать.
   – Я не знаю. Он тихий. У него всегда серьезный вид, и он очень хорошо умеет предсказать, что пойдет не так в проекте. Но я знаю о нем только это и больше ничего.
   Маркус кивнул и отхлебнул свой эспрессо. Кофе обжег ему горло.
   – Как насчет интерна? Джерри Парке, так, кажется, его зовут.
   Ронни улыбнулась:
   – Он милый.
   – В каком смысле? – Маркус даже приподнялся с места, на миг забыв о расследовании.
   Ему пришелся не по нраву мечтательный взгляд, появившийся у Ронни, когда он заговорил о Парксе. Оназаправила прядь за ухо и снова улыбнулась. У Маркуса возникло острое желание заехать этому интерну по физиономии.
   – Не знаю. Он очень услужлив и делает мне комплименты. Пытается флиртовать, но так застенчив, что выглядит как ребенок, впервые оседлавший велосипед.
   – Ты хочешь сказать, что он неумелый? И снова эта рассеянная улыбка.
   – Да, но его стеснительность так мила…
   Маркус был готов тут же вызвать интерна на дуэль. Черт возьми, нельзя быть таким собственником. Рановато.
   – Я помню себя в колледже. Всем им одно надо, детка. Ее точеные брови взмыли вверх.
   – А ты не такой?
   – Я хочу от тебя куда большего, чем просто секс. – Он хотел все и сразу. – И этот интерн слишком для тебя молод.
   Она рассмеялась:
   – Ты ревнуешь.
   Он зло на нее уставился, даже не думая отрицать очевидное.
   – Если и так, то что?
   А она чего ждала? Она только что ему сообщила, что какой-то студент с ней заигрывает. Конечно, Ронни не упадет в объятия первого встречного, но его задело, что еще один самец считает, будто территория свободна для захвата.
   – А ты восприняла перспективу нашего тесного с Сэнди общения с абсолютной безмятежностью?
   Она нахмурилась при напоминании о проявлении ревности в тот день, когда Сэнди при ней, на ее, Вероникиной, территории, буквально навязалась сопровождать Маркуса на ленч с Джеком.
   – Я знаю Сэнди с первого дня моей работы в «Клайн технолоджи». Она очень настойчива в том, что касается противоположного пола.
   – Она барракуда. – Сэнди, очевидно, никогда не слышала о типично женских приемах отказов и уверток, заставляющих мужчину серьезно побороться за свою добычу.
   – Чтобы знать предмет, его надо изучить, – сказала она и послала ему через стол совсем не свойственный ей откровенный воздушный поцелуй.
   Он был готов сгрести ее в охапку и превратить воздушный поцелуй в настоящий.
   – Я барракуда раскаявшаяся. Я больше не охочусь за всеми рыбами подряд, я хочу только тебя.
   Джордж названивал Эллисон по домофону, не зная, станет ли она отвечать. Несмотря на то что его поцелуй в офисе не остался без ответа, все остальное рабочее время она держалась от него на расстоянии.
   Может, он заслужил такое отношение? Он вел себя как надменный сукин сын. Она была права на все сто, когда на него разозлилась.
   Его удивляло, что она так долго мирилась с его трусливой позицией. Он боялся слишком сильных чувств, а расплачиваться за это пришлось ей. Она долго мирилась с тем, что в его жизни ей определялось место где-то на голубятне. Конечно, тут ему гордиться нечем. Но позволить ей уйти он просто не мог – слишком уж было больно, – даже если ее уход всего лишь воздал бы ему по заслугам.
   – Слушаю. – Это ее голос.
   – Открой, дорогая, это я.
   – Сегодня я не настроена принимать гостей, мистер Клайн.
   Мистер Клайн? Черта с два! Злость и страх образовали взрывоопасную смесь. Внутреннее давление нарастало, он и впрямь был готов взорваться в любую секунду. Но нет, он достаточно пожил на свете, чтобы не идти на поводу у эмоций. Он не станет вести себя как последний идиот и в этот раз. Он ее обидел, ему и исправлять ситуацию.
   – Я виноват, Эллисон. Пожалуйста, позволь мне зайти и давай поговорим. – Предстоял трудный разговор. Он не любил извиняться, но придется. Если не хочет ее лишиться.
   Ответом ему было молчание.
   Он наступил на горло собственной гордости и повторил:
   – Пожалуйста.
   Он слышал, как она вздохнула.
   – Нам вообще-то не о чем говорить.
   – Между нами существуют определенные отношения, надо их прояснить.
   – Наши отношения, как ты их называешь, себя исчерпали.
   – Не согласен.
   Молодой человек, на вид довольно нахальный (такой, как в его годы был и сам Джордж), подошел к двери, чтобы позвонить по домофону, и Джордж отступил, пропуская его вперед. Ему не хотелось делиться сокровенным перед незнакомцем. Но он не зашел следом за парнем в подъезд, когда открылась дверь.
   Пусть Эллисон сама захочет с ним поговорить, и да поможет ему Бог, если она не пожелает этого.
   Он снова набрал код.
   – Джордж? Я думала, ты ушел.
   – Мне пришлось пропустить кое-кого вперед, и ему открыли.
   – И ты не вошел следом за этим кем-то? – спросила она, словно громом пораженная.
   – Я уже и так наломал дров. Больше не хочу вести себя как самонадеянный осел. Ты пустишь меня, чтобы поговорить, дорогая?
   Она не ответила, и пока дверь не отворилась с характерным гудением, он успел основательно вспотеть. Джордж тут же решительно зашел внутрь. Он взбежал навторой этаж, перепрыгивая через две ступеньки, и мозг его работал так же лихорадочно, как и его ноги, прокручивая все то, что ему предстоит ей сказать.
   Она открыла дверь квартиры с первого стука, но он не принял этот жест как сигнал особого желания с ним пообщаться. Достаточно было увидеть ее взгляд. Так встречают налогового инспектора. Глаза ее покраснели, но были сухими. На щеках следов слез тоже не видно.
   Но ему она казалась такой хорошенькой, что при одном взгляде на нее у него все внутри заныло от желания.
   Она отступила на шаг, давая ему пройти, но он остановился перед ней.
   – Ты такая красивая.
   – Я ужасно выгляжу. – Она нахмурилась, будто сомневалась, в своем ли он уме.
   – Для меня ты всегда изумительная. Каждый раз, когда я на тебя смотрю, возникает ощущение, будто мне дозволено созерцать Мону Лизу без свидетелей.
   Она недоверчиво усмехнулась:
   – Но только не в офисе. Там ты смотришь на меня как на мебель.
   – Если бы я смотрел на тебя по-другому, то не смог бы удержаться и занимался бы с тобой любовью на каждом из предметов интерьера, включая мебель и пол в пределах досягаемости.
   – Секс, – безнадежно вздохнув, заключила она и отвернулась.
   Он протянул к ней руки, чтобы не дать ей ускользнуть, и покачал головой:
   – Никогда это не было просто сексом. Ты неотъемлемая часть моей жизни, Эллисон.
   – Я очень работоспособная секретарша, которой довелось быть неплохой компаньонкой и в постели тоже. Но это не делает меня незаменимой, а лишь весьма удобной.
   Ему не понравились эти нотки самоуничижения в ее голосе, и эта боль тоже. И в том, и в другом была его вина. Он только не знал, что сказать. Особенно когда она смотрела на него так, словно скорее бы съела таракана, чем позволила ему к ней прикоснуться.
   Но в одном он был уверен. Она продолжала хотеть его как женщина. Иначе она не стала бы отвечать на его поцелуй там, в офисе, особенно после того, как подала заявление об уходе. И это давало ему стратегический перевес.
   Он готов был воспользоваться любой возможностью, лишь бы удержать ее возле себя. Он мог бы сделать так, чтобы она забеременела. Его конкуренты не дали бы ему прозвище Безжалостный за то, что у него покладистый нрав и он готов отпустить на все четыре стороны того, кого хотел.
   Он тесно прижал ее к себе и одарил обжигающим поцелуем, и хотя тело ее оставалось напряженным, она с ним не боролась. Он поцеловал ее со всей страстной настойчивостью, которой владел в совершенстве, и за этим поцелуем стоял весь набор усвоенных им знаний о том, как вызвать у женщины страстный отклик. И это сработало. Она расслабилась наконец, и губы ее стали мягкими и нежными.
   – Нам надо поговорить.
   Она наклонила голову. Смотреть ему в глаза она не хотела.
   – Ладно.
   – Брось стыдиться того невероятного, что происходит между нами.
   Она покачала головой и повела его в жилую комнату, ту самую, что всегда дарила ему ощущение тепла и уюта.
   Она направилась к креслу, но он опередил ее и затащил к себе на колени, не дав ускользнуть. Взял за руку и сжал ее пальцы. Он должен был чем-то занятьруки, не то раздел бы ее прямо сейчас, а потом бросился на нее и стал бы любить так, чтобы она закричала в беспамятстве.
   Но к этой тактике прибегать было рано. Вначале надо поговорить.
   – Посмотри на меня. Пожалуйста. – За сегодняшний день он произносил это слово чаще, чем за тридцать воскресений.
   Она тревожно и с опаской вскинула голову. Он поднял руку и накрыл ладонью ее щеку.
   – Ты для меня значишь куда больше, чем просто женское тело или ценный личный помощник.
   В ее взгляде мелькнуло мучительное недоверие, и он возненавидел себя за то, что с ней сделал.
   – Это так, – настойчиво сказал он. – Ты женщина, заставившая меня поверить, что есть что-то более ценное, чем мой бизнес. То, ради чего стоит жить.
   – У тебя есть дети.
   – Когда умерла Элли, я дистанцировался от всего на свете, включая детей. Я сказал себе, что они выросли и у них своя жизнь. Никто из них не жил поблизости, и если бы не ты, я окончательно разорвал бы с ними отношения. Ты помогла мне увидеть, что моим детям нелегко, они скорбят о смерти матери и надо им дать понять, как они важны для меня – гораздо больше, чем «Клайн технолоджи». Я люблю их, Эллисон, а ты уберегла меня от того, чтобы я нанес им еще большую травму, чем смерть матери. Ты мне необходима – это абсолютно очевидно.
   – Ты меня не любишь.
   – Да, я не хотел этого, но я тебя люблю.
   Она смотрела на него во все глаза. Почему его признание так удивило ее? После всего, что между ними было, она и сама могла бы догадаться. В этом есть и его вина. Он хорошо потрудился, убеждая себя, а заодно и ее, в том, что их отношения занимают в его жизни довольно скромное место. Но ведь только ради них и стоило жить.
   – Что? – растерянно переспросила она.
   – Когда Элли умерла, мне было невыносимо больно, – признался он. Джордж Клайн не любил говорить о своих чувствах и мог лишь надеяться, что она не потребует от него исповеди каждую вторую субботу месяца. – Я пообещал себе, что больше не допущу такой муки. А для этого все личное надо искоренить. Единственное, что не потеряло для меня смысла, – это мое дело, моя компания. Я начал отталкивать от себя детей. Но тут появилась ты и стала напоминать мне о важных датах…
   – Я хорошая секретарша.
   – Ты гораздо больше, чем секретарша. Ты женщина, которая понимает, как важно ощущать себя частью семьи. И я, и мои дети тебе обязаны тем, что мы все еще можем называть себя одной семьей.
   – Ты бы и сам к этому пришел.
   – Не уверен. Когда что-нибудь засядет у меня в голове, я становлюсь чертовски упрямым.
   Эллисон опустила глаза. Она сидела у Джорджа на коленях, хотя даже не собиралась впускать его в свою квартиру, а потому не могла не признать в нем человека настойчивого.
   – Про это твое качество я и так уже знаю.
   – Тогда ты должна понимать и то, что я тебя не отпущу.
   – Ты не можешь меня удержать, если я не захочу.
   – Мне остается лишь молиться. Хочется верить, что я не все успел разрушить, что было между нами.
   – Между нами – это между кем? Твои дети несколько раз приезжали к тебе, с тех пор как я пришла работать в компанию, и раза три или четыре – уже когда мы стали любовниками, ноты никогда не высказывал желания им меня представить.
   – Я был эгоистом. Я хотел, чтобы ты принадлежала только мне. Но я тогда не понимал, как тебя этим обижал…
   – Ты хотел держать меня в рамках, – сказала она чуть хрипло, и глаза ее влажно заблестели. – К той, самой главной, части твоей жизни я не имела отношения.
   – Черт возьми! Ты и есть часть моей жизни. Ты и дети. Она покачала головой, и слезы потекли из глаз.
   – Пожалуйста, не плачь, дорогая.
   – Не могу удержаться. Теперь можно говорить что угодно, но прошлого не изменить.
   Сейчас делу могла помочь только абсолютная честность.
   – Ладно. Ты права. Я действительно пытался удержать тебя в заданных рамках, оставить в неприкосновенности сердце, но у меня ничего не вышло. Я люблю тебя, Эллисон, и если ты меня бросишь, то причинишь мне еще больше страданий, чем смерть Элли.
   – Я не верю тебе.
   – Я знаю, о чем говорю. Я сделаю все, чтобы тебя удержать. Стоит тебе лишь сказать, чего ты хочешь, и ты это получишь.
   – Все, что я от тебя хотела и хочу – это стать частью всей твоей жизни, без купюр. Быть с тобой всегда, а не только в рабочие часы в офисе и в постели украдкой.
   – Мне и самому это надо, дорогая. Ты дашь мне еще один шанс? Ты готова познакомиться с моими детьми, разделить со мной мои тайны? Клянусь, я впредь не стану от тебя ничего скрывать – вроде этого расследования. Я никогда тебя не подозревал. И мне очень нужно, чтобы ты мне поверила.
   Она кивнула – слезы текли по щекам.
   – Позволишь ли ты мне искупить свою вину перед тобой?
   И снова она коротко кивнула, всхлипнула и отвернулась.
   Ладонь его скользнула по ее ключице и дальше вниз, накрыла грудь.
   – Мы больше не будем держаться отчужденно на работе. Я больше так не могу. После того как я понял, что чувствую по отношению к тебе, продолжать вести себя так, словно мы чужие, невозможно.
   – Это уже не имеет значения. Я подала заявление об уходе, – пробормотала она, уткнувшись ему в шею.
   – Я не хочу, чтобы ты уходила. – При одной мысли о том, что он придет на работу, а там не будет Эллисон, его кинуло в холодный пот. – Но если ты уволишься, что ж, ничего не поделаешь. Только не оставляй меня. Пожалуйста, Эллисон.
   – Я не хочу ни уходить от тебя, ни увольняться из «Клайн технолоджи». Но я не вынесу, если ты будешь обращаться со мной как с мебелью или даже как с секретаршей.
   – Обещаю, что не буду.
   Она подняла голову и с улыбкой посмотрела ему в глаза:
   – О, Джордж! Я тоже тебя люблю.
   Затем она поцеловала его, и та узда, в которой он держал себя все это время, внезапно лопнула.
   Несколько часов спустя он прижимал ее, спящую, к себе и благодарил Бога за то, что наделил эту женщину добротой и способностью прощать.

Глава 19

   Вероника пыталась сосредоточиться на составлении доклада для Джека, но мысль все время соскальзывала в мутные воды ее личной жизни. Удерживать слова Маркуса в подсознании было ей не по силам.
   «Я хочу только тебя». Эти слова повторялись рефреном, складывались в сладчайшую из мелодий.
   Мистер Ни-уз-ни-обязательств хотел ее, и только ее одну. До конца жизни.
   Брак.
   Как-то все это не вязалось с логикой поступков человека, который заманил ее в постель только в интересах расследования. Он обвинил ее в том, что она ему не доверяет и никогда не доверяла. И он прав.
   Она не верила еще во времена болезни Дженни, что ему нужно от нее что-то, помимо секса.
   Но по справедливости он должен хотя бы отчасти взять на себя ответственность за ее недоверие к нему. В конце концов, он сам сказал, что хочет только секса. Но теперь получается, что он и тогда думал дать их отношениям какую-то прочную базу. Задолго до появления Эрона.
   Могла ли она ему поверить?
   Если не считать легенды-маскировки о работе консультанта, он всегда был с ней честен. Так откуда ее убежденность, что сейчас он ей лжет?
   Что, если все им сказанное – правда? Если он действительно хотел ее ради нее самой? Уже тогда, полтора года назад? Если совсем не для успеха расследования он попытался прояснить отношения с ней? Вдруг он действительно меньше всего хотел, чтобы шпионкой оказалась она, Вероника?
   Вероника постаралась подойти к ситуации беспристрастно. Сопоставив поступки Маркуса с его же словами, она пришла к неожиданному и радостному открытию. Сердце вспорхнуло как птица. Если бы он действительно был уверен в ее виновности, он не стал бы проводить расследование в отношении других людей, но ведь в его списке была не она одна! Он немедленно рассказал бы мистеру Клайну о ее прошлом, и Веронику уволили бы в тот же день. Но он этого не сделал.
   Итак, если он спал с ней не затем, чтобы выудить признание, значит, он лег с ней в постель, потому что она ему нужна. Нуждаться в ком-то – это еще не любить, но испытывать потребность в другом человеке все равно значит больше, чем просто влечение. За полтора года он нашел бы, с кем его удовлетворить. И, зачем далеко ходить, он мог бы при желании переспать с Сэнди. Но он этого не захотел.
   Куда ни глянь, его поступки говорили о более глубоких чувствах к ней, чем она могла представить в самых радужных снах. Так почему она не увидела этого отношения к себе, не провела раньше тот же анализ? В этом была ее ошибка. Маркус никогда не называл ее серой мышкой. Это она сама себя считала такой.
   Он-то как раз вел себя так, словно женщины сексуальнее, чем она, и на свете не было. Но она никогда не брала в расчет это его отношение. Почему?
   Он мог бы иметь любую женщину, но он хотел ее.
   Но ведь он ее не любил, так ведь?
   Возможно, Маркус, глубоко травмированный в детстве, отказывался признавать свою любовь к женщине, подобно тому как она не смела поверить, что стала предметом страсти красивого мужчины? Вдруг он ее любит, сам того не сознавая?
   Подобное допущение было весьма спорным, но с учетом того, что сделали родители Маркуса именем любви, можно понять, отчего Маркус не торопился называть то чувство, что испытывал к ней, сокровенным словом.
   Любовь подразумевает не одну лишь боль и жертвенность. Это еще и радость заботиться друг о друге, познавать любимого, счастье единения душ.
   И кто может стать ему лучшим учителем, чем та женщина, что любит его до безумия?
   Веронике определенно не хотелось, чтобы первый инструктаж в этом вопросе он получил от одной из сексуальных блондинок, на которых она успела насмотреться за время их с Маркусом совместной работы в Портленде.
   Брак давал им целую жизнь для постижения базовых понятий любви. А жизнь свою она с великой радостью разделит с ним.
   Почему это решение не давалось ей так долго? Ведь будущее без него представлялось совершенно безрадостным.
   Отложив в сторону доклад, Вероника встала. Она пойдет и скажет ему обо всем, а затем, возможно, сможет сосредоточиться на работе.
   Телефон зазвонил в тот момент, когда она была уже в дверях.
   Несколько раздосадованная, Вероника взяла трубку.
   – Мисс Ричардс, это Эллисон. Мистер Клайн желает видеть вас у себя в кабинете немедленно.
   Придется отложить разговор с Маркусом.
   Не успела Вероника выйти из лифта на верхнем этаже здания, как ее любезно проводили в кабинет мистера Клайна. Вероника невольно сравнивала этот свой визит с предыдущим. И тот факт, что она оказалась вовлеченной в корпоративное расследование, причем числилась в списке подозреваемых в шпионаже, не мог не оказывать на нее влияния.
   Мистер Клайн встретил ее без улыбки. Он даже не встал с кресла, не предложил ей сесть.
   Глядя на нее своими прозрачными, ничего не выражающими зелеными глазами, он процедил:
   – Мисс Ричардс, мне стала известна весьма неприятная информация, касающаяся вашего прошлого.
   Мисс Ричардс? А почему не Вероника? И тут до нее дошел смысл всего остального.
   – Мое прошлое? – спросила она еле слышно.
   – Да. До меня дошли сведения о том, что вы уволились из «Си-ай-эс» при туманных, я бы даже сказал, довольно скандальных обстоятельствах. Короче, говорят, что вы продали секретную информацию о той компании, на которую работали, руководству «Хайпертона».
   Вероника враз смертельно побледнела. Теперь главное было – не грохнуться в обморок прямо в кабинете босса.
   – Я…
   Что тут скажешь? Она не могла ничего возразить. Лгать она не хотела и не могла – она дала себе слово больше не терзать собственную совесть.
   Цена была слишком высока.
   – Как вы об этом узнали? – спросила она. Клайн стал еще мрачнее.
   – То есть вы хотите сказать, что это правда?
   – Да, – еле слышно пробормотала она.
   Если бы только она могла произнести это «да» громко, с гордо поднятой головой. Но только не умела она гордиться тем, что побывала в шпионках.
   – Я уверен, что вы поймете меня. У меня нет иного выхода, кроме как прервать ваш договор с «Клайн технолоджи». Если вы обещаете уйти, не поднимая шума, мы дадим вам возможность уволиться, сохранив за собой право на весь социальный пакет.
   А что, если она все же поднимет шум? Тогда он прогонит ее без выходного пособия? Но стоило лишь взглянуть на него, как ответ пришел сам собой. Прогонит и глазом не моргнет.
   – Я действительно хочу знать, кто вам об этом сказал.
   – Я не имею права назвать вам имя.
   Вот так. Но разве и без того непонятно? Маркус и Алекс – только они на всей планете знали об этом. И Вероника не могла представить, что Алекс вдруг взял да и позвонил Клайну, чтобы рассказать о содеянном ею.
   Вероника уже направилась было к выходу, но вдруг замерла и вновь повернулась к Клайну:
   – Я не шпионка, мистер Клайн. Если вы по ошибке поверите в это, вы подвергнете свою компанию еще большему риску.
   – Разумеется, я поставлю приглашенного специалиста по корпоративным расследованиям в известность, что вы отрицаете свое участие в теперешней утечке информации.
   – Вы уволили Ронни? – Маркус повысил голос. Он никак не мог поверить в то, о чем ему только что сообщил Джордж Клайн. – Какого черта вы так поступили?
   Клайн глубоко вздохнул.
   – Я знаю, что это довольно безжалостный ход, но раз она призналась в том, что продавала корпоративные секреты, я не мог держать ее у себя.
   Маркус вскочил с места и, перегнувшись через стол, оперся ладонями о стеклянную столешницу.
   – Хватит пудрить мне мозги. Вы хотите, чтобы наш шпион успокоился и поверил, что вы его не подозреваете.
   Клайн не стал вскакивать с места. Он спокойно встретил яростный взгляд приглашенного Маркуса.
   – Да, черт возьми. Я хочу внушить ему, что он в безопасности. Я не желаю, чтобы он сбежал до того, как мы соберем веские улики, которые имели бы цену в суде. Я уничтожу этого ублюдка.
   – И ради этого вы принесли в жертву невинного работника.
   – Не такая уж она невинная. Она подтвердила, что продавала секретные сведения.
   Маркус стремительно развернулся в кресле.
   – Это случилось всего один раз, черт возьми! Ей были нужны деньги, чтобы спасти жизнь сестры.
   – Вы хотите сказать, что она не могла раздобыть деньги иным путем?
   – Она думала, что не может. – В данный момент только это имело значение.
   – Я не даю работу корпоративным шпионам, бывшим или действующим.
   Маркус снова повернулся к Клайну. Он был готов защищать Ронни до последнего, он бы дорого дал за то, чтобы заставить Клайна пожалеть о своем поступке.
   – Расследование здесь веду я. Вам надо было сначала со мной поговорить.
   Клайн рассмеялся, и Маркус был поражен произошедшей в нем переменой. Глаза Клайна излучали дружелюбие.
   – Ты напоминаешь мне ковбоя из старого вестерна. Те тоже не признавали ничьих авторитетов, в том числе и тех, кто нанимал их на службу.
   – Я не пытаюсь умалить ваш авторитет. Клайн улыбался.
   – Это инстинкт. Я понял это буквально с первого момента, как тебя увидел. Ты, вероятно, считал оправданным свое нежелание сообщать мне о прошлом Вероники.
   – Я бы рассказал вам, если бы этот факт стал существенным фактором в расследовании.
   – Другими словами, ты бы сказал, если бы посчитал нужным. А я-то думал, что только ФБР так работает.
   Маркус поймал себя на том, что невольно улыбнулся, и сел. Клайн был прав. Маркус и сам знал за собой эту черту – поступать так, как считал нужным, и доверять только собственной интуиции. Впрочем, эти качества делали его неплохим работником в своей области.
   – Я пытался помочь ей сохранить работу. За последние два года ей чертовски много пришлось пережить.
   Клайн вздохнул. По его опущенным плечам было видно, что он сожалеет о том, что так поступил со своей сотрудницей.
   – Я знаю. Родители ее погибли, оставив на ее попечении младшую сестру, а теперь у нее еще и ребенок.
   – Откуда, черт возьми, вам все это известно? – Клайн сам как-то сказал Маркусу, что у него нет времени читать личные дела сотрудников.
   – Я прочел ее личное дело, после того как Джек Брансон пришел ко мне со своей озабоченностью.
   Вот ублюдок! Маркус готов был согласиться с Клайном по крайней мере в одном вопросе: он тоже хотел прижать Джека к стенке, после того, разумеется, как ему будет дан шанс совершить ошибку.
   – И еще я поговорил о ней с Эллисон. – Клайн пристально посмотрел на Маркуса. – Эллисон на удивление хорошо знает все местные сплетни.
   – И что? – Что же могла личная помощница Клайна поведать ему о Ронни?
   – Да ничего особенного. Можете представить мой шок, когда она сообщила мне, что услышала от одной из сослуживиц: ребенок Вероники был зачат приглашенным мною горячим парнем и этот мой консультант сделал ей предложение.